Страница:
Теорию ведущей роли так называемой Киевской Руси в среневековую эпоху истории России следует существенно скорректировать. Хронологические границы Киевской Руси четко определены четырьмя столетиями (X—XIII века), – она всего лишь отдельное звено в многотысячелетней истории Руси как целого. А колыбелью российской государственности, как показано выше, надо признать Новгород, который, собственно, и делегировал Киеву первых князей и до присоединения в XV веке к Московскому централизованному государству продолжал занимать ведущее место на арене российской и евразийской истории. Вот почему средневековую эпоху Руси правильнее именовать историей Новгородско-Киевской Руси – с учетом, разумеется, того факта, что этому периоду предшествовало не менее впечатляющее многотысячелетнее развитие.
Часть З
РУССКОЕ ТАЙНОЗНАТСТВО
Часть З
ЗАГАДКИ ОКСКОЙ ЭЗОТЕРИКИ
РУССКОЕ ТАЙНОЗНАТСТВО
Неизведанным и таинственным, на грани волшебной сказки является нам сегодня мир наших пращуров, испокон веков живших на землях Русского Междуречья. Полный загадок и скрытых смыслов духовный мир древнего славянина поражает многоцветьем и разнообразием оттенков, глубокими индоевропейскими и доиндоевропейскими корнями. Однако, если вдуматься, мы и сегодня живем в окружении тайного знания. Даже текущая информация, которая лавиной обрушивается на нас с газетных полос и телевизионных экранов, дозированная, неполная информация, – за ней скрыта невидимая часть айсберга, понятная и доступная немногим. Смысл политики – скрыть свои истинные цели и намерения; наука в главных разделах – набор естественных и искусственных (в виде математических или иных формул) высказываний; смысл их понятен ограниченному числу специалистов (а то и вообще не имеет никакого рационального смысла). О философии, теологии, эзотерике говорить не приходится – здесь сплошь абстракции и иррациональные суждения.
Но не о таком тайнознатстве пойдет речь. Существует целый пласт архаичного знания, уходящего корнями в глубочайшую древность и передаваемого от поколения к поколению на протяжении многих тысячелетий – от самых истоков истории и культуры. Это знание всегда существует – традиции, обычаи, нравственные нормы поведения и общежития, закодированные символы орнаментов и узоров, одежды и танцев, фольклорных образов и мифологем, привязанных к конкретному природному ландшафту и энергетике земных недр. Это знание неподвластно ни общественному устройству, ни конкретной форме власти, ни воле или желанию отдельных индивидуумов или общественных групп. По сути своей и природе оно никогда не предназначалось для фиксации в виде письменных текстов, жизнь его – в реальном бытии людей; – среди них всегда находятся хранители сакральной памяти веков.
В печати уже появлялись достоверные сообщения о сохраненных духовных ценностях наших пращуров; изданы фундаментальные сборники, содержащие бесценные сведения о древней народной мудрости. Достаточно назвать серию книг Юрия Миролюбова, неоднократно издававшихся в России и за рубежом. В основе их – знания, впитанные в детстве, до революции, в южнорусских краях (теперь отошедших к Украине). Недавно появились не менее впечатляющие публикации, принадлежащие этнопсихологу Алексею Андрееву. Ему удалось ввести в научный оборот огромный массив ранее недоступных фактов, относящихся к истокам народной культуры. Алексей Андреев получил по завещанию от своего деда, происходившего из офенского рода, записи, связанные с тайной практикой, языком и, главное, с древним офенским мировоззрением; это в свою очередь дало толчок к общению с последними представителями загадочного слоя русского населения. Старики, жившие в глухих деревнях Верхневолжья (преимущественно в Ивановской области), на протяжении нескольких лет открывали перед профессиональным исследователем Мир Тропы – давнюю философскую традицию и сакральную практику, восходящую, без сомнения, к далекому индоевропейскому прошлому. Автор допущен к святая святых лишь на том основании, что сам по материнской линии принадлежит к офенскому роду. Собранные и обобщенные им факты уникальны и поразительны. Укоренившееся мнение о языке офеней как об искусственном профессиональном арго (наподобие воровского жаргона) не имеет ничего общего с действительностью. Вполне возможно, что афинский (офенский) язык и магическая практика офеней (афинян, как их еще называли) восходит не к афинским грекам (такое истолкование предлагали некоторые лингвисты в XIX веке), а к культу Афины Паллады, причем в ее первичном варианте, когда будущая покровительница Эллады была еще гиперборейской богиней. В этом случае афиняне, возможно, служители ее культа и хранители таинств, а офени, дожившие до конца ХХ века, – наследники традиции. Кстати, и «тайные тропы» офеней, не исключено, совпадают с путями миграций древних индоевропейцев.
Авторы этой книги тоже намерены поделиться информацией, относящейся к древнему тайному знанию пращуров русского народа (Волжско-Окский регион). Согласно сакральному миросозерцанию, протославянские племена – мигранты с Севера на Юг, которые долгое время селились вдоль реки Оки, первоначально поклонялись культу Первуна (впоследствии преобразован в Перуна). Имя, данное священной реке, соответствовало значению «глаз» («око») или «(все)видящая река» (мифологема «всевидящее око» известна со времен Древнего Египта). Ока – центральный перевалочный пункт многочисленных мигрантов через прилегающие земли. В связи с этим на нее возлагалась особая роль всевидящего глаза, способного заметить любого званого и незваного гостя. Крутые берега обеспечивали прекрасный обзор стражникам, ловушки фарватера надежно защищали аборигенов.
