Страница:
Крестоносцы перевязывали раны, наполняли бурдюки с водой, ловили лошадей и грабили дома побогаче. За время боя большая часть населения успела спрятаться в окружавших город кустарниках, так что криков насилуемых женщин в этот раз почти не было.
С собой прихватывали только ценные и легкие вещи: серебро, золото, каменья, специи. Тащить добычу предстояло большей частью на собственном горбу, потому тяжесть брать никто не желал. Кнехта, выбросившего щит и водрузившего на телегу красивое кресло с золотой инкрустацией, едва не повесил собственный сюзерен. Места на повозках предназначались только для раненых или немощных пилигримов и добычи господ. Рядовым паломникам предстояло самим заботиться о транспорте для трофеев.
Выступили под вечер.
Барон в последний раз помолился над холмиком с наспех сбитым крестом, пообещал туземцам вернуться и сжечь селение, если кто-то надругается над христианским кладбищем. Местные жители слушали молча и угрюмо. Так же молча они разбрелись по домам.
Крестоносцы двинулись в путь. Горы были близки, как никогда.
8
9
10
11
С собой прихватывали только ценные и легкие вещи: серебро, золото, каменья, специи. Тащить добычу предстояло большей частью на собственном горбу, потому тяжесть брать никто не желал. Кнехта, выбросившего щит и водрузившего на телегу красивое кресло с золотой инкрустацией, едва не повесил собственный сюзерен. Места на повозках предназначались только для раненых или немощных пилигримов и добычи господ. Рядовым паломникам предстояло самим заботиться о транспорте для трофеев.
Выступили под вечер.
Барон в последний раз помолился над холмиком с наспех сбитым крестом, пообещал туземцам вернуться и сжечь селение, если кто-то надругается над христианским кладбищем. Местные жители слушали молча и угрюмо. Так же молча они разбрелись по домам.
Крестоносцы двинулись в путь. Горы были близки, как никогда.
8
Шли всю ночь, а утром сделали короткую остановку у входа в ущелье. По словам итальянца, на выходе из этого самого ущелья начиналась тропа, ведущая на перевал, за которым, собственно, и схоронилось капище. Место, где, вероятней всего, находится установка.
К Горовому подскакал барон. Как более именитый он имел право оспаривать любое решение рыцаря и даже претендовать на роль командира их сводного отряда. Но горечь утраты все еще давила на франка, так что впитанная с молоком матера гордость, перерастающая у некоторых его земляков в спесь, пока себя не проявляла.
– Куда мы едем, сеньор рыцарь? – голос Рональда был глух. Лицо де Виля сильно осунулось, глаза по-прежнему были пусты.
Пока подъесаул собирался с мыслями, вылез Костя:
– В горах есть монастырь языческого бога, который мы собираемся разграбить и сжечь.
Рональд Бозэ недовольно зыркнул на не в меру прыткого оруженосца, но Горовой согласно кивнул, значит, не стоит поучать младшего, если его собственный сюзерен терпит такое поведение.
Барон отъехал. К нему тут же подскакало несколько рыцарей из его отряда. Объяснение устроило всех.
Горы приближались.
– А ты заметил, Костик, что дорога здесь добрая, а селений нет?
Казак был прав. За весь ночной переход крестоносцы не увидели ни одного огонька, не встретили ни одного ответвления от старой тропы, по которой их уверенно вел изменник-проводник.
Малышев легкомысленно пожал плечами:
– Ну и хрен на них, Михалыч… Может, место здесь такое, что только монастыри строить… Ну, там, земля не родит… или что-то в этом роде.
Казак покачал головой:
– Нехорошо это, когда люди святынь сторонятся. Даже когда эти святыни басурманские… Неправильно…
Будто стремясь развеять все сомнения казака, из-за туч выглянуло солнышко. Кнехты и рыцари подтянулись, даже лошадки начали веселее потряхивать гривами. До начала тропы воины Христовы добрались около полудня. Дошли и остановились. Дальнейший путь предстоял по узкой, едва видимой дорожке, вьющейся по каменистой почве и убегающей куда-то ввысь.
Давид излучал оптимизм:
– К вечеру перейдем перевал, там долина. На той стороне долины стоит святилище. Если не останавливаться, двинуться всем вместе, то…
Горовой оборвал этот словесный поток:
– А как там с охраной? Ты говорил, что капище могут охранять сто воинов!
Казак неумело старался подловить проводника, но тот был сама наивность.
– Когда? Я говорил? – Итальянец честно хлопал большими карими глазами. – Там три десятка стражей, может быть, с десяток гостей, и никого больше. – Он указал на лагерь связанными руками. – А здесь почти три сотни славных воинов, умелых и прекрасно вооруженных.
Горовой поморщился, но кнехты и рыцари, стоящие поблизости, приосанились. Они глотали грубую лесть шпиона, не разжевывая.
Костя посмотрел на подъесаула. Главным теперь был он. Тимофей Михайлович пожевал тяжелыми челюстями. Казак думал, как правильно подступить к окончательной фазе похода… Пока же:
– Лагерь строить. Частокол ставить, канавы копать.
…У подножия горы бил небольшой родничок, и крестоносцы расположились вокруг единственного источника воды. В засушливой местности это было разумно.
Лагерь ставили до сумерек. Давид тихо намекал, что медлить не стоит, но пленника не слушали.
Вокруг повозок, поставленных в круг, люди вырубили кусты, вкопали колья на случай атаки кавалерии, сделали навесы для защиты лошадей и раненых. Половину отряда, включая лазарет и обоз, Горовой оставлял здесь.
Давид аж взвился. По его словам, крайне неразумно сначала тратить время на устройство лагеря, а потом еще и распылять силы. Тимофей Михайлович молча выслушал шпиона и приказал связать его. Для верности итальянцу заткнули рот.
Теперь в тылу хозяйничал Венегор. Горовой попробовал уговорить барона взять на себя охрану лагеря, но Бозэ не желал отсиживаться и стремился в бой.
С фламандцем остались человек семьдесят больных, три десятка слуг, обозников и полсотни пехоты, то есть мечников, арбалетчиков и спешенных копейщиков. Рыцари рвались к главному призу – богатой языческой обители.
Подъем начался утром.
Вечером самые ловкие разведчики из числа паломников проверили склоны на предмет возможных засад. Всю ночь скрытые секреты сторожили проходы. Но опасности не было.
