-- Кстати, -- вмешался я, -- тут у меня на довольствие взята одна старушенция. Стряпает божественно. Может, закажем шашлыки?
   -- Прекрасная идея. -- Улыбка Вали обещала все!
   -- На вечер, -- решительно заявила Тамара. -- Надо же немного отдохнуть с дороги... -- Она призывно посмотрела на Лорена.
   Тот чувствовал себя как в родной стихии.
   -- Коньячок? Водочка? Ром? С чего начнем, милые дамы? Тебе, Томочка, сухого, как всегда?
   -- Коньяк! -- капризно потребовала красавица.
   -- Мне тоже, -- вторя подруге, сказала Валя.
   -- Чего хочет женщина, того хочет Бог, -- напыщенно заметил Лорен, легко и непринужденно входя в роль тамады.
   Бокалы наполнились.
   -- Первый тост -- за любовь! -- воскликнула Тамара.
   -- Нет, царица моей души! -- мягко возразил Лорен. -- Первый бокал, дорогие друзья, мы поднимаем за святого человека, благодаря которому оказалась возможной сегодняшняя встреча. Я имею в виду благороднейшего дядюшку нашего общего друга Вадима. Подумайте сами, насколько счастливо сложились обстоятельства, что Вадику выпала честь быть единственным его наследником! А если бы дядюшка был женат?! Расхаживала бы сейчас по этим чудесным коврам какая-нибудь старая карга, уныло ворча и ругая молодежь за безнравственность. Бр-р-р! Я уверен, -- патетически воскликнул он, -- что дядина душа взирает в этот момент на нас с небес и радуется нашему трогательному согласию. Так отдадим же должное его светлой памяти! Пусть и ему нальют ангелы и он выпьет вместе с нами. За дядю!
   Второй тост, не заставивший себя ждать, был, разумеется, за любовь. Третий -- за благополучие этого дома.
   Вскоре мои гости захорошели, чему я был рад. Сам я пил глоточками.
   Постепенно общий разговор за столом становился все более откровенным.
   -- Танцуют все! -- возвестил Лорен и, включив магнитофон, выдернул Тамару из-за стола.
   Я, естественно, пригласил Валю.
   "Туники" наших прелестниц оказались с секретом. Они так ловко повязали простынки, что при резких движениях края расходились, обнажая соблазнительную полоску тела от самого плеча.
   Лорен и Тамара вновь принялись целоваться.
   Валя на миг, будто случайно, прижалась ко мне, так что сквозь тонкую ткань я ощутил ее твердые соски, и тут же легко отстранилась. Но я не торопился воспылать. Не из-за ее прелестей я организовал это мероприятие. Впрочем, и любовные утехи никуда от меня не денутся.
   Лорен, не отрываясь от губ Тамары, уводил ее все дальше и дальше. Наконец они оказались у заветной двери и скрылись за ней.
   Ну, пора!
   Я направил на Лорена мощный импульс биополя.
   -- Вадим, что с тобой? -- недоуменно спросила Валя.
   -- Все в порядке.
   -- Ты какой-то... вялый...
   -- Извини... Сейчас пройдет. Кстати, как ты относишься к подаркам?
   -- Положительно. -- На ее губах появилась улыбка.
   Я подвел ее к серванту. В одном из отделений хранилась шкатулка с "дядиными" драгоценностями. Не знаю уж, как они у него оказались, коли он не интересовался женщинами. Выбрав изящные сережки с бриллиантами, я протянул их Вале:
   -- Тебе нравится?
   -- О Боже!
   Зеленые глаза красавицы вспыхнули огнем, мне даже показалось, что ее ухоженные наманикюренные ногти превращаются в коготки, когда она тянулась за подарком.
   -- Они твои.
   -- Милый! -- Теперь в ее голосе было столько искренней нежности! -- Ты меня хочешь?
   -- Конечно.
   -- Куда идти?
   Я молча кивнул на лестницу.
   Поднимаясь, она небрежно, с величавой бесстыдностью, сбросила с себя простыню.
   Затем, взяв меня за руку, ввела в комнату и подтолкнула к постели, шепча:
   -- Ложись... Нет, не так... Я умею быть благодарной...
