Наталья Троицкая. Обнаров

   – Бизнес, – просто ответил Сазонов.
   По едва уловимым нюансам Тая поняла, что подробностей ждать не следует.
   – Париж называют городом шампанского и любви…
   – Я тоже это расхожее мнение слышал, но как-то и шампанское, и любовь прошли мимо меня. Париж мне запомнился как город дождей, туристов, несчетного количества голубей и глупых вопросов о России. Но надо признать, вино там действительно очень хорошее. Исходив пешком добрую половину Парижа, я любил вечерами сидеть точно в таком же кафе, на первом этаже нашего отеля, смотреть точно в такое же залитое дождем окно и неспешно потягивать молодое анжуйское вино. Может, все-таки, по бокальчику? Уверяю тебя, здесь вино просто превосходное.
   – Расслабляться мне еще рано.
   – Фитнес-клуб… – понимающе кивнул Сазонов.
   – Никита, а какие глупые вопросы тебе задавали парижане? Про медведей на улицах спрашивали?
   – Подслушивала?
   Оба рассмеялись.
   – Тась, – Сазонов накрыл ее ладонь своею, – что мне делать? Мой мозг в бешеном ритме вырабатывает амфетамины и окситоцин. Я как наркоман. У меня от тебя полная зависимость. Поехали ко мне. У меня квартирка недалеко. Поехали! Ни одну девушку я не хотел так страстно, как тебя. Мы молоды, красивы, талантливы… Мы можем это себе позволить.
   Она с некоторым усилием высвободила руку.
   – Мне пора, Никита. Я оставляю тебя разбираться самостоятельно с твоей биохимией. Спасибо за приятные посиделки. До завтра.
   – Извините, а как же ваш заказ? – забеспокоился официант, сопровождая Таисию к выходу. – У нас все готово.
   – В следующий раз. Всего доброго.
   – Таисия! Да подожди ты! – крикнул Сазонов.
   Девушку он догнал на улице.
   – Тась, я… Я дурак. Не надо было так, в лоб. Если обидел, прости.
   – Вернись и расплатись, – спокойно сказала она.
   – Это кафе моего отца.
   – Извини, Никита, я опаздываю.
   – Я чувствую себя распутником. Тась, я… Хочешь, мне станет стыдно?
   – Никита, не грузись. Меня просто секс ради секса пока не интересует. Даже с таким богатеньким мальчиком, как ты.
   – Принца ждешь?
   Она пожала плечами, отступила на шаг.
   – Ну-ну. Желаю удачи!
 
   В закусочной яблоку негде было упасть.
   – Ковалева, уже восемнадцать тридцать. Опаздываешь! – рявкнул бармен, он же менеджер по персоналу Жора Ростов.
   – Еще без двух минут, – ответила Тая, на ходу надевая кружевной малиновый фартук.
   – Еще раз опоздаешь, я хозяину скажу. Работай!
   В закусочной были обычные для этого времени посетители.
   Заведение было демократичным. После работы люди среднего достатка, нетребовательные к меню и интерьерам, встречались здесь, чтобы, наскоро перекусив, отправиться в кино или расположенный напротив театр. Другие по-дружески встречались здесь за чашкой кофе, чтобы поговорить накоротке и разбежаться по домам.
   С такой публикой проблем обычно не было. Правда, беготни было много: только успевай заказы принимать, разносить, рассчитывать, да со столов убирать.
   Часам к девяти вечера публика становилась другой – нахальной и хмельной. С нею до самого закрытия закусочной в час ночи не соскучишься.
   Заведение привлекало невысокими ценами, скидками для постоянных клиентов, наличием в меню, помимо европейской, еще и грузинской кухни.
   Просторный, выдержанный в светло-коричневых тонах зал, поставленные рядами небольшие столики, накрытые темно-малиновыми скатертями, мягкие стулья вместо кресел, окна-витрины, живая зелень, легкая, ненавязчивая музыка, молоденькие старательные официантки… Обычная, рядовая закусочная, каких сотни.
   – Девушка, скажите, пожалуйста, почему вы сперва к тому столику подошли, а не к нам? Мы вам не нравимся?
   – Очень нравитесь. Что будете заказывать?
