Страница:
– Не беспокойтесь, почтенный брат мой, – отвечал У Юн. – Я уже кое-что придумал. Сун Цзян человек благородный и не примет от нас подношений. Но все же мы должны выразить ему свою благодарность. Теперь, когда у нас стало немного спокойнее, мы можем отправить кого-нибудь по делу Бай-шэна, но только такого человека, которого бы никто в тех местах не знал. Снабдим его деньгами, чтобы подкупить там, кого надо, в верхах и в низах и тем облегчить положение Бай-шэна и дать ему возможность бежать. А сейчас я хочу посоветоваться с вами относительно того, как собрать запасы продовольствия, построить лодки, выковать оружие, привести в полный порядок наши укрепления и возвести стены. Надо построить новые помещения, позаботиться о починке одежды, лат, шлемов, а также выковать побольше пик, мечей, луков и стрел. Лишь тогда мы сможем встретить правительственные войска во всеоружии.
– Вы правы, учитель, – сказал Чао Гай, – и мы полностью полагаемся на вашу мудрость.
Без долгих размышлений У Юн распределил между военачальниками обязанности, и каждый принялся за свое дело. Но это уже к рассказу не относится.
Не будем пока говорить о том, как с приходом Чао Гая улучшились дела в стане Ляншаньбо, а вернемся к правителю области Цзичжоу. Воины, уцелевшие во время сражения в Ляншаньбо, возвратились обратно и подробно сообщили о том, как погиб весь отряд и как Хуан Аня захватили в плен. Они рассказали также о доблести и геройстве удальцов из Ляншаньбо и о том, что сражаться с ними, а тем более изловить их нет никакой возможности. Усложняется это еще обилием озер и заводей в тех местах. Найти дорогу к стану совершенно невозможно. Поэтому-то и нельзя одолеть разбойников.
Выслушав их, правитель области пришел в отчаяние и, обратившись к посланцу императорского советника, сказал:
– Недавно Хэ Тао потерял там много людей и лошадей и сам едва спасся, хотя явился с отрезанными ушами. Пришлось отпустить его домой на поправку, и до сих пор он еще не выздоровел. Ни один из пятисот человек, которые ушли с ним, не вернулся обратно. Тогда послали Хуан Аня с чиновником, имеющим опыт в борьбе с разбойниками, а также отрядили воинов для поимки разбойников. Но и они все уничтожены, а сам Хуан Ань попал в плен. Сколько воинов погибло, а бандитов так и не одолели! Что же теперь делать?
Правитель области сидел совершенно расстроенный, не зная, что предпринять.
В это время вошел чиновник и доложил:
– Из павильона, где останавливаются проезжие чиновники, сообщили, что кто-то едет, и я поспешил сюда сказать вам об этом.
Вконец растерявшись, правитель области вскочил на коня и поскакал к восточным воротам встретить нового чиновника. Подъезжая к беседке, он еще издали увидел вздымавшуюся пыль, а потом и неизвестного чиновника, слезающего с коня.
Правитель области встретил его сам и провел в беседку. После того как они познакомились и обменялись приветствиями, вновь прибывший достал бумаги, выданные ему императорской канцелярией, где сообщалось, что он назначен управлять областью и приехал сменить прежнего правителя.
Ознакомившись с этими бумагами, старый правитель тут же проводил чиновника в управление, передал ему казенную печать, а также деньги, продовольствие и все дела и распорядился устроить в честь нового правителя торжественный пир. Бывший правитель рассказал вновь прибывшему, как сильны разбойники в Ляншаньбо и как они уничтожили правительственные отряды.
Выслушав его, новый правитель даже в лице изменился и подумал: «Императорский советник Цай говорил мне, что мое назначение следует понимать, как повышение в должности, на деле же выходит, что это совсем гиблое место. Без сильного войска и доблестных военачальников нечего и рассчитывать покончить с такой отчаянной шайкой разбойников. А что будет, если эти разбойники вздумают прийти в Цзичжоу за продовольствием? Тут уж совсем беда!»
На следующий день прежний правитель собрал все свои вещи и отправился в Восточную столицу, ожидая наказания за свою провинность. Но не стоит говорить об этом.
Вернемся лучше к новому правителю области. Вступив в должность, он пригласил к себе нового военачальника, которому была поручена охрана области Цзичжоу, и долго совещался с ним о наборе солдат, о закупке лошадей для войска, о запасах фуража и продовольствия. Готовясь покончить с молодцами из Ляншаньбо, он собирал вокруг себя наиболее отважных, доблестных и мудрых людей вверенной ему области. Кроме того, он подал в императорскую канцелярию ходатайство, в котором просил отдать приказ всем соседним с Цзичжоу областям и уездам выделить силы для борьбы с разбойниками. Одновременно он разослал распоряжение властям вверенных ему округов и уездов, предлагая им принять меры против разбойников. Но подробно распространяться об этом нет надобности.
Послали эти приказания также и в уезд Юньчэн. Начальник уезда, ознакомившись с предписанием областного управления, вызвал Сун Цзяна, велел ему переписать приказ и разослать его по всем деревням и селениям с тем, чтобы везде была усилена охрана. Прочитав полученные бумаги, Сун Цзян подумал: «Чао Гай и его друзья, конечно, не ожидали, что дело примет такой оборот. Кража подарков, посланных ко дню рождения, убийство должностных лиц, нанесение увечья уполномоченному Хэ Тао, затем уничтожение большого количества правительственных войск и пленение Хуан Аня, – это такие преступления, которые караются уничтожением преступника и всего его рода до девятого колена. И хотя виной всему этому разные, не зависящие от них обстоятельства, тем не менее закон их не пощадит. Что будет с ними, если они попадутся?» При этой мысли на душе у Сун Цзяна стало грустно.
Он передал полученное распоряжение писцу Чжан Вэнь-юаню, приказав ему составить объявление и разослать его по всем окрестным деревням.
Оставив Чжан Вэнь-юаня за этой работой, Сун Цзян вышел из управления и побрел по улице куда глаза глядят. Но не прошел он и тридцати шагов, как вдруг услышал, что позади кто-то назвал его имя. Оглянувшись, он увидел старую сводню Ван, которая шла с какой-то другой старухой и говорила:
– Ну, тебе повезло. Чиновник Сун Цзян славится своими добрыми делами.
– Есть у тебя какая-нибудь просьба ко мне? – обернувшись, спросил Сун Цзян.