Тайнознатство, к которому мы оказались причастны, – ключ к пониманию многих аспектов древнейшей истории и предыстории всех краев и областей нашего Отечества, – ведь оно восходит к истокам индоевропейского, славянского и русского менталитета. До сих пор в речевой форме общения жителей Веневского, Заокского районов Тульской области и прилегающих к ним территорий не различаются слова мужского и женского рода, при полном исключении среднего. Этот несомненный отголосок древней культуры сохранил свое влияние на быт и речь последующих поколений, крепко удерживающих память о матриархате. Николай и Елена Рерих в книге «АУМ» (статья 231) отмечают: «Очень полезно изучать древние языки, в них запечатлена история мысли человечества.(…) Язык есть летопись народа, словарь есть история культуры».
Вместе с тем язык как явление культурной и духовной жизни имеет ноосферную природу. Существующие теории происхождения и функционирования языка лишь в очень незначительной степени раскрывают его сущность, полностью игнорируя связь и взаимодействие языка с энергоинформационным полем Вселенной, порождающим первичные смыслы, которые в дальнейшем оформляются в виде лексем и синтаксических структур. Ограниченность и беспомощность теоретической лингвистики в свое время точно подметил и удачно охарактеризовал великий мыслитель Алексей Степанович Хомяков (1804 – 1860) в своем незавершенном энциклопедическом труде (названном после его смерти «Семирамида»):
(Языкознание) «занимается только одним, именно скоплением (агломерацией) звука, и редко, редко доходит до его растительности (по их выражению – динамическое развитие). Томы пишутся за томами, теоретические грамматики являются на свет без числа, но во всем этом мало пользы для науки и плохая пожива для историка, кроме сбора материалов, для которого надобно было избрать путь простее и прямее. Исследования испещряются названиями аффиксов, суффиксов… и прочих искусно составленных латино-санскритскою ученостью… но наука сравнительной филологии подается вперед самыми медленными шагами. Критики страдают в этом деле, как и всегда, недугом односторонности».
Наши далекие пращуры, вне всякого сомнения, лишены этих недостатков, и мы полностью полагаемся на их ноосферную интуицию, позволяющую считывать вселенскую информацию любой степени сложности и преобразовывать ее в виде приемлемых образов. Говоря о себе собирательно «мы» (рис. 29), авторы вполне отдают себе отчет, что волею судеб первоисточником исходной информации и нынешним ее хранителем оказался только один из нас – художник по духу и призванию Виктор Федорович Аристов; двое других – доктора философских наук Валерий Никитич Дёмин и Владимир Николаевич Назаров – попытались осмыслить древний пласт народного мировоззрения как профессиональные ученые – специалисты в области философии, культурологии, теологии и религиоведения. Сколь бы невероятными с точки зрения обыденных и традиционных представлений ни показались нижеследующие материалы, мы придерживались фактов, и только фактов, а дело читателей – судить, насколько это удалось. Начнем с того, что поразило нас – каждого в отдельности: оказывается, и поныне продолжает жить особый русский язык, о существовании которого многие даже не подозревают. Он известен в самой гуще народной, и быть приобщенным к нему считается столь же естественным и понятным, как и употребление обычного языка. Однако назначение тайного языка вовсе не в осуществлении обычных коммуникативных функций, а в удержании в памяти и сохранении для потомков некоторой системы древних понятий и духовных ценностей, с помощью которых осуществлялась на протяжении веков и тысячелетий организация повседневной жизни и утверждение принципов высоконравственного поведения.
1. «Вди заро пяти» = «Войди в завтра задом».
2. «Жути шн оте питися бере погани» = «Страшись сын и дочь испить вод отечества из рук погани».
3. «Знамо сияж икати вир» = «Познай богов своих, и тебя озарит высший свет».
Вроде и русский язык, да не совсем. Что-то знакомое слышится в вычурных словах, но даже в Словаре Владимира Даля многих из них не отыщешь. Расшифровка смысла принадлежит одному из тех, кто на протяжении веков пользовался этими древними вербальными формулами в соответствии с заложенным в них сакральным знанием. Еще в детстве любознательный мальчик Витя Аристов прислушивался к странному говору и седовласой бабки своей, и других родичей, что появлялись невесть откуда. Слышать-то слышал, понимать понимал, а вот записать догадался спустя несколько десятилетий, под старость так сказать, да и то после многочисленных уговоров семьи и специалистов, вовремя уловивших, что речь идет об уникальном феномене русской духовной культуры.
Как появлялось и как закреплялось тайное знание? По-всякому – всего и не упомнишь; но наиболее яркие моменты врезались в память. Вот один из таких эпизодов, где смешались реальное и ирреальное. Случилось это летом 1966 года, уже после того, как Виктор Аристов отслужил в армии и вернулся навсегда в родные приокские края. Страсть живописца повсюду преследовала его. Однажды во время работы над пейзажем он почувствовал, что кто-то стоит сзади за спиной и молча следит за движением кисти. Старика по фамилии Селянин, с окладистой бородой, бесцветными глазами, но пронизывающим взором, он знавал и раньше, но поговорить по душам довелось только теперь. О своих впечатлениях расскажет сам художник, – встреча состоялась на просторах Оки тридцать пять лет назад:
«Каждая произнесенная им (дедом Селяниным. – В. Д.) фраза точно окружала частоколом. Казалось, я попал в какую-то незримую западню, из которой не было выхода. Плавная речь старика вползала в меня легким ознобом. Оказалось, что ему были прекрасно известны многие мои детские проделки, отчего разговор наш походил на некое воспоминание совместно прожитого и пройденного пути.
За неторопливым разговором не заметили, как подкрались сумерки. Солнце клонилось к закату, а по небу расползалась вечерняя заря. Дед встал на колени, сложил ладони и прикоснулся большими пальцами ко лбу. Затем, как бы омываясь лучами заходящего солнца, встал, подставив последним закатным лучам обнаженную грудь, на которой явственно проступала татуировка магического знака, знакомого мне с раннего детства.