   – Вы присмотритесь, присмотритесь к нам повнимательнее, – лукаво подмигнул Таисии все тот же молодой человек. – Мы хорошие. Мы просто пьяные сегодня немножко. Премьера… Пьесу новую нарыли, поставили… С нуля. Сами. Понимаете? Ошалели от аплодисментов…
   – Тихо, Серж, не выдавай секретов.
   – Да ладно, Жук! Чего ты? Девушка умненькая, она сама все видит. У нас повод. Понимаете? Мы без повода ни-ни! А вообще, мы милые, обаятельные, добрые…
   – Все, Серж. Тихо. Тормози!
   – Ладно. Все, Жук. Все! Делаю заказ.
   Он беспомощно уставился в меню, потом на официантку.
   – Принесите нам чего-нибудь поесть. Можете? Мы очень хотим есть. Шоколадка на три бутылки коньяка… Это же для троих мужиков не еда.
   – Конечно. Какую сумму вы готовы у нас потратить? – уточнила Таисия.
   – Девушка, ну, сколько можно?! Подойдите к нам! Мы десять минут ждем, чтобы вы у нас заказ приняли! – недовольно крикнула чопорная дама в красном брючном костюме, сидевшая с компаньонкой за столиком в углу. – Это безобразие. Это просто хамство какое-то!
   – Одну минуточку, сейчас подойду. Итак, на какую сумму оформлять заказ?
   Однако Серж уже не слышал ее. Пошатываясь, он повернулся на стуле в сторону дамы.
   – Извините, великодушно, – он прижал руку к сердцу. – Мы же вам не мешаем. Почему в самый ответственный момент вы мешаете нам? А вдруг я забуду что-нибудь? А как потом? Потом опять заказывать и опять ждать? Вы не волнуйтесь. Девушка сейчас к вам подойдет. Только не кричите больше, ладно? А то от вашего голоса у меня мороз по коже, как от дешевого фильма ужасов.
   Посетители за соседними столиками заулыбались.
   – Я сейчас милицию вызову! Закусочную превратили в притон алкоголиков! Идем отсюда, Люда!
   Дамы поднялись и решительно направились к двери.
   – Я говорила, не надо было в эту забегаловку заходить. Кофе могли бы и в театральном буфете выпить. А вам, официантка, только коров за вымя дергать в самом отсталом колхозе. Лезут в Москву, лезут…
   – Счастливого пути! – вслед удаляющимся дамам громко сказал Серж и помахал рукой. – Не злитесь, мадам. От злобы появляются морщины. Их и так у вас много!
   – Вы заказывать будете или нет? – со вздохом досады спросила Тая.
   – Будете… – пьяно пошатываясь Серж вновь развернулся на стуле в ее сторону. – На чем мы остановились?
   – На какую сумму оформлять заказ? Сколько вы способны здесь потратить?
   – Мы способны. Способны потратить…
   – Тихо, Серж, тихо. Не горячись.
   – Да… – он смутился, оглядывая содержимое карманов. – Мы уже мало на что способны. У тебя, Жук, сколько?
   – Полторы. У Лёхи штука.
   – И у меня две. Так что… – Серж, счастливо улыбаясь, уставился на Таисию. – Девушка, милая, мы еще кое на что способны! А вы что стали грустная?
   – Значит, на четыре тысячи? – уточнила она и добавила со вздохом: – Да просто мне теперь влетит из-за них. Менеджер не одобряет, когда посетители уходят, не сделав заказа.
   – Какой пустяк! – выпалил Серж. – Что ж вы не о том думаете?! Ну запишите, запишите нам в счет две чашки кофе, что не вылакали эти кошки, – он обернулся к друзьям, точно ища поддержки. – Запишите и опять улыбайтесь. У вас очень красивая улыбка.
   Царившие на кухне запахи сводили с ума.
   – Вартанчик, как сегодня вкусно у тебя! Прямо слюнки текут!
   – Попробуй кусочек.
   На кончике вилки повар протянул официантке Леночке кусочек мяса.
   – О-о! Божественно… – в блаженстве закрыв глаза, произнесла та. – Что-что, а готовить, Вартанчик, ты умеешь!
