– Мы работники господина Чжана, – оправдывались разбойники, упав на колени. – За последние дни мы сильно проигрались и пошли в лес за добычей. Мы видели, как вы брели по тропинке, весь выпачканный кровью. Когда вы остановились в кумирне, мы ведь не знали, кто вы такой. Хорошо еще, что господин Чжан приказал нам ловить и приводить к нему людей живьем. Вот мы и поймали вас; крюками. Если бы не этот приказ, мы давно бы вас прикончили. Уж поистине: «Хоть и есть глаза, а горы Тайшань не приметили». Простите нас, господин. пожалуйста, если обидели вас в своем неведении!
   – Неспокойно у нас было последнее время на душе, вот мы и приказали приводить пойманных людей живыми, – говорили, смеясь, Чжан Цин и его жена. – Они-то уж, конечно, ничего об этом не знали. А если бы наш брат так не измучился, то он не только вас четверых одолел бы, но даже будь вас на сорок человек больше, то и тогда вам было бы плохо, – сказали они работникам.
   А те четверо все продолжали отбивать земные поклоны.
   Потом У Сун приказал им встать и сказал:
   – Раз у вас нет денег на азартные игры, я дам вам их, – и он развязал узел, вынул оттуда десять лян мелочью и отдал их разбойникам.
   Они поклонились и поблагодарили У Суна, а Чжан Цин в свою очередь также вынес им два-три ляна серебра, и они ушли делить полученные деньги.
   – Добрый брат, ты и не знаешь, что у меня на душе, – молвил тогда Чжан Цин. – После твоего ухода в тот раз я все боялся, что с тобой случится какое-нибудь несчастье и что рано или поздно ты должен вернуться. Вот я и приказал этим людям приводить пойманных людей живыми. Когда им попадались слабые и неповоротливые, они легко забирали их живьем. Но если встречались сильные и умелые люди, тогда в борьбе их могли поранить, отчего мы и давали своим людям только крюки и веревки. Даже сейчас, когда они поймали тебя, в сердце моем возникло подозрение, и я приказал им подождать моего прихода и ничего не делать без меня. Кто бы мог подумать, что это они тебя схватили, дорогой брат мой?
   – Мы слышали, что вы, дорогой деверь, в пьяном состоянии побили Цзян Мынь-шэня, – вмешалась жена Чжан Цина. – Весть об этом наводила страх на всех, кто сюда приходил. Торговцы, которые побывали в Куайхолине, рассказывали об этом, а что случилось потом, никто не знал. Вы устали, дорогой деверь, пожалуйста, пройдите в комнату для гостей, отдохните там, а потом мы потолкуем, как быть дальше.
   Чжан Цин провел У Суна в комнату, и тот скоро уснул. А муж с женой пошли в кухню и приготовили там мясные и овощные кушанья и вино, чтобы хорошенько угостить У Суна. Через некоторое время все было готово, и они стали ждать, когда У Сун проснется.
   Вернемся же теперь в дом командующего Чжана в Мэнчжоу. Кое-кому из живших там удалось укрыться, и они решились выйти только после пятой стражи. Они позвали родственников, пришла и находившаяся снаружи стража. Поднялся шум; соседи были сильно напуганы, и никто не осмеливался выглянуть на улицу.
   Когда рассвело, все собравшиеся пошли в уездное управление Мэнчжоу доложить о случившемся. Узнав, что произошло, начальник округа пришел в ужас и немедленно послал людей на место происшествия установить количество убитых, узнать, как проник в дом убийца и куда скрылся. Посланные составили подробный отчет и представили его начальнику округа. В этом сообщении говорилось:
   «Прежде всего убийца забрался в конюшню, где убил конюха и оставил свою старую одежду. Потом он прошел в кухню и зарезал двух служанок, сидевших у очага; у дверей кухни был найден его сломанный кинжал. Наверху он убил командующего Чжана, двух слуг и еще двоих гостей: начальника охраны Чжана и Цзян Мынь-шэня. Преступник кровью написал на стене: “Их убил У Сун – победитель тигра”. Затем он заколол в нижних комнатах супругу командующего и служанку Юй-лань, двух кормилиц и троих детей. Всего он убил пятнадцать человек мужчин и женщин и украл шесть золотых и серебряных сосудов для вина».
