Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Наталья Геннадьевна Соломина
Обязательство из неосновательного обогащения: понятие, виды, механизм возмещения
Введение
Кардинальные преобразования всей экономики страны в начале 90-х годов потребовали такого же кардинального преобразования всего российского законодательства. Особую значимость при этом приобрели правовые институты, способные каким-либо образом упорядочить проникновение товарно-денежных отношений практически во все сферы жизнедеятельности. Экономические реформы позволили иначе посмотреть не только на вопросы обогащения как такового, когда у каждого добросовестного субъекта права появилась заинтересованность в максимальном увеличении своих доходов, но также и на проблемы процесса неосновательного обогащения, когда таковые стали опосредовать почти весь гражданский оборот, в частности сферу совершения гражданско-правовых сделок, защиты права собственности.
Проблемы неосновательного обогащения как теоретические, так и практические всегда более или менее активно разрабатывались отечественной цивилистикой. Кондикционное обязательство было и остается важнейшим средством защиты гражданских прав, а институт неосновательного обогащения охватывает собою не только положения, зафиксированные в гл. 60 Гражданского кодекса Российской Федерации.
Несмотря на повышенный научный интерес к кондикционным обязательствам, о достаточной разработанности данного правового института в цивилистической науке все же говорить не приходится. Обилие кандидатских диссертационных исследований по отдельным вопросам кондикционных отношений само по себе еще не свидетельствует о достаточном уровне развития доктрины в сфере теории неосновательного обогащения. Требуются фундаментальные теоретические исследования в данном направлении.
Способность кондикционного обязательства выступать самостоятельным средством защиты гражданских прав, нормы, регулирующие его применение, дополняют специальную правовую регламентацию иных способов защиты и в настоящее время практически никем не оспариваются. Вместе с тем регулятивные возможности кондикционного требования до сих пор остаются необоснованно умаленными по сравнению с его действительным назначением. Исследовательская мысль за редким исключением не простирается дальше положений, сформулированных еще в период введения в действие части второй Гражданского кодекса РФ крупнейшим ученым современности A.Л. Маковским. Между тем именно заложенные этим ученым предпосылки формирования научной дискуссии о существе кондикционного обязательства должны были стать тем ориентиром, который позволил бы вывести теории о неосновательном обогащении на новый уровень.
Сегодня при реализации института неосновательного обогащения как охранительного инструмента судебная практика выработала свои подходы понимания положений о неосновательном обогащении, некоторые из которых отличаются особой противоречивостью, что, в свою очередь, обусловлено сформировавшейся доктриной. В частности, речь идет о подходе определения сущности объекта обязательства из неосновательного обогащения, существа исполнения этого обязательства, характера отношений, сопутствующих возврату неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, и др. В настоящее время четко прослеживается позиция, когда роль института неосновательного обогащения сводится лишь до функций вспомогательного механизма, обслуживающего другие охранительные институты российского гражданского права.
Эти и некоторые другие аспекты позволяют говорить о назревшей потребности всестороннего изучения вопросов неосновательного обогащения, что не только способствовало бы развитию данного правового института, но и возможно привело бы к иному взгляду на многие вопросы применения норм о неосновательном обогащении, а также на существо кондикционного требования как основного универсального требования о восстановлении нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота. При этом одним из актуальных направлений развития теории универсальности кондикционного обязательства должно стать исследование охранительно-восстановительных свойств кондикционного требования, в том числе, через определение его места в механизме защиты нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота.
Проблемы неосновательного обогащения как теоретические, так и практические всегда более или менее активно разрабатывались отечественной цивилистикой. Кондикционное обязательство было и остается важнейшим средством защиты гражданских прав, а институт неосновательного обогащения охватывает собою не только положения, зафиксированные в гл. 60 Гражданского кодекса Российской Федерации.
Несмотря на повышенный научный интерес к кондикционным обязательствам, о достаточной разработанности данного правового института в цивилистической науке все же говорить не приходится. Обилие кандидатских диссертационных исследований по отдельным вопросам кондикционных отношений само по себе еще не свидетельствует о достаточном уровне развития доктрины в сфере теории неосновательного обогащения. Требуются фундаментальные теоретические исследования в данном направлении.
