Марлисс Мун
При свете звезд
Всем членам моей большой семьи, особенно моим невероятным родителям. Спасибо вам, мама и папа, за то, что помогали вашей мечтательнице мечтать.
Алану, моему лучшему другу. И нашей крошке, чье рождение мы ожидали с такой радостью! Добро пожаловать в этот мир, Элизабет Грейс!
Пролог
Окрестности Иерусалима, 1130 год
Солнце зашло за невысокие горы на западе, и все вокруг погрузилось во тьму, когда Люк достиг вершины холма неподалеку от дома. Он бежал изо всех сил, чтобы увидеть, как зажжется волшебная звезда, и в полном изнеможении, но счастливый повалился на большой камень перевести дух.
Он успел. В небе не появилось еще ни одной звезды. Люк посмотрел вниз на свой дом, жалкое строение, одиноко стоящее у дороги. За домом вдоль стен Иерусалима вспыхивали факелы. Мать будет беспокоиться, если он придет домой поздно. Но у него в сумке лежит хлеб, который он стащил у купца, еще он нашел серебряную безделушку, ее можно обменять на еду. Это поможет ему вымолить прощение у матери.
Подняв голову, Люк ахнул, не сдержав восторга. В небе зажглась первая звездочка, та, которую он ждал, а за ней следом мириады других. Люк поискал на небосводе скопление звезд, показанное ему однажды отцом.
«Видишь ту яркую звезду? – Люку казалось, что он снова слышит голос отца, который разговаривал с ним на нормандском наречии. – Это волшебная звезда. Если, глядя на нее, загадаешь желание, оно непременно сбудется».
Только нынешним утром Люк вспомнил об этой волшебной звезде, когда нашел блеснувшую в земле безделушку.
Джеймс д'Албини рассказывал сыну о стране с огромными тенистыми деревьями, зелеными лугами, звенящими серебристыми ручьями и возведенными из камня замками. Он рисовал Люку картинки, читал книжки о королях и отважных рыцарях, воинах в доспехах, защищавших их от сарацинских клинков; о глубоко верующих мужчинах, готовых отправиться на другой конец света, чтобы покорить неверующих.
Эти истории завораживали Люка, и страна, которую его отец называл Англия, казалась ему более реальной, чем пыльная, выжженная земля, на которой он жил. Отец обещал Люку, что они вернутся туда вместе, как только закончится его миротворческая миссия. Но пять месяцев назад отец скоропостижно скончался, оставив сына и свою сарацинскую наложницу без средств к существованию.
Мечта Люка не сбылась, он никогда не попадет в Англию. Жизнь стала скучной и однообразной. Грозя забить его мать камнями, соплеменники прогнали ее с сыном за пределы города. Эсме соорудила лачугу из пальмовых ветвей, вскопала огород в надежде, что он будет их кормить, но когда коза, поев сорняков, сдохла, мать отправила сына в город попрошайничать и воровать.
Люку это не нравилось. Отец растил его честным и гордым. Местные жители – сарацины презирали его, награждая обидными прозвищами. Он знал, что никогда не станет среди них своим, навсегда останется изгоем.
Сегодня он собирался все это изменить.
Глядя на мерцающие звезды, Люк в какой-то момент испугался, что навсегда потерял волшебную звезду. И вдруг заметил ее и вскрикнул от радости.
– Волшебная звезда, – прошептал он, и сердце у него учащенно забилось. – Я хочу… – Он осекся. Нет, он не будет торопиться. Он подумает. Отец сказал, что он имеет право только на одно желание и должен приберечь его на случай крайней нужды.
Люк должен позаботиться не только о себе, но и о матери. Она пострадала еще больше, чем он, изгнанная из семьи и родного города.
– Волшебная звезда, – отчетливо выговаривая каждое слово, произнес мальчик. – Пусть жизнь у меня и моей мамы станет лучше.
Он задумался, стоит ли добавить что-нибудь еще, но звезда подмигнула и потускнела, словно хотела сказать, что уточнять какие бы то ни было детали поздно.
Люк посмотрел вниз. Если его желание сбудется, в окне будет свет и огонь для приготовления еды.
Увы, лачуга оставалась темной.
Люк унял дрожь. Напомнил о себе голод. Завесьденьу него не было во рту маковой росинки. Дотронувшись до хлеба в сумке, его единственного утешения, он обругал себя за то, что оставил мать без пищи, и стал спускаться.
В замке граф Арундел сжимал в дрожащей ладони послание. Его прислал не Джеймс, как обычно, а кто-то другой. Из послания сэр Вильгельм узнал, что его единственный сын и наследник умер, оставив сына по имени Люк с матерью-сарацинкой по имени Эсме, которые ютятся в окрестностях Иерусалима.
– Стюард! – прогремел сэр Вильгельм, поднимаясь с кресла. – Готовься к долгому странствию. Мы отправляемся в Иерусалим за останками моего сына и на поиски моего внука.
Солнце зашло за невысокие горы на западе, и все вокруг погрузилось во тьму, когда Люк достиг вершины холма неподалеку от дома. Он бежал изо всех сил, чтобы увидеть, как зажжется волшебная звезда, и в полном изнеможении, но счастливый повалился на большой камень перевести дух.
Он успел. В небе не появилось еще ни одной звезды. Люк посмотрел вниз на свой дом, жалкое строение, одиноко стоящее у дороги. За домом вдоль стен Иерусалима вспыхивали факелы. Мать будет беспокоиться, если он придет домой поздно. Но у него в сумке лежит хлеб, который он стащил у купца, еще он нашел серебряную безделушку, ее можно обменять на еду. Это поможет ему вымолить прощение у матери.
Подняв голову, Люк ахнул, не сдержав восторга. В небе зажглась первая звездочка, та, которую он ждал, а за ней следом мириады других. Люк поискал на небосводе скопление звезд, показанное ему однажды отцом.
«Видишь ту яркую звезду? – Люку казалось, что он снова слышит голос отца, который разговаривал с ним на нормандском наречии. – Это волшебная звезда. Если, глядя на нее, загадаешь желание, оно непременно сбудется».
Только нынешним утром Люк вспомнил об этой волшебной звезде, когда нашел блеснувшую в земле безделушку.
Джеймс д'Албини рассказывал сыну о стране с огромными тенистыми деревьями, зелеными лугами, звенящими серебристыми ручьями и возведенными из камня замками. Он рисовал Люку картинки, читал книжки о королях и отважных рыцарях, воинах в доспехах, защищавших их от сарацинских клинков; о глубоко верующих мужчинах, готовых отправиться на другой конец света, чтобы покорить неверующих.