Христовы воины шли в набег веселые и отдохнувшие. Враг был рядом, он был в неведении, значит, их ждал успех. В это верили все.
Перевал прошли легко. Солнце еще только касалось зенита, когда крестоносцы увидели нужную им долину. Назвать цветущим это скопище камней язык не поворачивался. Да и размерами площадка среди скал, куда их вывел проводник, воображение не поражала: узкая полоска безжизненной земли, к которой ведет даже более крутой спуск, чем был подъем.
Христиане шли гуськом, поддерживая соседа и связываясь веревками. Горовой высматривал приметы святилища… И не находил их.
Давид уверенно показал на выступ скальной породы в пятистах шагах от конца тропы. Там!
Воины начали расходиться веером. Со спин на руки перекочевали щиты, из ножен вылезли мечи, легли на ложа короткие арбалетные болты. Врага все еще не было видно.
Вот первый смельчак, высокий норманн с блестящей секирой, юркнул за приметный выступ. Спустя мгновение за ним туда же шмыгнули сразу пятеро франков. Подобрались остальные.
Горовой, прикрываясь щитом, заглянул за выступ. За его спиной приплясывал от нетерпения Малышев. Не выдержав, он полез вперед застывшего казака.
И выругался… Как и многие из тех, кто сейчас растерянно рассматривал отвесную скалу в сотне шагов перед ними… Ни следа строений, ни одного кирпича. Только чахлая трава и камень вокруг.
– Где?! – заревел Горовой.
Объяснять, кто понадобился командиру, было без надобности. Все обернулись… Давид пропал. Двое из его охранников молча боролись друг с другом, третий сидел на корточках, нюхая какой-то цветок, а четвертый лежал с перерезанным горлом. Проводника, разоблаченного шпиона и перебежчика, не было.
– Назад! Все назад!
Франки бросились бежать к тому спуску, у подножия которого они еще десяток минут назад мечтали о богатствах идолопоклонников.
– Назад!
Сотня тяжеловооруженных воинов, громыхая железом, неслась к скале. Только теперь стало понятно, что из этого природного каменного мешка не так уж много путей наверх. И даже вряд ли их больше, чем один.
Вот первые из отряда добежали до склона. Паники еще не было, но каждого точил противный червь сомнения в будущем, таком безоблачном еще недавно. Горы, привычные и нестрашные утром, давили на психику.
Крестоносцы рванули вверх. Один десяток воинов исчез, пошел в гору второй… Шум… Грохот падающих камней, катящихся валунов, канонада трехсоткилограммовых глыб, набирающих ход.
Те, кто не успел просочиться на узкую тропку, отпрянули назад. А сверху послышался рык ужаса. Не вопль, не крик, а именно рык бессилия, когда вся выучка пасует перед стихией и судьбой. Обвалом накрыло самых быстрых, тех, кто успел уже вскарабкаться по непокорному склону достаточно далеко… Остальные успели отойти…
Отряд попал в загодя устроенную ловушку.
К Горовому подскакал барон. Как более именитый он имел право оспаривать любое решение рыцаря и даже претендовать на роль командира их сводного отряда. Но горечь утраты все еще давила на франка, так что впитанная с молоком матера гордость, перерастающая у некоторых его земляков в спесь, пока себя не проявляла.
– Куда мы едем, сеньор рыцарь? – голос Рональда был глух. Лицо де Виля сильно осунулось, глаза по-прежнему были пусты.
Пока подъесаул собирался с мыслями, вылез Костя:
– В горах есть монастырь языческого бога, который мы собираемся разграбить и сжечь.
Рональд Бозэ недовольно зыркнул на не в меру прыткого оруженосца, но Горовой согласно кивнул, значит, не стоит поучать младшего, если его собственный сюзерен терпит такое поведение.
Барон отъехал. К нему тут же подскакало несколько рыцарей из его отряда. Объяснение устроило всех.
Горы приближались.
– А ты заметил, Костик, что дорога здесь добрая, а селений нет?
Казак был прав. За весь ночной переход крестоносцы не увидели ни одного огонька, не встретили ни одного ответвления от старой тропы, по которой их уверенно вел изменник-проводник.
Малышев легкомысленно пожал плечами:
– Ну и хрен на них, Михалыч… Может, место здесь такое, что только монастыри строить… Ну, там, земля не родит… или что-то в этом роде.
Казак покачал головой:
– Нехорошо это, когда люди святынь сторонятся. Даже когда эти святыни басурманские… Неправильно…
Будто стремясь развеять все сомнения казака, из-за туч выглянуло солнышко. Кнехты и рыцари подтянулись, даже лошадки начали веселее потряхивать гривами. До начала тропы воины Христовы добрались около полудня. Дошли и остановились. Дальнейший путь предстоял по узкой, едва видимой дорожке, вьющейся по каменистой почве и убегающей куда-то ввысь.
Давид излучал оптимизм:
– К вечеру перейдем перевал, там долина. На той стороне долины стоит святилище. Если не останавливаться, двинуться всем вместе, то…
Горовой оборвал этот словесный поток:
– А как там с охраной? Ты говорил, что капище могут охранять сто воинов!
Казак неумело старался подловить проводника, но тот был сама наивность.
– Когда? Я говорил? – Итальянец честно хлопал большими карими глазами. – Там три десятка стражей, может быть, с десяток гостей, и никого больше. – Он указал на лагерь связанными руками. – А здесь почти три сотни славных воинов, умелых и прекрасно вооруженных.
Горовой поморщился, но кнехты и рыцари, стоящие поблизости, приосанились. Они глотали грубую лесть шпиона, не разжевывая.
Костя посмотрел на подъесаула. Главным теперь был он. Тимофей Михайлович пожевал тяжелыми челюстями. Казак думал, как правильно подступить к окончательной фазе похода… Пока же:
– Лагерь строить. Частокол ставить, канавы копать.
…У подножия горы бил небольшой родничок, и крестоносцы расположились вокруг единственного источника воды. В засушливой местности это было разумно.
Лагерь ставили до сумерек. Давид тихо намекал, что медлить не стоит, но пленника не слушали.
Вокруг повозок, поставленных в круг, люди вырубили кусты, вкопали колья на случай атаки кавалерии, сделали навесы для защиты лошадей и раненых. Половину отряда, включая лазарет и обоз, Горовой оставлял здесь.
