Мосли Уолтер. Красная смерть

   – Если это какой-то трюк, рассчитанный на то, чтобы уйти от уплаты налогов... – начал он.
   Лоуренс пытался говорить таким тоном, словно он все еще остается хозяином положения, но я чувствовал – язык у него вспотел!
   – Гриффитс-парк, Реджи. Рядом с обсерваторией, у самого входа. В восемь вечера. Человек, служивший в армии, должен понимать, что такое точность.
   Я объяснил, как туда доехать, и, не дав ему сказать ни слова, повесил трубку.
   Знали бы вы, как это было приятно.

Глава 37

   Около семи утра я припарковался на Стенли-стрит, примерно на расстоянии одного квартала к северу от Олимпийского бульвара. Здесь жили только белые, но я рискнул, надеясь не попасться на глаза полиции. Документы лежали рядом со мной на переднем сиденье в конверте, на котором было напечатано его имя. Я надел черные перчатки, фуражку и форменную куртку из отеля в Хьюстоне, где когда-то служил Дюпре.
   В восемь с четвертью Лоуренс вышел из дому. Я низко пригнулся, искоса следя за ним, и потрогал языком дырку, которую Примо сделал в моем рту. Лоуренс подошел к своей машине и уехал, оставив дома жену и ребенка.
   Я подождал с полчаса, чтобы его жена ничего не заподозрила, и постучал в дверь. В глубине квартиры слышался детский плач. Он стал громче, когда дверь отворилась.
   Миссис Лоуренс была маленькая рыжая женщина. Волосы ее основательно поседели. Она была еще достаточно молодой, но выглядела какой-то пришибленной. Ей стоило немалых усилий заставить себя посмотреть мне в лицо. По левую сторону ее рта пролегал небрежно зашитый шрам. Кожа вокруг правого глаза вспухла и обесцветилась. Белок пронизывали кровавые жилки.
   – Чем могу быть полезна? – спросила она.
   – Я принес пакет, мэм, – четко произнес я. Так мы обращались к офицерам во время Второй мировой войны.
   – Для кого?
   – Для Реджинальда Лоуренса, – ответил я. – Из юридической конторы в Вашингтоне.
   Женщина попыталась улыбнуться, но ребенок снова заплакал. Она быстро взглянула на него и снова повернулась ко мне.
   – Я его жена и приму пакет.
   – Право, не знаю, – замялся я.
   – Пожалуйста, поскорее, у меня болен ребенок.
   – Ну хорошо, только я должен получить один доллар девяносто пять центов за доставку.
   – Подождите. – Она раздраженно вздохнула и побежала в ту сторону, откуда доносился плач.
   Я проскользнул в прихожую и достал лист бумаги с секретной правительственной информацией, сложенный в несколько раз. Оглядевшись по сторонам, я заметил вешалку для пальто и резной полированный столик. Я проворно выдвинул ящик столика и сунул улику под стопку дорожных карт.
   Потом прошел в комнату, где хозяйка хлопотала над детской кроваткой. Кровать была невелика, но ребенок – такой тощий, что рядом с ним могли бы уместиться еще несколько малышей. Тельце ребенка было довольно длинным, но ручки и ножки тонкие, под стать новорожденному младенцу. Шершавые запястья – сплошь в царапинах, а голая грудка покрыта свежими сине-зелеными ссадинами. Один его глаз смотрел куда-то в сторону, а другой был устремлен на меня. Он не переставал хныкать.
   – Мэм, – сказал я.
   – Да? – Она даже не повернулась ко мне, а горько расплакалась, склонившись над ребенком, который теперь, когда мама была рядом, немного притих.
   Я помог ей подняться.
   – Что с ним?
   – Полиомиелит, – ответила она.
   Кто знает, может быть, она в это верила.
   Женщина бросила быстрый взгляд на ребенка и встала.
   – Я нужна ему, я должна быть здесь. Я нужна, нужна ему, – твердила она.
   Я положил руки на плечи миссис Лоуренс, почему-то вспомнив о том, что ее муж пытался застрелить меня, когда я держал в объятиях женщину, и подвел ее к стулу.
   Я стер имя Лоуренса на конверте и положил его ей на колени.
   – Здесь нет ничего важного, – прошептал я. – Передайте это мужу при первой возможности.

