Страница:
Неожиданно Марек крикнул, предупреждая их об опасности. Пакс взглянула на ближайший утес. Там, прямо по отвесной стене, быстро ползло огромное чудовище со множеством ног. Через мгновение оно прыгнуло. Перекувыркнувшись в воздухе, чудовище упало на землю и тут же подскочило вверх, изогнувшись дугой. Пир ринулся вперед с мечом, но промахнулся, а чудовище тем временем успело отпрыгнуть в сторону, развернулось и вновь бросилось на них в атаку.
Они все еще не пришли в себя от этого внезапного нападения, как вдруг высоко над головой раздался громкий голос, выкрикнувший одно-единственное слово. Пакс тут же остановилась, с трудом переводя дыхание. Ощущение было такое, будто ее обдало порывом ледяного ветра. Рука девушки, прежде твердо сжимавшая меч, неожиданно ослабела. Взгляд Пакс остановился на огромных размеров чудище. Только сейчас она рассмотрела, что оно имело форму паука, множество ног вырастало у него прямо из выпуклого туловища.
В это время ледяной холод, окутавший их, стал уменьшаться. Пакс вновь смогла двигаться; ее сердце отчаянно забилось и рука твердо сжала рукоятку меча. Когда монстр вновь прыгнул, она нацелилась ему в голову. Ее меч пробил ему череп, а меч Пира отрубил одну из ног. Пакс вновь сделала выпад, стараясь попасть между глаз. Чудовище отпрянуло назад, обратив на нее маленькие трубочки, свисавшие у него вдоль брюха, но Амберион успел оттолкнуть ее в сторону. Сгустки серой жидкости пролетели мимо, и в следующий же момент Пакс услышала отчаянный крик Адана сзади. Меч Амбериона тут же отсек голову чудовища, и оно рухнуло на землю в предсмертной агонии.
— Держись поближе ко мне. Нас заколдовали чарами страха. Вместе нам будет легче справиться с этим, — сказал Амберион, но Пакс не чувствовала страха. Она продолжала храбро сражаться с наступавшими противниками.
Оттуда, где несколько минут назад монстр бросился на них в атаку, стали появляться все новые и новые противники. Они выскакивали из-за утесов и старались отрезать группу смельчаков от их товарищей. Это были лучники. Они оказались так близко, что их стрелы могли ранить даже через кольчугу.
Пакс глубоко вздохнула. Она не думала, что ее карьера паладина будет такой короткой. Впрочем, она еще даже не стала паладином, напомнила себе девушка. Но она отчетливо понимала, что умрет совсем скоро, так же как и остальные ее товарищи. Она увидела, как Белкон наклонился, чтобы поцеловать оружие. Высший маршал Феллис хлопотал над Аданом. Коннаут хмуро смотрел на противников, сжав губы. Амберион тронул Пакс за руку.
— Их только по пять на каждого из нас. Ваш герцог бывал и в худших переделках, — сказал он улыбнувшись.
— Что ж, хорошо… Тогда мы запросто победим в этой схватке, — усмехнулась в ответ Пакс.
— И все же держитесь поближе ко мне. Сами вы не сможете одолеть страх.
Пакс так не думала, но не стала спорить. Она увидела, что Коннаут приготовился, чтобы дать им команду броситься в атаку, и удивилась, почему лучники до сих пор не выстрелили. Первым бросился вперед Адхиел, прижав к губам старый помятый охотничий горн, который он взял с собой из Фин-Пенира.
Сначала звук горна был тихим и нежным, но постепенно становился все громче и громче и наконец зазвучал с такой силой, что зазвенело в ушах. Ветер с шумом входил и выходил из него, кружась водоворотом в каньоне. И в это время облако розового и золотистого цвета стало заполнять собой все пространство, закрывая голубизну неба. Пакс теперь не видела ни скал, ни врагов, ни самого Адхиела.
Облако мерцало, переливаясь разными цветами. Наконец с него опустилась золотая лестница. Вниз по ней стало сходить сияющее создание, с крыльями, переливающимися всеми цветами радуги. Они сверкали так ярко, что девушке было больно смотреть на них, и в то же время они были так прекрасны, что она не могла отвести от них взгляд.
На спине крылатого скакуна восседал некто в кольчуге, которая была ярче отполированного серебра. А сверху на нее был наброшен сверкающий белый плащ. Этот некто заговорил на языке эльфов. Голос звучал властно и в то же время был благозвучен, как волшебная арфа. Пакс увидела, как Адхиел поклонился и двинулся в сторону этого сказочного существа. Затем он поднялся на облако, и они вместе исчезли.
Наконец облако рассеялось как дым. И тут же стали исчезать враги. С шумом они поднимались в воздух и улетали куда-то между скалами. Лишь эхо напоминало о том, что они только что были здесь. На земле лежал Адхиел, он был без сознания. В руке у него был горн неописуемой красоты, каких Пакс никогда не видела раньше. Он весь был усыпан рубинами и изумрудами и сверкал золотом.
Коннаут тут же бросился к Адхиелу и подтащил его к остальным. Видя растерянность своих товарищей, он объяснил:
— Я уверен: это волшебный горн. Я когда-то слышало нем, но, Гед свидетель, я не ожидал когда-нибудь увидеть его. И конечно же, услышать. Но какое это ужасное место. Вы были правы, Белкон. Удобное для засады, а я шел прямиком сюда. Надеюсь, все это не убило лорда Адхиела…
— Я все-таки не понимаю… почему они сразу же не начали стрелять? Ведь они могли легко перебить нас, — сказал Амберион.
— Или думали, что могли. Предательское место! Возможно, проклятые киакномы прячутся здесь за каждым камнем, — проворчал Феллис, ступив ногой на скалу.
— Киакномы? — переспросила Пакс.
— Это мы их так называем — киакномы, те, кто не любит деревья, В отличие от эльфов, которые их любят. Сами же эльфы называют их иунизинами, безголосыми. Люди часто путают киакномов с киакданами.
Пакс удивилась:
— Они были когда-то такими, как настоящие эльфы?
— Может быть, это и так, хотя и верится с трудом. Эльфы говорят, что все киакномы исчезли много лет назад. Номы их видели, — сказал Белкон.
Амберион задумчиво покачал головой:
— Видите ли, сэр гном, киакномы давным-давно отделились от настоящих эльфов. Между ними произошла ссора, еще до того, как люди…
— Не так уж и задолго до того… киакданы, — сказал Белкон.
