- Может быть, попробуете вздремнуть на обратном пути? - с надеждой предложил я.
- Наверно. Я так устала...
Но она не вздремнула. Более того, чертова старуха довела меня до белого каления, битый час мороча мне голову идиотскими россказнями про свою дочь из Австралии, сынка из Британской Колумбии, соседей из Манчестера, а также про варикозные вены на ногах, не дававшие ей покоя. По счастью, она не успела посвятить меня в подробности фукционирования своего мочевого пузыря, хотя ещё пять минут - и мы по горло увязли бы в этой увлекательнейшей теме.
Половина - распеленать его! - четвертого. Я проводил ведьмино отродье до лифта и, вернувшись к машине, тяжело плюхнулся на сиденье. Голова гудела, спина ныла, настроение было, как у последнего висельника.
Четыре часа.
Толкнув вращающуюся дверь, я вошел в вестибюль больницы и протопал прямиком в справочную.
- Мистер Рэндалл? - переспросила девушка в накрахмаленном белом чепце. - Им занимается доктор Бенес. Посидите, пожалуйста, а я попытаюсь отыскать его.
Я покорно присел.
В половине пятого я по-прежнему сидел, как истукан.
- Извините, - разулыбалась девушка. - Он должен быть с минуты на минуту.
Ты права, милая, а вот на его месте я бы пошевеливался.
Бенес появился без четверти пять. Я одеревенело привстал с жесткого сиденья.
- Мистер Рэндалл? - в свою очередь переспросил он. - Ах, да. Рад известить вас, что у него не перелом, а всего лишь растяжение. Я наложил ему фиксирующую повязку и отослал домой...
- Домой?
- В гостиницу, где он остановился. Он отбыл в такси примерно в половине второго.
Всю дорогу до Магалуфа я чертыхался, не переставая.
Двадцать - блин! - минут шестого.
Я вошел в свой подъезд, привалился к двери Патрика и прислушался. Ни звука.
Что ж, поделом мне. Конец потрясающе поганого дня. Я потащился вверх по ступенькам, еле переставляя ноги и мечтая добраться до постели. Уж выспаться-то мне никто не помешает. К дьяволу всех клиентов. Как-никак, завтра воскресенье. Отосплюсь до полудня, а потом махну на побережье и отдохну от этой братии. Я вымотался до предела...
Я отпер дверь, включил свет и захлюпал по прихожей...
Захлюпал?
Проклятье, я забыл завернуть краны!
Глава третья
Воскресенье! Благословенное воскресенье - день блаженного отдыха, умиротворения и спокойствия.
Иными словами - полная расслабуха! Ха!
Невозможно представить, чтобы за столь насыщенной событиями и праздниками (вернее - катастрофами) субботой последовало столь же мерзопакостное воскресенье. И тем не менее это случилось.
Именно в это воскресенье я и познакомился с Каролиной Куртни - с ненормальным шкипером "Кэнди Кинга".
Мне пришлось самому, на собственном опыте убедиться в том, чего стоят досужие разговоры о социальной пропасти. Ведь мирок Каролины Куртни и её окружения столь же далек от мира Дорис Черепахоу и Эллы Харботл, как Марс от Манчестера. Впрочем, по сравнению с Дорис и Эллой, Каролина и впрямь сошла бы за марсианку.
Каролину можно было запросто принять за богиню. Настоящая загорелая Афродита - стройная и проворная, с пышным бюстом и крепкими мышцами; истинное дитя природы. Она передвигалась с кошачьей грацией, при каждом движении искрящиеся каштановые волосы взметались над головой и трепетным дождем рассыпались по плечам, заставляя замирать сердце. Удивительное создание.
Каролина Куртни была американкой. Несметно богатой - всего в двадцать два года. И ещё - чрезвычайно испорченной, невероятно своенравной и фантастически грубой.
Но главное - несравненно сексуальной.
В воскресенье я встал поздно. Лишь в восьмом часу утра я закончил осушать затопленную квартиру и без сил плюхнулся в постель, а яркий солнечный луч, отражавшийся от балконного ограждения и сфокусировавшийся на моем голом пупке, только в полдень пробудил меня от кошмарного сна, в котором японский солдат с физиономией Альберта Фитча раз за разом протыкал мне живот ржавым штыком.
В полусомнамбулическом состоянии я принял душ и выполз вниз к своему "мерседесу", полный решимости потратить остаток воскресенья на восстановление сил, здоровья и бодрости духа.
Нельзя сказать, чтобы укромных и уединенных местечек было на южном побережье Мальорки хоть отбавляй, но один такой уголок я знал. Крохотный, длиной в какую-то сотню футов, но совершенно прелестный. Представьте себе полоску чистейшего золотистого песка, убегающую от бирюзового моря и отгороженную от внешнего мира с одной стороны высокой скалой с уютным гротом, а с другой - сосновой рощицей.
От самого берега ярдов на пятнадцать-двадцать тянется мелководье, а дальше дно вдруг круто обрывается, заманчиво притягивая любителей подводного плавания.
Самое приятное, что в этом замечательном местечке не бывает ни души уж очень к нему трудно подобраться. Мне пришлось оставить машину в полумиле, продраться через сосновый бор, пересечь вспаханное поле и спуститься по кряжистой круче. Не так просто, скажу я вам.
Куда разумнее - воспользоваться морским путем. Требуется лишь один пустяк - знать, что именно здесь находится столь райский уголок. Однако полоска суши загораживает его от посторонних глаз, а я отнюдь не расположен выбалтывать свой секрет.
Местечко слишком крохотное, чтобы хоть как-то называться, но тем не менее я окрестил его Приютом Рассела. В воскресенье я направился прямиком туда.
Было почти три часа дня. Уже с полчаса я плескался на мелководье, стоя на руках, ныряя и упражняясь в баттерфляе (в моем исполнении этот стиль по-прежнему напоминал тонущего мотылька), пока теплая вода вдруг не наскучила мне. Тогда я нацепил маску для ныряния и погрузился в более прохладную глубину.
Благодаря ежедневному подводному плаванию я научился задерживать воздух в легких на довольно приличное время и, как правило, могу находиться на глубине не меньше минуты.
И вот, плыву я себе футах в десяти от поверхности, расталкиваю зазевавшихся рыбешек и наблюдаю, как большущий краб задает трепку морской звезде, как вдруг в мои уши врывается адский грохот.
Я в полном недоумении всплываю, опасаясь, не перепутали ли современные камикадзе мой заливчик с Пирл-Харбором, выныриваю на поверхность и - вижу! Он несется прямо на меня, ревущее олицетворение сил зла и уничтожения, могучий моторный катер. Нырять! Скорее нырять!
Чертова гадина едва не разворотила мне пятки. На несколько нескончаемых мгновений меня закружило в мощном водовороте, потом, хрипя, откашливаясь и ловя ртом воздух, я пулей выскочил на поверхность.
- Болван... - кхе, кхе... - чертов! - только и выдавил я.