Остановив его и, указывая на свою спутницу, старая Ван начала:
– Вы не знаете ее, господин писарь. Она прибыла сюда с семьей из Восточной столицы, люди они не здешние. В семье их было всего трое. Фамилия ее мужа Янь, дочь зовут По-си. Старик Янь был хорошим певцом и с детства обучал девочку разным песням и играм. Сейчас их дочери исполнилось восемнадцать лет, она красивая девушка. В провинцию Шаньдун они прибыли повидать какого-то чиновника, которого так и не нашли, и временно остановились здесь, в Юньчэне. Их надежды на заработок не оправдались, так как здешний народ не любит подобных развлечений. Жить им совсем не на что и приходится ютиться в одном из глухих переулков за уездным управлением. Муж этой женщины заболел и вчера умер, а у нее даже нет денег похоронить его. Не зная, что придумать, она обратилась ко мне с просьбой устроить ее дочь. Я сказала ей, что в такое время, как сейчас, это не так-то легко сделать, и вот, когда мы совсем уж было отчаялись достать где-нибудь денег, мы увидели вас. Вот я и поспешила нагнать вас в надежде, что вы не оставите эту женщину и поможете ей приобрести гроб.
– Раз такое дело, – ответил Сун Цзян, – то пойдемте со мной в кабачок на углу этой улицы, достанем там кисточку и тушь, и я напишу вам записку, с которой вы пойдете в лавку Чэнь Сань-лана у восточных ворот и получите гроб. А на похороны есть у вас деньги?
– Нам нечего вас обманывать, – отвечала старая Янь, – откуда у нас деньги? Гроб – и то не на что купить.
– Тогда я дам вам десять лян серебра на необходимые расходы, – сказал Сун Цзян.
– Вы нам словно отец родной! И мне кажется, будто я вновь родилась на свет, – растроганно отвечала женщина. – Кем бы я ни стала после смерти, ослом или лошадью, я постараюсь отплатить вам за все ваше добро.
– Ладно, ладно, – успокаивал ее Сун Цзян. И, вынув слиток серебра, он передал его старухе Янь, а сам пошел своей дорогой.
Женщины отправились с запиской на улицу Восточных ворот и взяли там гроб. Вернувшись домой, они похоронили старика, и у них еще осталось около шести лян серебра на другие расходы.
Но вот однажды утром старая Янь явилась к Сун Цзяну на дом поблагодарить его за добрую помощь. Тут она увидела, что в доме у него не было ни одной женщины и, вернувшись к себе, принялась расспрашивать старуху Ван:
– Что-то не видела я женщин в доме господина Сун Цзяна. Разве он не женат?
– Семья господина Сун Цзяна проживает в деревне Сунцзяцунь, – отвечала старая Ван, – но есть ли у него жена, не знаю. Он служит в уездном управлении и живет здесь у чужих. Всем помогает, чем может: кому гроб купит, а кому – лекарство. Помогать бедным – его главная забота. Может быть, у него и нет еще жены.
– Моя дочка, – сказала старая Янь, – хороша собой, умеет петь, знает разные игры и развлечения. В Восточной столице она с малых лет забавляла посетителей увеселительных домов, и везде ею были довольны. Многие владельцы этих домов не раз предлагали мне отдать им дочь, но я всегда отказывалась. Отдай я ее туда, некому было бы кормить нас в старости. Я и подумать не могла, что сейчас она окажется в таком тяжелом положении. Когда же я ходила к господину Сун Цзяну поблагодарить его и увидела, что в доме у него нет женщины, то решила просить вас передать господину, что, если он хочет взять себе наложницу, я охотно отдам ему свою По-си. Вы уж оказали мне услугу и помогли получить помощь от господина Сун Цзяна. Я же не смогла еще отблагодарить его и потому рада была бы породниться с ним.
Выслушав ее, старая Ван на следующий же день отправилась навестить Сун Цзяна и все подробно рассказала ему. Сначала он и слышать ни о чем не хотел, но разве можно было устоять против настойчивости этой женщины? И он в конце концов согласился, снял в переулке к западу, от уездного управления двухэтажный домик, купил мебель и домашнюю утварь и поселил там По-си с ее матерью. Так и стали там жить обе женщины.
Не прошло и полмесяца, как По-си разрядилась в шелка, а голову украсила жемчугом и бирюзой. Через некоторое время обзавелась одеждой и украшениями также и старуха Янь. В общем жила теперь По-си в полном довольстве. Первое время Сун Цзян почти все ночи проводил у нее, но потом стал менее охотно бывать там. В чем же тут была причина?
Надо сказать, что характер у Сун Цзяна был хороший. Единственным его увлечением было искусство боя, а любовь он считал делом не очень важным. По-си же была девушкой легкомысленной и непостоянной, как проточная вода. И если учесть, что ей не было и девятнадцати лет и она была в самом расцвете своей молодости и красоты, то Сун Цзян, понятное дело, не нравился ей.
Как-то однажды Сун Цзян привел к По-си выпить вина своего сослуживца Чжан Вэнь-юаня, чего он, конечно, не должен был делать. Этот Чжан Вэнь-юань служил вместе с Сун Цзяном, и все в управлении звали его Сяо Чжан-сань, что значит – Маленький Чжан третий. Это был интересный молодой человек с густыми бровями и красивыми глазами, его зубы сверкали, точно жемчуг, а губы были яркопунцовыми. Он любил посещать всевозможные увеселительные места, и судьба бросала его в разные стороны, подобно тому, как ветер кружит лист, опавший с дерева. Он постиг все, что услаждает человеческую жизнь, но больше всего любил играть на лютне и других музыкальных инструментах; здесь уж поистине не было ничего такого, чего бы он не знал.
Красавица По-си с детства пела в увеселительных заведениях. Чжан-сань ей понравился с первого взгляда, и она захотела сойтись с ним поближе. А Чжан-сань никогда не отказывался выпить и поухаживать и сразу заметил ее чувства. С первой же встречи они стали переглядываться, не скрывая своего влечения, и крепко полюбили друг друга.
Однажды, когда По-си была одна, Чжан-сань отправился к ней, прикинувшись, что пришел разыскивать Сун Цзяна. По-си оставила его у себя и пригласила выпить чаю. За разговорами и болтовней дело как-то и закончилось.
Две-три встречи с Чжан-санем разожгли в душе женщины любовь, а к Сун Цзяну она совсем охладела. И потому, когда Сун Цзян приходил к ней, она старалась оскорбить его и уже не делала попыток задержать его у себя. Но так как Сун Цзян был хорошим человеком, да и к женщинам его не тянуло, то стал он приходить к По-си раз в десять дней или в полмесяца. Теперь Чжан-сань и По-си всегда были вместе. Он приходил к ней засветло и уходил лишь поздно ночью. Соседи знали все, и слухи об этом дошли, разумеется, и до самого Сун Цзяна. Хотя он не совсем поверил этим толкам, но все же подумал: «В конце концов она не жена, выбранная мне отцом и матерью. Так стоит ли беспокоиться из-за того, что она не любит меня. Не буду к ней больше ходить, вот и все». Старая Янь много раз посылала к нему людей, приглашая его, но он всякий раз отказывался под каким-нибудь предлогом и несколько месяцев не заглядывал к По-си.