Эти истории завораживали Люка, и страна, которую его отец называл Англия, казалась ему более реальной, чем пыльная, выжженная земля, на которой он жил. Отец обещал Люку, что они вернутся туда вместе, как только закончится его миротворческая миссия. Но пять месяцев назад отец скоропостижно скончался, оставив сына и свою сарацинскую наложницу без средств к существованию.
Мечта Люка не сбылась, он никогда не попадет в Англию. Жизнь стала скучной и однообразной. Грозя забить его мать камнями, соплеменники прогнали ее с сыном за пределы города. Эсме соорудила лачугу из пальмовых ветвей, вскопала огород в надежде, что он будет их кормить, но когда коза, поев сорняков, сдохла, мать отправила сына в город попрошайничать и воровать.
Люку это не нравилось. Отец растил его честным и гордым. Местные жители – сарацины презирали его, награждая обидными прозвищами. Он знал, что никогда не станет среди них своим, навсегда останется изгоем.
Сегодня он собирался все это изменить.
Глядя на мерцающие звезды, Люк в какой-то момент испугался, что навсегда потерял волшебную звезду. И вдруг заметил ее и вскрикнул от радости.
– Волшебная звезда, – прошептал он, и сердце у него учащенно забилось. – Я хочу… – Он осекся. Нет, он не будет торопиться. Он подумает. Отец сказал, что он имеет право только на одно желание и должен приберечь его на случай крайней нужды.
Люк должен позаботиться не только о себе, но и о матери. Она пострадала еще больше, чем он, изгнанная из семьи и родного города.
– Волшебная звезда, – отчетливо выговаривая каждое слово, произнес мальчик. – Пусть жизнь у меня и моей мамы станет лучше.
Он задумался, стоит ли добавить что-нибудь еще, но звезда подмигнула и потускнела, словно хотела сказать, что уточнять какие бы то ни было детали поздно.
Люк посмотрел вниз. Если его желание сбудется, в окне будет свет и огонь для приготовления еды.
Увы, лачуга оставалась темной.
Люк унял дрожь. Напомнил о себе голод. Завесьденьу него не было во рту маковой росинки. Дотронувшись до хлеба в сумке, его единственного утешения, он обругал себя за то, что оставил мать без пищи, и стал спускаться.
В замке граф Арундел сжимал в дрожащей ладони послание. Его прислал не Джеймс, как обычно, а кто-то другой. Из послания сэр Вильгельм узнал, что его единственный сын и наследник умер, оставив сына по имени Люк с матерью-сарацинкой по имени Эсме, которые ютятся в окрестностях Иерусалима.
– Стюард! – прогремел сэр Вильгельм, поднимаясь с кресла. – Готовься к долгому странствию. Мы отправляемся в Иерусалим за останками моего сына и на поиски моего внука.
Глава 1
Северный Йоркшир, 1154 год
Шурша черными одеяниями, настоятельница Маунт-Грейс приготовилась читать приговор. По правую сторону от нее стоял аббат Жерво, по левую – приходской священник. Ее головной плат закрыл солнечный свет, пробивающийся сквозь щель за ее спиной. Хотя лицо ее оставалось в тени, трудно было не разглядеть в ее серых, как сланец, глазах блеск неистовства веры.
Монахини призвали друг друга к тишине. По спине Мерри поползли мурашки. Стоя у помоста, она едва держалась на ногах, мучимая дурным предчувствием. Сердце учащенно билось.
Мерри бросила взгляд на священнослужителей, стоявших по обе стороны от настоятельницы. Однако выражение их лиц не предвещало ничего хорошего. Присяжные проголосуют, как скажет мать Агнесс.
– Сестра Мария Милосердная, – начала настоятельница, – ты осквернила данное тебе во время принятия обета имя. С этого момента я буду обращаться к тебе Мерри из Хидерзгила, ибо с этого момента ты больше не монахиня.
«Только не виселица», – в отчаянии молилась про себя Мерри. Утопление она как-нибудь переживет, потому что хорошо плавает.
– После длительного расследования и тщательного обдумывания, – продолжала настоятельница, – мы пришли к выводу, что ты виновна в попытке убийства, ереси и злом умысле.
Виновна! Это слово прозвучало похоронным звоном. Она прибыла в Маунт-Грейс в надежде избежать преследования за свое искусство целительницы. Но в этом так называемом святом прибежище не нашла терпимости.
Суд с начала до конца представлялся ей фарсом. Свидетельницы ее преступления были явно подкуплены. Одна из них якобы видела, как Мерри плясала при полной луне. Вторая утверждала, будто застала ее в момент совокупления с дьяволом. Третья обвиняла в знакомстве с черным котом. Все это бредни! Те же самые монахини благодарили бы ее, если бы мать-настоятельница скончалась.
Но она жила и здравствовала. В последний момент Мерри положила в вино настоятельницы всего два листка белены вместо трех и теперь сожалела, что не проявила достаточной твердости.
– Злой умысел – тяжкое преступление, совершенное против Господа и святой церкви, – с торжествующим видом добавила настоятельница.
Тут Мерри не выдержала и заговорила:
– А как насчет ваших преступлений, матушка? Ведь вы измываетесь над беззащитными девочками!
Монахини за ее спиной в ужасе ахнули. Аббат Жерво и приходской священник из Ричмонда переглянулись.
Все знали об извращенном удовольствии матери-настоятельницы хлестать плетью монахинь.
– Молчать! – оборвала ее Агнесс, вскинув руки и напомнив своим видом огромную черную птицу. – Обвиняемому слова не давали! Как смеешь ты поливать меня грязью, когда сама вызываешь отвращение в глазах Господа? – Прищурившись, она уставилась на Мерри. – Я собиралась проявить христианское милосердие и смягчить приговор до наказания двадцатью ударами плетью, но теперь передумала. Мы приговариваем тебя к сожжению, и приговор будет приведен в исполнение завтра же на рассвете!
Сожжение! Приговор представлялся нелепым. Сожжение обычно практиковали на континенте, но в Англии к нему редко прибегали. Мерри почувствовала, как пол под ней заходил ходуном. Молить о пощаде Мерри не стала. Агнесс забила бы ее до смерти.
За какие преступления, спрашивается? Вина Мерри состояла в том, что она хотела защитить монахинь от издевательств настоятельницы. Каждый раз, когда святая мать секла их, Мерри старалась не оставлять причиненное зло без последствий. С настоятельницей непременно что-нибудь случалось: припадок, во время которого она прикусывала язык; на теле появлялась сыпь, от которой нельзя было избавиться; на руках вскакивали бородавки. Все это делалось с единственной целью: чтобы Агнесс хорошенько подумала, прежде чем снова взяться за плеть.