Я ровным счетом ничего не видел. Маску залило водой. Я снял её, вылил воду и поплыл к берегу, зажмурив глаза, полные соленой воды.
Внезапно меня снова оглушил адский рев, раздававшийся, казалось, сразу отовсюду. В следующий миг огромная волна обрушилась на мою голову, а потом подхватила и потащила прочь, как резинового утенка. И вдруг, перекрывая рев и грохот, в мои уши ворвался заливистый девичий смех, высокий и беззаботный. Какая-то мерзавка решила повеселиться за мой счет. Снова и снова она направляла на меня ревущего монстра, наблюдая, как я барахтаюсь в волнах, и явно наслаждаясь моей беспомощностью. Я задыхался, я чертыхался, я проклинал дьявольское отродье и всех её родных, отчаянно сражаясь за жизнь...
И вдруг - все смолкло. Дьяволица умчалась к берегу. Море моментально успокоилось. Я с трудом обрел дыхание, вытряхнул из саднящих глаз соль и остолбенел. Вот это да! Она причалила к берегу и уже вылезала. Мелькнуло золотистое тело, каскад каштановых волос... Она была абсолютно голая! Нет... не может быть. Должно быть, проклятая соль разъела глаза.
Я припустил к берегу, уже не вполне уверенный, хочу ли растерзать её в клочья.
В нескольких ярдах от пляжа я, обретя под ногами опору, зашлепал к катеру. Я мало разбираюсь в этих посудинах, но при первом взгляде на блестящего красавца было ясно, что он обошелся владельцу в чертову уйму денег.
Все сверкало и переливалось, четыре сиденья были обтянуты дорогой кожей, на приборном щитке красовались совершенно немыслимые циферблаты, рычажки и кнопочки.
На одном из задних сидений я разглядел плетеную корзинку для пикников, а рядом пристроилась изящная кожаная косметичка. На борту сверкали золотые буквы: "КЭНДИ КИНГ".
Моя наяда с закрытыми глазами возлежала на разноцветном пляжном полотенце, подставив лицо солнцу, согнув одну ногу в колене и опустив руки вдоль туловища; каштановые волосы разметались по плечам. Я сразу понял, почему она показалась мне полностью обнаженной - крохотное золотистое бикини (самое крохотное, которое я в жизни видел) едва прикрывало соски и не менее привлекательное для моего взора местечко в перекрестье бедер. Талию красотки опоясывала золотая цепочка, поблескивавшая на солнце.
От её фигуры захватывало дух. Во рту у меня вмиг пересохло, а сердце застучало, как отбойный молоток. Шестое чувство подсказало мне, что за злоключения последних суток Рассела Тобина ждет полноценная награда.
Девушка, я понял это сразу, была особенная. Да и день обещал запомниться на всю жизнь. Эх, знал бы я наперед, насколько окажусь прав...
Стоя возле катера, я переминался с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Я опасался, что слишком прямолинейный подход может спугнуть красотку, а мне отчаянно хотелось поговорить с ней. С другой стороны, глупо сидеть порознь на столь крохотном пляжике, делая вид, что не замечаешь такого изысканного соседства.
Вообще, при знакомстве с женщиной, нет ничего более трудного, чем избрать верный подход. То, что она сама действовала столь решительно, ровным счетом ничего не значило. Многие женщины считают, что им все дозволено. Попробуй же сам такую тактику по отношению к ним - и можешь больно получить по носу.
Наконец я набрался храбрости и решился - буду дерзким и вызывающим. Подвалю прямо к ней и спрошу: "Многих сегодня утопили?". Или скажу: "Если найдете в гребном винте чью-то ногу, то знайте - это моя".
Я начал приближаться, репетируя свою речь. Но красотка меня опередила. Присела, устремила на меня ленивый, вызывающий взгляд и сказала:
- Вы не прихватите корзинку из катера?
Представляете!
- Э-ээ... сейчас.
Я круто развернулся, протопал к катеру и извлек из него увесистую плетеную корзинку. Кем может быть эта незнакомка? Поразительная особа! Ясно было одно - она привыкла повелевать. Я решил, что мне она не по нутру. Испорченная американка. С другой стороны, мне не терпелось завести с ней разговор. Я двинулся к ней, волоча тяжелую корзинку.
- И прихватите мою косметичку.
Ни тебе "пожалуйста", ни "спасибо" - просто сухой приказ. Как нечто само собой разумеющееся. Я почувствовал, как в моей груди вскипает праведный гнев. Терпеть не могу заносчивых и развязных девиц, даже если они внешне походят на Рэкел Уэлч - а эта девчонка и впрямь напоминала знаменитую кинозвезду.
Я повернулся и подобрал кожаную косметичку.
- Может, ещё чего сделать, пока я здесь? - съехидничал я. - Масло поменять, перекрасить?
- Нет, только принесите косметичку. Желательно - до захода солнца.
Ехидная дрянь!
Я потрусил к ней по мелководью, сгорая от нетерпения. Девица продолжала сидеть, сцепив руки на коленях, и с вежливым любопытством, граничившим с равнодушием, следила за моим приближением. Лишь подойдя вплотную, я убедился, насколько она прелестна. Глубоко посаженные оливково-зеленые глаза с карими крапинками. Пухлые, сексуальные губки. Правильный овал лица, хорошенький прямой носик. Кожа безукоризненная гладкая, атласная, золотистая.
Во взгляде, которым она меня удостоила, читался вызов. Очевидно, что в эту игру она играла уже не раз и получала от неё огромное удовольствие. И меня она раскусила сразу - так, во всяком случае, ей казалось. Я приготовился принять бой.
Когда я приблизился почти вплотную, девица вдруг вытянула руку, и я на долю секунды подумал, что она хочет со мной поздороваться. Потом я осознал, что ей просто нужна косметичка.
- Поставьте корзинку здесь, - сказала она. - И объясните, что вы делаете на моем пляже.
- На вашем! Вы его купили?
- Нет.
Она раскрыла косметичку, набитую всякой всячиной, и извлекла на свет божий зеркальце. С минуту изучала лицо, волосы и зубы, затем, найдя все это безупречным, упрятала зеркальце в косметичку и щелкнула замком.
- А вы, похоже, не слишком разговорчивы, - сухо заметила она.
Потрясающее создание. Высокомерное, наглое, уверенное в себе. И невыразимо прекрасное и притягательное. Мне оставалось либо собрать вещички и смотаться, либо остаться и терпеливо сносить её оскорбления, поджав хвост. Я решил остаться и попробовать отплатить ей той же монетой.
- Нет, обычно я люблю почесать языком, - с улыбкой ответил я, опасаясь оглушить её гулкими ударами моего сердца. - Правда сейчас, признаться, я несколько обескуражен столь враждебным приемом. Но ты не волнуйся, крошка, я быстро восстанавливаюсь.
По очаровательным губам пробежала улыбка.