А теперь поведем рассказ в двух направлениях.
Однажды под вечер Сун Цзян вышел из уездного управления и, перейдя улицу, зашел в чайную попить чаю. Когда он сидел там, то вдруг увидел рослого мужчину в войлочной шляпе. Одет он был в халат из темнозеленого шелка, на ногах полотняные обмотки и конопляные туфли. За поясом у этого человека торчал меч и кинжал, а за плечами он нес большой узел. Шел он, видно, издалека, так как с лица его потоками струился пот и он тяжело дышал. Незнакомец все время глядел в сторону уездного управления. Это показалось Сун Цзяну странным, и он, быстро поднявшись со своего места, вышел из чайной и последовал за неизвестным. Пройдя еще шагов тридцать, человек этот обернулся и взглянул на Сун Цзяна, но, по-видимому, не узнал его. Сун Цзяну же этот человек показался знакомым, в он подумал, что где-то встречал его, но где – никак не мог припомнить. В этот момент незнакомец как будто признал Сун Цзяна. Он остановился и стал пристально смотреть на писаря, но обратиться к нему все же не решался. Сун Цзян же тем временем думал: «Как странно ведет себя этот человек. И почему он уставился на меня?»
Однако и Сун Цзян не решался задавать ему вопросов. Потом он увидел, как неизвестный подошел к цирюльне, находившейся прямо под открытым небом, и спросил цирюльника:
– Дружище! Не скажете ли вы мне, кто этот чиновник, что стоит там неподалеку?
– Это писарь уездного управления господин Сун Цзян, – ответил цирюльник.
Тогда человек вытащил свой меч, подошел к Сун Цзяну и, громко приветствуя его, сказал:
– Господин писарь, вы не узнаете меня?
– Ваше лицо как будто знакомо мне, – сказал Сун Цзян.
– Пойдемте поговорим, – сказал незнакомец.
Они пошли дальше, и, когда достигли глухого переулка, человек сказал:
– Я думаю, что в этом кабачке мы сможем спокойно потолковать.
Они вошли туда, поднялись наверх и, выбрав уединенный уголок, уселись. Человек вынул из-за пояса меч и поставил его к стене; узел свой он положил под стол и затем земно поклонился Сун Цзяну.
Сун Цзян тоже поспешил отвесить ему поклон и промолвил:
– Могу ли я осмелиться узнать ваше имя?
– Неужели, благодетель мой, вы забыли меня? – удивился человек.
– Да кто же вы, дорогой друг? – допытывался Сун Цзян. – Лицо мне ваше знакомо, но кто вы, забыл!
– Я имел честь встретиться с вами в поместье старосты Чао Гая. Вы спасли мне жизнь. Зовут меня Лю Тан, по прозвищу «Рыжий дьявол».
Услышав это, Сун Цзян даже испугался и воскликнул:
– Дорогой друг! Какой же вы отчаянный человек! Хорошо еще, что вы не попались на глаза какому-нибудь стражнику. Зачем же вы сами лезете на рожон!
– Могу ли я чего-либо страшиться после того благодеяния, которое вы мне оказали! – отвечал тот. – Сегодня я пришел сюда с единственной целью – отблагодарить вас.
– А как поживает Чао Гай и остальные друзья? – спросил Сун Цзян. – И кто послал вас сюда, друг?
– Мой брат и предводитель Чао Гай велел кланяться вам, нашему благодетелю. После того как вы спасли мне жизнь, Чао Гай сделался вождем стана Ляншаньбо. Премудрого У Юна назначили военачальником, а Гун-Сунь Шэн ведает вместе с ним всеми военными делами. Линь Чун расправился с бывшим предводителем Ван Лунем, и сейчас в стане всего одиннадцать главарей: трое прежних – Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй и восемь наших. В лагере находится около восьмисот разбойников и большие запасы продовольствия. Нас очень огорчало то, что мы не имели возможности отблагодарить вас, дорогой брат, за ваше благодеяние. Поэтому сейчас друзья и отправили меня сюда с письмом, а также вручили сто лян золота, чтобы отблагодарить вас и военачальника Чжу Туна.
Тут Лю Тан развязал свой узел, достал оттуда письмо и передал его Сун Цзяну. Прочитав письмо, Сун Цзян сложил его и спрятал в карман для документов под полой своего халата. Тем временем Лю Тан вынул из узла золото и положил его на стол. Сун Цзян взял один слиток, завернул в письмо и тоже засунул в карман, говоря при этом:
– Остальное, дорогой друг, возьмите обратно.
После этого он позвал слугу и приказал подать вина, мяса, закусок и фруктов. Затем он велел налить Лю Тану вина. Стало смеркаться. Слуга ушел, а Лю Тан, осушив чашку, снова развернул лежавший на столе сверток и хотел вынуть из него золото, но Сун Цзян остановил его:
– Послушайте меня, дорогой друг! Вы – семеро братьев – только что прибыли в стан и, конечно, нуждаетесь в деньгах. Мне же хватает на жизнь. Поэтому я и хочу оставить пока эти деньги в стане, с тем чтобы, когда буду нуждаться в них, прийти к вам и попросить помощи. Один слиток я оставляю себе в знак того, что высоко ценю ваши чувства. Чжу Тун тоже не из бедных и не стоит дарить ему денег. Я на словах передам ему вашу благодарность, и этого будет вполне достаточно. К сожалению, не могу предложить вам ночлега, дорогой друг мой, ведь, если кто-нибудь узнает вас, вам несдобровать. Ночь сегодня будет очень светлая, поэтому не задерживайтесь здесь, а возвращайтесь-ка лучше сейчас же в стан. Передайте от меня самые лучшие пожелания всем предводителям. Я очень сожалею и прошу простить меня за то, что не могу лично поздравить их.
– Мне так и не удалось отблагодарить вас, дорогой брат, за ваше великое благодеяние, – сказал Лю Тан. – Меня послали сюда специально для того, чтобы выразить вам нашу признательность и глубокое уважение. Таков именно был приказ брата Чао Гая – предводителя нашего стана, и его военного советника У Юна. Что же я скажу, когда вернусь обратно? Придется мне понести наказание.
– Ну, раз у вас так строго, то я напишу письменный ответ, который вы возьмете с собой, и все будет в порядке.