Способность кондикционного обязательства выступать самостоятельным средством защиты гражданских прав, нормы, регулирующие его применение, дополняют специальную правовую регламентацию иных способов защиты и в настоящее время практически никем не оспариваются. Вместе с тем регулятивные возможности кондикционного требования до сих пор остаются необоснованно умаленными по сравнению с его действительным назначением. Исследовательская мысль за редким исключением не простирается дальше положений, сформулированных еще в период введения в действие части второй Гражданского кодекса РФ крупнейшим ученым современности A.Л. Маковским. Между тем именно заложенные этим ученым предпосылки формирования научной дискуссии о существе кондикционного обязательства должны были стать тем ориентиром, который позволил бы вывести теории о неосновательном обогащении на новый уровень.
Сегодня при реализации института неосновательного обогащения как охранительного инструмента судебная практика выработала свои подходы понимания положений о неосновательном обогащении, некоторые из которых отличаются особой противоречивостью, что, в свою очередь, обусловлено сформировавшейся доктриной. В частности, речь идет о подходе определения сущности объекта обязательства из неосновательного обогащения, существа исполнения этого обязательства, характера отношений, сопутствующих возврату неосновательно приобретенного или сбереженного имущества, и др. В настоящее время четко прослеживается позиция, когда роль института неосновательного обогащения сводится лишь до функций вспомогательного механизма, обслуживающего другие охранительные институты российского гражданского права.
Эти и некоторые другие аспекты позволяют говорить о назревшей потребности всестороннего изучения вопросов неосновательного обогащения, что не только способствовало бы развитию данного правового института, но и возможно привело бы к иному взгляду на многие вопросы применения норм о неосновательном обогащении, а также на существо кондикционного требования как основного универсального требования о восстановлении нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота. При этом одним из актуальных направлений развития теории универсальности кондикционного обязательства должно стать исследование охранительно-восстановительных свойств кондикционного требования, в том числе, через определение его места в механизме защиты нарушенной имущественной сферы участников гражданского оборота.
Глава I. Кондикционное обязательство в системе способов защиты гражданских прав
§ 1. Определение универсальности кондикционного обязательства: введение в проблему
В хозяйственном (экономическом) обороте обогащение присутствует всегда, выступая содержанием таких категорий, как прибавочная стоимость, спекулятивная сделка, движение стоимости, капитал и наконец прибыль и экономия. Обогащение характерно для любых товарно-денежных отношений, когда продажа товаров, выполнение работ, оказание услуг преследуют не получение эквивалента, равного стоимости последних, а получение некоторой прибавки к этой стоимости (прибыли), закладываемой в цену товара, работы, услуги, ибо без такой прибавки теряет смысл товарооборот в целом. Размер полученной прибыли говорит о рентабельности предприятия, подтверждает платежеспособность хозяйствующего субъекта. Поэтому цель любой экономической деятельности в конечном счете сводится к получению максимального размера прибыли (обогащения), что, в свою очередь, побуждает субъектов такой деятельности наращивать объемы производства, продаж и т. п.
В рамках государства обогащение представляет собой единый процесс, обеспечивающий его нормальное функционирование, предопределяет необходимость существования посреднических (промежуточных) звеньев, финансовых институтов, способных в любой момент поддержать рост экономики за счет аккумуляции денежных средств и их перераспределения, с тем чтобы обеспечить финансирование хозяйствующих субъектов. За счет непрерывности оборота капитала происходит обогащение всей системы, каждого хозяйствующего элемента и государства в целом. При таком справедливом распределении материальных благ достигается баланс интересов субъектов хозяйственного оборота, эффективное и стабильное функционирование всей системы рыночной экономики, что обеспечивает рост собственного благосостояния частных лиц и прирост совокупного экономического продукта.
