Страница:
В ноябре 1795 года Бабеф возобновил издание газеты «Народный трибун», в которой открыто излагал свои коммунистические взгляды и призывал к новой революции. После публикации «Манифеста плебеев» в «Народном трибуне» было возбуждено судебное преследование Бабефа. Однако разбирательство окончилось его оправданием. Бабеф продолжил выпуск своей газеты.
В начале 1796 года в Париже начались стачки. Печатники, грузчики, литейщики, столяры, шляпочники бросили работу, требуя повышения заработной платы. Правительство арестовало вожаков, заменяя забастовщиков штрейкбрехерами из солдат. Все чаще полиция стала сообщать о намерении рабочих выступить против «шайки, которая изводит народ голодом вот уже 18 месяцев». Среди рабочих начали раздаваться призывы поголовно перерезать всех менял и ростовщиков, махинациям которых приписывалось обесценивание денег.
На заседаниях Клуба Пантеон политика Директории подвергалась все более резкой критике. В начале февраля 1796 года министр юстиции возбудил новое дело против редактора «Народного трибуна», но открыть местонахождение Бабефа не удалось. Тогда арестовали его жену, обвинив ее в укрывательстве мужа. Арестованную держали в тяжелейших условиях и после допроса предъявили обвинение в заговоре против правительства. Бабеф же в это время кочевал по квартирам своих друзей.
Один из ближайших друзей Бабефа прочитал на заседании Клуба Пантеон статью, в которой критиковалась вся господствующая правительственная система. Директория объявлялась главной виновницей всех бедствий французской нации. Сами директора назывались тиранами, изменниками и узурпаторами. Чтение статьи закончилось аплодисментами. Директорию тот час же известили обо всем, и 7 вантоза IV года (26 февраля 1796 года) вышло предписание закрыть клуб. На другой день это предписание выполнил Бонапарт, который был тогда командующим Внутренней армией.
Бабувисты (сторонники Бабефа) тем временем сколотили повстанческую организацию, которая должна была подготовить свержение Директории Во главе этой организации стояла Тайная директория, своего рода повстанческий комитет, образованный 10 жерминаля IV года (30 марта 1796 года)
В заговоре участвовали робеспьеристы, такие, как Филипп Буонарроти, Шарль Жермен, Александр Дарте (один из виднейших деятелей якобинской диктатуры в департаменте Па-де-Кале), Феликс Лепелетье (брат убитого члена Конвента Мишеля Лепелетье), Антонель (бывший член Законодательного собрания, при якобинской диктатуре – член парижского Революционного трибунала), Сильвен Марешаль (известный атеист, активный деятель революции)
«Ничем не ограниченное равенство, максимальное счастье для всех, уверенность в его прочности – таковы были блага, которые Тайная директория общественного спасения хотела обеспечить французскому народу» – писал Филипп Буонарроти.
При подготовке к выступлению повстанческий комитет разделил Париж на 12 округов Во главе каждого из них был поставлен «тайный агент» из числа виднейших деятелей парижских секций В обязанности «агентов» входило следить за общественным мнением, организовывать собрания в округе, вербовать новых сторонников Ни один из «агентов» не знал состав Тайной директории Связь между ними и директорией осуществлял специальный «агент связи», каковым являлся Дидье.
Был создан также Военный комитет Одним из руководителей военной организации стал Жан Россиньоль, рабочий-ювелир, первый генерал-плебей, одно время стоявший во главе всех армий, действовавших в Вандее.
Бабувисты вербовали сторонников и в войсках, в частности, в Гренельском лагере расположенном в пригороде Парижа Им удалось также склонить на свою сторону Полицейский легион Бабувисты заключили соглашение и с бывшими депутатами Конвента из группы Амара, в которую входили Вадье, Ро-бер Ленде, герой Варена Друэ и некоторые другие из бывших депутатов Конвента, мечтавшие о восстановлении конституции 1793 года.
На заседаниях Тайной директории были обсуждены и приняты программные документы движения «Акт о восстании», «Проект экономического декрета», «Декрет об управлении» и другие, в которых излагались социальные и политические цели восстания.
В «Акте о восстании» давался план восстания, определенные экономические меры в случае успеха реквизиция пекарен, раздача хлеба, конфискация имущества контрреволюционеров, вселение бедноты в их дома, возвращение вещей из ломбардов Власть должна была перейти в руки нового собрания.
«Солнце светит для всех, а земля ничья, – говорилось в „Акте“, – идите же, друзья мои, опрокидывайте, свергайте это общество, которое не желает знать нас Берите повсюду то, что вам подойдет Излишек по праву принадлежит тому, у кого ничего нет1 И это не все, друзья и братья Если вашим благородным усилиям противопоставят конституционные барьеры, опрокидывайте и барьеры и конституции Безжалостно убивайте тиранов, патрициев, золотой миллион, всех безнравственных людей Вы – народ, настоящий народ, единственный народ, достойный пользоваться благами этого мира»
Незадолго до выступления Бабеф напечатал и выпустил в свет отдельной листовкой «Изложение доктрины Бабефа» В этом документе, который был широко распространен в городе, в простых, доступных выражениях автор выразил сущность своего учения.
1. Природа дала каждому человеку равное право на пользование всеми благами.
2. Цель каждого общества – защищать это равенство, на которое часто посягают сильные и злые люди, и увеличивать при содействии всех сумму общих наслаждений.
3. Природа наложила на каждого человека обязанности трудиться, никто не может безнаказанно избавить себя от труда.
4. Труд и наслаждение должны быть общими.
5. Существует угнетение там, где один надрывается в работе и терпит во всем недостаток, в то время как другой утопает в изобилии, ничего не делая.
6. Никто не может, не совершая преступления, присвоить себе в исключительное пользование блага земли и промышленности.
7. В истинном обществе не должно быть ни богатых, ни бедных.
8. Богатые, не желающие отказаться от излишка в пользу неимущих, враги народа.
9. Никто не имеет права посредством сосредоточения в своих руках всех материальных средств лишать других необходимого для их счастья просвещения просвещение должно быть общим.
10. Цель революции – уничтожить неравенство и восстановить общее счастье.
