Страница:
– Дальше всего от этих мест я оказался, когда шторм пригнал «Марсаньету» к берегам Мью-Марена. Об этом огромном острове, лежащем на юго-западе Жемчужного моря, на краю архипелага Намба-Боту, рассказывают много странного и страшного. В любой таверне можно услышать истории о населяющих его людях-пауках, выкованных из железа глегах, хрустальных шарах, размером превышающих хижину, и вечно бьющих из расщелин скал струях огня. – Дижоль зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, и Бемс, столь своевременно лишенный Гилем возможности поучаствовать в сражении с гвардейцами Гигаура, приподняв своего капитана за плечи, заботливо поднес к его губам наполненный водой осколок кувшина.
– Тебе бы лучше полежать молча, – недовольно проворчал он. – Или, по крайней мере, рассказывать о чем-то более веселом, чем последнее плавание Фальяра.
– Люди до сих пор не могут смириться с тем, что мы не увидели на Мью-Марене никаких чудес, – слабо улыбнулся голубоглазый пират. – Они любят сказки, особенно страшные, и охотнее всего слушают тех, кто умеет складно врать. Но ты спросил, и я рассказываю о том, что видел собственными глазами. На восточном побережье Мью-Марена нет ничего, кроме голых скал – оплавленных, будто покрытых черной глазурью утесов. И ни кустика, ни травинки, ни ручейка.
Дижоль перевел дух, а потом продолжил:
– Мы плыли вдоль острова четыре дня, питаясь выловленной рыбой, которая была совсем не похожа на здешнюю, пили дождевую воду, собранную с натянутой над палубой парусины, и ждали невиданных чудес и смерти-избавительницы. Но Мью-Марен утаил от нас свои диковины, а смерть заявила о своих правах на команду «Марсаньеты» позднее, когда нам начало казаться, что все испытания уже позади… – Холодные глаза Дижоля уперлись в потолок пакгауза. – Оставив Мью-Марен за кормой, мы плыли на север день, ночь, еще день и еще, пока не увидели землю, на которой росла трава и паслись дикие тонги. Мы причалили и долго не могли поверить, что спаслись. А потом Фальяр повел «Марсаньету» вдоль берега на северо-восток, где, по нашим расчетам, находился Глабиш, купцы которого изредка появляются в Шиме. Плавание в незнакомых водах, изобиловавших мелями и рифами, оказалось нелегким, сезон штормов был в разгаре, но мы все же добрались до Глабиша, а потом и до Шима. Штормы прекратились, но, когда мы достигли Шима, товарищи мои стали умирать один за другим от страшной болезни. Они сходили с ума от сжигающего их внутреннего жара, ссыхались, подобно вяленой рыбе, словно злой дух высасывал из них жизненные соки, а знахари, лекари и шаманы ничем не могли им помочь. Только пятеро из двадцати восьми моих спутников вернулись на Дувиан. И дети, родившиеся у троих из нас, были похожи на мерзких жаб…
Вот таким было мое самое дальнее плавание, таким мы увидели «чудесный» остров Мью-Марен.
– А кстати, ты видел морских вишу – человеко-рыб? – спросил Мгал у Дижоля. – Говорят, они так красиво поют, резвясь на волнах звездными ночами, что моряки, заслушавшись их, кидаются за борт и тонут, не успев прийти в себя.
– Да нет, по-настоящему красиво поют вовсе не вишу, а золотокожие жители Намба-Боту. Они так похожи на Китиару, что я думаю, кто-нибудь из ее предков родился на архипелаге. Вот только кожа у тамошних жителей не белая, а золотистая от жаркого солнца и волосы выгоревшие, по цвету напоминают сплав золота с серебром…
– А вишу? Они тоже поют? – продолжал допытываться Мгал. Северянина, разумеется, интересовали золотокожие и сереброволосые обитатели далекого архипелага – описания их внешности живо напомнили ему людей, увиденных в Пророческой Сфере, – но все же значительно больше занимали его морские вишу, небылицы о которых перевалили даже Облачные горы.
– Да, вишу поют, – неохотно подтвердил Дижоль, – хотя это очень странное пение. Я слышал его однажды и не хотел бы услышать вновь. Оно похоже на бесконечный однообразный вой, при звуках которого человеку во всех подробностях вспоминаются самые скверные часы и минуты его жизни. Старики, заслышав вой плакальщиков-вишу, норовят броситься за борт, да и молодежь он достает до печенок.
– Сегодня у тебя дурное настроение, с таким не скоро выздоровеешь! – упрекнул Бемс капитана. – Болит бок? Позвать нашего лекаря?
Верзила Бемс был одним из первых узников, над ожогами и синяками которого потрудился Гиль, и надо отдать пирату должное – он не только не затаил на юношу зла, но, напротив, проникся к нему симпатией и уважением.
– Не тревожь его. Позови лучше Бессмертного Юма. Мне хочется задать ему один-два вопроса. А ты, Номбер, проследи, чтобы нам не мешали.
– Это ему-то вопросы задать? – притворно изумился Бемс. – Капитан, ты бредишь! Неужели ты веришь болтовне этого старика?
– Позови! – настойчиво повторил Дижоль и, когда Бемс с Номбером отошли, повернул голову и устремил на Мгала проницательные, сияющие холодным голубым светом глаза. – Помнится, ты обмолвился, что у тебя есть ключ к сокровищнице Маронды. Но нам не дали договорить…
– У меня есть кристалл Калиместиара, однако твоих людей это, кажется, не очень интересует. Неужели опасности, подстерегающие тех, кто задумал пересечь Жемчужное море, столь велики, что перед ними меркнет привлекательность сокровищ Маронды? – спросил Мгал, пытаясь прочесть мысли собеседника на его лице, но глаза Дижоля были непроницаемы.
– Мои люди не расспрашивают тебя о ключе и сокровищнице потому, что я велел им помалкивать. Ни к чему, чтобы весь пакгауз знал о твоем кристалле. А сокровища интересуют всех – пересечь море на таком славном суденышке, как «Забияка», не особенно сложно. Будь мы на свободе, я немедленно предложил бы тебе отправиться в путь. Но в настоящем положении остается только ждать, как повернутся события. Для этого я и просил позвать прорицателя Юма. Кстати, кристалл свой ты успел надежно припрятать?
