Он был по уши влюблен в Эльзу-лаборантку, дочь нашей хозяйки, у которой мы снимали квартиру. Она так же по уши была влюблена в Яшу-еврея, бухгалтера завода, и я невольно была втянута в эту романтическую драму, т. к. Яша и Эльза должны были встречаться тайком от ее родителей.
   Не без моей помощи Эльза в конце концов сбежала из дому с Яшей. Брак их оказался очень счастливым, и они очень часто навещали моих родителей уже с детьми.
Секрет фирмы и «Красный дьяволенок»
   Карл же проникся ко мне какой-то симпатией и очень активно начал посвящать меня в тайну этого производства. И я, еще ничего не понимая, изо всех сил старалась вникнуть в тайны этого производства.
   – Я скоро уету в Германию, и все искаль кафо научить рапотать в лапоратории – народ не поймут. Вам я все расскашу.
   Работать на этом заводе я не собиралась, но таким его доверием ко мне я была польщена и была не прочь узнать его секрет. И все, что я узнала от него, я с большим удовольствием передавала молодому, только что прибывшему веселому-превеселому инженеру, у которого, казалось, смех брызжет из всех пор.
   Вместе с ним мы нашли помещение, оборудовали клуб для рабочих и молодежи, нашлись музыканты, и часто вечерами мы устраивали танцы «до упаду». Немцы любили танцевать, и с абсолютно бесстрастными лицами притаптывали до дурноты.
   К торжественному открытию нашего клуба мы приготовили пьесу «Красный дьяволенок». В этой пьесе была представлена жизнь обюрократившегося партийного работника, который бросил семью, простую деревенскую жену, детей, и собирался жениться на городской. Но в эту семейную драму вмешался молодой шустрый паренек – «красный дьяволенок», который своей находчивостью уладил назревавший семейный конфликт. Этого шустрого мальчишку играла я. До сих пор помню, до чего же бездарной актрисой я была в данном случае.
   Наше первое выступление в огромной немецкой колонии Розенталь превзошло все наши ожидания, было таким успешным, что, я думаю, нам могли бы позавидовать даже профессиональные артисты с большими именами. Нас требовали нарасхват все немецкие колонии, а их было здесь немало.
   Нас приглашали из дома в дом и с гордостью показывали свое хозяйство. Роскошные кирпичные дома с великолепно ухоженными благоухающими от изобилия цветов и роз парками, все подсобные помещения, сараи, кухни, всюду был безукоризненный порядок и чистота. Нас угощали, тащили нам ведрами вишни, клубнику и другие фрукты. В наше первое выступление приехали мы в 6 часов вечера, а выступать начали только после 10-ти, когда все вернулись с полевых работ.
   А когда почти под утро мы подошли к нашим тачанкам, то ахнули от удивления – они были буквально завалены розами. И такой триумфальный успех мы имели повсюду.
   Из этих богатых немецких колоний каждое утро на завод шла вереница подвод с полными бидонами свежего молока. Здесь быстро проверяли молоко на жирность и еще на что-то и отправляли на обработку не обезжиренное, с молока сливки не снимали, т. к. считалось, что чем жирнее молоко, тем оно лучше и вкуснее. Поэтому с сушильного барабана спускались блестящие полотна сухого молока ярко-кремового цвета. Одна чайная ложка этого сухого молока, разведенная в стакане горячей воды, имела вкус настоящего свежего топленого молока, даже с крупинками жира, плавающими наверху.
Лунные прогулки
   Но на комсомольские собрания из Валдорфа в Молочанск 12 км мне надо было ходить пешком туда и обратно, и я очень любила эти прогулки. Выходила из дому в 4 часа и приходила задолго до начала собрания, и как только кончалось собрание, я быстро исчезала. Проделывала я этот путь обратно часа за два, в одном месте надо было идти даже мимо кладбища, но часам к 12 ночи я была уже дома. Это продолжалось до тех пор, пока ребята не разнюхали, куда я исчезаю, и начали встречать меня возле кладбища и весело провожать до самого дома и возвращались обратно к себе в город на велосипедах.