11. Революция еще не закончена, потому что богатые захватывают все блага и пользуются исключительной властью, в то время как бедные работают, как настоящие невольники, изнывают в нищете и ничего не значат в государстве.
12. Конституция 1793 года является истинным законом для французов, потому что народ торжественно утвердил ее.
Бабувисты подчеркивали свою вражду только к крупной собственности богатых и знатных и проявляли большую заботу о том, чтобы привлечь в движение мелких собственников.
Членом Коммуны мог стать каждый француз, в том числе и богач, если он предварительно откажется в ее пользу от всего принадлежащего ему имущества Право наследования отменялось Хозяйство Коммуны должно было вестись совместными силами ее членов Все они должны были трудиться Продукты труда членов Коммуны поступали в общественные магазины и распределялись поровну Деньги упразднялись.
Бабувисты требовали восстановления конституции 1793 года, но предполагали внести в нее изменения Политические права они намечали предоставить исключительно лицам, занятым полезным трудом.
Заговор во имя равенства потерпел неудачу Еще 30 апреля 1796 года власти распустили Полицейский легион, на который бабувисты возлагали особые надежды А 4 мая к президенту Исполнительной директории Карно явился предатель Жорж Гризель, в прошлом портной, дослужившийся в армии до чина капитана, и сообщил о существовании заговора, назвал его руководителей, дал их адреса.
Первую – неудачную – попытку арестовать заговорщиков полиция сделала вечером 19 флореаля (8 мая) Через два дня по доносу предателя полиция застала Бабефа и Буонарроти на нелегальной квартире Бабеф в это время редактировал «Народного трибуна», а Буонарроти переписывал начисто текст «Воззвания к французам», в котором были такие слова «Народ победил, тирания больше не существует, вы свободны!»
Вслед за ними были арестованы почти все другие участники заговора, в том числе и член Совета пятисот Друэ.
Арестованных заключили в тюрьму. Несмотря на то что правительство старалось скрыть местопребывание арестованных, в течение нескольких дней на улицах, примыкавших к тюрьме, толпился народ.
Через некоторое время Бабефа и его соратников перевозят в Тампль. Бабеф пишет письмо Исполнительной директории, в котором попытался убедить директоров в необходимости изменить правительственную политику. «Граждане, члены Директории, управляйте в народном духе, – призывал он. – Вы знаете, в какой мере имею я влияние на… патриотов; я использую это влияние, чтобы убедить их, что раз вы за народ, они должны быть с вами едины». Разумеется, это обращение Бабефа было наивно и окончилось ничем.
Как свидетельствовал Буонарроти, на допросах Бабеф не отрицал факта существования заговора. «Я убежден самым положительным образом, – говорил он на допросе, – что нынешние правители являются угнетателями, и я сделал бы все, что в моей власти, чтобы низвергнуть их».
9—10 сентября уцелевшие участники заговора пытались поднять войска в Гренельском лагере, в пригороде Парижа, но потерпели неудачу. По делу Гре-нельского лагеря был арестован 131 человек. Военный суд приговорил 30 человек к расстрелу, но впоследствии Кассационный трибунал признал этот приговор незаконным. Аналогично были подавлены довольно многочисленные попытки выступлений в других городах.
Бабефа и его друзей судил специально учрежденный в Вандоме Верховный суд (поскольку среди обвиняемых находился член Совета пятисот Друэ). Всего к суду были привлечены 65 человек, но 18 из них удалось скрыться, в том числе Друэ, Роберу Ленде, Россиньолю. На скамье подсудимых оказались 47 человек. Обвиняемых перевезли в Вандом в железных клетках, их жены шли за ними пешком.
В октябре 1796 года начался суд, который продолжался около шести месяцев Вандом был заполнен войсками и полицией. Несколько батальонов расположились прямо около тюрьмы и суда.
Всем подсудимым было предъявлено обвинение в принадлежности к заговору, имевшему целью вооруженное восстание, ниспровержение Директории и восстановление конституции 1793 года. Однако из 47 подсудимых были признаны виновными лишь 9 человек Бабефа и Дарте приговорили к смертной казни, остальные семь, среди них и Буонарроти, – к ссылке.
Когда объявили приговор, Бабеф и Дарте попытались покончить с собой, ударив себя в грудь ножами, которые сделали из принесенной сыном Бабефа проволоки. Однако самоубийство не удалось – ножи, лишь ранив Бабефа и Дарте, сломались.
Приговоренных перевезли в тюрьму. Бабеф провел целый день в ужасных мучениях кусок железа застрял у самого сердца. Он еще успел написать своей семье письмо, заканчивающееся словами: «Прощайте же еще раз, мои горячо любимые, мои дорогие друзья. Прощайте навсегда. Я погружаюсь в сон честного человека».
27 мая 1797 года Бабефа и Дарте гильотинировали.
Идеи и дела Бабефа сохранил в памяти потомства Филиппе Буонарроти, опубликовавший в 1828 году в Брюсселе книгу «Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабефа»
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ 18 БРЮМЕРА
В начале 1796 года в Париже начались стачки. Печатники, грузчики, литейщики, столяры, шляпочники бросили работу, требуя повышения заработной платы. Правительство арестовало вожаков, заменяя забастовщиков штрейкбрехерами из солдат. Все чаще полиция стала сообщать о намерении рабочих выступить против «шайки, которая изводит народ голодом вот уже 18 месяцев». Среди рабочих начали раздаваться призывы поголовно перерезать всех менял и ростовщиков, махинациям которых приписывалось обесценивание денег.
На заседаниях Клуба Пантеон политика Директории подвергалась все более резкой критике. В начале февраля 1796 года министр юстиции возбудил новое дело против редактора «Народного трибуна», но открыть местонахождение Бабефа не удалось. Тогда арестовали его жену, обвинив ее в укрывательстве мужа. Арестованную держали в тяжелейших условиях и после допроса предъявили обвинение в заговоре против правительства. Бабеф же в это время кочевал по квартирам своих друзей.
Один из ближайших друзей Бабефа прочитал на заседании Клуба Пантеон статью, в которой критиковалась вся господствующая правительственная система. Директория объявлялась главной виновницей всех бедствий французской нации. Сами директора назывались тиранами, изменниками и узурпаторами. Чтение статьи закончилось аплодисментами. Директорию тот час же известили обо всем, и 7 вантоза IV года (26 февраля 1796 года) вышло предписание закрыть клуб. На другой день это предписание выполнил Бонапарт, который был тогда командующим Внутренней армией.