   Безусловно, ей удалось бы вскружить мне голову, если бы часть моего сознания -- даже в самые сладострастные моменты -- не была направлена на Лорена. Я так неистово ненавидел этого ангелоподобного пошляка, этого эгоистичного хамелеона, что не смог в полной мере оценить умелые ласки Валентины. Наверное, поэтому мне вдруг подумалось, что вчера с Алиной, этой дешевой проституткой, я испытал более острые ощущения.
   Я поднялся.
   -- Ты куда? -- удивилась она.
   -- Пойду распоряжусь насчет шашлыка. Ты не против?
   -- Конечно, нет. А после мы повторим, да?
   -- Обязательно.
   -- Будешь возвращаться, захвати мое платье и трусишки. -- Она сладко потянулась на постели.
   Натянув брюки, я, насвистывая, спустился вниз, в гостиную.
   Лорен сидел в кресле, кутаясь в простыню, и нервно курил. Вид у него был растерянный. Я бы даже сказал, пришибленный.
   -- Старичок, я иду заказывать шашлычок, -- невольно срифмовал я, садясь напротив. -- Информируй свою царицу Тамару.
   Он провел ладонью по лицу, не слыша меня.
   -- Ч-черт, кажется, я перебрал. Ну и забористый у тебя коньяк!
   Я весело пожал плечами:
   -- По тебе не скажешь, что ты перебрал. Выглядишь как огурчик!
   -- Дьявольщина... -- пробормотал он. -- Такое со мной впервые.
   Я сделал вид, что не расслышал.
   -- Слушай, давай вмажем еще по рюмашке? За прекрасных дам и их страстных кавалеров!
   -- Попозже... -- Он встал и снова скрылся за дверьми спальни, где, как я знал наверняка, закончился только первый акт драмы.
   Я с наслаждением закурил. Какое счастье -- видеть посрамление врага!
   Из-за закрытой двери глухо доносился раздраженный голос Тамары -сладкая музыка для меня.
   Я прошел в бассейную, разыскал в шкафчике вещи Валентины и поднялся наверх. Мое биополе по-прежнему было направлено на Лорена. Эту пьесу я намеревался довести до конца.
   Валентина, все еще обнаженная, сидела перед зеркалом, разглядывая свое отражение.
   При моем появлении она повернула ко мне сияющее лицо и провела по мочкам своих ушей, где уже красовались подаренные сережки.
   -- Вадик, ну скажи, что теперь я стала еще красивее!
   -- Ты восхитительна. -- Я протянул ей одежду. Она повесила платье на спинку кровати и, покачиваясь на стуле, призывно посмотрела на меня:
   -- Хочешь еще?
   Откровенно говоря, я не отказался бы. Но вот-вот должен был начаться заключительный акт то ли драмы, то ли комедии, и я, как автор, не хотел его пропустить.
   -- Хочу, но нас ждут внизу.
   -- А-а... наши влюбленные... -- Она неспешно принялась расправлять платье. -- Послушай, мой благоверный на следующей неделе уматывает в командировку. Я смогу оставаться у тебя на ночь. Хочешь?
   -- Конечно.
   Мы спустились вниз как раз к финальной сцене.
   Дверь спальни резко распахнулась. Оттуда выскочила Тамара, закутанная в простыню и злая как мегера. Она взяла со столика сигарету, поднесла ее к губам, но тут же отшвырнула далеко в сторону.
   -- Шашлычок уже маринуется, -- радостно сообщил я.
   Тамара не ответила. Взрыв назревал.
   Появился Лорен. Он пытался улыбаться, но это получалось скверно. Взяв сигарету, он долго чиркал зажигалкой.
   -- Друзья! -- воскликнул я. -- Не пора ли нам продолжить? Лорен, наливай! Он тяжко вздохнул:
   -- Что-то я сегодня не в форме...
   -- Надо меньше таскаться по бабам, если имеешь дело с порядочной женщиной! -- сорвалась Тамара. -- Тогда всегда будешь в форме!
   Валя удивленно вскинула голову. Все еще поглощенная созерцанием сережек, она проглядела перемену в поведении приятелей.
   -- Это я-то таскаюсь?! -- вспылил Лорен. -- Да я уже полгода ни на кого другого не смотрю! Скоро совсем евнухом заделаюсь.
   -- Полгода?! -- яростно выкрикнула Тамара. -- Думаешь, не знаю, что ты регулярно трахаешься с Валькой?! За дурочку меня держите?!
