Страница:
Командир корабля не сумел правильно оценить ситуацию, подготовить экипаж и пассажиров к эвакуации, не использовал свой авторитет для наведения порядка в салоне, не остановил самолет немедленно после приземления и не приказал всем немедленно покинуть горящую машину.
Во время следствия пожарные заявили, что все тела, найденные на борту «Локхида», находились в передней части самолета. Эти сведения подтверждаются и данными объективного контроля, полученными из «черного ящика». Спасаясь от ядовитого дыма, люди рвались в передний салон, что и зафиксировал самописец. Последние признаки движения в салоне отмечены уже после посадки. Это значит, что, пока командир рулил по аэродрому, по крайней мере часть людей на борту лайнера была еще жива.
Поскольку огонь добрался до тел уже после того, как в салон «Трайстара» проникли пожарные, можно с уверенностью утверждать, что пассажиры «Локхида» погибли от отравления ядовитыми газами. Однако отчет не содержит никаких сведений на этот счет. Ссылаясь на религиозные мотивы (Коран требует хоронить покойников в день смерти, до захода солнца), саудовские власти запретили проводить вскрытие погибших, и их тела передали родственникам. Все данные о характере повреждений, имевшихся на трупах, заносились в протокол со слов пожарных.
По мнению экспертов, отчет о расследовании трагедии в Эр-Рияде — издевательство над ее многочисленными жертвами. Уроки одной из крупнейших катастроф в истории авиации оказались невостребованными, и арабские следователи не предложили никаких мер по предотвращению подобных трагедий в будущем.
Самолет Ту-104 потерпел катастрофу при взлете
Гибель генерала Торрихоса
Во время следствия пожарные заявили, что все тела, найденные на борту «Локхида», находились в передней части самолета. Эти сведения подтверждаются и данными объективного контроля, полученными из «черного ящика». Спасаясь от ядовитого дыма, люди рвались в передний салон, что и зафиксировал самописец. Последние признаки движения в салоне отмечены уже после посадки. Это значит, что, пока командир рулил по аэродрому, по крайней мере часть людей на борту лайнера была еще жива.
Поскольку огонь добрался до тел уже после того, как в салон «Трайстара» проникли пожарные, можно с уверенностью утверждать, что пассажиры «Локхида» погибли от отравления ядовитыми газами. Однако отчет не содержит никаких сведений на этот счет. Ссылаясь на религиозные мотивы (Коран требует хоронить покойников в день смерти, до захода солнца), саудовские власти запретили проводить вскрытие погибших, и их тела передали родственникам. Все данные о характере повреждений, имевшихся на трупах, заносились в протокол со слов пожарных.
По мнению экспертов, отчет о расследовании трагедии в Эр-Рияде — издевательство над ее многочисленными жертвами. Уроки одной из крупнейших катастроф в истории авиации оказались невостребованными, и арабские следователи не предложили никаких мер по предотвращению подобных трагедий в будущем.
Самолет Ту-104 потерпел катастрофу при взлете
7 февраля 1981 года под Ленинградом (Санкт-Петербургом) разбился транспортный самолет Ту-104. Погибло почти все руководство Тихоокеанского флота: 17 адмиралов и генералов. Всего катастрофа унесла 52 жизни.
В начале февраля 1981 года в Военно-морской академии в Ленинграде назначили оперативно-мобилизационный сбор руководящего состава всех флотов ВМФ. Возглавлял это мероприятие главком ВМФ адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков. Высшее руководство флотов принимало участие в командно-штабных учениях без привлечения реальных сил.
Все шло по плану. 30 января руководители Тихоокеанского флота (ТОФа) прилетели на военном самолете флотской авиации Ту-104 из Владивостока в Ленинград. Через неделю этим же самолетом им предстояло вернуться домой.
«Когда они уходили, а мы ведь все жили в одном доме, — вспоминала Тамара Чулкова, вдова контр-адмирала Джемса Чулкова, — мой муж уже внизу стоял, а муж Светланы Бережной Виктор (капитан 1-го ранга. — И.М.) только выходил из квартиры. Он был не в фуражке, а в шапке. И ему кто-то сказал: „Что ж ты в шапке! Моряк должен быть только в фуражке!“ И Виктор Карпович побежал наверх… А я стою и думаю: ну зачем он вернулся?! Это ведь такая нехорошая примета».
Сбор в Ленинграде пролетел незаметно. Через неделю адмирал Горшков подвел итоги. На учениях тихоокеанцев признали лучшими. В хорошем настроении они стали собираться домой.
Нина Тихонова, вдова вице-адмирала Василия Тихонова, командующего Приморской флотилией Тихоокеанского флота, позже говорила о своих плохих предчувствиях: «У нас дома был кактус, который всегда расцветал в мае. Это такое красивое зрелище. И тут вижу: ветка будто застыла. А потом увидела, что кактус выбросил цветок. Знаете, кактус цвел те последние сутки, что были отведены мужу. Как будто осветил его жизнь. Причем обычно он расцветал в шесть часов вечера, а через сутки отцветал. А тут распустился в 23.00 — и ровно в это время на следующий день отцвел. Я посмотрела на часы и сказала сыну: „Если завтра мы нашего папу увидим, то будем самыми счастливыми людьми на свете“.
Утром 7 февраля вылетели североморцы и с ними — начальник штаба ТОФа, которому разрешили навестить родственников на Севере. Удалось избежать гибели и командованию Камчатской военной флотилии — им посчастливилось попасть на рейс Аэрофлота. Затем поднялись в небо и другие самолеты.
Около 16 часов к исполнительному старту военного аэродрома в городе Пушкин двинулся Ту-104 Тихоокеанского флота. В тот день шел снег, мела даже небольшая пурга, но полеты не отменялись. На борту транспортного самолета находились командующий флотом адмирал Эдуард Спиридонов, командующий авиацией флота генерал-лейтенант Георгий Павлов, 17 адмиралов и генералов, другие пассажиры (среди них — супруги Спиридонова и секретаря крайкома партии Ломакина). Всего вместе с экипажем на Ту-104 летели 52 человека.