Бабувисты (сторонники Бабефа) тем временем сколотили повстанческую организацию, которая должна была подготовить свержение Директории Во главе этой организации стояла Тайная директория, своего рода повстанческий комитет, образованный 10 жерминаля IV года (30 марта 1796 года)
В заговоре участвовали робеспьеристы, такие, как Филипп Буонарроти, Шарль Жермен, Александр Дарте (один из виднейших деятелей якобинской диктатуры в департаменте Па-де-Кале), Феликс Лепелетье (брат убитого члена Конвента Мишеля Лепелетье), Антонель (бывший член Законодательного собрания, при якобинской диктатуре – член парижского Революционного трибунала), Сильвен Марешаль (известный атеист, активный деятель революции)
«Ничем не ограниченное равенство, максимальное счастье для всех, уверенность в его прочности – таковы были блага, которые Тайная директория общественного спасения хотела обеспечить французскому народу» – писал Филипп Буонарроти.
При подготовке к выступлению повстанческий комитет разделил Париж на 12 округов Во главе каждого из них был поставлен «тайный агент» из числа виднейших деятелей парижских секций В обязанности «агентов» входило следить за общественным мнением, организовывать собрания в округе, вербовать новых сторонников Ни один из «агентов» не знал состав Тайной директории Связь между ними и директорией осуществлял специальный «агент связи», каковым являлся Дидье.
Был создан также Военный комитет Одним из руководителей военной организации стал Жан Россиньоль, рабочий-ювелир, первый генерал-плебей, одно время стоявший во главе всех армий, действовавших в Вандее.
Бабувисты вербовали сторонников и в войсках, в частности, в Гренельском лагере расположенном в пригороде Парижа Им удалось также склонить на свою сторону Полицейский легион Бабувисты заключили соглашение и с бывшими депутатами Конвента из группы Амара, в которую входили Вадье, Ро-бер Ленде, герой Варена Друэ и некоторые другие из бывших депутатов Конвента, мечтавшие о восстановлении конституции 1793 года.
На заседаниях Тайной директории были обсуждены и приняты программные документы движения «Акт о восстании», «Проект экономического декрета», «Декрет об управлении» и другие, в которых излагались социальные и политические цели восстания.
В «Акте о восстании» давался план восстания, определенные экономические меры в случае успеха реквизиция пекарен, раздача хлеба, конфискация имущества контрреволюционеров, вселение бедноты в их дома, возвращение вещей из ломбардов Власть должна была перейти в руки нового собрания.
«Солнце светит для всех, а земля ничья, – говорилось в „Акте“, – идите же, друзья мои, опрокидывайте, свергайте это общество, которое не желает знать нас Берите повсюду то, что вам подойдет Излишек по праву принадлежит тому, у кого ничего нет1 И это не все, друзья и братья Если вашим благородным усилиям противопоставят конституционные барьеры, опрокидывайте и барьеры и конституции Безжалостно убивайте тиранов, патрициев, золотой миллион, всех безнравственных людей Вы – народ, настоящий народ, единственный народ, достойный пользоваться благами этого мира»
Незадолго до выступления Бабеф напечатал и выпустил в свет отдельной листовкой «Изложение доктрины Бабефа» В этом документе, который был широко распространен в городе, в простых, доступных выражениях автор выразил сущность своего учения.
1. Природа дала каждому человеку равное право на пользование всеми благами.
2. Цель каждого общества – защищать это равенство, на которое часто посягают сильные и злые люди, и увеличивать при содействии всех сумму общих наслаждений.
3. Природа наложила на каждого человека обязанности трудиться, никто не может безнаказанно избавить себя от труда.
4. Труд и наслаждение должны быть общими.
5. Существует угнетение там, где один надрывается в работе и терпит во всем недостаток, в то время как другой утопает в изобилии, ничего не делая.
6. Никто не может, не совершая преступления, присвоить себе в исключительное пользование блага земли и промышленности.
7. В истинном обществе не должно быть ни богатых, ни бедных.
8. Богатые, не желающие отказаться от излишка в пользу неимущих, враги народа.
9. Никто не имеет права посредством сосредоточения в своих руках всех материальных средств лишать других необходимого для их счастья просвещения просвещение должно быть общим.
10. Цель революции – уничтожить неравенство и восстановить общее счастье.
11. Революция еще не закончена, потому что богатые захватывают все блага и пользуются исключительной властью, в то время как бедные работают, как настоящие невольники, изнывают в нищете и ничего не значат в государстве.
12. Конституция 1793 года является истинным законом для французов, потому что народ торжественно утвердил ее.
Бабувисты подчеркивали свою вражду только к крупной собственности богатых и знатных и проявляли большую заботу о том, чтобы привлечь в движение мелких собственников.
Членом Коммуны мог стать каждый француз, в том числе и богач, если он предварительно откажется в ее пользу от всего принадлежащего ему имущества Право наследования отменялось Хозяйство Коммуны должно было вестись совместными силами ее членов Все они должны были трудиться Продукты труда членов Коммуны поступали в общественные магазины и распределялись поровну Деньги упразднялись.
Бабувисты требовали восстановления конституции 1793 года, но предполагали внести в нее изменения Политические права они намечали предоставить исключительно лицам, занятым полезным трудом.
Заговор во имя равенства потерпел неудачу Еще 30 апреля 1796 года власти распустили Полицейский легион, на который бабувисты возлагали особые надежды А 4 мая к президенту Исполнительной директории Карно явился предатель Жорж Гризель, в прошлом портной, дослужившийся в армии до чина капитана, и сообщил о существовании заговора, назвал его руководителей, дал их адреса.
Первую – неудачную – попытку арестовать заговорщиков полиция сделала вечером 19 флореаля (8 мая) Через два дня по доносу предателя полиция застала Бабефа и Буонарроти на нелегальной квартире Бабеф в это время редактировал «Народного трибуна», а Буонарроти переписывал начисто текст «Воззвания к французам», в котором были такие слова «Народ победил, тирания больше не существует, вы свободны!»