   -- Тамара, как тебе не совестно... -- сощурилась Валентина, великолепно разыгрывая искреннее возмущение.
   -- Заткнись, сучка!
   -- Ну, знаешь, милая... Придержала бы язычок. На самой клейма негде ставить.
   Да-а... Блестящей получилась концовка. Я, признаться, и не надеялся на подобное. Как автор, я мысленно аплодировал себе.
   -- Твари! -- бушевала Тамара, впадая в транс. -- Они еще меня же упрекают, б...и! Да пошла ты подальше, любимая подруга! А ты, красавчик, хрен моржовый, займись, пока не поздно, своим стерженьком! Что-то он стал у тебя слишком мягким! И не вздумай мне больше звонить! -- Она раздраженно пнула стул и опрометью бросилась к бассейну.
   За одежкой, надо полагать.
   -- Лорен! -- Я посмотрел на опозорившегося бонвивана. -- Беги за ней, не дай Бог, утопится.
   Мрачнее тучи, он проследовал за любовницей (бывшей?).
   Валя подошла ко мне и легким движением взъерошила мои волосы.
   -- Тамара -- истеричка. Да и фантазерка к тому же. Все, что она сказала о нас с Лореном, -- выдумка. -- Ее чистые глаза излучали трогательную невинность. -- Завтра сама прибежит извиняться. Но мне ее заскоки уже осточертели. Знаешь, Вадик, а пусть они оба проваливают ко всем чертям со своей любовью! Хочешь, останусь на ночь? Дома будет скандал, но я останусь. Хочешь?
   Нет, я уже не хотел. Я призвал биополе, возбудив у Валентины страстное желание позаботиться о несчастной подруге.
   В комнату вновь ворвалась Тамара и решительно остановилась возле меня.
   -- Отвезите меня в город!
   -- Томочка, я бы с удовольствием, но дальше первого поста ГАИ мне не уехать.
   Она едва не испепелила меня ненавидящим взглядом.
   -- Вы тут все заодно! -- Ее губы прыгали. -- Дай Бог, чтобы этот дом сгорел! Чтоб он провалился сквозь землю! Чтобы его разорвало!
   Она круто развернулась на каблучках и быстро выбежала, громко хлопнув дверью.
   -- Валя! -- Я пристально посмотрел на недавнюю партнершу. -- Ее нельзя оставлять одну. Видишь, в каком она состоянии? Вот деньги на такси.
   -- Кажется, ты прав. -- Она взяла деньги, горячо поцеловала меня в губы, затем сунула в руку бумажку: -- Мой телефон. Позвони, когда захочешь.
   -- С удовольствием, милая.
   Когда она вышла, я смял бумажку и бросил в пепельницу.
   Лорен сидел будто пришибленный мешком.
   -- Не переживай, -- философски изрек я. -- Завтра помиритесь.
   -- Да при чем здесь Тамара! -- воскликнул он. -- Первый раз со мной такое, понимаешь?!
   -- Послушай, Лорен, не делай трагедии из пустяка.
   -- Хороши пустяки!
   -- Плюнь! Сейчас выпьем, закусим... Или вот что... Давай пригласим других дам? Попробуешь еще разок. Вдруг получится?
   Он посмотрел на меня как на привидение, поднялся и вдоль стеночки скользнул к выходу.
   -- Старичок, теперь ты знаешь, где можно славно повеселиться, -напутствовал я его. -- Приходи в любое время. Один или с девицами. Всегда рад тебя видеть.
   Лорен вдруг сиганул, как заяц, в открытую дверь, а там его и след простыл.
   Я вышел во двор и устроился на лавочке под разлапистыми соснами. Хорошо!
   Калитка медленно открылась.
   На кирпичную дорожку ступила румяная и полная благообразная старуха, этакая бабушка-сказочница, бабушка-няня, закутанная в три платка.
   -- Здравствуйте, Вадим Федорович! Мой дед передал, что вы велели прийти.
   Ага, вот она какая, Фекла Матвеевна!
   -- Не велел, Фекла Матвеевна, а просил.
   -- Наверное, хотите, чтобы я приготовила ужин, -- продолжала она, улыбаясь.
   -- Я хочу, Фекла Матвеевна, -- ответил я, -- чтобы вы посидели немножко рядом со мной и рассказали про моего дядюшку.
