Страница:
Суду были представлены признания заговорщиков, два их письма к Марии Стюарт и два ответных письма королевы. Особое значение имело второе письмо, посланное после того, как ей стали известны планы заговорщиков.
Мария Стюарт отрицала подлинность писем и требовала, чтобы были вызваны в суд ее секретари, подтвердившие под пыткой, что эти письма были написаны шотландской королевой. Конечно, ее требование было отвергнуто.
25 октября в Звездной палате Вестминстера было объявлено, что суд нашел Марию Стюарт виновной в совершении вменяемых ей преступлений. Через несколько дней парламент рекомендовал приговорить обвиняемую к смертной казни. Дело было теперь за Елизаветой.
8 февраля 1587 года, через 20 лет без одного дня после убийства Дарнлея, Мария Стюарт была обезглавлена.
УБИЙСТВО ГЕНРИХА III
ЗАГОВОР ЭССЕКСА
ЗАГОВОР БИРОНА ПРОТИВ ГЕНРИХА IV
Мария Стюарт отрицала подлинность писем и требовала, чтобы были вызваны в суд ее секретари, подтвердившие под пыткой, что эти письма были написаны шотландской королевой. Конечно, ее требование было отвергнуто.
25 октября в Звездной палате Вестминстера было объявлено, что суд нашел Марию Стюарт виновной в совершении вменяемых ей преступлений. Через несколько дней парламент рекомендовал приговорить обвиняемую к смертной казни. Дело было теперь за Елизаветой.
8 февраля 1587 года, через 20 лет без одного дня после убийства Дарнлея, Мария Стюарт была обезглавлена.
УБИЙСТВО ГЕНРИХА III
Франция. 1589 год
…В августе 1572 года, после десятилетия кровопролитных гражданских войн, во Франции наконец появилась надежда на мир. Его было решено скрепить женитьбой одного из руководителей протестантского лагеря короля Наваррс-кого Генриха Бурбона на сестре французского короля Карла IX Маргарите Валуа (знаменитой «королеве Марго»). На торжества в Париж прибыли сотни дворян-гугенотов. Эта попытка примирения закончилась кровавой Варфоломеевской ночью. При приказу короля и его матери Екатерины Медичи три тысячи гугенотов были убиты на рассвете 24 августа, Дня Святого Варфоломея Кровавые побоища перекинулись и на другие французские города. Генрих Наваррский спас себе жизнь тем, что перешел в католичество (как только опасность миновала, он вновь стал протестантом).
Варфоломеевская ночь не оказалась смертельным ударом для гугенотов Гражданские войны продолжались с прежним ожесточением Наследовавший Карлу IX его брат Генрих III в целом продолжал политику своего предшественника. Он то воевал с гугенотами, то мирился с ними, чтобы воспрепятствовать полному господству организации, созданной католиками, Католической лиги и ее главы герцога Генриха Гиза.
Генрих III отлично знал, что Генрих Гиз выжидает лишь удобного случая, чтобы овладеть престолом. В конечном счете конфликт между Генрихом III и Католической лигой принял открытый характер. Король вынужден был покинуть Париж, где всем заправляла Католическая лига. Генрих в очередной раз примирился с вождем гугенотов Генрихом Наваррским. Началась «война трех Генрихов». Королевское войско осадило непокорную столицу. Генрих III потребовал, чтобы герцог Гиз прибыл к нему для объяснений, а когда тот счел для себя выгодным явиться для переговоров, приказал королевским телохранителям заколоть его кинжалами.
После убийства Гиза война между Генрихом III и Католической лигой продолжалась. Во главе Лиги встали младший брат Гиза герцог Майеннский и его сестра герцогиня Монпансье, которые решили любой ценой разделаться с ненавистным королем, последним представителем династии Валуа. Его смерть открыла бы Гизам дорогу к трону.
Итак, в начале весны 1589 года Франция, по которой прокатилась волна мятежей от Марселя до Кале, оказалась разделенной на три части: одна в руках протестантов, другая в руках Лиги, а третья (состоявшая только из Тура, Блуа и Божанеи) на стороне короля…
И тут Генрих III понял, что ему необходимо объединиться с одним из своих противников, если он хочет удержать на своей голове корону.
Объединиться с Лигой? Об этом не могло быть и речи, потому что они требовали его немедленного свержения. И тогда он обратил свой взор на протестантов, которым, по крайней мере, хватало деликатности дождаться его смерти, чтобы потом возвести на престол Генриха Наваррского. И 3 мая оба Генриха заключили перемирие в Плессиле-Тур.
Через полтора месяца после того, преодолев множество козней и ловушек, они осадили столицу. Их командный пост был установлен на высотах Сен-Клу, в весьма благоустроенном доме Гонди, откуда открывался весь Париж.
Вскоре им сообщили, «что в городе стали возникать волнения, оттого что перепуганные жители требуют открыть ворота раньше, чем их всех перестреляют»…
Союзники решили подождать, пока Париж сдастся.
Однако проходили дни, но никаких новостей не поступало, потому что участники Лиги отказывались выполнить требование впавшего в панику народа.
27 июля Генрих III, начинавший уже нервничать, послал одного дворянина из своей свиты к Монпансье сказать ей, что ему хорошо известно, что именно она поддерживает недовольство парижан и подстрекает их к мятежу, но что если ему когда-нибудь удастся войти в город, то он прикажет сжечь ее заживо. На что, без малейшего удивления, был дан ответ: «Гореть должны содомиты вроде него, а вовсе не она, и к тому же он может быть уверен, она сделает все возможное, чтобы помешать ему войти в город».
Она вскоре сделала даже больше, чем обещала…
Орудием осуществления замысла Гизов был избран доминиканский монах, 22-летний Жак Клеман. Это был резкий, решительный и вместе с тем туповатый малый, целиком находившийся во власти самых нелепых суеверий. Приор монастыря на улице святого Якова убедил Клемана в том, что ему предопределено совершить великий подвиг для блага церкви. Монаху даже внушили, что он обладает чудесной силой делать себя невидимым для чужих глаз.
Когда королевская армия подошла к Парижу, Клеман сам заявил своим духовным начальникам, что стремится совершить великое дело. Осторожно, не спрашивая о существе дела, приор постарался укрепить брата Клемана в его решимости. Ходили слухи, что для «верности» ему дали какое-то наркотическое средство.