Вслед за ними были арестованы почти все другие участники заговора, в том числе и член Совета пятисот Друэ.
Арестованных заключили в тюрьму. Несмотря на то что правительство старалось скрыть местопребывание арестованных, в течение нескольких дней на улицах, примыкавших к тюрьме, толпился народ.
Через некоторое время Бабефа и его соратников перевозят в Тампль. Бабеф пишет письмо Исполнительной директории, в котором попытался убедить директоров в необходимости изменить правительственную политику. «Граждане, члены Директории, управляйте в народном духе, – призывал он. – Вы знаете, в какой мере имею я влияние на… патриотов; я использую это влияние, чтобы убедить их, что раз вы за народ, они должны быть с вами едины». Разумеется, это обращение Бабефа было наивно и окончилось ничем.
Как свидетельствовал Буонарроти, на допросах Бабеф не отрицал факта существования заговора. «Я убежден самым положительным образом, – говорил он на допросе, – что нынешние правители являются угнетателями, и я сделал бы все, что в моей власти, чтобы низвергнуть их».
9—10 сентября уцелевшие участники заговора пытались поднять войска в Гренельском лагере, в пригороде Парижа, но потерпели неудачу. По делу Гре-нельского лагеря был арестован 131 человек. Военный суд приговорил 30 человек к расстрелу, но впоследствии Кассационный трибунал признал этот приговор незаконным. Аналогично были подавлены довольно многочисленные попытки выступлений в других городах.
Бабефа и его друзей судил специально учрежденный в Вандоме Верховный суд (поскольку среди обвиняемых находился член Совета пятисот Друэ). Всего к суду были привлечены 65 человек, но 18 из них удалось скрыться, в том числе Друэ, Роберу Ленде, Россиньолю. На скамье подсудимых оказались 47 человек. Обвиняемых перевезли в Вандом в железных клетках, их жены шли за ними пешком.
В октябре 1796 года начался суд, который продолжался около шести месяцев Вандом был заполнен войсками и полицией. Несколько батальонов расположились прямо около тюрьмы и суда.
Всем подсудимым было предъявлено обвинение в принадлежности к заговору, имевшему целью вооруженное восстание, ниспровержение Директории и восстановление конституции 1793 года. Однако из 47 подсудимых были признаны виновными лишь 9 человек Бабефа и Дарте приговорили к смертной казни, остальные семь, среди них и Буонарроти, – к ссылке.
Когда объявили приговор, Бабеф и Дарте попытались покончить с собой, ударив себя в грудь ножами, которые сделали из принесенной сыном Бабефа проволоки. Однако самоубийство не удалось – ножи, лишь ранив Бабефа и Дарте, сломались.
Приговоренных перевезли в тюрьму. Бабеф провел целый день в ужасных мучениях кусок железа застрял у самого сердца. Он еще успел написать своей семье письмо, заканчивающееся словами: «Прощайте же еще раз, мои горячо любимые, мои дорогие друзья. Прощайте навсегда. Я погружаюсь в сон честного человека».
27 мая 1797 года Бабефа и Дарте гильотинировали.
Идеи и дела Бабефа сохранил в памяти потомства Филиппе Буонарроти, опубликовавший в 1828 году в Брюсселе книгу «Заговор во имя равенства, именуемый заговором Бабефа»
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ 18 БРЮМЕРА
Франция. 9—10 ноября 1799 года
16 октября 1799 года в Париж прибыл Бонапарт, который еще 23 августа с двумя фрегатами и 500 человек охраны (а также с лучшими генералами) уехал из Египта, оставив там на верную гибель свою армию.
Во Франции в ту пору не было генерала более популярного, чем Бонапарт. Подавляющему большинству французов он вовсе не представлялся полководцем, потерпевшим неудачу в Египте Напротив, он был в их глазах генералом, которому сопутствовала лишь победа и который к своей прежней славе «освободителя Италии» добавил новую славу «освободителя Египта». Теперь мало кто уже сомневался, что в кампании 1800 года будут одержаны не менее славные победы, чем во время итальянского похода в 1796–1797 годах. Националистический угар захлестнул страну, и именно волны этого угара вознесли Бонапарта к вершинам власти. Население, напуганное угрожающим положением Франции, видело в нем единственного спасителя и встречало его ликованием. Резюмируя впечатления тех дней, газета «Монитер» писала: «Все были как во хмелю. Победа, всегда сопутствовавшая Бонапарту, на этот раз его опередила, и он прибыл, чтобы нанести последний удар гибнущей коалиции».
Вся Франция говорила о предстоящем государственном перевороте. Основанием для этого являлось всеобщее недовольство. Государство было почти парализовано постоянными выборными кампаниями Каждый год переизбиралась треть состава Советов и один из пяти членов Директории. После выборов 1799 года значительно усилились роялисты, с одной стороны, и сторонники радикальной партии, Горы, – с другой.
30 прериаля VIII года (18 июля 1799 года) неоякобинское большинство принудило уйти в отставку трех Директоров, поставив на их место новых. Гойе, Мулена и Роже-Дюко. Оставшиеся Баррас и Сиейс опасались за свои кресла. Директория погрязла в интригах В результате Роже-Дюко принял сторону Сийеса, которому все больше потворствовал и Баррас.
В салонах нуворишей и в прессе все чаще критиковали конституцию III года и даже требовали ее пересмотра. Рупором этих общественных кругов явился Сийес, который преследовал вполне определенную цель, произвести пересмотр конституции III года, изменить структуру и состав правительства, обеспечив себе в нем первую роль.
«Если бы кто пожелал выразить в самых кратких словах положение вещей во Франции в середине 1799 года, тот мог бы остановиться на такой формуле, в имущих классах подавляющее большинство считало Директорию со своей точки зрения бесполезной и недееспособной, а многие – определенно вредной, для неимущей массы как в городе, так и в деревне Директория была представительницей режима богатых воров и спекулянтов, режима роскоши и довольства для казнокрадов и режима безысходного голода и угнетения для рабочих, батраков, для бедняка-потребителя, наконец, с точки зрения солдатского состава армии Директория была кучкой подозрительных людей, которые составляют армию без сапог и без хлеба и которые в несколько месяцев отдали неприятелю то, что десятком победоносных битв завоевал в свое время Бонапарт. Почва для диктатуры была готова», – пишет российский историк Е.В. Тарле.