– Слушай меня и поступай согласно сказанному. – То была не просьба, не приказ, а нечто выражающее само существо этого необычного человека; его речь, как священное песнопение, полностью приковывало внимание. – Внимательно и не моргая смотри на диск Солнца. Если захочется моргнуть, не отрывая от Солнца взора своего, поведи вправо и влево головой: желание сморгнуть должно исчезнуть. Запоминай игру диска и его цветоносное свечение.
Я внимательно впился в горизонт, ожидая исчезновения солнца. Вдруг диск его разделился надвое, затем из огненного жара появился еще один, третий. Неожиданно все трети превратились в квадраты и закружились вокруг общего центра. Красота несказанная!
– Не моргая опусти взор свой под ноги и запомни цвета предметов, особенно их тени! – раздался повелительный голос Селянина.
Увиденное навсегда поразило меня своей насыщенной светоносной светностью. В открывшемся видении не было корпусных красок. Все – и земля, и дальние горизонты, и трава, и не просохшие от дождя лужи – преобразилось и засияло каким-то неземным, внутренним, глубинным светом.
Солнце шагнуло за горизонт. Кисельное пространство обступило нас, и чудилось: мы всего лишь мелкие светящиеся крупинки этого «бульона». Я взглянул на моего таинственного спутника и обомлел: над головой старца сиял нимб. Его руки светились, как люминесцентные рекламные лампы, а на обнаженной груди зафосфоресцировал орнамент совы, готовой вцепиться в жертву. Я оцепенел от видения. Ломота миндалин и ком в горле как-то неожиданно прокатились по всему телу и тяжестью осели в стопах ног. В голове закружились образы прошлого, многие события детства и юности роем промелькнули перед глазами. Поля передо мной вдруг оказались покрытыми дремучим лесом, на берегах реки белыми черепами проступали то ли известковые, то ли кварцевые отложения. В ногах ощущалась необычайная легкость, как будто я вот-вот взлечу ввысь и поднимусь к небу… Я мог только догадываться, кого представлял старик Селянин, услышав от него знакомую с детства фразу: «Знамо сияж икати вир» («Познай богов своих, и тебя озарит высший свет»).
Когда я поинтересовался, как он нашел меня и зачем я вообще ему нужен, последовал ответ:
– Мое объяснение не приблизит тебя сейчас к истине, но запомни навсегда – зов тому имя. Это не оклик, не письмо, это стон сердца. Придет срок, и вокруг тебя соберутся последователи: их также будет мучить подобный вопрос. Будь осторожен, приоткрывая дверцу в мир таинственного и непознанного…»
Можно продолжить воспоминания художника Виктора Аристова, – они, безусловно, интересны сами по себе. Но нам важна не нынешняя повседневность, а та давняя и древняя действительность, то архаичное тайнознатство, которые неведомыми путями дожили до наших дней. В конечном счете после многолетних усилий и филигранной работы в руках исследователей оказался целый словарь, панорамная ретроспективная энциклопедия. Всестороннее и внимательное знакомство с ней открывает столь неожиданную картину бытия наших пращуров, что вряд ли кто-нибудь об этом до сих пор и подозревал. Общими усилиями мы попытаемся провести читателя по этому далекому и почти призрачному миру стародавней действительности. В нем есть своя особая география, свои философские устои и нравственные принципы, свои герои и враги. В полном объеме «Словарь окской эзотерики», составленный В.А. Аристовым, его сыном, Р.В. Аристовым, и В.Н. Назаровым, насчитывает восемнадцать авторских листов. Далее он используется здесь как ориентир для раскрытия некоторых наиболее показательных явлений обыденной жизни наших пращуров (приводятся наиболее показательные и систематизированные фрагменты).
При этом следует принять во внимание, что воссозданные картины древней жизни относятся, судя по всему, к совершенно конкретному этапу распада индоевропейской этнолингвистической общности на стадии перехода от матриархата к патриархату. На некоторых обычаях и традициях лежит явная печать строго регламентированных (фактически кастовых) отношений.
Обратимся к основе основ – рождению и воспитанию детей. Весь процесс управления и контроля за продолжением рода осуществлялся с помощью седьмы – родословного оберега, передаваемого по наследству профессиональной ведуньей. Этот оберег передавался от отца к младшему сыну, от матери к младшей дочери. Седьма хранила информацию о его владельце и прямых предках предыдущих поколений. Изготавливался оберег из глины, в виде лепешки, несущей в орнаменте изображение животного или растительного вида. Тип орнамента говорил о деятельности, о постижении поколениями темы, вменяемой по наследству. Так, седьма поокских земель несла изображение семи лучей, исходящих из центра, опоясанных семью окружностями. Во избежание утраты или сокрытия седьма дублировалась в виде татуировки. Эта архаичная традиция дошла до наших времен из глубин веков.
В зависимости от вершин постижения в седьму вводился штрих, указывающий степень продвижения в области познаний или достижения. Обратная сторона оберега служила полем для отражения на нем характеристик. Вписанные друг в друга круги и радиально исходящие из центра семь лучей ограничивали поля поколений. Очередная мета в седьме характеризовала личность и вводилась в отведенное поле, на произрастающую из центра малого круга спираль развития поколений. Метки ставились при достижении сорокадевятилетнего возраста. Эта дата характеризовала качества личности. Человек считался рожденным лишь при выявлении в нем определенного количества чувств.