Монпасье знала о его существовании, потому что монах довольно часто предавался с женщинами из квартала Эколь занятиям весьма предосудительным для монаха и потому что над ним потешался весь Париж.
Она отправилась повидаться с ним, надев для этого сильно декольтированное платье, не оставлявшее ни малейших сомнений относительно прелестей, которыми обладала его хозяйка. Бедняга был просто ослеплен и невероятно возбудился. Аристократка постаралась убедить Клемана ни в коем случае не оставлять своего похвального намерения. В ход были пущены все средства обольщения, обещание кардинальской шапки и вечного блаженства на небесах. Кроме того, добавляла герцогиня, она прикажет арестовать в качестве заложников большое число сторонников Генриха III, так что никто не осмелится в королевской ставке и пальцем тронуть Жака. Вскоре монах узнал, что герцогиня сдержала свое слово – были взяты под стражу 300 лиц, обвиненных в равнодушии к делу Католической лиги и в скрытом сочувствии партии короля.
Клеман поспешил к приору и попросил разрешения перебраться в монастырь в Сен-Клу, где находилась королевская штаб-квартира. Приор, ни о чем не расспрашивая Клемана, достал ему пропуск на выезд из Парижа и передал несколько писем (одно – настоящее, остальные – подложные) от арестованных в Париже сторонников Генриха III.
Заговорщик отправился к королю под видом секретного гонца от противников Лиги. Придворные поверили его рассказу и на следующий день устроили ему аудиенцию у Генриха, которому посланец обещал открыть важную государственную тайну. Клеман передал королю письмо, а затем вонзил нож в его живот.
«Проклятый монах, он убил меня!» – в ужасе закричал Генрих. Клеман даже не пытался бежать, твердо надеясь на чудо. Вскоре на громкие стоны умирающего прибежали офицеры охраны и буквально изрешетили своими шпагами влюбленного в м-ль де Монпансье монаха… На следующий день, 2 августа 1589 года, Генрих III умер… Последний Валуа ушел со сцены, приведя своими пороками Францию на край пропасти. Он назвал Генриха Наваррско-го своим законным преемником.
Еще несколько лет продолжались гражданские войны, опустошавшие страну. В конце концов даже французское дворянство почувствовало необходимость мира, тем более что в стране начало полыхать пламя крестьянских восстаний. Генрих Наваррский в очередной раз переменил религию, бросив при этом знаменитую фразу: «Париж стоит обедни». Власть нового короля Генриха IV была довольно скоро признана во всей Франции.
…В августе 1572 года, после десятилетия кровопролитных гражданских войн, во Франции наконец появилась надежда на мир. Его было решено скрепить женитьбой одного из руководителей протестантского лагеря короля Наваррс-кого Генриха Бурбона на сестре французского короля Карла IX Маргарите Валуа (знаменитой «королеве Марго»). На торжества в Париж прибыли сотни дворян-гугенотов. Эта попытка примирения закончилась кровавой Варфоломеевской ночью. При приказу короля и его матери Екатерины Медичи три тысячи гугенотов были убиты на рассвете 24 августа, Дня Святого Варфоломея Кровавые побоища перекинулись и на другие французские города. Генрих Наваррский спас себе жизнь тем, что перешел в католичество (как только опасность миновала, он вновь стал протестантом).
Варфоломеевская ночь не оказалась смертельным ударом для гугенотов Гражданские войны продолжались с прежним ожесточением Наследовавший Карлу IX его брат Генрих III в целом продолжал политику своего предшественника. Он то воевал с гугенотами, то мирился с ними, чтобы воспрепятствовать полному господству организации, созданной католиками, Католической лиги и ее главы герцога Генриха Гиза.
Генрих III отлично знал, что Генрих Гиз выжидает лишь удобного случая, чтобы овладеть престолом. В конечном счете конфликт между Генрихом III и Католической лигой принял открытый характер. Король вынужден был покинуть Париж, где всем заправляла Католическая лига. Генрих в очередной раз примирился с вождем гугенотов Генрихом Наваррским. Началась «война трех Генрихов». Королевское войско осадило непокорную столицу. Генрих III потребовал, чтобы герцог Гиз прибыл к нему для объяснений, а когда тот счел для себя выгодным явиться для переговоров, приказал королевским телохранителям заколоть его кинжалами.
После убийства Гиза война между Генрихом III и Католической лигой продолжалась. Во главе Лиги встали младший брат Гиза герцог Майеннский и его сестра герцогиня Монпансье, которые решили любой ценой разделаться с ненавистным королем, последним представителем династии Валуа. Его смерть открыла бы Гизам дорогу к трону.
Итак, в начале весны 1589 года Франция, по которой прокатилась волна мятежей от Марселя до Кале, оказалась разделенной на три части: одна в руках протестантов, другая в руках Лиги, а третья (состоявшая только из Тура, Блуа и Божанеи) на стороне короля…
И тут Генрих III понял, что ему необходимо объединиться с одним из своих противников, если он хочет удержать на своей голове корону.
Объединиться с Лигой? Об этом не могло быть и речи, потому что они требовали его немедленного свержения. И тогда он обратил свой взор на протестантов, которым, по крайней мере, хватало деликатности дождаться его смерти, чтобы потом возвести на престол Генриха Наваррского. И 3 мая оба Генриха заключили перемирие в Плессиле-Тур.
Через полтора месяца после того, преодолев множество козней и ловушек, они осадили столицу. Их командный пост был установлен на высотах Сен-Клу, в весьма благоустроенном доме Гонди, откуда открывался весь Париж.
Вскоре им сообщили, «что в городе стали возникать волнения, оттого что перепуганные жители требуют открыть ворота раньше, чем их всех перестреляют»…
Союзники решили подождать, пока Париж сдастся.
Однако проходили дни, но никаких новостей не поступало, потому что участники Лиги отказывались выполнить требование впавшего в панику народа.
27 июля Генрих III, начинавший уже нервничать, послал одного дворянина из своей свиты к Монпансье сказать ей, что ему хорошо известно, что именно она поддерживает недовольство парижан и подстрекает их к мятежу, но что если ему когда-нибудь удастся войти в город, то он прикажет сжечь ее заживо. На что, без малейшего удивления, был дан ответ: «Гореть должны содомиты вроде него, а вовсе не она, и к тому же он может быть уверен, она сделает все возможное, чтобы помешать ему войти в город».