   В лунные ночи эти прогулки были сказочно красивые. Большую часть пути надо было идти вдоль реки Молочанск. Река не глубокая и не широкая, но чистая, как слеза, и вся заросшая вербами. И у самой воды вдоль берега тянулись украинские села. Ухоженные, чистенькие, беленькие хаты под соломенными крышами, с живописными колодцами с журавлями, утопали в вишневых садиках, а когда весной расцвели деревья, издали казалось, что эти сады покрыты нежным белым кружевом, а ночью от соловьиных трелей трудно было уснуть. И невольно, вспоминалось:
 
Я знаю край, где все обильем дышит,
Где реки льются, чище серебра,
Где мотылек степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора.
 
   Вот такие именно веселые, уютные, зажиточные хутора были в то время до начала коллективизации на Украине.
   В меня даже умудрился влюбиться, очень интересный, секретарь комсомольской ячейки Яша Сапожников. Грустно вздыхал, провожая меня. А когда мы уехали оттуда в Геническ, он приезжал несколько раз, хотел жениться, а было мне всего 15 лет, и я в это время хотела объять необъятное, и грустный, почти со слезами, он уезжал обратно.
Летно-подготовительные курсы
   Когда я вернулась в Харьков, я обратила внимание, что в военно-физкультурном отделе ЦК ВЛКСМ большое оживление. Причиной суматохи было выступление А. С. Бубнова, начальника Политуправления РККА, на комсомольской конференции МВО (Московского военного округа) о мобилизации комсомола в военные школы.
   Он обращался к комсомолу, требовал укрепить боевую подготовку первой в мире Красной армии, организующей силой которой является ВКП(б).
   Комсомол обвиняли, в том, что у него военная работа идет «самотеком», что ее нужно усилить и проводить повседневно. Что стране идет гигантская стройка, а на западе все явственней звучат боевые сигналы, и что мы ходим на демонстрации, поем марш Буденного «Даешь Варшаву, дай Берлин!» И надеемся, что кто-нибудь другой за нас, займется этим делом, то есть военной подготовкой.
   Комсомол быстро откликнулся, и мобилизация началась. От Украинского комсомола надо было мобилизовать 5000 человек. Я тут же чуть ли не одна из первых записалась на осоавиахимовские летно-подготовительные курсы. Шесть месяцев быстро пролетели. Прибыла из центра комиссия по отбору студентов в Московскую военно-летную школу. Мы даже в воздух должны были подняться на «кукурузниках», как мы в шутку называли наши учебные самолеты. Высота подъема чуть-чуть выше колокольни, с этой высоты весь город был как на ладони.
   Со мной вместе был Сергей Рутченко, самый красивый курсант и замечательный актер. Он был женат, и его беременная жена всегда сидела за кулисами при всех постановках, где он всегда играл героев-любовников, как будто боялась, что ее Сережу кто-нибудь, унесет.
   Когда мы спустились и вошли в помещение, там было шумно, весело. Все громко говорили, радостно смеялись. Сережа предложил посидеть тихонько и поиграть в шахматы. Я согласилась. Но не успели еще расставить фигуры, подошел курсант и сказал, что меня просят зайти в кабинет.
   Я с бьющимся сердцем направилась по длинному коридору в кабинет начальника курсов, где заседала комиссия. Начальник комиссии крепко пожал мне руку, похвалил (на этих курсах я была единственная женщина), сказал, что у меня все очень хорошо, но – указав пальцем на дату моего рождения на анкете, спросил, правильна ли она или это ошибка. Я ответила, что правильна.
   – Жаль, – сказал он, – несмотря на ваши хорошие успехи, мне придется отчислить вас по возрасту, мы детей за штурвал не сажаем, – но увидев, что со мной творится, он попробовал успокоить меня: – Не огорчайтесь, мы через два-три годика еще с вами встретимся.
   И чего я не прибавила себе эти «два-три годика», злилась я на себя, – ведь никто никогда никаких метрических записей у меня не спрашивал, сколько написала, столько и прошло бы. Да и вообще, никогда в жизни у меня не было никакого метрического документа. Год и число моего рождения я всюду писала так, как сказала мне мама. Но думать об этом было уже поздно.