— Если они настоящие люди, то это произошло не перед… А причиной той ссоры…
— …Было Дерево. Да, я слышал об этом, но мне кажется, что ссора была очень глупой. Будет ли гном приходить в ярость оттого, что железо покоряется кузнецу или камень — резцу? Нет, конечно же нет. Да вы и сами знаете, что такое невозможно. Я не обрушиваю проклятий на голову Адхиела, потому что он спас нас, хотя сам и пострадал из-за этого. Лучшие из эльфов по-настоящему честны и справедливы, — хотя мы частенько ворчим и бываем грубыми и ужасными. Они называют своего бога Певцом Песен; и, надо сказать, лучшие из их песен — действительно прекрасны, и их приятно петь. Но мы другие. Мы прославляем наковальню Сертига, которая помогает выносить удары судьбы. Наши песни — это звон стали, ударяющейся о камень.
Пакс была изумлена. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из гномов говорил подобным образом. А Белкон словно застыл и хранил молчание до тех пор, пока до них не добрались вооруженные всадники, спешившие им на помощь.
Высшие маршалы быстро вывели всех на тропу, которую нашли их товарищи. И весь отряд спустился в долину еще засветло. Здесь стены находились от всадников на расстоянии полета стрелы. Телон, которого вновь послали вперед, на разведку, нашел тропинку, которая могла их вывести из долины. Но она вела не к скале высотой в двадцать футов, а огибала восточную стену.
— Боюсь, что по этой тропинке невозможно пройти в темноте, маршал Феллис, даже если мы подвергнем лошадей этому суровому испытанию. Дело в том, что тропинка ведет в каньон, через который, мне кажется, очень трудно пробраться. Впрочем, я не ходил очень далеко, и у меня нет в этом полной уверенности. Все же можно попробовать: я думаю, вы не захотите оставить здесь лошадей, — доложил он, вернувшись.
— Сначала, увидев ту плодородную долину, я подумал, что там можно будет оставить лошадей в случае необходимости. Но теперь понимаю, что они могут пострадать в случае новой атаки киакномов, — сказал маршал Феллис.
Делать, однако, было нечего. Песчаное дно долины, где они сейчас находились, было кое-где сухим, а кое-где влажным и даже болотистым. В некоторых местах росла осока, но травы не было. А несколько редких деревьев словно бросали вызов царству песка.
В конце концов путники вернулись немного назад и разбили лагерь недалеко от того места, где брала начало тропинка и тек ручей. Пакс помогла расчистить место для водопоя, чтобы лошадям и мулам было удобней добраться до живительной влаги. Высшие маршалы приказали развести костры между лагерем и восточной стеной.
Пакс тоже сначала посчитала, что киакномы могут напасть на них со стороны западного утеса, но потом, вглядевшись в него повнимательней, поняла — это невозможно. Там не было никаких щелей и пещер, в которых можно было бы спрятаться. Когда все наконец было сделано, стало быстро темнеть. Вскоре над долиной сгустились сумерки. Пакс бросила последний взгляд на долину и завернулась в одеяло, чтобы укрыться от вечерней прохлады. Песок оказался удобной постелью. Она крепко уснула.
Телон разбудил ее, когда настала очередь Пакс дежурить. Девушка потянулась, стряхивая с себя остатки сна, и сняла с головы шлем, чтобы расчесать волосы. Надев его снова, она не стала затягивать шнурок. Спокойно подошла к костру, чтобы выпить кружку сиба.
— Пока все тихо. Я перебрался через ручей, если это, конечно, можно назвать ручьем, чтобы получше рассмотреть окрестности. Но не увидел ничего особенного. Но у меня какое-то странное чувство, будто нас поджидает опасность, и мне это не нравится, — задумчиво сказал Телон.
Пакс зевнула, она еще не до конца отошла ото сна. Отхлебнув из кружки большой глоток сиба, она ощутила песок у себя за шиворотом. Пытаясь вытрясти его из одежды, она ответила:
— Мне не кажется это чувство странным. Что-то подозрительно долго мы здесь одни, и не видно никаких киакномов, или как там их еще называют…
Телон был настроен очень серьезно:
— “Иунизины” звучит гораздо лучше. Волшебники — сины, певцы песен Первого Певца, а эти мерзавцы не просто отказываются петь, но используют песни, чтобы во всем идти наперекор воле Певца. Будучи созданными как сины, чтобы любить деревья и текущую воду, они, наоборот, ненавидят их и прячутся среди камней, смешивая чистую воду со своими отбросами или засоряя каменной пылью. Для части гномов, даскинов, это характерно — жить в камне; они даскисины, певцы камней, чья песня — камень. Они действительно прославляют камень. Но иунизины лишь оскверняют его. Впрочем, Белкон может подробней рассказать всем об этом.
— Да, но он называет их как-то по-другому…
— Действительно, он называет их по-своему. Но язык гномов не совсем точен. Для того чтобы понять, как правильно произносится имя или как правильно называются вещи, нужно спросить у эльфа. Певца называют разными именами: Адиан, Дающий Имена…
— Я думала, это имена разных святых, — сказала удивленная Пакс.
Телон улыбнулся светло, так, как это делают эльфы:
— Некоторые также говорят, что бог, которому поклоняются люди, может быть назван Сортировщиком Бус, потому что люди мало волнуются о том, что правильно, а что неправильно. Именуя вашего бога Высшим Лордом, вы считаете, что он вершит справедливость. Но что есть справедливость — вынесение приговора и выбор? Сортировка фактов, когда на одну чашу весов кладут правду, а на другую ложь?
Я лишь наполовину эльф и меньше других представителей этой расы горжусь своей принадлежностью к ней. Путем собственных размышлений я пришел к выводу, что великий король — лишь один. Он дал первые имена, спел первую песню, и он справедливо судит обо всем: правда это или ложь, добро или зло. Я бы даже сказал, что самое подходящее для него имя — Сертиг, создатель, потому что он первым пришел на землю и создал все эти вещи. И сейчас мы часть времени проводим за пением, другую часть — сражаясь с врагами, а оставшееся время — за учебой или молитвами. Мы, в отличие от бессмертных волшебников, живущих в большинстве своем в едином временном пространстве, все делим. Это похоже на притчу о человеке и горе. Человек утверждает, что с одной стороны — это земля гномов, а с другой стороны — его земля. Но на самом деле все это одна и та же гора.
Большую часть из сказанного им Пакс не поняла, но ей понравилась мысль о том, что Высший Лорд может быть тем же самым, что Адиан и Сертиг. Девушка неторопливо допила сиб и направилась к своему посту, расположенному у южного края лагеря.
Ближайшие сторожевые костры горели совсем неярко, почти как куча углей. И все потому, что удалось найти совсем мало хвороста для костров. Легкий ветерок дул откуда-то сверху; он донес издалека стон, который Пакс отчетливо услышала. Один из стоявших на посту кашлянул, и лошадь тут же забила копытами.