Она вскоре сделала даже больше, чем обещала…
Орудием осуществления замысла Гизов был избран доминиканский монах, 22-летний Жак Клеман. Это был резкий, решительный и вместе с тем туповатый малый, целиком находившийся во власти самых нелепых суеверий. Приор монастыря на улице святого Якова убедил Клемана в том, что ему предопределено совершить великий подвиг для блага церкви. Монаху даже внушили, что он обладает чудесной силой делать себя невидимым для чужих глаз.
Когда королевская армия подошла к Парижу, Клеман сам заявил своим духовным начальникам, что стремится совершить великое дело. Осторожно, не спрашивая о существе дела, приор постарался укрепить брата Клемана в его решимости. Ходили слухи, что для «верности» ему дали какое-то наркотическое средство.
Монпасье знала о его существовании, потому что монах довольно часто предавался с женщинами из квартала Эколь занятиям весьма предосудительным для монаха и потому что над ним потешался весь Париж.
Она отправилась повидаться с ним, надев для этого сильно декольтированное платье, не оставлявшее ни малейших сомнений относительно прелестей, которыми обладала его хозяйка. Бедняга был просто ослеплен и невероятно возбудился. Аристократка постаралась убедить Клемана ни в коем случае не оставлять своего похвального намерения. В ход были пущены все средства обольщения, обещание кардинальской шапки и вечного блаженства на небесах. Кроме того, добавляла герцогиня, она прикажет арестовать в качестве заложников большое число сторонников Генриха III, так что никто не осмелится в королевской ставке и пальцем тронуть Жака. Вскоре монах узнал, что герцогиня сдержала свое слово – были взяты под стражу 300 лиц, обвиненных в равнодушии к делу Католической лиги и в скрытом сочувствии партии короля.
Клеман поспешил к приору и попросил разрешения перебраться в монастырь в Сен-Клу, где находилась королевская штаб-квартира. Приор, ни о чем не расспрашивая Клемана, достал ему пропуск на выезд из Парижа и передал несколько писем (одно – настоящее, остальные – подложные) от арестованных в Париже сторонников Генриха III.
Заговорщик отправился к королю под видом секретного гонца от противников Лиги. Придворные поверили его рассказу и на следующий день устроили ему аудиенцию у Генриха, которому посланец обещал открыть важную государственную тайну. Клеман передал королю письмо, а затем вонзил нож в его живот.
«Проклятый монах, он убил меня!» – в ужасе закричал Генрих. Клеман даже не пытался бежать, твердо надеясь на чудо. Вскоре на громкие стоны умирающего прибежали офицеры охраны и буквально изрешетили своими шпагами влюбленного в м-ль де Монпансье монаха… На следующий день, 2 августа 1589 года, Генрих III умер… Последний Валуа ушел со сцены, приведя своими пороками Францию на край пропасти. Он назвал Генриха Наваррско-го своим законным преемником.
Еще несколько лет продолжались гражданские войны, опустошавшие страну. В конце концов даже французское дворянство почувствовало необходимость мира, тем более что в стране начало полыхать пламя крестьянских восстаний. Генрих Наваррский в очередной раз переменил религию, бросив при этом знаменитую фразу: «Париж стоит обедни». Власть нового короля Генриха IV была довольно скоро признана во всей Франции.
ЗАГОВОР ЭССЕКСА
Англия. 1601 год
В конце своего правления английская королева Елизавета I обзавелась новым фаворитом Робертом Девере, графом Эссексом (приемным сыном Лестера, скончавшегося после победы над испанской Армадой в 1588 году). Елизавету одолевали недуги: ревматизм, язва желудка, мигрень. О молодом фаворите отзывались как лучшем для нее средстве от бессоницы. Правда, отношения своенравного, надменного и самолюбивого Эссекса с Елизаветой складывались непросто.
Враги не упускали случая, чтобы ослабить положение фаворита. Роберт Сесил еще в 1597 году обвинял Эссекса в намерении низложить Елизавету, сыграв роль Генриха Болинброка.
Сесил действовал гибко и хладнокровно. Эссекс был дерзок и несдержан. Дело доходило до публичных оскорблений из уст королевы по адресу графа на заседании совета и ответных выпадов со стороны Эссекса. Граф пользовался популярностью как герой войны против Испании, с чем вынуждена была считаться Елизавета.
Напряженность в отношениях Эссекса с двором резко возросла в связи с событиями в Ирландии, где в 1595 году вспыхнуло антианглийское восстание. Ситуация в Ирландии складывалась для англичан весьма критически. Восстание охватило почти всю страну. С благословения папы готовилось вторжение в Ирландию испанских войск в помощь восставшим. Правительство Елизаветы приступило к снаряжению армии для отправки в Ирландию. Во главе ее весной 1599 года и был поставлен Эссекс.
Последние недели перед отправкой в Ирландию были омрачены для Эссекса новыми разногласиями с Елизаветой. В качестве подчиненных ему военачальников он хотел видеть сэра Кристофера Блаунта и лорда Саутгемптона. Королева отклонила эти кандидатуры. Вынужденный подчиниться, Эссекс тем не менее взял в Ирландию и Блаунта и Саутгемптона в качестве личных советников.
В Ирландии Эссекс не добился успехов. Опасаясь столкновения с главными силами восставших, граф попытался вначале усмирить менее значительные группы. Однако эта тактика не оправдала себя. Напротив, в мелких стычках ирландцам удалось измотать армию Эссекса. Когда же графу доложили, что в Лондоне им недовольны, он воспринял это как свидетельство интриг Роберта Сесила и его сторонников. В разговорах со своими приближенными граф обсуждал возможность вернуться с армией в Лондон, чтобы, подавив оппозицию, стать фактическим правителем Англии.
Приказ королевы захватить Ольстер пришел в самый неблагоприятный момент, и в донесении в Лондон Эссекс не пытался приукрашивать обстановку: его войско понесло ощутимые потери, и без свежих сил успешное наступление было невозможно.
Заключив с восставшими шестинедельное перемирие, граф поспешил в Лондон. 28 сентября 1599 года, нарушая все придворные приличия, он ворвался в апартаменты королевы. Елизавета, сдерживая гнев, произнесла несколько благожелательных фраз, но уже вечером граф был отстранен от всех должностей, ему было предложено удалиться в лондонскую резиденцию Йорк-хаус. В течение года Эссекс находился под домашним арестом.