   Прочитав это, начальник округа тотчас же послал людей закрыть все четверо ворот города Мэнчжоу, а затем назначил чиновников, которым поручил разыскать и схватить преступника, а квартальным старостам произвести обыски в каждом доме.
   На следующий день староста того района, где находился пруд Летающих облаков, доложил, что в воде были обнаружены четыре трупа, а под мостом кровавые следы.
   Получив это донесение, начальник округа вызвал своего помощника, дал ему несколько человек и послал к пруду выловить трупы и произвести расследование. Позднее было установлено, что двое из утопленников оказались слугами командующего, и у них были семьи, которые могли возбудить против убийцы судебное дело. Семьи убитых приготовили погибшим гроба и затем обратились с жалобой, обвиняя У Суна в убийстве и прося разыскать преступника и привлечь его к ответственности.
   Три дня городские ворота оставались закрытыми. Весь город разбили на несколько участков и обыскали каждый дом. Где только не искали преступника! Начальник округа разослал распоряжение местным властям, предлагая им произвести розыски по всем городам, селам и деревням, найти и схватить убийцу. В приказе были указаны приметы У Суна, его месторождение, возраст, наружность, манеры и за поимку его обещана награда в три тысячи связок монет. В разосланной бумаге говорилось: «Тот, кто сообщит о местожительстве У Суна, получит вознаграждение. Тот, кто попытается укрыть его, будет давать ему приют и пищу, понесет наказание наравне с преступником, как только это станет известным».
   Приказ о поисках и поимке преступника был разослан и в соседние области.
   Что же касается У Суна, то он дней пять отдыхал в доме Чжан Цина. Там до него дошли слухи, что весть о его преступлении распространилась повсюду. Он узнал, что в городе отрядили особых чиновников, которые разъехались по всем деревням в поисках преступника. Узнав об этом, Чжан Цин сказал У Суну:
   – Дорогой брат мой, не подумай, что я боюсь за себя, но оставаться здесь тебе нельзя. Власти прилагают все усилия, чтобы найти тебя, посланные обыскивают каждый дом. Если мы допустим хоть малейшую оплошность и тебя обнаружат, то для нас с женой это будет большим несчастьем. Я давно тебе говорил, что нашел для тебя хорошее убежище, но не знаю, согласен ли ты отправиться туда.
   – Я уже думал об этом, ибо знал, что вокруг моего дела поднимется большой шум и оставаться здесь мне нельзя будет. Если бы невестка не убила моего старшего и единственного брата, не пришлось бы мне прятаться здесь и подвергаться опасности. Теперь у меня никого нет, и я прошу вас указать мне место, где я смог бы укрыться.
   – Это неподалеку от Цинчжоу в области Шаньдун, – отвечал Чжан Цин. – На горе Эрлуншань есть монастырь Баочжусы – Драгоценные камни. Там живет мой старший брат Лу Чжи-шэнь и еще один человек по имени Ян Чжи, по прозвищу «Черномордый зверь». Они занимаются разбойным делом и во всей округе считаются первыми среди разбойников. Правительственные войска не смеют даже приблизиться к этим местам. Вот туда и иди, дорогой брат мой. Только там ты почувствуешь себя в безопасности, а в другом месте тебя все равно в конце концов поймают. Эти люди посылают мне письма и приглашают к себе, только я привык к здешним местам и не могу уехать отсюда. Я напишу им подробно о твоих способностях, и ради меня они, конечно, не откажут тебе в убежище.
   – Вы совершенно правы, – согласился У Сун. – Мне тоже приходила эта мысль в голову, но, к несчастью, не представлялось удобного случая. Однако, раз я уж совершил убийство и все обнаружилось, мне некуда больше податься. Ваш план – самый лучший выход для меня, брат мой. Напишите письмо, и я сегодня же отправлюсь туда.