Настоятельница немного присмирела, однако не изменилась.
Ее последняя жертва сошла в могилу. Желая отомстить за ее смерть, Мерри добавила в вино настоятельницы белены, от чего у Агнесс начался понос, столь безудержный, что, будь она менее вынослива, могла бы отправиться на тот свет. Но, увы, этого не случилось. Теперь Агнесс жаждала справедливости.
– Вам придется уведомить мою семью, – произнесла Мерри.
Агнесс посмотрела на нее с притворным состраданием.
– Твоя судьба нисколько не волнует твою семью. Иначе они давным-давно, написали бы, – заявила она.
Это было правдой. Кларисса, старшая сестра Мерри, и мать, Жанетт, ни разу не навестили Мерри с тех пор, как привезли ее в Маунт-Грейс. Она причиняла им слишком много хлопот, и они не стали бы ее спасать.
Умирать Мерри, видимо, придется в одиночестве. С того дня, который навеки изменил жизнь Мерри, она не встречала справедливости и сострадания и нигде не находила утешения, даже в монастыре. Что изменится, если она умрет?
– Тебе есть что сказать? – обратилась к ней настоятельница. – Раскаиваешься ли ты в том, что отвернулась от Господа и связалась с Сатаной?
Взглянув на настоятельницу, Мерри поразилась сходству тиранки с ее отчимом Фергюсоном. Но Фергюсон, слава Богу, мертв. Одним деспотом, мучившим смиренные души, стало меньше.
Мерри наконец обрела дар речи.
– Встретимся в аду, Агнесс, – сказала она, услышав восхищенные вздохи монахинь. – Если мне суждено сгореть сейчас, то тебе гореть вечно за то, что мучила ни в чем не повинных женщин. Можешь сжечь меня, если хочешь. – Мерри вскинула подбородок, демонстрируя силу духа. – Я предпочитаю умереть, чем оставаться в этом аду с тобой на земле.
Эрин, его сонный сквайр, время от времени искоса поглядывал на хозяина, поражаясь его выправке. После стольких часов, проведенных в седле, он продолжал держаться прямо. На фоне фиолетового предрассветного неба гордый силуэт сэра Люка резко отличался от сутулых фигур ратников. В пурпурном свете зари его безукоризненно отполированные доспехи отливали серебром. Шлема на его темноволосой голове не было – он внимательно прислушивался к звукам, которые могли принести с собой угрозу более серьезную, чем писк и жужжание насекомых.
Его армия дала обещание в течение года снести крепости, возведенные без санкции короля. Девять из двенадцати месяцев уже минули. Они разрушили одну крепость в Драксе и еще одну в Линкольншире. Осталось всего три месяца. Успеют ли они справиться с заданием до завершения срока? Но Эрина это не волновало. Он знал, что для сэра Люка не бывает ничего невозможного.
Неделю назад прибыл гонец с известием, из которого явствовало, что старик Арундел с каждым днем теряет силы. Однако преданный вассал сэр Люк не отправился домой, не доведя миссию до конца, продолжая форсировать болота и горы, распространяя власть принца Генриха.
Эрин сочувствовал своему господину, хотя тот не нуждался в сочувствии. Сэр Люк был богаче и могущественнее большинства вельмож, но он был незаконнорожденным и к тому же наполовину сарацином. И тем не менее он стал фаворитом принца Генриха, которому спас жизнь, когда принц был еще ребенком. Благодаря храбрости и отваге сэр Люк заслужил военное прозвище Феникс и быстро прославился. Он был самым хитроумным военачальником Генриха. К счастью для его противников, он предпочитал добиваться заключения мира, а не сражаться. При столь щекотливом задании, как разрушение незаконно возведенных построек, выросших за время правления Стефана, дипломатический талант сэра Люка делал его незаменимым дома и за границей.
Из сражений он выходил без единой царапины, исполненный достоинства и выдержки, какие бы драматические события вокруг него ни кипели.
Проскакав всю ночь напролет, сэр Люк выглядел бодрым и внимательно всматривался в даль. Целью их следования был монастырь, где сэр Люк со своими людьми мог наконец передохнуть.
Сооруженный на краю болотистой пустоши монастырь оказался небольшим строением мрачного вида, обнесенным стеной.
Сэр Люк спрыгнул с лошади и дернул за шнурок колокольчика.
В воротах открылось смотровое окошко.
– Кто там? – спросил испуганный девичий голос.
– Королевская армия принца Генриха, – ответил Феникс. – Мы уповаем на отдых и пищу за вашими стенами.
К их общему удивлению, смотровое окошко захлопнулось. Пораженный, сэр Люк взглянул на сквайра и опять дернул за шнур колокольчика.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем смотровое окошко снова открылось.
– Я настоятельница. Зачем вы сюда прибыли? – с неприкрытой злобой спросила настоятельница.
– Мы служим его величеству принцу Генриху, – ответил капитан. – Нуждаемся в отдыхе и пище. Открывайте! – Это был почти приказ.
– Вы выбрали не самое удачное время, – проворчала женщина. – За стенами свирепствует инфекция. Мы закрыты на карантин, – добавила она. – Сегодня поутру собираемся сжигать тела усопших.
Эрин удивился. Черного флага, вывешенного на воротах в знак предупреждения, он не приметил.
– Что за болезнь? – допытывался сэр Люк.
– Дурная болезнь, – сказала настоятельница. – Очень заразная. Вам лучше убраться восвояси. – С этими словами она захлопнула окошко.
К воротам стали подъезжать остальные ратники. Их лица выражали нескрываемое облегчение. В такие минуты ни один капитан не захочет разочаровывать своих воинов.
Феникс медленно повернулся к ним.
– Располагайтесь на земле, – крикнул он. – Нас не пустили. Велели убираться.
Сэр Люк вытащил из седельной сумки кусок веревки и посмотрел на сквайра.
– Идем со мной, Эрин, – велел он. – Сэр Пирс, я намерен разведать обстановку, – добавил он, обращаясь к своему сержанту.
Эрин последовал за господином, и вдвоем они свернули за угол. Через некоторое время Феникс остановился, снял боевые перчатки и отстегнул ножны, позволив мечу упасть на землю, после чего взялся за шнуровку корсета камзола.
– Вы никак собираетесь перелезть через стену, милорд? – догадался Эрин, обрадовавшись смекалистости господина.
Было очевидно, что за монастырскими стенами происходит что-то неладное, и сэр Люк желал выяснить, что именно.
