Страница:
– Ну, мамаша, – сказал Си-Мынь Цин, – вижу, мне не отгадать.
– Если я скажу вам, кто ее муж, – смеялась старая Ван, – уважаемый господин станет смеяться. Ее муж продавец лепешек – У старший.
Услышав это, Си-Мынь Цин от удивления чуть не свалился и, смеясь, спросил:
– Тот, которого называют Корявым сморчком?
– Он самый, – подтвердила старуха.
Тогда Си-Мынь Цин с досадой сказал:
– Каким же образом такой лакомый кусок баранины попал в рот этому плюгавому псу?
– Да так как-то вышло. Еще в старину люди говаривали: «Бывает, что на породистой лошади ездит простак, а с умной женой спит дурак». Не иначе, как самому богу было угодно сочетать их.
– Сколько я вам должен за чай, матушка Ван? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да пустяки, потом сочтемся, – сказала старуха.
– А с кем уехал ваш сын? – продолжал расспрашивать Си-Мынь Цин.
– Да я и сама толком не знаю, – ответила она. – Он отправился с каким-то купцом в Хуачжоу и до сих пор не вернулся. Уж и не знаю, жив ли он.
– А почему бы вам не послать его ко мне? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да если бы вы дали ему работу, это было бы просто замечательно! – подхватила старуха.
– Так вот, когда он вернется, мы еще потолкуем об этом, – сказал Си-Мынь Цин и, поболтав еще немного, поблагодарил хозяйку и ушел.
Однако не прошло и половины стражи, как он снова вернулся и присел у дверей чайной, наблюдая за домом У старшего. Увидев его, старая Ван вышла и предложила ему сливового отвару.
– Ладно, неси, – сказал Си-Мынь Цин, – только прибавь для кислоты побольше сливового цвета.
Приготовив отвар, старая Ван почтительно поднесла его Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна, Си-Мынь Цин поставил ее на стол и сказал:
– Славный отвар, мамаша Ван. А много его у вас?
– Я всю жизнь занимаюсь сватовством, – ответила, смеясь, старая Ван, – только зачем же это делать у себя в комнате?[1]
– Да я вас о сливовом отваре спрашиваю, а вы мне о сватовстве, – сказал Си-Мынь Цин. – Это разные вещи!
– А мне послышалось, что вы хвалите меня за сватовство, – сказала старая Ван.
– Дорогая мамаша, – сказал тогда Си-Мынь Цин. – Раз уж вы занимаетесь сватовством, то помогите и мне в этом деле. Я хорошо отблагодарю вас.
_ Уважаемый господин, – отвечала старуха, – если об этом узнает ваша супруга, она таких затрещин мне надает, что я света не взвижу.
– Ничего, жена у меня добрая, – сказал Си-Мынь Цин. – Она легко уживается с людьми, и в доме у меня немало женщин, но ни одна из них мне не пришлась по вкусу. Если же вы знаете какую-нибудь женщину, чтоб была мне по душе, не бойтесь прийти и сказать мне об этом. Можно даже замужнюю, лишь бы она мне понравилась.
– Да вот на днях была у меня одна, вполне подходящая, только вряд ли бы вы согласились взять ее, – отвечала старая Ван.
– Так если она хороша, приведите ее ко мне, – сказал Си-Мынь Цин, – а за благодарностью дело не станет.
– Она превосходная женщина, – сказала Ван, – только вот лет ей многовато.
– Ну, если разница в год или два, это пустяки, – заметил Си-Мынь Цин. – Сколько же ей лет? – поинтересовался он.
– Она родилась под знаком тигра, – отвечала Ван, – и на новый год ей как раз исполнится девяносто три года.
– Совсем рехнулась старая! – захохотал Си-Мынь Цин. – Тебе бы все только шуточки шутить, – и, продолжая смеяться, он поднялся и ушел.
Но, когда стемнело и старая Ван зажгла лампу, собираясь запирать двери, Си-Мынь Цин снова вошел к ней. Он уселся на табуретку и, повернувшись к дому У старшего, глядел, не отрываясь.
– Может, вам подать сливового отвару? – спросила его старая Ван.
– Ладно, несите, – согласился Си-Мынь Цин. – Только сделайте послаще.
Старая Ван приготовила отвар и подала Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна и посидев еще немного, он поднялся и оказал:
– Подсчитайте, мамаша, сколько я вам должен, а завтра я уплачу за все сразу.
– Да не беспокойтесь, пожалуйста, – отвечала старуха. – Спокойной вам ночи, а завтра утречком приходите.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел, и в этот вечер ничего больше не произошло.
На следующий день, рано поутру, когда старая Ван отпирала двери своей чайной, она увидела, что по улице разгуливает Си-Мынь Цин. «Что-то больно нетерпелив этот парень! – подумала старуха Ван. – Помазала ему сахаром кончик носа, а языком-то он не может достать. Научился парень в уездном управлении выманивать деньги у народа, так хоть со мной пусть немного поделится».
Открыв двери, старая Ван развела огонь и только собралась было кипятить воду, как в чайную вошел Си-Мынь Цин и, сев у двери, стал глядеть на дом У старшего. Ван прикинулась, будто его не видит, продолжала раздувать огонь в очаге и даже не вышла предложить ему чаю.
– Мамаша! – позвал Си-Мынь Цин. – Подайте мне две чашки чаю!
– Ах, это вы, уважаемый господин! – отозвалась старая Ван. – Давненько не виделись с вами, – добавила она, смеясь. – Пожалуйста, присаживайтесь!
Затем она подала Си-Мынь Цину две чашки крепкого чаю с имбирем и поставила их на стол перед гостем.
– Выпейте со мной чашку, мамаша! – предложил Си-Мынь Цин.
– Да ведь не та я, с кем бы вы хотели посидеть, – захохотала старая Ван.
Си-Мынь Цин тоже рассмеялся, а потом спросил:
– Скажите, мамаша, а чем торгуют ваши соседи?
– Да всем понемногу – лапшой, горячим бульоном, острыми приправами.
– Ну и старуха! только и знает, что шутить, – засмеялся Си-Мынь Цин.
– И совсем я не шучу, – отвечала ему со смехом старая Ван. – У них в доме есть свой хозяин.
– Ну вот что, мамаша, – начал Си-Мынь Цин. – Я хочу поговорить с вами по серьезному. Если у них лепешки хорошие, я заказал бы штук пятьдесят. Только не знаю, дома ли хозяин?
– Коли вам нужны лепешки, – сказала старая Ван, – то обождите здесь и, когда он выйдет на улицу, купите у него. Зачем же для этого ходить на дом?
– Да, вы, пожалуй, правы, – согласился Си-Мынь Цин.
Выпив чаю и посидев еще немного, он, наконец, встал со словами:
– Подсчитали, мамаша, сколько я вам должен?