Обогащение, являясь условием благосостояния народа, нации, государства, находит свое выражение в сознании господствующей власти в виде политических, правовых, моральных представлений, идей, категорий, принципов, что приводит к формированию правовой надстройки в форме системы, отраслей и институтов права. Перемещаясь в правовую надстройку, экономические отношения обеспечиваются тем необходимым объемом правовых норм, способным обеспечить нормальное функционирование гражданского оборота, в котором каждый добросовестный субъект может рассчитывать на обогащение[1]. При этом категория «обогащение» (в позитивном смысле) на законодательном уровне прямо не используется, однако существо ее находит выражение в таких законодательных формулировках, как «обязуется уплатить определенную денежную сумму (цену)», «безвозмездно передает или обязуется передать вещь», «обязуется предоставить имущество за плату» и т. д.
Обогащение в правовом смысле всегда связано с некоторым приростом или экономией, которые присутствуют в большинстве гражданско-правовых сделок, когда передаче имущества, выполнению работы или оказанию услуги противостоит встречное предоставление в виде денежных средств в размере, превышающем реальную стоимость имущества (работы или услуги), достаточном для удовлетворения интереса продавца в широком смысле слова. Естественно, что процесс обогащения не ограничивается только рамками товарно-денежных отношений, а имеет место и в случаях, когда происходит любое перемещение стоимости, в том числе и в виде безвозмездной передачи имущества (например, по договору дарения или ссуды), приводящей к обогащению субъектов.
К сожалению, обогащение не всегда приводит исключительно к позитивному результату, когда распределение имущественных благ считается справедливым. Возможны ситуации, при которых происходит нарушение имущественного равновесия одних субъектов за счет неправомерных действий других участников гражданского оборота[2], что в масштабах государства способно привести к экономическому произволу, хозяйственной анархии, имущественному хаосу. В таких случаях необходимо вести речь о неосновательном обогащении, когда приобретение (прирост) и сбережение (экономия) какого-либо материального блага являются объективно неправомерными, а поведение неправомерно обогатившегося лица рассматривается как поведение, противоречащее устоям общества, основам нравственности и морали.
Нарушение справедливого начала в перераспределении имущественных благ определяет необходимость защиты нарушенных имущественных интересов. По этой причине право в целом и гражданское право в частности должны обеспечить стабильность имущественного оборота, не только посредством урегулирования должного поведения его участников, но и путем предоставления достаточного набора защитных средств как вещно-правового, так и обязательственного характера.
Гражданское законодательство предусматривает два уровня регулирования способов защиты гражданских прав. К первому уровню относятся способы защиты, носящие универсальный характер, которые могут применяться для защиты любого субъективного гражданского права. Такие способы, в частности, поименованы в ст. 12 ГК РФ. Второй уровень регулирования способов защиты гражданских прав соотносится с такими способами, которые применяются для защиты только определенных видов гражданских прав или для защиты от определенных нарушений. Такие способы защиты определены ст. 12 ГК РФ как «иные способы» защиты[3].
Среди всей совокупности универсальных способов защиты гражданских прав выделяется группа таких способов, применение которых преследует цель восстановить нарушенное право, компенсировать потери, понесенные в связи с нарушением права[4]. Данные способы защиты представляют собой элементы единого механизма защиты прав участников гражданского оборота от посягательств на их имущественную сферу. Такой механизм, будучи направленным на восстановление нарушенной имущественной сферы лица, возлагает на нарушителя бремя несения различного рода материальных затрат, связанных как с возвратом недолжного, так и с возмещением иных дополнительных затрат, способных не только компенсировать нарушенный имущественный интерес лица, но и максимально наказать нарушителя, исходя из требований добросовестности, разумности и справедливости. Целью реализации такого защитного механизма выступает восстановление нарушенной имущественной сферы потерпевшего.
Подобная восстановительно-охранительная роль механизма защиты субъективного права участника гражданского оборота в целом свойственна лишь кондикционному требованию, что позволяет признать за ним признаки системообразующего элемента всего механизма защиты субъективного права лица, чье право нарушено «несанкционированным проникновением» в его хозяйственную сферу. Данный системообразующий элемент способен оказывать универсальное воздействие на реализацию любого другого способа защиты, направленного на восстановление нарушенного права. Это, в свою очередь, означает, что роль института неосновательного обогащения не ограничивается лишь сферой обязательственного права, что позволяет признать за этим правовым институтом качества общеотраслевого института.