Давид аж взвился. По его словам, крайне неразумно сначала тратить время на устройство лагеря, а потом еще и распылять силы. Тимофей Михайлович молча выслушал шпиона и приказал связать его. Для верности итальянцу заткнули рот.
Теперь в тылу хозяйничал Венегор. Горовой попробовал уговорить барона взять на себя охрану лагеря, но Бозэ не желал отсиживаться и стремился в бой.
С фламандцем остались человек семьдесят больных, три десятка слуг, обозников и полсотни пехоты, то есть мечников, арбалетчиков и спешенных копейщиков. Рыцари рвались к главному призу – богатой языческой обители.
Подъем начался утром.
Вечером самые ловкие разведчики из числа паломников проверили склоны на предмет возможных засад. Всю ночь скрытые секреты сторожили проходы. Но опасности не было.
Христовы воины шли в набег веселые и отдохнувшие. Враг был рядом, он был в неведении, значит, их ждал успех. В это верили все.
Перевал прошли легко. Солнце еще только касалось зенита, когда крестоносцы увидели нужную им долину. Назвать цветущим это скопище камней язык не поворачивался. Да и размерами площадка среди скал, куда их вывел проводник, воображение не поражала: узкая полоска безжизненной земли, к которой ведет даже более крутой спуск, чем был подъем.
Христиане шли гуськом, поддерживая соседа и связываясь веревками. Горовой высматривал приметы святилища… И не находил их.
Давид уверенно показал на выступ скальной породы в пятистах шагах от конца тропы. Там!
Воины начали расходиться веером. Со спин на руки перекочевали щиты, из ножен вылезли мечи, легли на ложа короткие арбалетные болты. Врага все еще не было видно.
Вот первый смельчак, высокий норманн с блестящей секирой, юркнул за приметный выступ. Спустя мгновение за ним туда же шмыгнули сразу пятеро франков. Подобрались остальные.
Горовой, прикрываясь щитом, заглянул за выступ. За его спиной приплясывал от нетерпения Малышев. Не выдержав, он полез вперед застывшего казака.
И выругался… Как и многие из тех, кто сейчас растерянно рассматривал отвесную скалу в сотне шагов перед ними… Ни следа строений, ни одного кирпича. Только чахлая трава и камень вокруг.
– Где?! – заревел Горовой.
Объяснять, кто понадобился командиру, было без надобности. Все обернулись… Давид пропал. Двое из его охранников молча боролись друг с другом, третий сидел на корточках, нюхая какой-то цветок, а четвертый лежал с перерезанным горлом. Проводника, разоблаченного шпиона и перебежчика, не было.
– Назад! Все назад!
Франки бросились бежать к тому спуску, у подножия которого они еще десяток минут назад мечтали о богатствах идолопоклонников.
– Назад!
Сотня тяжеловооруженных воинов, громыхая железом, неслась к скале. Только теперь стало понятно, что из этого природного каменного мешка не так уж много путей наверх. И даже вряд ли их больше, чем один.
Вот первые из отряда добежали до склона. Паники еще не было, но каждого точил противный червь сомнения в будущем, таком безоблачном еще недавно. Горы, привычные и нестрашные утром, давили на психику.
Крестоносцы рванули вверх. Один десяток воинов исчез, пошел в гору второй… Шум… Грохот падающих камней, катящихся валунов, канонада трехсоткилограммовых глыб, набирающих ход.
Те, кто не успел просочиться на узкую тропку, отпрянули назад. А сверху послышался рык ужаса. Не вопль, не крик, а именно рык бессилия, когда вся выучка пасует перед стихией и судьбой. Обвалом накрыло самых быстрых, тех, кто успел уже вскарабкаться по непокорному склону достаточно далеко… Остальные успели отойти…
Отряд попал в загодя устроенную ловушку.
9
Выхода отсюда больше не было. Камнепад так основательно завалил дорожку, будто ее здесь никогда и не существовало.
Когда шок прошел, крестоносцы бросились разгребать завалы, пытаясь отыскать своих раненых товарищей. Спасти удалось немногих – глыбы практически не оставили раненых. Двенадцать человек были раздавлены в лепешку, еще в шестерых теплилась жизнь, но, по словам опытных воинов, это была недолгая отсрочка. Итого – почти два десятка ветеранов.
Горовой скрипнул зубами. Кто бы ни устроил им такую западню, обнаруживать себя он не спешил.
– Искать!
Приказ не пришлось повторять дважды. Кнехты и рыцари расползлись по каменному мешку, высматривая возможные пути наверх. Опасаясь повторения камнепада, Бозэ повелел людям не приближаться к скалам. Сделал он это вовремя. С противоположной стороны загрохотали падающие камни. На этот раз обошлось без жертв.
Осмотр не занял много времени. Узкая тропка, приведшая крестоносцев в природный мешок с отвесными стенами, оказалась единственной, теперь уже безвозвратно утраченной дорогой наверх.
Сгрудившись в центре западни, христиане обреченно осматривали стены. Стонали раненые. Солнце, клонящееся к закату, давало все меньше тепла. Кто-то предложил развести костер, но колючего кустарника, единственной местной растительности, было маловато для длительного поддержания огня. Источников воды в долине не было совсем.
Посовещавшись с бароном, Горовой начал выставлять караулы. Ночевать христианам предстояло здесь, а в темноте коварный противник мог выкинуть самый непредсказуемый номер. Из обломков копейных древков, побегов кустарника и сухой травы люди развели два чахлых огонька, кое-как освещавших подходы к импровизированному лагерю.
Врага ждали. Он появился.
Когда миновала полночь, многие из крестоносцев, переборов опасения и страхи, а может, отдавая дань усталости, уже спали. Рыцарь Тимо и Бозэ бодрствовали. Именно барон и поднял тревогу.
– Щиты! – крик разорвал тишину.
Горовой, Малышев, десятки сгрудившихся вокруг воинов лежали в полном облачении, лишь расслабив на ночь некоторые завязки доспехов, так что большинство среагировало на призыв правильно. Десятки щитов взмыли над головами, защищая хозяев и их соседей.
Костя, как и все, исправно прикрылся. В воздухе послышался непривычный шум, будто стая птиц набирает высоту, и тут же руку тряхнуло, послышались крики и вопли первых раненых. Захрипел рядом молодой кнехт, хватаясь за пробившую ключицу стрелу.