– Помоги мне снять кольчугу, – попросил он.
Эрин стал возиться с кольчугой, а сэр Люк тем временем освобождался от остальной части боевого снаряжения, пока не остался в стеганой рубашке, штанах и сапогах. Даже без лат он представлял собой внушительное зрелище. За годы интенсивных физических упражнений его тело приобрело скульптурную рельефность.
Стену монастырской ограды окрасили первые бледные лучи солнца.
– Возможно, веревка мне и не понадобится, – бросил капитан и пополз по стене, чтобы выиграть время. В следующий миг он уже заглядывал за ограду.
К мрачному удовлетворению Люка, внутренний двор монастыря был сейчас перед ним как на ладони. У столба в центре двора стояла девушка.
Кровь Господня!
Настоятельница собиралась сжечь ее заживо!
Он сжал челюсти. Вот тебе и дурная болезнь.
Девушка у столба, облаченная с головы до ног в черное, тоже монахиня, была совсем юной. На бледном лице выделялись огромные глаза. Она смотрела в небо, не опуская глаз, где у нее под ногами разбрасывали солому.
Люк был вне себя от возмущения. Экуменический закон запрещал церкви подобные наказания. Святое прибежище потеряет всякий смысл, если наделить церковь такой властью!
В тот момент, когда сэр Люк собирался спрыгнуть со стены, во двор влетела монахиня внушительных размеров, размахивая факелом, как знаменем.
– Поторапливайтесь! Полейте все жиром!
Феникс понял, что времени для переговоров нет. У него оставалась только одна возможность, альтернатива, ведущая к печальным последствиям. Никто, даже обласканный королевской милостью вельможа будущего короля, не имел права вторгаться в святую обитель без приглашения. С другой стороны, честь обязывала его спасти девушку. Если он не вмешается, невольно станет соучастником убийства.
Люк посмотрел вниз.
– Что вы видите, милорд? – справился Эрин.
– Девушку, привязанную к столбу, – ответил Люк ровным голосом.
Эрин ахнул.
– Она что, ведьма? – спросил он и перекрестился.
Люк задумчиво взглянул на жертву у столба.
– Ведьм в природе не существует, – ответил сэр Люк.
В этот момент суетившиеся у столба люди закончили поливать солому топленым салом. Люку следовало поторапливаться.
– Думаю, что и теперь тебе не стоит молить о пощаде, девчонка, – обратилась настоятельница к жертве. – Ты ведь высмеяла, если помнишь, мое предложение проявить милосердие.
– Я не нуждаюсь в твоем прощении, Агнесс t —решительно заявила девушка. – Это ты должна просить прощения у меня.
От восхищения брови Люка поползли вверх. Подобная храбрость заслуживала награды, невзирая на последствия.
– Эрин, брось мне меч, – приказал он.
Эрин с радостью повиновался. Поймав широкий клинок, Люк положил его на верхнюю кромку стены.
– Водрузи мои доспехи на лошадь, – добавил он, – да поживее. Скажи сэру Пирсу, чтобы готовился к немедленному отъезду. Жди меня у ворот. А теперь – вперед!
Поняв господина с полуслова, Эрин не стал задавать лишних вопросов. Побросав перчатки, наколенники и ремень в кольчугу, он потащил латы за собой. Ухватившись за верхний край стены руками, Люк подтянулся и взобрался на каменный выступ.
Его никто не увидел, ибо взгляды собравшихся были обращены на настоятельницу. Она бросила факел на кучу хвороста и соломы.
Вверх взвился столб черного дыма, но утренний бриз почти сразу его развеял. Вместе с дымом улетучилась и храбрость жертвы. От ужаса ее глаза стали огромными. Хрупкое тело, опутанное веревками, напряглось.
Времени у Люка оказалось меньше, чем он предполагал. Когда пламя взмыло вверх, он спрыгнул со стены на землю и, чтобы смягчить удар, покатился. Зажав в руке меч, он бросился к костру.
Мерри в ужасе зажмурилась, вжавшись спиной в столб, она ждала, когда языки пламени начнут лизать ее босые ступни.
Неожиданно платформа покачнулась, и ей в лицо ударила волна холодного воздуха. Она раскрыла глаза и увидела, что рядом с ней на помосте балансирует мужчина.
Не понимая, что происходит, она таращилась на него в изумлении и даже не заметила, как с ее запястий соскользнули веревки.
– Держись за меня, – велел он.
Она обвила его руками. Потрясающе красивый, он мог быть только ангелом, спустившимся на землю, чтобы спасти ее бессмертную душу. Господь все же смилостивился над ней. Хвала ему и слава!
Веревки, связывавшие ее лодыжки, распались. И в следующий момент мир перевернулся с ног на голову, когда ангел вскинул ее на плечо. Он спрыгнул с платформы вниз, избегая огненных языков. Мерри повезло меньше. Пламя лизнуло ее головной плат и опалило волосы. Она сорвала его с головы и отшвырнула прочь.
Только сейчас Мерри осознала, что по-прежнему жива. Ангел забрал не ее бессмертную душу, а бренную оболочку. Теперь он стремительно мчался к воротам. Его твердое плечо больно врезалось в ее живот. Ловя ртом воздух, Мерри изогнула шею и увидела, что мать-настоятельница пустилась за ними в погоню. Схватив плетку, Агнесс неслась за ними, ощерившись, похожая на злобную волчицу. Следом за ней бежали аббат и священники.
Спаситель Мерри достиг ворот и резким ударом распахнул створки. Мерри тотчас оказалась в гуще переминающихся с ноги на ногу лошадей и поблескивающего оружия.
– Вперед! – властно приказал сэр Люк, и кавалерия молниеносно сорвалась с места.
Сильные руки обняли ее за талию и грубо усадили в седло. Над ее головой снова оказалось небо. Не успела Мерри перевести дух, как услышала грозный голос настоятельницы.
– Стойте!
У ее щеки просвистел кончик плетки. Отклонившись назад, Мерри с трудом усидела в седле.
– Немедленно верните ее мне! – потребовала настоятельница, размахивая плеткой.
Агнесс была женщиной могучего телосложения, но спаситель Мерри оказался выше ростом и вдвое шире в плечах. Непристойный гнев святой матери заставил его нахмуриться, и он с привычной легкостью выхватил меч.
Было ясно, что он никакой не ангел, а воин. Он обратился к настоятельнице, и до ушей Мерри донесся его спокойный голос:
– Являясь правой рукой принца, мадам, я обязан вмешаться. Вы сказали, что собираетесь поутру жечь тела умерших. Девушка, на мой взгляд, не очень-то смахивает на мертвую.