   Чжан Цин тут же взял лист бумаги и, подробно обо всем написав, отдал письмо У Суну, а сам стал готовить вино и закуски, чтобы устроить ему проводы.
   – Как можешь ты посылать нашего брата в этаком виде? – с укором заметила жена Чжан Цина. – Ведь его сейчас же схватят.
   – Дорогая сестра, – отозвался У Сун, – почему вы думаете, что в таком виде меня обязательно схватят?
   – Брат мой, – отвечала женщина, – сейчас власти повсюду развесили приказ, в котором предлагают три тысячи связок монет за вашу поимку. К бумаге приложено описание примет и ваше изображение, а также сказано, откуда вы родом и сколько вам лет. К тому же на вашем лице отчетливо видно клеймо. Как только вы выйдете на дорогу, вас, разумеется, узнают.
   – Он наклеит на лицо два пластыря – и все будет в порядке, – предложил Чжан Цин.
   Но женщина рассмеялась и сказала:
   – Как же, один только ты умный на свете! Этакую чушь несешь! Разве так стражников проведешь?! Я придумала другое средство, только не знаю, согласитесь ли вы?
   – Когда речь идет о спасении жизни, то выбирать не приходится! – воскликнул У Сун.
   – Только вы не обижайтесь на меня! – смеясь, говорила женщина.
   – Я на все согласен, сестра! – воскликнул У Сун.
   – Два года тому назад, – начала она, – проходил здесь странствующий монах, я убила его и несколько дней начиняла им пампушки. Но у меня до сих пор сохранились железный обруч, что он носил на голове, черная ряса, многоцветный пояс, его монашеское свидетельство и четки из ста восьми бусин, выпиленных из человеческого черепа. Еще имеется два кинжала из прекрасной стали, с резьбой наподобие снежинок и в ножнах из кожи акулы. И теперь частенько слышно по ночам, будто кинжалы эти стонут. Вы уже видели их, дорогой брат, когда были в прошлый раз. Так вот, если хотите спастись, подстригите себе волосы, переоденьтесь странствующим монахом, прикройте волосами клеймо на лице и захватите свидетельство монаха. По возрасту и внешности он на вас походил, словно сама судьба этого хотела. Вы примете его имя, и никто вас не остановит. Ну, как вы находите мой план?
   Тут Чжан Цин захлопал в ладоши и воскликнул:
   – Ну и здорово придумала! А я ведь совсем забыл этого монаха. Что ты думаешь на этот счет, дорогой брат мой?
   – Что же, это дело! Только боюсь, что не очень-то я похож на монаха.
   – Давай-ка я наряжу тебя, поглядим, что получится, – сказал Чжан Цин.
   Женщина пошла в другую комнату и скоро вернулась с большим узлом. В нем оказалась груда одежды, нижней и верхней, которую она предложила У Суну надеть.
   – И верно, будто на меня сшито, – сказал У Сун, примеряя одежду.
   Одев поверх своего платья черную рясу, он повязался поясом, снял войлочную шляпу и распустил волосы. Потом он напустил волосы на лоб, на голову одел железный обруч и привесил к поясу четки и кинжалы. Осмотрев У Суна, Чжан Цин и его жена одобрительно воскликнули:
   – Точно сама судьба тебе это предназначила!
   У Сун попросил зеркало и, взглянув на себя, расхохотался.
   – Чему ты смеешься, дорогой брат?
   – Да как же тут не смеяться? – отозвался У Сун. – Надо же было мне превратиться в странствующего монаха! Остриги меня, дорогой брат! – попросил он Чжан Цина.
   Тот взял ножницы и остриг ему волосы. После этого У Сун, не мешкая, увязал свои вещи в узел и собрался в путь.
   – Дорогой брат, – вновь обратился к нему Чжан Цин, – послушай, что я тебе скажу. Не подумай, что мной руководит алчность, но все же оставь здесь серебряные сосуды командующего Чжана, а вместо них я дам тебе на дорогу немного серебра. Не вышло бы из-за них какой беды!