   Да и события летели с молниеносной быстротой. В тот вечер во время любительского концерта Сережа выступил с длинной поэмой, в которой делился своими впечатлениями о нашем полете. Из него я только запомнила, как после каждого четверостишья он твердил: «На землю, на землю; на землю спустить». Такое еще тогда было отношение к авиации.

Закат НЭПа

   Меры, принятые по инициативе В. И. Ленина на 10 съезде партии 8-16 марта 1921 г., дали положительные результаты. Новая экономическая политика с каждым днем оказывала все более и более благотворное влияние на экономику страны. И если бы не засуха 1920–1921 гг. и страшный голод 1921–1922 гг., который обрушился на 34 губернии с населением свыше 30-ти миллионов человек, хозяйство страны еще быстрее вышло бы из кризиса.
   И даже, несмотря на все перенесенные страной невзгоды, страна сумела за такое короткое время восстановить не только сельское хозяйство, но и разрушенную дотла промышленность. Я очень хорошо помню, как и с каким энтузиазмом в период НЭПа люди работали.
   Я помню сельскохозяйственные выставки и ярмарки в эти годы на Украине, они были похлеще тех, какие описывал Гоголь. Я помню ярмарку в городе Мелитополе.
   Овощи, фрукты, мясные и молочные продукты, разнообразные товары, горы сверкающих на солнце горшков, а скотина: откормленные черные, белые, пятнистые чистые, упитанные свиньи, некоторые даже с какими-то наградными бантиками. Солидные, важные, породистые, выписанные откуда-то коровы, вымя которых почти касалось пола, дающие самый большой удой молока. Холеные красавицы лошади, которых с трудом удерживали их хозяева, казалось вот-вот у них из ноздрей полыхнет пламя, и они унесутся, как в сказке, в поднебесье. И гордые владельцы этих откормленных, породистых животных, конкурирующие друг с другом, чья скотина лучше и кто получит первый приз.
   Жюри выдавало их владельцам подарки, премии, и всем было весело. Веселые крестьяне гордились и хвастались друг перед другом своей холеной выращенной скотиной. Так на всю жизнь запомнилась мне эта прекрасная ярмарка, что может сделать и чего может добиться человек своим честным и праведным трудом.
   Я не говорю о тех вкусных вещах, которых всегда полно на ярмарках: о пирожных, тортах, блинчиках, борщах и великолепных вкусных фруктовых напитках, которые можно было тут же покупать за копейки. Магазины, ломились от товаров, не чужих, привезенных из-за океана, а своих, созданных здесь, своим собственным трудом.
   После таких ярмарок даже знаменитая московская сельхозвыставка не произвела на меня особого впечатления, она не была такая живая и веселая. В ней не было той черноземной силы. Такой я помню в те годы Украину.
   В. И. Ленин всегда подчеркивал, что НЭП это не отступление от социалистического строительства, а единственная политика, обеспечивающая возможность построения фундамента социалистической экономики. НЭП – это не случайное или временное мероприятие, он введен Коммунистической партией и Советским правительством на продолжительное время.
   И что для дальнейшего успешного развития и восстановления всей промышленности основной задачей является восстановление разрушенного народного хозяйства, которое надо начинать с сельского хозяйства, т. к. без получения необходимого сельскохозяйственного сырья нельзя рассчитывать на подъем и развитие промышленности. И что трудовому крестьянству необходимо помочь, надо вести такую политику, которая стимулировала бы и помогала им восстановить сельское хозяйство в этой отсталой, разоренной стране.
   В. И. Ленин всегда интересовался, принесла ли пользу новая экономическая политика. Это главный вопрос, говорил В. И. Ленин, и он имеет первостепенное значение для коммунистической партии. Если бы ответ получился отрицательный, то «мы все были бы обречены на гибель».
   Рабочие и крестьяне – в осуществление ленинского принципа – во время сосуществования двух систем в период НЭПа добились колоссальных успехов.
   Новая экономическая политика была единственно правильная политика. Она укрепила союз рабочих и крестьян и помогла развивать социалистический сектор народного хозяйства. Новая экономическая политика оживила политическую жизнь, а главное, в селах крестьянство начало принимать более активное участие в общественной деятельности страны, тем самым оказывало огромное благотворное влияние на всю экономику страны.