   -- Да уж не знаю, чего и рассказывать, -- развела она руками, однако на скамеечку села. От нее пахло топленым молоком и свежим хлебом.
   -- Что он был за человек?
   -- Человек как человек. Приличный. Вежливый. Порядок в доме любил.
   -- Вы приходили убирать в башенке?
   -- Это на верхотуре? А как же! Там-то он и писал свои бумаги. Ночи напролет.
   -- Писал или печатал на машинке?
   -- Никаких машинок я у него не видала. Рукой он писал. Шариковой ручкой. А вот что да зачем -- врать не буду. Свои бумаги он всегда держал под замком. Ничего на столе не оставлял. А хоть бы и оставлял -- мне без разницы. Я его каракули еле-еле разбирала. Да и сама не шибко грамотная.
   -- Про какие каракули вы говорите?
   -- Ну как же... Он сидел в своей башенке когда до шести утра, когда до семи, а после укладывался на боковую. А мне, значит, оставлял записку, что приготовить на обед да что по дому сделать. Вот и гадала иной раз по целому часу, что он там такое написал: то ли винегрет просит, то ли виноград. А перепутаешь, он сердится. А разве я виноватая? Сколько раз просила: "Юрий Михайлович, да напиши ты разборчивей, я и не напутаю". А он: "Ладно, ладно". А сам -- опять по-старому. Нет, хороший человек был ваш дядюшка, грех жаловаться, вот только почерк имел совсем скверный.
   -- У вас остались эти записки?
   -- Зачем они мне? -- простодушно удивилась она. -- Прочитаю -- да в печку. Не люблю, когда в доме собирается сор. -- Тут она снова посмотрела на меня: -Так приготовить вам ужин?
   У меня вдруг разыгрался аппетит.
   -- А не состряпаете ли пельмени, а, Фекла Матвеевна?
   -- Это можно, -- покладисто кивнула она. -- Пельмени у меня как раз фирменное блюдо. Ваш дядюшка уважал их без памяти. Бывало, по две сотни за раз откушает. Вам какие -- сибирские, уральские? С маслицем, с уксусом? Или, может, обожаете со сметанкой?
   -- На ваше усмотрение, Фекла Матвеевна.
   -- Не сомневайтесь, -- по-домашнему улыбнулась она. -- Жить будете как у Христа за пазухой.
   * * *
   Над Жердяевкой быстро сгущались сумерки.
   Я остался один в этом огромном доме. Медовый запах весенней зелени проникал в раскрытые окна. Тишина была полной, лишь иногда где-то в стороне стучала электричка. Двор, обсаженный по периметру кустами и деревьями, казался изолированным от всего мира.
   Иногда в недрах дома скрипела половица или ступенька, и тогда казалось, что это дядя -- или его призрак -- бродит по бывшим своим владениям.
   Неожиданно я вспомнил, что у меня и вправду был дядя -- Юрий Михайлович -- сводный брат моей матери. Но они с детства росли в разных семьях и даже не переписывались -- связь была утрачена. Лишь однажды по какому-то случаю у нас дома возник разговор о мамином брате, и моя память, оказывается, сохранила его имя. Надо будет съездить к матери да расспросить о нем поподробнее.
   Я поднялся в башенку и, включив свет, расположился за столом перед пишущей машинкой. Неважно, откуда она взялась. Хотя -- тоже вопрос. Вставил в каретку чистый лист бумаги. Печатать я не умел, но надеялся овладеть этим навыком.
   Совсем недавно у меня возник сюжет нового рассказа. Несколько первых абзацев уже отшлифовались в сознании.
   Я принялся печатать одним пальцем:
   Наш спасательный крейсер "Гепард" достиг планеты Скалистая Пустошь в звездной системе Амальбара. За последние полгода здесь бесследно исчезли два коммерческих звездолета. Пропажу первого еще можно было списать на роковую случайность. Но когда в том же секторе при тех же загадочных обстоятельствах сгинул второй корабль, стало ясно, что дело нечисто. Потому-то к Скалистой Пустоши и был направлен "Гепард"...