В конституции III года предусматривалась возможность ее пересмотра. Но процедура была столь сложной и требовала столь длительного времени (до 9 лет!), что «законный» путь ее пересмотра отпадал. Оставался государственный переворот при участии армии, ее верхушки, популярного генерала, который должен был стать «шпагой» в руках «головы» (по выражению Сийеса).
Летом 1799 года принять участие в перевороте согласился честолюбивый Жубер, соратник Бонапарта по итальянскому походу 1796–1797 годов. Но Сийес решил, что этому генералу недостает популярности, и добился его назначения командующим Итальянской армией, чтобы он разбил Суворова и покрыл себя еще большей славой, чем Бонапарт. Однако в знаменитой битве при Нови Суворов разгромил Итальянскую армию, а сам Жубер погиб. Тогда Сийес начал переговоры с Макдональдом, Моро, но те колебались.
Тем временем обострилась обстановка внутри Франции. 14 октября вандей-ские мятежники захватили Мане, а затем Нант. Правда, их немедленно изгнали из этих городов, однако дерзкая вылазка произвела потрясающее впечатление на страну.
Для Сийеса Бонапарт казался счастливой находкой. «Вот нужный вам человек», – заметил Моро, узнав о возвращении Бонапарта. Было очевидно для всех, что именно Наполеон, чья популярность столь велика, а влияние на армию, известную своими якобинскими настроениями, столь сильно, может склонить войска пойти против парламента.
В высших кругах Бонапарт сразу почувствовал крепкую опору. Крупные финансисты и поставщики откровенно предлагали ему деньги. Банкир Калло принес генералу сразу 500 тысяч франков. Министр полиции Фуше быстро сообразил, на кого он должен ориентироваться, и поэтому полиция не мешала заговорщикам. Военный министр Бернадот не дал вовлечь себя в заговор, но остался пассивным наблюдателем. Напротив, командующий парижским гарнизоном Лефевр и многие другие высшие офицеры приняли в нем самое активное участие. В планы заговорщиков были посвящены председатель Совета старейшин Лемерсье и многие его члены. Свои услуги предложил Бонапарту Та-лейран, который до недавнего времени занимал пост министра иностранных дел Планам путча благоприятствовало и то обстоятельство, что председателем Совета пятисот стал Люсьен Бонапарт, младший брат Наполеона.
Сиейс, совершенно беспомощный в практической политике, серьезно полагал, что Наполеон будет следовать своим словам: «Вы голова, а я – руки для всего остального». На встрече Бонапарта с Сиейесом и Талейраном, который, не привлекая к себе особого внимания, держал в своих руках нити заговора, была определена программа действий. Серьезного сопротивления со стороны большинства Советов заговорщики не ожидали, но очень боялись того, как бы в ход событий не вмешались парижские предместья. Поэтому решающий акт всей операции – роспуск Советов – было намечено провести не в Париже, а в одной из загородных резиденций бывшей королевской семьи.
Рано утром 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года) в парижском особняке Бонапарта собрались верные ему генералы и офицеры: Мюрат и Леклер, женатые на его сестрах, Бернадот, Макдональд, Бернонвилль и другие. Бонапарт заявил им, что настал день, когда необходимо «спасать республику». Генералы и офицеры вполне ручались за свои подразделения. Во всех стратегически важных пунктах Парижа, у Тюильри, в других местах, под предлогом смотра были выставлены части парижского гарнизона. Командовали ими верные Бонапарту офицеры.
Необычно рано, в 7 часов утра, в Тюильри собрался Совет старейшин. От имени комиссии инспекторов зала депутатам сообщили о раскрытии в Париже «якобинского заговора», угрожающего республике. В обстановке шума и смятения был принят декрет о переводе Советов «в целях обеспечения их безопасности» из Парижа в Сен-Клу, где они должны собраться завтра, и о назначении генерала Бонапарта командующим войсками в Париже и его окрестностях. Протестовать не посмел никто.
Получив этот декрет, Бонапарт объявил собравшимся у него генералам и офицкрам, что принимает на себя верховное командование в Париже.
Он направился к Тюильри, где его приветствовали стянутые туда полки. В Совете старейшин Бонапарт произнес несколько не очень связных слов. Присутствующие, правда, запомнили фразу. «Мы хотим республику, основанную на свободе, на равенстве, на священных принципах народного представительства. Мы ее будем иметь, я в этом клянусь».
Затем Бонапарт вышел на площадь, чтобы произвести смотр войскам. Еще по дороге, в саду Тюильри, секретарь Барраса Ботто сообщил ему, что этот могущественнейший когда-то член Директории ждет его в Люксембургском дворце. И тут Бонапарт, обращаясь не столько к Ботто, сколько к окружившей их толпе, произнес гневную обличительную речь по адресу Директории: «Что вы сделали с Францией, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир, а нашел войну! Я вам оставил победы, а нашел поражения! Я вам оставил миллионы из Италии, а нашел нищету и хищнические законы! Что вы сделали со ста тысячами французов, которых я знал, моими товарищами по славе? Они мертвы!»
Бонапарт не пошел к Баррасу, а послал к нему Талейрана с предложением добровольно подписать прошение об отставке Таких политиков, как Баррас, – умных, смелых, тонких, пронырливых, да еще на столь высоком посту, – было не так много. Но с именем этого директора французы связывали беззастенчивое воровство, неприкрытое взятничество, темные аферы с поставщиками и спекулянтами. Бонапарт решил, что Баррас ему не союзник.
Утром о своей отставке заявили Сийес и Роже-Дюко, участники заговора. Поняв, что игра проиграна, Баррас подписал прошение об отставке, его усадили в карету и под эскортом драгун отправили в поместье Гробуа. Два других члена Директории – Гойе и Мулен – пытались сопротивляться перевороту, но были изолированы в Люксембургском дворце, фактически взяты под арест. К концу дня и они написали заявления об отставке.
Первый акт переворота прошел по плану Бонапарта. Директория перестала существовать. Командование войсками в Париже было в руках Бонапарта. Однако выдержать переворот в чисто «конституционных» рамках не удалось. Если Совет старейшин проявлял покорность, то в палате народных представителей, Совете пятисот, около 200 мест занимали якобинцы, члены распущенного Сийесом Союза друзей свободы и равенства. Среди них были такие, кто призывал истреблять тиранов гильотиной, а там, где нельзя, – «кинжалом Брута».