Девушка подумала о Сокс, привязанной вместе с остальными лошадьми у северного края лагеря, как раз под обрывом, куда они собирались вскарабкаться утром. На фоне яркого, усыпанного звездами неба неясно вырисовывалась черная громада расположенного на востоке утеса. Было странно, что лагерь расположен вблизи ручья, но не слышно, как течет вода. Вдруг раздался какой-то шорох, и Пакс оглянулась вокруг. Нет, ничего. Кожа на голове зачесалась у нее от волнения. Девушка быстро надвинула на глаза шлем, стараясь быть начеку, чтобы броситься в бой с неведомым противником в любой момент.
Вдруг лагерь окружили темные фигуры воинов. Постовые и Пакс подняли тревогу, и через мгновение в лагере уже никто не спал. Кто-то бросил охапку хвороста в ближайший костер; стало светлее, и Пакс увидела глаза иунизинов, мерцающие из-под капюшонов.
Пакс не могла потом вспомнить, со сколькими атакующими они сражались. Клинки тянулись к ней из темноты; она в полной мере ощутила силу их жалящих ударов. Вдруг что-то стукнуло ее по голове. Шлем, который она так и не закрепила как следует, соскочил и ударил девушку по спине. Руки у нее были заняты. Тут же несколько мечей оказались направленными на нее. Иунизины громко кричали что-то своими прекрасными голосами. Казалось, слова были знакомыми. Но Пакс сражалась с таким усердием, что у нее не было времени, чтобы перевести их. Противник наступал со всех сторон.
Затем она наступила ногой на что-то и упала. Она отчаянно пыталась высвободиться и вскочить на ноги, но тяжелый песок словно поймал ее в капкан. Нечто огромное упало на нее сверху, не давая поднять голову. Она стала задыхаться и почувствовала удар по голове. После этого Пакс словно провалилась в пустоту.
Атакующие исчезли так же стремительно, как и появились. Когда высший маршал Коннаут стал сверять всех по списку, четверо не откликнулись. Сэр Джорис был мертв, стрела пробила ему глаз. Двое всадников были смертельно ранены. Исчезла и Паксенаррион. Оставшиеся невредимыми нашли ее шлем и меч. Но следов самой девушки им так и не удалось найти.
Они все еще не пришли в себя от этого внезапного нападения, как вдруг высоко над головой раздался громкий голос, выкрикнувший одно-единственное слово. Пакс тут же остановилась, с трудом переводя дыхание. Ощущение было такое, будто ее обдало порывом ледяного ветра. Рука девушки, прежде твердо сжимавшая меч, неожиданно ослабела. Взгляд Пакс остановился на огромных размеров чудище. Только сейчас она рассмотрела, что оно имело форму паука, множество ног вырастало у него прямо из выпуклого туловища.
В это время ледяной холод, окутавший их, стал уменьшаться. Пакс вновь смогла двигаться; ее сердце отчаянно забилось и рука твердо сжала рукоятку меча. Когда монстр вновь прыгнул, она нацелилась ему в голову. Ее меч пробил ему череп, а меч Пира отрубил одну из ног. Пакс вновь сделала выпад, стараясь попасть между глаз. Чудовище отпрянуло назад, обратив на нее маленькие трубочки, свисавшие у него вдоль брюха, но Амберион успел оттолкнуть ее в сторону. Сгустки серой жидкости пролетели мимо, и в следующий же момент Пакс услышала отчаянный крик Адана сзади. Меч Амбериона тут же отсек голову чудовища, и оно рухнуло на землю в предсмертной агонии.
— Держись поближе ко мне. Нас заколдовали чарами страха. Вместе нам будет легче справиться с этим, — сказал Амберион, но Пакс не чувствовала страха. Она продолжала храбро сражаться с наступавшими противниками.
Оттуда, где несколько минут назад монстр бросился на них в атаку, стали появляться все новые и новые противники. Они выскакивали из-за утесов и старались отрезать группу смельчаков от их товарищей. Это были лучники. Они оказались так близко, что их стрелы могли ранить даже через кольчугу.
Пакс глубоко вздохнула. Она не думала, что ее карьера паладина будет такой короткой. Впрочем, она еще даже не стала паладином, напомнила себе девушка. Но она отчетливо понимала, что умрет совсем скоро, так же как и остальные ее товарищи. Она увидела, как Белкон наклонился, чтобы поцеловать оружие. Высший маршал Феллис хлопотал над Аданом. Коннаут хмуро смотрел на противников, сжав губы. Амберион тронул Пакс за руку.
— Их только по пять на каждого из нас. Ваш герцог бывал и в худших переделках, — сказал он улыбнувшись.
— Что ж, хорошо… Тогда мы запросто победим в этой схватке, — усмехнулась в ответ Пакс.
— И все же держитесь поближе ко мне. Сами вы не сможете одолеть страх.
Пакс так не думала, но не стала спорить. Она увидела, что Коннаут приготовился, чтобы дать им команду броситься в атаку, и удивилась, почему лучники до сих пор не выстрелили. Первым бросился вперед Адхиел, прижав к губам старый помятый охотничий горн, который он взял с собой из Фин-Пенира.
Сначала звук горна был тихим и нежным, но постепенно становился все громче и громче и наконец зазвучал с такой силой, что зазвенело в ушах. Ветер с шумом входил и выходил из него, кружась водоворотом в каньоне. И в это время облако розового и золотистого цвета стало заполнять собой все пространство, закрывая голубизну неба. Пакс теперь не видела ни скал, ни врагов, ни самого Адхиела.
Облако мерцало, переливаясь разными цветами. Наконец с него опустилась золотая лестница. Вниз по ней стало сходить сияющее создание, с крыльями, переливающимися всеми цветами радуги. Они сверкали так ярко, что девушке было больно смотреть на них, и в то же время они были так прекрасны, что она не могла отвести от них взгляд.
На спине крылатого скакуна восседал некто в кольчуге, которая была ярче отполированного серебра. А сверху на нее был наброшен сверкающий белый плащ. Этот некто заговорил на языке эльфов. Голос звучал властно и в то же время был благозвучен, как волшебная арфа. Пакс увидела, как Адхиел поклонился и двинулся в сторону этого сказочного существа. Затем он поднялся на облако, и они вместе исчезли.
Наконец облако рассеялось как дым. И тут же стали исчезать враги. С шумом они поднимались в воздух и улетали куда-то между скалами. Лишь эхо напоминало о том, что они только что были здесь. На земле лежал Адхиел, он был без сознания. В руке у него был горн неописуемой красоты, каких Пакс никогда не видела раньше. Он весь был усыпан рубинами и изумрудами и сверкал золотом.