   – Дорогой брат мой, хорошая у вас голова! – сказал У Сун и, вынув сосуды, отдал их Чжан Цину, в обмен получив мешочек с серебром и золотом, который и положил в свою торбу, висевшую у пояса. Потом У Сун сытно поел, выпил вина и, простившись с Чжан Цином и его женой, сунул за пояс оба кинжала и приготовился в дорогу. Жена Чжана принесла свидетельство монаха и положила его в специально сшитый шелковый мешочек и сказала У Суну, чтобы он хранил его на груди.
   – Дорогой брат, – напутствовал его Чжан Цин, – будь осторожен в дороге, сдерживай себя и не проявляй своего характера. Вина пей поменьше, ни с кем не затевай ссоры и веди себя, как положено монаху. Укроти свой нрав, чтобы тебя не признали. А когда придешь на гору Двух драконов – Эрлуншань, напиши нам. Мы не думаем здесь долго оставаться, может, тоже соберем пожитки, да и отправимся туда. Береги себя, брат, будь осторожен! Передай от нас тысячу приветов обоим вождям.
   И, простившись с ними, У Сун ушел. Выйдя за ворота, он засучил рукава. Полы его рясы развевались во время ходьбы. У Сун зашагал вперед.
   Чжан Цин с женой, смотревшие ему вслед, невольно воскликнули:
   – Ну прямо вылитый монах!
   Итак, в тот вечер новый странствующий монах У, покинув дом своих друзей, пустился в путь. Шла десятая луна, дни были короткие, и рано смеркалось. Не прошел он и пятидесяти ли. как впереди показались горы. Дорогу освещала луна, и он медленно поднимался вверх по склону. Было уже около первой стражи, когда он взобрался на вершину и, остановившись. огляделся. На востоке вздымалась луна, озаряя кусты и деревья вокруг. Пока У Сун озирался по сторонам, из лесу, расположенного неподалеку, до него донесся смех. «Опять чудеса какие-то! – подумал он про себя. – Кто бы мог разговаривать и смеяться на этой высокой и уединенной горе?»
   Подойдя поближе, он увидел среди сосен маленькую кумирню и с десяток домов, крытых соломой. Два маленьких окошечка кумирни были открыты настежь, и в одном из них У Сун увидел монаха, обнимающего женщину. Они сидели у окна и смотрели на луну, время от времени пересмеиваясь. При виде этого У Сун вскипел от гнева и сердце его наполнилось злобой. «Нечего сказать, достойный монах в этой кумирне! Какими делами занимается!» – подумал он и выхватил из-за пояса сверкающие, как серебро, кинжалы монаха. Заметив, как блестят они при свете луны, У Сун сказал себе:
   – Кинжал хороший, но в моих руках он еще не бывал в деле. Испробую-ка я его на этом негодном монахе!
   Один кинжал он прикрепил у запястья, другой засунул обратно в ножны. Затем откинул за спину длинные рукава своей рясы и завязал их. Проделав это, он подошел к воротам и постучался.
   Услышав стук, монах тут же захлопнул окно. Тогда У Сун схватил камень и принялся барабанить им в дверь. Послышался скрип отпираемой калитки, вышел послушник и закричал:
   – Кто ты такой и как смеешь приходить глубокой ночью и подымать шум?
   Тогда монах У, выпучив глаза, заорал во всю мочь:
   – Я принесу этого проклятого послушника в жертву моему новому кинжалу! – и с этими словами он взмахнул рукой, – раздался хрустящий звук, и голова послушника покатилась по земле.
   – Кто посмел убить моего послушника? – завопил тот самый монах, что был в кумирне, и выскочил на порог.
   В каждой руке у него было по мечу, и он двинулся на У Суна. Но тот лишь громко рассмеялся и сказал:
   – Пожалуй, не придется мне пустить в ход всего своего искусства! Он сам лезет на рожон!
