Страница:
Бродячие певцы, "менестрели" и "жонглёры", исполняли "Песнь о Роланде" на площадях городов и в пиршественных залах; это была древняя легенда, великий эпос французского народа, в XII веке положенный на стихи и записанный на пергаменте. У немцев был свой эпос – "Песнь о Нибелунгах", а у англосаксов свой – "Легенда о короле Артуре". Всё это были древние рыцарские сказания, передававшиеся из уст в уста, и с течением времени обраставшие новыми деталями – теми деталями, которые хотела видеть новая эпоха. Древняя "Песнь о Нибелунгах" – это повесть о жестоких битвах, где льётся рекой кровь, повесть о предательстве и мести:
Роланд почувствовал: подходит смерть,
От головы спускается на сердце.
Добраться до сосны большой успел он,
Под нею на зелёной лег траве.
Свой меч и звонкий горн покрыл он телом,
Лицо же повернул к земле враждебной:
Увидит Карл, что он не оробел,
Врагов не устрашился перед смертью,
Что умер он, увенчанный победой,
Любезный граф Роланд, воитель смелый.
Потом, в XIII веке, настало время, когда рыцари заговорили о боге, о святом Граале – волшебной чаше с кровью Иисуса, о прекрасных дамах, о любви Тристана и Изольды. Прекрасная королева Изольда любила доблестного рыцаря Тристана, но не могла изменить своему мужу-королю. Она пришла на зов любви в лес к Тристану, и здесь их застиг король:
Полны чудес сказанья давно минувших дней,
Про громкие деянья былых богатырей,
Про их пиры, забавы, несчастия и горе,
И распри их кровавые услышите вы вскоре…
Десятки поэтов и менестрелей пересказывали каждый на свой лад "Роман о Тристане и Изольде", историю о приключениях влюблённых, об их горестях, безумствах и об их печальном конце. Ко времени Тристана рыцари стали обнажать мечи не ради мести, а ради любви; кровавые схватки с соседями заменили турниры, когда соперники ломали копья во имя прекрасных дам, а красавицы бросали на арену свои надушенные платки. Турнир – это был рыцарский праздник, когда по призыву принца или графа съезжались рыцари всей округи, обширные поля покрывались разноцветными шатрами, дамы надевали роскошные наряды, рыцари выставляли свои щиты с гербами и герольды трубили, вызывая на бой. Принимающий вызов должен был коснуться копьём щита соперника; затем начиналась схватка; рыцари во весь опор мчались друг на друга – страшный удар, и один из соперников вылетал из седла на песок арены, а победитель подъезжал к трибуне и склонял копьё перед дамой сердца. Потом новая схватка – и так десятки боёв, а под вечер дамы выбирали победителя турнира, и принц под пение труб и приветственные крики возлагал на него лавровый венок. Французская хроника рассказывает, как однажды надменная красавица предложила соперничавшим из-за неё рыцарям надеть вместо доспехов её кружевную рубашку – и один сгоравший от любви юноша согласился. Он весь день сражался в этой рубашке, был жестоко изранен и едва не лишился жизни; кружева превратились в кровавые лохмотья – но поражённые его отвагой зрители присудили ему победу, а тронутая его любовью красавица отдала ему своё сердце. Всё, что попросил у неё влюблённый рыцарь – это одеть окровавленные кружева на балу, которым завершался праздник; ему было достаточно этой награды.
Король в шалаш заходит к ним,
Стоит безмолвен, недвижим,
Со спящих не спуская глаз.
Ужель прольётся кровь сейчас?
Она рубашки не сняла,
Раздельны были их тела -
И меч меж ними обнажённый.
Стоит король, как пригвождённый,
На меч глядит в раздумье он
И думает, душой смятён:
"Что это значит, боже мой?