Как ни умолял его Лю Тан принять подарок, он наотрез отказался. Достав бумаги, Сун Цзян попросил у слуги кисточку и тушь, написал длинное письмо, передал его Лю Тану, и тот спрятал его в свой узел.
Лю Тан был человек прямодушный. Видя, как решительно отказывается Сун Цзян от подарка, он взял его обратно. Между тем наступила ночь, и Лю Тан сказал:
– Ответ вы написали, и я сегодня же ночью двинусь в обратный путь.
– Дорогой друг, – сказал Сун Цзян, – не смею задерживать вас, однако надеюсь, что отношения между нами останутся самые наилучшие.
После этого Лю Тан еще четыре раза поклонился Сун Цзяну, а тот, обращаясь к слуге, сказал:
– Господин оставляет лян серебра, а я приду завтра и расплачусь за все.
Взвалив на спину узел, Лю Тан взял меч и начал спускаться по лестнице вслед за Сун Цзяном. Когда они вышли из кабачка на улицу, небо уже начало светлеть. Была половина восьмого месяца, и круглый диск луны подымался над горизонтом.
Сун Цзян, поддерживая Лю Тана под руку, давал ему наставления:
– Берегите себя, брат, не приходите сюда больше. Здесь развелось очень много стражников, которым приказано вылавливать разбойников, а с этим шутить не следует. Дальше я не буду провожать вас, лучше нам расстаться здесь.
Озаренный луной, Лю Тан зашагал на запад и в ту же ночь возвратился в Ляншаньбо.
Дальше история рассказывает о том, что Сун Цзян, распрощавшись с Лю Таном, вернулся к себе домой. Он шел и думал:
«Хорошо еще, что никто из стражников не попался навстречу, а то могла бы случиться беда. Пришлось-таки Чао Гаю пойти в разбойники! – продолжал он размышлять. – Ну и дела творятся!»
Не успел он свернуть во второй квартал, как услышал позади себя чей-то голос:
– Господин писарь! Куда же это вы исчезли? Давненько мы с вами не видались!
Когда Сун Цзян оглянулся, душа у него ушла в пятки. Не произойди этой встречи, Сун Цзян, не отличающийся смелостью, не стал бы удалым молодцом, а его мягкое сердце не ожесточилось бы.
Но о том, кто позвал Сун Цзяна, вы, читатель, узнаете из следующей главы.
Глава 20
– Господин писарь! Я уже много раз посылала вам через различных людей приглашение, но столь почтенного человека трудно застать дома! Моя негодная дочь своими заносчивыми речами оскорбила вас. Но пожалейте хоть меня, старуху, зайдите к нам; я велю дочери извиниться перед вами. Раз уж посчастливилось мне встретить вас, пойдемте вместе!
– У меня сегодня очень много неотложных дел в уездном управлении, – отнекивался Сун Цзян. – Я приду как-нибудь в другой раз.
– Не отказывайтесь! – настаивала старая Янь. – Моя дочь так ждет вас! Уж вы порадуйте ее, господин писарь, окажите ей хоть капельку внимания.
– Я, право, сегодня очень занят, но завтра приду обязательно.
– А я хочу, чтобы вы отправились со мной сейчас же, – решительно заявила Янь. И, схватив Сун Цзяна за рукав, быстро заговорила: – И кто это вас все настраивает против нас? Ведь мы обязаны вам своей жизнью, и если что и болтают, так нельзя же всему верить. Вы ведь сами лучше других все понимаете. Если дочь моя поступила дурно, так виновата в этом только я. Очень прошу вас, не отказывайтесь, пойдемте.
– Не настаивайте понапрасну, – сказал Сун Цзян, – я не могу бросить свои дела.
– Если вы даже и задержитесь, – не унималась старуха, – то начальник уезда не накажет вас за это. А если я отпущу вас сейчас, то больше, пожалуй, и не встречу. Так что пойдемте лучше сейчас, а дома я вам кое-что скажу.
Сун Цзян был по натуре человеком сговорчивым и не мог устоять перед настояниями старухи.
– Ладно, отпустите-ка мой рукав, я пойду с вами.
– Только не вздумайте убегать, господин писарь, ведь я старая и мне за вами не угнаться.
– Да разве могу я так поступить! – возмутился Сун Цзян.
И они пошли. У самого дома Сун Цзян в нерешительности остановился, но тут старая Янь опять схватила его за рукав, говоря:
– Раз уж вы здесь, то должны войти.
Войдя, Сун Цзян сел на скамейку. Старуха была очень хитра и, опасаясь, как бы Сун Цзян не сбежал, уселась с ним рядом и позвала:
– Дочка! Твой возлюбленный Сань-лан пришел!
По-си в этот момент валялась в постели и, уставившись на пламя светильника, мечтала о Чжан-сане. Услышав слова матери, она решила, что пришел именно он, и, быстро вскочив с постели, стала приводить в порядок свои растрепанные волосы, обиженно приговаривая: «Ах ты, негодный! Заставил меня так мучиться. Вот я надаю тебе сейчас затрещин, тогда будешь знать». И она быстро сбежала по лесенке вниз. Но, подойдя к занавеске, закрывающей вход, она заглянула в щель и увидела Сун Цзяна, ярко освещенного лампой. Тогда По-си кинулась назад, взбежала вверх по лестнице и снова улеглась в постель.
Старая Янь, услыхав, как дочь спустилась было вниз, а потом вернулась к себе, опять крикнула:
– Твой Сань-лан здесь! Что же ты спряталась?!
– Моя комната не так уж далеко! – крикнула По-си с постели. – Разве трудно найти дорогу? Он ведь не слепой, и сам может прийти сюда. Видно, ждет, чтобы я вышла встречать! – И она продолжала ворчать в том же духе.
– Экая негодница! Заждалась вас, – промолвила старуха, – а теперь сердится и хочет подразнить. Пойдемте, господин писарь, я провожу вас наверх, – оказала она, смеясь.
От слов По-си Сун Цзяну стало как-то не по себе, но старуха силой потащила его наверх.
Комната По-си состояла из шести отделений. Впереди находился столик для еды и скамеечки. Во второй части – спальня, где в углу стояла расписная кровать с пологом из красного шелка, скрытая маленькими ширмами. У кровати на вешалке висело полотенце, по другую сторону лежали щетки и стоял умывальный таз. На лакированном столике с золотыми инкрустациями красовался оловянный подсвечник. На полу возле кровати были расставлены маленькие скамеечки, а напротив – четыре кресла вряд. На стене висела картина, изображающая красавицу.
