— Проклятье! — выругался он и сел в пустое президентское кресло: выходить в коридоры, где бродит неизвестный убийца, ему не хотелось. Теперь ему оставалось одно: успокоиться, хорошенько поразмыслить, кроме того — попробовать установить, кто был таинственный убийца… И главное — как снова не попасться ему на мушку. И еще можно было посмеяться над тем, до чего же беззащитным делают иногда человека коридоры власти…

13

   Глаза начальника охраны сперва округлились, затем сузились до серых щелок:
   — Я ослышался? Ты стрелял в человека? Тогда почему ты признаешься в этом мне?
   По лицу молодого человека пробежала гримаса.
   — Я стрелял в гангстера. В бешеную собаку, которая — я знаю это — шантажирует самого Президента. Этого человека нельзя пускать и на порог этого здания, — он старался говорить как можно тверже и отчетливее.
   — Ты сумасшедший — и это все, что я могу сказать… Ты что, пришел ко мне с повинной?
   — Элтон остался жив. Значит — он все равно узнает, кто в него стрелял. Мне нечего терять: сбежать я все равно не сумею, в тюрьме он тоже меня найдет. Я хочу, чтобы вы все поняли, с кем имеете дело. И еще я хочу, чтобы вы… — его голос слегка дрогнул, — помогли мне уйти.
   — То есть?
   — Не сбежать — уйти, — уже четче повторил сержант. — Неужели вы сами не знаете, кто такой Элтон?
   — Знаем, — резко и строго отрезал начальник охраны. — Но это еще не причина устраивать тут стрельбу. Считай, что ты выстрелил по престижу всей гвардии… Постой, что ты хотел сказать этим «уйти»?
   — Я хотел, как лучше, и не видел другого выхода. Как честным людям, вам всем тоже должно быть небезразлично, что к власти приходит — точнее, уже пришла — мафия. Посмотрите, как круто изменился в последнее время курс… Элтон — маньяк и садист, и я не удивлюсь, если однажды окажется, что вся эта история с инопланетянами — чудовищных размеров провокация. Но я стрелял — значит, закон сейчас против меня, а не против Элтона, который не раз уже ускользал от него… Я хочу умереть.
   — Еще одна глупость, — возразил начальник охраны. — Допустим, первую я еще могу понять: я тоже слышал, кто такой Элтон. Я не могу одобрить такую выходку — против таких, как он, есть закон, хотя он порой слишком медлит. Возможно, хотя я не стал бы утверждать так категорично, ты и прав насчет его отношений с Президентом: слишком многие министры сменились в последнее время, а выгода для Элтона некоторых принятых недавно законов очевидна.
   — Но ведь я признался в покушении на убийство, в нарушении закона, так? — от волнения сержант покраснел. — Я — преступник, и вы все станете соучастниками, если не арестуете меня. А если арестуете… Считайте это слабостью — но я просто боюсь. Из тюрьмы человека тоже можно похитить.
   Он опустил голову. Некоторое время подполковник задумчиво смотрел сквозь него, затем обвел глазами присутствующих (в комнате находились еще пятеро военных).
   — Надеюсь, нас никто не подслушивал, — медленно проговорил он.
   Ему никто не ответил. Этих людей он знал хорошо и давно, и знал также, что никто из них не предаст, если он примет решение преступить закон и умолчать о проступке самонадеянного мальчишки. Но если у стен есть уши… Нет, подполковник не хотел подвергать риску своих подчиненных.
   — Не надо… — сдавленно произнес сержант. — Я… я сам…
   — Может, все еще обойдется… Может, еще никто не слышал, — отворачиваясь, пробормотал подполковник.
   Из кобуры сержанта вынырнул пистолет, замер на миг в воздухе и вздрогнул, выпуская из себя пулю…

14

   Она никогда еще не была здесь — и тем неприятнее было ощущение, что все происходящее уже когда-то было. Может, это из-за загадочного сходства всех официальных церемоний вне зависимости от места и времени? Рипли казалось, что она видит этот прием во сне или по стереовидению. По очень хорошему стереовидению… А вот «слышимость» была плохой — Рипли с трудом разбирала слова, даже те, что произносила сама… Или те, что сами произносились спрятанным у нее внутри кем-то. Священник больше молчал. Все Равно стушевался и держался позади всех — к тому же большинство принимали его за ребенка.
   — Возьми меня в «приемыши», не выдавай, — попросил он, улучив момент, и, к удивлению Медного, принялся называть Рипли мамой.