- Какой жуткий англичанин, - протянула она.
- Какая типичная американка, - в тон ей ответил я.
На этот раз она одарила меня взглядом, в котором сквозило удивление.
- Что ж, - сказала она почти угрожающе. - Коль скоро мы решили стать врагами, вы можете представиться.
- Расс Тобин. А вы?
- Каролина Куртни.
- Рад познакомиться, - улыбнулся я (надеюсь - чарующе).
- В самом деле?
- Если честно, то ещё не уверен. А вы?
- Слушайте, Инглиш... Не хотите прокатиться на катере?
- Хочу.
Она уже вскочила и понеслась - грациозная газель. Я устремился следом. Я ещё подбегал к катеру, а она уже запустила мотор. Я вскочил внутрь и тут же опрокинулся на спину - катер, встав на дыбы, рванул вперед, как скаковой жеребец.
Ввввжжжжжжик! Катер описал полукруг и мы помчали по водной глади, вмиг пересекли заливчик и вылетели в открытое море.
Вжик, бах - катер подпрыгивал на зыби и плюхался вниз так, что у меня стучали зубы. Я вцепился в поручни, затаив дыхание. Каролина уверенно держала штурвал. Глазищи горят, волосы развеваются, зубы оскалены, словно в экстазе - огонь, а не женщина.
Мы пронеслись около двух миль, как вдруг Каролина заложила столь неожиданный и крутой вираж, что я едва не вылетел за борт.
- Эй! - истошно завопил я. Но она не обратила внимания. Я даже засомневался, догадывается ли она, что кроме неё на борту есть ещё кто-то.
Внезапно она изменила курс и двинулась прямиком на берег. Прямо перед нами, быстро увеличиваясь в размерах, вырастала огромная серая скала, на которую мы неслись со скоростью в тридцать узлов, а то и больше. Я тупо уставился на скалу... потом перевел взгляд на Каролину. Может, она её не заметила? Господи, не может быть! Мы уже почти врезались. Серая махина надвигалась на нас, как курьерский поезд. Огромная и мгновенная смерть. Тридцать ярдов... двадцать... десять! Я уставился на гранитную массу, пока она не заполнила мое поле зрения целиком. Все! Я открыл рот, чтобы закричать, и вдруг... Ввввжжжжжик! Катер, почти выпрыгнув из воды, развернулся под прямым углом и помчал прочь.
- Ты сумасшедшая! - заорал я.
Безумная амазонка в ответ только дико засмеялась.
- Что, накатался? - прокричала она.
- Нет, что ты! - я вложил в голос всю мыслимую язвительность. - Давай ещё разок, мне страшно понравилось!
- Слушаюсь, сэр! Вы - босс!
- Каролиии-и-ина!
На сей раз, не сойти мне с этого места, мы ободрали золотую краску с надписи "Кэнди Кинг".
- Хочешь порулить? - выкрикнула она.
- Нет, я хочу только вернуться живым.
- Хочешь, покажу, на что способен мой конек?
О, Боже...
Должно быть, под белоснежной обшивкой скрывался двигатель ракеты-носителя. Во всяком случае, стоило Каролине до отказа открыть дроссельную заслонку, как чертов катер понесся вперед со скоростью узлов сорок пять, а то и больше - я не смотрел. Я в немом ужасе уставился на стремительно надвигавшуюся полоску суши...
Ввввжжжжик! Мы с ревом обогнули косу, влетели в до боли знакомый заливчик и очертя голову понеслись к берегу. Все, на сей раз моя песенка спета, подумал я. Сорок ярдов до берега... тридцать... двадцать... Допрыгалась, девочка! Я уже видел заголовки в местных газетах: "Курьер разбился в страшной водной катастрофе", "Обезображенное тело Каролины Куртни найдено в безлюдном гроте"...
Цок-цок! Рычаг дросселя задвинут до упора - катер мгновенно замирает на месте. Я чуть не вылетаю через ветровое стекло.
Катер медленно и послушно, как детская резиновая лодчонка, причаливает к берегу.
- Отдай якорь! - приказала Каролина, выскакивая в воду. - Я умираю от голода.
Я перевалился через борт и поплелся на ватных непослушных ногах следом за ней, чувствуя, что желудок подкатил к самому горлу. Каролина раскрыла корзину и принялась выкладывать припасы на пляжное полотенце.
- Открой вино, Инглиш. Оно в холодильничке.
- А ты никогда не говоришь "пожалуйста"?
- Не будь занудой. Возьми штопор.
Каролина вынула откуда-то изящную льняную скатерть и расстелила на песке, потом достала из пластмассовых ящичков-термосов серебряные блюда. Рюмки были из дорогого хрусталя, приборы серебряные, а тарелки и кофейные чашечки - из тонкого фарфора. Да, ничего себе корзиночка!
- Угощайся! - приказала она, снимая крышки с серебряных судков.
Господи, чего там только не было! Копченый лосось и форель, куриные грудки и фаршированные перепела, салат, свежие булочки, земляника, ананас и мороженое. И ещё - три бутылки охлажденного вина и фляжка горячего кофе. Недурно, да?
Судя по количеству пищи и вина, мисс Куртни не собиралась пировать в одиночку. Мне эта мысль удовольствия не доставила.
- Могу я задать тебе один вопрос? - спросил я, втыкая вилку в ломоть красной рыбы.
- Можешь... Но ты жуй, жуй.
- Почему я?
Каролина неспешно отпила вина и лишь потом ответила:
- Ты меня заинтересовал.
- Заинтриговал?
- Возможно.
- Или - показался забавным?
- Угу.
- Я не люблю, когда надо мной потешаются. Я не клоун.
- О'кей - прощай!
- Маленькая деталь, Каролина - я первым открыл это место.
- О'кей - оставайся.
Копченый лосось у меня во рту превратился в опилки, политые кошачьей мочой.
- Каролина, зачем я тебе нужен?
- Я ещё не решила. Пока присматриваюсь.
- И что ты видишь?
- Неплохое тело... зачатки гордости и отваги.
- А какие качества являются главными для тебя?
- Все три.
- Неужели в твоем окружении их недостает?
- Почему - приличных тел кругом хоть пруд пруди.
- Откуда ты, Каролина?
Она небрежно ткнула вилкой в море.
- Вон оттуда, из-за этого мыса.
- Тебе там было плохо?
- А почему, по-твоему, я тут торчу?
- Я первый спросил.
- Плесни мне винца, Инглиш.
- А что там за мысом?
- Посудина, торчащая на якоре посреди залива Пальма. Сто пятьдесят футов.
Я присвистнул.
- Моторная яхта?
- Угу.
- Да, непростое дело...
- Что именно?
- Разговаривать с тобой. У меня такое ощущение, что ты вот-вот взлетишь на воздух. Лопнешь, как мыльный пузырь.
Судя по её взгляду, я попал в точку. Испорченная сверх всякой меры, пресыщенная роскошью и развлечениями дамочка втайне мечтала о смерти верхе всех удовольствий.