Старуха Янь привела Сун Цзяна в комнату дочери, и он опустился на скамеечку. Стащив По-си с кровати, мать сказала:
– Господин писарь пришел! У тебя, дочка, скверный характер, ты оскорбила его, и он перестал бывать у нас. Ты ведь сама, пока сидела здесь одна-одинешенька, все время думала о господине писаре. А теперь, когда мне с таким трудом удалось привести его, ты не желаешь даже встать с постели и поговорить с ним. Какая же ты своенравная, никак тебе не угодишь!
– Вы правы, учитель, – сказал Чао Гай, – и мы полностью полагаемся на вашу мудрость.
Без долгих размышлений У Юн распределил между военачальниками обязанности, и каждый принялся за свое дело. Но это уже к рассказу не относится.
Не будем пока говорить о том, как с приходом Чао Гая улучшились дела в стане Ляншаньбо, а вернемся к правителю области Цзичжоу. Воины, уцелевшие во время сражения в Ляншаньбо, возвратились обратно и подробно сообщили о том, как погиб весь отряд и как Хуан Аня захватили в плен. Они рассказали также о доблести и геройстве удальцов из Ляншаньбо и о том, что сражаться с ними, а тем более изловить их нет никакой возможности. Усложняется это еще обилием озер и заводей в тех местах. Найти дорогу к стану совершенно невозможно. Поэтому-то и нельзя одолеть разбойников.
Выслушав их, правитель области пришел в отчаяние и, обратившись к посланцу императорского советника, сказал:
– Недавно Хэ Тао потерял там много людей и лошадей и сам едва спасся, хотя явился с отрезанными ушами. Пришлось отпустить его домой на поправку, и до сих пор он еще не выздоровел. Ни один из пятисот человек, которые ушли с ним, не вернулся обратно. Тогда послали Хуан Аня с чиновником, имеющим опыт в борьбе с разбойниками, а также отрядили воинов для поимки разбойников. Но и они все уничтожены, а сам Хуан Ань попал в плен. Сколько воинов погибло, а бандитов так и не одолели! Что же теперь делать?
Правитель области сидел совершенно расстроенный, не зная, что предпринять.
В это время вошел чиновник и доложил:
– Из павильона, где останавливаются проезжие чиновники, сообщили, что кто-то едет, и я поспешил сюда сказать вам об этом.
Вконец растерявшись, правитель области вскочил на коня и поскакал к восточным воротам встретить нового чиновника. Подъезжая к беседке, он еще издали увидел вздымавшуюся пыль, а потом и неизвестного чиновника, слезающего с коня.
Правитель области встретил его сам и провел в беседку. После того как они познакомились и обменялись приветствиями, вновь прибывший достал бумаги, выданные ему императорской канцелярией, где сообщалось, что он назначен управлять областью и приехал сменить прежнего правителя.
Ознакомившись с этими бумагами, старый правитель тут же проводил чиновника в управление, передал ему казенную печать, а также деньги, продовольствие и все дела и распорядился устроить в честь нового правителя торжественный пир. Бывший правитель рассказал вновь прибывшему, как сильны разбойники в Ляншаньбо и как они уничтожили правительственные отряды.
Выслушав его, новый правитель даже в лице изменился и подумал: «Императорский советник Цай говорил мне, что мое назначение следует понимать, как повышение в должности, на деле же выходит, что это совсем гиблое место. Без сильного войска и доблестных военачальников нечего и рассчитывать покончить с такой отчаянной шайкой разбойников. А что будет, если эти разбойники вздумают прийти в Цзичжоу за продовольствием? Тут уж совсем беда!»
На следующий день прежний правитель собрал все свои вещи и отправился в Восточную столицу, ожидая наказания за свою провинность. Но не стоит говорить об этом.
Вернемся лучше к новому правителю области. Вступив в должность, он пригласил к себе нового военачальника, которому была поручена охрана области Цзичжоу, и долго совещался с ним о наборе солдат, о закупке лошадей для войска, о запасах фуража и продовольствия. Готовясь покончить с молодцами из Ляншаньбо, он собирал вокруг себя наиболее отважных, доблестных и мудрых людей вверенной ему области. Кроме того, он подал в императорскую канцелярию ходатайство, в котором просил отдать приказ всем соседним с Цзичжоу областям и уездам выделить силы для борьбы с разбойниками. Одновременно он разослал распоряжение властям вверенных ему округов и уездов, предлагая им принять меры против разбойников. Но подробно распространяться об этом нет надобности.
Послали эти приказания также и в уезд Юньчэн. Начальник уезда, ознакомившись с предписанием областного управления, вызвал Сун Цзяна, велел ему переписать приказ и разослать его по всем деревням и селениям с тем, чтобы везде была усилена охрана. Прочитав полученные бумаги, Сун Цзян подумал: «Чао Гай и его друзья, конечно, не ожидали, что дело примет такой оборот. Кража подарков, посланных ко дню рождения, убийство должностных лиц, нанесение увечья уполномоченному Хэ Тао, затем уничтожение большого количества правительственных войск и пленение Хуан Аня, – это такие преступления, которые караются уничтожением преступника и всего его рода до девятого колена. И хотя виной всему этому разные, не зависящие от них обстоятельства, тем не менее закон их не пощадит. Что будет с ними, если они попадутся?» При этой мысли на душе у Сун Цзяна стало грустно.
Он передал полученное распоряжение писцу Чжан Вэнь-юаню, приказав ему составить объявление и разослать его по всем окрестным деревням.
Оставив Чжан Вэнь-юаня за этой работой, Сун Цзян вышел из управления и побрел по улице куда глаза глядят. Но не прошел он и тридцати шагов, как вдруг услышал, что позади кто-то назвал его имя. Оглянувшись, он увидел старую сводню Ван, которая шла с какой-то другой старухой и говорила:
– Ну, тебе повезло. Чиновник Сун Цзян славится своими добрыми делами.
– Есть у тебя какая-нибудь просьба ко мне? – обернувшись, спросил Сун Цзян.
Остановив его и, указывая на свою спутницу, старая Ван начала:
– Вы не знаете ее, господин писарь. Она прибыла сюда с семьей из Восточной столицы, люди они не здешние. В семье их было всего трое. Фамилия ее мужа Янь, дочь зовут По-си. Старик Янь был хорошим певцом и с детства обучал девочку разным песням и играм. Сейчас их дочери исполнилось восемнадцать лет, она красивая девушка. В провинцию Шаньдун они прибыли повидать какого-то чиновника, которого так и не нашли, и временно остановились здесь, в Юньчэне. Их надежды на заработок не оправдались, так как здешний народ не любит подобных развлечений. Жить им совсем не на что и приходится ютиться в одном из глухих переулков за уездным управлением. Муж этой женщины заболел и вчера умер, а у нее даже нет денег похоронить его. Не зная, что придумать, она обратилась ко мне с просьбой устроить ее дочь. Я сказала ей, что в такое время, как сейчас, это не так-то легко сделать, и вот, когда мы совсем уж было отчаялись достать где-нибудь денег, мы увидели вас. Вот я и поспешила нагнать вас в надежде, что вы не оставите эту женщину и поможете ей приобрести гроб.