   Тут У Сун выхватил второй кинжал и, размахивая обоими кинжалами сразу, пошел навстречу монаху. Они боролись, озаренные лунным светом, то наступая, то отступая, и их кинжалы вспыхивали и мелькали в воздухе так быстро, что казалось, будто над ними поднялись четыре круга холодного света. Так они сходились более десяти раз, как вдруг раздался звук, эхом раскатившийся по всем горным склонам, и один из них упал.
   Поистине это было так:
 
Голова покатилась
Под бледной луной,
Ярко-красная кровь
Засверкала струёй.
 
   Кто же из двух был убит, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

Глава 31

в которой рассказывается о том, как монах У Сун, напившись пьяным, избил Кун Ляна и как атаман по прозвищу «Золотистый тигр» великодушно освободил Сун Цзяна
   На десятой схватке монах У Сун решил пойти на хитрость и, притворившись, что допустил промах, дал своему противнику возможность ринуться на него с мечами, а сам ловко увернулся и, метко нацелившись, взмахнул кинжалом. Голова монаха гулко стукнула о землю и откатилась в сторону, а тело его рухнуло на камни. Тогда У Сун закричал:
   – Эй ты, тетка, выходи! Я не собираюсь тебя убивать, а хочу лишь узнать, что здесь происходит…
   Женщина вышла из кумирни и стала земно кланяться У Суну.
   – Перестань, – приказал он, – а лучше скажи, как это место называется и кем приходится тебе монах.
   – Я – дочь старого Чжана, что жил у подножья горы, – со слезами произнесла женщина, – а здесь, на могилах предков, наша родовая кумирня. Я не знаю, кто этот монах. Как-то он пришел к нам и попросился переночевать да еще похвалялся при этом, что может управлять силами земли, ветра и воды. Моим родителям не следовало пускать его в нашу усадьбу, но они надумали спросить у него, правильно ли выбрано место для нашего семейного кладбища. А потом уж он так подольстился к моему отцу, что тот пригласил его пожить у нас несколько дней. Когда же этот гнусный монах увидел меня, то и вовсе не захотел уходить. Вот уж скоро четыре месяца, как он живет здесь. Тварь эта погубила не только моих отца и мать, но и брата с женой. А потом монах заставил меня прийти сюда и жить с ним в этой кумирне. Послушника он тоже насильно привел откуда-то. Горы эти называются хребет Сороконожек – Усунлин. Монаху понравились эти места, и он назвал себя хозяином горы Усун.
   – А у тебя есть какая-нибудь родня? – спросил У Сун.
   – Есть родственники – крестьяне. Да кто же из них посмел бы спорить с ним? – отвечала женщина.
   – А у этого негодяя были деньга или ценности? – продолжал расспрашивать У Сун.
   – Скопил он лян двести золота и серебра…
   – Так скорее выноси все это из кумирни – я сейчас подожгу ее, – сказал У Сун.
   – Учитель, а не хотите ли вы покушать и выпить? – спросила женщина.
   – Принеси мне сюда, – сказал У Сун.
   – Прошу вас, учитель, войти в кумирню. Там будет удобней, – промолвила женщина.
   – А не притаился ли кто-нибудь в кумирне специально для того, чтобы убить меня?
   – Что ж, по-вашему, мне не дорога голова? Разве стану я обманывать вас! – возразила женщина.
   Тогда У Сун последовал за женщиной в кумирню. На маленьком столике у окна он увидел вино и мясо. Пока У Сун ел и пил из большой чашки, женщина собрала золото, серебро, разные ценности и дорогие ткани. После этого У Суй поджег кумирню изнутри. Женщина вытащила узел с вещами и поднесла их У Суну, но тот сказал:
   – Мне не надо. Возьми все это себе и уходи отсюда. Да побыстрее!
   С благодарностью поклонившись У Суну, женщина пошла с горы вниз, а У Сун бросил оба трупа в огонь. Затем он вложил свой кинжал в ножны и зашагал по извилистой горной дороге по направлению к Цинчжоу.
   Шел У Сун более десяти дней: и на всем пути – в городах, деревушках и на постоялых дворах висел приказ о поимке У Суна. Однако У Сун, переодетый странствующим монахом, не встретил ни одного человека, который бы заинтересовался его личностью и остановил его.