– Думаю, да, – коротко ответил Мгал.
Воспользовавшись схваткой, завязавшейся в таверне между пиратами и гвардейцами, он передал пояс с кристаллом Гилю, а тот успел сунуть его Китиаре, наказав, чтобы та сберегала до их возвращения. Но уцелела ли сама Китиара? Сумела ли припрятать кристалл, не проболталась ли, не надумала ли продать его, посчитав за диковинную безделушку?
– Надеюсь, ты сможешь отыскать припрятанный кристалл, и тогда мы обсудим, как нам добраться до сокровищ. Пока же я хочу знать, что тебе о них известно? Мне доводилось слышать, что последний Верховный Владыка Уберту спрятал в этом хранилище не золото и драгоценные камни, а знания древних, которые могут дать добравшимся до сокровищницы все, чего они только пожелают.
Бескровные губы Дижоля сложились в мечтательную улыбку, противоречившую по-прежнему холодному выражению глаз, и Мгал подумал, что капитан «Забияки» не так прост, как кажется, и лучше бы им иметь дело с обычным грабителем храмов. У него пропала всякая охота обсуждать содержимое сокровищницы Маронды, и он медлил с ответом, нетерпеливо поглядывая на приближавшегося Бемса, который подталкивал перед собой Бессмертного Юма.
Увидев его, северянин удивился: перед ним стоял ничем не примечательный старикан – разве что во внешности его Мгалу почудилось что-то знакомое. Бессмертного знала вся Сагра – хоть он и появился в городе недавно, но стал такой же достопримечательностью как Каскад Харголидов. Любой обыватель считал за честь накормить его и напоить, но далеко не от всех принимал старик угощение. Объяснялось же это отношение, равно как и известность Юма, тем, что боги наградили его удивительной возможностью предвидеть грядущее.
Предсказания Бессмертного Юма были достаточно определенны и сбывались всегда. Случалось, конечно, понимали их превратно, случалось, отмалчивался Бессмертный – не из корысти, а потому что стих такой находил. Но если уж кому говорил он своим дрожащим старческим голосом: «Не ходи завтра в море, назад не воротишься», – можно было не сомневаться – так и случится.
– И тебя гвардейцы схватили, не помиловали? Чем же ты им не угодил? – приподняв голову, обратился Дижоль к доставленному Бемсом провидцу. – Ну, раз уж ты с нами, скажи, скоро ли мы отсюда выберемся? И еще… – Капитан «Забияки», помедлив, продолжал, чуть понизив голос: – Что ждет меня в будущем?
Он потянул старика за пузырящуюся штанину, и тот, дернув плечом, чтобы освободиться от сопевшего за спиной Бемса, присел на корточки подле раненого.
– Положи мне руку на лоб, – слабым, ломким голосом велел Юм.
Дижоль приложил к морщинистому лбу провидца свою широкую мозолистую ладонь, и Бессмертный вздрогнул, лицо его напряглось.
– Мы уйдем отсюда этой ночью, но у тебя нет будущего. Ты не доживешь до рассвета. Больше мне нечего тебе сказать. Прости.
Дижоль глухо зарычал, кулаки его сжались. Бемс тихо ахнул.
– Жаль. В планы мои не входило так скоро покидать этот мир. И все же, даже если ты прав, нам еще есть о чем поговорить. Мне небезразлична судьба моих людей, и я хочу знать, что станет с «Забиякой», – овладев собой, сказал Дижоль глухим, напряженным голосом.
– Судьба корабля зависит от капитана, и я не могу ее предсказать. Что касается твоих людей, то у каждого из них свой путь. Пусть первым подойдет северянин…
– Хорошо, скажи мне последнее: доберется ли этот северянин до… своей цели? Мгал, положи ему руку на лоб!
Северянин не стремился услышать предсказание – увиденное в Пророческой Сфере не облегчило его жизнь, а, скорее, усложнило ее. Но, не желая спорить с Дижолем, он, пожав плечами, положил ладонь на лоб Юма.
Старик некоторое время сидел неподвижно, потом кашлянул и все тем же ломким голосом возвестил:
– Существует закон пути: ты придешь туда, куда ведет выбранная тобой дорога. И ты – придешь. Путь окажется длиннее, чем тебе представляется, но это не важно – ты ведь уже догадываешься, что Дорога дорог не имеет конца?
– Догадываюсь, – подтвердил Мгал, не особенно вдумываясь в слова Юма. Несмотря на все славословия, которые рассыпали сагрцы в адрес Бессмертного, он не ожидал услышать от него ничего вразумительного.
– Благодарю тебя, прорицатель, – задумчиво произнес Дижоль, не сводя глаз с северянина.
Бессмертный поднялся, чтобы уйти. Чем мог, он пособил Мгалу, не отступив от истины.
– Ты думаешь, этой ночью нам и правда удастся уйти отсюда? – спросил Мгал капитана, провожая Бессмертного недоверчивым взглядом.
– Юм никогда не ошибается. Да я и без него знал, что надолго мы тут не задержимся. Гигаур никудышный рыбак, он пожадничал – лодка его недостаточно велика, чтобы вместить столь богатый улов. Впрочем, теперь это меня не волнует. – Капитан сделал нетерпеливый жест рукой, словно прося не донимать его всякими глупостями. – Я помогу тебе, а заодно позабочусь о своих людях. Если я не доживу до рассвета, передай моему помощнику на «Забияке» этот шнурок. Расскажи про сокровищницу Маронды и предсказания Юма.
Дижоль вложил в руку Мгала кожаный шнурок, на котором было завязано три хитрых, не похожих друг на друга узла, и закрыл глаза, давая понять северянину, что устал от долгой беседы.
4
5
– Тебе бы лучше полежать молча, – недовольно проворчал он. – Или, по крайней мере, рассказывать о чем-то более веселом, чем последнее плавание Фальяра.
– Люди до сих пор не могут смириться с тем, что мы не увидели на Мью-Марене никаких чудес, – слабо улыбнулся голубоглазый пират. – Они любят сказки, особенно страшные, и охотнее всего слушают тех, кто умеет складно врать. Но ты спросил, и я рассказываю о том, что видел собственными глазами. На восточном побережье Мью-Марена нет ничего, кроме голых скал – оплавленных, будто покрытых черной глазурью утесов. И ни кустика, ни травинки, ни ручейка.