* * *

   В семь вечера я был в Гриффитс-парке. Оставил машину чуть поодаль от обсерватории и прокрался между деревьями за большое здание, увенчанное куполом. Путь был неблизкий, но мне хотелось иметь некоторое преимущество, прийти на место встречи первым. Под ногами хрустели ветки, но меня это мало беспокоило.
   Лоуренс появился почти в восемь с четвертью. Спустился вниз по склону заросшего травой холма за низкой стеной, дошел до кромки деревьев и взглянул на часы. Он, как всегда, выглядел нелепым и неуклюжим, но в его походке чувствовалась какая-то агрессивность. Он вышагивал, как бойцовый петух, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно готовясь к драке.
   – Привет, Реджи, – окликнул я его из-за корявой сосны. И вышел из зарослей ему навстречу, держа руки в карманах.
   Он потянулся было к нагрудному карману пиджака, но я показал ему маленький пистолет, который был у меня в правой руке.
   Лоуренс одарил меня кривой улыбкой и ссутулился. Его большие руки как плети повисли по бокам.
   – Вы принесли деньги? – спросил я.
   Он слегка наклонился вперед, показывая конверт из оберточной бумаги под пиджаком.
   – Допустим, я отдам вам эти деньги. Но где гарантия, что вы оставите меня в покое? – спросил он.
   – Я знаю, вы убийца. Поэтому мне придется удрать с этими деньгами. Куда-нибудь, где вы меня не найдете.
   Он улыбнулся, и мы на мгновение застыли. Я видел, он не собирается ничего предпринимать, ждет, не скажу ли я что-нибудь еще.
   – Зачем вы это сделали? – спросил я.
   По его телу пробежала дрожь.
   – Будь ты проклят! – прорычал он, крутя головой.
   Я почувствовал: от него несет джином.
   – Я действительно хочу это знать. Зачем вы сотворили всю эту мерзость? – спросил я. Спросил, почти наверняка зная ответ, – но мне хотелось найти во всем этом хоть какой-то смысл.
   Глаза инспектора Лоуренса сверкали лихорадочным блеском.
   – Негры и евреи, – сказал он. Трудно было понять, к кому он обращался.
   – А как же с вашей женой и ребенком?
   Он снова взглянул мне в глаза. Но теперь был спокоен.
   – Почему погиб Таун? Почему погибла Поинсеттиа?
   – Я рассказал негритянскому священнику о вас. Вы знаете, что он сделал?
   Лоуренс поднял кулаки на уровень плеч, и я сказал:
   – Успокойтесь, остыньте немного.
   – Да. – Лоуренс фыркнул. – Так вы знаете, что он сделал? Он вышвырнул меня вон. Но я вернулся. Да, сэр, я вернулся.
   Он снова захихикал. Я вынул пистолет из кармана.
   – А эта шлюха жила как свинья. – Инспектор Лоуренс тяжело дышал. – Она была грязная и вела себя так, словно я когда-нибудь смогу стать подобен ей... Все, что от меня требовалось, – платить. Я не хотел их убивать, но от этого зависела моя жизнь.
   – Хаим Венцлер ничего для вас не значил, мистер.
   – Он что-то значил для ФБР. Стоило его убрать, и вы им больше не понадобились бы.
   – Но потом вы попытались убить меня!
   Лоуренс снова хихикнул и куснул свой большой палец.
   Сгущались сумерки. Казалось, темнота исходит от деревьев. Пора было получить деньги и отвалить.
   – О'кей, – сказал я, сжимая пистолет. – Давайте деньги.
   Я собирался притвориться, что нервничаю, беря у него деньги, но меня и в самом деле всего трясло.