Они лежат передо мной,
А я не знаю, как мне быть -
Помиловать или убить…"
Другая легенда рассказывает про поэтические состязания рыцарей: один из них провозгласил Вергилия величайшим поэтом всех времён и вызвал несогласных на бой. Он выдержал семь боёв с поклонниками Гомера, Овидия, Горация – и, в конце концов, получил смертельную рану – смертельный исход был обычным делом, не вызывавшим печали у зрителей. Раненных и покалеченных было множество, поэтому церковь проповедовала против турниров – но не могла побороть это страстное увлечение рыцарей. Им нужно было с кем-то сражаться, это было у них в крови, их воспитывали так с детства. Первое, чему учили отцы детей – это фехтование на мечах и охота, и молодые пажи только и знали, что драться до первой крови и гонять по лесу оленей, их любовь – это были борзые собаки, резвые кони и прирученные соколы. При первой возможности они убегали вслед за отцами на войну – если отцы не брали их с собой как оруженосцев; оруженосец мог, если посчастливится, проявить себя в битве и тут же, на поле боя, получить звание рыцаря. Жизнь без войны и турниров была для рыцарей скучной, единственным развлечением была охота, а в непогоду приходилось прятаться за стенами замка, закрывать от холода ставни и сидеть у камина в тёмной, освещённой лишь бликами огня зале. Даже летом от мощных каменных стен тянуло сыростью и холодом: замки не были рассчитаны на комфорт и удобства – это были прежде всего крепости. Главная башня, "донжон", замка де-Куси возвышалась на 64 метра, и попасть в неё можно было лишь через перекидной мост из соседней башенки; чтобы подышать свежим воздухом и насладиться природой, обитатели замка шли подземным ходом за крепостную стену, где был разбит сад. Но издалека, с равнины, замок выглядел, как сказочное видение: могучие стены, вздымающиеся вверх башни, остроконечные шпили и флюгера. Это было зримое воплощение легенды о рыцарстве – о его доблести, благородстве и галантности. К сожалению, это была лишь легенда, потому что в подземелье замка была тюрьма с цепями и орудиями пыток, а у ворот стояли ряды виселиц с трупами, у которых вороны выклевали глаза. Кроме того, доблестного Тристана и прекрасной Изольды никогда не существовало на свете, а рыцарь-поклонник поэзии, умирая, признался священнику, что он не читал Вергилия…
ГОРОДА И ГОДЫ
Умолк шум веселящихся, затихли
звуки гуслей, уже не пьют вина с песнями…
Исайя 24,8.
Если кто-то и верил в легенду о благородном рыцарстве – то уж, во всяком случае, не обитатели городов Франции. Горожане издавна не любили баронов и епископов – ведь в XI веке бароны и епископы были сеньорами городов и обирали горожан, как могли. Города обычно возникали у стен замков-бургов, и поначалу это были маленькие поселения ремесленников и торговцев – несколько десятков деревянных домов, церковь и рынок. Эти поселения со временем обносились стеной и назывались «новыми бургами» в отличие от возвышавшихся над ними замков – «старых бургов». Жителей «нового бурга» называли burgenses, по-французски буржуазия, а по-немецки – бюргеры. В отличие от городов Италии, среди «буржуазии» не было мелких рыцарей, и панораму «новых бургов» не уродовали торчащие то там, то здесь грубые каменные башни – гнёзда рыцарских кланов. У французских городов был лишь один сеньор, хозяин замка, и для этого высокородного господина горожане были рабами-сервами или, в лучшем случае, вилланами, обязанными платить оброк. Сеньор и его рыцари требовали у купцов и ремесленников тем больше, чем успешнее шли их дела и при желании могли забрать всё – им ничего не стоило бросить горожанина в тюрьму и пытками вымучить всё его состояние.
Тем не менее, жизнь брала своё, города становились всё более многолюдными, а цеховые ополчения – всё более сильными. В конце XI века начались городские восстания. "Множество людей кричали: "Коммуна! Коммуна!" – описывал современник восстание в Лане. – Многочисленные толпы горожан, вооружённые шпагами, топорами, дубинами и кольями устремились на дворец епископа". В течение первой половины XII столетия горожане упорно штурмовали стены замков – и, в конце концов, завоевали свободу, освободились от власти сеньоров и от рабства. "Буржуа" стали свободными гражданами самоуправляющихся городов, они выбирали судей-"эшевенов", которые собирали городские налоги, возглавляли полицию и ополчение, вели переговоры с королями и графами.