– Да вы не беспокойтесь об этом, – ответила она. – Ваш-то должок я крепко держу в памяти.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел. Оставшись одна в чайной, старая Ван принялась тайком подглядывать за ним из-за занавески и увидела, что Си-Мынь Цин разгуливает взад и вперед по улице, глаз не сводя с дома У старшего. Пройдясь этак раз восемь, он снова вернулся в чайную.
– Вы что-то редко заглядываете к нам, уважаемый господин! – встретила его старуха. – Давненько я вас не видела!
Си-Мынь Цин рассмеялся, пошарил в кармане и, вытащив два ляна серебра, передал их старухе со словами:
– Пока что возьмите вот это, мамаша.
– Не многовато ли будет, – хихикнула старуха.
– Ничего, ничего, берите! – сказал Си-Мынь Цнн.
Старуха очень обрадовалась и про себя подумала: «Готово! Попался парень на удочку. Спрячу-ка я пока что это серебро».
Затем, обращаясь к нему, она сказала:
– Вас, я вижу, томит жажда. Не выпьете ли зеленого чайку?
– Откуда вы узнали, что я хочу пить? – спросил Си-Мынь Цин.
– А что же тут мудреного-то, – сказала старуха. – Еще в старину говаривали: «Когда входишь в дом, не спрашивай хозяев, хороши у них дела или плохи. Взгляни на их лица и тут же узнаешь». Да, я умею разгадывать и не такие загадки.
– Есть у меня одно дельце, – сказал Си-Мынь Цин. – И если вы, мамаша, разгадаете его, я дам вам пять лян серебра.
– Да тут и гадать-то нечего, – смеясь, отвечала старуха. – Я уже все поняла с первого взгляда. Подставьте-ка ваше ушко, и я скажу вам, что это за секрет такой. Вот уже два дня, как вы зачастили сюда, потому что крепко полюбилась вам моя соседка. Или не угадала?!
– Ну, мамаша, своей мудростью вы не уступите прославленному Суй Хэ, а умом даже превзойдете Лу Цзя[2]. Не стану скрывать от вас, я и сам не пойму, что со мной случилось. Но после того как она уронила на меня шест и я взглянул ей в лицо, она словно околдовала меня, и я все думаю, как бы мне пробраться к ним в дом. Не сможете ли вы что-нибудь сделать для меня?
– Я не стану обманывать вас, уважаемый господин, – рассмеялась старуха. – Все знают, что я торгую чаем, да ведь вот точно у моей двери черт на часах сидит. Три года прошло с тех пор, как в третий день шестой луны выпал снег, а ведь как раз тогда я в последний раз и продала чайник чаю, и плохо теперь идут мои дела. Вот и приходится мне, чтобы прокормиться, заниматься разными делишками.
– А что это за делишки такие? – спросил Си-Мынь Цин.
– Ну, прежде всего я сватаю, – смеясь, отвечала старая Ван, – еще достаю девушек. Могу быть повивальной бабкой, а чаще всего устраиваю любовные делишки.
– Дорогая мамаша, – сказал Си-Мынь Цин, выслушав ее. – Если вы устроите мне это дельце, я подарю вам десять лян серебра на покупку гроба.
– Послушайте, что я вам скажу, уважаемый господин, – отозвалась старуха. – Самое трудное – это «тайное свидание». Для того чтобы оно успешно закончилось, необходимо пять условий: надо обладать красотой Пань Аня, крепостью ишака, богатством Дэн Туна[3], надо быть, как иголка в шерсти, с виду – мягким, а на деле острым и, наконец, иметь достаточно свободного времени. Эти пять вещей – красота, выносливость, богатство, мягкость и настойчивость да еще свободное время необходимы каждому любовнику. Если все это в наличии, то дело можно считать сделанным.
– Что ж, – начал Си-Мынь Цин, – пожалуй, я не обману вас, если скажу, что кое-чем из этого обладаю. Ну, во-первых, что касается наружности, то хоть я и не так красив, как Пань Ань, но лицо мое и в таком виде сойдет. Что же до второго условия, то я еще с детства был здоров, как черт. Если же говорить о богатстве, то хоть я, может быть, и не так богат, как Дэн Тун, но все же деньги у меня водятся, а о настойчивости и говорить нечего. Пусть она хоть четыреста раз меня ударит, я все равно от нее не откажусь. Свободного же времени у меня больше, чем надо, ведь если бы его у меня не было, разве мог бы я так часто сюда приходить? Дорогая мамаша, устройте мне это дельце! А я уж, конечно, вас не забуду.
– Уважаемый господин, – сказала на это старая Ван. – Хоть вы и говорите, что обладаете всеми пятью качествами, но есть еще одно обстоятельство, которое может испортить все дело.
– Тогда скажите, пожалуйста, что это за обстоятельство, – спросил Си-Мынь Цин.
– Не осудите меня, старуху, за мою откровенность, – ответила старая Ван, – но самое главное в этом деле – не останавливаться на полпути. Если вы хоть чуточку не доделаете, все пойдет прахом! А я знаю, вы человек скуповатый и не особенно любите тратить деньги. Вот это-то и может помешать вам!
– Ну, это дело легко поправимое! – возразил Си-Мынь Цин. – Стану следовать вашим советам – и все тут.
– Если уж вы не постоите перед затратами, уважаемый господин, – сказала Ван, – то я знаю, как устроить вам встречу с этой курочкой. Только станете ли вы делать все то, что я вам скажу?
– Я готов выполнить все, что бы вы мне ни посоветовали, – с готовностью отвечал Си-Мынь Цин. – А не откроете ли вы мне свой чудесный план, дорогая мамаша.
– Сегодня уже поздно, и вам надо возвращаться домой, – отвечала, смеясь, старая Ван. – А как пройдет с полгодика да еще месяца три, так приходите обратно, и мы потолкуем.
Тут Си-Мынь Цин даже на колени опустился перед старухой, умоляя ее.
– Дорогая мамаша, не мучьте меня! Сделайте все, что можете.