Так, в частности, Т.И. Илларионова в свое время указывала на то, что совокупность норм о неосновательном обогащении сложилась как пограничный институт, направленный на разрешение конфликтов между лицами, ранее не состоявшими в правоотношениях, либо субъектами недействительных или расторгнутых договоров. В основании применения института неосновательного обогащения обобщен более широкий круг пресекаемых деяний, чем в охранительных нормах институтов сделок или защиты права собственности: нормы о неосновательном обогащении соотносятся с охранительными нормами института сделок и защиты права собственности как общеотраслевые с мерами относительно специального характера[5].
На системообразующую роль кондикционного обязательства и общеотраслевой характер его норм указывают, хотя и не прямо, другие ученые. Так, A.Л. Маковский, комментируя положения части второй Гражданского кодекса РФ в год ее введения в действие, касающиеся изменений в регулировании отношений вследствие неосновательного обогащения, отмечал: «В основе происшедших изменений лежит, во-первых, взгляд на обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения, не как на отдельный вид обязательства, а как на особый их род и даже, возможно, своеобразный (восполнительный) способ защиты гражданских прав и, во-вторых, понимание того, что этот институт относится к числу тех, которые непосредственно связаны с нравственными началами гражданского права»[6].
Действовавшее ранее гражданское законодательство[7] рассматривало кондикционное обязательство как самостоятельный вид обязательств, стоящий в одном ряду с договорным, деликтным и виндикационным требованиями. И хотя вопрос соотношения кондикционного обязательства с этими требованиями законодательством непосредственно не регламентировался, данная проблема все же исследовалась в плане допустимости конкуренции исков и изменения основания исковых требований, когда это было необходимо для установления истины по делу, а также для обеспечения наиболее полной и всесторонней защиты прав и законных интересов сторон в гражданском процессе[8].
Преобладающей в тот период была точка зрения, согласно которой конкуренция исков считалась недопустимой[9]. О.С. Иоффе, например, считал такую конкуренцию неприемлемой не только с практической точки зрения, но и ошибочной в теоретическом плане. По этому поводу он писал: «Поскольку спорящие стороны состоят в одном правоотношении, становящемся предметом гражданского спора, а дело возбуждено по поводу определенного нарушения данного конкретного правоотношения, речь может идти лишь о предъявлении соответствующего единственного иска, но не о выборе между несколькими исками, не об их конкуренции. Вот почему какая бы то ни было конкуренция исков должна быть отвергнута»[10].
Позиция недопустимости конкуренции исков аргументировалась тем, что у каждого требования о защите нарушенного права имеется свое основание возникновения, что обусловливает самостоятельность каждого требования по отношению друг к другу, поэтому наличие какого-либо одного из предусмотренных законом оснований исключает все другие основания для предъявления иска к данному лицу, вытекающего из данного конкретного правоотношения. «Именно поэтому, – писал О.С. Иоффе – конкуренция исков представляет собой внутренне противоречивое, научно-несводимое понятие, лишенное практической ценности»[11].
Вместе с тем в правовой литературе рассматриваемого периода встречались высказывания, в которых четко прослеживалась идея универсального характера кондикционного обязательства. Например, А.А. Шамшов отмечал, что в случае любого неоправданного перемещения имущества надо считаться с возможностью предъявления кондикционного иска, и «хотя в конечном счете природа правоотношения оказывается иной и предъявляется другой иск, но во всех этих ситуациях перемещение имущества является неосновательным, а обязательство по ст. 473 ГК возникает именно из неосновательного приобретения… Это свидетельствует об универсальности требований из неосновательного приобретения как черте, отличающей их от иных требований»[12].
Аналогичную характеристику нормам о неосновательном обогащении в сравнении с другими обязательственно-правовыми нормами давал В.А. Рясенцев, называя их «специальными»[13].