   Замысел рассказа казался мне оригинальным, но ведь произошло столько событий! Я стал агентом планеты Диар! Может, я -- единственный из фантастов, пусть даже и начинающих, кто контактирует с внеземным разумом. Не лучше ли мне подождать, пока эти контакты оформятся определеннее? Наверняка мое творчество получит невиданный импульс. Я совершу прорыв в избранном жанре. Говорил же кто-то из великих, что плод должен созреть. Куда мне торопиться теперь, когда мне обещана долгая и спокойная жизнь? Пусть зелень нальется сладким соком.
   А пока... Разве мало в жизни других радостей? Задал же я сегодня перцу Лорену, перессорил близких подруг, которые поначалу собирались поднять меня на смех, -- чем не наслаждение? А завтра затею новую кутерьму...
   Я встал из-за стола и отправился в постель, пожалев, что не оставил Валентину на ночь. Находиться одному в темном уединенном доме было жутковато...
   * * *
   Поднялся я ранним утром. Живой и невредимый, несмотря на странные, полукошмарные сны. Завтракать после вчерашней обжираловки не хотелось. Я поплескался в бассейне, вспоминая гримасу Лорена, с которой тот сбежал со двора. Хорошо! Одевшись, выпил чашку кофе и вывел машину за ворота.
   После недолгих колебаний решил заскочить домой, чтобы облачиться посногсшибательнее, -- сегодня на очереди стояла Жанна. Мне не терпелось удостовериться, так ли она доступна, как распинался о том Лорен, оплошавший любовник.
   Асфальт летел под колеса, свежий ветерок приятно обдувал лицо, жизнь обещала радости, удачи, блаженство...
   Я и не заметил, как домчался до дому.
   Я -уже подходил к подъезду, когда за густым кустарником, которым была обсажена дорожка, послышался подозрительный шум.
   Передо мной появилась... Алина.
   Вид у нее был великолепный: прическа взлохмачена, под правым глазом синяк; платье на боку разорвано. Дрожа то ли от страха, то ли от утренней прохлады, она бросилась ко мне.
   -- Миленький, у тебя машина? Вот как здорово! Давай отъедем подальше, я должна рассказать тебе кое-что интересное. Я здесь полночи караулила, замерзла, как бездомная кошка...
   Не очень-то мне хотелось вступать в беседу с этой девицей, но она выглядела такой жалкой и напуганной, что спровадить ее, не выслушав, я не мог.
   Я кивнул на "Волгу":
   -- Ладно, садись. Но имей в виду -- времени у меня мало. Говори только по делу. Твои фокусы больше не пройдут.
   Она судорожно всхлипнула.
   Сразу же за домом был тихий тупичок, туда я и свернул. Мне не улыбалось, что кто-нибудь из соседей увидит меня в обществе шлюхи, получившей, очевидно, на орехи, о чем я ее, кстати, и предупреждал.
   -- Выкладывай.
   -- Ты не представляешь, что со мной было! -- затараторила она. -- Прихожу вечером домой, а меня уже ждут. Видишь, что они со мной сделали? Все добивались, кто ты такой да где живешь. Чуть пальцы не сломали. Но я тебя не выдала. Сказала, что ехали в машине и дорогу я не запомнила. Они не поверили, грозились... А потом я убежала, -- Алина разревелась.
   Я, признаться, ничего не понял. Но ее надрывные завывания раздражали.
   -- Утрись! -- Я протянул ей чистый носовой платок. -- А теперь расскажи то же самое, но нормальным человеческим языком. Кто тебя избил?
   -- Громилы Кителя.
   -- А кто такой Китель?
   -- Да ты что, Вадик?! Ну, тот тип из "Волнушки". Которого перемазали салатом.
   Ах, тот самый... Краснорожий с чубчиком...
   -- Почему -- Китель? Это кличка? Он что -- уголовник?
   Она даже обиделась:
   -- Скажешь тоже, уголовник! Вовсе даже нет. Большой начальник! Заведующий торговой базой. Вот. Это его так прозвали -- Китель, а настоящая фамилия -- Когтев Константин Петрович.
   -- Нелогично. Если он большой делец, то и прозвать должны были Когтем, а не каким-то там задрипанным Кителем.
   -- Откуда мне знать! Просто раньше он ходил в кителе, так и прилипло.
   -- Ну ладно. Отставим филологические изыски. Чего он хочет, этот Коготь-Китель?
   -- Господи! -- опять запричитала она. -- Я ведь предупреждала, он отомстит!