– Да что за горячка на вас напала! – продолжала шутить старая. – План мой очень хорош. И хоть, может, я и не попаду в храм, где выставлены имена великих полководцев, но думаю, что немногим уступлю Сунь-цзы, обучавшему женщин военному искусству. Так вот слушайте, уважаемый господин, что я вам сейчас скажу. Эта женщина была раньше служанкой в одном богатом доме в городе Цинхэ, – она очень хорошо шьет. Вам, уважаемый господин, надо купить кусок узорчатой камки, синего шелка и белой тафты да еще десять цзиней хорошей шелковой ваты и все это принести мне. Я пойду к этой курочке попить чайку и расскажу о том, что один уважаемый благодетель подарил мне материи на похоронное платье, и я пришла попросить у нее календарь, чтобы выбрать счастливый день для шитья. Если она не обратит на мои слова никакого внимания, придется это дело оставить. А если скажет, что портного звать не надо, и предложит мне помочь, то первый шаг сделан. После этого я приглашу ее работать сюда, но если она откажется и попросит принести материю к ней, то опять же делу конец. А если обрадуется этому приглашению и скажет, что охотно придет ко мне и поможет, то, значит, сделан и второй шаг. К ее приходу мне придется приготовить вина и печенья, но вам не следует показываться здесь в первый же день. Может случиться, что на следующий день она почему-либо не пожелает прийти ко мне, а захочет работать у себя дома, тогда делать больше нечего. Если же она охотно согласится пойти ко мне и на второй день, то можно считать, что и третий шаг сделан. Но и в этот день вам тоже не следуем появляться. Лишь на третий день около полудня вы как следует принарядитесь и приходите сюда. А когда придете, кашляньте и громко окажите у дверей: «Что это вас не видно, матушка Ван?» Я выйду к вам навстречу и приглашу войти в дом. Если она, как увидит вас, встанет и бросится вон, я не смогу ее удерживать, и тогда на этом придется кончить дело. Но если она, увидев вас, останется на месте, то можно считать, что и четвертый шаг сделан. Когда вы усядетесь, я окажу нашей пташке: «Вот это и есть тот самый благодетель, который, спасибо ему, подарил мне материю!» Тут я начну превозносить ваши достоинства, а вы похвалите ее работу. Не вступит она в разговор, то опять же от нашей затеи придется отказаться, а если станет вам отвечать, то считайте, и пятый шаг сделан. Тогда я окажу: «Эта женщина была так добра, что согласилась помочь мне в шитье. Оба вы мои благодетели – один подарил материю, а другая вызвалась шить. После этакого благодеяния мне как-то неудобно просить вас еще о чем-нибудь. Но так как эта женщина уже здесь, что редко бывает, то я хочу просить вас, уважаемый господин, вместо меня угостить ее за труды». Тогда вы достанете деньги и пошлете меня купить всяких лакомств. Если она встанет и пойдет прочь, то удерживать ее бесполезно, и наше дело на этом закончится. Если же она останется, то считайте, что и шестой шаг сделан. Ну, а потом я возьму у вас деньги и, уходя, скажу ей: «Уж ты побудь здесь, голубушка, вместо меня, займи уважаемого господина!» И опять же, если она встанет и пойдет домой, то я уж никак не смогу препятствовать этому, и тут делу конец. Ну, а если она и с места не двинется, то это хороший признак, и можно считать, что и седьмой шаг сделан.
Когда я куплю все, что нужно и вернусь домой, то разложу припасы на столе и скажу: «Ну, моя милая! Убери-ка свою работу, и давай выпьем по чашечке вина. Ведь неудобно же зря вводить в расход такого уважаемого господина». Если она откажется сесть вместе с вами за стол и уйдет домой, то делать больше нечего. А если станет говорить, что ей нужно идти, а сама и с места не двинется, то все хорошо, и можно считать, что и восьмой шаг уже сделан. Когда она порядком выпьет и вы по душам разговоритесь, я скажу, что вино кончилось, и снова попрошу у вас денег, а вы опять же пошлете меня. Уходя, я стану запирать вас, и если она рассердится и убежит, то все кончено. А если не обратит на это никакого внимания и не рассердится, то, значит, все в порядке. И тогда останется сделать последний шаг. Только помните, что этот шаг и есть самый трудный. Когда вы, уважаемый господин, останетесь с ней вдвоем, старайтесь говорить ласковые слова и не действуйте очертя голову. Уж если вы тут все испортите, я не стану снова вам помогать. Прежде всего, словно нечаянно, смахните рукавом со стола палочки для еды, а когда нагнетесь за ними, легонько ущипните ее за ногу. Если она подымет шум, я прибегу к вам на выручку, и так на этом все и кончится. Но если она промолчит, то и десятый шаг можно будет считать сделанным, и тогда все в порядке. Что вы скажете об этом плане?
Выслушав старуху, Си-Мынь Цин даже рассмеялся от удовольствия и сказал:
– Хоть имя ваше и не запишут среди знаменитостей, но план и впрямь хорош!
– Не забывайте же вашего обещания насчет десяти лян серебра.
– «Кто хоть корочку мандарина попробует на озере Дунтинху, тот вовеки не забудет этого озера», – отвечал Си-Мынь Цин. – Когда же вы начнете действовать?
– Думаю, что смогу вам ответить сегодня же вечером, – сказала старуха. – Пока не вернулся У старший, я схожу к нашей красотке и постараюсь уговорить ее. А вы отправляйтесь домой да пошлите человека за тафтой и шелковой ватой.
– Вы уж постарайтесь для меня, дорогая мамаша, – просил Си-Мынь Цин, – а я свое обещание выполню.
Простившись со старухой, Си-Мынь Цин пошел в лавку, где продавали шелковые ткани, купил там камки, шелка, тафты да еще десять цзиней шелковой ваты и, вернувшись домой, приказал слуге завернуть все это, вложить в узел еще пять лян серебра и отнести его в чайную старой Ван.
Когда старуха все это получила, она отпустила слугу, а сама вышла черным ходом и направилась к дому У старшего. Жена У радушно ее встретила и пригласила пройти наверх. Обращаясь к ней, старуха сказала:
– Что ж это ты, милая моя, не зайдешь к бедной старухе чайку попить?
– Да что-то мне нездоровится эти дни, – отвечала та, – вот и не хочется никуда идти.
– Есть у вас, дорогая, календарь? – спросила старуха. – Может быть, одолжите мне его отыскать счастливый день для шитья одежды.
– А что вы собираетесь шить, мамаша? – спросила жена У.
– Да я все теперь прихварываю, – сказала старуха. – Боюсь, как бы чего не приключилось, вот и решила приготовить себе погребальную одежду. Спасибо, один богатый человек, что живет неподалеку отсюда, узнав об этом, прислал мне в подарок материи – камки, шелка, тафты и шелковой ваты. Все это лежит у меня уже больше года, а я никак не соберусь сшить себе платье. Но в этом году я совсем плоха стала и потому решила воспользоваться тем, что нынче год у нас високосный, и сшить все, что нужно. Только портной что-то все тянет, говорит, работы у него много. Я и сказать не могу, как измучилась с этим делом.
Выслушав ее, жена У рассмеялась и сказала:
– Боюсь, что не угожу вам, матушка, а если не побрезгуете моей работой, я охотно сошью вам одежду.
При этих словах лицо старухи так все и сморщилось в улыбке, и она сказала:
– Если ты, моя милая, сделаешь все это своими драгоценными ручками, то мне и умирать будет легче. Давно уж я слышала, что ты мастерица хоть куда, да все не решалась просить тебя.
– Что ж тут особенного, – заметила жена У старшего, – раз уж я пообещала, значит сделаю, матушка. Надо только выбрать по календарю счастливый день, и тогда можно приниматься за работу.