На дополнительный характер норм о неосновательном обогащении ко всем другим охранительным требованиям в период действия ГК 1922 г. и ГК 1964 г. указывал целый ряд ученых[14]. При этом отмечалось, что при наличии в том или ином юридическом составе как неосновательного приобретения, так и условий для предъявления иного иска предъявляется всегда последний. Считалось, что так происходит потому, что в любом другом иске понятие «неосновательности имущественного перемещения» выражено в иных, более определенных юридических категориях. Тем не менее понятия основательности и неосновательности имущественного перемещения определяли судьбу любого иска, связанного с таким перемещением, а ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. являлась единственной статьей гражданского законодательства, где понятие «неосновательности» юридически не расшифровывалось, а применялось как таковое. Это позволило, вчастно-сти, А.А. Шамшову прийти к выводу о том, что при неосновательном перемещении имущества условием, необходимым для предъявления иска из неосновательного приобретения, является отсутствие условий для предъявления какого-либо иного иска[15].
Определение норм о неосновательном обогащении как норм, дополняющих любой из охранительных институтов, позволило даже выдвинуть предположение о возможности помещения главы о неосновательном обогащении в Общую часть обязательственного права[16]. Аналогичная идея, кстати, была высказана A.Л. Маковским в период введения в действие действующего Гражданского кодекса РФ: «Не исключено, что надлежащее место этих своеобразных обязательств – в общей части обязательственного права (разд. III ГК) или даже в общих положениях ГК (разд. II)»[17]. Заметим, что такой подход определения места норм о неосновательном обогащении имел все основания, чтобы быть реализованным на уровне закона. Так, в опубликованном в 1947 г. проекте Гражданского кодекса СССР глава о неосновательном приобретении была помещена именно в Общей части[18].
Дополнительный (субсидиарный) характер норм о неосновательном обогащении отстаивается и многими российскими учеными[19]. При этом не умаляется самостоятельность каждого из требований, сравниваемых с кондикционным. Такая позиция основывается прежде всего на нормах действующего гражданского законодательства, согласно которым: поскольку иное не установлено самим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила о неосновательном обогащении, предусмотренные гл. 60 ГК, подлежат применению также к требованиям: 1) о возврате исполненного по недействительной сделке; 2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения;
3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством; 4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица (ст. 1103 ГК РФ).
Такое соотношение кондикционного обязательства с данными гражданскими правоотношениями, по мнению A.Л. Маковского, не является идеальным решением вопроса, но вместе с тем представляется полезным, поскольку гл. 60 ГК содержит ответы на многие вопросы, не всегда получающие должного разрешения в правилах об отдельных видах этих обязательств[20]. В частности, это вопросы, касающиеся судьбы доходов, извлеченных обогатившимся лицом из полученного (сбереженного) имущества; затрат, понесенных обогатившимся лицом на содержание этого имущества; последствий ухудшения этого имущества за время его нахождения у обогатившегося лица, и ряд других не менее важных вопросов.
Основной вопрос, который возникает при исследовании положений ст. 1103 ГК РФ, сводится к следующему: на чем основана возможность субсидиарного применения положений о неосновательном обогащении к другим поименованным в данной статье требованиям?
По мнению А. Климовича, в данной ситуации речь идет исключительно о субсидиарном применении норм гл. 60 ГК РФ к указанным институтам, что делает возможным применение иска из неосновательного обогащения совместно с другими исками[21]. Субсидиарный характер гл. 60 ГК РФ выявляется при этом из буквального толкования абз. 1 ст. 1103 ГК РФ. Так, формулировку «подлежат применению также к требованиям» можно заменить тождественной формулировкой «дополнительно применяются также к требованиям».
В рамках государства обогащение представляет собой единый процесс, обеспечивающий его нормальное функционирование, предопределяет необходимость существования посреднических (промежуточных) звеньев, финансовых институтов, способных в любой момент поддержать рост экономики за счет аккумуляции денежных средств и их перераспределения, с тем чтобы обеспечить финансирование хозяйствующих субъектов. За счет непрерывности оборота капитала происходит обогащение всей системы, каждого хозяйствующего элемента и государства в целом. При таком справедливом распределении материальных благ достигается баланс интересов субъектов хозяйственного оборота, эффективное и стабильное функционирование всей системы рыночной экономики, что обеспечивает рост собственного благосостояния частных лиц и прирост совокупного экономического продукта.