Военно-морские руководители, собираясь домой, прихватили с собой из центра дефицитные товары. В итоге Ту-104 оказался существенно перегруженным. Положение усугубилось тем, что экипаж не проконтролировал расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Позже комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами — ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику самолета, что неощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последняя ошибка — что экипаж начал взлет на несколько сот метров раньше, чем следовало. Командир экипажа — первоклассный пилот, опытный, проработавший на самолетах подобного типа более 11 лет, — стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической методике»: как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей.
На 8-й секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо — на ветер. И именно туда, вправо, заваливался многотонный лайнер.
Ни руководитель полетов, ни его подчиненные не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз: «Куда? Куда?! Куда?!!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура — крен почти отвесно к земле — выполнялась не по воле летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести судно в горизонтальный полет и набрать скорость.
Старший офицер Оперативного управления штаба ТОФа Виктор Гамага, провожавший в тот черный день товарищей, свидетельствовал: «Набрав скорость и не доходя примерно треть до конца ВПП, самолет начал взлетать, но на высоте всего около 30 метров почему-то накренился на правое крыло… Так и не выйдя за пределы взлетной полосы, самолет перевернулся, упал, мгновенно взорвался. Спастись не удалось никому».
Погибли командующий флотом, почти все его заместители, половина личного состава штаба, командование флотской авиации, флотилий, бригад и эскадр. В одночасье Тихоокеанский флот остался практически без командования.
А в это время во Владивостоке их ждали, готовили им праздничный стол. «…У меня все почему-то из рук валилось, — вспоминает Нина Тихонова. — Я то за салаты бралась, то за тесто… Помню, посуду какую-то разбила… Вдруг подъехала машина, стали выходить люди в адмиральских шапках. Я открыла дверь со словами: „Василия Федоровича нет?“ Они отвечают: „Нет“. Я только и смогла сказать: „Я так и знала“ — и упала в обморок. Потом пришла в себя и услышала: „Нина Ивановна, их никого нет“. Я почему-то решила, что у него сердце не выдержало из-за тех аварий, что случились с кораблями. А ведь оказалось, что учения прошли хорошо и о тайфуне никто и не вспоминал».
«Мы очень готовились к встрече наших мужей, — рассказывает вдова капитана 1-го ранга Виктора Бережного Светлана. — К тому же должны были отметить один радостный момент — присвоение Джемсу Константиновичу Чулкову звания вице-адмирала. Перед приездом мужей Тамара Ивановна зашла ко мне и сказала: „Ты знаешь, я достала утку, разморозила, должна поставить в печку… и не могу. Просто не знаю, что со мной происходит“.
А 8 февраля открылась дверь и в квартиру вошли люди в черных шинелях. Они не сразу сообщили нам о гибели мужей. Вначале сказали только: «Вы знаете, самолет взлетел, но… нам еще ничего не сообщили… мы вам потом расскажем…» Тут Тамара Ивановна схватила фотографию Джемса и упала. «Его больше нет! Он погиб!» Ее все стали успокаивать. А я не могла понять, отчего она так — ведь еще ничего не ясно.
Потом нам говорили всякие казенные слова… У меня внутри словно все сжалось, и я просто ничего не чувствовала. Осознание боли пришло только через сутки. Тогда я каждой своей клеточкой почувствовала, что мужа больше нет».
Родным и близким погибших приходили соболезнования от военных различного ранга, в том числе от министра обороны СССР. Тем не менее достоянием общественности эта трагедия не стала. Более того, летевших на похороны родственников предупредили, чтобы они не рассказывали о причине гибели мужей.
По телевидению и в прессе о катастрофе не сообщили. Единственная газета, которая поместила маленькую заметку о случившемся, — «Красная звезда». На предпоследней странице написали, что в авиакатастрофе разбились командующий Тихоокеанским флотом Э.Н. Спиридонов, начальник политуправления Тихоокеанского флота вице-адмирал В.Д. Сабанеев, командующий Военно-Воздушными Силами Тихоокеанского флота генерал-лейтенант авиации Г.В. Павлов и другие. А «другие» — это еще 49 человек, среди которых — 17 адмиралов и генералов и 15 старших офицеров.
Родственникам сказали, что тела опознаны и нужны вещи, в чем погибших хоронить. Потом сообщили, что они будут кремированы. 10 февраля родственники вылетели из Владивостока в Ленинград, а похороны состоялись 12 февраля. Вечером после похорон все улетели домой.
Вскоре после катастрофы вдовы были на приеме у нового командующего Тихоокеанским флотом Владимира Васильевича Сидорова и спросили у него, почему в свидетельствах о смерти мужей написано «умер», а не «погиб при исполнении служебных обязанностей». Командующий ответил, что по гражданскому закону формулировки «погиб» не существует. Лишь спустя шестнадцать лет — 3 марта 1997 года — родственники получили документ: офицеры погибли при исполнении служебных обязанностей.
Семьям выдали по тысяче рублей на взрослого человека и по пятьсот — на несовершеннолетних детей. Вышло также постановление о назначении персональных пенсий союзного значения вдовам адмиралов и генералов. Семьям предложили выбрать любой город Советского Союза. В Ленинград (ныне Санкт-Петербург) уехали 26 семей. Другие выбрали Москву, Владивосток, Киев, Севастополь.
Много лет спустя на кладбище появился памятный мемориал. Раньше на стеле было выбито: «Военным морякам тихоокеанцам». Теперь добавили: «Погибшим при исполнении служебных обязанностей 7.02.1981 года» — и выбили православный крест.
Расследование трагедии длилось несколько недель и проходило в напряженных спорах между представителями КБ Туполева, бывшего командования ВМФ и МО, летчиков-испытателей. Тем не менее виновным признан командир авиационной дивизии полковник Яковлев, базирующийся на Дальнем Востоке. В работе совещания он участия не принимал и в момент беды находился за десятки тысяч километров от места события. Однако самолет Ту-104 входил в отряд управления подчиненной ему дивизии, и этого оказалось достаточно, чтобы обвинить его в гибели самолета и людей.
Официальная версия — нарушение центровки — до сих пор вызывает споры. Проанализировав радиообмен экипажа с КДП, эксперты сделали вывод, что катастрофа произошла вследствие несимметричного выпуска закрылков и появившегося крена, для парирования которого не хватило элеронов.