19 брюмера (10 ноября) в Сен-Клу, в дворцовых апартаментах, примерно в час дня собрались оба Совета. Ко дворцу было стянуто до 5 тысяч солдат. Бонапарт и его приближенные ждали в соседних залах, пока советы вотируют нужные декреты, поручающие генералу выработку новой конституции, а затем разойдутся. Но время шло, а нужное решение не принималось.
В четыре часа дня Бонапарт вошел в зал Совета старейшин. Депутаты потребовали от него объяснений: действительно ли существует заговор против республики и не являются ли вчерашние события нарушением конституции? Бонапарт ответил на это обвинение дерзостью: «Конституция! К лицу ли вам ссылаться на нее? Вы нарушили ее 18-го фрюктидора, нарушили,22-го флореа-ля, нарушили 30-го прериаля. Конституция! Ею прикрывались все партии и все они нарушали ее. Она не может более служить вам средством спасения, потому что она уже никому не внушает уважения». Бонапарт вновь клялся в своей преданности республике, отвергал обвинение в желании установить «военное правительство» и заверял, что как только минуют опасности, заставившие возложить на него «чрезвычайные полномочия», он откажется от них. Он грозил также людям, «которые хотели бы вернуть нам Конвент, революционные комитеты и эшафоты».
Затем Бонапарт, окруженный генералами и гренадерами, появился в Совете пятисот. Собрание, где преобладали якобинцы, негодовало. За сутки, прошедшие с начала так стремительно развернувшихся событий, депутаты Законодательного корпуса пришли в себя. Ораторы громогласно обвиняли Бонапарта в измене, угрожали объявить его вне закона. Депутаты окружили генерала, хватали за воротник, толкали Низкорослый, тогда еще худой, никогда не отличавшийся физической силой, нервный, подверженный каким-то похожим на эпилепсию припадкам, Бонапарт был полузадушен возбужденными депутатами. Председатель Люсьен Бонапарт тщетно пытался утихомирить собрание. Гренадеры окружили изрядно помятого генерала и вывели его из зала. Возмущенные депутаты возвратились на места и яростными криками требовали голосовать предложение, объявлявшее Бонапарта вне закона.
Если бы депутаты немедленно вотировали этот декрет, то, может быть, события этого дня сложились бы иначе. Но депутаты затеяли присягу в верности конституции III года с вызовом каждого на трибуну. На это ушло много времени, чем воспользовался Люсьен Бонапарт. Он бросился на площадь и обратился за помощью к солдатам, заявив, что их генерала хотят убить. «Что касается меня, – добавил Люсьен, – то клянусь, что поражу в самое сердце своего собственного брата, если он занесет руку на свободу французов!» Громким голосом Мюрат отдал приказ: «Вышвырните всю эту публику вон!»
Под барабанную дробь отряд гренадер с Мюратом и Леклерком во главе ворвался в оранжерею, где заседал Совет пятисот. По свидетельствам очевидцев, пока грохот барабанов быстро приближался к залу заседаний, среди депутатов раздавались голоса, предлагавшие сопротивляться и умереть ца месте. Но, когда гренадеры с ружьями наперевес вторглись в зал, депутаты з панике бежали. Вся сцена продолжалась не более пяти минут. Совет старейшин разгонять не пришлось. Его депутаты разбежались сами.
В тот же вечер Люсьен Бонапарт собрал в оранжерее большую часть членов Совета старейшин и не более 30 членов Совета пятисот, которые признали себя правомочным большинством Законодательного корпуса и приняли ряд декретов, юридически оформивших результаты государственного переворога Было объявлено, что Директория прекратила свое существование. Из Законодательного корпуса, заседания которого якобы были лишь «отсрочены» (в действительности он уже больше не собирался), исключались 62 депутата, обвиненные в «эксцессах». Исполнительная власть вручалась трем временным Консулам Французской республики – Сийесу, Роже-Дюко и Бонапарту. Советы были заменены двумя Законодательными комиссиями, по 25 членов в каждоИ; уполномоченными утверждать законы, представляемые консулами.
Франция была у ног Бонапарта. В два часа ночи три консула Принесли присягу в верности республике. Поздно ночью Бонапарт уехал из Сец-Клу.
Сиейсу приписывают фразу: «…я сделал 18 брюмера, но не 19-е». Действительно, переворот был подготовлен Сиейсом, а на следующий день Узурпирован Бонапартом. 18-го власть находилась в руках Сиейса, а Бонапарт был только нужной ему шпагой, а 19-го шпага вышла из повиновения: она сама стала властью.
16 октября 1799 года в Париж прибыл Бонапарт, который еще 23 августа с двумя фрегатами и 500 человек охраны (а также с лучшими генералами) уехал из Египта, оставив там на верную гибель свою армию.
Во Франции в ту пору не было генерала более популярного, чем Бонапарт. Подавляющему большинству французов он вовсе не представлялся полководцем, потерпевшим неудачу в Египте Напротив, он был в их глазах генералом, которому сопутствовала лишь победа и который к своей прежней славе «освободителя Италии» добавил новую славу «освободителя Египта». Теперь мало кто уже сомневался, что в кампании 1800 года будут одержаны не менее славные победы, чем во время итальянского похода в 1796–1797 годах. Националистический угар захлестнул страну, и именно волны этого угара вознесли Бонапарта к вершинам власти. Население, напуганное угрожающим положением Франции, видело в нем единственного спасителя и встречало его ликованием. Резюмируя впечатления тех дней, газета «Монитер» писала: «Все были как во хмелю. Победа, всегда сопутствовавшая Бонапарту, на этот раз его опередила, и он прибыл, чтобы нанести последний удар гибнущей коалиции».
Вся Франция говорила о предстоящем государственном перевороте. Основанием для этого являлось всеобщее недовольство. Государство было почти парализовано постоянными выборными кампаниями Каждый год переизбиралась треть состава Советов и один из пяти членов Директории. После выборов 1799 года значительно усилились роялисты, с одной стороны, и сторонники радикальной партии, Горы, – с другой.