   Речь Медного переводить было совсем легко: в ней постоянно сквозили интерпланетные дипломатические штампы — это все, что Рипли запомнила достаточно отчетливо.
   Из окружавших ее лиц знакомых было меньше, чем можно было предположить. Она кое-как помнила Президента — по портретам, но фамилия его совершенно вылетела из памяти; остальные лица казались и вовсе чужими и поэтому путались. Вот разве что мужчина среднего роста и средних лет, которого, несмотря на традиционный «приемный» пиджак, легче было принять за телохранителя, чем за члена высшего общества, кого-то ей напоминал. Или так казалось из-за его слишком пристального изучающего взгляда? Рипли постаралась запомнить его черты, довольно правильные и не лишенные приятности, — но в памяти они не держались, оставляя там только взгляд небольших черных глаз. Возле него почти все время находилась довольно молодая женщина, судя по выражению лица — особа весьма скучная. Черноглазый смотрел на Рипли так настойчиво, что она начала беспокоиться.
   Попытка отвлечься ничего не дала — даже поворачиваясь к этому человеку спиной, Элен ощущала его взгляд.
   «Ну что ему надо?» — злилась Рипли, раздраженно поглядывая на окружающих; она бы все отдала сейчас за несколько минут одиночества. Кроме того, на нее снова нашло смущение из-за собственного внешнего вида — если в начале приема она заставила себя забыть о нем и полностью сосредоточилась на переводе, то теперь ей становилось все неуютнее.
   Она попробовала поискать взглядом хоть кого-то, кого можно было бы попросить об одолжении, но вокруг сидела слишком неподходящая для этого публика, которая к тому же сыпала пустыми, заранее предсказуемыми вопросами о том, как Медный в качестве представителя своей планеты оценивает перспективы дальнейшего и всяческого сотрудничества, и тому подобном. Вскоре Рипли показалось, что и сам официальный посол не слишком горит желанием поддерживать беседу такого рода, а относится к ней словно свысока. В то же время она видела, что Президент погружен в какие-то свои мысли, хотя присутствие гостей с другой планеты его занимает и тревожит. Из всего этого напрашивался вывод, что настоящий разговор состоится позже, наедине.
   «И тут, скорее всего, какие-то свои интриги, свои подводные камни, свой невидимый со стороны рисунок игры, — грустно думала Рипли, то встречаясь взглядом с черноглазым, то стараясь избегать его. — Странно, вот так живешь и не думаешь о том, что творится наверху, обо всех этих закулисных страстях… Может, у каждого второго здесь кто-то ходит в заложниках, а кто-то берет их сам… а кто-то является таковым у своих стремлений, у выгоды… да мало ли у чего. Вот взять того же Президента: к нему привыкаешь относиться как к символу, знаешь его по проводимой политике — и ни за что не догадаешься, находясь вдалеке, кто именно держит его на прицеле… Почему — на прицеле? Странные ассоциации… Может потому, что показалось, будто он испуган? Так, может, он боится Медного и Священника? Я бы тоже боялась их, не зная. И многие боятся — вон как косятся — совсем не замечают меня… и слава Богу. Нет, не то… Точно — ведь только двое… нет, трое, не считают Медного главным объектом внимания. Этот неприятный тип, его подруга и Президент… а последний-то просто обязан… — она прервала размышления для очередного перевода и долго вспоминала, на чем оборвала свою мысль. — Да, он просто обязан в первую очередь интересоваться послом. Не только делать вид, чем он так усердно занимается, а по-настоящему интересоваться: не каждый же день ему приходится принимать здесь инопланетян. Что-то мне не нравится его реакция — он даже не удивлен. Он занят чем-то своим… совсем своим… Но что может сегодня быть важнее контакта? Большой Поединок?.. тьфу! — предстоящие выборы? Кстати, сколько лет он уже на верхушке? Ладно, неважно… Или у Человечества сейчас такие проблемы, что Президенту просто не до нас?» Совершенно заинтригованная, Рипли попробовала проследить за его взглядом — и убедилась, что чаще всего он останавливается как раз на черноглазом.
   «Совсем интересно… — отметила она. — Неужели история повторяется и я вижу Главу Оппозиции? И какое же „оружие“ ему нужно от меня?» Она настолько увлеклась разгадкой этой тайны, что чуть не упустила момент окончания торжественной части. Рипли догадалась, что пока она свободна. И снова подумала, что ей нужно улучить хоть минутку, чтобы привести себя в порядок. Ее просто удивляло, до чего спокойно все восприняли ее экзотический внешний вид. Наверное, из-за Медного — ее просто не разглядели… или изначально ожидали чего-то подобного. В таком случае Рипли должна была подумать о себе ради собственного достоинства.