- А тебе это не нравится, маленький человечек?
- Не груби.
Каролина рассмеялась.
- Ай-ай, какие мы гордые.
- Каролина, - сказал я, - мне было так хорошо, пока тебя не было. И завтра будет замечательно, когда ты уедешь. Видишь, ты вынуждаешь меня к ответной грубости, хотя мне этого вовсе не хочется.
- Мне нравится грубость... Это - жизнь, она меня возбуждает.
- Если, конечно, под рукой есть подходящий объект. Хотя у тебя, конечно, отбоя от желающих нет.
- Почему ты так думаешь?
Пришел мой черед смеяться.
- Не нарывайся на комплимент. Ты прекрасно знаешь, как действуешь на мужчин, и без зазрения совести пользуешься этим на всю катушку.
Она нахмурилась. Похоже, моя неуступчивость стала действовать ей на нервы. Знала бы она, что, окажись хоть чуть-чуть поприветливей, могла бы из меня веревки вить. Терпеть не могу заносчивых строптивиц. В ту минуту мне было совершенно наплевать, если она соберет свое роскошное угощение и свалит на все четыре стороны. И Каролина, похоже, это поняла.
- А чем ты занимаешься? - спросила она, сбавляя пары.
Я хотел было ляпнуть, что состою маршалом российской авиации, но в последнюю минуту спохватился.
- Я работаю курьером, - признался я.
- Каким?
- Оплачиваемым.
Она раздраженно помотала головой.
- Я имела в виду - в какой компании?
- "Ардмонт Холидейз".
- Понятно, - вздохнула она.
- А ты чем занимаешься? - поинтересовался я.
Можно было подумать, что Каролина меня не расслышала.
- Налей мне ещё вина, Инглиш, - кивнула она.
Сунув руку в корзинку, я вдруг затылком почувствовал жгучий взгляд. Я явственно ощутил, как её взор опускается по моему телу и замирает на полпути. Я резко повернул голову и... Да, Каролина в упор уставилась на мои плавки. Она спокойно потупила очи и как ни в чем не бывало отпила из рюмки. Мое сердце забарабанило.
- Где ты живешь? - спросила она все тем же безразличным тоном.
Когда я заговорил, мой голос предательски задрожал:
- У меня квартира в Пальма-Нове.
- Ты живешь один?
- Да.
- Всегда?
- Почти.
- Девушки есть?
- Как правило - одна.
- Замечательно. И как они выглядят?
- Забавные существа с двумя руками и ногами...
- Прекрати, Инглиш! Не умничай.
Ха! Все-таки пробил.
- Я имела в виду другое, - пояснила Каролина, взяв себя в руки. Какие они - высокие, маленькие, худенькие, упитанные, блондинки, брюнетки...?
- Да.
- Слушай, если ты будешь придуриваться...
- Я просто хочу сказать, что не слишком разборчив. По мне - любые хороши.
- Неужели?
- Ей-богу.
Разговор перешел на довольно скользкую тему, а я уже настолько перевозбудился, что кусок буквально не лез в горло. Каролина тоже почти не ела, зато вино лилось рекой. Я откупорил уже вторую бутылку, которую едва не выронил, услышав вопрос:
- Ты хорош в постели?
- А?
Она нетерпеливо вздохнула.
- Слушай, Инглиш, ты и в самом деле такой наивный, или прикидываешься? Я спрашиваю - ты хорош в постели?
Дрожащей рукой я поднес ко рту рюмку вина и залпом опустошил её. По спине пробежал предательский холодок. Я вдруг почувствовал, что вспотел.
- До сих пор никто ещё не жаловался, - неуклюже промямлил я.
Каролина презрительно усмехнулась.
- Еще не хватало! Насколько я наслышана про вашего брата-курьера, вы обслуживаете женщин, на которых больше никто бы не покусился.
- Ах вот как! - Я снова почувствовал, что закипаю. - Значит, о курьерах уже идет молва. И каких же женщин, по-твоему, наш брат обслуживает?
- Пожилых матрон и вечно хихикающих машинисток - плюгавеньких дурех, которые считают, что зря заплатили за отдых, если их хоть раз не трахнули.
Грубовато. Похоже, я все-таки задел её за живое.
- Да, значит я плохой курьер, - вздохнул я. - Что-то не припомгю, чтобы за последнюю неделю трахнул хоть одну пожилую матрону или плюгавенькую машинистку.
- А кого ты трахал на этой неделе?
- Черт возьми, это уже мое дело.
- Но - трахал?
- Не скажу.
Все время, пока мы разговаривали, Каролина сидела ко мне вполоборота. Теперь же развернулась лицом, сцепив руки вокруг коленок. Крохотное бикини не скрывало ровным счетом ничего. Мне казалось, что мое сердце вот-вот выскочит наружу из грудной клетки.
- Послушай, Инглиш... - Голос низкий, грудной, напоминающий кошачье мурлыканье; зеленые глазищи подернуты сексуальной поволокой. Теперь я знал, каково сидеть перед изготовившейся к прыжку львицей. - А доводилось тебе когда-нибудь трахать богатую женщину? По-настоящему богатую...
Я уже собрался было сразить нахалку наповал остроумной репликой, но вдруг нутром почувствовал, что шутки в данный миг неуместны, и только выдавил:
- Нет.
- А ведь разница довольно большая.
Ее глаза, её голос... превратили меня в камень. Я чувствовал себя кроликом, которого загипнотизировал удав.
- Да? - с трудом выдохнул я.
- Я - из другого теста, Инглиш.
Она поджала под себя ноги и встала, потом подошла ко мне вплотную и остановилась между моими вытянутыми ногами, пожирая меня глазищами. С расстояния всего нескольких дюймов я убедился, что кожа у неё и впрямь атласная, цвета темного меда.
- Как, по-твоему, Инглиш, я красива? - прошептала она.
Ее груди бурно вздымались и опускались; я даже видел, как колотится её сердце.
- Да, - прохрипел я.
- Хочешь меня?
Я тяжело сглотнул.
- Да.
Руки Каролины скрылись за спиной, и в следующий миг верхняя часть бикини свалилась на полотенце к её ногам. Затем она грациозно, одним движением избавилась от трусиков и застыла надо мной - близко, стоя почти вплотную, и очень-очень голая.
- Подвинься, - приказала наконец она. - И сними свои дурацкие плавки.
Она упала ко мне в объятия, постанывая и задыхаясь, прижимаясь ко мне разгоряченным телом.
- Люби меня, - прошептала она, устремив на меня молящий и, как мне показалось, какой-то дикий взгляд. - Будь понежнее... и не спеши.
Она обвила меня руками за шею, и её жаркие влажные губы прильнули к моим. Ее страсть поразила и испугала меня. Каролина вела себя, как дикая кошка! Извивалась в моих объятиях, подмахивала тазом, покусывала уши и плечи, царапала за руки. А потом, когда я прикоснулся к ее...