Средневековые французские города были меньше, чем города Италии и были сосредоточены преимущественно на северо-востоке, в плодородных долинах Шельды и Мааса. Низовья этих рек теперь находятся на территории Бельгии, но в средние века здесь располагалось входившее в состав Франции графство Фландрия, население которого говорило частью по-французски, частью по-немецки. Лёгкость освоения здешних лугов издавна привлекала крестьян, и эти районы были заселены быстрее, чем земли центральной Франции; здесь раньше началось перенаселение и Сжатие. Уже к середине XII века здесь были вырублены все леса и осушены все болота, берега рек были ограждены дамбами, и не осталось ни одного нераспаханного клочка земли. Безземельные бедняки уходили в города – в Брюгге, Гент, Ипр, Лилль, они становились подмастерьями: ткачами, валяльщиками, красильщиками. Купцы-"суконщики", привозившие шерсть из Англии, нанимали их на работу – обычно на неделю, они давали подмастерью хижину и станок, и всю неделю рабочий колокол возвещал своим звоном о начале работы, обеденном перерыве и конце рабочего дня. В субботу вечером выдавали заработок, а в понедельник подмастерья снова собирались на рынке в надежде получить работу. Фландрские тонкие сукна продавались по всей Европе, и города быстро росли, купцы и мастера богатели, строили дома с башенками, одевались, как дворяне, и требовали, чтобы их называли "герр" или "сир". Города украсились могучими башнями, соборами и ратушами; богачи покровительствовали поэтам и учёным и отправляли своих детей учиться в Париж.
Париж был крупнейшим городом Франции, в XIII веке в нём насчитывалось 80 тысяч жителей, и он мог поспорить своими размерами, богатством и великолепием со "знатными" итальянскими городами. Символом величия Парижа был знаменитый собор Парижской Богоматери, возводившийся почти столетие, с 1163 по 1250 год, – его строительство знаменовало восстановление могущества французских королей. Этот собор был непохож на соборы Италии; он был возведён в новом стиле, созданном французскими архитекторами и позднее получившем название готического. Французские "магистры каменных наук" научились передавать огромную тяжесть каменных сводов на стоящие вокруг здания опорные столбы; это позволило поднять стены на недостижимую прежде высоту – так что с крыши собора город просматривался, как на ладони. Новые соборы были устремлены ввысь – и это особенно подчёркивали узкие, украшенные витражами окна и изящные стрельчатые арки. Между городами и соборами началось соревнование в высоте и изяществе – соборы в Реймсе, Шартре, Страсбурге, Кёльне стали шедеврами новой архитектуры, распространившейся по всей Европе.
Средневековый собор был центром всей городской жизни; здесь собирался народ во времена торжеств, здесь венчали новобрачных и крестили детей – и здесь же учили юношей грамоте. Школа при соборе Парижской Богоматери была знаменита с давних времён, в XII веке она положила начало знаменитому Парижскому университету. В отличие от университетов Италии, где первенствовали юристы и медики, Парижский университет был центром богословия; здесь преподавали знаменитые богословы Абеляр и Фома Аквинский, пытавшиеся объяснить Библию с точки зрения логики и философии. Здесь было много коллегий для бедных студентов, одна из них была основана духовником Людовика Святого Робертом Сорбонном и называлась "Сорбонной" – позднее это название перешло на весь университет. Университет, так же, как и собор, был предметом гордости французских королей – ведь Париж был "королевским городом", столицей Франции, и не имел самоуправления, его хозяином и сеньором был король. Короли крепко держали свой скипетр и не допускали создания коммун в своём домене – зато всячески поощряли городские восстания во владениях своих непокорных вассалов; они стремились ослабить тех, чтобы затем захватить их земли. Это была коварная политика: овладев землями вассала и присоединив их к домену, король начинал урезать самоуправление коммун и облагал их тяжёлыми налогами. Внук Людовика Святого Филипп Красивый (1285-1314) присоединил к своим владениям Шампань и овладел богатым торговым городом Лионом; это был суровый король, правивший железной рукой и не останавливавшийся ни перед чем ради высшей цели – объединения Франции. Чтобы усилить свою армию, он требовал у баронов и епископов "королевскую талию" – денежную помощь, которую они по традиции обязаны были оказывать королю в затруднительных обстоятельствах; Филипп Красивый пытался превратить эту помощь в постоянный налог.