   — Извините, — обратилась она к человеку, державшемуся во время торжественной части на заднем плане и не слишком солидному на вид, — кто здесь отвечает за бытовые вопросы? Управляющий, распорядитель… кто? Мне стыдно об этом говорить, но…
   — Вам показать туалет? — совсем тихо поинтересовался секретарь (это был он).
   Рипли вздохнула. Такая откровенность вопроса до всех приключений, наверное, шокировала бы ее, но теперь вызвала только горькую улыбку.
   — Да нет… Скажите, с кем я могу просто поговорить на эту тему? Нам ведь надо где-то жить, обедать… ну и так далее. Или мы постоянно должны оставаться на корабле?
   — Обед? — секретарь посмотрел на нее несколько ошалело. — Разве вы не обедаете с Президентом?
   — Ладно, — Рипли махнула рукой и почувствовала напряжение: краем глаза ей удалось уловить, что черноглазый опять смотрит на нее и старается пробраться поближе. — Вы лучше представьтесь. Я должна знать, с кем говорю.
   — Я секретарь…
   — Прекрасно. Дальше?
   — Меня зовут Бийон. Что еще?
   — Ничего, — Рипли слегка усмехнулась — в самом деле, чего она боялась? Показаться смешной? Вряд ли при ее биографии это получится. А странной — куда уж быть страннее, чем есть.
   — Хорошо, — сказала она. — В таком случае с вами я и поговорю. Я не разбираюсь в тонкостях вашего этикета — в прошлом я была офицером и рабочей, работала на погрузчике, ясно?
   — Вам нужны консультации по этикету? — Бийон слегка наклонил голову на бок.
   — И это тоже, но без них я пока могу обойтись. Мне сейчас важней другое. Я нахожусь в довольно нелепом положении: меня уже несколько месяцев, даже лет не было на Земле. Своего счета у меня нет, работы тоже. Как выглядит моя одежда, надеюсь, вы сами видите. Мне нужен человек, к которому я могу обратиться просто как частное лицо. Вы поняли?
   — Я?.. Да, — похоже, секретарь несколько растерялся: проблема Рипли не вписывалась ни в какие регламенты и между тем он не мог не признать, что ее желание законно. — Вот что… Сейчас между мероприятиями будет небольшой перерыв. Я постараюсь что-нибудь сделать для вас. Подождите! — он оглянулся, ища кого-то взглядом. Оглянулась и Рипли — и нахмурилась: навязчивый тип находился совсем рядом.
   — Рипли, — к ней подошли Священник и Медный, — о чем вы только что говорили?
   — Пустяки, — ответила она на языке Планеты. — Об устройстве здесь.
   — Имейте в виду, Рипли, — предупредил Медный, — вы мне скоро будете нужны…
   — Рипли, переведите, пожалуйста, инопланетным гостям, что если они не очень утомились, их ждут в центре компьютерного перевода для составления словаря. Может пойти кто-то один… — подошел к ним еще один человек.
   — Да, — механически отозвалась Рипли, вызывающе отвечая при этом на наглый взгляд темноволосого незнакомца таким же. Она ожидала, что он хоть как-то отреагирует на это, но нет — он стоял и чего-то ждал.
   Рипли перевела. Медный вызвался идти туда немедленно, сообщив, что так ему будет удобней и самому. Рипли проводила его отрешенным кивком.
   «Ну что нужно от меня этому типу? Почему он так смотрит на меня?» — Простите, Рипли, — обратился к ней вновь появившийся Бийон, — я должен кое с кем переговорить насчет вас. В случае надобности я сам постараюсь снабдить вас деньгами.
   — Этого не потребуется, — черноглазый сделал шаг вперед. — В Компании нет приказа о вашем увольнении. Жалование за время вашего пребывания в экспедиции на LB-426 перечислено на ваш счет; кроме того — вам выплачена страховочная компенсация.
   — Что? — Рипли сдвинула брови. Ей показалось, что при этих словах внутри у нее что-то оборвалось.
   Компания… Компания напомнила о себе! Ее кошмар, ее враг, ее…
   Она шумно втянула воздух.