30 прериаля VIII года (18 июля 1799 года) неоякобинское большинство принудило уйти в отставку трех Директоров, поставив на их место новых. Гойе, Мулена и Роже-Дюко. Оставшиеся Баррас и Сиейс опасались за свои кресла. Директория погрязла в интригах В результате Роже-Дюко принял сторону Сийеса, которому все больше потворствовал и Баррас.
В салонах нуворишей и в прессе все чаще критиковали конституцию III года и даже требовали ее пересмотра. Рупором этих общественных кругов явился Сийес, который преследовал вполне определенную цель, произвести пересмотр конституции III года, изменить структуру и состав правительства, обеспечив себе в нем первую роль.
«Если бы кто пожелал выразить в самых кратких словах положение вещей во Франции в середине 1799 года, тот мог бы остановиться на такой формуле, в имущих классах подавляющее большинство считало Директорию со своей точки зрения бесполезной и недееспособной, а многие – определенно вредной, для неимущей массы как в городе, так и в деревне Директория была представительницей режима богатых воров и спекулянтов, режима роскоши и довольства для казнокрадов и режима безысходного голода и угнетения для рабочих, батраков, для бедняка-потребителя, наконец, с точки зрения солдатского состава армии Директория была кучкой подозрительных людей, которые составляют армию без сапог и без хлеба и которые в несколько месяцев отдали неприятелю то, что десятком победоносных битв завоевал в свое время Бонапарт. Почва для диктатуры была готова», – пишет российский историк Е.В. Тарле.
В конституции III года предусматривалась возможность ее пересмотра. Но процедура была столь сложной и требовала столь длительного времени (до 9 лет!), что «законный» путь ее пересмотра отпадал. Оставался государственный переворот при участии армии, ее верхушки, популярного генерала, который должен был стать «шпагой» в руках «головы» (по выражению Сийеса).
Летом 1799 года принять участие в перевороте согласился честолюбивый Жубер, соратник Бонапарта по итальянскому походу 1796–1797 годов. Но Сийес решил, что этому генералу недостает популярности, и добился его назначения командующим Итальянской армией, чтобы он разбил Суворова и покрыл себя еще большей славой, чем Бонапарт. Однако в знаменитой битве при Нови Суворов разгромил Итальянскую армию, а сам Жубер погиб. Тогда Сийес начал переговоры с Макдональдом, Моро, но те колебались.
Тем временем обострилась обстановка внутри Франции. 14 октября вандей-ские мятежники захватили Мане, а затем Нант. Правда, их немедленно изгнали из этих городов, однако дерзкая вылазка произвела потрясающее впечатление на страну.
Для Сийеса Бонапарт казался счастливой находкой. «Вот нужный вам человек», – заметил Моро, узнав о возвращении Бонапарта. Было очевидно для всех, что именно Наполеон, чья популярность столь велика, а влияние на армию, известную своими якобинскими настроениями, столь сильно, может склонить войска пойти против парламента.
В высших кругах Бонапарт сразу почувствовал крепкую опору. Крупные финансисты и поставщики откровенно предлагали ему деньги. Банкир Калло принес генералу сразу 500 тысяч франков. Министр полиции Фуше быстро сообразил, на кого он должен ориентироваться, и поэтому полиция не мешала заговорщикам. Военный министр Бернадот не дал вовлечь себя в заговор, но остался пассивным наблюдателем. Напротив, командующий парижским гарнизоном Лефевр и многие другие высшие офицеры приняли в нем самое активное участие. В планы заговорщиков были посвящены председатель Совета старейшин Лемерсье и многие его члены. Свои услуги предложил Бонапарту Та-лейран, который до недавнего времени занимал пост министра иностранных дел Планам путча благоприятствовало и то обстоятельство, что председателем Совета пятисот стал Люсьен Бонапарт, младший брат Наполеона.
Сиейс, совершенно беспомощный в практической политике, серьезно полагал, что Наполеон будет следовать своим словам: «Вы голова, а я – руки для всего остального». На встрече Бонапарта с Сиейесом и Талейраном, который, не привлекая к себе особого внимания, держал в своих руках нити заговора, была определена программа действий. Серьезного сопротивления со стороны большинства Советов заговорщики не ожидали, но очень боялись того, как бы в ход событий не вмешались парижские предместья. Поэтому решающий акт всей операции – роспуск Советов – было намечено провести не в Париже, а в одной из загородных резиденций бывшей королевской семьи.
Рано утром 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 года) в парижском особняке Бонапарта собрались верные ему генералы и офицеры: Мюрат и Леклер, женатые на его сестрах, Бернадот, Макдональд, Бернонвилль и другие. Бонапарт заявил им, что настал день, когда необходимо «спасать республику». Генералы и офицеры вполне ручались за свои подразделения. Во всех стратегически важных пунктах Парижа, у Тюильри, в других местах, под предлогом смотра были выставлены части парижского гарнизона. Командовали ими верные Бонапарту офицеры.
Необычно рано, в 7 часов утра, в Тюильри собрался Совет старейшин. От имени комиссии инспекторов зала депутатам сообщили о раскрытии в Париже «якобинского заговора», угрожающего республике. В обстановке шума и смятения был принят декрет о переводе Советов «в целях обеспечения их безопасности» из Парижа в Сен-Клу, где они должны собраться завтра, и о назначении генерала Бонапарта командующим войсками в Париже и его окрестностях. Протестовать не посмел никто.
Получив этот декрет, Бонапарт объявил собравшимся у него генералам и офицкрам, что принимает на себя верховное командование в Париже.
Он направился к Тюильри, где его приветствовали стянутые туда полки. В Совете старейшин Бонапарт произнес несколько не очень связных слов. Присутствующие, правда, запомнили фразу. «Мы хотим республику, основанную на свободе, на равенстве, на священных принципах народного представительства. Мы ее будем иметь, я в этом клянусь».