Заветной мечтой короля было овладение богатой Фландрией, которое позволило бы решить все финансовые проблемы. В конце XIII века города Фландрии находились на вершине процветания и могущества. Население Гента и Брюгге достигло 50 тысяч человек; Брюгге превратился в центр европейской торговли, в его гавани теснились сотни неповоротливых торговых парусников – "коггов". Здания торговых рядов состязались величиной и красотой с готическими соборами, купеческие гильдии правили городами и диктовали свою политику фландрскому графу. По примеру городов сотни городков и деревень требовали у своих сеньоров свободы и самоуправления – и получали их за небольшой выкуп. Крестьяне Фландрии стали свободными – но демографическое давление возрастало, крайняя нехватка земли заставляла крестьянские общины отвоёвывать её у моря; крестьяне строили дамбы вдоль берегов и осушали землю в полосе прилива; повсюду стояли ветряные мельницы, откачивавшие воду с полей. Десятки тысяч безземельных крестьян ежегодно покидали свою родину и уходили на восток; они шли за Эльбу, где было много свободной земли и куда их приглашали местные монастыри и бароны. Многие шли в города и становились ткачами, но города не могли обеспечить работой всех; ремесленные предместья были переполнены голодающими безработными, с ненавистью смотревшими на дворцы хозяев города, купцов и мастеров. Купцы и мастера превратились в городское дворянство, "патрициат"; они выбирали из своей среды эшевенов и считали обитателей расположенных за городскими стенами предместий низшими существами; они презрительно называли ткачей, выделывавших тонкие голубые сукна, "людьми с голубыми ногтями". Ткачам запрещалось иметь оружие, собираться числом больше семи и появляться на улицах города со своими орудиями труда. Когда случались перебои с поставками шерсти, купцы не давали ткачам работу и, опасаясь волнений, закрывали городские ворота; в предместьях начинался голод, и ткачи шли просить подаяния по дорогам Европы.
В конце концов, Сжатие, безработица и голод подняли ткачей на восстание – началась эпоха кровавых городских революций. Первый революционный взрыв произошёл в 1280 году в Ипре, затем голодающие ткачи поднялись по всей стране. Города стали ареной уличных боёв и кровавой резни; в конце концов, враждующие партии обратились за посредничеством к фландрскому графу Гюи де Дампьеру. Граф принял сторону простого народа и допустил ткачей к управлению городами; однако время от времени столкновения возобновлялись, и недовольные графом патриции постоянно призывали на помощь французского короля. Весной 1300 года французская армия вторглась во Фландрию, и патриции открыли французам ворота городов. Король Филипп Красивый прислал во Фландрию своего наместника, обложил города налогами и вернул всю власть богатым. Это вызвало новое восстание, ночью 17 мая 1302 года ткачи Брюгге внезапно ударили в набат и напали на патрициев и французов, тысячи людей были убиты до того, как взошло солнце. Королевская армия двинулась к мятежному городу – и навстречу ей выступило ополчение простого народа. Горожане знали, что пехота никогда ещё не выдерживала атаки рыцарей, и что многих из них ожидает смерть – но братья-францисканцы, пришедшие вместе с народом на поле боя, сумели поддержать их дух. Отступать было некуда – позади протекала многоводная река Лис; ополченцы окружили себя наполненными водой рвами и выставили вперёд копейщиков с длинными пиками. Рвы помешали рыцарям нанести первый сокрушительный удар, а когда они перебрались на другой берег, их встретили плотные ряды горожан, сражавшихся с мужеством отчаяния. Рыцарей сбрасывали в ров, а тех, кто сумел ворваться в ряды восставших, стягивали с седла крючьями на концах пик. Ожесточение восставших было таково, что вопреки обычаю, сброшенных с седла рыцарей не брали в плен; их добивали окованными железом дубинами. По свидетельству хрониста, бежавшие с поля боя рыцари от страха не могли есть; семьсот снятых с убитых золотых шпор были вывешены в соборе соседнего города Куртрэ.