Дижоль перевел дух, а потом продолжил:
– Мы плыли вдоль острова четыре дня, питаясь выловленной рыбой, которая была совсем не похожа на здешнюю, пили дождевую воду, собранную с натянутой над палубой парусины, и ждали невиданных чудес и смерти-избавительницы. Но Мью-Марен утаил от нас свои диковины, а смерть заявила о своих правах на команду «Марсаньеты» позднее, когда нам начало казаться, что все испытания уже позади… – Холодные глаза Дижоля уперлись в потолок пакгауза. – Оставив Мью-Марен за кормой, мы плыли на север день, ночь, еще день и еще, пока не увидели землю, на которой росла трава и паслись дикие тонги. Мы причалили и долго не могли поверить, что спаслись. А потом Фальяр повел «Марсаньету» вдоль берега на северо-восток, где, по нашим расчетам, находился Глабиш, купцы которого изредка появляются в Шиме. Плавание в незнакомых водах, изобиловавших мелями и рифами, оказалось нелегким, сезон штормов был в разгаре, но мы все же добрались до Глабиша, а потом и до Шима. Штормы прекратились, но, когда мы достигли Шима, товарищи мои стали умирать один за другим от страшной болезни. Они сходили с ума от сжигающего их внутреннего жара, ссыхались, подобно вяленой рыбе, словно злой дух высасывал из них жизненные соки, а знахари, лекари и шаманы ничем не могли им помочь. Только пятеро из двадцати восьми моих спутников вернулись на Дувиан. И дети, родившиеся у троих из нас, были похожи на мерзких жаб…
Вот таким было мое самое дальнее плавание, таким мы увидели «чудесный» остров Мью-Марен.
– А кстати, ты видел морских вишу – человеко-рыб? – спросил Мгал у Дижоля. – Говорят, они так красиво поют, резвясь на волнах звездными ночами, что моряки, заслушавшись их, кидаются за борт и тонут, не успев прийти в себя.
– Да нет, по-настоящему красиво поют вовсе не вишу, а золотокожие жители Намба-Боту. Они так похожи на Китиару, что я думаю, кто-нибудь из ее предков родился на архипелаге. Вот только кожа у тамошних жителей не белая, а золотистая от жаркого солнца и волосы выгоревшие, по цвету напоминают сплав золота с серебром…
– А вишу? Они тоже поют? – продолжал допытываться Мгал. Северянина, разумеется, интересовали золотокожие и сереброволосые обитатели далекого архипелага – описания их внешности живо напомнили ему людей, увиденных в Пророческой Сфере, – но все же значительно больше занимали его морские вишу, небылицы о которых перевалили даже Облачные горы.
– Да, вишу поют, – неохотно подтвердил Дижоль, – хотя это очень странное пение. Я слышал его однажды и не хотел бы услышать вновь. Оно похоже на бесконечный однообразный вой, при звуках которого человеку во всех подробностях вспоминаются самые скверные часы и минуты его жизни. Старики, заслышав вой плакальщиков-вишу, норовят броситься за борт, да и молодежь он достает до печенок.
– Сегодня у тебя дурное настроение, с таким не скоро выздоровеешь! – упрекнул Бемс капитана. – Болит бок? Позвать нашего лекаря?
Верзила Бемс был одним из первых узников, над ожогами и синяками которого потрудился Гиль, и надо отдать пирату должное – он не только не затаил на юношу зла, но, напротив, проникся к нему симпатией и уважением.
– Не тревожь его. Позови лучше Бессмертного Юма. Мне хочется задать ему один-два вопроса. А ты, Номбер, проследи, чтобы нам не мешали.
– Это ему-то вопросы задать? – притворно изумился Бемс. – Капитан, ты бредишь! Неужели ты веришь болтовне этого старика?
– Позови! – настойчиво повторил Дижоль и, когда Бемс с Номбером отошли, повернул голову и устремил на Мгала проницательные, сияющие холодным голубым светом глаза. – Помнится, ты обмолвился, что у тебя есть ключ к сокровищнице Маронды. Но нам не дали договорить…
– У меня есть кристалл Калиместиара, однако твоих людей это, кажется, не очень интересует. Неужели опасности, подстерегающие тех, кто задумал пересечь Жемчужное море, столь велики, что перед ними меркнет привлекательность сокровищ Маронды? – спросил Мгал, пытаясь прочесть мысли собеседника на его лице, но глаза Дижоля были непроницаемы.
– Мои люди не расспрашивают тебя о ключе и сокровищнице потому, что я велел им помалкивать. Ни к чему, чтобы весь пакгауз знал о твоем кристалле. А сокровища интересуют всех – пересечь море на таком славном суденышке, как «Забияка», не особенно сложно. Будь мы на свободе, я немедленно предложил бы тебе отправиться в путь. Но в настоящем положении остается только ждать, как повернутся события. Для этого я и просил позвать прорицателя Юма. Кстати, кристалл свой ты успел надежно припрятать?
– Думаю, да, – коротко ответил Мгал.
Воспользовавшись схваткой, завязавшейся в таверне между пиратами и гвардейцами, он передал пояс с кристаллом Гилю, а тот успел сунуть его Китиаре, наказав, чтобы та сберегала до их возвращения. Но уцелела ли сама Китиара? Сумела ли припрятать кристалл, не проболталась ли, не надумала ли продать его, посчитав за диковинную безделушку?
– Надеюсь, ты сможешь отыскать припрятанный кристалл, и тогда мы обсудим, как нам добраться до сокровищ. Пока же я хочу знать, что тебе о них известно? Мне доводилось слышать, что последний Верховный Владыка Уберту спрятал в этом хранилище не золото и драгоценные камни, а знания древних, которые могут дать добравшимся до сокровищницы все, чего они только пожелают.
Бескровные губы Дижоля сложились в мечтательную улыбку, противоречившую по-прежнему холодному выражению глаз, и Мгал подумал, что капитан «Забияки» не так прост, как кажется, и лучше бы им иметь дело с обычным грабителем храмов. У него пропала всякая охота обсуждать содержимое сокровищницы Маронды, и он медлил с ответом, нетерпеливо поглядывая на приближавшегося Бемса, который подталкивал перед собой Бессмертного Юма.