Елизавета долго не могла решить, как наказать строптивого фаворита. От узника Йорк-хауса она получала покаянные письма. Здоровье графа серьезно пошатнулось, Эссекс мог в любой день скончаться, в чем Елизавета удостоверилась, навестив фаворита, когда он метался в лихорадке.
Вместо Эссекса лорд-наместником Ирландии Елизавета определила его друга Маунтжоя. Тот отправился к месту назначения, предварительно договорившись с Эссексом возобновить начатую несколько лет назад переписку с шотландским королем. Целью переписки было убедить сына Марии Стюарт Якова, что партия Сесила настроена против плана возведения его на английский престол после смерти Елизаветы и что шотландский король, объединив свои силы с войсками Маунтжоя, должен двинуться на Лондон и заставить Елизавету вручить Эссексу бразды правления. Однако осторожный и недоверчивый Яков не спешил поддержать столь отчаянный проект.
Весной 1600 года Саутгемптон отправился в Ирландию с письмом от Эссекса, предлагавшего высадить армию Маунтжоя в Англии, даже если Яков предпочтет остаться в стороне. Но к этому времени изменились взгляды самого Маунтжоя. Добившись известных успехов, он, думая о своей военной карьере, решил отделить свою судьбу от участи бывшего друга и союзника. «Для удовлетворения личного честолюбия Эссекса, – заявил Маунтжой Саутгемптону, – я не намерен вступать в подобное предприятие».
В марте 1600 года Эссексу разрешили вернуться в свой лондонский дворец, хотя формально он оставался под домашним арестом В июне графа вызвали на заседание Звездной палаты, где его обвинили по нескольким пунктам. Разбирательство, состоявшееся в Йорк-хаусе 5 июня, длилось 11 часов Вердикт суда гласил: заключение в Тауэре, выплата огромного штрафа. Королева не утвердила приговор, а 26 августа Эссексу сообщили о монаршей милости. Граф был освобожден из-под домашнего ареста, но ему запрещалось появляться при дворе.
В октябре Эссекса лишили права сбора таможенных пошлин на сладкие вина – статьи дохода, которая позволяла ему содержать огромный штат пажей, слуг и приближенных. Прежде королева не раз ссужала своего фаворита солидными суммами На сей раз лицензия не была продлена под предлогом опустевшей казны. Эссекс был возмущен, о чем Сесил, осведомленный через своих шпионов, тотчас сообщил королеве.
Вокруг Эссекса группировались недовольные, честолюбцы, искатели приключений Эссекс считал, что Роберт Сесил и Уолтер Рэли составили заговор, чтобы убить его и сделать преемницей Елизаветы испанскую инфанту, дочь Филиппа И. Граф, вероятно, еще рассчитывал на поддержку Якова. Программа Эссекса включала возведение на трон Якова, изменение состава Тайного совета, реформу государственной англиканской церкви в пресвитерианском духе и вместе с тем известную терпимость в отношении католиков.
3 февраля заговорщики выработали план неожиданно захватить правительственное здание Уайт-холл, арестовать Сесила и Рэли, созвать парламент и публично осудить их. Королеве, по мысли сторонников Эссекса, пришлось бы признать победителей.
7 февраля Эссексу было передано королевское повеление немедленно прибыть на заседание Тайного совета. Граф отказался, сославшись на тяжелую болезнь.
На следующий день во дворец графа явились четверо высших сановников, посланных Тайным советом. Их встретила возбужденная толпа заговорщиков. Лорды заявили, что пришли выяснить, что здесь происходит. В ответ посыпались угрозы. Эссекс увел гостей в библиотеку и предложил им оставаться там до тех пор, пока он не проведет консультации с лондонским лорд-мэром и шерифами.
Заговорщики поняли, что пора выступать. Более 200 молодых дворян со своими слугами, вооруженных большей частью лишь шпагами, двинулись вдоль одной из центральных улиц – Стренда, а потом Флит-стрит в направлении Сити, рассчитывая найги там поддержку. «Нация предана! Корона капитулирует перед испанцами! Смерть изменнику Сесилу!» – выкрикивали они.
Расчет заговорщиков состоял в том, что к ним присоединятся тысячи жителей Сити – и затем состоится штурм Уайт-холла. Однако в воскресенье улицы были безлюдны. Даже шериф Смит, с которым связывались особые надежды, не принял сторону мятежников, его примеру последовал и лорд-мэр. Тем временем пришло известие, что лорд Берли, сводный брат Роберта Сесила, тут же, в Сити, объявил Эссекса изменником, что приближается лорд-адмирал Ноттингем с большим военным отрядом.
Эссекс и его друзья, потеряв надежду на поддержку жителей Сити, направились к Уайт-холлу. Но путь к правительственному зданию оказался закрыт отрядом офицера сэра Джона Ливсона. Тщетные попытки убедить Ливсона перейти на сторону Эссекса, вооруженные стычки, стоившие нескольких человеческих жизней, – и заговорщики, ряды которых заметно поредели, отступили, укрывшись в своем последнем убежище – Эссекс-хаусе. Там они узнали, что находившиеся в качестве заложников лорды – представители Тайного совета – освобождены.
Вскоре дворец Эссекса был окружен королевскими войсками. Возникла перестрелка. Наконец хозяин дворца в сопровождении нескольких друзей появился на крыше. Саутгемптон вступил в переговоры с осаждавшими, среди которых был его кузен Роберт Сидней, и попытался убедить их, что Эссекс не имеет дурных намерений против королевы, он лишь защищает свою жизнь от врагов.
Эссекс согласился сложить оружие при условии, что он и его друзья будут признаны благородными пленниками, их будут судить честным судом, а во время пребывания в тюрьме разрешат беседовать с капелланами. Лорд-адмирал не возражал. Мятежный граф сдался королевским солдатам, предварительно уничтожив свои секретные бумаги, включая переписку с шотландским королем.
Всего же было арестовано свыше 100 человек. Власти в течение некоторого времени опасались выступлений в защиту Эссекса Через четыре дня после провала заговора приближенный Эссекса капитан Томас Ли составил план захвата королевы, чтобы вынудить ее подписать приказ об освобождении арестованных. Однако Ли был схвачен и спустя трое суток приговорен к смерти.