Он смерил Мерри взглядом, скользнувшим по ней, как огненный меч.
– Она мертва духом, мертва для церкви! – воскликнула настоятельница. – Эта ведьма пыталась меня отравить! – Глаза настоятельницы злобно блеснули.
– Правда? – мягко заметил воин. – В таком случае я доставлю ее в ближайшее аббатство, чтобы ее судили по закону. Похоже, вы забыли, кому служите.
Куда он собирается ее доставить? У Мерри екнуло сердце. Нет, второго суда она не вынесет!
– Я этого не потерплю! – вскипела настоятельница. – Как ваше имя? Я намерена подать на вас официальную жалобу. Как вы смеете вторгаться в мои пределы?
– Это не ваши пределы, – мягко возразил воин. – Это пределы Бога. Меня зовут Люк Ленуар, – ответил он. – Жалуйтесь, но будьте готовы отчитаться в своих действиях.
С этими словами он повернулся к лошади, чтобы занять место в седле позади Мерри.
Настоятельница занесла над головой плетку.
– Берегитесь! – воскликнула Мерри.
Сверкнуло лезвие меча, и плетка упала, разрубленная надвое. В следующее мгновение воин вскочил в седло, привлек Мерри к себе, пустил лошадь в галоп, и они скрылись в золотистой пыли, поднятой ускакавшей вперед кавалькадой.
В ста шагах от монастырских стен Люк положил меч Мерри на колени.
– Подержи его, – попросил он и взялся за поводья обеими руками.
Мерри сомкнула пальцы вокруг тяжелого оружия. Лезвие клинка было холодным, гладким и острым как бритва.
Мерри охватило безраздельное отчаяние. Она слишком близко подошла к смерти и с превеликой радостью встретила избавление, посчитав, что ангел забрал ее душу. А теперь, по словам этого человека, ей придется предстать перед вторым судом.
Но с нее хватит опыта и предыдущего судилища, когда ее ложно обвиняли в сговоре с дьяволом; пристрастно допытывались о свойствах растений; выясняли, откуда взялась у нее сзади отметина, – уж не дьявол ли заклеймил ее? Как же она устала от всего этого! Во второй раз ничего подобного она не выдержит!
В жилах Мерри закипела тихая ярость. Она огляделась и увидела, что они нагоняют армию, скакавшую впереди. Она не могла не обратить внимания, что на ее спасителе нет доспехов. И тут ее взгляд упал на лежавший на коленях клинок.
Убить того, кто тебя спас, несправедливо. Единственное, что оставалось, – столкнуть его с седла и умчаться прочь. Но солдаты тут же бросятся за ней в погоню.
Может, проще самой лишить себя жизни? Одного движения лошади хватит, чтобы острие клинка мягко вошло ей между ребрами.
Боже милостивый, какой же длинный у него меч! Мерри вытянула руку, насколько позволяла рукоятка, и уколола сидевшего сзади.
– Что ты делаешь? – Он вырвал у нее из рук меч и резко осадил коня.
С большой неохотой Мерри рассталась с оружием. Ей следовало знать, что спасение не бывает легким. На свою беду, она разозлила сидевшего сзади человека и в ожидании удара съежилась.
– Кого ты собиралась убить: себя или меня? – спросил он с удивлением.
Убрав меч под ремень переметной сумы, он схватил Мерри за подбородок и повернул к себе лицом, желая заглянуть в глаза.
Сила, таившаяся в его пальцах, поразила Мерри. Он мог без особого труда свернуть ей шею. Ужас охватил девушку. Мужчина есть мужчина. И спас он ее не из благородных побуждений.
Мерри проворно соскользнула с седла и бросилась наутек, но скоро сбавила скорость: сухая трава, словно иголками, колола ей ноги.
Она не удивилась, а только испугалась, когда сзади ее схватили и оторвали от земли две могучие руки.
Мерри изо всех сил лягнула своего спасителя, но от удара об армированные металлом штаны только поранила ноги и поняла, что понапрасну тратит силы.
Боже, какая же она несчастная! Ей удалось удрать от отчима, хотевшего ее изнасиловать, удалось избежать побоев настоятельницы, чтобы попасть в руки воина. О таких, как он, Мерри знала не понаслышке. Они использовали женщин, а потом бросали за ненадобностью. Ее мать тоже изнасиловали.
– Если ты меня изнасилуешь, – предупредила она, прибегнув к уникальной защите, которая помогала ей столь долго хранить целомудрие, – твое мужское достоинство, клянусь, сморщится и отвалится, Я колдунья, – угрожающе добавила она, – и ты проклянешь день, когда причинил мне зло!
Шурша черными одеяниями, настоятельница Маунт-Грейс приготовилась читать приговор. По правую сторону от нее стоял аббат Жерво, по левую – приходской священник. Ее головной плат закрыл солнечный свет, пробивающийся сквозь щель за ее спиной. Хотя лицо ее оставалось в тени, трудно было не разглядеть в ее серых, как сланец, глазах блеск неистовства веры.
Монахини призвали друг друга к тишине. По спине Мерри поползли мурашки. Стоя у помоста, она едва держалась на ногах, мучимая дурным предчувствием. Сердце учащенно билось.
Мерри бросила взгляд на священнослужителей, стоявших по обе стороны от настоятельницы. Однако выражение их лиц не предвещало ничего хорошего. Присяжные проголосуют, как скажет мать Агнесс.
– Сестра Мария Милосердная, – начала настоятельница, – ты осквернила данное тебе во время принятия обета имя. С этого момента я буду обращаться к тебе Мерри из Хидерзгила, ибо с этого момента ты больше не монахиня.
«Только не виселица», – в отчаянии молилась про себя Мерри. Утопление она как-нибудь переживет, потому что хорошо плавает.
– После длительного расследования и тщательного обдумывания, – продолжала настоятельница, – мы пришли к выводу, что ты виновна в попытке убийства, ереси и злом умысле.
Виновна! Это слово прозвучало похоронным звоном. Она прибыла в Маунт-Грейс в надежде избежать преследования за свое искусство целительницы. Но в этом так называемом святом прибежище не нашла терпимости.
Суд с начала до конца представлялся ей фарсом. Свидетельницы ее преступления были явно подкуплены. Одна из них якобы видела, как Мерри плясала при полной луне. Вторая утверждала, будто застала ее в момент совокупления с дьяволом. Третья обвиняла в знакомстве с черным котом. Все это бредни! Те же самые монахини благодарили бы ее, если бы мать-настоятельница скончалась.