Право на учительствование давалось Человеку, открывшему в себе сорок девять чувств. Направление спирали развития поколений отражало принадлежность оберега мужскому или женскому полу. Так, развитие спирали от центра к периферии против хода солнца сообщало о принадлежности ее женскому началу; противоположное вращение – мужскому. Владельцам одноименного знака при встрече достаточно мгновения, чтобы определить свою причастность к знаку и занимаемому месту в развитии родословного древа.
Обожженному в огне слепку седьмы предстоял долгий срок служения обществу и поколениям. Оберегом особо дорожили. Вместе со срезанной прядью волос новорожденного младенца он укладывался в особую урну, на спящие уголья из семейного очага; урна хранилась в специально выстроенном строении, обеспечивающем неприступность огню и влаге, а также любому хищнику – вору или сведу. Это хранилище подведомо лишь ведунье или другому посвященному. Седьма служила пропуском на Кострище – так именовалось заветное место для бракосочетания, по существу первая брачная постель.
На кострище вводились лица, достигшие брачного возраста соответственно родословной седьмы. От степени вознесения в поколениях колена присваивалась каста, определяющая дальнейший путь будущего ребенка. Лица, лишенные седьмы, не допускались на кострище и наделялись низшей кастой. Под страхом отлучения от племени и рода никто не смел посещать это место, кроме избранных. Восхождение на кострище происходило в первый вечер летнего полнолуния.
Каждому юноше и девушке ведунья указывала особое место от прежних костров и метила места, выставляя подле каждого по два горшка со спящими углями от очагов семей и младенческий волос вступающих в эту ночь в брачное сочетание. Обнажив себя донага, брачащиеся жертвовали свои одежды пламени. Затем удалялись к водам бегущей поодаль реки совершать омовение. В это время со стороны, находящейся выше по течению, приближались к пылающим кострам обнаженные девы, оставив свои одежды на ветвях поречных ракит.
Жених и невеста теряются в догадках, пытаясь объяснить себе свое состояние – ощущения давнего знакомства, будто знакомы целую вечность. Волосы, голоса, запах тела и блеск глаз юности им давно знакомы. Но сколько бы они ни тешили себя догадками, для них остается вечным таинством суженость их супружества. В беседе, в любовании друг другом не замечают, как луна переступает полночь. Догорает костер, молочный туман поглощает округу, но не спешит укрыть собой союз новобрачных. Прогретая земля и разгоряченные порывом чувств тела гонят прочь пелену тумана. Полный диск луны и мириады звезд созерцают из бездны великое таинство продления жизни человечества. Встает заря, ведунья возглашает гимн Солнцу и силе, родившей его.
Подбор супружеских пар начинался с момента появления младенцев на свет. Способность читать данные человека по внешнему виду и скрытым характеристикам каждого – волосяному покрову, запаху пота, цветности радужной оболочки глаз и состоянию ауры – позволяла особому сословию, кудесникам, определить сочетание супружеских пар.
Первое зачатие женщины происходило по развитому сценарию под контролем старейшин рода и приходилось на срок первого летнего полнолуния. Головная звезда созвездия Большой Медведицы, именуемая Идусом, приходилась по своему стоянию прямо по вертикали на темя человека. Детей, зачатых под этим знаком, именовали первунами, а особо одаренных нарекали идусами. Идусам предстоял путь в духовенство, а первунам – стать первооткрывателями новых путей и свершений. Все жители региона от 49-го до 52-го градуса северной широты именовались детьми Большой Медведицы. Зачатие происходило и в период осеннего равноденствия.
Каждая рассчитанная супружеская пара являла более сильный плод. Благодаря этому происходило формирование защитной покровной сети, напоминающей соты, для земли и ее обитателей. Сформированный таким образом единый чувственный орган становился мембраной, задолго предупреждающей о пробуждении космических аномалий, вызывающих резонанс в среде земных стихий. Сочетание супружеских пар согласно седьме полностью исключало близкие родственные браки. Союз родственных пар, достигших развития по седьме четырнадцатого поколения, высоко чтился и считался царственным или священным браком.
В сочетании близких по родству супружеских пар до третьего поколения, срабатывает зов крови. Он порождает симпатическое чувство, принимаемое за любовь. Обманное пробуждение чувства на этом уровне разрушительно для здоровья, для умственного и духовного развития. В среде защитной сети образовывается брешь. Космические сквозняки, а то и бури расширяют брешь, рвут сотообразную сеть. Оказавшись в такой ситуации, человек прекращает созидательный труд.
Начиная с четвертого поколения родство супружеских пар усиливает антипатические чувства, переходящие порой в ненависть и коварство. И лишь начиная с седьмого поколения начинают произрастать качества настоящей супружеской любви. По мере восхождения согласно седьме поколений происходит возрастание этого чувства. Эгоизм и самолюбие исчезают прочь из понятия этих людей. Только десятому поколению дается возможность бракосочетаться.
В чем заключается таинство супружества царственного поколения? Любовь, порождающая полное жертвование во благо супруга, перерастает впоследствии в божественную любовь. Низменные чувства, перерождаясь в высокодуховный интеллект, развивают способность свободно владеть спектром чувств и пребывать в нем. С этого момента начинается осознанная работа над своим совершенством, позволяющим наращивать нить жизни, связующую с Миром Духа.
Энергетическая емкость и насыщенность чрева будущей матери позволяет избранно направлять в зачатый плод силу света. Мать, отец или учитель, обладающие таким «просветленным интеллектом», становятся способными привить качества благосклонных чувств своим подопечным. Дети от такого брака наследуют лучшие качества своих предков, освобождаются от наследственных болезней, а их внешний вид повторяет прапредков изначального поколения, как и врожденные качества интеллекта. Их светоносная аура становится зримой. Увидевший или почувствовавший ее однажды избавляется от духовного дальтонизма.