Суд над Эссексом и Саутгемптоном, по желанию королевы, настаивавшей на скорейшем разбирательстве дела, был назначен на 18 февраля. При этом решили не упоминать о связях Эссекса ни с шотландским королем, ни с Маунтжо-ем, услуги которого в Ирландии оказались столь ценными для правительства. Членами суда были выбраны лица, равные Эссексу по титулу. Граф не имел права отводить никого из состава суда, а приговор выносился простым большинством.
Действия Эссекса и его сообщников квалифицировались как государственная измена. В свидетелях не было недостатка. Среди них – лорд верховный судья Попем, задержанный в начале мятежа в доме Эссекса. Один из заговорщиков, сэр Фердинандо Горгес, еще ранее выдавший их секреты, подтвердил на суде мятежные намерения Эссекса Показания других арестованных выявили многое из его планов. Утверждение Эссекса, что признания были сделаны из страха перед пытками, не опровергало того, что в этих признаниях излагались действительные намерения заговорщиков.
Обвинение стремилось доказать наличие заранее подготовленного заговора. Эссекс же обвинял Рэли в покушении на его жизнь, уличал Сесила в намерении за взятки передать престол после смерти Елизаветы испанской инфанте. Сесил попросил у суда разрешения «очиститься от возведенного на него обвинения». Теперь Эссекс должен был назвать имя того, кто сообщил ему об измене Сесила. Этим человеком оказался дядя подсудимого сэр Уильям Ноллис. Увы, Ноллис дал показания в пользу министра. По его словам, Сесил лишь показал ему книгу, где говорилось о преимущественных правах инфанты на английский престол.
Министр Фрэнсис Бэкон для доказательства преступных намерений Эссекса сравнил его с афинским тираном Пизистратом и, главное, с герцогом Гизом, который поднял парижан против короля Генриха III. То была поистине по достоинству оцененная Елизаветой и Сесилом убийственная для Эссекса параллель, поскольку он уверял, будто собирался лишь свести счеты с личными врагами, иначе ему нетрудно было бы собрать большие силы. Напрасно обвиняемый ссылался на то, что сам Бэкон по его, Эссекса, просьбе и от его имени писал письма королеве. «Письма были совершенно невинного содержания», – возразил Бэкон.
После вынесения приговора – «квалифицированная» казнь – Эссекса вернули в Тауэр. Там он сделал полное признание перед членами Тайного совета, обвинив при этом приближенных, Маунтжоя, даже сестру, что они подстрекали его и превратили в неблагодарного изменника.
Другой руководитель заговора, Саутгемптон, держался мужественно и даже не последовал совету Эссекса полностью признаться и раскаяться. Ему был вынесен смертный приговор, который королева по предложению Сесила заменила пожизненным заключением в Тауэре. В глазах закона осужденный считался мертвым, документы упоминают о нем как о «покойном графе». Саутгемптон оставался в Тауэре до воцарения Якова, другие знатные заговорщики были выпущены из тюрьмы после уплаты огромных штрафов.
19 февраля был вынесен приговор в отношении Эссекса, на 25-е назначена казнь. 23 февраля Елизавета распорядилась об отсрочке казни, но уже на следующий день велела сроки не менять. Эссекса избавили от «квалифицированной» казни и разрешили ему сложить голову в Тауэре, а не на городской площади.
На эшафоте Эссекс снова повторял, что не собирался причинять вред королеве. Палач отрубил ему голову «тремя ударами, уже первый из которых оказался смертельным, совершенно лишив сознания и движения», – сообщалось в докладе Сесилу.
После казни Эссекса Фрэнсис Бэкон получил в награду 1200 фунтов стерлингов. По поручению королевы он написал «Декларацию о преступлениях Эссекса». Прочитав ее, Елизавета сделала автору выговор: «Что это за „милорд“ на каждой странице?! Вы не в состоянии забыть былого почтения к преступнику? Вычеркните все это. Пусть будет просто „Эссекс“ или „бывший граф Эссекс“.
В конце своего правления английская королева Елизавета I обзавелась новым фаворитом Робертом Девере, графом Эссексом (приемным сыном Лестера, скончавшегося после победы над испанской Армадой в 1588 году). Елизавету одолевали недуги: ревматизм, язва желудка, мигрень. О молодом фаворите отзывались как лучшем для нее средстве от бессоницы. Правда, отношения своенравного, надменного и самолюбивого Эссекса с Елизаветой складывались непросто.
Враги не упускали случая, чтобы ослабить положение фаворита. Роберт Сесил еще в 1597 году обвинял Эссекса в намерении низложить Елизавету, сыграв роль Генриха Болинброка.
Сесил действовал гибко и хладнокровно. Эссекс был дерзок и несдержан. Дело доходило до публичных оскорблений из уст королевы по адресу графа на заседании совета и ответных выпадов со стороны Эссекса. Граф пользовался популярностью как герой войны против Испании, с чем вынуждена была считаться Елизавета.
Напряженность в отношениях Эссекса с двором резко возросла в связи с событиями в Ирландии, где в 1595 году вспыхнуло антианглийское восстание. Ситуация в Ирландии складывалась для англичан весьма критически. Восстание охватило почти всю страну. С благословения папы готовилось вторжение в Ирландию испанских войск в помощь восставшим. Правительство Елизаветы приступило к снаряжению армии для отправки в Ирландию. Во главе ее весной 1599 года и был поставлен Эссекс.
Последние недели перед отправкой в Ирландию были омрачены для Эссекса новыми разногласиями с Елизаветой. В качестве подчиненных ему военачальников он хотел видеть сэра Кристофера Блаунта и лорда Саутгемптона. Королева отклонила эти кандидатуры. Вынужденный подчиниться, Эссекс тем не менее взял в Ирландию и Блаунта и Саутгемптона в качестве личных советников.
В Ирландии Эссекс не добился успехов. Опасаясь столкновения с главными силами восставших, граф попытался вначале усмирить менее значительные группы. Однако эта тактика не оправдала себя. Напротив, в мелких стычках ирландцам удалось измотать армию Эссекса. Когда же графу доложили, что в Лондоне им недовольны, он воспринял это как свидетельство интриг Роберта Сесила и его сторонников. В разговорах со своими приближенными граф обсуждал возможность вернуться с армией в Лондон, чтобы, подавив оппозицию, стать фактическим правителем Англии.
Приказ королевы захватить Ольстер пришел в самый неблагоприятный момент, и в донесении в Лондон Эссекс не пытался приукрашивать обстановку: его войско понесло ощутимые потери, и без свежих сил успешное наступление было невозможно.