   – А я и «что-что» умею, – невозмутимо ответил тот.
   – Ты не в моем вкусе. Ты нищий, толстый и старый. Давай лучше две порции пельменей.
   – Всего-то?
   – В темпе, Вартанчик! Отставить бла-бла-бла! – официантка Леночка достала пудреницу и стала придирчиво разглядывать свое лицо. – Черт! Нос поплыл! От жратвы пар валит, все в морду. Ненавижу эту работу! Вся жизнь – дерьмо! – Леночка припудрила нос, захлопнула пудреницу. – Чего уставился?
   – Не буду больше тебя прикармливать. Злая ты, Леночка.
   – В добрых у нас Тасечка ходит. Кстати, вот она. Вартан, шевелись, в самом деле! Из-за тебя нас Жорик на ножи поставит.
   – Вартан, закусить в пределах четырех тысяч на троих. Очень милые ребята пришли к нам перекусить после коньяку.
   – Как скажешь, ласточка! Сосо, три порции мивади^[4], три порции сациви^[5], зелень, аджика, сулугуни и хачапури^[6]. В темпе!
   – Сделаем, Вартан Суренович.
   – Что за милые ребята?
   Лена прильнула к разрисованному под мозаику стеклу.
   – За столиком в центре. Видишь? Особенно вот тот, что слева, в серой вельветовой куртке.
   Лена встала на цыпочки.
   – Погоди-погоди… Да это же Сергей Беспалов!
   – А кто это?
   – Театр напротив видела? Он – его восходящая звезда. Сам питерский, как наш президент. Слушай, Тась, дай я их обслужу. Махнемся заказами?
   – Да, пожалуйста.
   – Держитесь, мальчики! – игриво произнесла Леночка и, подхватив поднос с заказом, походкой манекенщицы направилась в зал.
   – Эта своего не упустит, – глядя ей вслед, заключил Вартан. – Хотя… Мудрые люди на Кавказе говорят: «С величием горы может сравниться только полет орла».
   – Как это?
   – Здесь говорят: «Гусь журавлю не пара».
   На металлическую стойку готовых блюд он поставил две порции хинкали^[7].
   – Леночкин заказ. О! А вот и наша «гусыня».
   – Вот хамы! – Лена бросила пустой поднос на металлическую стойку. – «Вы не наша девушка. Позовите нам нашу девушку. Только из ее рук мы готовы съесть ваше подобие сациви…» Ты слышал, Вартанчик? «Подобие сациви»!
   – Чего злишься, слушай? Узнай моя мама, как и из чего я делаю это божественное блюдо, прибила бы. Точно!
   – Вартанчик, у меня правда улыбка крокодила?
   – Вах! Леночка, кто так нехорошо сказал?
   – Сергей Беспалов.
   – Слушай, кто такой? Что себе позволяет?!
   Лена потерянно махнула рукой.
   – Значит, правда. Чего уставился? Лобио^[8] я полчаса жду!
   Заказы шли нескончаемой чередой, наплыв посетителей не ослабевал. Только успевай крутиться.
   – Девушка, вы еще усните! Ходите, как черепаха.
   – Я слушаю. Что закажете?
   – Ничего себе! А где добрый вечер? Где дежурная улыбка? Девочки, у меня даже аппетит пропал.
   Жеманные особы лет пятнадцати мнили себя завсегдатаями дорогих ресторанов.
   – Что у вас можно съесть и не отравиться?
   – Сегодня повару особенно удаются паровые котлеты, – сдержанно ответила Таисия.
   – Вы серьезно? Я такую дрянь не ем.
   – Что будете заказывать?
   Девушки коротко посовещались, наконец та, которая сравнила Таисию с черепахой, захлопнув меню, произнесла:
   – Жареную картошку – одну порцию, овощной салат.
   – Остальные что будут заказывать?
   – Девушка, вы реально тупая. Это на всех. Мы боремся с лишним весом.
   – Официантка! Подойдите сюда. Подойдите, подойдите!
   – Слушаю вас.
   – По-вашему, это съедобно?
   Пожилой мужчина сердито смотрел на Таю.
   Отбивная в его тарелке была надрезана в нескольких местах.