   – Я предполагал, что вы негр с головой, – хмуро признал он.
   Слышать это было приятно, но я не поддался. Быстро наступала ночь, скоро мы превратимся в тени.
   – Неужели вы вправду думаете, будто я спущу вам попытку шантажировать меня?
   – Сделайте только какую-нибудь глупость и увидите, есть у меня голова или нет.
   Внезапно он принял решение, вынул пакет из-под пиджака и протянул его мне.
   – Приятно иметь с вами дело, – сказал я. – Теперь вы свободны.
   Едва я коснулся пакета, Лоуренс рванулся вперед и плечом изо всех сил саданул меня в грудь. Мы стояли на склоне холма, и я во второй раз за последнее время взлетел в воздух, но в этот раз приземлился боком, а руки оказались за спиной.
   Я попытался вывернуть руку с пистолетом, но мне это не удалось. Лоуренс подбежал ко мне и пнул ногой в плечо. Он ухмылялся, неуклюже шаря рукой в кармане, стараясь вытащить пистолет.
   – Не делайте этого! – закричал я, предостерегая.
   – Ниггер, – прошипел он и тут же отлетел назад, на расстояние около шести футов. Он был еще в воздухе, когда я услышал оглушительный звук пистолетного выстрела из-за деревьев.
   Я мчался со всех ног, но когда добежал, Крыса уже сидел в машине.
   Он улыбнулся мне и сказал:
   – Ты последний дурак, Изи Роулинз. Его надо было убить, как только он показал свою гнусную морду.
   – Я должен был знать, Реймонд. Это было очень важно для меня.
   Мы спускались по дороге от обсерватории по парку, похожему на настоящий лес.
   – Ты вроде тупого ковбоя, Изи. Пытаешься предложить ничью, прежде чем выстрелить. В конце концов тебя убьют.
   Конечно же он был прав. Но зато мне было приятно сознавать, что я не убийца. Этот подонок получил шанс уйти от ответственности, по крайней мере до тех пор, пока я не сообщил о нем полиции.
   – Это был он? – спросил Крыса, хотя, по сути дела, его это не волновало.
   – Да, убийцей был он.
   – Что ты теперь собираешься делать?
   – Лишь бы никто не видел нас. Я скажу человеку из ФБР, будто Лоуренс заставил меня рассказать ему, чем я занимаюсь. Сообщу, что это он украл бумаги у Венцлера и занялся шпионажем ради наживы. А в доказательство сообщу, как он использовал свое положение налогового инспектора в корыстных интересах.
   С этими словами я отсчитал Крысе пятьсот долларов.
   Я не собирался ничего присваивать себе. Отдам деньги семьям убитых, в том числе Ширли Венцлер. Я считал, что Лоуренс должен расплатиться по крайней мере за те беды, которые причинил невинным людям. Потом я внесу тысячу долларов в фонд "Африканской миграции". Соня Ачебе посылала мне открытки из Нигерии в течение тридцати лет.
   Крыса выпятил нижнюю губу.
   – Не так плохо. Совсем не так плохо.
   Я зажег пару сигарет – он сидел за рулем. На шоссе не слышно было сирен и не заметно необычной активности. Я передал сигарету Крысе и глубоко затянулся сам.
   – Куда тебя везти? – спросил он меня через пять или шесть миль. Мы ехали по Адамс-бульвару, и полицейские машины не обращали на нас никакого внимания.
   – Я обещал Ламарку, что мы пойдем есть сосиски.
   "А потом я увезу его в Мексику", – подумал я.