- Наверно. Я так устала...
Но она не вздремнула. Более того, чертова старуха довела меня до белого каления, битый час мороча мне голову идиотскими россказнями про свою дочь из Австралии, сынка из Британской Колумбии, соседей из Манчестера, а также про варикозные вены на ногах, не дававшие ей покоя. По счастью, она не успела посвятить меня в подробности фукционирования своего мочевого пузыря, хотя ещё пять минут - и мы по горло увязли бы в этой увлекательнейшей теме.
Половина - распеленать его! - четвертого. Я проводил ведьмино отродье до лифта и, вернувшись к машине, тяжело плюхнулся на сиденье. Голова гудела, спина ныла, настроение было, как у последнего висельника.
Четыре часа.
Толкнув вращающуюся дверь, я вошел в вестибюль больницы и протопал прямиком в справочную.
- Мистер Рэндалл? - переспросила девушка в накрахмаленном белом чепце. - Им занимается доктор Бенес. Посидите, пожалуйста, а я попытаюсь отыскать его.
Я покорно присел.
В половине пятого я по-прежнему сидел, как истукан.
- Извините, - разулыбалась девушка. - Он должен быть с минуты на минуту.
Ты права, милая, а вот на его месте я бы пошевеливался.
Бенес появился без четверти пять. Я одеревенело привстал с жесткого сиденья.
- Мистер Рэндалл? - в свою очередь переспросил он. - Ах, да. Рад известить вас, что у него не перелом, а всего лишь растяжение. Я наложил ему фиксирующую повязку и отослал домой...
- Домой?
- В гостиницу, где он остановился. Он отбыл в такси примерно в половине второго.
Всю дорогу до Магалуфа я чертыхался, не переставая.
Двадцать - блин! - минут шестого.
Я вошел в свой подъезд, привалился к двери Патрика и прислушался. Ни звука.
Что ж, поделом мне. Конец потрясающе поганого дня. Я потащился вверх по ступенькам, еле переставляя ноги и мечтая добраться до постели. Уж выспаться-то мне никто не помешает. К дьяволу всех клиентов. Как-никак, завтра воскресенье. Отосплюсь до полудня, а потом махну на побережье и отдохну от этой братии. Я вымотался до предела...
Я отпер дверь, включил свет и захлюпал по прихожей...
Захлюпал?
Проклятье, я забыл завернуть краны!
Глава третья
Воскресенье! Благословенное воскресенье - день блаженного отдыха, умиротворения и спокойствия.
Иными словами - полная расслабуха! Ха!
Невозможно представить, чтобы за столь насыщенной событиями и праздниками (вернее - катастрофами) субботой последовало столь же мерзопакостное воскресенье. И тем не менее это случилось.
Именно в это воскресенье я и познакомился с Каролиной Куртни - с ненормальным шкипером "Кэнди Кинга".
Мне пришлось самому, на собственном опыте убедиться в том, чего стоят досужие разговоры о социальной пропасти. Ведь мирок Каролины Куртни и её окружения столь же далек от мира Дорис Черепахоу и Эллы Харботл, как Марс от Манчестера. Впрочем, по сравнению с Дорис и Эллой, Каролина и впрямь сошла бы за марсианку.
Каролину можно было запросто принять за богиню. Настоящая загорелая Афродита - стройная и проворная, с пышным бюстом и крепкими мышцами; истинное дитя природы. Она передвигалась с кошачьей грацией, при каждом движении искрящиеся каштановые волосы взметались над головой и трепетным дождем рассыпались по плечам, заставляя замирать сердце. Удивительное создание.
Каролина Куртни была американкой. Несметно богатой - всего в двадцать два года. И ещё - чрезвычайно испорченной, невероятно своенравной и фантастически грубой.
Но главное - несравненно сексуальной.
В воскресенье я встал поздно. Лишь в восьмом часу утра я закончил осушать затопленную квартиру и без сил плюхнулся в постель, а яркий солнечный луч, отражавшийся от балконного ограждения и сфокусировавшийся на моем голом пупке, только в полдень пробудил меня от кошмарного сна, в котором японский солдат с физиономией Альберта Фитча раз за разом протыкал мне живот ржавым штыком.
В полусомнамбулическом состоянии я принял душ и выполз вниз к своему "мерседесу", полный решимости потратить остаток воскресенья на восстановление сил, здоровья и бодрости духа.
Нельзя сказать, чтобы укромных и уединенных местечек было на южном побережье Мальорки хоть отбавляй, но один такой уголок я знал. Крохотный, длиной в какую-то сотню футов, но совершенно прелестный. Представьте себе полоску чистейшего золотистого песка, убегающую от бирюзового моря и отгороженную от внешнего мира с одной стороны высокой скалой с уютным гротом, а с другой - сосновой рощицей.
От самого берега ярдов на пятнадцать-двадцать тянется мелководье, а дальше дно вдруг круто обрывается, заманчиво притягивая любителей подводного плавания.
Самое приятное, что в этом замечательном местечке не бывает ни души уж очень к нему трудно подобраться. Мне пришлось оставить машину в полумиле, продраться через сосновый бор, пересечь вспаханное поле и спуститься по кряжистой круче. Не так просто, скажу я вам.
Куда разумнее - воспользоваться морским путем. Требуется лишь один пустяк - знать, что именно здесь находится столь райский уголок. Однако полоска суши загораживает его от посторонних глаз, а я отнюдь не расположен выбалтывать свой секрет.
Местечко слишком крохотное, чтобы хоть как-то называться, но тем не менее я окрестил его Приютом Рассела. В воскресенье я направился прямиком туда.
Было почти три часа дня. Уже с полчаса я плескался на мелководье, стоя на руках, ныряя и упражняясь в баттерфляе (в моем исполнении этот стиль по-прежнему напоминал тонущего мотылька), пока теплая вода вдруг не наскучила мне. Тогда я нацепил маску для ныряния и погрузился в более прохладную глубину.
Благодаря ежедневному подводному плаванию я научился задерживать воздух в легких на довольно приличное время и, как правило, могу находиться на глубине не меньше минуты.
И вот, плыву я себе футах в десяти от поверхности, расталкиваю зазевавшихся рыбешек и наблюдаю, как большущий краб задает трепку морской звезде, как вдруг в мои уши врывается адский грохот.
Я в полном недоумении всплываю, опасаясь, не перепутали ли современные камикадзе мой заливчик с Пирл-Харбором, выныриваю на поверхность и - вижу! Он несется прямо на меня, ревущее олицетворение сил зла и уничтожения, могучий моторный катер. Нырять! Скорее нырять!
Чертова гадина едва не разворотила мне пятки. На несколько нескончаемых мгновений меня закружило в мощном водовороте, потом, хрипя, откашливаясь и ловя ртом воздух, я пулей выскочил на поверхность.
- Болван... - кхе, кхе... - чертов! - только и выдавил я.