Заключив с восставшими шестинедельное перемирие, граф поспешил в Лондон. 28 сентября 1599 года, нарушая все придворные приличия, он ворвался в апартаменты королевы. Елизавета, сдерживая гнев, произнесла несколько благожелательных фраз, но уже вечером граф был отстранен от всех должностей, ему было предложено удалиться в лондонскую резиденцию Йорк-хаус. В течение года Эссекс находился под домашним арестом.
Елизавета долго не могла решить, как наказать строптивого фаворита. От узника Йорк-хауса она получала покаянные письма. Здоровье графа серьезно пошатнулось, Эссекс мог в любой день скончаться, в чем Елизавета удостоверилась, навестив фаворита, когда он метался в лихорадке.
Вместо Эссекса лорд-наместником Ирландии Елизавета определила его друга Маунтжоя. Тот отправился к месту назначения, предварительно договорившись с Эссексом возобновить начатую несколько лет назад переписку с шотландским королем. Целью переписки было убедить сына Марии Стюарт Якова, что партия Сесила настроена против плана возведения его на английский престол после смерти Елизаветы и что шотландский король, объединив свои силы с войсками Маунтжоя, должен двинуться на Лондон и заставить Елизавету вручить Эссексу бразды правления. Однако осторожный и недоверчивый Яков не спешил поддержать столь отчаянный проект.
Весной 1600 года Саутгемптон отправился в Ирландию с письмом от Эссекса, предлагавшего высадить армию Маунтжоя в Англии, даже если Яков предпочтет остаться в стороне. Но к этому времени изменились взгляды самого Маунтжоя. Добившись известных успехов, он, думая о своей военной карьере, решил отделить свою судьбу от участи бывшего друга и союзника. «Для удовлетворения личного честолюбия Эссекса, – заявил Маунтжой Саутгемптону, – я не намерен вступать в подобное предприятие».
В марте 1600 года Эссексу разрешили вернуться в свой лондонский дворец, хотя формально он оставался под домашним арестом В июне графа вызвали на заседание Звездной палаты, где его обвинили по нескольким пунктам. Разбирательство, состоявшееся в Йорк-хаусе 5 июня, длилось 11 часов Вердикт суда гласил: заключение в Тауэре, выплата огромного штрафа. Королева не утвердила приговор, а 26 августа Эссексу сообщили о монаршей милости. Граф был освобожден из-под домашнего ареста, но ему запрещалось появляться при дворе.
В октябре Эссекса лишили права сбора таможенных пошлин на сладкие вина – статьи дохода, которая позволяла ему содержать огромный штат пажей, слуг и приближенных. Прежде королева не раз ссужала своего фаворита солидными суммами На сей раз лицензия не была продлена под предлогом опустевшей казны. Эссекс был возмущен, о чем Сесил, осведомленный через своих шпионов, тотчас сообщил королеве.
Вокруг Эссекса группировались недовольные, честолюбцы, искатели приключений Эссекс считал, что Роберт Сесил и Уолтер Рэли составили заговор, чтобы убить его и сделать преемницей Елизаветы испанскую инфанту, дочь Филиппа И. Граф, вероятно, еще рассчитывал на поддержку Якова. Программа Эссекса включала возведение на трон Якова, изменение состава Тайного совета, реформу государственной англиканской церкви в пресвитерианском духе и вместе с тем известную терпимость в отношении католиков.
3 февраля заговорщики выработали план неожиданно захватить правительственное здание Уайт-холл, арестовать Сесила и Рэли, созвать парламент и публично осудить их. Королеве, по мысли сторонников Эссекса, пришлось бы признать победителей.
7 февраля Эссексу было передано королевское повеление немедленно прибыть на заседание Тайного совета. Граф отказался, сославшись на тяжелую болезнь.
На следующий день во дворец графа явились четверо высших сановников, посланных Тайным советом. Их встретила возбужденная толпа заговорщиков. Лорды заявили, что пришли выяснить, что здесь происходит. В ответ посыпались угрозы. Эссекс увел гостей в библиотеку и предложил им оставаться там до тех пор, пока он не проведет консультации с лондонским лорд-мэром и шерифами.
Заговорщики поняли, что пора выступать. Более 200 молодых дворян со своими слугами, вооруженных большей частью лишь шпагами, двинулись вдоль одной из центральных улиц – Стренда, а потом Флит-стрит в направлении Сити, рассчитывая найги там поддержку. «Нация предана! Корона капитулирует перед испанцами! Смерть изменнику Сесилу!» – выкрикивали они.
Расчет заговорщиков состоял в том, что к ним присоединятся тысячи жителей Сити – и затем состоится штурм Уайт-холла. Однако в воскресенье улицы были безлюдны. Даже шериф Смит, с которым связывались особые надежды, не принял сторону мятежников, его примеру последовал и лорд-мэр. Тем временем пришло известие, что лорд Берли, сводный брат Роберта Сесила, тут же, в Сити, объявил Эссекса изменником, что приближается лорд-адмирал Ноттингем с большим военным отрядом.
Эссекс и его друзья, потеряв надежду на поддержку жителей Сити, направились к Уайт-холлу. Но путь к правительственному зданию оказался закрыт отрядом офицера сэра Джона Ливсона. Тщетные попытки убедить Ливсона перейти на сторону Эссекса, вооруженные стычки, стоившие нескольких человеческих жизней, – и заговорщики, ряды которых заметно поредели, отступили, укрывшись в своем последнем убежище – Эссекс-хаусе. Там они узнали, что находившиеся в качестве заложников лорды – представители Тайного совета – освобождены.
Вскоре дворец Эссекса был окружен королевскими войсками. Возникла перестрелка. Наконец хозяин дворца в сопровождении нескольких друзей появился на крыше. Саутгемптон вступил в переговоры с осаждавшими, среди которых был его кузен Роберт Сидней, и попытался убедить их, что Эссекс не имеет дурных намерений против королевы, он лишь защищает свою жизнь от врагов.
Эссекс согласился сложить оружие при условии, что он и его друзья будут признаны благородными пленниками, их будут судить честным судом, а во время пребывания в тюрьме разрешат беседовать с капелланами. Лорд-адмирал не возражал. Мятежный граф сдался королевским солдатам, предварительно уничтожив свои секретные бумаги, включая переписку с шотландским королем.