   — И еще, — незнакомец из Компании вежливо улыбнулся, — пока я не могу сказать ничего больше, но… Я прошу у вас прощения.
   Он поклонился и отошел, убрав наконец с нее прицел своего взгляда.
   — Подождите, что… — она прикусила язык.
   — Вы знакомы с этим человеком? — услышала Рипли голос Священника.
   — Я впервые его вижу, — проводила она взглядом удаляющуюся фигуру.
   — Странно… Он чувствует себя перед вами виноватым… И он волнуется за вас… — пробормотал Священник.
   — Компания… — прошептала она, невольно сжимая кулаки. — Это Компания… Подождите, вы что, слушали их чувства?
   — Старался, насколько мне позволяют мои скромные способности, — подтвердил он.
   — Тогда, — Рипли настороженно огляделась по сторонам и махнула рукой, вновь расслабляясь: вряд ли кто-то мог понять их разговор, — я очень прошу вас помочь мне кое в чем разобраться, хорошо? Я буду спрашивать, о ком и с какими эмоциями думают те или иные люди, а вы будете отвечать, если заметите, хорошо?
   — Хорошо, — согласился Священник, полуобнимая щупальцем подошедшего к ним Все Равно.
   — Тогда начнем с самого главного.
   — Он боится. Боится всех. Считает себя неправым, не хочет нас видеть. И еще… Я с самого начала хотел это сказать, хотя, признаться, не слишком силен в таких делах. Здесь кто-то еще был.
   — То есть? — не поняла Рипли.
   — Его не было видно — но я ощущал присутствие. Очень много присутствия одной личности — если можно сказать так… Нет, двух, хотя второго я почти не ощущал. А первого — сильно.
   — И что это значит?
   — Главный землянин боится как раз его.
   — Человека из Компании? — еще сильнее нахмурилась Рипли — она понимала Священника все хуже и хуже.
   — Нет! — сделал жест отрицания Все Равно. — Я тоже его слышал! Хотя совсем этого не умею.
   — И ты… — задумчиво произнес Священник.
   Рипли показалось, что по ее спине пополз липкий холодок. Теперь она была уверена, что если бы не отвлекающий взгляд человека из Компании, то и она сама обратила бы внимание на загадочное нечто, время от времени проскальзывающее где-то в ощущениях. Нечто очень чужое…
   — Кто это? — спросила она.
   — Я не знаю. Но это или не такой человек, как все, или… — Священник не договорил.
   — Или? — подтолкнула его Рипли.
   — Или не человек! — ответил вместо него Все Равно и начал испуганно сжиматься. — Совсем… не человек. Оно…
   «Не человек, — пробежали мурашки по спине Рипли. — Не человек, которого боится даже Президент… Видно, и впрямь здесь произошло что-то совсем гадкое и странное».
   И еще она подумала, уже мельком, что слово «человек» обозначало на языке Планеты далеко не только ее соотечественников.
   Так что же это было за загадочное ОНО?

15

   Он и не собирался стесняться того, что слышит чужие чувства, хотя для мужчины такая способность считалась скорее недостатком. Он был влюблен — и за это прощалось все.
   Скейлси была в опасности — он ощутил это, находясь на большом расстоянии, бросился бежать — и застал шум взлетающей прямо со двора машины. К несчастью, дверь оказалась закрытой. Но и потом он слышал, — слышал ее страх, ее отчаяние, удаляющиеся в неизвестном направлении.
   Навыки пилота позволили ему провести общественный летательный аппарат над самой поверхностью внешней крыши, идя по еле уловимому мысленному следу, замершему в лишенном посадочных площадок квадрате.
   Ему пришлось возвратиться в Город и начать поиск сначала. И он начал обходить здание за зданием, напрягая свой мысленный слух до предела. Голосок исчезнувшей Скейлси не умолкал, и только ее страх постепенно переходил в глухую тоску.
   Он ходил до тех пор, пока Скейлси не уснула — ему удалось услышать, как тоска перешла в усталость и начала глохнуть. На этом поиск пришлось пока прекратить; бесчисленные стены и повороты и без того сильно сбивали пеленг.
   Здесь было странное место — до сих пор Пилот (у него было имя, но настолько глупое, что он был рад скрыть его под названием профессии; звали его Серая Плешь) ни разу сюда не забредал. Впрочем, странным было не это. Пилот вдруг с удивлением заметил, что здесь негде присесть отдохнуть, а тем более — поспать, что улицы пустынны, а редкие фонари навязчиво ярки и что, наконец, на протяжении нескольких кварталов ему не встретилось ни одного магазина, ни одного видеоцентра и даже справочные аппараты куда-то подевались. Кроме того, сами кварталы мало походили на жилые, и безлюдность только подтверждала этот факт.