   Шел одиннадцатый месяц года. Погода стояла очень холодная. В дороге У Сун покупал вино и мясо, но холод донимал его. Он поднялся на голый перевал и увидел перед собой неприступную гору. У Сун спустился с перевала, прошел еще около пяти ли и, наконец, заметил деревенский кабачок. Около калитки протекал чистый ручеек. За домом был крутой обрыв и громоздились отвесные скалы. У Сун быстро зашагал к кабачку и, войдя, сел и громко крикнул:
   – Хозяин! Неси мне для начала две меры вина. И немного мяса!
   – Не хочу обманывать вас, учитель, – отвечал хозяин. – Немного вина у меня еще найдется, да только оно деревенское, собственного приготовления. А вот мясо я все распродал – ничего не осталось.
   – Ну что ж, давай хоть вина – согреться, – сказал У Сун.
   Хозяин принес две меры вина и налил большую чашку. На закуску он подал овощи. У Сун быстро выпил вино и приказал принести еще две меры. Хозяин пошел за вином и, возвратившись, снова наполнил чашку, а У Сун все пил. Он и в дороге был навеселе, а теперь, выпив сразу четыре меры вина, сильно опьянел, да тут еще поднялся ветер, и вино ударило ему в голову. У Сун заорал:
   – Эй, хозяин, а это правда, что у тебя нет никакой еды? Продай мне немного мяса из того, что ты оставил для себя. Я за все заплачу тебе.
   – Никогда еще не видел такого монаха, как вы, – сказал, улыбаясь, хозяин. – Только и знаете, что пить вино да есть мясо. Где же мне взять мяса? Лучше, учитель, заканчивайте поскорее.
   – Я ведь не даром ем. Почему ты не хочешь продавать мне? – спросил У Сун.
   – Я уже вам сказал, что у меня ничего, кроме простого вина, нет. Откуда я вам возьму?
   В этот момент в кабачок в сопровождении четырех человек вошел рослый, здоровый детина. Хозяин кабачка, расплываясь в угодливой улыбке, приветствовал его поклоном:
   – Эр-лан, прошу садиться.
   – А ты приготовил то, что я приказывал? – спросил вошедший.
   – И цыплята и мясо – все готово. Ждали вашего прихода, господин.
   – А где мой зеленый с цветами кувшин?
   – Все здесь, все на месте, – не переставал кланяться хозяин.
   Гость прошел со своими спутниками в помещение, и все они уселись за столик напротив У Суна. Хозяин принес зеленый с цветами кувшин, откупорил глиняную пробку и налил вино в большую белую чашу. У Сун украдкой бросил взгляд в ту сторону. Дуновением ветерка до него донесло чудесный аромат хорошего выдержанного вина. У Сун почувствовал, как в горле у него защекотало. С трудом сдержал он себя, чтобы не броситься к соседнему столу и не схватить чашку с вином.
   Тут из кухни вошел хозяин с подносом, на котором лежали две жареные курицы и блюдо великолепного мяса. Поставив еду перед гостями, хозяин подал еще и овощи. Затем он взял черпак и стал подливать гостям вино.
   У Сун посмотрел на стоявшую перед ним маленькую миску с овощами и пришел в ярость. В голове у него шумело от вина. Вот уж поистине – перед глазами море разливанное, а живот подвело от голода. И он так хватил кулаком по столу, что проломил его. Зычным голосом У Сун заорал:
   – А ну, хозяин, иди-ка сюда! Как же ты, мерзавец, смеешь обманывать своих посетителей?!
   – Учитель, – заговорил хозяин, торопливо подходя к нему, – не сердитесь. Хотите еще вина, так скажите.
   Но У Сун, вытаращив глаза, кричал:
   – Тварь ты бессовестная. Почему ты не подал мне этот кувшин и этих кур?! Ведь я заплатил бы тебе!
   – Так ведь все это господин прислал из дому. А здесь они решили просто повеселиться, – отвечал, хозяин.