   – Здесь же одни жилы. Это невозможно не то что есть, даже разрезать невозможно! Я не буду за это платить.
   – Одну минуту. Я поговорю с поваром. Все сейчас уладим.
   – Не надо. Рассчитайте меня. Я ел ваш мерзкий салат и пил кофе. За них я заплачу. В коем-то веке решил скоротать вечерок среди людей. Сегодня сорок дней как супругу похоронил. Чувствовал, один в четырех стенах не смогу. Я предполагал, что будет невкусно. Но что настолько!
   – За отбивную мне платить прикажете?
   – Мне безразлично.
   – Возможно, отбивная действительно гадость. Но знаете, уважаемый, если я за всех платить буду, мне и получать нечего будет. В конце концов, я не виновата, что корова чрезмерно увлекалась спортом.
   – Так! Зовите менеджера. Нахалка! Саркастичная нахалка! «Поколение пепси», черт бы вас подрал!
   – Сию минуту.
   С независимым видом Жора Ростов предстал перед готовым взорваться посетителем. Кротко выслушав суть конфликта, он жестко произнес:
   – Официантке объявим строгий выговор. Повара лишим премии. С вами сложнее. Мы не можем позволить себе, чтобы посетители уходили от нас голодными. Я предлагаю уладить недоразумение: закусочная предлагает вам свое фирменное блюдо. Разумеется, бесплатно.
   Эта была стандартная схема. Оставшиеся за день объедки, например, кусочки отбивных, тушеных говяжьих языков, срезав надкусанные места, раскладывали на тарелке, накрывали гарниром из также оставшихся недоеденными овощей, засыпали сыром, ставили в микроволновку и подавали горячими.
   – Сэкономим на вывозе пищевых отходов и репутацию заведения поддержим, – резюмировал в таких случаях Жора Ростов.
   Удивительно, но почти всегда люди оставались довольны «халявой» и даже давали чаевые. Только сегодня все было не так.
   – Не надо мне вашего бесплатного блюда! Не ходил я сюда и больше сто лет не пойду. Дайте счет за салат и кофе! – орал настырный дед.
   – Не откажите в любезности, пройдите в мой кабинет, напишите письменную жалобу, счет принесут туда, – услужливо предложил Ростов.
   – С удовольствием!
   – Девушка! Девушка, вы совсем забыли про нас…
   Сергей Беспалов смотрел на Таисию с пьяной улыбкой совершенно счастливого человека.
   – Слушаю вас.
   – Принесите нам минералочки.
   – Какой именно?
   – Нам уже все равно.
   – Минуточку.
   Тая направилась к бару.
   – Мишань, дай минералочку, – попросила она бармена.
   – Для тебя что угодно.
   – Слушай, ты работаешь здесь давно. Скажи, что после жалоб бывает? По карману бьют?
   Бармен поставил на стойку бутылку воды.
   – По карману не знаю, а по морде бьют.
   – Как…
   – Да не тебя, дурочка! Ты думаешь, Жорик мужика жалобу писать повел? Ха! Он его сейчас на заднем дворе отоварит, кошель почистит, и дело с концом. Жорик не любит, когда взбухают.
   – Будь другом, отнеси минералку за второй столик. Побыстрее!
   Как она бежала по заваленному коробками, заставленному пустыми ящиками коридору, Таисия не запомнила. В память врезалось окровавленное лицо, по-детски беспомощный взгляд, обмякшее, сползающее по стеночке в грязь тело.
   – Жора, прекрати! Ногами не бей! Перестань, ты убьешь его! Оставь его! Пойдем! Пойдем, говорю! Успокойся! Пойдем!
   Она с трудом оттащила Ростова.
   – Тварь! Хрыпняк нафталиновый! Убью, еще увижу!
   – Идем, Жорик. Хватит. Идем. Я тебе сейчас кофе сварю, со сливками и корицей, как ты любишь. Идем.
   – Голова… – Ростов пошатнулся, присел, обхватив руками голову. – Больно… Виски давит… Сука старая. Прикончу…
   – Тебе нельзя нервничать. Пойдем потихонечку. Вартанчик нам пирог испек. Пойдем есть пирог. Ты же голодный. Пирог вкусный, твой любимый. Пойдем, Жорочка. Там и кухня, и зал без твоего присмотра. Пойдем, милый, ты нам нужен. Мы же за тобой, как за каменной стеной…
   Так, с уговорами, Таисия увела Ростова назад, в закусочную, усадила на кухне.