   Судя по всему, Пилот забрел в какой-то деловой центр — но никаких вывесок, обозначавших названия учреждений, тут тоже не было. Когда же он присмотрелся к цветовым маркерам, ему и вовсе стало не по себе. Каждый Край обозначался той или иной полосой спектра; этот Край следовало бы назвать Белым, если бы… Если бы Пилот не знал наверняка, что в Городе никогда не существовало Белого Края!
   Подумав об этом, он очень захотел сбежать, и лишь мысль о том, что тогда придется оставить в беде Скейлси, остановила его.
   Вдруг ему на глаза попался торчавший из стены кусок арматуры — не специальная удобная перекладина, а именно забытый при уличной реконструкции или недоделанный кусок металла.
   Недолго думая, Пилот обвернулся вокруг него. Чтобы найти и освободить Скейлси от неведомых и, судя по всему, не слишком вежливых похитителей, ему нужны были силы, а дать их могли только еда и сон.
   Поесть было все равно негде, и поэтому Пилот решил пока ограничиться сном.
   Вскоре ему уже снилась Скейлси. Она была заперта в маленькой комнатушке, в которой единственной деталью мебели была такая же неудобная, но несколько более оформленная перекладина. Скейлси качалась на ней и тихо скулила от тоски.
   Проснулся Пилот от того, что на него смотрели, и от этих взглядов, прямых и вроде бы беззлобных, но одновременно угрожающих, ему стало совсем не по себе. Он не удивился бы, окажись, что они ему всего лишь приснились, но нет, в момент перехода от сна к бодрствованию он ощутил их сильнее; когда же Пилот открыл глаза, обнаружилось, что вокруг тесным кольцом сидят Простые и рассматривают его почти в упор.
   — Вы чего? — пробормотал он, спрыгивая на тротуар.
   — Сеть! — приказал кто-то издали, и Пилота накрыло сетью.
   — Вы чего? Эй, пустите! — забрыкался он, но этим только ухудшил свое положение: проволочные клетки сети лишь плотнее охватили его тело.
   Затем появился мешок — непрозрачный, носящий следы какого-то сильного и непонятного запаха, от которого кружилась голова. Пилот уже был готов задохнуться, во всяком случае — потерять сознание, когда ткань сняли и он очутился под нестерпимо яркими лучами огромной лампы. Свет ее был настолько ярок, что невозможно было различить скрытые за ним фигуры и лица.
   — Где я? — испуганно задал он вопрос, как только Простые расступились.
   — Здесь вопросы задаем мы! — ответили из-за световой завесы.
   — Да, а… — начал было он, но умолк. До него снова донесся зов Скейлси, ни к кому конкретно не обращенный и почти утративший нотки надежды.
   — Что ты здесь делал?
   — Здесь?
   — Не притворяйся идиотом. Что ты вынюхивал вокруг Управления?
   — Я?! Я… я не знал… я впервые слышу про Управление… то есть… я заблудился. — Пилот не знал, что и думать. Если Скейлси арестована — а такая мысль в голову ему пришла только сейчас, — его положение оказывалось более чем сомнительным.
   — Кто ты?
   — Я — Пилот… Ой… Я — Серая Плешь из семьи Одинаковой, — он дернулся всем телом.
   — Уже лучше. Так что ты тут делаешь, Серая Плешь?
   — Меня так никто не называет… Меня называют Пилотом.
   — Постой-постой, — донесся из-за лампы уже другой голос, — а уж не тот ли ты Пилот, что помогал инопланетянке добраться до станции Нэигвас?
   — Меня заставили силой, — похолодел изнутри Пилот.
   — Это он. Я так и знал, — подтвердил кто-то невидимый другому, тоже невидимому, и эта простая фраза показалась Пилоту приговором.
   — Ты знаешь, чем ты рисковал? С тем же успехом ты мог доставить к врагу врага. Ты ведь не мог знать истинных намерений Рипли!
   — С ней был Священник, значит… Да нет, я просто испугался… Меня заставили, — страх Пилота рос и рос, грозя превратиться в панику.
   — Когда безопасность Планеты была поставлена под угрозу — а по-иному ту ситуацию оценить было нельзя, ведь никто не может заглянуть в душу Чужому, — ты поступил как трус. Или как предатель, — продолжал звучать обвинительный голос. — Трусость в такой ситуации была равносильна предательству.