В начале февраля 1981 года в Военно-морской академии в Ленинграде назначили оперативно-мобилизационный сбор руководящего состава всех флотов ВМФ. Возглавлял это мероприятие главком ВМФ адмирал Флота Советского Союза С.Г. Горшков. Высшее руководство флотов принимало участие в командно-штабных учениях без привлечения реальных сил.
Все шло по плану. 30 января руководители Тихоокеанского флота (ТОФа) прилетели на военном самолете флотской авиации Ту-104 из Владивостока в Ленинград. Через неделю этим же самолетом им предстояло вернуться домой.
«Когда они уходили, а мы ведь все жили в одном доме, — вспоминала Тамара Чулкова, вдова контр-адмирала Джемса Чулкова, — мой муж уже внизу стоял, а муж Светланы Бережной Виктор (капитан 1-го ранга. — И.М.) только выходил из квартиры. Он был не в фуражке, а в шапке. И ему кто-то сказал: „Что ж ты в шапке! Моряк должен быть только в фуражке!“ И Виктор Карпович побежал наверх… А я стою и думаю: ну зачем он вернулся?! Это ведь такая нехорошая примета».
Сбор в Ленинграде пролетел незаметно. Через неделю адмирал Горшков подвел итоги. На учениях тихоокеанцев признали лучшими. В хорошем настроении они стали собираться домой.
Нина Тихонова, вдова вице-адмирала Василия Тихонова, командующего Приморской флотилией Тихоокеанского флота, позже говорила о своих плохих предчувствиях: «У нас дома был кактус, который всегда расцветал в мае. Это такое красивое зрелище. И тут вижу: ветка будто застыла. А потом увидела, что кактус выбросил цветок. Знаете, кактус цвел те последние сутки, что были отведены мужу. Как будто осветил его жизнь. Причем обычно он расцветал в шесть часов вечера, а через сутки отцветал. А тут распустился в 23.00 — и ровно в это время на следующий день отцвел. Я посмотрела на часы и сказала сыну: „Если завтра мы нашего папу увидим, то будем самыми счастливыми людьми на свете“.
Утром 7 февраля вылетели североморцы и с ними — начальник штаба ТОФа, которому разрешили навестить родственников на Севере. Удалось избежать гибели и командованию Камчатской военной флотилии — им посчастливилось попасть на рейс Аэрофлота. Затем поднялись в небо и другие самолеты.
Около 16 часов к исполнительному старту военного аэродрома в городе Пушкин двинулся Ту-104 Тихоокеанского флота. В тот день шел снег, мела даже небольшая пурга, но полеты не отменялись. На борту транспортного самолета находились командующий флотом адмирал Эдуард Спиридонов, командующий авиацией флота генерал-лейтенант Георгий Павлов, 17 адмиралов и генералов, другие пассажиры (среди них — супруги Спиридонова и секретаря крайкома партии Ломакина). Всего вместе с экипажем на Ту-104 летели 52 человека.
Военно-морские руководители, собираясь домой, прихватили с собой из центра дефицитные товары. В итоге Ту-104 оказался существенно перегруженным. Положение усугубилось тем, что экипаж не проконтролировал расположение груза внутри фюзеляжа самолета. Позже комиссия установила, что центровка общей массы оказалась за установленными пределами — ближе к хвосту. Это ухудшило аэродинамику самолета, что неощутимо на земле, но проявляется сразу после отрыва шасси от бетонки. Последняя ошибка — что экипаж начал взлет на несколько сот метров раньше, чем следовало. Командир экипажа — первоклассный пилот, опытный, проработавший на самолетах подобного типа более 11 лет, — стал выполнять взлет по входившей тогда в моду зарубежной «экологической методике»: как можно круче набор, чтобы быстро увести от земли гром ревущих двигателей.
На 8-й секунде полета, когда подъемная сила, уменьшаясь вследствие крутого набора высоты тяжелого лайнера, сравнялась с его весом, наступило то самое неустойчивое равновесие, которое в полете ведомо только летчикам-испытателям, проверяющим устойчивость новой машины. Последним фактором, опрокинувшим и самолет, и судьбы членов экипажа и пассажиров, стал сильный встречно-боковой ветер. Зная о нем и предполагая парировать снос, летчики дали элероны вправо — на ветер. И именно туда, вправо, заваливался многотонный лайнер.
Ни руководитель полетов, ни его подчиненные не успели произнести ни слова. Лишь штурман корабля, сидящий в стеклянном носу лайнера, сначала с тревогой, а затем с ужасом прокричал несколько раз: «Куда? Куда?! Куда?!!» Он, конечно, не мог представить, что эта страшная фигура — крен почти отвесно к земле — выполнялась не по воле летчиков. Испытатели потом говорили, что спасти положение на первых мгновениях правого крена мог лишь энергичный поворот штурвала влево и от себя, чтобы вывести судно в горизонтальный полет и набрать скорость.
Старший офицер Оперативного управления штаба ТОФа Виктор Гамага, провожавший в тот черный день товарищей, свидетельствовал: «Набрав скорость и не доходя примерно треть до конца ВПП, самолет начал взлетать, но на высоте всего около 30 метров почему-то накренился на правое крыло… Так и не выйдя за пределы взлетной полосы, самолет перевернулся, упал, мгновенно взорвался. Спастись не удалось никому».
Погибли командующий флотом, почти все его заместители, половина личного состава штаба, командование флотской авиации, флотилий, бригад и эскадр. В одночасье Тихоокеанский флот остался практически без командования.
А в это время во Владивостоке их ждали, готовили им праздничный стол. «…У меня все почему-то из рук валилось, — вспоминает Нина Тихонова. — Я то за салаты бралась, то за тесто… Помню, посуду какую-то разбила… Вдруг подъехала машина, стали выходить люди в адмиральских шапках. Я открыла дверь со словами: „Василия Федоровича нет?“ Они отвечают: „Нет“. Я только и смогла сказать: „Я так и знала“ — и упала в обморок. Потом пришла в себя и услышала: „Нина Ивановна, их никого нет“. Я почему-то решила, что у него сердце не выдержало из-за тех аварий, что случились с кораблями. А ведь оказалось, что учения прошли хорошо и о тайфуне никто и не вспоминал».