Четырнадцатое колено имеет и свои слабости. В случае несостоявшегося брака избранные испытывают тяжелые душевные страдания. Их интеллект, сознание в процессе сильных мучений продолжают вести избирательный поиск близкого по духу человека. Личности такого рода воспринимаются несовершенным обществом так, будто они не от мира сего. Являясь маяками, а возможно, и ретрансляторами тонких миров, эти людские совершенства превращаются в объект нездоровых суждений.
По достижении четырнадцатого поколения в седьме происходило видоизменение гербового орнамента. Его головная, главная часть подлежала коронации с сохранением тех же заповедей, касающихся заданий, а орнамент седьмы в идентичном виде татуировался на плече, груди или спине носителя этого знака.
Но не о таком тайнознатстве пойдет речь. Существует целый пласт архаичного знания, уходящего корнями в глубочайшую древность и передаваемого от поколения к поколению на протяжении многих тысячелетий – от самых истоков истории и культуры. Это знание всегда существует – традиции, обычаи, нравственные нормы поведения и общежития, закодированные символы орнаментов и узоров, одежды и танцев, фольклорных образов и мифологем, привязанных к конкретному природному ландшафту и энергетике земных недр. Это знание неподвластно ни общественному устройству, ни конкретной форме власти, ни воле или желанию отдельных индивидуумов или общественных групп. По сути своей и природе оно никогда не предназначалось для фиксации в виде письменных текстов, жизнь его – в реальном бытии людей; – среди них всегда находятся хранители сакральной памяти веков.
В печати уже появлялись достоверные сообщения о сохраненных духовных ценностях наших пращуров; изданы фундаментальные сборники, содержащие бесценные сведения о древней народной мудрости. Достаточно назвать серию книг Юрия Миролюбова, неоднократно издававшихся в России и за рубежом. В основе их – знания, впитанные в детстве, до революции, в южнорусских краях (теперь отошедших к Украине). Недавно появились не менее впечатляющие публикации, принадлежащие этнопсихологу Алексею Андрееву. Ему удалось ввести в научный оборот огромный массив ранее недоступных фактов, относящихся к истокам народной культуры. Алексей Андреев получил по завещанию от своего деда, происходившего из офенского рода, записи, связанные с тайной практикой, языком и, главное, с древним офенским мировоззрением; это в свою очередь дало толчок к общению с последними представителями загадочного слоя русского населения. Старики, жившие в глухих деревнях Верхневолжья (преимущественно в Ивановской области), на протяжении нескольких лет открывали перед профессиональным исследователем Мир Тропы – давнюю философскую традицию и сакральную практику, восходящую, без сомнения, к далекому индоевропейскому прошлому. Автор допущен к святая святых лишь на том основании, что сам по материнской линии принадлежит к офенскому роду. Собранные и обобщенные им факты уникальны и поразительны. Укоренившееся мнение о языке офеней как об искусственном профессиональном арго (наподобие воровского жаргона) не имеет ничего общего с действительностью. Вполне возможно, что афинский (офенский) язык и магическая практика офеней (афинян, как их еще называли) восходит не к афинским грекам (такое истолкование предлагали некоторые лингвисты в XIX веке), а к культу Афины Паллады, причем в ее первичном варианте, когда будущая покровительница Эллады была еще гиперборейской богиней. В этом случае афиняне, возможно, служители ее культа и хранители таинств, а офени, дожившие до конца ХХ века, – наследники традиции. Кстати, и «тайные тропы» офеней, не исключено, совпадают с путями миграций древних индоевропейцев.
Авторы этой книги тоже намерены поделиться информацией, относящейся к древнему тайному знанию пращуров русского народа (Волжско-Окский регион). Согласно сакральному миросозерцанию, протославянские племена – мигранты с Севера на Юг, которые долгое время селились вдоль реки Оки, первоначально поклонялись культу Первуна (впоследствии преобразован в Перуна). Имя, данное священной реке, соответствовало значению «глаз» («око») или «(все)видящая река» (мифологема «всевидящее око» известна со времен Древнего Египта). Ока – центральный перевалочный пункт многочисленных мигрантов через прилегающие земли. В связи с этим на нее возлагалась особая роль всевидящего глаза, способного заметить любого званого и незваного гостя. Крутые берега обеспечивали прекрасный обзор стражникам, ловушки фарватера надежно защищали аборигенов.
Тайнознатство, к которому мы оказались причастны, – ключ к пониманию многих аспектов древнейшей истории и предыстории всех краев и областей нашего Отечества, – ведь оно восходит к истокам индоевропейского, славянского и русского менталитета. До сих пор в речевой форме общения жителей Веневского, Заокского районов Тульской области и прилегающих к ним территорий не различаются слова мужского и женского рода, при полном исключении среднего. Этот несомненный отголосок древней культуры сохранил свое влияние на быт и речь последующих поколений, крепко удерживающих память о матриархате. Николай и Елена Рерих в книге «АУМ» (статья 231) отмечают: «Очень полезно изучать древние языки, в них запечатлена история мысли человечества.(…) Язык есть летопись народа, словарь есть история культуры».