– Держать! – Бозэ окончательно взял на себя командование в ночной схватке.
Барон вытянул меч, вслушиваясь, коротко глянул на собственный щит, в который воткнулось уже две стрелы, и ткнул лезвием куда-то в сторону:
– Там!
Большинство стрелков остались в лагере, но арбалеты у отряда имелись. Заскрипели, натягиваясь, вороты. Спустя мгновения в скалы улетели первые болты. Это не была перестрелка – просто жест отчаяния. Но он дал эффект. После пяти минут бесцельного пуляния, вернее, пальбы в темень, со стороны скал послышались вскрики и шум.
– В атаку! Вперед! – Один из рыцарей не выдержал.
Размахивая мечом, он бросился на звук. Пятеро или шестеро его товарищей устремились следом.
– Назад! Не опускать щиты! – крик Бозэ остановил остальных.
Стрелы все так же неслись на головы крестоносцев, изредка выискивая щель в сомкнутых рядах.
Тимофей Михайлович попробовал отвести людей из-под навесного огня, но оказалось, что враг отлично ориентируется в темноте. Его лучники часто и точно били по отступавшим людям. Горовой тихо выругался.
Залпы противника падали на их головы один за другим, раз за разом выбивая очередного неудачника. Настроение в рядах стремительно падало. Враг был невидим, следовательно, неуязвим. А это в бою хуже всего.
Малышев передернул затвор автомата. Полоснуть на звук, что ли? Со стороны скал послышались звуки боя, крики.
– Туда?! На помощь?! – Сразу несколько лиц обернулось к рыцарю папского легата и французскому барону.
Оба, подумав, отрицательно покачали головой, но реакции командиров дождались не все. Человек десять из числа самых ретивых вскочили и без команды побежали на шум. Авторитета подъесаула и ругани барона едва хватило на то, чтобы удержать основную массу. Уж очень хотелось воинам добраться до врага.
Звуки схватки усилились и стали приближаться. Первыми из темноты вынырнули двое кнехтов с трупом товарища на руках, следом – еще парочка с каким-то тюком. Потом подтянулись остальные, меньше половины из тех, кто ринулся в темноту. Их прикрыли щитами, перевязали раны. Обстрел прекратился.
– Эй, друг! Ты вроде из тех, кто в нечисти разбирается? – Один из воинов, вернувшихся из боя, дернул Костю за плащ.
Русич обернулся. Христиане, все еще прикрывая головы щитами, обступили принесенный сверток. Остатки плаща едва укрывали добычу смельчаков. Необычную добычу.
Костя протер глаза, убеждаясь, что они его не подводят. Кто-то тихо молился, многие начали креститься. И было от чего. В безлунную ночь пялились громадные черные глаза невиданного существа… нелюди… в двадцатом веке считавшейся порождением фантазии. Перед Малышевым на остатках плаща лежал мертвый гном.
Когда шок прошел, крестоносцы бросились разгребать завалы, пытаясь отыскать своих раненых товарищей. Спасти удалось немногих – глыбы практически не оставили раненых. Двенадцать человек были раздавлены в лепешку, еще в шестерых теплилась жизнь, но, по словам опытных воинов, это была недолгая отсрочка. Итого – почти два десятка ветеранов.
Горовой скрипнул зубами. Кто бы ни устроил им такую западню, обнаруживать себя он не спешил.
– Искать!
Приказ не пришлось повторять дважды. Кнехты и рыцари расползлись по каменному мешку, высматривая возможные пути наверх. Опасаясь повторения камнепада, Бозэ повелел людям не приближаться к скалам. Сделал он это вовремя. С противоположной стороны загрохотали падающие камни. На этот раз обошлось без жертв.
Осмотр не занял много времени. Узкая тропка, приведшая крестоносцев в природный мешок с отвесными стенами, оказалась единственной, теперь уже безвозвратно утраченной дорогой наверх.
Сгрудившись в центре западни, христиане обреченно осматривали стены. Стонали раненые. Солнце, клонящееся к закату, давало все меньше тепла. Кто-то предложил развести костер, но колючего кустарника, единственной местной растительности, было маловато для длительного поддержания огня. Источников воды в долине не было совсем.
Посовещавшись с бароном, Горовой начал выставлять караулы. Ночевать христианам предстояло здесь, а в темноте коварный противник мог выкинуть самый непредсказуемый номер. Из обломков копейных древков, побегов кустарника и сухой травы люди развели два чахлых огонька, кое-как освещавших подходы к импровизированному лагерю.
Врага ждали. Он появился.
Когда миновала полночь, многие из крестоносцев, переборов опасения и страхи, а может, отдавая дань усталости, уже спали. Рыцарь Тимо и Бозэ бодрствовали. Именно барон и поднял тревогу.
– Щиты! – крик разорвал тишину.
Горовой, Малышев, десятки сгрудившихся вокруг воинов лежали в полном облачении, лишь расслабив на ночь некоторые завязки доспехов, так что большинство среагировало на призыв правильно. Десятки щитов взмыли над головами, защищая хозяев и их соседей.
Костя, как и все, исправно прикрылся. В воздухе послышался непривычный шум, будто стая птиц набирает высоту, и тут же руку тряхнуло, послышались крики и вопли первых раненых. Захрипел рядом молодой кнехт, хватаясь за пробившую ключицу стрелу.
– Держать! – Бозэ окончательно взял на себя командование в ночной схватке.
Барон вытянул меч, вслушиваясь, коротко глянул на собственный щит, в который воткнулось уже две стрелы, и ткнул лезвием куда-то в сторону:
– Там!
Большинство стрелков остались в лагере, но арбалеты у отряда имелись. Заскрипели, натягиваясь, вороты. Спустя мгновения в скалы улетели первые болты. Это не была перестрелка – просто жест отчаяния. Но он дал эффект. После пяти минут бесцельного пуляния, вернее, пальбы в темень, со стороны скал послышались вскрики и шум.
– В атаку! Вперед! – Один из рыцарей не выдержал.
Размахивая мечом, он бросился на звук. Пятеро или шестеро его товарищей устремились следом.
– Назад! Не опускать щиты! – крик Бозэ остановил остальных.