   — Что ты от него хочешь? — совсем тихо спросил другой голос. — Не понимаю…
   — Скоро поймешь, — быстро шепнул в ответ первый и продолжил еще громче: — И тем более подозрительно, что после этого у тебя с инопланетянкой был еще один разговор. Да, она помогла предотвратить войну — но кто сказал, что это не было сделано для того, чтобы обмануть и их, и нас, чтобы ее сородичи могли поработить нас? Что если примирение с Нэигвас требовалось ей только для того, чтобы избавиться от конкурента? Так о чем ты с ней говорил?
   — Я?! — Пилот затряс головой. — Ни о чем… То есть — о личном. Я говорил с ней о ребенке: девочка взрослеет, и на моих глазах она уже чуть не стала добычей какого-то уличного хулигана. Скейлси удивительно наивна.
   — Или хитра.
   — Да нет! — сбиваясь и запинаясь, возразил Пилот. — Она же вся так и светится насквозь… У вас же должны работать женщины — пусть они сами посмотрят… В ней нет никакой игры, никакого зла. Это взрослый ребенок.
   — Мы проверяли — но можно ли быть уверенным в существе, появившемся на свет на другой планете?
   — Разве Скейлси родилась не здесь?
   — Ее доставили сюда в первые же дни после рождения — но ее большая мать прожила всю свою жизнь у Чужих. О второй матери и говорить нечего.
   — Все равно, — с неожиданным упрямством возразил Пилот. — Я верю Скейлси. Верю! Я видел ее.
   — Ты ее любишь?
   — А что, если так? — совсем уже осмелел он.
   — А то, — голос за лампой стал вкрадчивым, металлические нотки покинули его. — Чтобы разобраться в том, что этот «ребенок» из себя представляет, нам нужно постоянно держать ее под наблюдением… Что тебе сказала Рипли, когда ты пришел свататься к девочке?
   — Что Скейлси должна решать сама.
   — Прекрасно, — заурчало из-за лампы. — А кто может знать женщину лучше, чем ее муж? Даже если ее свет — маска, то перед кем, как не перед мужем, она согласится ее снять? А ты — разве не захочешь ты избавиться от вечного обвинения в измене, пусть и не предъявленного судом?
   — Не понимаю.
   — Мы отдадим тебе девочку, если ты обязуешься сам следить за ней и предупреждать нас о любом факте, который покажется тебе подозрительным. Мы обязаны перестраховаться, когда речь идет о Чужих, — а так делать это будет намного проще. Считай, что мы оказываем тебе особое доверие…
   — Так она не арестована?
   — У нас нет доказательств ее вины, так же, как и доказательств невиновности. Только необходимость перестраховаться и не подставить под удар невинных жителей Города заставляет нас идти на крайние меры. Сегодня Рипли улетела к своим. Скейлси осталась одна — и это значит, что в случае чего она теперь быстрее раскроется из-за своей неопытности — если она все-таки виновата.
   — Она невиновна ни в чем!
   — Тебе сказано — нельзя до конца верить Чужим! Так что ты скажешь на наше предложение?
   — На предложение? — тупо спросил Пилот.
   — Да. Хочешь ли ты, чтобы мы отпустили Скейлси под твою ответственность и под твое наблюдение? Считай, что этим мы оказываем доверие вам обоим, — и только от вас зависит, сумеете ли вы его оправдать.
   — Да! — воскликнул Пилот, окончательно выталкивая из души все страхи.
   Он был уверен, что понимает сейчас работников Управления: он и сам бы не стал доверять Чужим, если бы не увидел Скейлси и идущий от нее свет. А если его и впрямь провели — так неужели он не перечеркнет свои чувства ради безопасности своих соплеменников?
   — Хорошо. Проводите его к девочке!
   Через несколько секунд лампа погасла и в комнате остались двое сотрудников, в одном из которых можно было узнать Жмота.
   — А ты уверен, что мы поступаем правильно, отпуская ее?
   — Разумеется, — ответил второй. — Ведь нам по сути не за что держать ее взаперти — а любое нарушение закона может однажды получить огласку. Тем более, что дело все равно сделано — Рипли улетела. Откуда она узнает, что мы выпустили Скейлси? Я могу пожертвовать своим хвостом, если это не лучший выход. Кроме того, за этой парочкой молодоженов будет установлена слежка…