– Если ты, дорогая, соглашаешься мне это сделать, – оказала старуха Ван, – так ты и есть моя счастливая звезда и нечего выбирать дня. Да к тому же позавчера я уж просила одного человека посмотреть в календарь, и он оказал, что завтра как раз и будет самое подходящее время. Но я подумала, что для шитья одежды незачем выбирать какой-то особый день, и не обратила на его слова внимания.
– Нет, шитье погребального платья надо обязательно начинать в счастливый день, – сказала жена У старшего. – И если этот день завтра, так незачем и выбирать другой.
– Раз ты согласна сшить для меня эту одежду, – молвила старуха, – так уж осмелюсь попросить тебя завтра же ко мне прийти и начать работу.
– Нет, нельзя, – возразила жена У старшего, – я не могу приходить к вам шить.
– Так ведь я это потому предложила, что хочу взглянуть на твое мастерство, – сказала старуха, – а дом оставить не на кого.
– В таком случае, матушка, – сказала жена У, – завтра я приду к вам с утра.
Старая Ван долго еще ее благодарила и, наконец, ушла, а вечером она рассказала обо всем этом Си-Мынь Цину, и они уговорились, что в условленный день он придет в чайную. В этот вечер ничего больше не произошло.
На следующее утро старуха Ван пораньше прибрала свое жилище, купила ниток, заварила чай и стала ждать гостью. А в это время У старший, позавтракав, прихватил свое коромысло и отправился торговать лепешками. Жена его опустила на двери занавеску, заперла дом и черным ходом вышла на улицу и направилась к старой Ван. Увидев ее, старуха очень обрадовалась и провела гостью в комнаты. Налив крепкого чаю и насыпав на тарелочку орешков, она принялась угощать жену У старшего, а затем, убрав со стола, вытащила припасенную материю.
Жена У с аршином в руках стала размерять и кроить, а потом принялась за шитье. Старуха следила за ее работой и все приговаривала:
– Вот так мастерица! Мне уж седьмой десяток пошел, а я до сих пор не видывала ничего подобного.
Женщина шила все утро, а в полдень старая Ван приготовила лапши, вина и закусок и пригласила гостью закусить, после чего жена У поработала еще немного, а когда день стал клониться к вечеру, сложила работу и ушла домой. Едва она возвратилась, как пришел и У старший с пустым коромыслом. Жена опустила за ним дверную занавеску и заперла дверь, а он, идя в комнату и увидев раскрасневшееся лицо жены, тут же спросил:
– Ты где это выпивала?
– Да у нашей соседки, матушки Ван, – отвечала жена. – Она попросила меня сшить ей погребальную одежду, а в полдень приготовила кое-что покушать и угостила меня.
– Ай-я! – оказал У старший. – Не надо, чтоб она угощала тебя. Ведь может случиться, что и нам о чем-нибудь придется просить ее. Шить-то ты ей шей, а кушать приходи домой, чтоб не вводить ее в расход. Если ты завтра опять пойдешь к ней работать, так захвати немного денег и купи вина и закуски угостить ее. Недаром говорит пословица: «Близкий сосед лучше далекого родственника». Смотри не порти с ней отношений. Если она откажется от угощения, возьми работу домой, а когда все сделаешь, то отнесешь.
Жена выслушала У старшего, и ничего особенного в этот день не произошло.
Так удалось старой Ван осуществить свой план и заманить к себе в дом Пань Цзинь-лянь. На следующий день после завтрака, когда У старший отправился торговать, старуха снова пришла пригласить к себе его жену. А когда та пришла, старая Ван вынесла ей шитье, и жена У принялась за работу, а хозяйка пристроилась рядом, заварила чай и стала его попивать.
Когда наступил полдень, молодая женщина вынула связку монет и, передавая ее старой Ван, сказала:
– Матушка! Разрешите-ка сегодня мне угостить вас!
– Да что ты, милая! – воскликнула старуха, не ожидавшая этого. – Да где же такое видано? Я, старая, пригласила тебя поработать, да ты же еще и тратиться будешь!
– Муж велел мне так сделать, – отвечала жена У старшего. – Он сказал, что если вы, матушка, будете отказываться от угощения, то мне лучше работать дома.
– Ну раз уж он у тебя такой строгий да к тому же и ты сама желаешь этого, я возьму деньги, – поспешила согласиться старая Ван, опасаясь, как бы не испортить все дело.
Она добавила немного своих денег, купила хорошего вина, закусок, а также редких фруктов и принялась потчевать свою гостью.
Теперь послушайте, что я скажу вам, читатель. Любая женщина, как бы умна она ни была, не устоит перед расточаемыми ей любезностями, и из десяти случаев в девяти попадется в ловушку.
Дальше необходимо рассказать, как старая Ван подала сладости и пригласила гостью выпить и закусить. Потом жена У старшего пошила еще немного и, когда стало смеркаться, выразила старухе свою сердечную благодарность и, распрощавшись, ушла домой.
Но мы не будем подробно останавливаться на всех этих мелочах. На третий день после завтрака, едва Ван увидела, что У старший ушел из дома, она с черного хода забежала к своей соседке и сказала ей:
– Ну, милая, опять я пришла беспокоить тебя…
– А я только что собиралась идти к вам, – сказала жена У, спускаясь по лестнице.
Придя в дом старой Ван, они уселись шить, а потом попили чайку, приготовленного хозяйкой. Так жена У старшего проработала примерно до полудня.
Теперь возвратимся к Си-Мынь Цину и расскажем о том, как он сгорал от нетерпения, дожидаясь назначенного дня. Голову он повязал новой косынкой, одел нарядное платье и, захватив с собой около пяти лян серебра, отправился на улицу Красных камней. Подойдя к дверям чайной, он кашлянул и сказал:
– Что это вас не видно, матушка Ван?
– Кто там меня зовет? – спросила старая Ван, взглянув на дверь.
– Да это я! – отвечал Си-Мынь Цин.
Старуха поспешила к двери и, увидев говорившего, смеясь, сказала:
– Я-то думаю, кто бы это мог быть, а это оказывается вы, уважаемый господин, мои благодетель. И как вовремя пришли, зайдите, пожалуйста! – она за рукав втащила гостя в комнату и обратилась к жене У старшего:
– Это и есть тот самый благодетель, который подарил мне материи на погребальную одежду.
Увидев женщину, Си-Мынь Цин почтительно ее приветствовал, она же, поспешно отложив работу, так же вежливо отвечала на его поклоны. А тем временем старая Ван, указывая на жену У старшего, говорила Си-Мынь Цину:
– Шелк, который вы, уважаемый господин, изволили подарить мне, пролежал у меня больше года, и я так и не собралась сшить погребальную одежду. Но эта женщина так добра, что согласилась сама изготовить все необходимое своими руками. Взгляните – она шьет, словно на станке ткет, стежки у нее идут и часто и красиво. Редко встретишь такую работу. Сами посмотрите, уважаемый господин!