Стрелы все так же неслись на головы крестоносцев, изредка выискивая щель в сомкнутых рядах.
Тимофей Михайлович попробовал отвести людей из-под навесного огня, но оказалось, что враг отлично ориентируется в темноте. Его лучники часто и точно били по отступавшим людям. Горовой тихо выругался.
Залпы противника падали на их головы один за другим, раз за разом выбивая очередного неудачника. Настроение в рядах стремительно падало. Враг был невидим, следовательно, неуязвим. А это в бою хуже всего.
Малышев передернул затвор автомата. Полоснуть на звук, что ли? Со стороны скал послышались звуки боя, крики.
– Туда?! На помощь?! – Сразу несколько лиц обернулось к рыцарю папского легата и французскому барону.
Оба, подумав, отрицательно покачали головой, но реакции командиров дождались не все. Человек десять из числа самых ретивых вскочили и без команды побежали на шум. Авторитета подъесаула и ругани барона едва хватило на то, чтобы удержать основную массу. Уж очень хотелось воинам добраться до врага.
Звуки схватки усилились и стали приближаться. Первыми из темноты вынырнули двое кнехтов с трупом товарища на руках, следом – еще парочка с каким-то тюком. Потом подтянулись остальные, меньше половины из тех, кто ринулся в темноту. Их прикрыли щитами, перевязали раны. Обстрел прекратился.
– Эй, друг! Ты вроде из тех, кто в нечисти разбирается? – Один из воинов, вернувшихся из боя, дернул Костю за плащ.
Русич обернулся. Христиане, все еще прикрывая головы щитами, обступили принесенный сверток. Остатки плаща едва укрывали добычу смельчаков. Необычную добычу.
Костя протер глаза, убеждаясь, что они его не подводят. Кто-то тихо молился, многие начали креститься. И было от чего. В безлунную ночь пялились громадные черные глаза невиданного существа… нелюди… в двадцатом веке считавшейся порождением фантазии. Перед Малышевым на остатках плаща лежал мертвый гном.
10
Да, только гномом и можно было назвать существо, труп которого воины, оставшиеся в живых после ночной вылазки, принесли с собой в качестве трофея.
Большинство жителей одиннадцатого века значительно уступали габаритами выходцам из века двадцатого. Но этот экземпляр при росте, едва превышавшем метр, не производил впечатления хрупкого малыша. Его бочкообразная грудь была шире, чем у большинства из тех, кто сейчас боязливо рассматривал остывающий труп. Бугрящиеся мышцами руки с лопатообразными кистями, узколобая голова на короткой шее. На голове – кожаная шапочка с завязками. Длинные волосы и борода заплетены в косички, на окровавленной груди – остатки изрубленной кожаной куртки, на ногах – кожаные же штаны и стоптанные деревянные сандалии на завязках. И глаза с громадными черными зрачками.
Рядом лежало оружие врага: короткий лук, слишком слабый для того, чтобы пробить броню, пук стрел с широкими стальными наконечниками, небольшой топорик на длинной рукояти, кинжал с камнем в навершии.
– У кого есть святая вода? – Рональд Бозэ опомнился одним из первых.
Пожилой монах, чудом выживший при ночной атаке, бросил на землю дубину, окованную железом, и полез за пазуху. Он окропил погибшую нечисть из маленькой баклажки, несколько раз прочитал «Pater noster…» и плеснул святой воды еще раз.
Крестоносцы подошли поближе.
– Исчадье! Бес… Демон!
Несколько копий неуверенно ткнулось в тело мертвого карла.
– Там их было штук пять, – начал рассказывать рыцарь, возглавивший ночную вылазку. Ему было лет двадцать, светлые волосы выбивались из-под шлема, лицо покрывали веснушки, а глаза все еще горели азартом схватки. – Рональд первым бросился на этих тварей, но они, видимо, чуют в темноте получше кошек. Его подняли на копья и порешили топорами. Тогда подоспели мы и вдарили по ним. Порубали всех! Они за своим брательником спустились, того стрела задела, он и упал. Думали его подобрать – а тут мы! Всех порубали! А сверху как начали стрелять… Двух наших сразу положили, Флавьена навылет. Потом еще и Гуилерме с Марком пришпилили. Но мы все равно утащили эту тварь!
Рыцарь осклабился. Все остальные тоже против воли начали растягивать губы в улыбку. Как бы ни был страшен враг, но его можно убить. А это внушало оптимизм.
Христиане не успели расспросить подробней участника недавней драки с нечистью.
– Эй! – разнесшийся над ущельем голос был подобен грому. Если бы дело не происходило в одиннадцатом веке, Костя решил бы, что используют «матюгальник». [87]– Люди Запада, воины Христа, слышите меня?
Крестоносцы молчали.
Голос продолжил:
– Выдайте нам двоих и вы можете сохранить свои жизни!
По рядам воинов пробежал легкий гул.
– Свяжите и оставьте у скалы рыцаря Тимо и его оруженосца… И мы откроем проходы!
– Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo… [88]– монах читал молитву, не переставая.
– И тогда мы дадим вам… остальным… возможность уйти.
Горовой тихо выругался. Костя оглянулся.
Голос затих. Противник ожидал реакции на свое предложение. Она последовала быстро. Бозэ, выражая мнения многих, чьи недвусмысленные бормотания и реплики звучали вокруг, громко проорал в ответ:
– Поцелуй меня в задницу!
Вокруг только насупленные лица. Никто не дрожал и не выказывал страха. Боязливые и слабые духом из этой армии уже давно закопаны в песках.
Настаивать не стали. Через мгновение обстрел возобновился.
…К утру раненых стало больше. Во всем этом был только один положительный момент – враг не использовал яда для наконечников. Ни один из тех, кто получил порезы от утыкавших все и вся стрел, пока не умер. Больше плюсов не было.
Когда первые лучи солнца вынырнули из-за склонов гор, крестоносцы еле держались. За всю ночь неприятель дал им лишь несколько коротких передышек, с завидной точностью поливая христиан, постоянно менявших расположение, смертоносным потоком стрел.
Мертвых не прибавилось, зато и целых практически не осталось. Каждый из тех, кто прятался за щитами, не имея возможности выбраться из каменного мешка, получил один, а то и несколько болезненных порезов или уколов. Семеро были серьезно ранены.
К рассвету активность врага пошла на убыль, а с восходом солнца и вовсе прекратилась.