«Мы очень готовились к встрече наших мужей, — рассказывает вдова капитана 1-го ранга Виктора Бережного Светлана. — К тому же должны были отметить один радостный момент — присвоение Джемсу Константиновичу Чулкову звания вице-адмирала. Перед приездом мужей Тамара Ивановна зашла ко мне и сказала: „Ты знаешь, я достала утку, разморозила, должна поставить в печку… и не могу. Просто не знаю, что со мной происходит“.
А 8 февраля открылась дверь и в квартиру вошли люди в черных шинелях. Они не сразу сообщили нам о гибели мужей. Вначале сказали только: «Вы знаете, самолет взлетел, но… нам еще ничего не сообщили… мы вам потом расскажем…» Тут Тамара Ивановна схватила фотографию Джемса и упала. «Его больше нет! Он погиб!» Ее все стали успокаивать. А я не могла понять, отчего она так — ведь еще ничего не ясно.
Потом нам говорили всякие казенные слова… У меня внутри словно все сжалось, и я просто ничего не чувствовала. Осознание боли пришло только через сутки. Тогда я каждой своей клеточкой почувствовала, что мужа больше нет».
Родным и близким погибших приходили соболезнования от военных различного ранга, в том числе от министра обороны СССР. Тем не менее достоянием общественности эта трагедия не стала. Более того, летевших на похороны родственников предупредили, чтобы они не рассказывали о причине гибели мужей.
По телевидению и в прессе о катастрофе не сообщили. Единственная газета, которая поместила маленькую заметку о случившемся, — «Красная звезда». На предпоследней странице написали, что в авиакатастрофе разбились командующий Тихоокеанским флотом Э.Н. Спиридонов, начальник политуправления Тихоокеанского флота вице-адмирал В.Д. Сабанеев, командующий Военно-Воздушными Силами Тихоокеанского флота генерал-лейтенант авиации Г.В. Павлов и другие. А «другие» — это еще 49 человек, среди которых — 17 адмиралов и генералов и 15 старших офицеров.
Родственникам сказали, что тела опознаны и нужны вещи, в чем погибших хоронить. Потом сообщили, что они будут кремированы. 10 февраля родственники вылетели из Владивостока в Ленинград, а похороны состоялись 12 февраля. Вечером после похорон все улетели домой.
Вскоре после катастрофы вдовы были на приеме у нового командующего Тихоокеанским флотом Владимира Васильевича Сидорова и спросили у него, почему в свидетельствах о смерти мужей написано «умер», а не «погиб при исполнении служебных обязанностей». Командующий ответил, что по гражданскому закону формулировки «погиб» не существует. Лишь спустя шестнадцать лет — 3 марта 1997 года — родственники получили документ: офицеры погибли при исполнении служебных обязанностей.
Семьям выдали по тысяче рублей на взрослого человека и по пятьсот — на несовершеннолетних детей. Вышло также постановление о назначении персональных пенсий союзного значения вдовам адмиралов и генералов. Семьям предложили выбрать любой город Советского Союза. В Ленинград (ныне Санкт-Петербург) уехали 26 семей. Другие выбрали Москву, Владивосток, Киев, Севастополь.
Много лет спустя на кладбище появился памятный мемориал. Раньше на стеле было выбито: «Военным морякам тихоокеанцам». Теперь добавили: «Погибшим при исполнении служебных обязанностей 7.02.1981 года» — и выбили православный крест.
Расследование трагедии длилось несколько недель и проходило в напряженных спорах между представителями КБ Туполева, бывшего командования ВМФ и МО, летчиков-испытателей. Тем не менее виновным признан командир авиационной дивизии полковник Яковлев, базирующийся на Дальнем Востоке. В работе совещания он участия не принимал и в момент беды находился за десятки тысяч километров от места события. Однако самолет Ту-104 входил в отряд управления подчиненной ему дивизии, и этого оказалось достаточно, чтобы обвинить его в гибели самолета и людей.
Официальная версия — нарушение центровки — до сих пор вызывает споры. Проанализировав радиообмен экипажа с КДП, эксперты сделали вывод, что катастрофа произошла вследствие несимметричного выпуска закрылков и появившегося крена, для парирования которого не хватило элеронов.
Гибель генерала Торрихоса
31 июля 1981 года в авиакатастрофе погиб видный государственный деятель Панамы генерал Омар Торрихос Эррера. Всего на борту легкого двухмоторного самолета находились 7 человек.
Панамский генерал Омар Торрихос Эррера стал известен в октябре 1968 года, когда во главе группы офицеров Национальной гвардии совершил государственный переворот. Согласно конституции 1972 года, Торрихос являлся «высшим лидером панамской революции». В 1972—1978 годах он глава правительства. Правительство Торрихоса подписало американо-панамские договоры в 1977 году. Затем генерал попытался отойти от активной политической деятельности, посчитав свою программу выполненной. Его все чаще посещают мысли о смерти. Писатель Грэм Грин вспоминает, как генерал рассказывал, наверное, придуманный им сон: «Приснилось мне, что мой (покойный. — И.М.) отец стоит на другой стороне улицы. Я крикнул ему: „Отец, на что похожа смерть?!“ — а он вместо ответа стал переходить улицу, не обращая внимания на мчащиеся автомашины. Я закричал, чтобы предупредить его, и в это время проснулся».
Габриэль Гарсиа Маркес, который встречался с Торрихосом 20 июля 1981 года, за десять дней до трагического события, также разговаривал с генералом о смерти, причем именно в авиакатастрофе. Может быть, это вызвано тем, что генерал знал, насколько Гарсиа Маркес не любит и боится летать на самолетах, хотя вынужден делать это довольно часто. Генерал раньше шутил, что Гарсиа Маркес чувствует себя в полете спокойно только тогда, когда в самолете вместе с ним летит Торрихос. Чтобы еще больше успокоить знаменитого писателя, генерал обычно предлагал ему после взлета глоток виски.