Увидев его, северянин удивился: перед ним стоял ничем не примечательный старикан – разве что во внешности его Мгалу почудилось что-то знакомое. Бессмертного знала вся Сагра – хоть он и появился в городе недавно, но стал такой же достопримечательностью как Каскад Харголидов. Любой обыватель считал за честь накормить его и напоить, но далеко не от всех принимал старик угощение. Объяснялось же это отношение, равно как и известность Юма, тем, что боги наградили его удивительной возможностью предвидеть грядущее.
Предсказания Бессмертного Юма были достаточно определенны и сбывались всегда. Случалось, конечно, понимали их превратно, случалось, отмалчивался Бессмертный – не из корысти, а потому что стих такой находил. Но если уж кому говорил он своим дрожащим старческим голосом: «Не ходи завтра в море, назад не воротишься», – можно было не сомневаться – так и случится.
– И тебя гвардейцы схватили, не помиловали? Чем же ты им не угодил? – приподняв голову, обратился Дижоль к доставленному Бемсом провидцу. – Ну, раз уж ты с нами, скажи, скоро ли мы отсюда выберемся? И еще… – Капитан «Забияки», помедлив, продолжал, чуть понизив голос: – Что ждет меня в будущем?
Он потянул старика за пузырящуюся штанину, и тот, дернув плечом, чтобы освободиться от сопевшего за спиной Бемса, присел на корточки подле раненого.
– Положи мне руку на лоб, – слабым, ломким голосом велел Юм.
Дижоль приложил к морщинистому лбу провидца свою широкую мозолистую ладонь, и Бессмертный вздрогнул, лицо его напряглось.
– Мы уйдем отсюда этой ночью, но у тебя нет будущего. Ты не доживешь до рассвета. Больше мне нечего тебе сказать. Прости.
Дижоль глухо зарычал, кулаки его сжались. Бемс тихо ахнул.
– Жаль. В планы мои не входило так скоро покидать этот мир. И все же, даже если ты прав, нам еще есть о чем поговорить. Мне небезразлична судьба моих людей, и я хочу знать, что станет с «Забиякой», – овладев собой, сказал Дижоль глухим, напряженным голосом.
– Судьба корабля зависит от капитана, и я не могу ее предсказать. Что касается твоих людей, то у каждого из них свой путь. Пусть первым подойдет северянин…
– Хорошо, скажи мне последнее: доберется ли этот северянин до… своей цели? Мгал, положи ему руку на лоб!
Северянин не стремился услышать предсказание – увиденное в Пророческой Сфере не облегчило его жизнь, а, скорее, усложнило ее. Но, не желая спорить с Дижолем, он, пожав плечами, положил ладонь на лоб Юма.
Старик некоторое время сидел неподвижно, потом кашлянул и все тем же ломким голосом возвестил:
– Существует закон пути: ты придешь туда, куда ведет выбранная тобой дорога. И ты – придешь. Путь окажется длиннее, чем тебе представляется, но это не важно – ты ведь уже догадываешься, что Дорога дорог не имеет конца?
– Догадываюсь, – подтвердил Мгал, не особенно вдумываясь в слова Юма. Несмотря на все славословия, которые рассыпали сагрцы в адрес Бессмертного, он не ожидал услышать от него ничего вразумительного.
– Благодарю тебя, прорицатель, – задумчиво произнес Дижоль, не сводя глаз с северянина.
Бессмертный поднялся, чтобы уйти. Чем мог, он пособил Мгалу, не отступив от истины.
– Ты думаешь, этой ночью нам и правда удастся уйти отсюда? – спросил Мгал капитана, провожая Бессмертного недоверчивым взглядом.
– Юм никогда не ошибается. Да я и без него знал, что надолго мы тут не задержимся. Гигаур никудышный рыбак, он пожадничал – лодка его недостаточно велика, чтобы вместить столь богатый улов. Впрочем, теперь это меня не волнует. – Капитан сделал нетерпеливый жест рукой, словно прося не донимать его всякими глупостями. – Я помогу тебе, а заодно позабочусь о своих людях. Если я не доживу до рассвета, передай моему помощнику на «Забияке» этот шнурок. Расскажи про сокровищницу Маронды и предсказания Юма.
Дижоль вложил в руку Мгала кожаный шнурок, на котором было завязано три хитрых, не похожих друг на друга узла, и закрыл глаза, давая понять северянину, что устал от долгой беседы.
4
Ночной мрак затопил улицы и площади Сагры, заглушил звуки, смазал очертания домов. Звезды, мерцавшие в вышине, и редкие масляные фонари, казалось, не рассеивали темноту, а еще больше сгущали ее, точно так же, как тяжкая поступь гвардейских патрулей не нарушала, а подчеркивала тишину безлюдных улиц. Едва ли сам Гигаур, подготавливая грандиозную облаву, предполагал, что она так сильно изменит жизнь города и особенно его центральной, островной, части. Шум здесь обычно не стихал даже ночью – двери веселых домов и таверн были открыты круглосуточно, чтобы у моряков хватило времени спустить деньги до того, как они снова уйдут в море. Темнота давала возможность одним унгирам, закрыв лавки и склады, отпраздновать в теплой компании окончание делового дня, принесшего им новые барыши, а другим – заключить сделки, которым вреден солнечный свет. После облавы ночная жизнь Сагры замерла. Тяжелые засовы на дверях и глухие ставни на окнах закрывались сразу после захода солнца, заставляя часто посещавших Сагру купцов из других частей побережья недоуменно перешептываться, дивясь тому, как быстро остепенился и поскучнел веселый, безалаберный и гостеприимный прежде город.
Впрочем, было в этом благонравии и чинности что-то опасное, что-то, побуждавшее наиболее чутких приезжих, несмотря на близившийся сезон штормов, торопливо свернув дела, покидать город. Гигаура и его сподвижников, отделенных от острова протокой с поднятыми секциями мостов, не беспокоили эманации страха и ненависти, наводнившие Сагру; однако их, несмотря на привычную грубость и дубленую шкуру, отчетливо ощущали гвардейцы, совершавшие ночные обходы города. Беспокойство их день ото дня росло, ибо все чаще замечали они скользившие между домами тени, слышали предупреждающие пересвисты, ловили недобрые взгляды, брошенные на них из-за неплотно прикрытых ставень.