Глава 38

   Причин куда-то бежать не было. Они не могли пришить мне ни одного убийства. Когда они нашли Лоуренса и раскрыли его преступления, было решено замять дело. Выяснилось, что его преподобие Таун, Таня Ли и Хаим Венцлер убиты пулями из его пистолета. Я передал полицейским список отелей, куда Мофасс возил Лоуренса и Поинсеттию. Они обнаружили отпечатки пальцев Лоуренса в ее квартире. Миссис Трухильо узнала по фотографии назойливого страхового агента.
   А меня мучила совесть из-за того, что я так скверно поступил по отношению к Крысе и что был неискренен в дружбе с ним. Я стыдился даже Мофасса. Из-за чего бы вы думали? Да просто мы друг друга стоили.
   В тот вечер я был в отеле "Филберт". Постучал в дверь, и мне открыла Ширли, одетая в простую розовую комбинацию до колен. Она робко улыбнулась мне. Я поразился, вспомнив: мы же были любовниками.
   – Привет, – сказала она, потупившись. – Я боялась. Была уверена, они убьют вас, а потом придут за мной.
   – Нет, – возразил я. – Теперь все выяснилось. Стрелял тот же человек, который убил вашего отца. Власти ни при чем. Просто он решил загрести побольше денег, хотел найти эти документы и продать.
   В комнате стояли две кровати и туалетный столик.
   Я сел на одну из кроватей, и Ширли опустилась рядом со мной.
   – Теперь все в порядке. У вас нет причин беспокоиться. Власти вряд ли станут вами заниматься.
   Она молчала. Я знал, ей хотелось, чтобы я обнял ее, но я этого не сделал. Довольно! Я и так уже разрушил ее мир. Я был повинен в смерти ее отца.
   После долгого молчания я спросил:
   – Что вы теперь собираетесь делать?
   – Не знаю. Наверное, поеду домой. Но вы уверены в том, что мне рассказали?
   – Уверен. Этот малый был замешан в делах церкви Первого африканского баптиста. Ненавидел коммунистов, чернокожих и всех прочих.
   – Это он убил священника?
   – Да.
   – Его поймали?
   – Пока еще нет.
   – Как его имя?
   – Мне это не известно. Но кем бы он ни был, он подозревал, что я кое-что знаю. Потому и стрелял в меня возле дома. Он вовсе не пытался убить вас.
   Она с облегчением вздохнула и тут же смутилась. Ей стало стыдно, что мишенью был я. Я тронул ее руку.
   – Теперь вы можете уехать, Ширли. Все в порядке.
   Она доверяла мне. А ведь я вполне мог быть человеком, который застрелил ее несчастного отца. Но она этого не сказала. И я не собирался об этом рассказывать.
   Примо тоже доверял мне. Я сказал ему:
   – Преступник убит, и необходимость уезжать отпала.
   – А я уже истратил половину денег, Изи, – чувствовалось, ему не по себе, – и послал брата навести порядок.
   – Все о'кей, друг. Ты и Флауэр хорошо проведете там время.
   – Прекрасно, – сказал Примо и засмеялся. Без сомнения, мои пятьсот долларов по-прежнему лежали у него в кармане. – Но, знаешь, Изи, Джезус будет очень огорчен, если ты не поедешь с нами. Мальчишка любит тебя. Возьми его к себе.
   – Что?
   – Это твой мальчик, Изи. Он очень тебя любит. Возьми его к себе. А если захочешь, я приму его обратно, когда мы вернемся.
   – И когда вы вернетесь?
   – Месяца через три, может быть, четыре.
   Я попрощался с Примо и Флауэр, вопрос с мальчиком был решен.
   Они уехали на три года. К этому времени Джезус стал моим сыном.