   – Вартан, пирог давай и кофе. В кофе, как обычно, фенозепам растолки. Опять его понесло. Сейчас озвереет. Только быстро, быстро давай! – шептала она на ухо повару.
   – Вах, вах! Все сделаю. Иди в зал.
   Но в зал Тая не пошла. Бегом она вернулась туда, где остался пожилой избитый Ростовым мужчина. В грязном, заваленном тарой внутреннем дворе закусочной было темно и страшно. Глаза не сразу привыкли к темноте.
   – Эй! Вы живы? Уважаемый, вставайте. Вы живы?
   Мужчина пробормотал что-то бессвязное.
   – Ну, слава богу! Живой. Вам уходить надо. Пойдемте, я помогу вам сесть в автобус. Здесь, за углом, остановка. Вставайте же! – она тряхнула мужчину за грудки. – Вам нельзя здесь. Если он вернется, он просто убьет вас. У него после Чечни с нервами беда. Вставайте же!
   – Из-за тебя все… – едва слышно произнес мужчина. – Ты виновата… Подлая… Подлая тварюшка!
   Тая воровато обернулась к служебному входу.
   – Да вставайте же, наконец! Вам бы в живых остаться, потом виноватых искать будете…
   Зал был почти пуст. Закусочная закрывалась.
   – А все-таки вы совсем забыли про нас… – Сергей Беспалов, слегка покачиваясь, поднялся, протянул Таисии оплаченный счет и двести рублей чаевых. – Все, что осталось, – извиняясь, улыбнулся он. – Жаль расставаться. Жук, встаем! Буди Лёху. Работенка у вас, весь вечер туда-сюда, туда-сюда… На ногах…Устали?
   – Устала. Мы будем рады видеть вас снова. До свидания.
   – Мы придем. Я уверен, теперь мы будем здесь часто бывать. Простите, если наши пьяные лица… – он театрально прижал руку к сердцу. – Учтем. Исправим. До свидания…
   На пороге Беспалов остановился, обернулся.
   – И все-таки… Все-таки… – он лукаво прищурил левый глаз. – Все-таки вы слишком хороши для этого заведения.
 
   Тиканье будильника действовало на нервы. Будильник был старый, потрепанный долгой жизнью и меняющимися хозяевами. Будильник старался. Его надрывное «тик-тик, тик-тик, тик-тик» мешало спать, мешало думать.
   Таисия отчаянно вздохнула, перевернулась на другой бок и сунула голову под подушку.
   – «Живет моя отрада в высоком терему. А в терем тот высокий нет хода никому… А в терем тот высокий нет хода никому!» – пьяно горлопанил сосед за стенкой.
   – Не то! Ну не то, Сеня! «На горе колхоз, под горой совхоз, а мне миленький да задавал вопрос…» – тоненьким голоском повела соседка.
   – Куда ты лезешь, дура?! Молчи в тряпочку. Замотайся в оттоптанные медведями ухи! Как была лимита, лимитой и осталась! Все про колхоз свой: «Ля-ля… Ля-ля…»
   – Какая я тебе лимита? Осел! Кто тебе квартиру заработал?
   – А кто пропил?! Теперь в этом змеенятнике. Жди, когда попросят! Дурой была, дурой осталась! «Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца, никто не загородит дороги молодца!» – продолжал сосед.
   – Чего ты орешь? Нажрался и орешь! Скотина!
   – «Войду я к милой в терем и брошусь в ноги к ней…»
   – Это ты к Нинке, что ль, из двенадцатой, войдешь?
   – «…Была бы только ночка, да, ночка потемней!»
   – Скотина, ну форменная скотина! Бабник чертов! Вот тебе, ослиная морда! За Нинку, за Зинку, за Тоньку, за Светку! Вот тебе, получай, получай, гадина!