– Когда я прохожу мимо этих законопаченных подворотен, у меня начинает чесаться спина. Исключительно удобное место для молодца, задумавшего всадить стрелу под лопатку, – вглядываясь в черную щель между домами, пробормотал один из дюжины гвардейцев, поглубже нахлобучивая на голову шлем, отороченный кольчужной сеткой.
– Последнее время я тоже чувствую себя ходячей мишенью, – поддержал его другой.
– Кому вы нужны, чтобы тратить на вас стрелы? – пренебрежительно усмехнулся командир отряда, разглаживая пушистые усы. – Из-за угла принято стрелять в хадасов-военачальников, а не в таких, как мы. Если же кого дурные предчувствия замучили, чем ныть и на других тоску своими страхами нагонять, купил бы лучше надежную исфатейскую кольчугу. Или пластинчатый панцирь, сработанный в Шиме, такой, как у меня. Очень прибавляет уверенности в себе.
Патруль свернул за угол, и тут же из растворившихся ворот мрачного приземистого здания вышел отряд по меньшей мере в две сотни копьеносцев, укрывавшихся, видимо, во внутреннем дворике. На темных одеждах и щитах их не было опознавательных значков, но если бы гвардейцы надумали вернуться, они бы легко догадались, что отряд состоит из людей захваченного во время облавы унгира Ларлиха. И это была далеко не единственная группа воинов, возникшая, словно по волшебству, на пустынных улицах центральной части Сагры в то же время через пролив, отделявший остров от правого берега, одна за другой переправлялись лодки, битком набитые вооруженными людьми. К таможенному причалу подходили приземистые суденышки со спущенными парусами, принадлежавшие, судя по всему, «гражданам ста островов», а на внешнем рейде появились две биремы, сработанные на верфях Нинхуба. Одна из встреченных ими при подходе к Сагре патрульных галер уже пошла ко дну, вторая, полузатонувшая, пылала, подожженная капитаном, который решился на это последнее средство, чтобы предупредить Гигаура о вторжении.
Предупреждение, возможно, и сослужило бы добрую службу, если бы вслед за тонущей галерой не запылали одновременно три моста. Охранявшие их гвардейцы были буквально истыканы стрелами, а поднятые секции мостов не позволили людям Харголида своевременно прийти им на помощь. Выкатив на мосты телеги с сеном и облив деревянные конструкции дегтем, нападавшие, не дожидаясь появления гвардейских отрядов, растворились в темноте, рассыпались по узким улочкам и, разбивая по дороге масляные светильники, устремились к пристани, где уже вовсю шла битва за обладание не успевшими выйти в море патрульными галерами.
Звон оружия и крики раненых подняли на ноги всех обитателей гавани, но тревога иноземных корабельщиков и унгиров оказалась напрасной – ни один купеческий корабль не был атакован. Более того, хорошо вооруженные люди, на щитах и шлемах которых не было никаких опознавательных знаков, заверили переполошившихся мореходов, что опасаться им нечего – бои в городе не затронут их, если они не будут покидать свои корабли и встревать в дела обитателей Сагры. Сказано это было вежливо, но достаточно категорично, и Гельфар – капитан «Посланца небес» – поторопился передать эти слова Чаг, успевшей вооружить людей, посланных с нею Нармом, и готовой немедленно броситься в бой.
– Значит, пока нам ничто не грозит? Прекрасно! – произнесла принцесса недовольным голосом. – Но я хотела бы знать, что здесь происходит. Пожары занялись по всему острову, и любые заверения в безопасности бессмысленны, пока мы не узнаем, в чем дело.
– Госпожа Чаг, вас спрашивает какой-то незнакомец. Назваться он не пожелал, – доложил матрос, дежуривший на баке, и не успела принцесса ответить, как из-за спины его вынырнул закутанный в темный плащ мужчина, верхнюю часть лица которого прикрывали обвисшие поля поношенной шляпы.
– Кто вы?! – Чаг сделала шаг от борта и схватилась за эфес меча.
– Вы не узнали меня, принцесса? Я Лагашир, – проговорил незнакомец, приподнимая шляпу.
– А-а-а… – Чаг сделала пришедшему знак следовать за собой и скрылась в палубной надстройке. Каюта принцессы была единственным местом на корабле, где можно было говорить свободно, не опасаясь чужих ушей, и девушка полагала, что Лагашир оценит ее предусмотрительность. Черный Маг, к которому она обратилась по рекомендации Нарма, чтобы тот помог ей разыскать Мгала, был не из тех людей, которые станут бегать по ночным улицам без особой на то причины.
– Вы, верно, желаете знать, что происходит в Сагре, и я могу просветить вас. Что же касается столь несвоевременного визита, то роли, к сожалению, поменялись, и теперь уже мне необходима ваша помощь.
– Но следы северянина вам удалось разыскать?
– Да, мои люди выследили его. Он схвачен во время облавы и заперт в одном из таможенных пакгаузов. Нанятый мной человек не спускает с него глаз, однако сейчас добраться туда невозможно – на улицах города идут бои. Белые Братья подкупили Совет унгиров, и те подняли мятеж, чтобы избавиться от опеки Харголидов. Они сформировали отряды из своих слуг и охранников, привлекли сторонников тех, кого Гигаур столь неосмотрительно приказал схватить вместе с сочувствующими Белому Братству. Подкупили нищих, докеров, рыбаков прочую голытьбу с правого берега, сговорились с дувианскими пиратами и этой ночью учинили большую резню, дабы освободить заключенных и подорвать власть Владыки Сагры, отрезав его от острова.
– Ах вот оно что… – протянула Чаг. – Чего же вы хотите от меня и как нам теперь добраться до кристалла?
– У меня были неплохие отношения с Гигауром, и приспешники Белого Братства не замедлили воспользоваться случаем, чтобы свести со мной счеты. Мой дом подожгли, мои слуги перебиты, моей жизни угрожает опасность. Я хотел бы укрыться на вашем судне и, как только откроют гавань, отплыть из Сагры, – отвечал Лагашир, вытирая сажу и испарину с длинного бледного лица. Даже сейчас, усталый и перепачканный, он не утратил присущей ему обходительности и привлекательности, и сердце у Чаг тревожно сжалось.
– Разумеется, вы можете остаться здесь, раз вам угрожает опасность, но как быть с похитителем кристалла? – вновь спросила принцесса. – Если ваши люди убиты, нам придется самим начинать поиски. Может быть, стоит отправиться к этому пакгаузу немедленно?