– Раз такое дело, – ответил Сун Цзян, – то пойдемте со мной в кабачок на углу этой улицы, достанем там кисточку и тушь, и я напишу вам записку, с которой вы пойдете в лавку Чэнь Сань-лана у восточных ворот и получите гроб. А на похороны есть у вас деньги?
– Нам нечего вас обманывать, – отвечала старая Янь, – откуда у нас деньги? Гроб – и то не на что купить.
– Тогда я дам вам десять лян серебра на необходимые расходы, – сказал Сун Цзян.
– Вы нам словно отец родной! И мне кажется, будто я вновь родилась на свет, – растроганно отвечала женщина. – Кем бы я ни стала после смерти, ослом или лошадью, я постараюсь отплатить вам за все ваше добро.
– Ладно, ладно, – успокаивал ее Сун Цзян. И, вынув слиток серебра, он передал его старухе Янь, а сам пошел своей дорогой.
Женщины отправились с запиской на улицу Восточных ворот и взяли там гроб. Вернувшись домой, они похоронили старика, и у них еще осталось около шести лян серебра на другие расходы.
Но вот однажды утром старая Янь явилась к Сун Цзяну на дом поблагодарить его за добрую помощь. Тут она увидела, что в доме у него не было ни одной женщины и, вернувшись к себе, принялась расспрашивать старуху Ван:
– Что-то не видела я женщин в доме господина Сун Цзяна. Разве он не женат?
– Семья господина Сун Цзяна проживает в деревне Сунцзяцунь, – отвечала старая Ван, – но есть ли у него жена, не знаю. Он служит в уездном управлении и живет здесь у чужих. Всем помогает, чем может: кому гроб купит, а кому – лекарство. Помогать бедным – его главная забота. Может быть, у него и нет еще жены.
– Моя дочка, – сказала старая Янь, – хороша собой, умеет петь, знает разные игры и развлечения. В Восточной столице она с малых лет забавляла посетителей увеселительных домов, и везде ею были довольны. Многие владельцы этих домов не раз предлагали мне отдать им дочь, но я всегда отказывалась. Отдай я ее туда, некому было бы кормить нас в старости. Я и подумать не могла, что сейчас она окажется в таком тяжелом положении. Когда же я ходила к господину Сун Цзяну поблагодарить его и увидела, что в доме у него нет женщины, то решила просить вас передать господину, что, если он хочет взять себе наложницу, я охотно отдам ему свою По-си. Вы уж оказали мне услугу и помогли получить помощь от господина Сун Цзяна. Я же не смогла еще отблагодарить его и потому рада была бы породниться с ним.
Выслушав ее, старая Ван на следующий же день отправилась навестить Сун Цзяна и все подробно рассказала ему. Сначала он и слышать ни о чем не хотел, но разве можно было устоять против настойчивости этой женщины? И он в конце концов согласился, снял в переулке к западу, от уездного управления двухэтажный домик, купил мебель и домашнюю утварь и поселил там По-си с ее матерью. Так и стали там жить обе женщины.
Не прошло и полмесяца, как По-си разрядилась в шелка, а голову украсила жемчугом и бирюзой. Через некоторое время обзавелась одеждой и украшениями также и старуха Янь. В общем жила теперь По-си в полном довольстве. Первое время Сун Цзян почти все ночи проводил у нее, но потом стал менее охотно бывать там. В чем же тут была причина?
Надо сказать, что характер у Сун Цзяна был хороший. Единственным его увлечением было искусство боя, а любовь он считал делом не очень важным. По-си же была девушкой легкомысленной и непостоянной, как проточная вода. И если учесть, что ей не было и девятнадцати лет и она была в самом расцвете своей молодости и красоты, то Сун Цзян, понятное дело, не нравился ей.
Как-то однажды Сун Цзян привел к По-си выпить вина своего сослуживца Чжан Вэнь-юаня, чего он, конечно, не должен был делать. Этот Чжан Вэнь-юань служил вместе с Сун Цзяном, и все в управлении звали его Сяо Чжан-сань, что значит – Маленький Чжан третий. Это был интересный молодой человек с густыми бровями и красивыми глазами, его зубы сверкали, точно жемчуг, а губы были яркопунцовыми. Он любил посещать всевозможные увеселительные места, и судьба бросала его в разные стороны, подобно тому, как ветер кружит лист, опавший с дерева. Он постиг все, что услаждает человеческую жизнь, но больше всего любил играть на лютне и других музыкальных инструментах; здесь уж поистине не было ничего такого, чего бы он не знал.
Красавица По-си с детства пела в увеселительных заведениях. Чжан-сань ей понравился с первого взгляда, и она захотела сойтись с ним поближе. А Чжан-сань никогда не отказывался выпить и поухаживать и сразу заметил ее чувства. С первой же встречи они стали переглядываться, не скрывая своего влечения, и крепко полюбили друг друга.
Однажды, когда По-си была одна, Чжан-сань отправился к ней, прикинувшись, что пришел разыскивать Сун Цзяна. По-си оставила его у себя и пригласила выпить чаю. За разговорами и болтовней дело как-то и закончилось.
Две-три встречи с Чжан-санем разожгли в душе женщины любовь, а к Сун Цзяну она совсем охладела. И потому, когда Сун Цзян приходил к ней, она старалась оскорбить его и уже не делала попыток задержать его у себя. Но так как Сун Цзян был хорошим человеком, да и к женщинам его не тянуло, то стал он приходить к По-си раз в десять дней или в полмесяца. Теперь Чжан-сань и По-си всегда были вместе. Он приходил к ней засветло и уходил лишь поздно ночью. Соседи знали все, и слухи об этом дошли, разумеется, и до самого Сун Цзяна. Хотя он не совсем поверил этим толкам, но все же подумал: «В конце концов она не жена, выбранная мне отцом и матерью. Так стоит ли беспокоиться из-за того, что она не любит меня. Не буду к ней больше ходить, вот и все». Старая Янь много раз посылала к нему людей, приглашая его, но он всякий раз отказывался под каким-нибудь предлогом и несколько месяцев не заглядывал к По-си.
А теперь поведем рассказ в двух направлениях.