Я ровным счетом ничего не видел. Маску залило водой. Я снял её, вылил воду и поплыл к берегу, зажмурив глаза, полные соленой воды.
Внезапно меня снова оглушил адский рев, раздававшийся, казалось, сразу отовсюду. В следующий миг огромная волна обрушилась на мою голову, а потом подхватила и потащила прочь, как резинового утенка. И вдруг, перекрывая рев и грохот, в мои уши ворвался заливистый девичий смех, высокий и беззаботный. Какая-то мерзавка решила повеселиться за мой счет. Снова и снова она направляла на меня ревущего монстра, наблюдая, как я барахтаюсь в волнах, и явно наслаждаясь моей беспомощностью. Я задыхался, я чертыхался, я проклинал дьявольское отродье и всех её родных, отчаянно сражаясь за жизнь...
И вдруг - все смолкло. Дьяволица умчалась к берегу. Море моментально успокоилось. Я с трудом обрел дыхание, вытряхнул из саднящих глаз соль и остолбенел. Вот это да! Она причалила к берегу и уже вылезала. Мелькнуло золотистое тело, каскад каштановых волос... Она была абсолютно голая! Нет... не может быть. Должно быть, проклятая соль разъела глаза.
Я припустил к берегу, уже не вполне уверенный, хочу ли растерзать её в клочья.
В нескольких ярдах от пляжа я, обретя под ногами опору, зашлепал к катеру. Я мало разбираюсь в этих посудинах, но при первом взгляде на блестящего красавца было ясно, что он обошелся владельцу в чертову уйму денег.
Все сверкало и переливалось, четыре сиденья были обтянуты дорогой кожей, на приборном щитке красовались совершенно немыслимые циферблаты, рычажки и кнопочки.
На одном из задних сидений я разглядел плетеную корзинку для пикников, а рядом пристроилась изящная кожаная косметичка. На борту сверкали золотые буквы: "КЭНДИ КИНГ".
Моя наяда с закрытыми глазами возлежала на разноцветном пляжном полотенце, подставив лицо солнцу, согнув одну ногу в колене и опустив руки вдоль туловища; каштановые волосы разметались по плечам. Я сразу понял, почему она показалась мне полностью обнаженной - крохотное золотистое бикини (самое крохотное, которое я в жизни видел) едва прикрывало соски и не менее привлекательное для моего взора местечко в перекрестье бедер. Талию красотки опоясывала золотая цепочка, поблескивавшая на солнце.
От её фигуры захватывало дух. Во рту у меня вмиг пересохло, а сердце застучало, как отбойный молоток. Шестое чувство подсказало мне, что за злоключения последних суток Рассела Тобина ждет полноценная награда.
Девушка, я понял это сразу, была особенная. Да и день обещал запомниться на всю жизнь. Эх, знал бы я наперед, насколько окажусь прав...
Стоя возле катера, я переминался с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Я опасался, что слишком прямолинейный подход может спугнуть красотку, а мне отчаянно хотелось поговорить с ней. С другой стороны, глупо сидеть порознь на столь крохотном пляжике, делая вид, что не замечаешь такого изысканного соседства.
Вообще, при знакомстве с женщиной, нет ничего более трудного, чем избрать верный подход. То, что она сама действовала столь решительно, ровным счетом ничего не значило. Многие женщины считают, что им все дозволено. Попробуй же сам такую тактику по отношению к ним - и можешь больно получить по носу.
Наконец я набрался храбрости и решился - буду дерзким и вызывающим. Подвалю прямо к ней и спрошу: "Многих сегодня утопили?". Или скажу: "Если найдете в гребном винте чью-то ногу, то знайте - это моя".
Я начал приближаться, репетируя свою речь. Но красотка меня опередила. Присела, устремила на меня ленивый, вызывающий взгляд и сказала:
- Вы не прихватите корзинку из катера?
Представляете!
- Э-ээ... сейчас.
Я круто развернулся, протопал к катеру и извлек из него увесистую плетеную корзинку. Кем может быть эта незнакомка? Поразительная особа! Ясно было одно - она привыкла повелевать. Я решил, что мне она не по нутру. Испорченная американка. С другой стороны, мне не терпелось завести с ней разговор. Я двинулся к ней, волоча тяжелую корзинку.
- И прихватите мою косметичку.
Ни тебе "пожалуйста", ни "спасибо" - просто сухой приказ. Как нечто само собой разумеющееся. Я почувствовал, как в моей груди вскипает праведный гнев. Терпеть не могу заносчивых и развязных девиц, даже если они внешне походят на Рэкел Уэлч - а эта девчонка и впрямь напоминала знаменитую кинозвезду.
Я повернулся и подобрал кожаную косметичку.
- Может, ещё чего сделать, пока я здесь? - съехидничал я. - Масло поменять, перекрасить?
- Нет, только принесите косметичку. Желательно - до захода солнца.
Ехидная дрянь!
Я потрусил к ней по мелководью, сгорая от нетерпения. Девица продолжала сидеть, сцепив руки на коленях, и с вежливым любопытством, граничившим с равнодушием, следила за моим приближением. Лишь подойдя вплотную, я убедился, насколько она прелестна. Глубоко посаженные оливково-зеленые глаза с карими крапинками. Пухлые, сексуальные губки. Правильный овал лица, хорошенький прямой носик. Кожа безукоризненная гладкая, атласная, золотистая.
Во взгляде, которым она меня удостоила, читался вызов. Очевидно, что в эту игру она играла уже не раз и получала от неё огромное удовольствие. И меня она раскусила сразу - так, во всяком случае, ей казалось. Я приготовился принять бой.
Когда я приблизился почти вплотную, девица вдруг вытянула руку, и я на долю секунды подумал, что она хочет со мной поздороваться. Потом я осознал, что ей просто нужна косметичка.
- Поставьте корзинку здесь, - сказала она. - И объясните, что вы делаете на моем пляже.
- На вашем! Вы его купили?
- Нет.
Она раскрыла косметичку, набитую всякой всячиной, и извлекла на свет божий зеркальце. С минуту изучала лицо, волосы и зубы, затем, найдя все это безупречным, упрятала зеркальце в косметичку и щелкнула замком.
- А вы, похоже, не слишком разговорчивы, - сухо заметила она.
Потрясающее создание. Высокомерное, наглое, уверенное в себе. И невыразимо прекрасное и притягательное. Мне оставалось либо собрать вещички и смотаться, либо остаться и терпеливо сносить её оскорбления, поджав хвост. Я решил остаться и попробовать отплатить ей той же монетой.
- Нет, обычно я люблю почесать языком, - с улыбкой ответил я, опасаясь оглушить её гулкими ударами моего сердца. - Правда сейчас, признаться, я несколько обескуражен столь враждебным приемом. Но ты не волнуйся, крошка, я быстро восстанавливаюсь.
По очаровательным губам пробежала улыбка.
- Какой жуткий англичанин, - протянула она.