Крестоносцы недоверчиво вздохнули, ожидая подвоха. Но обстрел не возобновлялся.
Когда стало понятно, что противник отступил, многие повалились наземь. Сил у людей больше не было. Но уже через час франки отдышались и осмелели настолько, что решили сделать вылазку. Вера в то, что выход существует, не покидала христиан.
К северной части котлована двинулись трое во главе с тем самым молодым рыцарем, притащившим труп гнома. На юг – троица под командованием Малышева. Костя хотел изучить более пологую скалу. Навыки скалолазания у него были, так почему бы и нет?
Осмотр не дал утешительных результатов. Попробовать при таком раскладе все равно придется, конечно, но шансов не ахти.
Костя погладил камень скалы. Склон был гладкий, с редкими сколами и трещинками, довольно крутой, но не такой высокий, как противоположный. К тому же с него вроде и не стреляли ночью.
Нужны были костыли и веревка. С веревкой проблем не было. Практически у каждого в отряде нашелся кусок бечевы или кожаные путы, а вот что-нибудь, подходящее на роль штыря с ушком, пришлось поискать. Свои запасы, прихваченные из двадцатого века, Малышев оставил в обозе, о чем уже несколько раз пожалел, перебирая обломки копий, наконечники стрел и кинжалы, сваленные перед ним в кучу. Все не то. Но на безрыбье сгодится.
Враг себя не обнаруживал, что еще больше подтвердило уверенность большинства воинов Христовых в том, что их противник – порождение нечистого. Только исчадия ада боятся Божьего света.
Солнце миновало зенит, когда Костя вернулся к скале. Вместо мешка с мелом на его поясе висела сумка с песком, вместо костылей – кинжалы с петлями на крестовинах, а нейлоновый трос был заменен мотком разномастных шнуров.
Медленно… Аккуратно…
Малышев с удовольствием отметил, что его физическая форма здорово улучшилась, а лишения последних месяцев практически убрали намечавшийся было животик. И то помощь.
К вечеру он прошел почти половину дистанции.
Большинство жителей одиннадцатого века значительно уступали габаритами выходцам из века двадцатого. Но этот экземпляр при росте, едва превышавшем метр, не производил впечатления хрупкого малыша. Его бочкообразная грудь была шире, чем у большинства из тех, кто сейчас боязливо рассматривал остывающий труп. Бугрящиеся мышцами руки с лопатообразными кистями, узколобая голова на короткой шее. На голове – кожаная шапочка с завязками. Длинные волосы и борода заплетены в косички, на окровавленной груди – остатки изрубленной кожаной куртки, на ногах – кожаные же штаны и стоптанные деревянные сандалии на завязках. И глаза с громадными черными зрачками.
Рядом лежало оружие врага: короткий лук, слишком слабый для того, чтобы пробить броню, пук стрел с широкими стальными наконечниками, небольшой топорик на длинной рукояти, кинжал с камнем в навершии.
– У кого есть святая вода? – Рональд Бозэ опомнился одним из первых.
Пожилой монах, чудом выживший при ночной атаке, бросил на землю дубину, окованную железом, и полез за пазуху. Он окропил погибшую нечисть из маленькой баклажки, несколько раз прочитал «Pater noster…» и плеснул святой воды еще раз.
Крестоносцы подошли поближе.
– Исчадье! Бес… Демон!
Несколько копий неуверенно ткнулось в тело мертвого карла.
– Там их было штук пять, – начал рассказывать рыцарь, возглавивший ночную вылазку. Ему было лет двадцать, светлые волосы выбивались из-под шлема, лицо покрывали веснушки, а глаза все еще горели азартом схватки. – Рональд первым бросился на этих тварей, но они, видимо, чуют в темноте получше кошек. Его подняли на копья и порешили топорами. Тогда подоспели мы и вдарили по ним. Порубали всех! Они за своим брательником спустились, того стрела задела, он и упал. Думали его подобрать – а тут мы! Всех порубали! А сверху как начали стрелять… Двух наших сразу положили, Флавьена навылет. Потом еще и Гуилерме с Марком пришпилили. Но мы все равно утащили эту тварь!
Рыцарь осклабился. Все остальные тоже против воли начали растягивать губы в улыбку. Как бы ни был страшен враг, но его можно убить. А это внушало оптимизм.
Христиане не успели расспросить подробней участника недавней драки с нечистью.
– Эй! – разнесшийся над ущельем голос был подобен грому. Если бы дело не происходило в одиннадцатом веке, Костя решил бы, что используют «матюгальник». [87]– Люди Запада, воины Христа, слышите меня?
Крестоносцы молчали.
Голос продолжил:
– Выдайте нам двоих и вы можете сохранить свои жизни!
По рядам воинов пробежал легкий гул.
– Свяжите и оставьте у скалы рыцаря Тимо и его оруженосца… И мы откроем проходы!
– Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo… [88]– монах читал молитву, не переставая.
– И тогда мы дадим вам… остальным… возможность уйти.
Горовой тихо выругался. Костя оглянулся.
Голос затих. Противник ожидал реакции на свое предложение. Она последовала быстро. Бозэ, выражая мнения многих, чьи недвусмысленные бормотания и реплики звучали вокруг, громко проорал в ответ:
– Поцелуй меня в задницу!
Вокруг только насупленные лица. Никто не дрожал и не выказывал страха. Боязливые и слабые духом из этой армии уже давно закопаны в песках.
Настаивать не стали. Через мгновение обстрел возобновился.
…К утру раненых стало больше. Во всем этом был только один положительный момент – враг не использовал яда для наконечников. Ни один из тех, кто получил порезы от утыкавших все и вся стрел, пока не умер. Больше плюсов не было.
Когда первые лучи солнца вынырнули из-за склонов гор, крестоносцы еле держались. За всю ночь неприятель дал им лишь несколько коротких передышек, с завидной точностью поливая христиан, постоянно менявших расположение, смертоносным потоком стрел.
Мертвых не прибавилось, зато и целых практически не осталось. Каждый из тех, кто прятался за щитами, не имея возможности выбраться из каменного мешка, получил один, а то и несколько болезненных порезов или уколов. Семеро были серьезно ранены.
К рассвету активность врага пошла на убыль, а с восходом солнца и вовсе прекратилась.