"Битва шпор" при Куртрэ повергла в шок Францию и Европу: впервые в истории рыцарство было побеждено восставшим простонародьем. Король Филипп оказался в отчаянном положении: у него не было ни армии, ни денег, а в Париже шли разговоры о коммуне. В довершение всех бед папа Бонифаций VIII отлучил короля от церкви: папе не нравилось, что Филипп требовал талию с епископов и монастырей. Правда, ещё до "битвы шпор" король собрал на "Генеральные штаты" представителей городов, дворянства и духовенства и заручился их поддержкой против папы. В 1303 году Филипп Красивый отправил в Италию небольшой отряд из наёмников, которые не боялись ни бога, ни дьявола; 7 сентября они ворвались в резиденцию папы в городе Ананьи и, угрожая мечами, потребовали у первосвященника отречься от сана. "Вот вам моя шея, вот вам моя голова, – гордо ответил 86-летний старец, – пусть я умру, но умру папой!" Выслушав ответ, предводитель наёмников Чьяра Колонна наотмашь ударил старика по лицу рукой в железной перчатке. Жестокие унижения довели Бонифация VIII до помешательства, и, хотя горожане Ананьи освободили папу из плена, он вскоре умер.
Избавившись от своего врага, король Филипп приложил все усилия, чтобы собрать талию и снарядить новую армию; в августе 1304 года французы одержали верх в сражении при Мон-ан-Певеле. Фландрия была вынуждена уплатить королю контрибуцию – но власть над городами осталась в руках ткачей. Управляемые народом фландрские города оставались рассадниками смуты, и Филипп Красивый готовился к новой войне; он сумел посадить на папский престол своего сторонника Клемента V и добился переезда папы из Рима в Авиньон на берегу Роны – в этом французском городе папы жили семьдесят лет. Подобно древним императорам "железный король" Филипп стал неограниченным повелителем своей страны, он запретил частные войны и заставил трепетать от страха могущественных баронов. Чтобы завладеть богатствами ордена рыцарей-тамплиеров, он обвинил их в ереси и после пыток отправил на костёр магистра ордена Жака де Молэ. Время от времени король собирал Генеральные штаты, которые покорно принимали все его требования и вводили новые налоги. В 1314 году король объявил о походе против Фландрии, но в разгар приготовлений внезапно скончался: говорили, что он был отравлен тамплиерами, мстившими за своего магистра.
Смерть "железного короля" привела к смуте во Франции: осмелевшие бароны объединились и потребовали от нового короля Людовика X (1314-16) восстановления своих привилегий – в том числе права на ведение частных войн. Затем начался голод, какого ещё не знала Франция; крестьяне толкли в ступах кору деревьев и пекли из этой муки хлеб. Голод был признаком начавшегося Сжатия: за XIII век население Франции увеличилось почти вдвое и достигло 18 миллионов; большая часть лесов была раскорчёвана под пашню – но земли всё равно не хватало. Тысячи безземельных крестьян были готовы работать за кусок хлеба, и рабство утратило всякий смысл – тем более в годы голода. Короли Франции и раньше из христианского милосердия освобождали своих крестьян – теперь они призвали всех своих вассалов дать крестьянам свободу. "Так как по естественному праву каждый должен родиться свободным, – гласил указ Людовика X, – но некоторым обычаем, с незапамятных времён установленным, множество нашего простого народа впало в рабство и другие зависимые состояния, мы, принимая во внимание, что королевство наше называется королевством франков ("свободных"), повелеваем, чтобы всюду в королевстве нашем… такие состояния несвободы приведены были к свободе…"
Возможно, что перед глазами диктовавшего указ Людовика стояла сцена из воспоминаний его прадеда: толпы горожан и крестьян, стоявшие вдоль дороги на Париж, и бедняки, молящиеся за своего короля… Конечно, освобождение проводилось за выкуп, и не все вассалы последовали королевскому примеру – но всё же в последующие десятилетия большая часть французских крестьян получила свободу – и они молились за своего короля.
Людовику не пришлось услышать эти молитвы; он умер – вероятно от яда – в 1316 году. Его преемники стали свидетелями нового взрыва фландрской революции – на этот раз на борьбу поднялись крестьяне, которые изгнали сеньоров и поделили их земли. Францисканские монахи ходили по деревням и проповедовали против господ; повсюду горели дворянские замки. Ткачи Брюгге примкнули к восставшим крестьянам и выслали на помощь им своё ополчение, а сеньоры призвали на помощь французского короля. В августе 1328 года у горы Кассель произошло решающее сражение; восставшие были разбиты, и французская армия заняла фландрские города.