Но она жила и здравствовала. В последний момент Мерри положила в вино настоятельницы всего два листка белены вместо трех и теперь сожалела, что не проявила достаточной твердости.
– Злой умысел – тяжкое преступление, совершенное против Господа и святой церкви, – с торжествующим видом добавила настоятельница.
Тут Мерри не выдержала и заговорила:
– А как насчет ваших преступлений, матушка? Ведь вы измываетесь над беззащитными девочками!
Монахини за ее спиной в ужасе ахнули. Аббат Жерво и приходской священник из Ричмонда переглянулись.
Все знали об извращенном удовольствии матери-настоятельницы хлестать плетью монахинь.
– Молчать! – оборвала ее Агнесс, вскинув руки и напомнив своим видом огромную черную птицу. – Обвиняемому слова не давали! Как смеешь ты поливать меня грязью, когда сама вызываешь отвращение в глазах Господа? – Прищурившись, она уставилась на Мерри. – Я собиралась проявить христианское милосердие и смягчить приговор до наказания двадцатью ударами плетью, но теперь передумала. Мы приговариваем тебя к сожжению, и приговор будет приведен в исполнение завтра же на рассвете!
Сожжение! Приговор представлялся нелепым. Сожжение обычно практиковали на континенте, но в Англии к нему редко прибегали. Мерри почувствовала, как пол под ней заходил ходуном. Молить о пощаде Мерри не стала. Агнесс забила бы ее до смерти.
За какие преступления, спрашивается? Вина Мерри состояла в том, что она хотела защитить монахинь от издевательств настоятельницы. Каждый раз, когда святая мать секла их, Мерри старалась не оставлять причиненное зло без последствий. С настоятельницей непременно что-нибудь случалось: припадок, во время которого она прикусывала язык; на теле появлялась сыпь, от которой нельзя было избавиться; на руках вскакивали бородавки. Все это делалось с единственной целью: чтобы Агнесс хорошенько подумала, прежде чем снова взяться за плеть.
Настоятельница немного присмирела, однако не изменилась.
Ее последняя жертва сошла в могилу. Желая отомстить за ее смерть, Мерри добавила в вино настоятельницы белены, от чего у Агнесс начался понос, столь безудержный, что, будь она менее вынослива, могла бы отправиться на тот свет. Но, увы, этого не случилось. Теперь Агнесс жаждала справедливости.
– Вам придется уведомить мою семью, – произнесла Мерри.
Агнесс посмотрела на нее с притворным состраданием.
– Твоя судьба нисколько не волнует твою семью. Иначе они давным-давно, написали бы, – заявила она.
Это было правдой. Кларисса, старшая сестра Мерри, и мать, Жанетт, ни разу не навестили Мерри с тех пор, как привезли ее в Маунт-Грейс. Она причиняла им слишком много хлопот, и они не стали бы ее спасать.
Умирать Мерри, видимо, придется в одиночестве. С того дня, который навеки изменил жизнь Мерри, она не встречала справедливости и сострадания и нигде не находила утешения, даже в монастыре. Что изменится, если она умрет?
– Тебе есть что сказать? – обратилась к ней настоятельница. – Раскаиваешься ли ты в том, что отвернулась от Господа и связалась с Сатаной?
Взглянув на настоятельницу, Мерри поразилась сходству тиранки с ее отчимом Фергюсоном. Но Фергюсон, слава Богу, мертв. Одним деспотом, мучившим смиренные души, стало меньше.
Мерри наконец обрела дар речи.
– Встретимся в аду, Агнесс, – сказала она, услышав восхищенные вздохи монахинь. – Если мне суждено сгореть сейчас, то тебе гореть вечно за то, что мучила ни в чем не повинных женщин. Можешь сжечь меня, если хочешь. – Мерри вскинула подбородок, демонстрируя силу духа. – Я предпочитаю умереть, чем оставаться в этом аду с тобой на земле.
* * *
Сэр Люк Ленуар, капитан королевской армии принца, внук графа Арундела, никогда не страдал слабостями простых смертных. Не давая армии передышки, он гнал ее в ночи стремительным галопом, не позволявшим воинам спать в седле.Эрин, его сонный сквайр, время от времени искоса поглядывал на хозяина, поражаясь его выправке. После стольких часов, проведенных в седле, он продолжал держаться прямо. На фоне фиолетового предрассветного неба гордый силуэт сэра Люка резко отличался от сутулых фигур ратников. В пурпурном свете зари его безукоризненно отполированные доспехи отливали серебром. Шлема на его темноволосой голове не было – он внимательно прислушивался к звукам, которые могли принести с собой угрозу более серьезную, чем писк и жужжание насекомых.
Его армия дала обещание в течение года снести крепости, возведенные без санкции короля. Девять из двенадцати месяцев уже минули. Они разрушили одну крепость в Драксе и еще одну в Линкольншире. Осталось всего три месяца. Успеют ли они справиться с заданием до завершения срока? Но Эрина это не волновало. Он знал, что для сэра Люка не бывает ничего невозможного.
Неделю назад прибыл гонец с известием, из которого явствовало, что старик Арундел с каждым днем теряет силы. Однако преданный вассал сэр Люк не отправился домой, не доведя миссию до конца, продолжая форсировать болота и горы, распространяя власть принца Генриха.
Эрин сочувствовал своему господину, хотя тот не нуждался в сочувствии. Сэр Люк был богаче и могущественнее большинства вельмож, но он был незаконнорожденным и к тому же наполовину сарацином. И тем не менее он стал фаворитом принца Генриха, которому спас жизнь, когда принц был еще ребенком. Благодаря храбрости и отваге сэр Люк заслужил военное прозвище Феникс и быстро прославился. Он был самым хитроумным военачальником Генриха. К счастью для его противников, он предпочитал добиваться заключения мира, а не сражаться. При столь щекотливом задании, как разрушение незаконно возведенных построек, выросших за время правления Стефана, дипломатический талант сэра Люка делал его незаменимым дома и за границей.
Из сражений он выходил без единой царапины, исполненный достоинства и выдержки, какие бы драматические события вокруг него ни кипели.
Проскакав всю ночь напролет, сэр Люк выглядел бодрым и внимательно всматривался в даль. Целью их следования был монастырь, где сэр Люк со своими людьми мог наконец передохнуть.
Сооруженный на краю болотистой пустоши монастырь оказался небольшим строением мрачного вида, обнесенным стеной.
Сэр Люк спрыгнул с лошади и дернул за шнурок колокольчика.
В воротах открылось смотровое окошко.
– Кто там? – спросил испуганный девичий голос.
– Королевская армия принца Генриха, – ответил Феникс. – Мы уповаем на отдых и пищу за вашими стенами.