Вместе с тем язык как явление культурной и духовной жизни имеет ноосферную природу. Существующие теории происхождения и функционирования языка лишь в очень незначительной степени раскрывают его сущность, полностью игнорируя связь и взаимодействие языка с энергоинформационным полем Вселенной, порождающим первичные смыслы, которые в дальнейшем оформляются в виде лексем и синтаксических структур. Ограниченность и беспомощность теоретической лингвистики в свое время точно подметил и удачно охарактеризовал великий мыслитель Алексей Степанович Хомяков (1804 – 1860) в своем незавершенном энциклопедическом труде (названном после его смерти «Семирамида»):
(Языкознание) «занимается только одним, именно скоплением (агломерацией) звука, и редко, редко доходит до его растительности (по их выражению – динамическое развитие). Томы пишутся за томами, теоретические грамматики являются на свет без числа, но во всем этом мало пользы для науки и плохая пожива для историка, кроме сбора материалов, для которого надобно было избрать путь простее и прямее. Исследования испещряются названиями аффиксов, суффиксов… и прочих искусно составленных латино-санскритскою ученостью… но наука сравнительной филологии подается вперед самыми медленными шагами. Критики страдают в этом деле, как и всегда, недугом односторонности».
Наши далекие пращуры, вне всякого сомнения, лишены этих недостатков, и мы полностью полагаемся на их ноосферную интуицию, позволяющую считывать вселенскую информацию любой степени сложности и преобразовывать ее в виде приемлемых образов. Говоря о себе собирательно «мы» (рис. 29), авторы вполне отдают себе отчет, что волею судеб первоисточником исходной информации и нынешним ее хранителем оказался только один из нас – художник по духу и призванию Виктор Федорович Аристов; двое других – доктора философских наук Валерий Никитич Дёмин и Владимир Николаевич Назаров – попытались осмыслить древний пласт народного мировоззрения как профессиональные ученые – специалисты в области философии, культурологии, теологии и религиоведения. Сколь бы невероятными с точки зрения обыденных и традиционных представлений ни показались нижеследующие материалы, мы придерживались фактов, и только фактов, а дело читателей – судить, насколько это удалось. Начнем с того, что поразило нас – каждого в отдельности: оказывается, и поныне продолжает жить особый русский язык, о существовании которого многие даже не подозревают. Он известен в самой гуще народной, и быть приобщенным к нему считается столь же естественным и понятным, как и употребление обычного языка. Однако назначение тайного языка вовсе не в осуществлении обычных коммуникативных функций, а в удержании в памяти и сохранении для потомков некоторой системы древних понятий и духовных ценностей, с помощью которых осуществлялась на протяжении веков и тысячелетий организация повседневной жизни и утверждение принципов высоконравственного поведения.
Рис. 29. Авторы книги у заваленной пещеры близ Алексина, на Оке (Возможно, одно из убежищ древних арийских мигрантов). В первом ряду слева: В.Ф. Аристов; во втором ряду: второй слева – В.Н. Дёмин; четвертый – В.Н. Назаров. Фото В. Дёмина
Чтобы не быть голословными, приведем три жизненных правила, на которые еще совсем недавно ориентировался в тульской глубинке стар и млад:1. «Вди заро пяти» = «Войди в завтра задом».
2. «Жути шн оте питися бере погани» = «Страшись сын и дочь испить вод отечества из рук погани».
3. «Знамо сияж икати вир» = «Познай богов своих, и тебя озарит высший свет».
Вроде и русский язык, да не совсем. Что-то знакомое слышится в вычурных словах, но даже в Словаре Владимира Даля многих из них не отыщешь. Расшифровка смысла принадлежит одному из тех, кто на протяжении веков пользовался этими древними вербальными формулами в соответствии с заложенным в них сакральным знанием. Еще в детстве любознательный мальчик Витя Аристов прислушивался к странному говору и седовласой бабки своей, и других родичей, что появлялись невесть откуда. Слышать-то слышал, понимать понимал, а вот записать догадался спустя несколько десятилетий, под старость так сказать, да и то после многочисленных уговоров семьи и специалистов, вовремя уловивших, что речь идет об уникальном феномене русской духовной культуры.
Как появлялось и как закреплялось тайное знание? По-всякому – всего и не упомнишь; но наиболее яркие моменты врезались в память. Вот один из таких эпизодов, где смешались реальное и ирреальное. Случилось это летом 1966 года, уже после того, как Виктор Аристов отслужил в армии и вернулся навсегда в родные приокские края. Страсть живописца повсюду преследовала его. Однажды во время работы над пейзажем он почувствовал, что кто-то стоит сзади за спиной и молча следит за движением кисти. Старика по фамилии Селянин, с окладистой бородой, бесцветными глазами, но пронизывающим взором, он знавал и раньше, но поговорить по душам довелось только теперь. О своих впечатлениях расскажет сам художник, – встреча состоялась на просторах Оки тридцать пять лет назад:
«Каждая произнесенная им (дедом Селяниным. – В. Д.) фраза точно окружала частоколом. Казалось, я попал в какую-то незримую западню, из которой не было выхода. Плавная речь старика вползала в меня легким ознобом. Оказалось, что ему были прекрасно известны многие мои детские проделки, отчего разговор наш походил на некое воспоминание совместно прожитого и пройденного пути.
За неторопливым разговором не заметили, как подкрались сумерки. Солнце клонилось к закату, а по небу расползалась вечерняя заря. Дед встал на колени, сложил ладони и прикоснулся большими пальцами ко лбу. Затем, как бы омываясь лучами заходящего солнца, встал, подставив последним закатным лучам обнаженную грудь, на которой явственно проступала татуировка магического знака, знакомого мне с раннего детства.
– Слушай меня и поступай согласно сказанному. – То была не просьба, не приказ, а нечто выражающее само существо этого необычного человека; его речь, как священное песнопение, полностью приковывало внимание. – Внимательно и не моргая смотри на диск Солнца. Если захочется моргнуть, не отрывая от Солнца взора своего, поведи вправо и влево головой: желание сморгнуть должно исчезнуть. Запоминай игру диска и его цветоносное свечение.
Я внимательно впился в горизонт, ожидая исчезновения солнца. Вдруг диск его разделился надвое, затем из огненного жара появился еще один, третий. Неожиданно все трети превратились в квадраты и закружились вокруг общего центра. Красота несказанная!