Обогащение, являясь условием благосостояния народа, нации, государства, находит свое выражение в сознании господствующей власти в виде политических, правовых, моральных представлений, идей, категорий, принципов, что приводит к формированию правовой надстройки в форме системы, отраслей и институтов права. Перемещаясь в правовую надстройку, экономические отношения обеспечиваются тем необходимым объемом правовых норм, способным обеспечить нормальное функционирование гражданского оборота, в котором каждый добросовестный субъект может рассчитывать на обогащение[1]. При этом категория «обогащение» (в позитивном смысле) на законодательном уровне прямо не используется, однако существо ее находит выражение в таких законодательных формулировках, как «обязуется уплатить определенную денежную сумму (цену)», «безвозмездно передает или обязуется передать вещь», «обязуется предоставить имущество за плату» и т. д.
Обогащение в правовом смысле всегда связано с некоторым приростом или экономией, которые присутствуют в большинстве гражданско-правовых сделок, когда передаче имущества, выполнению работы или оказанию услуги противостоит встречное предоставление в виде денежных средств в размере, превышающем реальную стоимость имущества (работы или услуги), достаточном для удовлетворения интереса продавца в широком смысле слова. Естественно, что процесс обогащения не ограничивается только рамками товарно-денежных отношений, а имеет место и в случаях, когда происходит любое перемещение стоимости, в том числе и в виде безвозмездной передачи имущества (например, по договору дарения или ссуды), приводящей к обогащению субъектов.
К сожалению, обогащение не всегда приводит исключительно к позитивному результату, когда распределение имущественных благ считается справедливым. Возможны ситуации, при которых происходит нарушение имущественного равновесия одних субъектов за счет неправомерных действий других участников гражданского оборота[2], что в масштабах государства способно привести к экономическому произволу, хозяйственной анархии, имущественному хаосу. В таких случаях необходимо вести речь о неосновательном обогащении, когда приобретение (прирост) и сбережение (экономия) какого-либо материального блага являются объективно неправомерными, а поведение неправомерно обогатившегося лица рассматривается как поведение, противоречащее устоям общества, основам нравственности и морали.
Нарушение справедливого начала в перераспределении имущественных благ определяет необходимость защиты нарушенных имущественных интересов. По этой причине право в целом и гражданское право в частности должны обеспечить стабильность имущественного оборота, не только посредством урегулирования должного поведения его участников, но и путем предоставления достаточного набора защитных средств как вещно-правового, так и обязательственного характера.
Гражданское законодательство предусматривает два уровня регулирования способов защиты гражданских прав. К первому уровню относятся способы защиты, носящие универсальный характер, которые могут применяться для защиты любого субъективного гражданского права. Такие способы, в частности, поименованы в ст. 12 ГК РФ. Второй уровень регулирования способов защиты гражданских прав соотносится с такими способами, которые применяются для защиты только определенных видов гражданских прав или для защиты от определенных нарушений. Такие способы защиты определены ст. 12 ГК РФ как «иные способы» защиты[3].
Среди всей совокупности универсальных способов защиты гражданских прав выделяется группа таких способов, применение которых преследует цель восстановить нарушенное право, компенсировать потери, понесенные в связи с нарушением права[4]. Данные способы защиты представляют собой элементы единого механизма защиты прав участников гражданского оборота от посягательств на их имущественную сферу. Такой механизм, будучи направленным на восстановление нарушенной имущественной сферы лица, возлагает на нарушителя бремя несения различного рода материальных затрат, связанных как с возвратом недолжного, так и с возмещением иных дополнительных затрат, способных не только компенсировать нарушенный имущественный интерес лица, но и максимально наказать нарушителя, исходя из требований добросовестности, разумности и справедливости. Целью реализации такого защитного механизма выступает восстановление нарушенной имущественной сферы потерпевшего.