Вообще пристрастие Торрихоса к авиаперелетам всегда вызывало большое беспокойство его друзей. Одному из колумбийских корреспондентов генерал как-то сказал: «…я много летаю, я налетал более 3 тысяч часов на самолетах панамских ВВС. Я с большим доверием отношусь к этим полетам и уверяю вас, что если бы я попробовал наездить эти же 3 тысячи часов в автомобиле, давно разбился бы. Автомобиль намного опаснее самолета». На все предостережения близких генерал обычно отшучивался, а иной раз бравировал тем, что предпочитает летать с молодыми пилотами, которые еще не знают всех опасностей и не отказываются подниматься в воздух под предлогом плохой погоды.
Торрихос получал много письменных и устных угроз. Наилучшей гарантией безопасности он считал сохранение в тайне всех планов, связанных со своим передвижением и местонахождением. Генерал любил повторять: «Больше всего мне нравится, что я не знаю, где мне придется ночевать». Его перемещения по стране носили для стороннего наблюдателя стихийный, беспорядочный характер. Он мог внезапно изменить намеченные планы, спутав тем самым возможные намерения врагов. Где бы он ни был, рядом всегда находился в полной готовности вертолет или самолет. Даже в полете он мог принять новое решение.
Но чем больше он сбивал с толку своих тайных врагов, тем больше отдавал себя во власть случая, который всегда подстерегает легкие самолеты в тропической зоне, особенно в горной местности, с ее капризной, неустойчивой погодой. Однажды, в 1974 году, он уже был на краю гибели — когда на небольшом самолете совершал поездку по странам Южной Америки. На пути из Боливии на родину намечалась промежуточная посадка в Лиме, столице Перу; но Торрихос принял решение лететь в маленький городок Икитос, расположенный в перуанской части амазонской сельвы. Внезапно в самолете вышел из строя компрессор кислорода, что вынудило пилота снизиться и продолжать полет на малой высоте. Через несколько минут перестала действовать система ориентации и самолет стал, по существу, вслепую блуждать над безбрежным морем тропических лесов. Смеркалось; надвигалась гроза; положение казалось безнадежным, тем более что в Амазонии населенные пункты отстоят друг от друга на сотни километров, да и представляют собой чаще всего убогие индейские поселения. И вдруг в воздухе появилась авиетка, — пилот ее понял, что имеет дело с заблудившимся самолетом, и подал сигнал следовать за ним. Через некоторое время Торрихос благополучно приземлился в Икитосе. Спустя две минуты разразился страшный тропический ливень, не прекращавшийся несколько часов. Лишь на другой день, когда перуанское правительство прислало на выручку свой самолет, Торрихос продолжил путь домой.
«Уход в тень» ни в коей мере не повлиял на привычку генерала к постоянной и неожиданной перемене мест, хотя большую часть времени в последние годы он проводил в своем любимом селении Коклесито. Именно там он принял 25 июля 1981 года перуанского писателя Марио Варгаса Льосу. Писатель отмечал: «Не было никакого сомнения, что Торрихос принадлежал к типу харизматических политиков, — человек, избранный провидением; прирожденный вождь, обладавший природной силой; циклонический герой, который пойдет наперекор всему, что мешает достижению его целей».
Омар Торрихос говорил о своем желании скрыться и сделать так, чтобы люди забыли его, доказывая свое полное невмешательство в дела нынешнего правительства. Однако в деревню прилетали на самолетах и вертолетах настоящие и бывшие министры, делегации, которые, входя в дом, превращались сразу в покорных слушателей Торрихоса.
Варгас Льоса вспоминал, что во время беседы с генералом постоянно возникала тема авиационных катастроф и смерти. Выросла она из сообщений печати об участившихся случаях гибели политических деятелей Латинской Америки. В авиакатастрофе погиб один из самых влиятельных генералов перуанской армии Ойос Рубио. Немногим раньше погиб таким же образом президент Эквадора Хайме Рольдос. Еще раньше, в июне 1980 года, в Боливии едва не лишился жизни в авиакатастрофе вице-президент этой страны Хайме Пас Самора.
Варгас Льоса пишет, как в дом вошел летчик какой-то частной компании, — он посадил свой самолет в Коклесито, только чтобы поприветствовать генерала Торрихоса. Когда гость ушел, генерал сказал, что несколько лет назад этот летчик слыл одним из лучших офицеров ВВС, но был уволен за то, что пролетел на самолете под мостом, чтобы произвести впечатление на свою невесту. Сам Торрихос выступал тогда против столь сурового наказания, но все-таки поставил подпись под приказом. И здесь он добавил: «Разве я мог поставить под сомнение эффективность работы командования ВВС, если за 12 лет у них не было ни одной катастрофы».
Утром 31 июля 1981 года генерал Торрихос на автомашине выехал в город Пенономе, куда заглядывал довольно часто; свою секретаршу он не взял: девушка была в белом платье, и генерал не хотел, чтобы она испачкалась. В Пенономе Торрихос заглянул в местную поликлинику и попросил, чтобы ему дали врача-одонтолога, — в помощи его нуждались крестьяне Коклесито, куда он собирался вылететь не теряя времени. На просьбу откликнулась доктор Кармен Тереза Феррейра Гильен, она оказалась единственным гражданским лицом в самолете Торрихоса. Кроме нее, на борту находились два охранника и три члена экипажа. Адъютант-профессор Хосе де Хесус Мартинес на этот раз получил указания генерала Торрихоса встретить и оказать внимание Хосе Фигересу, бывшему президенту Коста-Рики.
Самолет, на котором обычно летал генерал Торрихос, легкий двухмоторный. Командир экипажа в этот день — опытный пилот капитан Асаэль Адамес.
По свидетельству очевидцев, погода мало благоприятствовала в тот день полету: горные вершины с утра закрыты облаками, метеосводки говорили о сильных шквалистых порывах ветра. Но с другой стороны, от Пенономе до Коклесито не более 20 минут лёта, а Хосе де Хесус Мартинес, сам опытный пилот, утверждает, что и того меньше — 12 минут. Маршрут этот хорошо известен, генерал летал множество раз. Решили и теперь не отказываться от намеченного плана.