   Ленин еще в 1922 г. говорил, что «вопрос о земле, вопрос об устройстве быта громадного большинства населения – крестьянского населения – для нас вопрос коренной».
   Кооперирование мелкого крестьянского производства – самая трудная задача после завоевания пролетариатом власти… Объединение крестьян в кооперативы должно проводиться на добровольных началах и ни в коем случае административными мерами… «Лучше меньше, да лучше».
   Ленин также подчеркивал, что «для поголовного участия населения в кооперации необходима целая эпоха»… И что для такой подготовки потребуются десятилетия и соответствующие материальные базы, а также определенный уровень культуры и что крестьянина необходимо переубедить и не словами, а практическими примерами. Ленин еще писал: «Нам осталось только одно: сделать наше население настолько «цивилизованным», что бы оно поняло все выгоды от поголовного участия в кооперации и наладило это участие. Только это. Никакие другие премудрости нам не нужны теперь для того, чтобы перейти к социализму».
   Та новая экономическая политика, которую ввел В. И. Ленин в 1921 г., могла существовать, должна была существовать, и существовала бы при советской системе до тех пор, пока советская экономика не окрепла. Но Сталин, в нарушение ленинского плана, ликвидировал ее в конце 1920-х годов, и тем самым он разрушил всю экономику страны.
   Многие не понимали значение ленинской политики, но В. И. Ленин даже считал, что при наличии в руках государства командных высот народного хозяйства не надо бояться сдавать в концессию иностранным капиталистам некоторые предприятия для более быстрого восстановления тяжелой советской промышленности и некоторого оживления капитализма. Такая была твердая установка В. И. Ленина до последнего его вздоха.
   И тов. Бухарин еще в 1925 г. тоже заявил:
   – Наша политика по отношению к крестьянству и деревне должна развиваться в таком направлении… чтобы уничтожались многие ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства. Крестьянам, всем крестьянам, надо сказать: «обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не бойтесь, что вас прижмут».
   Прав был Н. И. Бухарин, тысячу раз прав. Деревню надо было поддержать, дать ей инициативу и возможность развиваться так, чтобы деревня превратилась в пышный цветущий сад, в источник изобилия, и тогда сильнее, крепче нашей страны не было бы на всей нашей планете.
   Владимир Ильич Ленин скончался 21 января 1924 г., и в своем завещании писал и предупреждал: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». В. И. Ленин в этом же завещании предлагал партии «обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, а именно, был бы более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью, но это не мелочь, или это такая мелочь, которая может положить решающее значение». (В. И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 36, 4-е изд. С. 544, 546).
   Самую большую, роковую ошибку совершила партия, когда на первом заседании ЦК генеральным секретарем был избран И. В. Сталин, и, на свою погибель, не приняв во внимание такое убедительное предупреждение В. И. Ленина, оставила Сталина на этом месте. С этого момента в нем кипела злость против всех. И он шаг за шагом искал причины для того, чтобы уничтожить всех, кого он считал умнее или сильнее себя.
   Господи, до чего же был прав В. И. Ленин, который до самой смерти писал, и все время твердил, что перевооружение сельского хозяйства должно происходить на основе механизации и электрификации и что «…дело переработки мелкого землевладельца, переработки всей его психологии и навыков есть дело, требующее ПОКОЛЕНИЙ… только материальная база, техника, применение тракторов и машин в земледелии в массовом масштабе, электрификации»… (9 Соч. Т. 32. С. 194). Помогут справится с этой задачей. (В. И. Ленин. Полное собр. соч. Т. 32, 4-е изд. С. 194). Такова была установка и завещание В. И. Ленина.
Сталинская коллективизация
   То, что творилось и что происходило при Сталине, ничего общего не имело с гениальным ленинским кооперативным планом.
   Сталин игнорировал все мудрые установки Ленина о том, что после завоевания рабочим классом власти наиболее сложной задачей пролетарской революции является проведение социалистической перестройки сельского хозяйства и что главным и самым коренным интересом пролетариата является увеличение количества продуктов. И, как утверждал Ленин, для этого потребуется ЦЕЛАЯ ЭПОХА и несколько поколений. Сталин, как будто всем назло, решил доказать, что прав не Ленин, а он, Сталин, и уже в декабре 1927 г. на 15-м съезде партии настоял на принятии постановления о всемерном развертывании коллективизации сельского хозяйства в СССР.