* * *

   Крэкстон был счастлив, как Примо. Они нашли Лоуренса, он лежал ничком возле обсерватории. Крэкстон вызвал меня в свой кабинет на Шестой улице, этажом выше кабинета Лоуренса.
   – Так вы говорите, Лоуренс был замешан в этом деле вместе с Венцлером? Как это возможно, если он мог узнать Венцлера только через вас?
   – Он пытался подкупить меня, мистер Крэкстон. Нажал на Мофасса, когда вы вмешались, хотел поставить меня в безвыходное положение.
   – Каким образом вы это обнаружили?
   – В конце концов Мофасс сломался и все мне рассказал.
   Крэкстон кивнул.
   – А как насчет девушки, которая жила у вас?
   – Лоуренс знал, что я владелец этого дома, и хотел, чтобы я откупился. А для начала решил упрятать меня за решетку.
   – Но попади вы в тюрьму за убийство, как он смог бы получить ваши деньги?
   – Он вряд ли собирался ее убивать. Мне кажется, хотел только избить. А когда она умерла, попытался выдать это за самоубийство.
   Последнее умозаключение показалось Крэкстону уж слишком изощренным для негра. Он посмотрел на меня подозрительно, но ничего не сказал. Крэкстону не хотелось раскачивать лодку. У него был мертвый коммунист и человек, занимавшийся шпионажем. Были улики, которые я подбросил в дом Лоуренса, и два трупа.
   "Пожалуй, – подумалось мне, – он получит повышение по службе".
   – А где теперь Ширли Венцлер? – поинтересовался он.
   – У себя дома, мистер Крэкстон. Вы же знаете, она не имеет ко всему этому никакого отношения.
   – Она вам нравится, не так ли, Изи?
   – Она чиста, сэр.
   Крэкстон фыркнул. Он был на вершине мира.
   – Можно мне задать вам один вопрос? – спросил я.
   – Конечно, Изи.
   – Почему вы не сказали мне о бумагах, которые были у Венцлера?
   – Вы не должны были о них знать. Это секретный проект, разработанный "Чемпионом". Линдквист должен был уничтожить копии, а я – удостовериться в том, что он это сделал. Мы оба допустили промашку.
   – Вы хотите сказать, что эти документы никто не собирался использовать?
   – Да, но если бы их опубликовали в России, это все равно выглядело бы скверно.
   – В самом деле?
   Я никому ничего не сказал о Джекки Орре, Мелвине Прайде и Виноне. Правда, написал Оделлу письмо. Не хотелось губить своих братьев и сестер, но в то же время нельзя было им позволить и впредь грабить церковь. "Африканскую миграцию" я вообще не упомянул.
   – Не знаю, мистер Роулинз, что и сказать. Все это очень гладко, но кто же все-таки убил Лоуренса?
   – Понятия не имею, – ответил я. – Меня там не было.

* * *

   Крэкстон сдержал слово. Я получил два года отсрочки, чтобы утрясти дела с налогами. Он отвел удар от Ширли Венцлер и дал мне свой личный телефон, по которому я мог позвонить ему в любое время.
   Андре Лавендер и Хуанита снова всплыли на поверхность. Его не судили, потому что Крэкстон не упомянул его имени.
   Все было прекрасно. После вечерней беседы с Крэкстоном я отправился к Этте. Открыл дверь своим ключом. В квартире было темно, но это меня не удивило. Дверь в комнату Ламарка оказалась открытой, и я заглянул. Малыш улыбался в объятиях огромного медведя, которого, без сомнения, подарил ему Крыса.
   – Вот так, Этта, – услышал я голос Крысы из-за стены, он словно шептал мне в самое ухо. – Да, да, да. Ты знаешь, как мне этого не хватало.
   Затем звук смачного поцелуя.
   – Я люблю тебя, папочка.
   – Что ты сказала? – спросил Реймонд свою жену, свою женщину.
   – Я люблю тебя, папочка. Ты мне нужен.
   – Тебе нужно вот это?
   И тут она издала звук, который я не могу описать. Горловой стон, полный такого наслаждения, что у меня закружилась голова и я опустился на пол.
   Стоны Этты становились все громче и страстнее. Она никогда так не реагировала на мои ласки, как, впрочем, и другие женщины.
   Крыса безумен, подумал я. Просто безумен!
   Но мне бы хотелось такого безумия!
   Так же, как и Этте.