- Какая типичная американка, - в тон ей ответил я.
На этот раз она одарила меня взглядом, в котором сквозило удивление.
- Что ж, - сказала она почти угрожающе. - Коль скоро мы решили стать врагами, вы можете представиться.
- Расс Тобин. А вы?
- Каролина Куртни.
- Рад познакомиться, - улыбнулся я (надеюсь - чарующе).
- В самом деле?
- Если честно, то ещё не уверен. А вы?
- Слушайте, Инглиш... Не хотите прокатиться на катере?
- Хочу.
Она уже вскочила и понеслась - грациозная газель. Я устремился следом. Я ещё подбегал к катеру, а она уже запустила мотор. Я вскочил внутрь и тут же опрокинулся на спину - катер, встав на дыбы, рванул вперед, как скаковой жеребец.
Ввввжжжжжжик! Катер описал полукруг и мы помчали по водной глади, вмиг пересекли заливчик и вылетели в открытое море.
Вжик, бах - катер подпрыгивал на зыби и плюхался вниз так, что у меня стучали зубы. Я вцепился в поручни, затаив дыхание. Каролина уверенно держала штурвал. Глазищи горят, волосы развеваются, зубы оскалены, словно в экстазе - огонь, а не женщина.
Мы пронеслись около двух миль, как вдруг Каролина заложила столь неожиданный и крутой вираж, что я едва не вылетел за борт.
- Эй! - истошно завопил я. Но она не обратила внимания. Я даже засомневался, догадывается ли она, что кроме неё на борту есть ещё кто-то.
Внезапно она изменила курс и двинулась прямиком на берег. Прямо перед нами, быстро увеличиваясь в размерах, вырастала огромная серая скала, на которую мы неслись со скоростью в тридцать узлов, а то и больше. Я тупо уставился на скалу... потом перевел взгляд на Каролину. Может, она её не заметила? Господи, не может быть! Мы уже почти врезались. Серая махина надвигалась на нас, как курьерский поезд. Огромная и мгновенная смерть. Тридцать ярдов... двадцать... десять! Я уставился на гранитную массу, пока она не заполнила мое поле зрения целиком. Все! Я открыл рот, чтобы закричать, и вдруг... Ввввжжжжжик! Катер, почти выпрыгнув из воды, развернулся под прямым углом и помчал прочь.
- Ты сумасшедшая! - заорал я.
Безумная амазонка в ответ только дико засмеялась.
- Что, накатался? - прокричала она.
- Нет, что ты! - я вложил в голос всю мыслимую язвительность. - Давай ещё разок, мне страшно понравилось!
- Слушаюсь, сэр! Вы - босс!
- Каролиии-и-ина!
На сей раз, не сойти мне с этого места, мы ободрали золотую краску с надписи "Кэнди Кинг".
- Хочешь порулить? - выкрикнула она.
- Нет, я хочу только вернуться живым.
- Хочешь, покажу, на что способен мой конек?
О, Боже...
Должно быть, под белоснежной обшивкой скрывался двигатель ракеты-носителя. Во всяком случае, стоило Каролине до отказа открыть дроссельную заслонку, как чертов катер понесся вперед со скоростью узлов сорок пять, а то и больше - я не смотрел. Я в немом ужасе уставился на стремительно надвигавшуюся полоску суши...
Ввввжжжжик! Мы с ревом обогнули косу, влетели в до боли знакомый заливчик и очертя голову понеслись к берегу. Все, на сей раз моя песенка спета, подумал я. Сорок ярдов до берега... тридцать... двадцать... Допрыгалась, девочка! Я уже видел заголовки в местных газетах: "Курьер разбился в страшной водной катастрофе", "Обезображенное тело Каролины Куртни найдено в безлюдном гроте"...
Цок-цок! Рычаг дросселя задвинут до упора - катер мгновенно замирает на месте. Я чуть не вылетаю через ветровое стекло.
Катер медленно и послушно, как детская резиновая лодчонка, причаливает к берегу.
- Отдай якорь! - приказала Каролина, выскакивая в воду. - Я умираю от голода.
Я перевалился через борт и поплелся на ватных непослушных ногах следом за ней, чувствуя, что желудок подкатил к самому горлу. Каролина раскрыла корзину и принялась выкладывать припасы на пляжное полотенце.
- Открой вино, Инглиш. Оно в холодильничке.
- А ты никогда не говоришь "пожалуйста"?
- Не будь занудой. Возьми штопор.
Каролина вынула откуда-то изящную льняную скатерть и расстелила на песке, потом достала из пластмассовых ящичков-термосов серебряные блюда. Рюмки были из дорогого хрусталя, приборы серебряные, а тарелки и кофейные чашечки - из тонкого фарфора. Да, ничего себе корзиночка!
- Угощайся! - приказала она, снимая крышки с серебряных судков.
Господи, чего там только не было! Копченый лосось и форель, куриные грудки и фаршированные перепела, салат, свежие булочки, земляника, ананас и мороженое. И ещё - три бутылки охлажденного вина и фляжка горячего кофе. Недурно, да?
Судя по количеству пищи и вина, мисс Куртни не собиралась пировать в одиночку. Мне эта мысль удовольствия не доставила.
- Могу я задать тебе один вопрос? - спросил я, втыкая вилку в ломоть красной рыбы.
- Можешь... Но ты жуй, жуй.
- Почему я?
Каролина неспешно отпила вина и лишь потом ответила:
- Ты меня заинтересовал.
- Заинтриговал?
- Возможно.
- Или - показался забавным?
- Угу.
- Я не люблю, когда надо мной потешаются. Я не клоун.
- О'кей - прощай!
- Маленькая деталь, Каролина - я первым открыл это место.
- О'кей - оставайся.
Копченый лосось у меня во рту превратился в опилки, политые кошачьей мочой.
- Каролина, зачем я тебе нужен?
- Я ещё не решила. Пока присматриваюсь.
- И что ты видишь?
- Неплохое тело... зачатки гордости и отваги.
- А какие качества являются главными для тебя?
- Все три.
- Неужели в твоем окружении их недостает?
- Почему - приличных тел кругом хоть пруд пруди.
- Откуда ты, Каролина?
Она небрежно ткнула вилкой в море.
- Вон оттуда, из-за этого мыса.
- Тебе там было плохо?
- А почему, по-твоему, я тут торчу?
- Я первый спросил.
- Плесни мне винца, Инглиш.
- А что там за мысом?
- Посудина, торчащая на якоре посреди залива Пальма. Сто пятьдесят футов.
Я присвистнул.
- Моторная яхта?
- Угу.
- Да, непростое дело...
- Что именно?
- Разговаривать с тобой. У меня такое ощущение, что ты вот-вот взлетишь на воздух. Лопнешь, как мыльный пузырь.
Судя по её взгляду, я попал в точку. Испорченная сверх всякой меры, пресыщенная роскошью и развлечениями дамочка втайне мечтала о смерти верхе всех удовольствий.