Затем Бонапарт вышел на площадь, чтобы произвести смотр войскам. Еще по дороге, в саду Тюильри, секретарь Барраса Ботто сообщил ему, что этот могущественнейший когда-то член Директории ждет его в Люксембургском дворце. И тут Бонапарт, обращаясь не столько к Ботто, сколько к окружившей их толпе, произнес гневную обличительную речь по адресу Директории: «Что вы сделали с Францией, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир, а нашел войну! Я вам оставил победы, а нашел поражения! Я вам оставил миллионы из Италии, а нашел нищету и хищнические законы! Что вы сделали со ста тысячами французов, которых я знал, моими товарищами по славе? Они мертвы!»
Бонапарт не пошел к Баррасу, а послал к нему Талейрана с предложением добровольно подписать прошение об отставке Таких политиков, как Баррас, – умных, смелых, тонких, пронырливых, да еще на столь высоком посту, – было не так много. Но с именем этого директора французы связывали беззастенчивое воровство, неприкрытое взятничество, темные аферы с поставщиками и спекулянтами. Бонапарт решил, что Баррас ему не союзник.
Утром о своей отставке заявили Сийес и Роже-Дюко, участники заговора. Поняв, что игра проиграна, Баррас подписал прошение об отставке, его усадили в карету и под эскортом драгун отправили в поместье Гробуа. Два других члена Директории – Гойе и Мулен – пытались сопротивляться перевороту, но были изолированы в Люксембургском дворце, фактически взяты под арест. К концу дня и они написали заявления об отставке.
Первый акт переворота прошел по плану Бонапарта. Директория перестала существовать. Командование войсками в Париже было в руках Бонапарта. Однако выдержать переворот в чисто «конституционных» рамках не удалось. Если Совет старейшин проявлял покорность, то в палате народных представителей, Совете пятисот, около 200 мест занимали якобинцы, члены распущенного Сийесом Союза друзей свободы и равенства. Среди них были такие, кто призывал истреблять тиранов гильотиной, а там, где нельзя, – «кинжалом Брута».
19 брюмера (10 ноября) в Сен-Клу, в дворцовых апартаментах, примерно в час дня собрались оба Совета. Ко дворцу было стянуто до 5 тысяч солдат. Бонапарт и его приближенные ждали в соседних залах, пока советы вотируют нужные декреты, поручающие генералу выработку новой конституции, а затем разойдутся. Но время шло, а нужное решение не принималось.
В четыре часа дня Бонапарт вошел в зал Совета старейшин. Депутаты потребовали от него объяснений: действительно ли существует заговор против республики и не являются ли вчерашние события нарушением конституции? Бонапарт ответил на это обвинение дерзостью: «Конституция! К лицу ли вам ссылаться на нее? Вы нарушили ее 18-го фрюктидора, нарушили,22-го флореа-ля, нарушили 30-го прериаля. Конституция! Ею прикрывались все партии и все они нарушали ее. Она не может более служить вам средством спасения, потому что она уже никому не внушает уважения». Бонапарт вновь клялся в своей преданности республике, отвергал обвинение в желании установить «военное правительство» и заверял, что как только минуют опасности, заставившие возложить на него «чрезвычайные полномочия», он откажется от них. Он грозил также людям, «которые хотели бы вернуть нам Конвент, революционные комитеты и эшафоты».
Затем Бонапарт, окруженный генералами и гренадерами, появился в Совете пятисот. Собрание, где преобладали якобинцы, негодовало. За сутки, прошедшие с начала так стремительно развернувшихся событий, депутаты Законодательного корпуса пришли в себя. Ораторы громогласно обвиняли Бонапарта в измене, угрожали объявить его вне закона. Депутаты окружили генерала, хватали за воротник, толкали Низкорослый, тогда еще худой, никогда не отличавшийся физической силой, нервный, подверженный каким-то похожим на эпилепсию припадкам, Бонапарт был полузадушен возбужденными депутатами. Председатель Люсьен Бонапарт тщетно пытался утихомирить собрание. Гренадеры окружили изрядно помятого генерала и вывели его из зала. Возмущенные депутаты возвратились на места и яростными криками требовали голосовать предложение, объявлявшее Бонапарта вне закона.
Если бы депутаты немедленно вотировали этот декрет, то, может быть, события этого дня сложились бы иначе. Но депутаты затеяли присягу в верности конституции III года с вызовом каждого на трибуну. На это ушло много времени, чем воспользовался Люсьен Бонапарт. Он бросился на площадь и обратился за помощью к солдатам, заявив, что их генерала хотят убить. «Что касается меня, – добавил Люсьен, – то клянусь, что поражу в самое сердце своего собственного брата, если он занесет руку на свободу французов!» Громким голосом Мюрат отдал приказ: «Вышвырните всю эту публику вон!»
Под барабанную дробь отряд гренадер с Мюратом и Леклерком во главе ворвался в оранжерею, где заседал Совет пятисот. По свидетельствам очевидцев, пока грохот барабанов быстро приближался к залу заседаний, среди депутатов раздавались голоса, предлагавшие сопротивляться и умереть ца месте. Но, когда гренадеры с ружьями наперевес вторглись в зал, депутаты з панике бежали. Вся сцена продолжалась не более пяти минут. Совет старейшин разгонять не пришлось. Его депутаты разбежались сами.
В тот же вечер Люсьен Бонапарт собрал в оранжерее большую часть членов Совета старейшин и не более 30 членов Совета пятисот, которые признали себя правомочным большинством Законодательного корпуса и приняли ряд декретов, юридически оформивших результаты государственного переворога Было объявлено, что Директория прекратила свое существование. Из Законодательного корпуса, заседания которого якобы были лишь «отсрочены» (в действительности он уже больше не собирался), исключались 62 депутата, обвиненные в «эксцессах». Исполнительная власть вручалась трем временным Консулам Французской республики – Сийесу, Роже-Дюко и Бонапарту. Советы были заменены двумя Законодательными комиссиями, по 25 членов в каждоИ; уполномоченными утверждать законы, представляемые консулами.
Франция была у ног Бонапарта. В два часа ночи три консула Принесли присягу в верности республике. Поздно ночью Бонапарт уехал из Сец-Клу.
Сиейсу приписывают фразу: «…я сделал 18 брюмера, но не 19-е». Действительно, переворот был подготовлен Сиейсом, а на следующий день Узурпирован Бонапартом. 18-го власть находилась в руках Сиейса, а Бонапарт был только нужной ему шпагой, а 19-го шпага вышла из повиновения: она сама стала властью.