– Нет, нет, идти туда не следует, тем более что заключенных с минуты на минуту выпустят. Кое-кому из моих людей удалось избежать расправы, и мы будем своевременно извещены о том, куда двинется ваш обидчик, – пообещал Лагашир, устало опускаясь на лавку, и только тут Чаг заметила, что с плаща его на дощатый пол капает кровь.
Впрочем, было в этом благонравии и чинности что-то опасное, что-то, побуждавшее наиболее чутких приезжих, несмотря на близившийся сезон штормов, торопливо свернув дела, покидать город. Гигаура и его сподвижников, отделенных от острова протокой с поднятыми секциями мостов, не беспокоили эманации страха и ненависти, наводнившие Сагру; однако их, несмотря на привычную грубость и дубленую шкуру, отчетливо ощущали гвардейцы, совершавшие ночные обходы города. Беспокойство их день ото дня росло, ибо все чаще замечали они скользившие между домами тени, слышали предупреждающие пересвисты, ловили недобрые взгляды, брошенные на них из-за неплотно прикрытых ставень.
– Когда я прохожу мимо этих законопаченных подворотен, у меня начинает чесаться спина. Исключительно удобное место для молодца, задумавшего всадить стрелу под лопатку, – вглядываясь в черную щель между домами, пробормотал один из дюжины гвардейцев, поглубже нахлобучивая на голову шлем, отороченный кольчужной сеткой.
– Последнее время я тоже чувствую себя ходячей мишенью, – поддержал его другой.
– Кому вы нужны, чтобы тратить на вас стрелы? – пренебрежительно усмехнулся командир отряда, разглаживая пушистые усы. – Из-за угла принято стрелять в хадасов-военачальников, а не в таких, как мы. Если же кого дурные предчувствия замучили, чем ныть и на других тоску своими страхами нагонять, купил бы лучше надежную исфатейскую кольчугу. Или пластинчатый панцирь, сработанный в Шиме, такой, как у меня. Очень прибавляет уверенности в себе.
Патруль свернул за угол, и тут же из растворившихся ворот мрачного приземистого здания вышел отряд по меньшей мере в две сотни копьеносцев, укрывавшихся, видимо, во внутреннем дворике. На темных одеждах и щитах их не было опознавательных значков, но если бы гвардейцы надумали вернуться, они бы легко догадались, что отряд состоит из людей захваченного во время облавы унгира Ларлиха. И это была далеко не единственная группа воинов, возникшая, словно по волшебству, на пустынных улицах центральной части Сагры в то же время через пролив, отделявший остров от правого берега, одна за другой переправлялись лодки, битком набитые вооруженными людьми. К таможенному причалу подходили приземистые суденышки со спущенными парусами, принадлежавшие, судя по всему, «гражданам ста островов», а на внешнем рейде появились две биремы, сработанные на верфях Нинхуба. Одна из встреченных ими при подходе к Сагре патрульных галер уже пошла ко дну, вторая, полузатонувшая, пылала, подожженная капитаном, который решился на это последнее средство, чтобы предупредить Гигаура о вторжении.
Предупреждение, возможно, и сослужило бы добрую службу, если бы вслед за тонущей галерой не запылали одновременно три моста. Охранявшие их гвардейцы были буквально истыканы стрелами, а поднятые секции мостов не позволили людям Харголида своевременно прийти им на помощь. Выкатив на мосты телеги с сеном и облив деревянные конструкции дегтем, нападавшие, не дожидаясь появления гвардейских отрядов, растворились в темноте, рассыпались по узким улочкам и, разбивая по дороге масляные светильники, устремились к пристани, где уже вовсю шла битва за обладание не успевшими выйти в море патрульными галерами.
Звон оружия и крики раненых подняли на ноги всех обитателей гавани, но тревога иноземных корабельщиков и унгиров оказалась напрасной – ни один купеческий корабль не был атакован. Более того, хорошо вооруженные люди, на щитах и шлемах которых не было никаких опознавательных знаков, заверили переполошившихся мореходов, что опасаться им нечего – бои в городе не затронут их, если они не будут покидать свои корабли и встревать в дела обитателей Сагры. Сказано это было вежливо, но достаточно категорично, и Гельфар – капитан «Посланца небес» – поторопился передать эти слова Чаг, успевшей вооружить людей, посланных с нею Нармом, и готовой немедленно броситься в бой.
– Значит, пока нам ничто не грозит? Прекрасно! – произнесла принцесса недовольным голосом. – Но я хотела бы знать, что здесь происходит. Пожары занялись по всему острову, и любые заверения в безопасности бессмысленны, пока мы не узнаем, в чем дело.
– Госпожа Чаг, вас спрашивает какой-то незнакомец. Назваться он не пожелал, – доложил матрос, дежуривший на баке, и не успела принцесса ответить, как из-за спины его вынырнул закутанный в темный плащ мужчина, верхнюю часть лица которого прикрывали обвисшие поля поношенной шляпы.
– Кто вы?! – Чаг сделала шаг от борта и схватилась за эфес меча.
– Вы не узнали меня, принцесса? Я Лагашир, – проговорил незнакомец, приподнимая шляпу.
– А-а-а… – Чаг сделала пришедшему знак следовать за собой и скрылась в палубной надстройке. Каюта принцессы была единственным местом на корабле, где можно было говорить свободно, не опасаясь чужих ушей, и девушка полагала, что Лагашир оценит ее предусмотрительность. Черный Маг, к которому она обратилась по рекомендации Нарма, чтобы тот помог ей разыскать Мгала, был не из тех людей, которые станут бегать по ночным улицам без особой на то причины.
– Вы, верно, желаете знать, что происходит в Сагре, и я могу просветить вас. Что же касается столь несвоевременного визита, то роли, к сожалению, поменялись, и теперь уже мне необходима ваша помощь.
– Но следы северянина вам удалось разыскать?
– Да, мои люди выследили его. Он схвачен во время облавы и заперт в одном из таможенных пакгаузов. Нанятый мной человек не спускает с него глаз, однако сейчас добраться туда невозможно – на улицах города идут бои. Белые Братья подкупили Совет унгиров, и те подняли мятеж, чтобы избавиться от опеки Харголидов. Они сформировали отряды из своих слуг и охранников, привлекли сторонников тех, кого Гигаур столь неосмотрительно приказал схватить вместе с сочувствующими Белому Братству. Подкупили нищих, докеров, рыбаков прочую голытьбу с правого берега, сговорились с дувианскими пиратами и этой ночью учинили большую резню, дабы освободить заключенных и подорвать власть Владыки Сагры, отрезав его от острова.