Однажды под вечер Сун Цзян вышел из уездного управления и, перейдя улицу, зашел в чайную попить чаю. Когда он сидел там, то вдруг увидел рослого мужчину в войлочной шляпе. Одет он был в халат из темнозеленого шелка, на ногах полотняные обмотки и конопляные туфли. За поясом у этого человека торчал меч и кинжал, а за плечами он нес большой узел. Шел он, видно, издалека, так как с лица его потоками струился пот и он тяжело дышал. Незнакомец все время глядел в сторону уездного управления. Это показалось Сун Цзяну странным, и он, быстро поднявшись со своего места, вышел из чайной и последовал за неизвестным. Пройдя еще шагов тридцать, человек этот обернулся и взглянул на Сун Цзяна, но, по-видимому, не узнал его. Сун Цзяну же этот человек показался знакомым, в он подумал, что где-то встречал его, но где – никак не мог припомнить. В этот момент незнакомец как будто признал Сун Цзяна. Он остановился и стал пристально смотреть на писаря, но обратиться к нему все же не решался. Сун Цзян же тем временем думал: «Как странно ведет себя этот человек. И почему он уставился на меня?»
Однако и Сун Цзян не решался задавать ему вопросов. Потом он увидел, как неизвестный подошел к цирюльне, находившейся прямо под открытым небом, и спросил цирюльника:
– Дружище! Не скажете ли вы мне, кто этот чиновник, что стоит там неподалеку?
– Это писарь уездного управления господин Сун Цзян, – ответил цирюльник.
Тогда человек вытащил свой меч, подошел к Сун Цзяну и, громко приветствуя его, сказал:
– Господин писарь, вы не узнаете меня?
– Ваше лицо как будто знакомо мне, – сказал Сун Цзян.
– Пойдемте поговорим, – сказал незнакомец.
Они пошли дальше, и, когда достигли глухого переулка, человек сказал:
– Я думаю, что в этом кабачке мы сможем спокойно потолковать.
Они вошли туда, поднялись наверх и, выбрав уединенный уголок, уселись. Человек вынул из-за пояса меч и поставил его к стене; узел свой он положил под стол и затем земно поклонился Сун Цзяну.
Сун Цзян тоже поспешил отвесить ему поклон и промолвил:
– Могу ли я осмелиться узнать ваше имя?
– Неужели, благодетель мой, вы забыли меня? – удивился человек.
– Да кто же вы, дорогой друг? – допытывался Сун Цзян. – Лицо мне ваше знакомо, но кто вы, забыл!
– Я имел честь встретиться с вами в поместье старосты Чао Гая. Вы спасли мне жизнь. Зовут меня Лю Тан, по прозвищу «Рыжий дьявол».
Услышав это, Сун Цзян даже испугался и воскликнул:
– Дорогой друг! Какой же вы отчаянный человек! Хорошо еще, что вы не попались на глаза какому-нибудь стражнику. Зачем же вы сами лезете на рожон!
– Могу ли я чего-либо страшиться после того благодеяния, которое вы мне оказали! – отвечал тот. – Сегодня я пришел сюда с единственной целью – отблагодарить вас.
– А как поживает Чао Гай и остальные друзья? – спросил Сун Цзян. – И кто послал вас сюда, друг?
– Мой брат и предводитель Чао Гай велел кланяться вам, нашему благодетелю. После того как вы спасли мне жизнь, Чао Гай сделался вождем стана Ляншаньбо. Премудрого У Юна назначили военачальником, а Гун-Сунь Шэн ведает вместе с ним всеми военными делами. Линь Чун расправился с бывшим предводителем Ван Лунем, и сейчас в стане всего одиннадцать главарей: трое прежних – Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй и восемь наших. В лагере находится около восьмисот разбойников и большие запасы продовольствия. Нас очень огорчало то, что мы не имели возможности отблагодарить вас, дорогой брат, за ваше благодеяние. Поэтому сейчас друзья и отправили меня сюда с письмом, а также вручили сто лян золота, чтобы отблагодарить вас и военачальника Чжу Туна.
Тут Лю Тан развязал свой узел, достал оттуда письмо и передал его Сун Цзяну. Прочитав письмо, Сун Цзян сложил его и спрятал в карман для документов под полой своего халата. Тем временем Лю Тан вынул из узла золото и положил его на стол. Сун Цзян взял один слиток, завернул в письмо и тоже засунул в карман, говоря при этом:
– Остальное, дорогой друг, возьмите обратно.
После этого он позвал слугу и приказал подать вина, мяса, закусок и фруктов. Затем он велел налить Лю Тану вина. Стало смеркаться. Слуга ушел, а Лю Тан, осушив чашку, снова развернул лежавший на столе сверток и хотел вынуть из него золото, но Сун Цзян остановил его:
– Послушайте меня, дорогой друг! Вы – семеро братьев – только что прибыли в стан и, конечно, нуждаетесь в деньгах. Мне же хватает на жизнь. Поэтому я и хочу оставить пока эти деньги в стане, с тем чтобы, когда буду нуждаться в них, прийти к вам и попросить помощи. Один слиток я оставляю себе в знак того, что высоко ценю ваши чувства. Чжу Тун тоже не из бедных и не стоит дарить ему денег. Я на словах передам ему вашу благодарность, и этого будет вполне достаточно. К сожалению, не могу предложить вам ночлега, дорогой друг мой, ведь, если кто-нибудь узнает вас, вам несдобровать. Ночь сегодня будет очень светлая, поэтому не задерживайтесь здесь, а возвращайтесь-ка лучше сейчас же в стан. Передайте от меня самые лучшие пожелания всем предводителям. Я очень сожалею и прошу простить меня за то, что не могу лично поздравить их.
– Мне так и не удалось отблагодарить вас, дорогой брат, за ваше великое благодеяние, – сказал Лю Тан. – Меня послали сюда специально для того, чтобы выразить вам нашу признательность и глубокое уважение. Таков именно был приказ брата Чао Гая – предводителя нашего стана, и его военного советника У Юна. Что же я скажу, когда вернусь обратно? Придется мне понести наказание.
– Ну, раз у вас так строго, то я напишу письменный ответ, который вы возьмете с собой, и все будет в порядке.
Как ни умолял его Лю Тан принять подарок, он наотрез отказался. Достав бумаги, Сун Цзян попросил у слуги кисточку и тушь, написал длинное письмо, передал его Лю Тану, и тот спрятал его в свой узел.
Лю Тан был человек прямодушный. Видя, как решительно отказывается Сун Цзян от подарка, он взял его обратно. Между тем наступила ночь, и Лю Тан сказал:
– Ответ вы написали, и я сегодня же ночью двинусь в обратный путь.
– Дорогой друг, – сказал Сун Цзян, – не смею задерживать вас, однако надеюсь, что отношения между нами останутся самые наилучшие.