- А тебе это не нравится, маленький человечек?
- Не груби.
Каролина рассмеялась.
- Ай-ай, какие мы гордые.
- Каролина, - сказал я, - мне было так хорошо, пока тебя не было. И завтра будет замечательно, когда ты уедешь. Видишь, ты вынуждаешь меня к ответной грубости, хотя мне этого вовсе не хочется.
- Мне нравится грубость... Это - жизнь, она меня возбуждает.
- Если, конечно, под рукой есть подходящий объект. Хотя у тебя, конечно, отбоя от желающих нет.
- Почему ты так думаешь?
Пришел мой черед смеяться.
- Не нарывайся на комплимент. Ты прекрасно знаешь, как действуешь на мужчин, и без зазрения совести пользуешься этим на всю катушку.
Она нахмурилась. Похоже, моя неуступчивость стала действовать ей на нервы. Знала бы она, что, окажись хоть чуть-чуть поприветливей, могла бы из меня веревки вить. Терпеть не могу заносчивых строптивиц. В ту минуту мне было совершенно наплевать, если она соберет свое роскошное угощение и свалит на все четыре стороны. И Каролина, похоже, это поняла.
- А чем ты занимаешься? - спросила она, сбавляя пары.
Я хотел было ляпнуть, что состою маршалом российской авиации, но в последнюю минуту спохватился.
- Я работаю курьером, - признался я.
- Каким?
- Оплачиваемым.
Она раздраженно помотала головой.
- Я имела в виду - в какой компании?
- "Ардмонт Холидейз".
- Понятно, - вздохнула она.
- А ты чем занимаешься? - поинтересовался я.
Можно было подумать, что Каролина меня не расслышала.
- Налей мне ещё вина, Инглиш, - кивнула она.
Сунув руку в корзинку, я вдруг затылком почувствовал жгучий взгляд. Я явственно ощутил, как её взор опускается по моему телу и замирает на полпути. Я резко повернул голову и... Да, Каролина в упор уставилась на мои плавки. Она спокойно потупила очи и как ни в чем не бывало отпила из рюмки. Мое сердце забарабанило.
- Где ты живешь? - спросила она все тем же безразличным тоном.
Когда я заговорил, мой голос предательски задрожал:
- У меня квартира в Пальма-Нове.
- Ты живешь один?
- Да.
- Всегда?
- Почти.
- Девушки есть?
- Как правило - одна.
- Замечательно. И как они выглядят?
- Забавные существа с двумя руками и ногами...
- Прекрати, Инглиш! Не умничай.
Ха! Все-таки пробил.
- Я имела в виду другое, - пояснила Каролина, взяв себя в руки. Какие они - высокие, маленькие, худенькие, упитанные, блондинки, брюнетки...?
- Да.
- Слушай, если ты будешь придуриваться...
- Я просто хочу сказать, что не слишком разборчив. По мне - любые хороши.
- Неужели?
- Ей-богу.
Разговор перешел на довольно скользкую тему, а я уже настолько перевозбудился, что кусок буквально не лез в горло. Каролина тоже почти не ела, зато вино лилось рекой. Я откупорил уже вторую бутылку, которую едва не выронил, услышав вопрос:
- Ты хорош в постели?
- А?
Она нетерпеливо вздохнула.
- Слушай, Инглиш, ты и в самом деле такой наивный, или прикидываешься? Я спрашиваю - ты хорош в постели?
Дрожащей рукой я поднес ко рту рюмку вина и залпом опустошил её. По спине пробежал предательский холодок. Я вдруг почувствовал, что вспотел.
- До сих пор никто ещё не жаловался, - неуклюже промямлил я.
Каролина презрительно усмехнулась.
- Еще не хватало! Насколько я наслышана про вашего брата-курьера, вы обслуживаете женщин, на которых больше никто бы не покусился.
- Ах вот как! - Я снова почувствовал, что закипаю. - Значит, о курьерах уже идет молва. И каких же женщин, по-твоему, наш брат обслуживает?
- Пожилых матрон и вечно хихикающих машинисток - плюгавеньких дурех, которые считают, что зря заплатили за отдых, если их хоть раз не трахнули.
Грубовато. Похоже, я все-таки задел её за живое.
- Да, значит я плохой курьер, - вздохнул я. - Что-то не припомгю, чтобы за последнюю неделю трахнул хоть одну пожилую матрону или плюгавенькую машинистку.
- А кого ты трахал на этой неделе?
- Черт возьми, это уже мое дело.
- Но - трахал?
- Не скажу.
Все время, пока мы разговаривали, Каролина сидела ко мне вполоборота. Теперь же развернулась лицом, сцепив руки вокруг коленок. Крохотное бикини не скрывало ровным счетом ничего. Мне казалось, что мое сердце вот-вот выскочит наружу из грудной клетки.
- Послушай, Инглиш... - Голос низкий, грудной, напоминающий кошачье мурлыканье; зеленые глазищи подернуты сексуальной поволокой. Теперь я знал, каково сидеть перед изготовившейся к прыжку львицей. - А доводилось тебе когда-нибудь трахать богатую женщину? По-настоящему богатую...
Я уже собрался было сразить нахалку наповал остроумной репликой, но вдруг нутром почувствовал, что шутки в данный миг неуместны, и только выдавил:
- Нет.
- А ведь разница довольно большая.
Ее глаза, её голос... превратили меня в камень. Я чувствовал себя кроликом, которого загипнотизировал удав.
- Да? - с трудом выдохнул я.
- Я - из другого теста, Инглиш.
Она поджала под себя ноги и встала, потом подошла ко мне вплотную и остановилась между моими вытянутыми ногами, пожирая меня глазищами. С расстояния всего нескольких дюймов я убедился, что кожа у неё и впрямь атласная, цвета темного меда.
- Как, по-твоему, Инглиш, я красива? - прошептала она.
Ее груди бурно вздымались и опускались; я даже видел, как колотится её сердце.
- Да, - прохрипел я.
- Хочешь меня?
Я тяжело сглотнул.
- Да.
Руки Каролины скрылись за спиной, и в следующий миг верхняя часть бикини свалилась на полотенце к её ногам. Затем она грациозно, одним движением избавилась от трусиков и застыла надо мной - близко, стоя почти вплотную, и очень-очень голая.
- Подвинься, - приказала наконец она. - И сними свои дурацкие плавки.
Она упала ко мне в объятия, постанывая и задыхаясь, прижимаясь ко мне разгоряченным телом.
- Люби меня, - прошептала она, устремив на меня молящий и, как мне показалось, какой-то дикий взгляд. - Будь понежнее... и не спеши.
Она обвила меня руками за шею, и её жаркие влажные губы прильнули к моим. Ее страсть поразила и испугала меня. Каролина вела себя, как дикая кошка! Извивалась в моих объятиях, подмахивала тазом, покусывала уши и плечи, царапала за руки. А потом, когда я прикоснулся к ее...