Крестоносцы недоверчиво вздохнули, ожидая подвоха. Но обстрел не возобновлялся.
Когда стало понятно, что противник отступил, многие повалились наземь. Сил у людей больше не было. Но уже через час франки отдышались и осмелели настолько, что решили сделать вылазку. Вера в то, что выход существует, не покидала христиан.
К северной части котлована двинулись трое во главе с тем самым молодым рыцарем, притащившим труп гнома. На юг – троица под командованием Малышева. Костя хотел изучить более пологую скалу. Навыки скалолазания у него были, так почему бы и нет?
Осмотр не дал утешительных результатов. Попробовать при таком раскладе все равно придется, конечно, но шансов не ахти.
Костя погладил камень скалы. Склон был гладкий, с редкими сколами и трещинками, довольно крутой, но не такой высокий, как противоположный. К тому же с него вроде и не стреляли ночью.
Нужны были костыли и веревка. С веревкой проблем не было. Практически у каждого в отряде нашелся кусок бечевы или кожаные путы, а вот что-нибудь, подходящее на роль штыря с ушком, пришлось поискать. Свои запасы, прихваченные из двадцатого века, Малышев оставил в обозе, о чем уже несколько раз пожалел, перебирая обломки копий, наконечники стрел и кинжалы, сваленные перед ним в кучу. Все не то. Но на безрыбье сгодится.
Враг себя не обнаруживал, что еще больше подтвердило уверенность большинства воинов Христовых в том, что их противник – порождение нечистого. Только исчадия ада боятся Божьего света.
Солнце миновало зенит, когда Костя вернулся к скале. Вместо мешка с мелом на его поясе висела сумка с песком, вместо костылей – кинжалы с петлями на крестовинах, а нейлоновый трос был заменен мотком разномастных шнуров.
Медленно… Аккуратно…
Малышев с удовольствием отметил, что его физическая форма здорово улучшилась, а лишения последних месяцев практически убрали намечавшийся было животик. И то помощь.
К вечеру он прошел почти половину дистанции.
11
Ночью обстрел возобновился, вот только били теперь не с одной стороны, а сразу с трех.
Крестоносцы, ободренные тем, что выход из каменной ловушки мог быть найден уже завтра, загодя приготовились к продолжению ночных неприятностей. Раненых они снесли в центр, поставили вокруг них столбики из камней и накрыли щитами, нарубили фашин из чахлого кустарника, прикатили валунов и выстроили невысокие, но крепкие стены. В центре площадки теперь возвышалось настоящее укрепление… Лагерь.
Но враг тоже времени не терял. Вместе с хлопками луков со стороны засыпанного склона послышался еще какой-то шум.
Крестоносцы подобрались. Если это вылазка… О-о-о! Мечта. Сколько бы ни было там, в темноте, этих бочкообразных коротышек-гномов, они – смертны. После ночи под обстрелом, когда ты скрежещешь зубами, ожидая, найдет ли посланница с небес щель в твоей обороне или нет, когда рядом хрипит друг, а ты не можешь ничего сделать… У-у-у… Живой враг на расстоянии удара меча – это был бы подарок для уцелевших христиан.
Сталь полезла из ножен, копья повернулись, несколько обладателей арбалетов начали крутить вороты.
Луна еще не вышла из-за гор, а звезды давали ничтожно мало света. Вот промелькнула тень… еще одна.
Рядом с Малышевым поднялся высокий кнехт, прицеливаясь туда, где вот-вот мог появиться враг. Из темноты что-то ухнуло, здоровенный осколок скалы свистнул над Костиной макушкой и снес голову кнехту. Только ошметки полетели вокруг.
Жах! Еще один валун врезался в сомкнутые щиты, проломив строй. Рыцарь, попавший под удар, даже не рыкнул, умер мгновенно.
– Deus lo volt! – Клич Горового был подобен ушату воды, выплеснутому на оцепеневших крестоносцев.
Казак выхватил саблю и бросился вперед. За ним тут же метнулся барон де Виль и десятка полтора рыцарей, остальные, крестясь, сомкнули щиты.
– Вперед, воины Христовы! Вперед, кому дорого слово Божие! – На давешнего монаха, казалось напал приступ ярости.
Смиренный инок вскочил, дубинка, окованная железом, мелькала над его головой подобно жезлу коннетабля или оружию былинного богатыря. От фигуры веяло чем-то эпическим, завораживающим.
– Те, кто останется, будут прокляты. Те, кто пойдет, прославятся! За мной!
За ним пошли все.
…Тимофей Михайлович пробежал десяток метров, прежде чем шестое чувство подсказало ему, что враг уже рядом. Казак остановился, выглядывая противника. Вовремя!
Холмик в пяти шагах вспучился. Перед подъесаулом вырос гориллообразный силуэт с тяжеленной палицей в одной лапе и куском скалы в другой. Жах! Взмах лапы, и валун полетел в его сторону.
В детстве дед учил, что в бою, если ты один, останавливаться нельзя. Иначе – гамон. [89]И это – правильно.
Там, где мгновение назад была грудь кубанца, свистнул обломок, способный размазать по земле добрую лошадь.
Выпад! Острие сабли кольнуло существо в шею. Тут же последовал ответный взмах палицы, казак отпрыгнул, нечисть тоже, но уже вослед за ним. Уклонившись от еще одного замаха чудовищной дубины, Горовой рубанул по открывшемуся торсу и попробовал сместиться вправо.
Видимо, достал… Удар этой образины пришелся в землю у самого бока рыцаря Тимо. На подъесаула дохнуло затхлостью и смрадом, на глаза начали наворачиваться слезы.
Два взмаха практически вслепую. Рука скользнула за пазуху, нащупывая рукоятку.
Свист рассекаемого ветра!
…Костя бежал на шум боя, пропустив конец эмоционального призыва монаха. И успел.
Слева от него рухнул незнакомый франк. Еще дальше осел молоденький оруженосец, пробующий зажать кровь, хлещущую из оторванной по локоть руки… Труп барона с проломленной грудью…
Вот чудовищная тень над знакомым силуэтом. Малышев стрелял навскидку, длинной очередью, практически в упор.
Пламя билось из ствола; освещая все вокруг. Грохот от выстрелов и эха ошеломил, оглушил, заставил отпрянуть от него все живое.
В отблесках он рассмотрел еще одну тень слева. Очередь туда! Щедро! Не жалея последнего магазина!