Коннаут тут же бросился к Адхиелу и подтащил его к остальным. Видя растерянность своих товарищей, он объяснил:
— Я уверен: это волшебный горн. Я когда-то слышало нем, но, Гед свидетель, я не ожидал когда-нибудь увидеть его. И конечно же, услышать. Но какое это ужасное место. Вы были правы, Белкон. Удобное для засады, а я шел прямиком сюда. Надеюсь, все это не убило лорда Адхиела…
— Я все-таки не понимаю… почему они сразу же не начали стрелять? Ведь они могли легко перебить нас, — сказал Амберион.
— Или думали, что могли. Предательское место! Возможно, проклятые киакномы прячутся здесь за каждым камнем, — проворчал Феллис, ступив ногой на скалу.
— Киакномы? — переспросила Пакс.
— Это мы их так называем — киакномы, те, кто не любит деревья, В отличие от эльфов, которые их любят. Сами же эльфы называют их иунизинами, безголосыми. Люди часто путают киакномов с киакданами.
Пакс удивилась:
— Они были когда-то такими, как настоящие эльфы?
— Может быть, это и так, хотя и верится с трудом. Эльфы говорят, что все киакномы исчезли много лет назад. Номы их видели, — сказал Белкон.
Амберион задумчиво покачал головой:
— Видите ли, сэр гном, киакномы давным-давно отделились от настоящих эльфов. Между ними произошла ссора, еще до того, как люди…
— Не так уж и задолго до того… киакданы, — сказал Белкон.
— Если они настоящие люди, то это произошло не перед… А причиной той ссоры…
— …Было Дерево. Да, я слышал об этом, но мне кажется, что ссора была очень глупой. Будет ли гном приходить в ярость оттого, что железо покоряется кузнецу или камень — резцу? Нет, конечно же нет. Да вы и сами знаете, что такое невозможно. Я не обрушиваю проклятий на голову Адхиела, потому что он спас нас, хотя сам и пострадал из-за этого. Лучшие из эльфов по-настоящему честны и справедливы, — хотя мы частенько ворчим и бываем грубыми и ужасными. Они называют своего бога Певцом Песен; и, надо сказать, лучшие из их песен — действительно прекрасны, и их приятно петь. Но мы другие. Мы прославляем наковальню Сертига, которая помогает выносить удары судьбы. Наши песни — это звон стали, ударяющейся о камень.
Пакс была изумлена. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь из гномов говорил подобным образом. А Белкон словно застыл и хранил молчание до тех пор, пока до них не добрались вооруженные всадники, спешившие им на помощь.
Высшие маршалы быстро вывели всех на тропу, которую нашли их товарищи. И весь отряд спустился в долину еще засветло. Здесь стены находились от всадников на расстоянии полета стрелы. Телон, которого вновь послали вперед, на разведку, нашел тропинку, которая могла их вывести из долины. Но она вела не к скале высотой в двадцать футов, а огибала восточную стену.
— Боюсь, что по этой тропинке невозможно пройти в темноте, маршал Феллис, даже если мы подвергнем лошадей этому суровому испытанию. Дело в том, что тропинка ведет в каньон, через который, мне кажется, очень трудно пробраться. Впрочем, я не ходил очень далеко, и у меня нет в этом полной уверенности. Все же можно попробовать: я думаю, вы не захотите оставить здесь лошадей, — доложил он, вернувшись.
— Сначала, увидев ту плодородную долину, я подумал, что там можно будет оставить лошадей в случае необходимости. Но теперь понимаю, что они могут пострадать в случае новой атаки киакномов, — сказал маршал Феллис.
Делать, однако, было нечего. Песчаное дно долины, где они сейчас находились, было кое-где сухим, а кое-где влажным и даже болотистым. В некоторых местах росла осока, но травы не было. А несколько редких деревьев словно бросали вызов царству песка.
В конце концов путники вернулись немного назад и разбили лагерь недалеко от того места, где брала начало тропинка и тек ручей. Пакс помогла расчистить место для водопоя, чтобы лошадям и мулам было удобней добраться до живительной влаги. Высшие маршалы приказали развести костры между лагерем и восточной стеной.
Пакс тоже сначала посчитала, что киакномы могут напасть на них со стороны западного утеса, но потом, вглядевшись в него повнимательней, поняла — это невозможно. Там не было никаких щелей и пещер, в которых можно было бы спрятаться. Когда все наконец было сделано, стало быстро темнеть. Вскоре над долиной сгустились сумерки. Пакс бросила последний взгляд на долину и завернулась в одеяло, чтобы укрыться от вечерней прохлады. Песок оказался удобной постелью. Она крепко уснула.
Телон разбудил ее, когда настала очередь Пакс дежурить. Девушка потянулась, стряхивая с себя остатки сна, и сняла с головы шлем, чтобы расчесать волосы. Надев его снова, она не стала затягивать шнурок. Спокойно подошла к костру, чтобы выпить кружку сиба.
— Пока все тихо. Я перебрался через ручей, если это, конечно, можно назвать ручьем, чтобы получше рассмотреть окрестности. Но не увидел ничего особенного. Но у меня какое-то странное чувство, будто нас поджидает опасность, и мне это не нравится, — задумчиво сказал Телон.
Пакс зевнула, она еще не до конца отошла ото сна. Отхлебнув из кружки большой глоток сиба, она ощутила песок у себя за шиворотом. Пытаясь вытрясти его из одежды, она ответила:
— Мне не кажется это чувство странным. Что-то подозрительно долго мы здесь одни, и не видно никаких киакномов, или как там их еще называют…
Телон был настроен очень серьезно:
— “Иунизины” звучит гораздо лучше. Волшебники — сины, певцы песен Первого Певца, а эти мерзавцы не просто отказываются петь, но используют песни, чтобы во всем идти наперекор воле Певца. Будучи созданными как сины, чтобы любить деревья и текущую воду, они, наоборот, ненавидят их и прячутся среди камней, смешивая чистую воду со своими отбросами или засоряя каменной пылью. Для части гномов, даскинов, это характерно — жить в камне; они даскисины, певцы камней, чья песня — камень. Они действительно прославляют камень. Но иунизины лишь оскверняют его. Впрочем, Белкон может подробней рассказать всем об этом.
— Да, но он называет их как-то по-другому…
— Действительно, он называет их по-своему. Но язык гномов не совсем точен. Для того чтобы понять, как правильно произносится имя или как правильно называются вещи, нужно спросить у эльфа. Певца называют разными именами: Адиан, Дающий Имена…
— Я думала, это имена разных святых, — сказала удивленная Пакс.