К их общему удивлению, смотровое окошко захлопнулось. Пораженный, сэр Люк взглянул на сквайра и опять дернул за шнур колокольчика.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем смотровое окошко снова открылось.
– Я настоятельница. Зачем вы сюда прибыли? – с неприкрытой злобой спросила настоятельница.
– Мы служим его величеству принцу Генриху, – ответил капитан. – Нуждаемся в отдыхе и пище. Открывайте! – Это был почти приказ.
– Вы выбрали не самое удачное время, – проворчала женщина. – За стенами свирепствует инфекция. Мы закрыты на карантин, – добавила она. – Сегодня поутру собираемся сжигать тела усопших.
Эрин удивился. Черного флага, вывешенного на воротах в знак предупреждения, он не приметил.
– Что за болезнь? – допытывался сэр Люк.
– Дурная болезнь, – сказала настоятельница. – Очень заразная. Вам лучше убраться восвояси. – С этими словами она захлопнула окошко.
К воротам стали подъезжать остальные ратники. Их лица выражали нескрываемое облегчение. В такие минуты ни один капитан не захочет разочаровывать своих воинов.
Феникс медленно повернулся к ним.
– Располагайтесь на земле, – крикнул он. – Нас не пустили. Велели убираться.
Сэр Люк вытащил из седельной сумки кусок веревки и посмотрел на сквайра.
– Идем со мной, Эрин, – велел он. – Сэр Пирс, я намерен разведать обстановку, – добавил он, обращаясь к своему сержанту.
Эрин последовал за господином, и вдвоем они свернули за угол. Через некоторое время Феникс остановился, снял боевые перчатки и отстегнул ножны, позволив мечу упасть на землю, после чего взялся за шнуровку корсета камзола.
– Вы никак собираетесь перелезть через стену, милорд? – догадался Эрин, обрадовавшись смекалистости господина.
Было очевидно, что за монастырскими стенами происходит что-то неладное, и сэр Люк желал выяснить, что именно.
– Помоги мне снять кольчугу, – попросил он.
Эрин стал возиться с кольчугой, а сэр Люк тем временем освобождался от остальной части боевого снаряжения, пока не остался в стеганой рубашке, штанах и сапогах. Даже без лат он представлял собой внушительное зрелище. За годы интенсивных физических упражнений его тело приобрело скульптурную рельефность.
Стену монастырской ограды окрасили первые бледные лучи солнца.
– Возможно, веревка мне и не понадобится, – бросил капитан и пополз по стене, чтобы выиграть время. В следующий миг он уже заглядывал за ограду.
К мрачному удовлетворению Люка, внутренний двор монастыря был сейчас перед ним как на ладони. У столба в центре двора стояла девушка.
Кровь Господня!
Настоятельница собиралась сжечь ее заживо!
Он сжал челюсти. Вот тебе и дурная болезнь.
Девушка у столба, облаченная с головы до ног в черное, тоже монахиня, была совсем юной. На бледном лице выделялись огромные глаза. Она смотрела в небо, не опуская глаз, где у нее под ногами разбрасывали солому.
Люк был вне себя от возмущения. Экуменический закон запрещал церкви подобные наказания. Святое прибежище потеряет всякий смысл, если наделить церковь такой властью!
В тот момент, когда сэр Люк собирался спрыгнуть со стены, во двор влетела монахиня внушительных размеров, размахивая факелом, как знаменем.
– Поторапливайтесь! Полейте все жиром!
Феникс понял, что времени для переговоров нет. У него оставалась только одна возможность, альтернатива, ведущая к печальным последствиям. Никто, даже обласканный королевской милостью вельможа будущего короля, не имел права вторгаться в святую обитель без приглашения. С другой стороны, честь обязывала его спасти девушку. Если он не вмешается, невольно станет соучастником убийства.
Люк посмотрел вниз.
– Что вы видите, милорд? – справился Эрин.
– Девушку, привязанную к столбу, – ответил Люк ровным голосом.
Эрин ахнул.
– Она что, ведьма? – спросил он и перекрестился.
Люк задумчиво взглянул на жертву у столба.
– Ведьм в природе не существует, – ответил сэр Люк.
В этот момент суетившиеся у столба люди закончили поливать солому топленым салом. Люку следовало поторапливаться.
– Думаю, что и теперь тебе не стоит молить о пощаде, девчонка, – обратилась настоятельница к жертве. – Ты ведь высмеяла, если помнишь, мое предложение проявить милосердие.
– Я не нуждаюсь в твоем прощении, Агнесс t —решительно заявила девушка. – Это ты должна просить прощения у меня.
От восхищения брови Люка поползли вверх. Подобная храбрость заслуживала награды, невзирая на последствия.
– Эрин, брось мне меч, – приказал он.
Эрин с радостью повиновался. Поймав широкий клинок, Люк положил его на верхнюю кромку стены.
– Водрузи мои доспехи на лошадь, – добавил он, – да поживее. Скажи сэру Пирсу, чтобы готовился к немедленному отъезду. Жди меня у ворот. А теперь – вперед!
Поняв господина с полуслова, Эрин не стал задавать лишних вопросов. Побросав перчатки, наколенники и ремень в кольчугу, он потащил латы за собой. Ухватившись за верхний край стены руками, Люк подтянулся и взобрался на каменный выступ.
Его никто не увидел, ибо взгляды собравшихся были обращены на настоятельницу. Она бросила факел на кучу хвороста и соломы.
Вверх взвился столб черного дыма, но утренний бриз почти сразу его развеял. Вместе с дымом улетучилась и храбрость жертвы. От ужаса ее глаза стали огромными. Хрупкое тело, опутанное веревками, напряглось.
Времени у Люка оказалось меньше, чем он предполагал. Когда пламя взмыло вверх, он спрыгнул со стены на землю и, чтобы смягчить удар, покатился. Зажав в руке меч, он бросился к костру.
Мерри в ужасе зажмурилась, вжавшись спиной в столб, она ждала, когда языки пламени начнут лизать ее босые ступни.
Неожиданно платформа покачнулась, и ей в лицо ударила волна холодного воздуха. Она раскрыла глаза и увидела, что рядом с ней на помосте балансирует мужчина.
Не понимая, что происходит, она таращилась на него в изумлении и даже не заметила, как с ее запястий соскользнули веревки.
– Держись за меня, – велел он.
Она обвила его руками. Потрясающе красивый, он мог быть только ангелом, спустившимся на землю, чтобы спасти ее бессмертную душу. Господь все же смилостивился над ней. Хвала ему и слава!