   -- Не понимаю, чего ты мучаешься? Расскажи этим придуркам все, что знаешь. С любыми подробностями. Я не обижусь.
   Ее глаза страшно округлились.
   -- Как ты можешь шутить?! Он ведь убьет тебя. Понимаешь, убьет!
   -- Алина, все, -- устало сказал я. -- У меня нет времени на пустяки. Иди домой. Прими душ и передохни перед очередной вылазкой за клиентурой. А мне пора.
   Она как клещ вцепилась в мой рукав.
   -- Миленький, у тебя ведь есть деньжата? Давай махнем на море, а? Там сейчас солнце, фрукты, все веселятся, загорают... Снимем отдельную комнату. Там он нас не найдет. А я буду тебя любить. Сильно-сильно.
   Я чуть не расхохотался ей в лицо. Так вот в чем дело! Она придумала дрянную пьеску в надежде, что я обеспечу ей вояж к теплому берегу. Синее море, белый пароход. Бедная дурочка!
   -- Иди, Алина. -- Я открыл дверцу с ее стороны.
   -- Да куда же мне идти?! -- воскликнула она, заламывая руки. -- Теперь мне все равно не будет житья в этом городе! Он и мне ни за что не простит, потому что я была с тобой и видела его позор. Даже не так Китель, как Макс!
   -- Вот уж не думал, что ты такая пугливая, -- вздохнул я. -- Клянусь, дело выеденного яйца не стоит. Но сейчас мне нужно в институт. Так что операция "Защита" откладывается до вечера.
   -- Миленький, мне до вечера и спрятаться негде. Они уже ищут нас с тобой по всему городу.
   -- Алина! Во-первых, успокойся. Я могу тебя спрятать в надежном месте на два-три дня. А во-вторых, выберу время, чтобы заняться этими пройдохами. Гарантирую -- вскоре ты сможешь спокойно вернуться к своему бизнесу. Никто тебя и пальцем не тронет. Кстати, где мне разыскать Кителя?
   -- Говорю же -- он заведует торговой базой.
   -- Какой именно? Их много.
   -- Не знаю точно.
   -- Проблема.
   -- По вечерам он часто бывает в "Волнушке", -- вспомнила Алина.
   -- Чудесно. Я сделаю так, что у него навсегда пропадет желание грозить мне и моим знакомым. Он -- круглый дурак, если задумал устроить мне пакость. Считай, его карьера в нашем городе подошла к концу.
   Ее взгляд стал чуточку осмысленнее.
   -- Почему-то я тебе верю...
   Я дал задний ход, выводя машину из тупичка.
   -- Куда ты меня везешь?
   -- Пока на вокзал. Там найдем такси, и я все объясню. Я вырулил на проспект и перестроился в левый ряд. Алина вертела шеей как марионетка.
   -- Так я и знала?! -- воскликнула она, обнаруживая панический страх.
   -- Что еще?
   -- Машина Макса! Они нашли нас! Вот чертовщина, еще и Макс какой-то!
   -- Кто такой Макс?
   -- Его главный прихлебай. Порядочный подонок. Это он разукрасил меня. Животное! Теперь они нас достанут! Мы пропали! -- Самообладание окончательно покинуло ее.
   Я глянул в зеркальце. Сзади шел плотный поток машин.
   -- Какая его?
   -- Зеленые "Жигули".
   Я присмотрелся внимательнее.
   -- Усатый пижон в темных очках на сытой роже -- это и есть Макс?
   -- Да...
   Кажется, именно Макс ткнул вчера своего босса носом в салат. Значит, вознамерился заслужить прощение? В машине сидели еще двое амбалов. Вид у них был довольно свирепый.
   Я позволил "Жигулям" вплотную приблизиться к нам и сосредоточился.
   Импульс биополя послан!
   Автомобиль тут же вильнул и, вылетев на тротуар, свободный от пешеходов, врезался правым крылом в бетонную тумбу. Конечно, я мог бы устроить им аварию покрупнее, но не хотелось крови и переломанных костей. А они теперь призадумаются.
   Не знаю уж, какие выводы сделала Алина, но она бросилась мне на шею, перекрывая обзор.
   -- Миленький, ты просто чудо! Я отстранил ее.
   -- Если будешь выражать эмоции подобным образом, мы угодим в переплет похлеще, чем Макс с приятелями.