– Ах вот оно что… – протянула Чаг. – Чего же вы хотите от меня и как нам теперь добраться до кристалла?
– У меня были неплохие отношения с Гигауром, и приспешники Белого Братства не замедлили воспользоваться случаем, чтобы свести со мной счеты. Мой дом подожгли, мои слуги перебиты, моей жизни угрожает опасность. Я хотел бы укрыться на вашем судне и, как только откроют гавань, отплыть из Сагры, – отвечал Лагашир, вытирая сажу и испарину с длинного бледного лица. Даже сейчас, усталый и перепачканный, он не утратил присущей ему обходительности и привлекательности, и сердце у Чаг тревожно сжалось.
– Разумеется, вы можете остаться здесь, раз вам угрожает опасность, но как быть с похитителем кристалла? – вновь спросила принцесса. – Если ваши люди убиты, нам придется самим начинать поиски. Может быть, стоит отправиться к этому пакгаузу немедленно?
– Нет, нет, идти туда не следует, тем более что заключенных с минуты на минуту выпустят. Кое-кому из моих людей удалось избежать расправы, и мы будем своевременно извещены о том, куда двинется ваш обидчик, – пообещал Лагашир, устало опускаясь на лавку, и только тут Чаг заметила, что с плаща его на дощатый пол капает кровь.
5
Когда ворота пакгауза распахнулись и заключенные ринулись на волю, Мгал и его друзья, следуя совету Дижоля, остались на месте, так же как и команда «Забияки». Дождавшись, пока последний узник покинет пакгауз, Номбер, Бемс и еще двое пиратов подхватили своего капитана и вышли на улицу, под празднично сиявшие на темно-фиолетовом бархате небес низкие южные звезды. Эмрик с Гилем, как было условлено, устремились в направлении Свала, чтобы отыскать Китиару и пояс с кристаллом Калиместиара. Часть матросов последовала за ними, исполняя приказ Дижоля разузнать, что происходит в городе, а Мгал с дюжиной пиратов, шмыгнув в проулок, стал пробираться к укромному месту на правом берегу острова, где их должна была поджидать шлюпка с «Забияки», если судно вместе с другими кораблями «граждан ста островов» вошло в гавань Сагры.
Выйдя из пакгауза, северянин не мог отделаться от ощущения, что за ним следят. Два или три раза ему показалось, что между длинными складскими зданиями мелькал силуэт крадущегося человека, и, намереваясь разузнать, что же понадобилось соглядатаю от кучки оборванцев, Мгал замедлил шаг, а затем, выбрав удобный момент, затаился за углом бревенчатой постройки, в то время как матросы продолжали двигаться вперед. Ему не пришлось ждать долго: человек, следовавший за ними тенью, скользнул за кучу мусора, и северянин, совершив гигантский прыжок, обрушился на спину незнакомца. Тот, упав на землю, попытался выбраться из-под навалившегося тела, выхватил из-за пазухи длинный трехгранный стилет, однако сильный удар по затылку заставил его образумиться и выпустить оружие из рук.
Лицо поверженного противника показалось незнакомым Мгалу, но разбираться было некогда, и, быстро располосовав куртку пленника, он связал ему руки и велел догонять скрывшихся из виду пиратов. Отличавшийся тщедушным сложением незнакомец покорно затрусил вдоль склада, не желая испытать на себе еще раз тяжесть руки северянина.
Пробежав между двумя приземистыми постройками, он свернул раз, другой и остановился, выжидающе глядя на Мгала. Три открывшихся перед ними проулка ничем не отличались друг от друга, и северянин замешкался, не зная, какой путь выбрать, но тут слева послышались возбужденные крики и яростный рев Бемса. Мгал толкнул пленника в спину и, не раздумывая, ринулся на звук голосов.
Ни Дижоль, ни его товарищи не ожидали, что, выбравшись на Крабью улицу, нос к носу столкнутся с отрядом гвардейцев, спешивших с окраины острова в центр. Встреча эта застала пиратов врасплох, и, естественно, им трудно было удовлетворительно ответить на вопрос седоусого командира патруля, кто они такие и что делают среди ночи на улицах Сагры. Столь же естественным было нежелание команды «Забияки» следовать за гвардейцами к только что покинутым ими таможенным пакгаузам, о чем Бемс весьма недвусмысленно уведомил блюстителей порядка. Выслушав его, гвардейцы сочли, что с формальностями покончено, и обнажили оружие.
Выскочив из проулка, Мгал увидел, что двое пиратов зарублены, а остальные залиты кровью и с трудом сдерживают натиск гвардейцев. Номбер, увернувшись от решившего разделаться с ним одним ударом противника, ухитрился завладеть его мечом и остервенело работал им, отбиваясь от трех насевших на него воинов. Бемс, получив колотую рану в руку, ударом чудовищного кулака оглушил нападавшего и тоже вооружился мечом. Высокий сухощавый пират, вцепившись в копье своего противника, был недалек от того, чтобы стать его хозяином, но другим морякам приходилось туго и они бы давно обратились в бегство, если бы не Дижоль. Преодолев боль, капитан «Забияки» сумел подняться на ноги и доковылять до каменного забора, тянувшегося по левую сторону улицы, однако нечего было и надеяться, что он сумеет самостоятельно покинуть поле боя.
Мгновенно оценив обстановку, Мгал понял, что пираты не перебиты лишь благодаря потемкам и спасти их может только чудо. Издав боевой клич, он бросился на ближайшего гвардейца, размахивавшего тяжелой алебардой перед самым носом Фипа. Обернувшись к новому противнику, гвардеец, уверенный, что у северянина нет оружия, легкомысленно взмахнул алебардой, стремясь не столько поразить, сколько устрашить врага. Без труда уклонившись от широкого лезвия, со свистом рассекшего воздух перед его лицом, Мгал выхватил из лохмотьев стилет и метнул в противника. В искусстве этом он, несмотря на все старания, не мог сравниться ни с Эмриком, ни даже с Гилем, но цели его бросок достиг. Стилет оцарапал гвардейцу щеку и, что еще важнее, вынудил сделать неверное движение, воспользовавшись которым, северянин вырвал из его рук алебарду и обрушил на голову врага. Едва избежав удара второго гвардейца, он ткнул его в живот копьеподобным концом алебарды и, предоставив безоружным пиратам добивать раненых, поспешил к Дижолю.