   Звонкие шлепки, точно соседка била мужа шлепанцем по лысой голове, сменились возней, потом обоюдными потоками нецензурных ругательств, а затем последовало обычное и так надоевшее за последний месяц: «Я зарежу тебя, суку! Сейчас здесь ляжешь! Я зарежу тебя!» Потом был надрывный визг пьяной женщины: «А! А-а-а!!! Помогите! Убивают! А-а-а!!! Сеня, не надо! А-а-а! Люди!!!» Заканчивалось «представление» стандартно: звуками переворачиваемой мебели, женским плачем и истеричными причитаниями. Наутро в ванной всегда было грязно от растертой босыми ногами по полу крови и воняло блевотиной вперемешку с перегаром.
   – Надоело, сил нет! – проворчала Таисия и зажала уши.
   «Ты не бойся, девонька, – говорила ей хозяйка трехкомнатной квартиры, показывая комнату. – Здесь тихие люди живут. Справа комнату супружеская пара занимает. Днем на работе, приходят только поздно вечером. В левой комнате одинокий молодой человек живет. Вроде бы наркоман, но тихий. Никогда худого слова не услышишь. Он себе не готовит. Кухня днем вся твоя. Так что, считай, ты тут хозяйка…»
   – Таисия! Тася!!! – барабанил в дверь сосед. – Та-и-си-я, открой! Иди посмотри глаз у моей дуры. Я ей, кажись, глаз выбил. Таська, сучка зеленая, выходи! – он от души врезал кулаком в дверь. – Ладно, утром я с тобой разберусь. Я в туалете закроюсь, ты у меня на работу не оправившись пойдешь!
   «Господи! Как же вы мне все надоели!» – прошептала Таисия и заплакала, свернувшись в комочек под одеялом.
 
   – Дорогие мои! У нас большая радость! – профессор Преображенский театрально всплеснул руками. – Сегодня мы впервые все вместе идем смотреть спектакль. Конечно, по долгу ученичества вы будете в дальнейшем обязаны посещать спектакли наших ведущих театров, но первый совместный просмотр – это, знаете ли, как первая любовь. Впечатления не забываются.
   – Алексей Петрович, а что мы будем смотреть?
   – Ваше нетерпение, Никита Сазонов, я объясняю возбужденным состоянием, возникающим всякий раз перед встречей с прекрасным, а отнюдь не дурными манерами. Позвольте мне продолжить… Нам посчастливится увидеть сегодня героическую комедию Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Это лучшая пьеса Ростана. К тому же она автобиографична. Это дань любви самого автора к своей жене и музе Роземонде. Это гимн любви, я бы сказал! Пронзительный гимн любви! Вы знаете, я сам себе завидую, что увижу это творение еще раз. Что ж, друзья мои, в половине седьмого жду вас у главного входа.
 
   После спектакля Сазонов провожал ее домой.
   Они шли по полутемной пустынной улочке. Их неспешные шаги неуверенным эхом отдавались в наступавшей ночи.
   – Тась, как тебе эта «пронзительная пьеса о любви»?
   – Никак. Жаль потерянного времени.
   – Таисия, вы противница академического театра?! – Никита Сазонов сыграл изумление.
   – Нет. Я противница халтуры. Звание народного артиста, по моему убеждению, глубокому, как Марианская впадина, не дает права Андрею Шерстнёву на халтуру. А бессмысленная беготня по сцене, механическое и невнятное произнесение текста – все, что я сегодня увидела. Жаль потерянного времени, – повторила она.
   – Ты припечатала… Слышал бы тебя наш Сирано де Бержерак!
   Таисия улыбнулась.
   – Ему бы было полезно. Криминальные авторитеты ему как-то больше удаются. Может быть, потому, что в кино есть монтаж?
   – Да ладно. Думаешь, играть одно и то же шестой год подряд интересно? А он играет, чтобы иметь хлеб насущный. Разве можно его за это осуждать?
   – А кто здесь говорит об игре? Игра – это когда у тебя в жизни кавардак: жена сбежала к лучшему другу, все бабы – подлые стервы, дети балбесы, которым на тебя чихать, у самого вот-вот инсульт, начальство на тебя зуб точит, а ты выходишь на сцену и три часа, пока идет спектакль, умираешь от любви, растрачивая себя, душу свою на кусочки дробишь и даришь по крохотному кусочку каждому пришедшему поглазеть на тебя зрителю, чтобы у него, у зрителя, в его измученной, закопченной лампадой жизни душонке светлее и чище стало, чтобы он вышел из театра и сказал: «Господи, хорошо-то как! Как в церкви побывал!»