Телон улыбнулся светло, так, как это делают эльфы:
— Некоторые также говорят, что бог, которому поклоняются люди, может быть назван Сортировщиком Бус, потому что люди мало волнуются о том, что правильно, а что неправильно. Именуя вашего бога Высшим Лордом, вы считаете, что он вершит справедливость. Но что есть справедливость — вынесение приговора и выбор? Сортировка фактов, когда на одну чашу весов кладут правду, а на другую ложь?
Я лишь наполовину эльф и меньше других представителей этой расы горжусь своей принадлежностью к ней. Путем собственных размышлений я пришел к выводу, что великий король — лишь один. Он дал первые имена, спел первую песню, и он справедливо судит обо всем: правда это или ложь, добро или зло. Я бы даже сказал, что самое подходящее для него имя — Сертиг, создатель, потому что он первым пришел на землю и создал все эти вещи. И сейчас мы часть времени проводим за пением, другую часть — сражаясь с врагами, а оставшееся время — за учебой или молитвами. Мы, в отличие от бессмертных волшебников, живущих в большинстве своем в едином временном пространстве, все делим. Это похоже на притчу о человеке и горе. Человек утверждает, что с одной стороны — это земля гномов, а с другой стороны — его земля. Но на самом деле все это одна и та же гора.
Большую часть из сказанного им Пакс не поняла, но ей понравилась мысль о том, что Высший Лорд может быть тем же самым, что Адиан и Сертиг. Девушка неторопливо допила сиб и направилась к своему посту, расположенному у южного края лагеря.
Ближайшие сторожевые костры горели совсем неярко, почти как куча углей. И все потому, что удалось найти совсем мало хвороста для костров. Легкий ветерок дул откуда-то сверху; он донес издалека стон, который Пакс отчетливо услышала. Один из стоявших на посту кашлянул, и лошадь тут же забила копытами.
Девушка подумала о Сокс, привязанной вместе с остальными лошадьми у северного края лагеря, как раз под обрывом, куда они собирались вскарабкаться утром. На фоне яркого, усыпанного звездами неба неясно вырисовывалась черная громада расположенного на востоке утеса. Было странно, что лагерь расположен вблизи ручья, но не слышно, как течет вода. Вдруг раздался какой-то шорох, и Пакс оглянулась вокруг. Нет, ничего. Кожа на голове зачесалась у нее от волнения. Девушка быстро надвинула на глаза шлем, стараясь быть начеку, чтобы броситься в бой с неведомым противником в любой момент.
Вдруг лагерь окружили темные фигуры воинов. Постовые и Пакс подняли тревогу, и через мгновение в лагере уже никто не спал. Кто-то бросил охапку хвороста в ближайший костер; стало светлее, и Пакс увидела глаза иунизинов, мерцающие из-под капюшонов.
Пакс не могла потом вспомнить, со сколькими атакующими они сражались. Клинки тянулись к ней из темноты; она в полной мере ощутила силу их жалящих ударов. Вдруг что-то стукнуло ее по голове. Шлем, который она так и не закрепила как следует, соскочил и ударил девушку по спине. Руки у нее были заняты. Тут же несколько мечей оказались направленными на нее. Иунизины громко кричали что-то своими прекрасными голосами. Казалось, слова были знакомыми. Но Пакс сражалась с таким усердием, что у нее не было времени, чтобы перевести их. Противник наступал со всех сторон.
Затем она наступила ногой на что-то и упала. Она отчаянно пыталась высвободиться и вскочить на ноги, но тяжелый песок словно поймал ее в капкан. Нечто огромное упало на нее сверху, не давая поднять голову. Она стала задыхаться и почувствовала удар по голове. После этого Пакс словно провалилась в пустоту.
Атакующие исчезли так же стремительно, как и появились. Когда высший маршал Коннаут стал сверять всех по списку, четверо не откликнулись. Сэр Джорис был мертв, стрела пробила ему глаз. Двое всадников были смертельно ранены. Исчезла и Паксенаррион. Оставшиеся невредимыми нашли ее шлем и меч. Но следов самой девушки им так и не удалось найти.
Глава XXV
Пакс с трудом осознала, что она все-таки жива. Вокруг было темно и холодно, а камень, на котором она лежала, был твердым и слегка присыпан песком. В ее голове пронеслась смутная мысль, что это место похоже на тюремную камеру в подвале крепости герцога. Девушка попыталась пошевелиться, но дикая боль вдруг пронзила ее голову. Ей было трудно думать, мысли путались. Кругом — мрак, холод, камень. Она пошевелила одной рукой и уткнулась ею в стену.
Голова болела до звона в ушах, до тошноты. Пакс попыталась сесть, опершись о стену. Стена… а вот еще одна… и еще. Все вокруг было каменным, но она не могла рассмотреть никаких соединений между стенами. Кругом — сплошной камень? Она никак не могла вспомнить, что же случилось и где она могла оказаться.
Как только Пакс пошевелилась, она тут же ощутила, что ее кожа чешется и болит, словно обожжена крапивой. Она попыталась рассмотреть, что же на ней надето. Оказалось, какая-то туника. Но она царапала тело при малейшем движении. Кроме того, горло было обмотано чем-то тяжелым и плотным. Холодные обручи вокруг запястий и лодыжек. Она попыталась дотянуться до того, что сжимало ей горло. Боль пронзила ее пальцы, и Пакс отдернула их, с трудом переводя дыхание. В горле покалывало, стало тяжело глотать.
В течение нескольких минут она сидела неподвижно, стараясь справиться с охватившей ее паникой. Пакс попыталась вспомнить все, что могло бы дать ключ к разгадке того, где она находится. Она вновь подумала о крепости герцога. Но нет, не то. Караван… Караван, вместе с которым она отправилась в путешествие. Конное, а не пешее. Высокая черная лошадь с белыми носочками и звездочкой во лбу. “Моя лошадь”, — подумала девушка. Хорошо… но что же было дальше?
Пакс подумала о золоте и сразу же вспомнила Амбериона на его гнедой лошадке, вспомнила его имя и зачем они отправились в путь. Завеса, сковавшая ее память, словно рухнула. Вспомнила! Они въезжали в каньон. Нет, они уже были в нем. На следующий день — ледяной холод, идущий от утесов, тучи стрел… Но больше ничего. Она вспомнила, как Адхиел говорил что-то о черных родственниках, иунизинах, о которых эльфы не любили вспоминать.