   Да что там на 15-м съезде партии, он уже на 14-м съезде, состоявшемся 1831 декабря в 1925 г. заявил: «Темпы движения к социализму необходимо ускорить». Как видно из этого, Сталин после смерти Ленина времени не терял.
   А на 15-м съезде партии: «Всесторонне рассмотрев и обсудив вопрос о всемерном развертывании коллективизации сельского хозяйства, уже было принято решение о переходе земледелия к крупному социалистическому производству, основанному на новой технике». Вот этой самой новой техники в это время еще в помине не существовало, и по существу, не было подготовлено ничего, даже простого сарая, простого амбара, простой крыши над головой. А уже решено было развернуть подготовку наступления социализма по всему фронту (формулировка-то какая), не добровольное вступление, а «наступление социализма» на основании вот этой самой не существовавшей новой техники.
   Накануне массовой коллективизации на Украине насчитывалось 5,2 млн. крестьянских хозяйств, на 30 % больше, чем до революции. Бедных было 30 %, главной частью был середняк – 65 %, а т. н. «кулацких» хозяйств – всего 4,5 %, и они производили четвертую часть товарного хлеба и всякой другой сельскохозяйственной продукции. И несмотря на то, что выпуск валовой продукции промышленности и сельского хозяйства к концу 1927 г. был уже больше, чем до войны (а колхозы и совхозы по производству зерна занимали еще весьма незначительное место), и посевные площади Украины в 1927 г. превысили довоенные почти на треть, и что повысилась не только урожайность, но и разнообразие культур, и что восстановлено было поголовье скота, и что улучшилось благосостояние основной массы трудящихся, и что молодежь с увлечением и с энтузиазмом начала заниматься сельским хозяйством, и что все время увеличивалось количество индивидуальных крестьянских хозяйств, Сталин, вопреки всему этому и всем заветам В. И. Ленина, поступил по-своему.
   Под давлением Сталина в 1929 году НЭП прекратил свое существование. И с 1929 по 1932 гг. в Советском Союзе развернулось по всему фронту строительство так называемого социализма.
   В «Правде» в это время появилась статья под названием «Год великого перелома», о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого отсталого индивидуального хозяйства к крупному, передовому коллективному земледелию. Это было тогда, когда еще не кончились и не были полностью решены основные задачи восстановительного периода народного хозяйства в стране.
   В это же время на основании нового, законодательно оформленного постановления в 1929 г. в высших органах государства решено было перейти от политики ограничения и вытеснения кулачества к политике ликвидации кулачества как класса на основании сплошной коллективизации. И это рассматривалось как единственное и правильное решение, тогда как во время НЭПа рабочие и крестьяне, в осуществление ленинского принципа сосуществования двух систем, добились колоссальных успехов. Ну, разве это не абсурд?[11]
Абсурд
   Во время жестокой коллективизации Сталин в оправдание своей жестокости заявил: «Мы проводим коллективизацию опираясь на бедноту. Ну, скажите на милость, разве это не абсурд?»
   Разве правительство должно было опираться на бедноту, когда беднота должна была опираться на советскую власть, которая должна и обязана была дать возможность и создать такие условия, при которых вся беднота исчезла бы. Ведь революция произошла, и народ боролся за то, чтобы «кто был ничем, тот станет всем», и за это люди готовы были идти и шли «в смертный бой», а не ради того, чтобы весь народ превратить в бедноту. Ведь беднота тоже боролась не за то чтобы стать еще беднее, а за то чтобы стать богаче и зажиточней. К этому, насколько я помню, и стремилась наша страна под руководством таких прекрасных людей, как Н. И. Бухарин, и многих других таких же замечательных, как он. И пусть бы потом появились и колхозы, даже через «несколько поколений», как предвидел Ленин, но появились бы они на добровольных началах, по желанию самих трудящихся, а не под плач и стоны не только крестьян, но даже под рев ненапоенных и ненакормленных животных.