– Если я скажу вам, кто ее муж, – смеялась старая Ван, – уважаемый господин станет смеяться. Ее муж продавец лепешек – У старший.
Услышав это, Си-Мынь Цин от удивления чуть не свалился и, смеясь, спросил:
– Тот, которого называют Корявым сморчком?
– Он самый, – подтвердила старуха.
Тогда Си-Мынь Цин с досадой сказал:
– Каким же образом такой лакомый кусок баранины попал в рот этому плюгавому псу?
– Да так как-то вышло. Еще в старину люди говаривали: «Бывает, что на породистой лошади ездит простак, а с умной женой спит дурак». Не иначе, как самому богу было угодно сочетать их.
– Сколько я вам должен за чай, матушка Ван? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да пустяки, потом сочтемся, – сказала старуха.
– А с кем уехал ваш сын? – продолжал расспрашивать Си-Мынь Цин.
– Да я и сама толком не знаю, – ответила она. – Он отправился с каким-то купцом в Хуачжоу и до сих пор не вернулся. Уж и не знаю, жив ли он.
– А почему бы вам не послать его ко мне? – спросил Си-Мынь Цин.
– Да если бы вы дали ему работу, это было бы просто замечательно! – подхватила старуха.
– Так вот, когда он вернется, мы еще потолкуем об этом, – сказал Си-Мынь Цин и, поболтав еще немного, поблагодарил хозяйку и ушел.
Однако не прошло и половины стражи, как он снова вернулся и присел у дверей чайной, наблюдая за домом У старшего. Увидев его, старая Ван вышла и предложила ему сливового отвару.
– Ладно, неси, – сказал Си-Мынь Цин, – только прибавь для кислоты побольше сливового цвета.
Приготовив отвар, старая Ван почтительно поднесла его Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна, Си-Мынь Цин поставил ее на стол и сказал:
– Славный отвар, мамаша Ван. А много его у вас?
– Я всю жизнь занимаюсь сватовством, – ответила, смеясь, старая Ван, – только зачем же это делать у себя в комнате?[1]
– Да я вас о сливовом отваре спрашиваю, а вы мне о сватовстве, – сказал Си-Мынь Цин. – Это разные вещи!
– А мне послышалось, что вы хвалите меня за сватовство, – сказала старая Ван.
– Дорогая мамаша, – сказал тогда Си-Мынь Цин. – Раз уж вы занимаетесь сватовством, то помогите и мне в этом деле. Я хорошо отблагодарю вас.
_ Уважаемый господин, – отвечала старуха, – если об этом узнает ваша супруга, она таких затрещин мне надает, что я света не взвижу.
– Ничего, жена у меня добрая, – сказал Си-Мынь Цин. – Она легко уживается с людьми, и в доме у меня немало женщин, но ни одна из них мне не пришлась по вкусу. Если же вы знаете какую-нибудь женщину, чтоб была мне по душе, не бойтесь прийти и сказать мне об этом. Можно даже замужнюю, лишь бы она мне понравилась.
– Да вот на днях была у меня одна, вполне подходящая, только вряд ли бы вы согласились взять ее, – отвечала старая Ван.
– Так если она хороша, приведите ее ко мне, – сказал Си-Мынь Цин, – а за благодарностью дело не станет.
– Она превосходная женщина, – сказала Ван, – только вот лет ей многовато.
– Ну, если разница в год или два, это пустяки, – заметил Си-Мынь Цин. – Сколько же ей лет? – поинтересовался он.
– Она родилась под знаком тигра, – отвечала Ван, – и на новый год ей как раз исполнится девяносто три года.
– Совсем рехнулась старая! – захохотал Си-Мынь Цин. – Тебе бы все только шуточки шутить, – и, продолжая смеяться, он поднялся и ушел.
Но, когда стемнело и старая Ван зажгла лампу, собираясь запирать двери, Си-Мынь Цин снова вошел к ней. Он уселся на табуретку и, повернувшись к дому У старшего, глядел, не отрываясь.
– Может, вам подать сливового отвару? – спросила его старая Ван.
– Ладно, несите, – согласился Си-Мынь Цин. – Только сделайте послаще.
Старая Ван приготовила отвар и подала Си-Мынь Цину. Выпив чашку до дна и посидев еще немного, он поднялся и оказал:
– Подсчитайте, мамаша, сколько я вам должен, а завтра я уплачу за все сразу.
– Да не беспокойтесь, пожалуйста, – отвечала старуха. – Спокойной вам ночи, а завтра утречком приходите.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел, и в этот вечер ничего больше не произошло.
На следующий день, рано поутру, когда старая Ван отпирала двери своей чайной, она увидела, что по улице разгуливает Си-Мынь Цин. «Что-то больно нетерпелив этот парень! – подумала старуха Ван. – Помазала ему сахаром кончик носа, а языком-то он не может достать. Научился парень в уездном управлении выманивать деньги у народа, так хоть со мной пусть немного поделится».
Открыв двери, старая Ван развела огонь и только собралась было кипятить воду, как в чайную вошел Си-Мынь Цин и, сев у двери, стал глядеть на дом У старшего. Ван прикинулась, будто его не видит, продолжала раздувать огонь в очаге и даже не вышла предложить ему чаю.
– Мамаша! – позвал Си-Мынь Цин. – Подайте мне две чашки чаю!
– Ах, это вы, уважаемый господин! – отозвалась старая Ван. – Давненько не виделись с вами, – добавила она, смеясь. – Пожалуйста, присаживайтесь!
Затем она подала Си-Мынь Цину две чашки крепкого чаю с имбирем и поставила их на стол перед гостем.
– Выпейте со мной чашку, мамаша! – предложил Си-Мынь Цин.
– Да ведь не та я, с кем бы вы хотели посидеть, – захохотала старая Ван.
Си-Мынь Цин тоже рассмеялся, а потом спросил:
– Скажите, мамаша, а чем торгуют ваши соседи?
– Да всем понемногу – лапшой, горячим бульоном, острыми приправами.
– Ну и старуха! только и знает, что шутить, – засмеялся Си-Мынь Цин.
– И совсем я не шучу, – отвечала ему со смехом старая Ван. – У них в доме есть свой хозяин.
– Ну вот что, мамаша, – начал Си-Мынь Цин. – Я хочу поговорить с вами по серьезному. Если у них лепешки хорошие, я заказал бы штук пятьдесят. Только не знаю, дома ли хозяин?
– Коли вам нужны лепешки, – сказала старая Ван, – то обождите здесь и, когда он выйдет на улицу, купите у него. Зачем же для этого ходить на дом?
– Да, вы, пожалуй, правы, – согласился Си-Мынь Цин.
Выпив чаю и посидев еще немного, он, наконец, встал со словами:
– Подсчитали, мамаша, сколько я вам должен?
– Да вы не беспокойтесь об этом, – ответила она. – Ваш-то должок я крепко держу в памяти.