Памятуя пророчества Бессмертного Юма, Мгал твердо решил, что, чем бы ни кончилась эта драка, капитан должен выйти из нее живым, однако путь ему преградил седоусый командир гвардейцев в тускло поблескивавшей в свете звезд кольчуге. Взмахнув алебардой, он заставил северянина попятиться. Похожие на ломтики дыни клинки скрестились, рассыпая снопы искр.
Седоусый был безусловно мастером своего дела, жало, венчавшее его алебарду, уже разорвало рубаху северянина на груди и оцарапало бедро, в то время как тот не сумел причинить противнику ни малейшего вреда. Алебарда – оружие, почти незнакомое на севере, – редко использовалась даже в Исфатее, и Мгал сознавал, что у него нет шансов выстоять против искусно владеющего ею гвардейца. Если он немедленно чего-нибудь не изобретет, песенка его будет спета…
Выйдя из пакгауза, северянин не мог отделаться от ощущения, что за ним следят. Два или три раза ему показалось, что между длинными складскими зданиями мелькал силуэт крадущегося человека, и, намереваясь разузнать, что же понадобилось соглядатаю от кучки оборванцев, Мгал замедлил шаг, а затем, выбрав удобный момент, затаился за углом бревенчатой постройки, в то время как матросы продолжали двигаться вперед. Ему не пришлось ждать долго: человек, следовавший за ними тенью, скользнул за кучу мусора, и северянин, совершив гигантский прыжок, обрушился на спину незнакомца. Тот, упав на землю, попытался выбраться из-под навалившегося тела, выхватил из-за пазухи длинный трехгранный стилет, однако сильный удар по затылку заставил его образумиться и выпустить оружие из рук.
Лицо поверженного противника показалось незнакомым Мгалу, но разбираться было некогда, и, быстро располосовав куртку пленника, он связал ему руки и велел догонять скрывшихся из виду пиратов. Отличавшийся тщедушным сложением незнакомец покорно затрусил вдоль склада, не желая испытать на себе еще раз тяжесть руки северянина.
Пробежав между двумя приземистыми постройками, он свернул раз, другой и остановился, выжидающе глядя на Мгала. Три открывшихся перед ними проулка ничем не отличались друг от друга, и северянин замешкался, не зная, какой путь выбрать, но тут слева послышались возбужденные крики и яростный рев Бемса. Мгал толкнул пленника в спину и, не раздумывая, ринулся на звук голосов.
Ни Дижоль, ни его товарищи не ожидали, что, выбравшись на Крабью улицу, нос к носу столкнутся с отрядом гвардейцев, спешивших с окраины острова в центр. Встреча эта застала пиратов врасплох, и, естественно, им трудно было удовлетворительно ответить на вопрос седоусого командира патруля, кто они такие и что делают среди ночи на улицах Сагры. Столь же естественным было нежелание команды «Забияки» следовать за гвардейцами к только что покинутым ими таможенным пакгаузам, о чем Бемс весьма недвусмысленно уведомил блюстителей порядка. Выслушав его, гвардейцы сочли, что с формальностями покончено, и обнажили оружие.
Выскочив из проулка, Мгал увидел, что двое пиратов зарублены, а остальные залиты кровью и с трудом сдерживают натиск гвардейцев. Номбер, увернувшись от решившего разделаться с ним одним ударом противника, ухитрился завладеть его мечом и остервенело работал им, отбиваясь от трех насевших на него воинов. Бемс, получив колотую рану в руку, ударом чудовищного кулака оглушил нападавшего и тоже вооружился мечом. Высокий сухощавый пират, вцепившись в копье своего противника, был недалек от того, чтобы стать его хозяином, но другим морякам приходилось туго и они бы давно обратились в бегство, если бы не Дижоль. Преодолев боль, капитан «Забияки» сумел подняться на ноги и доковылять до каменного забора, тянувшегося по левую сторону улицы, однако нечего было и надеяться, что он сумеет самостоятельно покинуть поле боя.
Мгновенно оценив обстановку, Мгал понял, что пираты не перебиты лишь благодаря потемкам и спасти их может только чудо. Издав боевой клич, он бросился на ближайшего гвардейца, размахивавшего тяжелой алебардой перед самым носом Фипа. Обернувшись к новому противнику, гвардеец, уверенный, что у северянина нет оружия, легкомысленно взмахнул алебардой, стремясь не столько поразить, сколько устрашить врага. Без труда уклонившись от широкого лезвия, со свистом рассекшего воздух перед его лицом, Мгал выхватил из лохмотьев стилет и метнул в противника. В искусстве этом он, несмотря на все старания, не мог сравниться ни с Эмриком, ни даже с Гилем, но цели его бросок достиг. Стилет оцарапал гвардейцу щеку и, что еще важнее, вынудил сделать неверное движение, воспользовавшись которым, северянин вырвал из его рук алебарду и обрушил на голову врага. Едва избежав удара второго гвардейца, он ткнул его в живот копьеподобным концом алебарды и, предоставив безоружным пиратам добивать раненых, поспешил к Дижолю.
Памятуя пророчества Бессмертного Юма, Мгал твердо решил, что, чем бы ни кончилась эта драка, капитан должен выйти из нее живым, однако путь ему преградил седоусый командир гвардейцев в тускло поблескивавшей в свете звезд кольчуге. Взмахнув алебардой, он заставил северянина попятиться. Похожие на ломтики дыни клинки скрестились, рассыпая снопы искр.
Седоусый был безусловно мастером своего дела, жало, венчавшее его алебарду, уже разорвало рубаху северянина на груди и оцарапало бедро, в то время как тот не сумел причинить противнику ни малейшего вреда. Алебарда – оружие, почти незнакомое на севере, – редко использовалась даже в Исфатее, и Мгал сознавал, что у него нет шансов выстоять против искусно владеющего ею гвардейца. Если он немедленно чего-нибудь не изобретет, песенка его будет спета…