Всего же было арестовано свыше 100 человек. Власти в течение некоторого времени опасались выступлений в защиту Эссекса Через четыре дня после провала заговора приближенный Эссекса капитан Томас Ли составил план захвата королевы, чтобы вынудить ее подписать приказ об освобождении арестованных. Однако Ли был схвачен и спустя трое суток приговорен к смерти.
Суд над Эссексом и Саутгемптоном, по желанию королевы, настаивавшей на скорейшем разбирательстве дела, был назначен на 18 февраля. При этом решили не упоминать о связях Эссекса ни с шотландским королем, ни с Маунтжо-ем, услуги которого в Ирландии оказались столь ценными для правительства. Членами суда были выбраны лица, равные Эссексу по титулу. Граф не имел права отводить никого из состава суда, а приговор выносился простым большинством.
Действия Эссекса и его сообщников квалифицировались как государственная измена. В свидетелях не было недостатка. Среди них – лорд верховный судья Попем, задержанный в начале мятежа в доме Эссекса. Один из заговорщиков, сэр Фердинандо Горгес, еще ранее выдавший их секреты, подтвердил на суде мятежные намерения Эссекса Показания других арестованных выявили многое из его планов. Утверждение Эссекса, что признания были сделаны из страха перед пытками, не опровергало того, что в этих признаниях излагались действительные намерения заговорщиков.
Обвинение стремилось доказать наличие заранее подготовленного заговора. Эссекс же обвинял Рэли в покушении на его жизнь, уличал Сесила в намерении за взятки передать престол после смерти Елизаветы испанской инфанте. Сесил попросил у суда разрешения «очиститься от возведенного на него обвинения». Теперь Эссекс должен был назвать имя того, кто сообщил ему об измене Сесила. Этим человеком оказался дядя подсудимого сэр Уильям Ноллис. Увы, Ноллис дал показания в пользу министра. По его словам, Сесил лишь показал ему книгу, где говорилось о преимущественных правах инфанты на английский престол.
Министр Фрэнсис Бэкон для доказательства преступных намерений Эссекса сравнил его с афинским тираном Пизистратом и, главное, с герцогом Гизом, который поднял парижан против короля Генриха III. То была поистине по достоинству оцененная Елизаветой и Сесилом убийственная для Эссекса параллель, поскольку он уверял, будто собирался лишь свести счеты с личными врагами, иначе ему нетрудно было бы собрать большие силы. Напрасно обвиняемый ссылался на то, что сам Бэкон по его, Эссекса, просьбе и от его имени писал письма королеве. «Письма были совершенно невинного содержания», – возразил Бэкон.
После вынесения приговора – «квалифицированная» казнь – Эссекса вернули в Тауэр. Там он сделал полное признание перед членами Тайного совета, обвинив при этом приближенных, Маунтжоя, даже сестру, что они подстрекали его и превратили в неблагодарного изменника.
Другой руководитель заговора, Саутгемптон, держался мужественно и даже не последовал совету Эссекса полностью признаться и раскаяться. Ему был вынесен смертный приговор, который королева по предложению Сесила заменила пожизненным заключением в Тауэре. В глазах закона осужденный считался мертвым, документы упоминают о нем как о «покойном графе». Саутгемптон оставался в Тауэре до воцарения Якова, другие знатные заговорщики были выпущены из тюрьмы после уплаты огромных штрафов.
19 февраля был вынесен приговор в отношении Эссекса, на 25-е назначена казнь. 23 февраля Елизавета распорядилась об отсрочке казни, но уже на следующий день велела сроки не менять. Эссекса избавили от «квалифицированной» казни и разрешили ему сложить голову в Тауэре, а не на городской площади.
На эшафоте Эссекс снова повторял, что не собирался причинять вред королеве. Палач отрубил ему голову «тремя ударами, уже первый из которых оказался смертельным, совершенно лишив сознания и движения», – сообщалось в докладе Сесилу.
После казни Эссекса Фрэнсис Бэкон получил в награду 1200 фунтов стерлингов. По поручению королевы он написал «Декларацию о преступлениях Эссекса». Прочитав ее, Елизавета сделала автору выговор: «Что это за „милорд“ на каждой странице?! Вы не в состоянии забыть былого почтения к преступнику? Вычеркните все это. Пусть будет просто „Эссекс“ или „бывший граф Эссекс“.
ЗАГОВОР БИРОНА ПРОТИВ ГЕНРИХА IV
Франция. 1602 год
Знаками негативной реакции на появление Генриха IV на престоле и на его политику были неоднократные попытки покушений на его жизнь. Первое относится к 1593 году. Тогда лидер Пьер Баррьер, руку которого направляли иезуиты, выбрал подходящий момент – коронация наваррца. Убежденный в богоугодности своих действий, он замышлял нанести свой удар у входа в храм Сен-Дени. В 1594 году Генрих был ранен Жаном Шателем: послушный ученик иезуитов целился в горло короля, но рассек ему губу и выбил зуб. Суд и казнь убийцы, наделав много шума, послужили основанием для изгнания иезуитов из Франции. 1595,1598,1599, 1600, 1601, 1605 годы также отмечены попытками расправы с королем. Покушавшиеся, как правило, были монахи – капуцины и якобиты, не без влияния иезуитов. Ими двигало стремление расправиться с протестантом, дерзнувшим завладеть престолом. Но совсем другое дело – великий заговор 1602 года, так называемый заговор Би-рона. Шарль Бирон был одним из старых товарищей Генриха IV по оружию, его отец, маршал Арман де Гон-то, барон де Бирон также верно служил Генриху IV. Именно узы личной дружбы придали этому заговору драматический характер.
Шарль де Гонто, барон де Бирон (1562–1602) отличился во многих сражениях. Король сначала присвоил ему звание главного адмирала Франции (1592), потом – маршала Франции (1594), наконец, в 1598 году сделал его герцогом и пэром. Бирон получил во время боев тридцать два ранения и пользовался огромным авторитетом среди солдат.
Генрих IV даже направил его чрезвычайным послом в Англию. Королева Елизавета оказала Бирону пышный прием. В беседах с ним она подчеркивала, что не намерена терпеть предательства своих подданных. Королева повела гостя в Тауэр, чтобы показать ему голову недавно казненного фаворита Эссекса. «Если бы я была на месте моего брата короля, в Париже было бы столько же отрубленных голов, сколько и в Лондоне».