После этого Лю Тан еще четыре раза поклонился Сун Цзяну, а тот, обращаясь к слуге, сказал:
– Господин оставляет лян серебра, а я приду завтра и расплачусь за все.
Взвалив на спину узел, Лю Тан взял меч и начал спускаться по лестнице вслед за Сун Цзяном. Когда они вышли из кабачка на улицу, небо уже начало светлеть. Была половина восьмого месяца, и круглый диск луны подымался над горизонтом.
Сун Цзян, поддерживая Лю Тана под руку, давал ему наставления:
– Берегите себя, брат, не приходите сюда больше. Здесь развелось очень много стражников, которым приказано вылавливать разбойников, а с этим шутить не следует. Дальше я не буду провожать вас, лучше нам расстаться здесь.
Озаренный луной, Лю Тан зашагал на запад и в ту же ночь возвратился в Ляншаньбо.
Дальше история рассказывает о том, что Сун Цзян, распрощавшись с Лю Таном, вернулся к себе домой. Он шел и думал:
«Хорошо еще, что никто из стражников не попался навстречу, а то могла бы случиться беда. Пришлось-таки Чао Гаю пойти в разбойники! – продолжал он размышлять. – Ну и дела творятся!»
Не успел он свернуть во второй квартал, как услышал позади себя чей-то голос:
– Господин писарь! Куда же это вы исчезли? Давненько мы с вами не видались!
Когда Сун Цзян оглянулся, душа у него ушла в пятки. Не произойди этой встречи, Сун Цзян, не отличающийся смелостью, не стал бы удалым молодцом, а его мягкое сердце не ожесточилось бы.
Но о том, кто позвал Сун Цзяна, вы, читатель, узнаете из следующей главы.
Глава 20
в которой рассказывается о том, как старая ведьма Янь, напившись, избила Тан Ню-эра и как Сун Цзян в гневе убил Янь По-си
Вы уже знаете о том, что Сун Цзян, расставшись с Лю Таном, медленно брел домой по залитым лунным светом улицам. И тут ему повстречалась старуха Янь, которая поспешила к нему со словами:– Господин писарь! Я уже много раз посылала вам через различных людей приглашение, но столь почтенного человека трудно застать дома! Моя негодная дочь своими заносчивыми речами оскорбила вас. Но пожалейте хоть меня, старуху, зайдите к нам; я велю дочери извиниться перед вами. Раз уж посчастливилось мне встретить вас, пойдемте вместе!
– У меня сегодня очень много неотложных дел в уездном управлении, – отнекивался Сун Цзян. – Я приду как-нибудь в другой раз.
– Не отказывайтесь! – настаивала старая Янь. – Моя дочь так ждет вас! Уж вы порадуйте ее, господин писарь, окажите ей хоть капельку внимания.
– Я, право, сегодня очень занят, но завтра приду обязательно.
– А я хочу, чтобы вы отправились со мной сейчас же, – решительно заявила Янь. И, схватив Сун Цзяна за рукав, быстро заговорила: – И кто это вас все настраивает против нас? Ведь мы обязаны вам своей жизнью, и если что и болтают, так нельзя же всему верить. Вы ведь сами лучше других все понимаете. Если дочь моя поступила дурно, так виновата в этом только я. Очень прошу вас, не отказывайтесь, пойдемте.
– Не настаивайте понапрасну, – сказал Сун Цзян, – я не могу бросить свои дела.
– Если вы даже и задержитесь, – не унималась старуха, – то начальник уезда не накажет вас за это. А если я отпущу вас сейчас, то больше, пожалуй, и не встречу. Так что пойдемте лучше сейчас, а дома я вам кое-что скажу.
Сун Цзян был по натуре человеком сговорчивым и не мог устоять перед настояниями старухи.
– Ладно, отпустите-ка мой рукав, я пойду с вами.
– Только не вздумайте убегать, господин писарь, ведь я старая и мне за вами не угнаться.
– Да разве могу я так поступить! – возмутился Сун Цзян.
И они пошли. У самого дома Сун Цзян в нерешительности остановился, но тут старая Янь опять схватила его за рукав, говоря:
– Раз уж вы здесь, то должны войти.
Войдя, Сун Цзян сел на скамейку. Старуха была очень хитра и, опасаясь, как бы Сун Цзян не сбежал, уселась с ним рядом и позвала:
– Дочка! Твой возлюбленный Сань-лан пришел!
По-си в этот момент валялась в постели и, уставившись на пламя светильника, мечтала о Чжан-сане. Услышав слова матери, она решила, что пришел именно он, и, быстро вскочив с постели, стала приводить в порядок свои растрепанные волосы, обиженно приговаривая: «Ах ты, негодный! Заставил меня так мучиться. Вот я надаю тебе сейчас затрещин, тогда будешь знать». И она быстро сбежала по лесенке вниз. Но, подойдя к занавеске, закрывающей вход, она заглянула в щель и увидела Сун Цзяна, ярко освещенного лампой. Тогда По-си кинулась назад, взбежала вверх по лестнице и снова улеглась в постель.
Старая Янь, услыхав, как дочь спустилась было вниз, а потом вернулась к себе, опять крикнула:
– Твой Сань-лан здесь! Что же ты спряталась?!
– Моя комната не так уж далеко! – крикнула По-си с постели. – Разве трудно найти дорогу? Он ведь не слепой, и сам может прийти сюда. Видно, ждет, чтобы я вышла встречать! – И она продолжала ворчать в том же духе.
– Экая негодница! Заждалась вас, – промолвила старуха, – а теперь сердится и хочет подразнить. Пойдемте, господин писарь, я провожу вас наверх, – оказала она, смеясь.
От слов По-си Сун Цзяну стало как-то не по себе, но старуха силой потащила его наверх.
Комната По-си состояла из шести отделений. Впереди находился столик для еды и скамеечки. Во второй части – спальня, где в углу стояла расписная кровать с пологом из красного шелка, скрытая маленькими ширмами. У кровати на вешалке висело полотенце, по другую сторону лежали щетки и стоял умывальный таз. На лакированном столике с золотыми инкрустациями красовался оловянный подсвечник. На полу возле кровати были расставлены маленькие скамеечки, а напротив – четыре кресла вряд. На стене висела картина, изображающая красавицу.
Старуха Янь привела Сун Цзяна в комнату дочери, и он опустился на скамеечку. Стащив По-си с кровати, мать сказала:
– Господин писарь пришел! У тебя, дочка, скверный характер, ты оскорбила его, и он перестал бывать у нас. Ты ведь сама, пока сидела здесь одна-одинешенька, все время думала о господине писаре. А теперь, когда мне с таким трудом удалось привести его, ты не желаешь даже встать с постели и поговорить с ним. Какая же ты своенравная, никак тебе не угодишь!