Си-Мынь Цин засмеялся и ушел. Оставшись одна в чайной, старая Ван принялась тайком подглядывать за ним из-за занавески и увидела, что Си-Мынь Цин разгуливает взад и вперед по улице, глаз не сводя с дома У старшего. Пройдясь этак раз восемь, он снова вернулся в чайную.
– Вы что-то редко заглядываете к нам, уважаемый господин! – встретила его старуха. – Давненько я вас не видела!
Си-Мынь Цин рассмеялся, пошарил в кармане и, вытащив два ляна серебра, передал их старухе со словами:
– Пока что возьмите вот это, мамаша.
– Не многовато ли будет, – хихикнула старуха.
– Ничего, ничего, берите! – сказал Си-Мынь Цнн.
Старуха очень обрадовалась и про себя подумала: «Готово! Попался парень на удочку. Спрячу-ка я пока что это серебро».
Затем, обращаясь к нему, она сказала:
– Вас, я вижу, томит жажда. Не выпьете ли зеленого чайку?
– Откуда вы узнали, что я хочу пить? – спросил Си-Мынь Цин.
– А что же тут мудреного-то, – сказала старуха. – Еще в старину говаривали: «Когда входишь в дом, не спрашивай хозяев, хороши у них дела или плохи. Взгляни на их лица и тут же узнаешь». Да, я умею разгадывать и не такие загадки.
– Есть у меня одно дельце, – сказал Си-Мынь Цин. – И если вы, мамаша, разгадаете его, я дам вам пять лян серебра.
– Да тут и гадать-то нечего, – смеясь, отвечала старуха. – Я уже все поняла с первого взгляда. Подставьте-ка ваше ушко, и я скажу вам, что это за секрет такой. Вот уже два дня, как вы зачастили сюда, потому что крепко полюбилась вам моя соседка. Или не угадала?!
– Ну, мамаша, своей мудростью вы не уступите прославленному Суй Хэ, а умом даже превзойдете Лу Цзя[2]. Не стану скрывать от вас, я и сам не пойму, что со мной случилось. Но после того как она уронила на меня шест и я взглянул ей в лицо, она словно околдовала меня, и я все думаю, как бы мне пробраться к ним в дом. Не сможете ли вы что-нибудь сделать для меня?
– Я не стану обманывать вас, уважаемый господин, – рассмеялась старуха. – Все знают, что я торгую чаем, да ведь вот точно у моей двери черт на часах сидит. Три года прошло с тех пор, как в третий день шестой луны выпал снег, а ведь как раз тогда я в последний раз и продала чайник чаю, и плохо теперь идут мои дела. Вот и приходится мне, чтобы прокормиться, заниматься разными делишками.
– А что это за делишки такие? – спросил Си-Мынь Цин.
– Ну, прежде всего я сватаю, – смеясь, отвечала старая Ван, – еще достаю девушек. Могу быть повивальной бабкой, а чаще всего устраиваю любовные делишки.
– Дорогая мамаша, – сказал Си-Мынь Цин, выслушав ее. – Если вы устроите мне это дельце, я подарю вам десять лян серебра на покупку гроба.
– Послушайте, что я вам скажу, уважаемый господин, – отозвалась старуха. – Самое трудное – это «тайное свидание». Для того чтобы оно успешно закончилось, необходимо пять условий: надо обладать красотой Пань Аня, крепостью ишака, богатством Дэн Туна[3], надо быть, как иголка в шерсти, с виду – мягким, а на деле острым и, наконец, иметь достаточно свободного времени. Эти пять вещей – красота, выносливость, богатство, мягкость и настойчивость да еще свободное время необходимы каждому любовнику. Если все это в наличии, то дело можно считать сделанным.
– Что ж, – начал Си-Мынь Цин, – пожалуй, я не обману вас, если скажу, что кое-чем из этого обладаю. Ну, во-первых, что касается наружности, то хоть я и не так красив, как Пань Ань, но лицо мое и в таком виде сойдет. Что же до второго условия, то я еще с детства был здоров, как черт. Если же говорить о богатстве, то хоть я, может быть, и не так богат, как Дэн Тун, но все же деньги у меня водятся, а о настойчивости и говорить нечего. Пусть она хоть четыреста раз меня ударит, я все равно от нее не откажусь. Свободного же времени у меня больше, чем надо, ведь если бы его у меня не было, разве мог бы я так часто сюда приходить? Дорогая мамаша, устройте мне это дельце! А я уж, конечно, вас не забуду.
– Уважаемый господин, – сказала на это старая Ван. – Хоть вы и говорите, что обладаете всеми пятью качествами, но есть еще одно обстоятельство, которое может испортить все дело.
– Тогда скажите, пожалуйста, что это за обстоятельство, – спросил Си-Мынь Цин.
– Не осудите меня, старуху, за мою откровенность, – ответила старая Ван, – но самое главное в этом деле – не останавливаться на полпути. Если вы хоть чуточку не доделаете, все пойдет прахом! А я знаю, вы человек скуповатый и не особенно любите тратить деньги. Вот это-то и может помешать вам!
– Ну, это дело легко поправимое! – возразил Си-Мынь Цин. – Стану следовать вашим советам – и все тут.
– Если уж вы не постоите перед затратами, уважаемый господин, – сказала Ван, – то я знаю, как устроить вам встречу с этой курочкой. Только станете ли вы делать все то, что я вам скажу?
– Я готов выполнить все, что бы вы мне ни посоветовали, – с готовностью отвечал Си-Мынь Цин. – А не откроете ли вы мне свой чудесный план, дорогая мамаша.
– Сегодня уже поздно, и вам надо возвращаться домой, – отвечала, смеясь, старая Ван. – А как пройдет с полгодика да еще месяца три, так приходите обратно, и мы потолкуем.
Тут Си-Мынь Цин даже на колени опустился перед старухой, умоляя ее.
– Дорогая мамаша, не мучьте меня! Сделайте все, что можете.