   – Н-да-а… – вздохнул Сазонов. – Самое грустное, что этот Сирано в конце месяца у нас мастер-класс вести будет. Будет нас учить актерскому мастерству, «отдавать себя без остатка зрителю при каждом выходе на сцену».
   – Преображенский сказал?
   – Да.
   – Я не пойду.
   – Да не суди ты об актере по одному неудачному спектаклю. Ты – максималистка, Тасенька. Обычная, надоевшая до чертиков работа, за которую платят бешеные бабки. Да я не напрягаясь лет за пять своей мордой на экране заработаю больше, чем мой папа за всю жизнь! И не надо, не надо романтики. Это хорошо отлаженный бизнес, шоу-бизнес. Нет больше титанов: Смоктуновского, Миронова, Папанова, Никулина, Раневской, Орловой, Ладыниной. Наше актерское поколение по сравнению с ними – сельское ПТУ. И ты, Тасенька, как бы ни пыжилась, не станешь второй Орловой или Вивьен Ли. Да и не нужно. У нас с тобой задачи другие. Когда я чувствую вкус денег, я черту душу готов продать! Уверен, ты тоже. И не буду я себя растрачивать. Есть соответствующие актерские техники. Только экзальтированные и недалекие еще играют по Станиславскому. Здоровьишко беречь надо для дома, для семьи. Если каждый день играть как на премьере, сердечко тикать перестанет. Так что спустись с небес на землю. И… давай не будем больше об этих глупостях.
   Сазонов взял ее за руку, стал гладить пальчики, потом поцеловал запястье, ладонь.
   – Никита, не надо. Перестань!
   Он притянул ее к себе, обнял, не дав высвободиться, попытался поцеловать в губы. Таисия уклонилась.
   – Отпусти меня!
   – Нет… – хрипло ответил Сазонов. – Идем к тебе. Пригласи, ну пригласи меня к себе, – скороговоркой шептал он, не оставляя попыток поцеловать.
   – Отпусти, я сказала! – она с силой отпихнула его, и Сазонов едва удержался на ногах.
   – Ковалева, ты лесбиянка, что ли?
   – У меня беда с актерской техникой, Никита. Я не умею притворяться. И я не люблю, когда мимоходом. А поцелуи на улице, на мой взгляд, вообще дурной тон!
   Сазонов усмехнулся.
   – Приглашаю к себе – тебе не нравится. Мимоходом – дурной тон. Слушай, Ковалева, – с нажимом произнес он, точно ему вдруг здесь и сейчас открылась великая тайна, – может, все проще? Может быть, ты просто «динамистка»?!
   Таисия помахала ему рукой и зашагала дальше по дороге. Одна.
 
   Соседи не спали.
   – Чё поздно приперлась?
   Сосед Семен, зевая и почесывая под грязной майкой жирное брюхо, застыл в дверном проеме кухни.
   – Добрый вечер, Семен Андреевич. Чаю хотите?
   – Сама пей. Слушай, тут такое дело. Дай сотню до зарплаты, – без перехода выпалил он.
   – Да откуда же у меня такие деньги? Я еще зарплату ни разу не получала.
   – Все на шее у папы с мамой? Ну-ну.
   Сосед подошел к столу, встал рядом с Таисией, ожидавшей, пока закипит чайник.
   – Избаловали мы нашу молодежь. Где бы родителям помочь, они на родительской шее… – он замялся. – Ладно, Таська. Чего там… Что я, не отдам?
   – Нет у меня денег. Самой бы до зарплаты кто подал.
   – А я у тебя не милостыню прошу. Я за дело.
   – Какое дело?
   – Ты в комнатенке без прописки живешь? Да-а! – он расцвел в ехидной улыбке. – Участковому скажу, он тебя оштрафует. Опять скажу – опять оштрафует. Ты же лимита. У тебя же московской прописки нет!