Бирон не внял этому предупреждению. Воинская слава уже не удовлетворяли честолюбия маршала, а некоторая бестактность Генриха IV глубоко уязвляла его гордость. Так, король иронизировал над захудалостью рода Гонто и нелестно отзывался о покойном маршале Бироне. В свою очередь маршал хвастался своими подвигами: «Не будь меня, король имел бы только терновый венец».
Бирон мечтал о том, что Бургундия, наместником которой он являлся, превратится со временем в суверенное государство, ведь его провинция граничила с Савойей и испанским Франш-Конте.
В 1600 году Карл Эммануэль, герцог Савойский, завладевший маркизатом Салюс под прикрытием французских гражданских войск и обещавший вернуть его в соответствии с Вервенским мирным договором, впоследствии отказался это сделать и стал подстрекать маршала де Бирона поднять восстание. Герцог Савойский предложил ему руку своей дочери, так как знал, что честолюбец хочет жениться только на принцессе.
Генрих IV пресек эти происки. Два корпуса французской армии вошли в Брессу и Савойю, разрушили укрепления и заставили герцога Савойского подписать Лионский договор, по которому герцог сохранял маркизат Салюс, уступая Франции Бюге. Брессу, земли Шекса и Вальроме (вследствие чего граница Франции устанавливалась по реке Роне), уплачивал 300 тысяч ливров в качестве контрибуции и лишался своей артиллерии.
Савойская война если и не привела к мятежу, на который надеялся Карл-Эммануэль, то по крайней мере дала Бирону дополнительные поводы для недовольства: король отказался дать ему в управление Брессу, а решающими операциями руководил Ледигьер. Вот тогда-то он и решился на предательство. Заговор против жизни короля возник, возможно, во время штурма форта Сент-Катрин. Во всяком случае, решения военного командования передавались врагу.
Генрих IV обо всем узнал. Он вызвал Бирона в Лион, где провел с ним беседу в францисканском монастыре. Бирон признался только в предложении Карла Эммануэля жениться на его дочери и в своем недовольстве из-за управления Брессой.
Так и не научившись карать изменников, будь то женщины или мужчины, Генрих ничего не стал предпринимать, чтобы обезвредить Бирона. А тот продолжал плести заговор.
Знаками негативной реакции на появление Генриха IV на престоле и на его политику были неоднократные попытки покушений на его жизнь. Первое относится к 1593 году. Тогда лидер Пьер Баррьер, руку которого направляли иезуиты, выбрал подходящий момент – коронация наваррца. Убежденный в богоугодности своих действий, он замышлял нанести свой удар у входа в храм Сен-Дени. В 1594 году Генрих был ранен Жаном Шателем: послушный ученик иезуитов целился в горло короля, но рассек ему губу и выбил зуб. Суд и казнь убийцы, наделав много шума, послужили основанием для изгнания иезуитов из Франции. 1595,1598,1599, 1600, 1601, 1605 годы также отмечены попытками расправы с королем. Покушавшиеся, как правило, были монахи – капуцины и якобиты, не без влияния иезуитов. Ими двигало стремление расправиться с протестантом, дерзнувшим завладеть престолом. Но совсем другое дело – великий заговор 1602 года, так называемый заговор Би-рона. Шарль Бирон был одним из старых товарищей Генриха IV по оружию, его отец, маршал Арман де Гон-то, барон де Бирон также верно служил Генриху IV. Именно узы личной дружбы придали этому заговору драматический характер.
Шарль де Гонто, барон де Бирон (1562–1602) отличился во многих сражениях. Король сначала присвоил ему звание главного адмирала Франции (1592), потом – маршала Франции (1594), наконец, в 1598 году сделал его герцогом и пэром. Бирон получил во время боев тридцать два ранения и пользовался огромным авторитетом среди солдат.
Генрих IV даже направил его чрезвычайным послом в Англию. Королева Елизавета оказала Бирону пышный прием. В беседах с ним она подчеркивала, что не намерена терпеть предательства своих подданных. Королева повела гостя в Тауэр, чтобы показать ему голову недавно казненного фаворита Эссекса. «Если бы я была на месте моего брата короля, в Париже было бы столько же отрубленных голов, сколько и в Лондоне».
Бирон не внял этому предупреждению. Воинская слава уже не удовлетворяли честолюбия маршала, а некоторая бестактность Генриха IV глубоко уязвляла его гордость. Так, король иронизировал над захудалостью рода Гонто и нелестно отзывался о покойном маршале Бироне. В свою очередь маршал хвастался своими подвигами: «Не будь меня, король имел бы только терновый венец».
Бирон мечтал о том, что Бургундия, наместником которой он являлся, превратится со временем в суверенное государство, ведь его провинция граничила с Савойей и испанским Франш-Конте.
В 1600 году Карл Эммануэль, герцог Савойский, завладевший маркизатом Салюс под прикрытием французских гражданских войск и обещавший вернуть его в соответствии с Вервенским мирным договором, впоследствии отказался это сделать и стал подстрекать маршала де Бирона поднять восстание. Герцог Савойский предложил ему руку своей дочери, так как знал, что честолюбец хочет жениться только на принцессе.
Генрих IV пресек эти происки. Два корпуса французской армии вошли в Брессу и Савойю, разрушили укрепления и заставили герцога Савойского подписать Лионский договор, по которому герцог сохранял маркизат Салюс, уступая Франции Бюге. Брессу, земли Шекса и Вальроме (вследствие чего граница Франции устанавливалась по реке Роне), уплачивал 300 тысяч ливров в качестве контрибуции и лишался своей артиллерии.
Савойская война если и не привела к мятежу, на который надеялся Карл-Эммануэль, то по крайней мере дала Бирону дополнительные поводы для недовольства: король отказался дать ему в управление Брессу, а решающими операциями руководил Ледигьер. Вот тогда-то он и решился на предательство. Заговор против жизни короля возник, возможно, во время штурма форта Сент-Катрин. Во всяком случае, решения военного командования передавались врагу.
Генрих IV обо всем узнал. Он вызвал Бирона в Лион, где провел с ним беседу в францисканском монастыре. Бирон признался только в предложении Карла Эммануэля жениться на его дочери и в своем недовольстве из-за управления Брессой.
Так и не научившись карать изменников, будь то женщины или мужчины, Генрих ничего не стал предпринимать, чтобы обезвредить Бирона. А тот продолжал плести заговор.