– Да что за горячка на вас напала! – продолжала шутить старая. – План мой очень хорош. И хоть, может, я и не попаду в храм, где выставлены имена великих полководцев, но думаю, что немногим уступлю Сунь-цзы, обучавшему женщин военному искусству. Так вот слушайте, уважаемый господин, что я вам сейчас скажу. Эта женщина была раньше служанкой в одном богатом доме в городе Цинхэ, – она очень хорошо шьет. Вам, уважаемый господин, надо купить кусок узорчатой камки, синего шелка и белой тафты да еще десять цзиней хорошей шелковой ваты и все это принести мне. Я пойду к этой курочке попить чайку и расскажу о том, что один уважаемый благодетель подарил мне материи на похоронное платье, и я пришла попросить у нее календарь, чтобы выбрать счастливый день для шитья. Если она не обратит на мои слова никакого внимания, придется это дело оставить. А если скажет, что портного звать не надо, и предложит мне помочь, то первый шаг сделан. После этого я приглашу ее работать сюда, но если она откажется и попросит принести материю к ней, то опять же делу конец. А если обрадуется этому приглашению и скажет, что охотно придет ко мне и поможет, то, значит, сделан и второй шаг. К ее приходу мне придется приготовить вина и печенья, но вам не следует показываться здесь в первый же день. Может случиться, что на следующий день она почему-либо не пожелает прийти ко мне, а захочет работать у себя дома, тогда делать больше нечего. Если же она охотно согласится пойти ко мне и на второй день, то можно считать, что и третий шаг сделан. Но и в этот день вам тоже не следуем появляться. Лишь на третий день около полудня вы как следует принарядитесь и приходите сюда. А когда придете, кашляньте и громко окажите у дверей: «Что это вас не видно, матушка Ван?» Я выйду к вам навстречу и приглашу войти в дом. Если она, как увидит вас, встанет и бросится вон, я не смогу ее удерживать, и тогда на этом придется кончить дело. Но если она, увидев вас, останется на месте, то можно считать, что и четвертый шаг сделан. Когда вы усядетесь, я окажу нашей пташке: «Вот это и есть тот самый благодетель, который, спасибо ему, подарил мне материю!» Тут я начну превозносить ваши достоинства, а вы похвалите ее работу. Не вступит она в разговор, то опять же от нашей затеи придется отказаться, а если станет вам отвечать, то считайте, и пятый шаг сделан. Тогда я окажу: «Эта женщина была так добра, что согласилась помочь мне в шитье. Оба вы мои благодетели – один подарил материю, а другая вызвалась шить. После этакого благодеяния мне как-то неудобно просить вас еще о чем-нибудь. Но так как эта женщина уже здесь, что редко бывает, то я хочу просить вас, уважаемый господин, вместо меня угостить ее за труды». Тогда вы достанете деньги и пошлете меня купить всяких лакомств. Если она встанет и пойдет прочь, то удерживать ее бесполезно, и наше дело на этом закончится. Если же она останется, то считайте, что и шестой шаг сделан. Ну, а потом я возьму у вас деньги и, уходя, скажу ей: «Уж ты побудь здесь, голубушка, вместо меня, займи уважаемого господина!» И опять же, если она встанет и пойдет домой, то я уж никак не смогу препятствовать этому, и тут делу конец. Ну, а если она и с места не двинется, то это хороший признак, и можно считать, что и седьмой шаг сделан.
Когда я куплю все, что нужно и вернусь домой, то разложу припасы на столе и скажу: «Ну, моя милая! Убери-ка свою работу, и давай выпьем по чашечке вина. Ведь неудобно же зря вводить в расход такого уважаемого господина». Если она откажется сесть вместе с вами за стол и уйдет домой, то делать больше нечего. А если станет говорить, что ей нужно идти, а сама и с места не двинется, то все хорошо, и можно считать, что и восьмой шаг уже сделан. Когда она порядком выпьет и вы по душам разговоритесь, я скажу, что вино кончилось, и снова попрошу у вас денег, а вы опять же пошлете меня. Уходя, я стану запирать вас, и если она рассердится и убежит, то все кончено. А если не обратит на это никакого внимания и не рассердится, то, значит, все в порядке. И тогда останется сделать последний шаг. Только помните, что этот шаг и есть самый трудный. Когда вы, уважаемый господин, останетесь с ней вдвоем, старайтесь говорить ласковые слова и не действуйте очертя голову. Уж если вы тут все испортите, я не стану снова вам помогать. Прежде всего, словно нечаянно, смахните рукавом со стола палочки для еды, а когда нагнетесь за ними, легонько ущипните ее за ногу. Если она подымет шум, я прибегу к вам на выручку, и так на этом все и кончится. Но если она промолчит, то и десятый шаг можно будет считать сделанным, и тогда все в порядке. Что вы скажете об этом плане?
Выслушав старуху, Си-Мынь Цин даже рассмеялся от удовольствия и сказал:
– Хоть имя ваше и не запишут среди знаменитостей, но план и впрямь хорош!
– Не забывайте же вашего обещания насчет десяти лян серебра.
– «Кто хоть корочку мандарина попробует на озере Дунтинху, тот вовеки не забудет этого озера», – отвечал Си-Мынь Цин. – Когда же вы начнете действовать?
– Думаю, что смогу вам ответить сегодня же вечером, – сказала старуха. – Пока не вернулся У старший, я схожу к нашей красотке и постараюсь уговорить ее. А вы отправляйтесь домой да пошлите человека за тафтой и шелковой ватой.
– Вы уж постарайтесь для меня, дорогая мамаша, – просил Си-Мынь Цин, – а я свое обещание выполню.
Простившись со старухой, Си-Мынь Цин пошел в лавку, где продавали шелковые ткани, купил там камки, шелка, тафты да еще десять цзиней шелковой ваты и, вернувшись домой, приказал слуге завернуть все это, вложить в узел еще пять лян серебра и отнести его в чайную старой Ван.
Когда старуха все это получила, она отпустила слугу, а сама вышла черным ходом и направилась к дому У старшего. Жена У радушно ее встретила и пригласила пройти наверх. Обращаясь к ней, старуха сказала:
– Что ж это ты, милая моя, не зайдешь к бедной старухе чайку попить?
– Да что-то мне нездоровится эти дни, – отвечала та, – вот и не хочется никуда идти.
– Есть у вас, дорогая, календарь? – спросила старуха. – Может быть, одолжите мне его отыскать счастливый день для шитья одежды.
– А что вы собираетесь шить, мамаша? – спросила жена У.
– Да я все теперь прихварываю, – сказала старуха. – Боюсь, как бы чего не приключилось, вот и решила приготовить себе погребальную одежду. Спасибо, один богатый человек, что живет неподалеку отсюда, узнав об этом, прислал мне в подарок материи – камки, шелка, тафты и шелковой ваты. Все это лежит у меня уже больше года, а я никак не соберусь сшить себе платье. Но в этом году я совсем плоха стала и потому решила воспользоваться тем, что нынче год у нас високосный, и сшить все, что нужно. Только портной что-то все тянет, говорит, работы у него много. Я и сказать не могу, как измучилась с этим делом.
Выслушав ее, жена У рассмеялась и сказала:
– Боюсь, что не угожу вам, матушка, а если не побрезгуете моей работой, я охотно сошью вам одежду.
При этих словах лицо старухи так все и сморщилось в улыбке, и она сказала:
– Если ты, моя милая, сделаешь все это своими драгоценными ручками, то мне и умирать будет легче. Давно уж я слышала, что ты мастерица хоть куда, да все не решалась просить тебя.
– Что ж тут особенного, – заметила жена У старшего, – раз уж я пообещала, значит сделаю, матушка. Надо только выбрать по календарю счастливый день, и тогда можно приниматься за работу.