Веревки, связывавшие ее лодыжки, распались. И в следующий момент мир перевернулся с ног на голову, когда ангел вскинул ее на плечо. Он спрыгнул с платформы вниз, избегая огненных языков. Мерри повезло меньше. Пламя лизнуло ее головной плат и опалило волосы. Она сорвала его с головы и отшвырнула прочь.
Только сейчас Мерри осознала, что по-прежнему жива. Ангел забрал не ее бессмертную душу, а бренную оболочку. Теперь он стремительно мчался к воротам. Его твердое плечо больно врезалось в ее живот. Ловя ртом воздух, Мерри изогнула шею и увидела, что мать-настоятельница пустилась за ними в погоню. Схватив плетку, Агнесс неслась за ними, ощерившись, похожая на злобную волчицу. Следом за ней бежали аббат и священники.
Спаситель Мерри достиг ворот и резким ударом распахнул створки. Мерри тотчас оказалась в гуще переминающихся с ноги на ногу лошадей и поблескивающего оружия.
– Вперед! – властно приказал сэр Люк, и кавалерия молниеносно сорвалась с места.
Сильные руки обняли ее за талию и грубо усадили в седло. Над ее головой снова оказалось небо. Не успела Мерри перевести дух, как услышала грозный голос настоятельницы.
– Стойте!
У ее щеки просвистел кончик плетки. Отклонившись назад, Мерри с трудом усидела в седле.
– Немедленно верните ее мне! – потребовала настоятельница, размахивая плеткой.
Агнесс была женщиной могучего телосложения, но спаситель Мерри оказался выше ростом и вдвое шире в плечах. Непристойный гнев святой матери заставил его нахмуриться, и он с привычной легкостью выхватил меч.
Было ясно, что он никакой не ангел, а воин. Он обратился к настоятельнице, и до ушей Мерри донесся его спокойный голос:
– Являясь правой рукой принца, мадам, я обязан вмешаться. Вы сказали, что собираетесь поутру жечь тела умерших. Девушка, на мой взгляд, не очень-то смахивает на мертвую.
Он смерил Мерри взглядом, скользнувшим по ней, как огненный меч.
– Она мертва духом, мертва для церкви! – воскликнула настоятельница. – Эта ведьма пыталась меня отравить! – Глаза настоятельницы злобно блеснули.
– Правда? – мягко заметил воин. – В таком случае я доставлю ее в ближайшее аббатство, чтобы ее судили по закону. Похоже, вы забыли, кому служите.
Куда он собирается ее доставить? У Мерри екнуло сердце. Нет, второго суда она не вынесет!
– Я этого не потерплю! – вскипела настоятельница. – Как ваше имя? Я намерена подать на вас официальную жалобу. Как вы смеете вторгаться в мои пределы?
– Это не ваши пределы, – мягко возразил воин. – Это пределы Бога. Меня зовут Люк Ленуар, – ответил он. – Жалуйтесь, но будьте готовы отчитаться в своих действиях.
С этими словами он повернулся к лошади, чтобы занять место в седле позади Мерри.
Настоятельница занесла над головой плетку.
– Берегитесь! – воскликнула Мерри.
Сверкнуло лезвие меча, и плетка упала, разрубленная надвое. В следующее мгновение воин вскочил в седло, привлек Мерри к себе, пустил лошадь в галоп, и они скрылись в золотистой пыли, поднятой ускакавшей вперед кавалькадой.
В ста шагах от монастырских стен Люк положил меч Мерри на колени.
– Подержи его, – попросил он и взялся за поводья обеими руками.
Мерри сомкнула пальцы вокруг тяжелого оружия. Лезвие клинка было холодным, гладким и острым как бритва.
Мерри охватило безраздельное отчаяние. Она слишком близко подошла к смерти и с превеликой радостью встретила избавление, посчитав, что ангел забрал ее душу. А теперь, по словам этого человека, ей придется предстать перед вторым судом.
Но с нее хватит опыта и предыдущего судилища, когда ее ложно обвиняли в сговоре с дьяволом; пристрастно допытывались о свойствах растений; выясняли, откуда взялась у нее сзади отметина, – уж не дьявол ли заклеймил ее? Как же она устала от всего этого! Во второй раз ничего подобного она не выдержит!
В жилах Мерри закипела тихая ярость. Она огляделась и увидела, что они нагоняют армию, скакавшую впереди. Она не могла не обратить внимания, что на ее спасителе нет доспехов. И тут ее взгляд упал на лежавший на коленях клинок.
Убить того, кто тебя спас, несправедливо. Единственное, что оставалось, – столкнуть его с седла и умчаться прочь. Но солдаты тут же бросятся за ней в погоню.
Может, проще самой лишить себя жизни? Одного движения лошади хватит, чтобы острие клинка мягко вошло ей между ребрами.
Боже милостивый, какой же длинный у него меч! Мерри вытянула руку, насколько позволяла рукоятка, и уколола сидевшего сзади.
– Что ты делаешь? – Он вырвал у нее из рук меч и резко осадил коня.
С большой неохотой Мерри рассталась с оружием. Ей следовало знать, что спасение не бывает легким. На свою беду, она разозлила сидевшего сзади человека и в ожидании удара съежилась.
– Кого ты собиралась убить: себя или меня? – спросил он с удивлением.
Убрав меч под ремень переметной сумы, он схватил Мерри за подбородок и повернул к себе лицом, желая заглянуть в глаза.
Сила, таившаяся в его пальцах, поразила Мерри. Он мог без особого труда свернуть ей шею. Ужас охватил девушку. Мужчина есть мужчина. И спас он ее не из благородных побуждений.
Мерри проворно соскользнула с седла и бросилась наутек, но скоро сбавила скорость: сухая трава, словно иголками, колола ей ноги.
Она не удивилась, а только испугалась, когда сзади ее схватили и оторвали от земли две могучие руки.
Мерри изо всех сил лягнула своего спасителя, но от удара об армированные металлом штаны только поранила ноги и поняла, что понапрасну тратит силы.
Боже, какая же она несчастная! Ей удалось удрать от отчима, хотевшего ее изнасиловать, удалось избежать побоев настоятельницы, чтобы попасть в руки воина. О таких, как он, Мерри знала не понаслышке. Они использовали женщин, а потом бросали за ненадобностью. Ее мать тоже изнасиловали.
– Если ты меня изнасилуешь, – предупредила она, прибегнув к уникальной защите, которая помогала ей столь долго хранить целомудрие, – твое мужское достоинство, клянусь, сморщится и отвалится, Я колдунья, – угрожающе добавила она, – и ты проклянешь день, когда причинил мне зло!