Вдруг Пакс осенило, где она, должно быть, находится. Под землей. И бросили ее туда иунизины. Она вдруг с отчаянием подумала о своем оружии. Но оно исчезло. Конечно, с горечью, подумала Пакс. Ни меча, ни боевого топора, ни другого оружия… Даже медальона Геда не было рядом с ней. Исчезло буквально все.
Она вдруг ощутила, что дышит с трудом, словно задыхаясь, и попыталась взять себя в руки. Приказала себе успокоиться и подумать обо всем без паники. А что же ее товарищи? Знают ли они о том, что случилось с ней? Придут ли на помощь? Смогут ли прийти?
Да, они обязательно придут, чтобы помочь ей. Они не оставят ее одну здесь, они придут. Пакс попыталась мысленно представить, как они сражаются, чтобы пробраться в это подземелье и спасти ее. Но что если их уже нет? Что если все они погибли под этими скалами и никто не знает, что же случилось на самом деле? Она попыталась воззвать к Геду, но что-то в этом месте… возможно, гнетущая тишина… остановило ее, не дав словам сорваться с губ. Пакс так и не смогла произнести вслух имени Геда.
Мысли о Геде и Амберионе помогли. “Что бы ни произошло, — подумала она, а в воображении проносились разные картины того, что могло произойти, — я воин Геда. Смогу я выбраться отсюда или нет — неизвестно, но ясно одно: я могу сражаться до конца”. Она вспомнила, как упал Амброс, нанеся смертельный удар жрецу Ачрии. Такой конец был не так уж и плох. Ведь любой солдат понимает, что рано или поздно может погибнуть. Она слышала в Фин-Пенире немало рассказов о том, как паладины и рыцари сражались против значительно превосходящих сил противника — во имя славы Геда. В какой-то момент девушка увидела себя сражающейся в одиночку против — чего? кого? Она представила, как навстречу ей бросилось множество одетых в черные плащи воинов.
Пакс вновь прислонилась к стене и попыталась встать, но тут же почувствовала головокружение. И все же лучше встать. Здесь была кромешная тьма, и это вызывало неприятные ощущения. Она стала медленно продвигаться вдоль стен, нащупывая дорогу прикосновениями к камню. Стена. Опять стена… Но вот рука наткнулась на что-то другое, нежели камень, более холодное и гладкое. Пакс стала шарить рукой, пытаясь найти край. Дверь? Да. Железная, показалось девушке. Она не могла найти ничего — ни засовов, ни решетки — ничего, кроме гладкой металлической поверхности, которая упиралась в камень. Пакс вновь стала охватывать паника. Возможно, они решили оставить ее здесь навсегда?
“Но ты ведь уже не неотесанный рекрут”, — сказала Пакс себе твердо. Поэтому не стоит все время думать об этом. Если это должно случиться, то случится. Она двинулась дальше, стараясь найти петлю или крюк, но тщетно. Не разгадав секрета, она не могла открыть эту дверь. Даже не могла внезапно напасть на того, кто попытался бы войти.
Пакс продолжила свои поиски, вновь и вновь обшаривая стены. В темноте ничего не было видно. В какой-то момент она вдруг почувствовала, что соскальзывает по стене вниз, и резко выпрямилась, чтобы не упасть. Когда бы они ни пришли, поклялась она себе, они найдут ее на ногах.
Несмотря на данную себе клятву, она уснула на полу камеры. Разбудила ее какая-то возня за дверью. Пакс вскочила на ноги. Сердце ее бешено колотилось, во рту пересохло от волнения. На девушку смотрел высокий стройный посетитель, облаченный в черный плащ с капюшоном. Лицо его оставалось в тени. Но как только он вошел в камеру, Пакс стало ясно: это дьявол, на нем на серебряной цепи висел вырезанный из серебра паук шириной в человеческую ладонь. Девушка сделала предупреждающий жест рукой. Посетитель рассмеялся в ответ. Звук его голоса был мелодичным, и его можно было бы назвать прекрасным, если бы не знать, что он принадлежит дьяволу.
— Это не поможет тебе, — сказал он серебристым голосом, чудесным, как у всех эльфов, только очень холодным.
Пакс ничего не ответила. Она вдруг увидела за спиной пришельца еще две фигуры, несущие факелы; зеленое пламя этих факелов издавало вонь, как протухшее мясо, — омерзительный запах накатывал тяжелыми волнами. Третий слуга, также в черном капюшоне, нес деревянную коробку, перетянутую кожаным ремешком.
— Нам сказали, что вы были воином и занимали довольно высокое положение — были даже кандидатом в паладины, или что-то вроде подобной чепухи. Мне трудно в это поверить, поскольку вы с легкостью дали взять себя в плен. Ну да ладно, посмотрим, чего вы стоите, — продолжил высокий незнакомец.
Пакс взяла себя в руки и стала думать лишь о том, каким ударом сразить своего противника.
— Нет, могущественный воин, ты не сможешь дотянуться до меня, как ни старайся, — насмешливо сказал тот.
Он вдруг сбросил с себя капюшон, открыв лицо: такой же милый, как у Адхиела овал, но выражение его — целиком дьявольское, выдающее его природную жестокость.
Пакс невольно вздрогнула, когда он вытянул вперед тонкую, с длинными пальцами, руку и дотронулся до обруча, обвивавшего ее шею. Девушка не могла отодвинуться назад — она словно лишилась сил.
— Как видишь, ты носишь символ нашей госпожи, и, пока ты носишь его, ты не можешь навредить никому из ее слуг. И твой тщедушный святой — как там его зовут? — не в силах помочь тебе. Ты здесь совершенно одна и можешь рассчитывать только на свои способности, если только они у тебя есть. Если ты развлечешь нас и научишься служить нам, то сможешь жить и вновь увидишь небо. Но, конечно, если ты предпочтешь голодать в одиночку в этой камере… — Иунизин умолк в ожидании ответа.
Пакс отвела взгляд от его лица и осмотрела камеру, залитую зеленым светом. Стены были из сплошного камня, значит, помещение явно выбито в скале. Надетая на ней туника из слегка ворсистой ткани была черного цвета. Обручи у нее на запястьях также были черными, с застежками для цепи, но в камере не было цепей. Пока. Она попыталась думать о Геде, об Амберионе, но мысли путались, улетучиваясь куда-то.
— Возможно, тебе надо принять участие в наших забавах, и тогда ты сможешь сделать выбор. Ты уже привыкла к этой камере. Мы не хотим ненужного шума… — сказал он.