   У Сун был очень голоден и, не желая слушать, продолжал орать:
   – Ты еще врать смеешь!
   – В жизни своей не видел я такого дикого монаха! – вскричал хозяин.
   – Ах, так ты меня – господина – еще и диким обзываешь! – бушевал У Сун. – Задаром ты кормишь меня, что ли?
   – Никогда не слышал, чтоб монах называл себя господином, – пробормотал хозяин.
   При этих словах У Сун вскочил и, взмахнув рукой с растопыренными пальцами, так ударил хозяина по лицу, что тот кубарем отлетел в другой угол. Сидевший напротив посетитель обернулся и, увидев, что хозяин никак не может подняться и все лицо его распухло, разозлился, вскочил и, указывая на У Суна, сказал:
   – Да он разбойник, а не монах и ведет себя совсем не по-монашески. Монахи не должны давать волю своим страстям. Как ты смеешь драться!
   – А тебе что за дело?! – вскричал У Сун.
   – Я хотел добром уговорить тебя, а ты, наглый монах, еще смеешь оскорблять меня!
   Эти слова привели У Суна в бешенство, и, оттолкнув стол, он выскочил вперед.
   – Ты с кем говоришь, мерзавец!..
   – Ах ты, гнусный монах. Уж не собираешься ли ты драться со мной. Хочешь самого дьявола раздразнить. – Здоровый детина расхохотался и, указывая пальцем на У Суна, продолжал: – Ну-ка, разбойник, выходи, я поговорю с тобой!
   – А ты думаешь, я испугаюсь и не посмею побить тебя?! – закричал У Сун и метнулся к двери, но противник опередил его. У Сун одним прыжком догнал парня, и тот увидел, что с монахом ее так-то легко справиться. Тогда он встал в позицию и приготовился к отпору. У Сун ринулся вперед и схватил противника за руку. Противник же, напрягая все силы, старался свалить монаха, но где ему было справиться с такой огромной силой! У Сун подтащил его вплотную к себе, а затем без труда толкнул, как ребенка, и тот полетел на землю. Было ясно, что ему не одолеть У Суна.
   У пришедших с ним деревенских парней при виде этой сцены задрожали руки и ноги, и они не осмеливались вмешаться. Встав ногой на грудь врага, У Сун нанес ему тридцать ударов кулаком в наиболее уязвимые места. Затем он поднял его с земли и бросил в ручей, протекавший около калитки.
   – Ой, беда! – закричали парни и бросились в воду спасать своего товарища. Вытащив его и поддерживая, они ушли в южном направлении.
   А хозяин кабачка, получив затрещину, онемел от испуга и не мог двинуться с места. Едва-едва дотащился он до внутренней комнаты и спрятался там.
   – Ну вот и хорошо, что никого нет! – сказал довольный У Сун. – Теперь уж я угощусь как следует!
   Он зачерпнул вина из белой чаши и стал пить. Жареные куры и мясо стояли еще не тронутые. У Сун не стал брать палочки, а, отрывая мясо прямо руками, ел, как ему было удобно. Он быстро выпил вино и съел почти все мясо. Теперь он был и сыт и пьян. Завязав за спиной длинные рукава рясы, он вышел из двери и пошел вдоль ручья.
   В это время снова поднялся северный ветер, и У Сун едва продвигался вперед. Но не прошел он и пяти ли, как из-за глиняного забора на краю дороги выскочил рыжий пес и, увидев прохожего, с громким лаем бросился на него. Пьяный У Сун был в таком состоянии, что только искал предлога, чтобы поскандалить. Увидев преследовавшую его собаку, он страшно обозлился. Нащупав левой рукой ножны, У Сун вытащил кинжал и большими скачками погнался за собакой. Рыжий пес бросился наутек и, перепрыгнув на другой берег ручья, продолжал лаять на монаха. У Сун с силой замахнулся и метнул кинжал в собаку, но промахнулся и, потеряв равновесие, полетел прямо в воду. Голова у него словно свинцом налилась, и он не мог подняться. Собака замерла на месте, но все еще продолжала рычать.