В 11.30 утра самолет поднялся в воздух. Расчетное время прибытия — около 12 часов. Стрелки часов показывали полдень, а самолет над Коклесито не появлялся. Через полчаса оповестили все диспетчерские службы. Все знали, что Торрихос мог в любой момент изменить направление полета. Но время идет, а самолета нет. По распоряжению Генерального 1 в воздух для поисков были подняты все самолеты и вертолеты, но из-за резко ухудшившейся погоды, проливных дождей пришлось прервать работу.
Только на другой день, 1 августа, экипаж одного из поисковых вертолетов увидел на склоне горы обломки самолета, в котором летел генерал Торрихос. Никаких признаков жизни на месте катастрофы не просматривалось. Самолет врезался в гору, которую называют Марта, расположенную как раз посередине маршрута, в 10 минутах полета от аэродрома Пенономе. Высота горы 1200 м, а место катастрофы в 40 метрах от ее вершины.
Какова подлинная причина катастрофы, ответить трудно. Хосе де Хесус Мартинес считает, что имела место диверсия и самолет взорвался в воздухе. Канадская компания, которая производит этот тип самолетов, прислала своих специалистов для расследования возможных причин трагедии, — озабоченная, естественно, только одним: чтобы не упала тень на качество ее продукции. И как всегда в подобных случаях, в заключении утверждалось, что самолет абсолютно исправен.
Официальная комиссия, которая проводила расследование, пришла к выводу, что причина катастрофы — нелетная погода, нулевая видимость. Гипотеза о диверсии не получила подтверждения главным образом потому, что обломки самолета лежали относительно компактно на одном месте, а не были разбросаны на большом удалении друг от друга, как при взрыве в воздухе. Кроме того, комиссия учитывала, что пилот не сообщил на землю ничего тревожного. Более того, его последние слова, адресованные диспетчеру, свидетельствовали, что он закрывает план полета, то есть выходит, как говорят, «на последнюю прямую».
С другой стороны, не обязательно предполагать только взрыв как единственную форму диверсии. Возможно, была выведена из строя аппаратура ориентировки самолета или система управления, и это, вполне вероятно, и сбило с толку пилота, летевшего в кромешной тьме, в сплошной облачности. Сейчас остается только строить новые версии. Ясно одно — никому уже не доказать убедительно никакую из них.
1 августа, в 16 часов, все радио — и телевизионные станции Панамы передали выступление президента страны Аристидеса Ройо, который известил нацию о тяжелой утрате. Он сказал: «…панамский народ потерял великого руководителя; того, кто поднял знамена, развернутые панамской молодежью в последние десятилетия, и сумел увенчать их победой, вылившейся в договоры Торрихоса — Картера. Эти договоры носят его имя и являются, наверное, самой большой данью его памяти. Латиноамериканское сообщество также потеряло великого руководителя, умевшего бороться с диктатурами, и стойкого борца за мир. Эти качества наряду с его знаниями, высокой мерой здравого смысла и такта в международных контактах превращались в фактор мудрого равновесия в межгосударственных отношениях…»
Только 2 августа группе спасателей удалось наконец пробиться с помощью местных крестьян к месту катастрофы и извлечь из-под обломков самолета тела погибших. На вертолете ВВС их переправили в город Панаму. Узнав, что останки генерала Торрихоса доставят в международный аэропорт, сотни людей прибыли на летное поле, чтобы встретить вертолет. На всем протяжении пути тысячные толпы панамцев, убитых горем, ждали траурный кортеж.
Когда наступила темнота, на улицах города зажглись тысячи свечей — так чтили память генерала Торрихоса.
3 августа по решению правительства гроб с телом Торрихоса, посмертно произведенного в звание дивизионного генерала, был перенесен на вершину холма Анкон, возвышающегося над столицей. Этот холм, ранее находившийся на территории зоны Панамского канала, стал для народа символом утерянного и возвращенного суверенитета страны. На его вершине после вступления в силу договоров о канале всегда реет видимое отовсюду знамя Панамы. Сюда, к подножию флагштока, доставлены останки генерала. Сбылось его пожелание «войти в зону канала».
После этого гроб с телом покойного перенесли в кафедральный собор, где состоялось прощание народа с генералом Торрихосом. Никогда еще в истории страны не наблюдалось такого стечения людей. Сотни тысяч панамцев из всех провинций приехали в столицу, чтобы отдать последние почести генералу. В течение 24 часов, с утра 3 августа до утра следующего дня, непрерывный поток скорбящих граждан шел мимо гроба.
Похороны состоялись 4 августа. Траурная процессия медленно двинулась по направлению к кладбищу Амадор, где покоится прах всех выдающихся деятелей Панамы, Дорога предстояла недлинная. В обычных условиях ее можно проехать за несколько минут, но на этот раз путь занял много часов.
Родственники Торрихоса попросили, чтобы никто не приносил цветов на похороны. Тогда, не сговариваясь, люди оборвали все заготовленные цветы и осыпали катафалк и дорогу дождем лепестков.
Прощальные залпы роты национальных гвардейцев были слышны сотням тысяч панамцев, запрудивших всю территорию кладбища и прилегающие улицы и площади, прильнувших к телевизорам и радиоприемникам в самых далеких уголках страны. Ушел из жизни, возможно, самый выдающийся сын Панамы, добившийся, казалось бы, невероятного — возвращения Панамского канала родине без единого выстрела, без единой капли пролитой крови.
Панамский генерал Омар Торрихос Эррера стал известен в октябре 1968 года, когда во главе группы офицеров Национальной гвардии совершил государственный переворот. Согласно конституции 1972 года, Торрихос являлся «высшим лидером панамской революции». В 1972—1978 годах он глава правительства. Правительство Торрихоса подписало американо-панамские договоры в 1977 году. Затем генерал попытался отойти от активной политической деятельности, посчитав свою программу выполненной. Его все чаще посещают мысли о смерти. Писатель Грэм Грин вспоминает, как генерал рассказывал, наверное, придуманный им сон: «Приснилось мне, что мой (покойный. — И.М.) отец стоит на другой стороне улицы. Я крикнул ему: „Отец, на что похожа смерть?!“ — а он вместо ответа стал переходить улицу, не обращая внимания на мчащиеся автомашины. Я закричал, чтобы предупредить его, и в это время проснулся».