Повернувшись к слуге, державшему коробку, он приказал ему открыть ее. Там оказался моток серой пряжи. Он размотал нитки, которые казались слегка липкими, и показал их Пакс:
— Это одна из хитростей нашей госпожи. Эти веревки не так обременительны, как цепи, и ты не сможешь использовать их как оружие. Но они достаточно крепки; ими можно связать гномов, да и людей тоже. Я советую тебе не стараться освободиться. Пока я завяжу тебе только запястья. Но если ты будешь вести себя беспокойно, я свяжу тебя вот этим… — Он положил какую-то веревку на руку Пакс. Она обжигала кожу, словно горячий уголь, как сети паутины в крепости жреца Ачрии.
Пакс вновь задрожала от страха, но не издала ни звука. Иунизин кивнул:
— В тебе все-таки что-то еще осталось от воина. Это хорошо. Если бы ты была трусом, это было бы неинтересно.
Иунизин повернулся, чтобы уйти. Пакс почувствовала какое-то напряжение в запястьях, теперь крепко связанных вместе. Какое-то мгновение она прикидывала, не попытаться ли высвободить руки, но, увидев длинные ножи в руках слуг, поняла, что это бесполезно. Иунизин заметил это и сказал с усмешкой:
— Прекрасно. Мы слышали о том, что ты способна действовать разумно, не поддаваясь глупым порывам. Для воина очень важно знать, когда борьба бесполезна.
Нет, Пакс считала, что никогда не стоит терять надежду и думать, что все бесполезно. В конце концов, умереть всегда успеешь. Так размышляла она, спускаясь вниз по каменному коридору. Впереди шли первый иунизин и факельщик, а сзади — второй факельщик и слуга. Ей пришло в голову, что можно попробовать прыгнуть на одного их тех, кто шел впереди, и постаралась собрать силы для прыжка. Но тело ее не послушалось и продолжало покорно идти. Так они прошли один коридор, потом другой. Пакс оглядывалась по сторонам, желая запомнить ходы и выходы, но они, видимо, шли слишком быстро, и сориентироваться Пакс не удалось.
Наконец они свернули в более широкий коридор, слабо освещенный зеленоватым светом. Пакс не могла понять, в чем тут дело, но запах здесь был совершенно иным. Не таким зловонным, какой издавали зеленые факелы. В коридоре были другие иунизины. Все они были одеты в черное, но без накидок и капюшонов, как ее стражники, и без большой эмблемы, изображающей паука. Они расступились, пропуская Пакс вперед. Девушке показалось, что за ними теперь следует большая процессия.
Голова болела до звона в ушах, до тошноты. Пакс попыталась сесть, опершись о стену. Стена… а вот еще одна… и еще. Все вокруг было каменным, но она не могла рассмотреть никаких соединений между стенами. Кругом — сплошной камень? Она никак не могла вспомнить, что же случилось и где она могла оказаться.
Как только Пакс пошевелилась, она тут же ощутила, что ее кожа чешется и болит, словно обожжена крапивой. Она попыталась рассмотреть, что же на ней надето. Оказалось, какая-то туника. Но она царапала тело при малейшем движении. Кроме того, горло было обмотано чем-то тяжелым и плотным. Холодные обручи вокруг запястий и лодыжек. Она попыталась дотянуться до того, что сжимало ей горло. Боль пронзила ее пальцы, и Пакс отдернула их, с трудом переводя дыхание. В горле покалывало, стало тяжело глотать.
В течение нескольких минут она сидела неподвижно, стараясь справиться с охватившей ее паникой. Пакс попыталась вспомнить все, что могло бы дать ключ к разгадке того, где она находится. Она вновь подумала о крепости герцога. Но нет, не то. Караван… Караван, вместе с которым она отправилась в путешествие. Конное, а не пешее. Высокая черная лошадь с белыми носочками и звездочкой во лбу. “Моя лошадь”, — подумала девушка. Хорошо… но что же было дальше?
Пакс подумала о золоте и сразу же вспомнила Амбериона на его гнедой лошадке, вспомнила его имя и зачем они отправились в путь. Завеса, сковавшая ее память, словно рухнула. Вспомнила! Они въезжали в каньон. Нет, они уже были в нем. На следующий день — ледяной холод, идущий от утесов, тучи стрел… Но больше ничего. Она вспомнила, как Адхиел говорил что-то о черных родственниках, иунизинах, о которых эльфы не любили вспоминать.
Вдруг Пакс осенило, где она, должно быть, находится. Под землей. И бросили ее туда иунизины. Она вдруг с отчаянием подумала о своем оружии. Но оно исчезло. Конечно, с горечью, подумала Пакс. Ни меча, ни боевого топора, ни другого оружия… Даже медальона Геда не было рядом с ней. Исчезло буквально все.
Она вдруг ощутила, что дышит с трудом, словно задыхаясь, и попыталась взять себя в руки. Приказала себе успокоиться и подумать обо всем без паники. А что же ее товарищи? Знают ли они о том, что случилось с ней? Придут ли на помощь? Смогут ли прийти?
Да, они обязательно придут, чтобы помочь ей. Они не оставят ее одну здесь, они придут. Пакс попыталась мысленно представить, как они сражаются, чтобы пробраться в это подземелье и спасти ее. Но что если их уже нет? Что если все они погибли под этими скалами и никто не знает, что же случилось на самом деле? Она попыталась воззвать к Геду, но что-то в этом месте… возможно, гнетущая тишина… остановило ее, не дав словам сорваться с губ. Пакс так и не смогла произнести вслух имени Геда.
Мысли о Геде и Амберионе помогли. “Что бы ни произошло, — подумала она, а в воображении проносились разные картины того, что могло произойти, — я воин Геда. Смогу я выбраться отсюда или нет — неизвестно, но ясно одно: я могу сражаться до конца”. Она вспомнила, как упал Амброс, нанеся смертельный удар жрецу Ачрии. Такой конец был не так уж и плох. Ведь любой солдат понимает, что рано или поздно может погибнуть. Она слышала в Фин-Пенире немало рассказов о том, как паладины и рыцари сражались против значительно превосходящих сил противника — во имя славы Геда. В какой-то момент девушка увидела себя сражающейся в одиночку против — чего? кого? Она представила, как навстречу ей бросилось множество одетых в черные плащи воинов.
Пакс вновь прислонилась к стене и попыталась встать, но тут же почувствовала головокружение. И все же лучше встать. Здесь была кромешная тьма, и это вызывало неприятные ощущения. Она стала медленно продвигаться вдоль стен, нащупывая дорогу прикосновениями к камню. Стена. Опять стена… Но вот рука наткнулась на что-то другое, нежели камень, более холодное и гладкое. Пакс стала шарить рукой, пытаясь найти край. Дверь? Да. Железная, показалось девушке. Она не могла найти ничего — ни засовов, ни решетки — ничего, кроме гладкой металлической поверхности, которая упиралась в камень. Пакс вновь стала охватывать паника. Возможно, они решили оставить ее здесь навсегда?