Подобная восстановительно-охранительная роль механизма защиты субъективного права участника гражданского оборота в целом свойственна лишь кондикционному требованию, что позволяет признать за ним признаки системообразующего элемента всего механизма защиты субъективного права лица, чье право нарушено «несанкционированным проникновением» в его хозяйственную сферу. Данный системообразующий элемент способен оказывать универсальное воздействие на реализацию любого другого способа защиты, направленного на восстановление нарушенного права. Это, в свою очередь, означает, что роль института неосновательного обогащения не ограничивается лишь сферой обязательственного права, что позволяет признать за этим правовым институтом качества общеотраслевого института.
Так, в частности, Т.И. Илларионова в свое время указывала на то, что совокупность норм о неосновательном обогащении сложилась как пограничный институт, направленный на разрешение конфликтов между лицами, ранее не состоявшими в правоотношениях, либо субъектами недействительных или расторгнутых договоров. В основании применения института неосновательного обогащения обобщен более широкий круг пресекаемых деяний, чем в охранительных нормах институтов сделок или защиты права собственности: нормы о неосновательном обогащении соотносятся с охранительными нормами института сделок и защиты права собственности как общеотраслевые с мерами относительно специального характера[5].
На системообразующую роль кондикционного обязательства и общеотраслевой характер его норм указывают, хотя и не прямо, другие ученые. Так, A.Л. Маковский, комментируя положения части второй Гражданского кодекса РФ в год ее введения в действие, касающиеся изменений в регулировании отношений вследствие неосновательного обогащения, отмечал: «В основе происшедших изменений лежит, во-первых, взгляд на обязательства, возникающие вследствие неосновательного обогащения, не как на отдельный вид обязательства, а как на особый их род и даже, возможно, своеобразный (восполнительный) способ защиты гражданских прав и, во-вторых, понимание того, что этот институт относится к числу тех, которые непосредственно связаны с нравственными началами гражданского права»[6].
Действовавшее ранее гражданское законодательство[7] рассматривало кондикционное обязательство как самостоятельный вид обязательств, стоящий в одном ряду с договорным, деликтным и виндикационным требованиями. И хотя вопрос соотношения кондикционного обязательства с этими требованиями законодательством непосредственно не регламентировался, данная проблема все же исследовалась в плане допустимости конкуренции исков и изменения основания исковых требований, когда это было необходимо для установления истины по делу, а также для обеспечения наиболее полной и всесторонней защиты прав и законных интересов сторон в гражданском процессе[8].
Преобладающей в тот период была точка зрения, согласно которой конкуренция исков считалась недопустимой[9]. О.С. Иоффе, например, считал такую конкуренцию неприемлемой не только с практической точки зрения, но и ошибочной в теоретическом плане. По этому поводу он писал: «Поскольку спорящие стороны состоят в одном правоотношении, становящемся предметом гражданского спора, а дело возбуждено по поводу определенного нарушения данного конкретного правоотношения, речь может идти лишь о предъявлении соответствующего единственного иска, но не о выборе между несколькими исками, не об их конкуренции. Вот почему какая бы то ни было конкуренция исков должна быть отвергнута»[10].
Позиция недопустимости конкуренции исков аргументировалась тем, что у каждого требования о защите нарушенного права имеется свое основание возникновения, что обусловливает самостоятельность каждого требования по отношению друг к другу, поэтому наличие какого-либо одного из предусмотренных законом оснований исключает все другие основания для предъявления иска к данному лицу, вытекающего из данного конкретного правоотношения. «Именно поэтому, – писал О.С. Иоффе – конкуренция исков представляет собой внутренне противоречивое, научно-несводимое понятие, лишенное практической ценности»[11].
Вместе с тем в правовой литературе рассматриваемого периода встречались высказывания, в которых четко прослеживалась идея универсального характера кондикционного обязательства. Например, А.А. Шамшов отмечал, что в случае любого неоправданного перемещения имущества надо считаться с возможностью предъявления кондикционного иска, и «хотя в конечном счете природа правоотношения оказывается иной и предъявляется другой иск, но во всех этих ситуациях перемещение имущества является неосновательным, а обязательство по ст. 473 ГК возникает именно из неосновательного приобретения… Это свидетельствует об универсальности требований из неосновательного приобретения как черте, отличающей их от иных требований»[12].