Габриэль Гарсиа Маркес, который встречался с Торрихосом 20 июля 1981 года, за десять дней до трагического события, также разговаривал с генералом о смерти, причем именно в авиакатастрофе. Может быть, это вызвано тем, что генерал знал, насколько Гарсиа Маркес не любит и боится летать на самолетах, хотя вынужден делать это довольно часто. Генерал раньше шутил, что Гарсиа Маркес чувствует себя в полете спокойно только тогда, когда в самолете вместе с ним летит Торрихос. Чтобы еще больше успокоить знаменитого писателя, генерал обычно предлагал ему после взлета глоток виски.
Вообще пристрастие Торрихоса к авиаперелетам всегда вызывало большое беспокойство его друзей. Одному из колумбийских корреспондентов генерал как-то сказал: «…я много летаю, я налетал более 3 тысяч часов на самолетах панамских ВВС. Я с большим доверием отношусь к этим полетам и уверяю вас, что если бы я попробовал наездить эти же 3 тысячи часов в автомобиле, давно разбился бы. Автомобиль намного опаснее самолета». На все предостережения близких генерал обычно отшучивался, а иной раз бравировал тем, что предпочитает летать с молодыми пилотами, которые еще не знают всех опасностей и не отказываются подниматься в воздух под предлогом плохой погоды.
Торрихос получал много письменных и устных угроз. Наилучшей гарантией безопасности он считал сохранение в тайне всех планов, связанных со своим передвижением и местонахождением. Генерал любил повторять: «Больше всего мне нравится, что я не знаю, где мне придется ночевать». Его перемещения по стране носили для стороннего наблюдателя стихийный, беспорядочный характер. Он мог внезапно изменить намеченные планы, спутав тем самым возможные намерения врагов. Где бы он ни был, рядом всегда находился в полной готовности вертолет или самолет. Даже в полете он мог принять новое решение.
Но чем больше он сбивал с толку своих тайных врагов, тем больше отдавал себя во власть случая, который всегда подстерегает легкие самолеты в тропической зоне, особенно в горной местности, с ее капризной, неустойчивой погодой. Однажды, в 1974 году, он уже был на краю гибели — когда на небольшом самолете совершал поездку по странам Южной Америки. На пути из Боливии на родину намечалась промежуточная посадка в Лиме, столице Перу; но Торрихос принял решение лететь в маленький городок Икитос, расположенный в перуанской части амазонской сельвы. Внезапно в самолете вышел из строя компрессор кислорода, что вынудило пилота снизиться и продолжать полет на малой высоте. Через несколько минут перестала действовать система ориентации и самолет стал, по существу, вслепую блуждать над безбрежным морем тропических лесов. Смеркалось; надвигалась гроза; положение казалось безнадежным, тем более что в Амазонии населенные пункты отстоят друг от друга на сотни километров, да и представляют собой чаще всего убогие индейские поселения. И вдруг в воздухе появилась авиетка, — пилот ее понял, что имеет дело с заблудившимся самолетом, и подал сигнал следовать за ним. Через некоторое время Торрихос благополучно приземлился в Икитосе. Спустя две минуты разразился страшный тропический ливень, не прекращавшийся несколько часов. Лишь на другой день, когда перуанское правительство прислало на выручку свой самолет, Торрихос продолжил путь домой.
«Уход в тень» ни в коей мере не повлиял на привычку генерала к постоянной и неожиданной перемене мест, хотя большую часть времени в последние годы он проводил в своем любимом селении Коклесито. Именно там он принял 25 июля 1981 года перуанского писателя Марио Варгаса Льосу. Писатель отмечал: «Не было никакого сомнения, что Торрихос принадлежал к типу харизматических политиков, — человек, избранный провидением; прирожденный вождь, обладавший природной силой; циклонический герой, который пойдет наперекор всему, что мешает достижению его целей».
Омар Торрихос говорил о своем желании скрыться и сделать так, чтобы люди забыли его, доказывая свое полное невмешательство в дела нынешнего правительства. Однако в деревню прилетали на самолетах и вертолетах настоящие и бывшие министры, делегации, которые, входя в дом, превращались сразу в покорных слушателей Торрихоса.
Варгас Льоса вспоминал, что во время беседы с генералом постоянно возникала тема авиационных катастроф и смерти. Выросла она из сообщений печати об участившихся случаях гибели политических деятелей Латинской Америки. В авиакатастрофе погиб один из самых влиятельных генералов перуанской армии Ойос Рубио. Немногим раньше погиб таким же образом президент Эквадора Хайме Рольдос. Еще раньше, в июне 1980 года, в Боливии едва не лишился жизни в авиакатастрофе вице-президент этой страны Хайме Пас Самора.
Варгас Льоса пишет, как в дом вошел летчик какой-то частной компании, — он посадил свой самолет в Коклесито, только чтобы поприветствовать генерала Торрихоса. Когда гость ушел, генерал сказал, что несколько лет назад этот летчик слыл одним из лучших офицеров ВВС, но был уволен за то, что пролетел на самолете под мостом, чтобы произвести впечатление на свою невесту. Сам Торрихос выступал тогда против столь сурового наказания, но все-таки поставил подпись под приказом. И здесь он добавил: «Разве я мог поставить под сомнение эффективность работы командования ВВС, если за 12 лет у них не было ни одной катастрофы».
Утром 31 июля 1981 года генерал Торрихос на автомашине выехал в город Пенономе, куда заглядывал довольно часто; свою секретаршу он не взял: девушка была в белом платье, и генерал не хотел, чтобы она испачкалась. В Пенономе Торрихос заглянул в местную поликлинику и попросил, чтобы ему дали врача-одонтолога, — в помощи его нуждались крестьяне Коклесито, куда он собирался вылететь не теряя времени. На просьбу откликнулась доктор Кармен Тереза Феррейра Гильен, она оказалась единственным гражданским лицом в самолете Торрихоса. Кроме нее, на борту находились два охранника и три члена экипажа. Адъютант-профессор Хосе де Хесус Мартинес на этот раз получил указания генерала Торрихоса встретить и оказать внимание Хосе Фигересу, бывшему президенту Коста-Рики.