“Но ты ведь уже не неотесанный рекрут”, — сказала Пакс себе твердо. Поэтому не стоит все время думать об этом. Если это должно случиться, то случится. Она двинулась дальше, стараясь найти петлю или крюк, но тщетно. Не разгадав секрета, она не могла открыть эту дверь. Даже не могла внезапно напасть на того, кто попытался бы войти.
Пакс продолжила свои поиски, вновь и вновь обшаривая стены. В темноте ничего не было видно. В какой-то момент она вдруг почувствовала, что соскальзывает по стене вниз, и резко выпрямилась, чтобы не упасть. Когда бы они ни пришли, поклялась она себе, они найдут ее на ногах.
Несмотря на данную себе клятву, она уснула на полу камеры. Разбудила ее какая-то возня за дверью. Пакс вскочила на ноги. Сердце ее бешено колотилось, во рту пересохло от волнения. На девушку смотрел высокий стройный посетитель, облаченный в черный плащ с капюшоном. Лицо его оставалось в тени. Но как только он вошел в камеру, Пакс стало ясно: это дьявол, на нем на серебряной цепи висел вырезанный из серебра паук шириной в человеческую ладонь. Девушка сделала предупреждающий жест рукой. Посетитель рассмеялся в ответ. Звук его голоса был мелодичным, и его можно было бы назвать прекрасным, если бы не знать, что он принадлежит дьяволу.
— Это не поможет тебе, — сказал он серебристым голосом, чудесным, как у всех эльфов, только очень холодным.
Пакс ничего не ответила. Она вдруг увидела за спиной пришельца еще две фигуры, несущие факелы; зеленое пламя этих факелов издавало вонь, как протухшее мясо, — омерзительный запах накатывал тяжелыми волнами. Третий слуга, также в черном капюшоне, нес деревянную коробку, перетянутую кожаным ремешком.
— Нам сказали, что вы были воином и занимали довольно высокое положение — были даже кандидатом в паладины, или что-то вроде подобной чепухи. Мне трудно в это поверить, поскольку вы с легкостью дали взять себя в плен. Ну да ладно, посмотрим, чего вы стоите, — продолжил высокий незнакомец.
Пакс взяла себя в руки и стала думать лишь о том, каким ударом сразить своего противника.
— Нет, могущественный воин, ты не сможешь дотянуться до меня, как ни старайся, — насмешливо сказал тот.
Он вдруг сбросил с себя капюшон, открыв лицо: такой же милый, как у Адхиела овал, но выражение его — целиком дьявольское, выдающее его природную жестокость.
Пакс невольно вздрогнула, когда он вытянул вперед тонкую, с длинными пальцами, руку и дотронулся до обруча, обвивавшего ее шею. Девушка не могла отодвинуться назад — она словно лишилась сил.
— Как видишь, ты носишь символ нашей госпожи, и, пока ты носишь его, ты не можешь навредить никому из ее слуг. И твой тщедушный святой — как там его зовут? — не в силах помочь тебе. Ты здесь совершенно одна и можешь рассчитывать только на свои способности, если только они у тебя есть. Если ты развлечешь нас и научишься служить нам, то сможешь жить и вновь увидишь небо. Но, конечно, если ты предпочтешь голодать в одиночку в этой камере… — Иунизин умолк в ожидании ответа.
Пакс отвела взгляд от его лица и осмотрела камеру, залитую зеленым светом. Стены были из сплошного камня, значит, помещение явно выбито в скале. Надетая на ней туника из слегка ворсистой ткани была черного цвета. Обручи у нее на запястьях также были черными, с застежками для цепи, но в камере не было цепей. Пока. Она попыталась думать о Геде, об Амберионе, но мысли путались, улетучиваясь куда-то.
— Возможно, тебе надо принять участие в наших забавах, и тогда ты сможешь сделать выбор. Ты уже привыкла к этой камере. Мы не хотим ненужного шума… — сказал он.
Повернувшись к слуге, державшему коробку, он приказал ему открыть ее. Там оказался моток серой пряжи. Он размотал нитки, которые казались слегка липкими, и показал их Пакс:
— Это одна из хитростей нашей госпожи. Эти веревки не так обременительны, как цепи, и ты не сможешь использовать их как оружие. Но они достаточно крепки; ими можно связать гномов, да и людей тоже. Я советую тебе не стараться освободиться. Пока я завяжу тебе только запястья. Но если ты будешь вести себя беспокойно, я свяжу тебя вот этим… — Он положил какую-то веревку на руку Пакс. Она обжигала кожу, словно горячий уголь, как сети паутины в крепости жреца Ачрии.
Пакс вновь задрожала от страха, но не издала ни звука. Иунизин кивнул:
— В тебе все-таки что-то еще осталось от воина. Это хорошо. Если бы ты была трусом, это было бы неинтересно.
Иунизин повернулся, чтобы уйти. Пакс почувствовала какое-то напряжение в запястьях, теперь крепко связанных вместе. Какое-то мгновение она прикидывала, не попытаться ли высвободить руки, но, увидев длинные ножи в руках слуг, поняла, что это бесполезно. Иунизин заметил это и сказал с усмешкой:
— Прекрасно. Мы слышали о том, что ты способна действовать разумно, не поддаваясь глупым порывам. Для воина очень важно знать, когда борьба бесполезна.
Нет, Пакс считала, что никогда не стоит терять надежду и думать, что все бесполезно. В конце концов, умереть всегда успеешь. Так размышляла она, спускаясь вниз по каменному коридору. Впереди шли первый иунизин и факельщик, а сзади — второй факельщик и слуга. Ей пришло в голову, что можно попробовать прыгнуть на одного их тех, кто шел впереди, и постаралась собрать силы для прыжка. Но тело ее не послушалось и продолжало покорно идти. Так они прошли один коридор, потом другой. Пакс оглядывалась по сторонам, желая запомнить ходы и выходы, но они, видимо, шли слишком быстро, и сориентироваться Пакс не удалось.
Наконец они свернули в более широкий коридор, слабо освещенный зеленоватым светом. Пакс не могла понять, в чем тут дело, но запах здесь был совершенно иным. Не таким зловонным, какой издавали зеленые факелы. В коридоре были другие иунизины. Все они были одеты в черное, но без накидок и капюшонов, как ее стражники, и без большой эмблемы, изображающей паука. Они расступились, пропуская Пакс вперед. Девушке показалось, что за ними теперь следует большая процессия.