Глава 39

   Спустя пару дней мой мальчик и я отправились в контору Мофасса.
   Джезус вошел в дверь первым и подвинул стул, чтобы я мог сесть перед столом своего служащего.
   Мофасс сидел, привычно уставившись на яичницу с ветчиной. Он, похоже, разглядывал ее с четверть часа.
   – Доброе утро, мистер Роулинз. – Взгляд у него был подозрительный. Любой человек, уцелевший после встречи с Крысой, становился весьма недоверчив.
   – Мофасс, как дела?
   – Меня на два дня засадили в камеру предварительного заключения.
   Я вытаращил глаза, изображая крайнее удивление.
   – Да, да, – продолжал он. – Но мне кажется, я должен благодарить вас. Вы не выдвинули против меня обвинений в налоговом управлении.
   – Отчасти это заслуга человека из ФБР. Я не причинил им неприятностей, и они позволяют мне не спеша расплатиться со своими долгами.
   – Тем не менее должен сказать вам спасибо. Мы все попали в западню, и вы могли бы отыграться на мне.
   – Должен был, – сказал я.
   Мофасс сердито уставился на меня.
   – Джезус, – сказал я, выудив четверть доллара из кармана рубашки и вручая ему, – поди купи конфет в магазине, мимо которого мы проходили.
   Он молча улыбнулся и бросился к двери.
   Я подождал, пока на лестнице стихли его шаги.
   – Именно так, Мофасс. Я должен был позволить Реймонду вышибить вам мозги. Должен был, но не смог, потому что вы – мое проклятие. Но не в этом дело. Видите ли, я кое-что потерял с того дня, когда мы впервые говорили о том злополучном письме. Я много потерял. У меня был верный друг. Теперь он ненавидит меня, потому что считает причастным к убийству его священника. И я не могу пойти к нему – в этой смерти действительно есть доля моей вины. Я потерял любимую женщину, потому что был недостаточно хорош для нее. Из-за меня погибло немало людей. И хотя именно вы убедили меня выгнать Поинсеттию, вина все равно лежит на мне.
   Он прервал меня:
   – Я не вижу, какое отношение все это имеет ко мне. Если хотите получить ключи от ваших домов – пожалуйста, они при мне.
   – У меня появился хороший друг, Мофасс, но ваш приятель убил его. Не глядя ему в лицо. Застрелил через дверь.
   – Чего вы хотите от меня, мистер Роулинз?
   – У меня нет настоящих друзей. Есть только Джексон Блю, готовый продать меня за бутылку вина, да Крыса, ну, его вы знаете. И мальчишка-мексиканец, который едва говорит по-английски.
   На лбу у Мофасса выступил пот. Наверное, ему казалось, я сошел с ума.
   – Я хочу, чтобы вы продолжали со мной работать, Уильям. И стали моим другом.
   Мофасс сжал сигару толстыми губами и задымил. Думаю, он и не подозревал, что глаза у него буквально вылезли из орбит. Настолько велико было его удивление.
   – Конечно, – сказал он. – Вы мой самый лучший клиент, мистер Роулинз.
   – Да, да, я вам верю.
   Мы сидели, пристально глядя друг другу в глаза, до тех пор, пока не вернулся Джезус. Он принес три пакетика шоколадных медалей. Мы ели шоколад молча.
   Улыбался один только Джезус.