   Все же я не мог отказать себе в удовольствии сделать разворот, чтобы проехать мимо разбившихся "Жигулей". Трое громил уже выбрались на тротуар и почесывали помятые бока, кривясь и нехорошо ругаясь. У обочины тормозил "уазик" гаишников. Я посигналил и сделал Максу ручкой. Пламенный привет Кителю!
   В свою очередь Макс погрозил мне кулаком. Похоже, меня он узнал мгновенно.
   На привокзальной площади я припарковал машину на стоянке, затем пристроил на коленях блокнот и нацарапал записку:
   "Иван Васильевич! Фекла Матвеевна!
   Подательнице сего оказать радушный прием. Устроить удобный ночлег, поить и кормить вдоволь. Но и приглядывать за ней -- ибо оной дамочке присуща нездоровая любовь к чужим вещам. Заберу ее лично через два-три дня. Возможно, несколько позднее, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства.
   С приветом, Вадим Ромоданов.
   P. S. Купите ей новое платье и белье".
   Записку я старался писать каллиграфически, помятуя о сетованиях Феклы Матвеевны относительно почерка моего дядюшки.
   Вкратце объяснил Алине, что ее ожидает и как следует себя вести, оказавшись в Жердяевке.
   Первый затормозивший таксист мне не прнравился -- слишком блудливые глаза для такой пассажирки. Зато второй был в самый раз -- добродушный пожилой простак с повадками закоренелого семьянина. Я объяснил ему, куда ехать, заплатил вдвое, ему же вручил записку с просьбой передать лично в руки Пономарцов, и махнул Алине:
   -- Карета подана!
   Она крепко взяла меня за руку.
   -- Ты и вправду не боишься?
   -- Нет. Чего и тебе желаю.
   -- Ты и вправду все можешь?
   -- Все, что душа пожелает.
   -- А ты скоро меня заберешь?
   -- Как только, так сразу.
   -- А вспоминать будешь, хоть иногда? Хотите верьте, хотите нет: она смотрела на меня влюбленными глазами.
   * * *
   С этими нежданными заморочками я едва успел к первому звонку.
   Большая покатая аудитория, в которой сейчас собрался весь наш поток -четыре группы, -- глухо гудела.
   Ближе к кафедре -- как раз по центру -- расположились оба наши гения -Виталий и Олег. Вокруг кучковались корифеи помельче.
   Жанночки сегодня не было. Она -- не самая прилежная студентка и частенько пропускает лекции.
   Сбоку, возле прохода, в позе роденовского "Мыслителя" сидел Лорен. Похоже, его до сих пор пожирали тайные страхи.
   Вот хлопнула дверь, и в аудитории установилась мертвая тишина. На кафедру взошел профессор Ермолин -- гроза не только хвостистов и прогульщиков, но и "быстрых разумом невтонов". Ермолин вел курс начертательной геометрии и был твердо убежден, что ни один студент не в состоянии постичь сию науку в совершенстве. Высшая оценка, которую он иногда применял, -- "весьма хорошо".
   На вид Ермолин был добродушным стариканом с благообразной улыбкой. Но стоило кому-нибудь громко кашлянуть, как он оборачивался, внимательно смотрел на нарушителя и изрекал: "Молодой человек! Если вам неинтересен данный многотрудный предмет, прошу совершить променад". Все знали, что память у старика отменная, и попавший на заметку автоматически недоберет балла на экзамене. Поэтому на его лекциях стояла полная тишина.
   Голова у Ермолина была совершенно лысая, на самой макушке сидел некий убор, который он не снимал ни зимой, ни летом. Наши остряки прозвали сей убор ермолкой, хотя на самом деле это была обыкновенная цветная тюбетейка. О ней ходили легенды. Рассказывали, что много лет назад один студент-бедолага, доведенный до отчаяния придирками профессора (тогда доцента), обрушил на его темечко мощный удар циркулем. С той поры на голове Ермолина зияет безобразная рана, которую он вынужден скрывать ермолкой, особенно после того, как совершенно облысел. Существовали разные варианты этой легенды: бил, мол, не двоечник, а отличник, которому тот завалил повышенную стипендию; бил не циркулем, а графином; и так далее, и тому подобное. Но все сводилось к одному: на голове у Ермолина страшная рана и оттого он носит ермолку. Никто ни разу не видел его обнаженной головы.