Тварь даже не пробовала убраться с линии огня.
Что-то простое! Простое… Понятное! Очевидное!
Мысли стали быстры и отточены, опережая движения в разы.
Что?! Что такого странного?! Что рядом, только руку протяни?!!
– Огня!!! Они боятся огня! – Костя с трудом узнал свой голос.
Он подбежал к казаку, пытавшемуся подняться с земли, полоснул в темноту справа. Патроны! Полдиска уже ушло.
Из-за спины выскочил кнехт с вытаращенными глазами.
– У тебя есть огниво?!
Вопрос застал воина врасплох. Он бросил меч наземь, захлопал себя по поясу, нащупал кошель и начал трясущимися руками выуживать оттуда железо и кремень.
Рядом мелькнула тень, Костя не раздумывая всадил в нее две короткие очереди и тут нее сорвал с ремня баклажку со спиртом, свой неприкосновенный запас.
Горовой кое-как смог сесть, очумело покачивая головой. Видимо, задело его здорово.
Крестоносцы, ободренные тем, что выход из каменной ловушки мог быть найден уже завтра, загодя приготовились к продолжению ночных неприятностей. Раненых они снесли в центр, поставили вокруг них столбики из камней и накрыли щитами, нарубили фашин из чахлого кустарника, прикатили валунов и выстроили невысокие, но крепкие стены. В центре площадки теперь возвышалось настоящее укрепление… Лагерь.
Но враг тоже времени не терял. Вместе с хлопками луков со стороны засыпанного склона послышался еще какой-то шум.
Крестоносцы подобрались. Если это вылазка… О-о-о! Мечта. Сколько бы ни было там, в темноте, этих бочкообразных коротышек-гномов, они – смертны. После ночи под обстрелом, когда ты скрежещешь зубами, ожидая, найдет ли посланница с небес щель в твоей обороне или нет, когда рядом хрипит друг, а ты не можешь ничего сделать… У-у-у… Живой враг на расстоянии удара меча – это был бы подарок для уцелевших христиан.
Сталь полезла из ножен, копья повернулись, несколько обладателей арбалетов начали крутить вороты.
Луна еще не вышла из-за гор, а звезды давали ничтожно мало света. Вот промелькнула тень… еще одна.
Рядом с Малышевым поднялся высокий кнехт, прицеливаясь туда, где вот-вот мог появиться враг. Из темноты что-то ухнуло, здоровенный осколок скалы свистнул над Костиной макушкой и снес голову кнехту. Только ошметки полетели вокруг.
Жах! Еще один валун врезался в сомкнутые щиты, проломив строй. Рыцарь, попавший под удар, даже не рыкнул, умер мгновенно.
– Deus lo volt! – Клич Горового был подобен ушату воды, выплеснутому на оцепеневших крестоносцев.
Казак выхватил саблю и бросился вперед. За ним тут же метнулся барон де Виль и десятка полтора рыцарей, остальные, крестясь, сомкнули щиты.
– Вперед, воины Христовы! Вперед, кому дорого слово Божие! – На давешнего монаха, казалось напал приступ ярости.
Смиренный инок вскочил, дубинка, окованная железом, мелькала над его головой подобно жезлу коннетабля или оружию былинного богатыря. От фигуры веяло чем-то эпическим, завораживающим.
– Те, кто останется, будут прокляты. Те, кто пойдет, прославятся! За мной!
За ним пошли все.
…Тимофей Михайлович пробежал десяток метров, прежде чем шестое чувство подсказало ему, что враг уже рядом. Казак остановился, выглядывая противника. Вовремя!
Холмик в пяти шагах вспучился. Перед подъесаулом вырос гориллообразный силуэт с тяжеленной палицей в одной лапе и куском скалы в другой. Жах! Взмах лапы, и валун полетел в его сторону.
В детстве дед учил, что в бою, если ты один, останавливаться нельзя. Иначе – гамон. [89]И это – правильно.
Там, где мгновение назад была грудь кубанца, свистнул обломок, способный размазать по земле добрую лошадь.
Выпад! Острие сабли кольнуло существо в шею. Тут же последовал ответный взмах палицы, казак отпрыгнул, нечисть тоже, но уже вослед за ним. Уклонившись от еще одного замаха чудовищной дубины, Горовой рубанул по открывшемуся торсу и попробовал сместиться вправо.
Видимо, достал… Удар этой образины пришелся в землю у самого бока рыцаря Тимо. На подъесаула дохнуло затхлостью и смрадом, на глаза начали наворачиваться слезы.
Два взмаха практически вслепую. Рука скользнула за пазуху, нащупывая рукоятку.
Свист рассекаемого ветра!
…Костя бежал на шум боя, пропустив конец эмоционального призыва монаха. И успел.
Слева от него рухнул незнакомый франк. Еще дальше осел молоденький оруженосец, пробующий зажать кровь, хлещущую из оторванной по локоть руки… Труп барона с проломленной грудью…
Вот чудовищная тень над знакомым силуэтом. Малышев стрелял навскидку, длинной очередью, практически в упор.
Пламя билось из ствола; освещая все вокруг. Грохот от выстрелов и эха ошеломил, оглушил, заставил отпрянуть от него все живое.
В отблесках он рассмотрел еще одну тень слева. Очередь туда! Щедро! Не жалея последнего магазина!
Тварь даже не пробовала убраться с линии огня.
Что-то простое! Простое… Понятное! Очевидное!
Мысли стали быстры и отточены, опережая движения в разы.
Что?! Что такого странного?! Что рядом, только руку протяни?!!
– Огня!!! Они боятся огня! – Костя с трудом узнал свой голос.
Он подбежал к казаку, пытавшемуся подняться с земли, полоснул в темноту справа. Патроны! Полдиска уже ушло.
Из-за спины выскочил кнехт с вытаращенными глазами.
– У тебя есть огниво?!
Вопрос застал воина врасплох. Он бросил меч наземь, захлопал себя по поясу, нащупал кошель и начал трясущимися руками выуживать оттуда железо и кремень.
Рядом мелькнула тень, Костя не раздумывая всадил в нее две короткие очереди и тут нее сорвал с ремня баклажку со спиртом, свой неприкосновенный запас.
Горовой кое-как смог сесть, очумело покачивая головой. Видимо, задело его здорово.