– Не моргая опусти взор свой под ноги и запомни цвета предметов, особенно их тени! – раздался повелительный голос Селянина.
Увиденное навсегда поразило меня своей насыщенной светоносной светностью. В открывшемся видении не было корпусных красок. Все – и земля, и дальние горизонты, и трава, и не просохшие от дождя лужи – преобразилось и засияло каким-то неземным, внутренним, глубинным светом.
Солнце шагнуло за горизонт. Кисельное пространство обступило нас, и чудилось: мы всего лишь мелкие светящиеся крупинки этого «бульона». Я взглянул на моего таинственного спутника и обомлел: над головой старца сиял нимб. Его руки светились, как люминесцентные рекламные лампы, а на обнаженной груди зафосфоресцировал орнамент совы, готовой вцепиться в жертву. Я оцепенел от видения. Ломота миндалин и ком в горле как-то неожиданно прокатились по всему телу и тяжестью осели в стопах ног. В голове закружились образы прошлого, многие события детства и юности роем промелькнули перед глазами. Поля передо мной вдруг оказались покрытыми дремучим лесом, на берегах реки белыми черепами проступали то ли известковые, то ли кварцевые отложения. В ногах ощущалась необычайная легкость, как будто я вот-вот взлечу ввысь и поднимусь к небу… Я мог только догадываться, кого представлял старик Селянин, услышав от него знакомую с детства фразу: «Знамо сияж икати вир» («Познай богов своих, и тебя озарит высший свет»).
Когда я поинтересовался, как он нашел меня и зачем я вообще ему нужен, последовал ответ:
– Мое объяснение не приблизит тебя сейчас к истине, но запомни навсегда – зов тому имя. Это не оклик, не письмо, это стон сердца. Придет срок, и вокруг тебя соберутся последователи: их также будет мучить подобный вопрос. Будь осторожен, приоткрывая дверцу в мир таинственного и непознанного…»
Можно продолжить воспоминания художника Виктора Аристова, – они, безусловно, интересны сами по себе. Но нам важна не нынешняя повседневность, а та давняя и древняя действительность, то архаичное тайнознатство, которые неведомыми путями дожили до наших дней. В конечном счете после многолетних усилий и филигранной работы в руках исследователей оказался целый словарь, панорамная ретроспективная энциклопедия. Всестороннее и внимательное знакомство с ней открывает столь неожиданную картину бытия наших пращуров, что вряд ли кто-нибудь об этом до сих пор и подозревал. Общими усилиями мы попытаемся провести читателя по этому далекому и почти призрачному миру стародавней действительности. В нем есть своя особая география, свои философские устои и нравственные принципы, свои герои и враги. В полном объеме «Словарь окской эзотерики», составленный В.А. Аристовым, его сыном, Р.В. Аристовым, и В.Н. Назаровым, насчитывает восемнадцать авторских листов. Далее он используется здесь как ориентир для раскрытия некоторых наиболее показательных явлений обыденной жизни наших пращуров (приводятся наиболее показательные и систематизированные фрагменты).
При этом следует принять во внимание, что воссозданные картины древней жизни относятся, судя по всему, к совершенно конкретному этапу распада индоевропейской этнолингвистической общности на стадии перехода от матриархата к патриархату. На некоторых обычаях и традициях лежит явная печать строго регламентированных (фактически кастовых) отношений.
Обратимся к основе основ – рождению и воспитанию детей. Весь процесс управления и контроля за продолжением рода осуществлялся с помощью седьмы – родословного оберега, передаваемого по наследству профессиональной ведуньей. Этот оберег передавался от отца к младшему сыну, от матери к младшей дочери. Седьма хранила информацию о его владельце и прямых предках предыдущих поколений. Изготавливался оберег из глины, в виде лепешки, несущей в орнаменте изображение животного или растительного вида. Тип орнамента говорил о деятельности, о постижении поколениями темы, вменяемой по наследству. Так, седьма поокских земель несла изображение семи лучей, исходящих из центра, опоясанных семью окружностями. Во избежание утраты или сокрытия седьма дублировалась в виде татуировки. Эта архаичная традиция дошла до наших времен из глубин веков.
В зависимости от вершин постижения в седьму вводился штрих, указывающий степень продвижения в области познаний или достижения. Обратная сторона оберега служила полем для отражения на нем характеристик. Вписанные друг в друга круги и радиально исходящие из центра семь лучей ограничивали поля поколений. Очередная мета в седьме характеризовала личность и вводилась в отведенное поле, на произрастающую из центра малого круга спираль развития поколений. Метки ставились при достижении сорокадевятилетнего возраста. Эта дата характеризовала качества личности. Человек считался рожденным лишь при выявлении в нем определенного количества чувств.
Право на учительствование давалось Человеку, открывшему в себе сорок девять чувств. Направление спирали развития поколений отражало принадлежность оберега мужскому или женскому полу. Так, развитие спирали от центра к периферии против хода солнца сообщало о принадлежности ее женскому началу; противоположное вращение – мужскому. Владельцам одноименного знака при встрече достаточно мгновения, чтобы определить свою причастность к знаку и занимаемому месту в развитии родословного древа.
Обожженному в огне слепку седьмы предстоял долгий срок служения обществу и поколениям. Оберегом особо дорожили. Вместе со срезанной прядью волос новорожденного младенца он укладывался в особую урну, на спящие уголья из семейного очага; урна хранилась в специально выстроенном строении, обеспечивающем неприступность огню и влаге, а также любому хищнику – вору или сведу. Это хранилище подведомо лишь ведунье или другому посвященному. Седьма служила пропуском на Кострище – так именовалось заветное место для бракосочетания, по существу первая брачная постель.