– Если ты, дорогая, соглашаешься мне это сделать, – оказала старуха Ван, – так ты и есть моя счастливая звезда и нечего выбирать дня. Да к тому же позавчера я уж просила одного человека посмотреть в календарь, и он оказал, что завтра как раз и будет самое подходящее время. Но я подумала, что для шитья одежды незачем выбирать какой-то особый день, и не обратила на его слова внимания.
– Нет, шитье погребального платья надо обязательно начинать в счастливый день, – сказала жена У старшего. – И если этот день завтра, так незачем и выбирать другой.
– Раз ты согласна сшить для меня эту одежду, – молвила старуха, – так уж осмелюсь попросить тебя завтра же ко мне прийти и начать работу.
– Нет, нельзя, – возразила жена У старшего, – я не могу приходить к вам шить.
– Так ведь я это потому предложила, что хочу взглянуть на твое мастерство, – сказала старуха, – а дом оставить не на кого.
– В таком случае, матушка, – сказала жена У, – завтра я приду к вам с утра.
Старая Ван долго еще ее благодарила и, наконец, ушла, а вечером она рассказала обо всем этом Си-Мынь Цину, и они уговорились, что в условленный день он придет в чайную. В этот вечер ничего больше не произошло.
На следующее утро старуха Ван пораньше прибрала свое жилище, купила ниток, заварила чай и стала ждать гостью. А в это время У старший, позавтракав, прихватил свое коромысло и отправился торговать лепешками. Жена его опустила на двери занавеску, заперла дом и черным ходом вышла на улицу и направилась к старой Ван. Увидев ее, старуха очень обрадовалась и провела гостью в комнаты. Налив крепкого чаю и насыпав на тарелочку орешков, она принялась угощать жену У старшего, а затем, убрав со стола, вытащила припасенную материю.
Жена У с аршином в руках стала размерять и кроить, а потом принялась за шитье. Старуха следила за ее работой и все приговаривала:
– Вот так мастерица! Мне уж седьмой десяток пошел, а я до сих пор не видывала ничего подобного.
Женщина шила все утро, а в полдень старая Ван приготовила лапши, вина и закусок и пригласила гостью закусить, после чего жена У поработала еще немного, а когда день стал клониться к вечеру, сложила работу и ушла домой. Едва она возвратилась, как пришел и У старший с пустым коромыслом. Жена опустила за ним дверную занавеску и заперла дверь, а он, идя в комнату и увидев раскрасневшееся лицо жены, тут же спросил:
– Ты где это выпивала?
– Да у нашей соседки, матушки Ван, – отвечала жена. – Она попросила меня сшить ей погребальную одежду, а в полдень приготовила кое-что покушать и угостила меня.
– Ай-я! – оказал У старший. – Не надо, чтоб она угощала тебя. Ведь может случиться, что и нам о чем-нибудь придется просить ее. Шить-то ты ей шей, а кушать приходи домой, чтоб не вводить ее в расход. Если ты завтра опять пойдешь к ней работать, так захвати немного денег и купи вина и закуски угостить ее. Недаром говорит пословица: «Близкий сосед лучше далекого родственника». Смотри не порти с ней отношений. Если она откажется от угощения, возьми работу домой, а когда все сделаешь, то отнесешь.
Жена выслушала У старшего, и ничего особенного в этот день не произошло.
Так удалось старой Ван осуществить свой план и заманить к себе в дом Пань Цзинь-лянь. На следующий день после завтрака, когда У старший отправился торговать, старуха снова пришла пригласить к себе его жену. А когда та пришла, старая Ван вынесла ей шитье, и жена У принялась за работу, а хозяйка пристроилась рядом, заварила чай и стала его попивать.
Когда наступил полдень, молодая женщина вынула связку монет и, передавая ее старой Ван, сказала:
– Матушка! Разрешите-ка сегодня мне угостить вас!
– Да что ты, милая! – воскликнула старуха, не ожидавшая этого. – Да где же такое видано? Я, старая, пригласила тебя поработать, да ты же еще и тратиться будешь!
– Муж велел мне так сделать, – отвечала жена У старшего. – Он сказал, что если вы, матушка, будете отказываться от угощения, то мне лучше работать дома.
– Ну раз уж он у тебя такой строгий да к тому же и ты сама желаешь этого, я возьму деньги, – поспешила согласиться старая Ван, опасаясь, как бы не испортить все дело.
Она добавила немного своих денег, купила хорошего вина, закусок, а также редких фруктов и принялась потчевать свою гостью.
Теперь послушайте, что я скажу вам, читатель. Любая женщина, как бы умна она ни была, не устоит перед расточаемыми ей любезностями, и из десяти случаев в девяти попадется в ловушку.
Дальше необходимо рассказать, как старая Ван подала сладости и пригласила гостью выпить и закусить. Потом жена У старшего пошила еще немного и, когда стало смеркаться, выразила старухе свою сердечную благодарность и, распрощавшись, ушла домой.
Но мы не будем подробно останавливаться на всех этих мелочах. На третий день после завтрака, едва Ван увидела, что У старший ушел из дома, она с черного хода забежала к своей соседке и сказала ей:
– Ну, милая, опять я пришла беспокоить тебя…
– А я только что собиралась идти к вам, – сказала жена У, спускаясь по лестнице.
Придя в дом старой Ван, они уселись шить, а потом попили чайку, приготовленного хозяйкой. Так жена У старшего проработала примерно до полудня.
Теперь возвратимся к Си-Мынь Цину и расскажем о том, как он сгорал от нетерпения, дожидаясь назначенного дня. Голову он повязал новой косынкой, одел нарядное платье и, захватив с собой около пяти лян серебра, отправился на улицу Красных камней. Подойдя к дверям чайной, он кашлянул и сказал:
– Что это вас не видно, матушка Ван?
– Кто там меня зовет? – спросила старая Ван, взглянув на дверь.
– Да это я! – отвечал Си-Мынь Цин.
Старуха поспешила к двери и, увидев говорившего, смеясь, сказала:
– Я-то думаю, кто бы это мог быть, а это оказывается вы, уважаемый господин, мои благодетель. И как вовремя пришли, зайдите, пожалуйста! – она за рукав втащила гостя в комнату и обратилась к жене У старшего:
– Это и есть тот самый благодетель, который подарил мне материи на погребальную одежду.
Увидев женщину, Си-Мынь Цин почтительно ее приветствовал, она же, поспешно отложив работу, так же вежливо отвечала на его поклоны. А тем временем старая Ван, указывая на жену У старшего, говорила Си-Мынь Цину:
– Шелк, который вы, уважаемый господин, изволили подарить мне, пролежал у меня больше года, и я так и не собралась сшить погребальную одежду. Но эта женщина так добра, что согласилась сама изготовить все необходимое своими руками. Взгляните – она шьет, словно на станке ткет, стежки у нее идут и часто и красиво. Редко встретишь такую работу. Сами посмотрите, уважаемый господин!