Послесловие

   На небосклоне остросюжетной детективной литературы в начале 90-х годов взошла новая звезда. Американский писатель Уолтер Мосли действительно был сразу же воспринят и широкой читающей публикой, и литературными критиками как выдающееся явление. Но если во Вселенной Литературы, как и в астрономии, имеются белые – ясные, красные – кровавые и даже голубые звезды, то Уолтер Мосли – в своем роде черная звезда.
   Черная звезда в прямом, буквальном смысле слова. Мосли – черный американец, и он практически первый после Джеймса Болдуина из темнокожих писателей, кто получил столь широкую популярность в Соединенных Штатах, где все еще чутко прислушиваются к отголоскам былой проблемы расовой дискриминации. И вероятно, прежде, чем говорить о жизни и творчестве Уолтера Мосли, необходимо представить себе тот культурный контекст, в рамках которого существует субкультура афроамериканцев, находящая свое выражение в музыке и танце, в кино и литературе, в религии и политике.
   Давно ушли в прошлое патриархальные нравы Америки середины прошлого века, когда марк-твеновский Геккльбери Финн увозил негра Джима на своем плоту по Миссисипи, спасая от преследователей, когда Уолт Уитмен написал свое пронзительное стихотворение о беглом чернокожем рабе, которого он приютил под крышей своего дома и накормил (...а винтовка стояла у моей ноги...), когда личная несвобода и бесправие подавляющего большинства черных американцев находились в центре яростной дискуссии белых "верхов", дискуссии, искры которой разожгли в конечном счете огонь Гражданской войны в США.
   С тех пор в Миссисипи утекло много воды, но после этой войны и отмены рабства в 60-х годах XIX века еще целое столетие темнокожие американцы оставались так или иначе ущемлены в своих гражданских правах. И лишь самоотверженная деятельность Мартина Лютера Кинга уже в 50 – 60-х годах нашего века и в особенности – огромный общественный резонанс, вызванный гибелью Кинга от пули расиста, – стали знамением окончательного распада системы расовой дискриминации в США.
   Но проблема сосуществования людей разного цвета кожи в рамках одной культуры, будучи дезавуирована в правовом, юридическом аспекте, отнюдь не перестала существовать как таковая. Просто теперь острые противоречия и трудные компромиссы между принципом равенства всех перед законом и фактом неравнозначности социопсихологического потенциала людей разных рас перешли в культуру, в экономику, в политику...
   Вероятно, перелом наступил после Второй мировой войны, когда на полях сражений в Европе и Африке, на маленьких островках посреди Тихого океана и в джунглях Индокитая темнокожие американские солдаты воевали бок о бок со своими белыми однополчанами. Фронтовое братство – не пустое слово, и после возвращения домой ветераны-негры уже не могли воспринимать с той же покорностью мерзкие приметы расовой дискриминации и сегрегации в мирной жизни у себя на родине.
   Герой романов Мосли, ветеран войны Изи Роулинз, начинающий карьеру частного сыщика в послевоенном Лос-Анджелесе, выражается так: "Нет, мне пришлось немало пообщаться с белыми людьми – мужчинами и женщинами... Я пуд соли съел с ними и в Италии, и в Африке, и потом в Париже, да и у себя на родине... Я спал рядом с ними, ел рядом с ними и убил достаточно белых людей, чтобы понять, что они ничуть не меньше меня боятся смерти. Но я и теперь иной раз невольно съеживаюсь, когда белый обращается ко мне грубо и свысока, и теряюсь в поисках ответа..."
   Процесс переплетения афро-американской субкультуры с англоамериканской не может быть быстрым и гладким. И пусть на эстраде уже более полувека блистают такие звезды, как Луис Армстронг, Элла Фитцджеральд, Би-Би Кинг или Стиви Уондер, сенатор Джесси Джексон выдвигает свою кандидатуру на пост Президента Соединенных Штатов, а экспедиционным корпусом США на операции "Буря в пустыне" командует генерал Пауэлл, в американской массовой литературе до сих пор трудно было назвать имя темнокожего прозаика, который вызвал бы у широкой публики единодушное восхищение и горячий интерес, – а именно такой фурор произвел в читающей Америке Уолтер Мосли.

* * *

   Уолтер Мосли родился в Лос-Анджелесе в 1952 году. Там он получает образование, затем ездит по Америке и, наконец, оседает в Нью-Йорке, где и живет уже много лет. Здесь, прежде чем заняться писательским ремеслом, Мосли успел поработать в разных сферах: занимался керамикой, был компьютерным программистом и публиковал стихи.
   В 1990 году увидел свет его первый криминальный роман – "Дьявол в синем". Именно в этой книге появляется чернокожий герой, Изи Роулинз, который вскоре принесет Мосли бешеный успех у читателя.
   Действие романа происходит в 1948 году в Лос-Анджелесе. Изи Роулинз – обычный безработный ветеран войны, который кое-как перебивается "с чипсов на кока-колу" – если уж не с хлеба на квас. Деньги по закладной за его дом подходят к концу, жить ему не на что, и тут ему поступает предложение, от которого он не может отказаться. Сомнительный делец предлагает ему за приличный гонорар отыскать следы исчезнувшей эстрадной певички Дафны Монет... Роулинзу приходится столкнуться со многими "черными" королями негритянских кварталов, испытать вкус гнусного предательства и в конце концов оказаться лицом к лицу со смертью...