На кострище вводились лица, достигшие брачного возраста соответственно родословной седьмы. От степени вознесения в поколениях колена присваивалась каста, определяющая дальнейший путь будущего ребенка. Лица, лишенные седьмы, не допускались на кострище и наделялись низшей кастой. Под страхом отлучения от племени и рода никто не смел посещать это место, кроме избранных. Восхождение на кострище происходило в первый вечер летнего полнолуния.
Каждому юноше и девушке ведунья указывала особое место от прежних костров и метила места, выставляя подле каждого по два горшка со спящими углями от очагов семей и младенческий волос вступающих в эту ночь в брачное сочетание. Обнажив себя донага, брачащиеся жертвовали свои одежды пламени. Затем удалялись к водам бегущей поодаль реки совершать омовение. В это время со стороны, находящейся выше по течению, приближались к пылающим кострам обнаженные девы, оставив свои одежды на ветвях поречных ракит.
Жених и невеста теряются в догадках, пытаясь объяснить себе свое состояние – ощущения давнего знакомства, будто знакомы целую вечность. Волосы, голоса, запах тела и блеск глаз юности им давно знакомы. Но сколько бы они ни тешили себя догадками, для них остается вечным таинством суженость их супружества. В беседе, в любовании друг другом не замечают, как луна переступает полночь. Догорает костер, молочный туман поглощает округу, но не спешит укрыть собой союз новобрачных. Прогретая земля и разгоряченные порывом чувств тела гонят прочь пелену тумана. Полный диск луны и мириады звезд созерцают из бездны великое таинство продления жизни человечества. Встает заря, ведунья возглашает гимн Солнцу и силе, родившей его.
Подбор супружеских пар начинался с момента появления младенцев на свет. Способность читать данные человека по внешнему виду и скрытым характеристикам каждого – волосяному покрову, запаху пота, цветности радужной оболочки глаз и состоянию ауры – позволяла особому сословию, кудесникам, определить сочетание супружеских пар.
Первое зачатие женщины происходило по развитому сценарию под контролем старейшин рода и приходилось на срок первого летнего полнолуния. Головная звезда созвездия Большой Медведицы, именуемая Идусом, приходилась по своему стоянию прямо по вертикали на темя человека. Детей, зачатых под этим знаком, именовали первунами, а особо одаренных нарекали идусами. Идусам предстоял путь в духовенство, а первунам – стать первооткрывателями новых путей и свершений. Все жители региона от 49-го до 52-го градуса северной широты именовались детьми Большой Медведицы. Зачатие происходило и в период осеннего равноденствия.
Каждая рассчитанная супружеская пара являла более сильный плод. Благодаря этому происходило формирование защитной покровной сети, напоминающей соты, для земли и ее обитателей. Сформированный таким образом единый чувственный орган становился мембраной, задолго предупреждающей о пробуждении космических аномалий, вызывающих резонанс в среде земных стихий. Сочетание супружеских пар согласно седьме полностью исключало близкие родственные браки. Союз родственных пар, достигших развития по седьме четырнадцатого поколения, высоко чтился и считался царственным или священным браком.
В сочетании близких по родству супружеских пар до третьего поколения, срабатывает зов крови. Он порождает симпатическое чувство, принимаемое за любовь. Обманное пробуждение чувства на этом уровне разрушительно для здоровья, для умственного и духовного развития. В среде защитной сети образовывается брешь. Космические сквозняки, а то и бури расширяют брешь, рвут сотообразную сеть. Оказавшись в такой ситуации, человек прекращает созидательный труд.
Начиная с четвертого поколения родство супружеских пар усиливает антипатические чувства, переходящие порой в ненависть и коварство. И лишь начиная с седьмого поколения начинают произрастать качества настоящей супружеской любви. По мере восхождения согласно седьме поколений происходит возрастание этого чувства. Эгоизм и самолюбие исчезают прочь из понятия этих людей. Только десятому поколению дается возможность бракосочетаться.
В чем заключается таинство супружества царственного поколения? Любовь, порождающая полное жертвование во благо супруга, перерастает впоследствии в божественную любовь. Низменные чувства, перерождаясь в высокодуховный интеллект, развивают способность свободно владеть спектром чувств и пребывать в нем. С этого момента начинается осознанная работа над своим совершенством, позволяющим наращивать нить жизни, связующую с Миром Духа.
Энергетическая емкость и насыщенность чрева будущей матери позволяет избранно направлять в зачатый плод силу света. Мать, отец или учитель, обладающие таким «просветленным интеллектом», становятся способными привить качества благосклонных чувств своим подопечным. Дети от такого брака наследуют лучшие качества своих предков, освобождаются от наследственных болезней, а их внешний вид повторяет прапредков изначального поколения, как и врожденные качества интеллекта. Их светоносная аура становится зримой. Увидевший или почувствовавший ее однажды избавляется от духовного дальтонизма.
Четырнадцатое колено имеет и свои слабости. В случае несостоявшегося брака избранные испытывают тяжелые душевные страдания. Их интеллект, сознание в процессе сильных мучений продолжают вести избирательный поиск близкого по духу человека. Личности такого рода воспринимаются несовершенным обществом так, будто они не от мира сего. Являясь маяками, а возможно, и ретрансляторами тонких миров, эти людские совершенства превращаются в объект нездоровых суждений.
По достижении четырнадцатого поколения в седьме происходило видоизменение гербового орнамента. Его головная, главная часть подлежала коронации с сохранением тех же заповедей, касающихся заданий, а орнамент седьмы в идентичном виде татуировался на плече, груди или спине носителя этого знака.