Аналогичную характеристику нормам о неосновательном обогащении в сравнении с другими обязательственно-правовыми нормами давал В.А. Рясенцев, называя их «специальными»[13].
На дополнительный характер норм о неосновательном обогащении ко всем другим охранительным требованиям в период действия ГК 1922 г. и ГК 1964 г. указывал целый ряд ученых[14]. При этом отмечалось, что при наличии в том или ином юридическом составе как неосновательного приобретения, так и условий для предъявления иного иска предъявляется всегда последний. Считалось, что так происходит потому, что в любом другом иске понятие «неосновательности имущественного перемещения» выражено в иных, более определенных юридических категориях. Тем не менее понятия основательности и неосновательности имущественного перемещения определяли судьбу любого иска, связанного с таким перемещением, а ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. являлась единственной статьей гражданского законодательства, где понятие «неосновательности» юридически не расшифровывалось, а применялось как таковое. Это позволило, вчастно-сти, А.А. Шамшову прийти к выводу о том, что при неосновательном перемещении имущества условием, необходимым для предъявления иска из неосновательного приобретения, является отсутствие условий для предъявления какого-либо иного иска[15].
Определение норм о неосновательном обогащении как норм, дополняющих любой из охранительных институтов, позволило даже выдвинуть предположение о возможности помещения главы о неосновательном обогащении в Общую часть обязательственного права[16]. Аналогичная идея, кстати, была высказана A.Л. Маковским в период введения в действие действующего Гражданского кодекса РФ: «Не исключено, что надлежащее место этих своеобразных обязательств – в общей части обязательственного права (разд. III ГК) или даже в общих положениях ГК (разд. II)»[17]. Заметим, что такой подход определения места норм о неосновательном обогащении имел все основания, чтобы быть реализованным на уровне закона. Так, в опубликованном в 1947 г. проекте Гражданского кодекса СССР глава о неосновательном приобретении была помещена именно в Общей части[18].
Дополнительный (субсидиарный) характер норм о неосновательном обогащении отстаивается и многими российскими учеными[19]. При этом не умаляется самостоятельность каждого из требований, сравниваемых с кондикционным. Такая позиция основывается прежде всего на нормах действующего гражданского законодательства, согласно которым: поскольку иное не установлено самим Кодексом, другими законами или иными правовыми актами и не вытекает из существа соответствующих отношений, правила о неосновательном обогащении, предусмотренные гл. 60 ГК, подлежат применению также к требованиям: 1) о возврате исполненного по недействительной сделке; 2) об истребовании имущества собственником из чужого незаконного владения;
3) одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством; 4) о возмещении вреда, в том числе причиненного недобросовестным поведением обогатившегося лица (ст. 1103 ГК РФ).
Такое соотношение кондикционного обязательства с данными гражданскими правоотношениями, по мнению A.Л. Маковского, не является идеальным решением вопроса, но вместе с тем представляется полезным, поскольку гл. 60 ГК содержит ответы на многие вопросы, не всегда получающие должного разрешения в правилах об отдельных видах этих обязательств[20]. В частности, это вопросы, касающиеся судьбы доходов, извлеченных обогатившимся лицом из полученного (сбереженного) имущества; затрат, понесенных обогатившимся лицом на содержание этого имущества; последствий ухудшения этого имущества за время его нахождения у обогатившегося лица, и ряд других не менее важных вопросов.
Основной вопрос, который возникает при исследовании положений ст. 1103 ГК РФ, сводится к следующему: на чем основана возможность субсидиарного применения положений о неосновательном обогащении к другим поименованным в данной статье требованиям?
По мнению А. Климовича, в данной ситуации речь идет исключительно о субсидиарном применении норм гл. 60 ГК РФ к указанным институтам, что делает возможным применение иска из неосновательного обогащения совместно с другими исками[21]. Субсидиарный характер гл. 60 ГК РФ выявляется при этом из буквального толкования абз. 1 ст. 1103 ГК РФ. Так, формулировку «подлежат применению также к требованиям» можно заменить тождественной формулировкой «дополнительно применяются также к требованиям».