Самолет, на котором обычно летал генерал Торрихос, легкий двухмоторный. Командир экипажа в этот день — опытный пилот капитан Асаэль Адамес.
По свидетельству очевидцев, погода мало благоприятствовала в тот день полету: горные вершины с утра закрыты облаками, метеосводки говорили о сильных шквалистых порывах ветра. Но с другой стороны, от Пенономе до Коклесито не более 20 минут лёта, а Хосе де Хесус Мартинес, сам опытный пилот, утверждает, что и того меньше — 12 минут. Маршрут этот хорошо известен, генерал летал множество раз. Решили и теперь не отказываться от намеченного плана.
В 11.30 утра самолет поднялся в воздух. Расчетное время прибытия — около 12 часов. Стрелки часов показывали полдень, а самолет над Коклесито не появлялся. Через полчаса оповестили все диспетчерские службы. Все знали, что Торрихос мог в любой момент изменить направление полета. Но время идет, а самолета нет. По распоряжению Генерального 1 в воздух для поисков были подняты все самолеты и вертолеты, но из-за резко ухудшившейся погоды, проливных дождей пришлось прервать работу.
Только на другой день, 1 августа, экипаж одного из поисковых вертолетов увидел на склоне горы обломки самолета, в котором летел генерал Торрихос. Никаких признаков жизни на месте катастрофы не просматривалось. Самолет врезался в гору, которую называют Марта, расположенную как раз посередине маршрута, в 10 минутах полета от аэродрома Пенономе. Высота горы 1200 м, а место катастрофы в 40 метрах от ее вершины.
Какова подлинная причина катастрофы, ответить трудно. Хосе де Хесус Мартинес считает, что имела место диверсия и самолет взорвался в воздухе. Канадская компания, которая производит этот тип самолетов, прислала своих специалистов для расследования возможных причин трагедии, — озабоченная, естественно, только одним: чтобы не упала тень на качество ее продукции. И как всегда в подобных случаях, в заключении утверждалось, что самолет абсолютно исправен.
Официальная комиссия, которая проводила расследование, пришла к выводу, что причина катастрофы — нелетная погода, нулевая видимость. Гипотеза о диверсии не получила подтверждения главным образом потому, что обломки самолета лежали относительно компактно на одном месте, а не были разбросаны на большом удалении друг от друга, как при взрыве в воздухе. Кроме того, комиссия учитывала, что пилот не сообщил на землю ничего тревожного. Более того, его последние слова, адресованные диспетчеру, свидетельствовали, что он закрывает план полета, то есть выходит, как говорят, «на последнюю прямую».
С другой стороны, не обязательно предполагать только взрыв как единственную форму диверсии. Возможно, была выведена из строя аппаратура ориентировки самолета или система управления, и это, вполне вероятно, и сбило с толку пилота, летевшего в кромешной тьме, в сплошной облачности. Сейчас остается только строить новые версии. Ясно одно — никому уже не доказать убедительно никакую из них.
1 августа, в 16 часов, все радио — и телевизионные станции Панамы передали выступление президента страны Аристидеса Ройо, который известил нацию о тяжелой утрате. Он сказал: «…панамский народ потерял великого руководителя; того, кто поднял знамена, развернутые панамской молодежью в последние десятилетия, и сумел увенчать их победой, вылившейся в договоры Торрихоса — Картера. Эти договоры носят его имя и являются, наверное, самой большой данью его памяти. Латиноамериканское сообщество также потеряло великого руководителя, умевшего бороться с диктатурами, и стойкого борца за мир. Эти качества наряду с его знаниями, высокой мерой здравого смысла и такта в международных контактах превращались в фактор мудрого равновесия в межгосударственных отношениях…»
Только 2 августа группе спасателей удалось наконец пробиться с помощью местных крестьян к месту катастрофы и извлечь из-под обломков самолета тела погибших. На вертолете ВВС их переправили в город Панаму. Узнав, что останки генерала Торрихоса доставят в международный аэропорт, сотни людей прибыли на летное поле, чтобы встретить вертолет. На всем протяжении пути тысячные толпы панамцев, убитых горем, ждали траурный кортеж.
Когда наступила темнота, на улицах города зажглись тысячи свечей — так чтили память генерала Торрихоса.
3 августа по решению правительства гроб с телом Торрихоса, посмертно произведенного в звание дивизионного генерала, был перенесен на вершину холма Анкон, возвышающегося над столицей. Этот холм, ранее находившийся на территории зоны Панамского канала, стал для народа символом утерянного и возвращенного суверенитета страны. На его вершине после вступления в силу договоров о канале всегда реет видимое отовсюду знамя Панамы. Сюда, к подножию флагштока, доставлены останки генерала. Сбылось его пожелание «войти в зону канала».
После этого гроб с телом покойного перенесли в кафедральный собор, где состоялось прощание народа с генералом Торрихосом. Никогда еще в истории страны не наблюдалось такого стечения людей. Сотни тысяч панамцев из всех провинций приехали в столицу, чтобы отдать последние почести генералу. В течение 24 часов, с утра 3 августа до утра следующего дня, непрерывный поток скорбящих граждан шел мимо гроба.
Похороны состоялись 4 августа. Траурная процессия медленно двинулась по направлению к кладбищу Амадор, где покоится прах всех выдающихся деятелей Панамы, Дорога предстояла недлинная. В обычных условиях ее можно проехать за несколько минут, но на этот раз путь занял много часов.
Родственники Торрихоса попросили, чтобы никто не приносил цветов на похороны. Тогда, не сговариваясь, люди оборвали все заготовленные цветы и осыпали катафалк и дорогу дождем лепестков.
Прощальные залпы роты национальных гвардейцев были слышны сотням тысяч панамцев, запрудивших всю территорию кладбища и прилегающие улицы и площади, прильнувших к телевизорам и радиоприемникам в самых далеких уголках страны. Ушел из жизни, возможно, самый выдающийся сын Панамы, добившийся, казалось бы, невероятного — возвращения Панамского канала родине без единого выстрела, без единой капли пролитой крови.