   Ведь Сталин понятия не имел, что он делает, он только издавал один закон хуже и страшнее другого, и не потрудился даже увидеть, к чему эти законы привели. Он не видел и никогда не хотел видеть, как рабочие голодали, как пухли и умирали их дети от искусственного голода, созданного им, а он из упрямства тянул свою антинародную, античеловеческую политику, называя это «борьбой за социализм». Он превратил смысл и содержание этого слова в издевательство и насмешку. Кому был нужен голодный социализм?
   Он разорил страну, разорил сельское хозяйство настолько, что оно не смогло никогда больше по-настоящему поправиться, он упрямо тянул свою антинародную, античеловечную политику.
   Ведь этот кошмар даже меня, безгранично любившую советский строй, именно советский строй, с детства воспитанной в партийно-комсомольской среде, оттолкнуло от таких нелюдей, как Сталин, Ежов, Берия, Вышинский, и от тех, кто выполнял безоговорочно их указания.
   Но не оттолкнуло от советской системы, с которой я никогда их не отождествляла. Так что же можно было ожидать от миллионов людей, которые никогда не имели никакого родственного чувства к советскому строю, к советской системе (ведь советской системе в то время было только 20 лет)?
   Они просто жили при этой системе и советскую систему, советскую власть отождествляли со Сталиным, Ежовым, Берией, Вышинским и считали, что при советской системе ничего другого, кроме этого ужаса, быть просто не может.
   Кто дал право Сталину так преступно дискредитировать лучший строй в мире? Новый народный строй, завоеванный, именно завоеванный и созданный первый раз за всю историю человечества простым народом, простым человеком и для простых людей. И с потрясающей силой заявить всему миру, что он создан для блага человека, всего человечества, а не какой-то избранной кучки, что все люди равны на нашей планете и все имеют совершенно равные права от рождения и до смерти. И если бы не проклятое вмешательство Сталина, наша страна стала бы одна из самых передовых, самых богатых, самых цветущих и самых справедливых стран мира.

Моя подруга Зоя

   Как только я немного освободилась от своих комсомольских нагрузок, я быстро решила поехать в свой любимый Мариуполь. Там были самые близкие мои друзья с самого раннего моего детства. Там жила и училась самая моя близкая как сестра подруга.
   Мы вместе ползали, вместе научились ходить и говорить. Дом нашего дедушки стоял в центре на перекрестке двух главных улиц, дом Зои был на противоположном углу этой улицы. Их сад соприкасался с дедушкиным огородом. Из окон «нашего» дома (мы всегда так называли дедушкин дом) мы видели поезда, проходившие мимо полустанка Асланово в Мариуполь, и людей, идущих с поезда в «нашу» Македоновку.
   Напротив нашего дома посреди широко открытой площади стояла большая, утопающая в зелени церковь, а вдали справа, в конце этой огромной открытой площади, были две большие крылатые ветряные мельницы.
   По воскресеньям молодежь собиралась у церковной ограды со стороны школы, т. к. школа и церковь находились под одной крышей. Школа служила чем-то вроде клуба. Молодежи здесь было очень много, у них был свой проспект от церковной ограды до ветряных мельниц. По-гречески это называлось: «на пагум аста курича» – «пойти туда, где собираются девушки». Туда все надевали свои лучшие наряды, и там всегда было очень, очень весело. Когда наступали сумерки, молодые люди с веселыми песнями провожали приглянувшихся девушек домой, и наступала тишина, которую нарушали только забравшиеся в дом сверчки.
   Ни телефонов, ни радио, ни кино здесь не было и в помине. Самым большим событием в жизни этого села были свадьбы. На них гуляла до упаду вся деревня почти целую неделю. Столы накрывались и в доме, и во дворе, и не было человека, который мог бы пройти мимо, не поздравив молодоженов. Браки были прочные, и о разводах не было и речи. Был еще один престольный праздник, который праздновали после сбора урожая, на него съезжались все соседние села, жарили целых барашков, столы стояли во дворе и ломились от яств. Такие события или праздники были очень полезной отдушиной в их тяжелом, напряженном труде. Ведь крестьянский труд очень тяжелый, напряженный круглосуточный труд – не ограниченный часами. Они старались дать скотине больше возможности отдохнуть, чем отдыхали сами. И все это было, я помню, до коллективизации.