Революция потерпела поражение, в города вернулись патриции, в деревни – дворяне. Стены городов были срыты, тысячи восставших повешены, четвертованы, удушены в темницах. Спасаясь от казней, ткачи бежали в Англию; множество парусных лодок ночами пересекали пролив и выгружали на берег людей, их нехитрый скарб и самое ценное, что они могли взять с собой – доставшиеся от отцов ткацкие станки. Вместе с ткачами переселялась из Фландрии в Англию вся суконная промышленность; через столетие фландрское ремесло погибло под ударами английских конкурентов. Опустошённая террором, войнами и чумой Фландрия снова превратилась в сельскую страну, среди которой, подобно призракам, возвышались зарастающие бурьяном полумёртвые города – останки погибшей цивилизации. Каналы Брюгге занесло песком, огромные башни, некогда охранявшие вход в порт, смотрели на море пустыми глазницами, и только нищие рыбаки, ловившие в проливе сельдей, могли рассказать путнику о былых временах, о сотнях кораблей, теснившихся у причалов, и о тысячах купцов, толпившихся в торговых рядах.
"Умолк шум веселящихся, затихли звуки гуслей, уже не пьют вино с песнями; горько вино для пьющих его. Разрушен опустевший город, все дома заперты и нельзя войти…"
ИСТОРИЯ АНГЛИИ
"Ни один свободный человек не
может быть схвачен, посажен в
тюрьму, лишён имущества, иначе
как по законному приговору пэров."
Великая Хартия Вольностей.
Теперь нам нужно вернуться на три столетия назад, когда ещё не было ни городов, ни ремёсел, и остров Британия был покрыт густыми лесами. Среди лесов кое-где встречались деревни, монастыри и бревенчатые усадьбы англосаксов; на северо-востоке острова жили датчане, одно время владевшие всей страной, а на западе – потомки древнего кельтского населения, валлийцы. В середине XI века при короле Эдуарде Исповеднике, англосаксы освободились от датского владычества, но на смену одной опасности пришла другая – на господство над Англией стали претендовать норманны, обосновавшиеся по ту сторону пролива, в Нормандии. В 1066 году, после смерти Эдуарда, англичане избрали своим королём графа Гарольда, но нормандский герцог Вильгельм не признал этого избрания и, собрав большую армию, высадился в Англии. В октябре 1066 года рыцари Вильгельма наголову разгромили англосаксов, укрепившихся на холме Сенлак; Гарольд пал в битве, два месяца спустя Вильгельм был коронован в Лондоне короной английских королей.
Норманны, завоевавшие Англию, были непохожи на своих одетых в шкуры и вооружённых секирами предков, которые полтора века назад высадились на побережье Нормандии. Правнуки гордых викингов забыли язык своих дедов и превратились во франкских рыцарей; они не умели плавать по морям, но яростно рубились в конном бою. Нормандские герцоги научились управлять государством и с готовностью прислушивались к словам учёных епископов, передававших заветы Карла Великого. В то время, как в распавшемся государстве Каролингов царила анархия, герцоги умели поддерживать дисциплину среди своих вассалов и запрещали им строить замки и вести частные войны. Покорив Британию огнём и мечом, Вильгельм, прозванный Завоевателем, выделил феоды своим баронам, но сумел сдержать их алчность и дал всем почувствовать сильную руку короля. Подобно древним императорам, он проводил переписи и посылал чиновников собирать налоги; королевские замки высились по всей стране, внушая страх не только непокорным англосаксам, но и норманнским баронам.
Это было неспокойное время; норманны завладели поместьями и заставили крестьян отбывать барщину – но англосаксы не смирились. В густых лесах продолжали скрываться отряды "разбойников", и лихие молодцы вроде Робин Гуда неутомимо подкарауливали врагов. Англосаксы до такой степени ненавидели рыцарей, что во время баронских мятежей с готовностью снаряжали ополченцев на подмогу королю. В 1135 году, после смерти бездетного короля Генриха I (1100-1135), началась война за престол; воспользовавшись безвластием, бароны стали строить замки и грабить чужие деревни – на какое-то время Англия погрузилась в анархию, подобную той, которая царила на континенте. Только в 1154 году враждующие партии согласились признать наследником престола графа Генриха Анжуйского, крупнейшего вассала французского короля, владетеля всей Западной Франции.