Страница:
В XII веке войны коммун привели к выделению сильнейших, "знатных", городов, подчинивших себе мелкие коммуны и обширные сельские районы. На севере такими городами были Милан, Парма, Генуя, в Средней Италии – Флоренция, Болонья, Пиза. Но войны продолжались и побеждённые города обращались к императорам с жалобами на победителей, с просьбами восстановить справедливость и имперский порядок. Императоры были бессильны что-либо сделать; после позора Каноссы они утратили власть над германскими герцогами, и у них не было ни армии, ни денег. Герцоги выбирали императоров из своей среды и единственное, на что могли твёрдо рассчитывать эти выборные вожди – это на силы своего герцогства. В 1152 году престол "Священной Римской Империи" достался швабскому герцогу Фридриху Барбароссе, знаменитому рыцарю, всегда сражавшемуся в первых рядах, победителю всех турниров и покорителю дамских сердец. Барбаросса жил воспоминаниями об Оттоне Великом и славе былой Империи; он поклялся восстановить её во всей силе и первым делом объявил о всеобщем мире – о том, что его вассалы не имеют права сражаться между собой. В 1154 году он прибыл в Италию, выставил на Ронкальском поле свой щит и стал принимать жалобы от вассалов. Многие жаловались на Милан: миланцы жестоко обходились с соседями, разрушая до основания их города. Император призвал на помощь германских князей и, через четыре года вернувшись с большой армией, осадил Милан; миланцы испугались и вскоре капитулировали; вслед за ними сдались и другие непокорные коммуны. Император назначил в города своих наместников, но, как только они приступили к сбору налогов, Милан снова восстал. Собрав войска, Фридрих в 1161 году снова перешёл Альпы и осадил непокорный город; к императорским войскам присоединились ополчения враждебных Милану соседних городов. Осада продолжалась полгода, в Милане свирепствовал голод; наконец, миланцы сдались и вышли из ворот в одежде кающихся, босые, с верёвками на шее, с головами, посыпанными пеплом, и с горящими свечами в руках. Фридрих Барбаросса помиловал сдавшихся, но приказал разрушить Милан и, в знак проклятия, провести по развалинам плужную борозду. "Милан должен осушить ту чашу скорби, которую он готовил для других", – сказал Барбаросса.
Однако торжество императора оказалось преждевременным и недолгим. Папа Александр III не мог допустить возрождения Империи, он отлучил Фридриха от церкви и призвал его подданных к мятежу. Города Италии вновь восстали и объединились в Ломбардскую лигу, соседи примирились с миланцами и помогли им восстановить городские стены. В Германии тоже начались смуты, и прошло много лет, прежде чем Барбаросса смог собрать небольшую армию и вернуться в Италию. В мае 1176 года он встретился с ломбардскими рыцарями при Леньяно – и был наголову разбит, потерял всё своё войско, и сам чудом выбрался из страшной сечи. Итальянские города отстояли свою свободу. В следующем году императору пришлось пережить новую Каноссу: чтобы добиться снятия отлучения, он поцеловал ноги Александра III на паперти собора Святого Марка в Венеции. Было что-то символическое в том, что это произошло именно в Венеции: император, олицетворявший собой прошлое, мог видеть перед собой будущее. Сидя у ног папы, он видел перед собой многолюдный город, кварталы каменных домов, купеческие дворцы и корабли в порту. Мир деревень, рыцарей и замков уступал дорогу новому миру городов, торговли и ремёсел. В конце концов, это должно было произойти – должен был настать момент, когда демографическое давление достигнет невидимой грани и начнётся Сжатие. На глазах Барбароссы начиналась новая эпоха, эпоха, которая породит новую цивилизацию, новую революцию и новых самодержавных монархов. Но всё это должно было случиться через столетие – а пока императору оставалось поддерживать стремя лошади, на которой сидел папа, и с удивлением разглядывать этот новый мир.
COMUNE DEL POPOLO!
Законы истории всемогущи, как законы природы: вслед за зимой наступает весна и лето, вслед за веками варварства приходит возрождение и расцвет. Как бы ни сеяли варвары разрушение и смерть, всё равно природа берёт своё, и с течением веков население начинает расти; крестьяне принимаются отвоёвывать пашню у девственных лесов и топких болот – но земли всё равно не хватает. Начинается Сжатие, появляются безземельные бедняки, готовые работать за кусок хлеба – и рабство становится ненужным; сеньоры позволяют сервам выкупать свои повинности и уходить на четыре стороны. Те, кто не нашёл работы в деревне, идут в города и становятся ремесленниками; города начинают быстро расти, дома становятся всё выше и всё теснее прижимаются друг к другу, а за пределами городских стен возникают ремесленные предместья. Ремесленники конкурируют между собой и, чтобы не допустить в свою среду новичков, организуются в цехи; члены цеха – это уважаемые мастера, они договариваются между собой о ценах, количестве и качестве товара, и о числе подмастерьев-учеников. Каждый цех имеет своего святого покровителя, свою церковь, где он собирается обсуждать дела, свои праздники, свою казну и своё знамя, под которым выступает цеховое ополчение.
В начале XIII века власть в городе принадлежала заносчивым рыцарям, "нобилям", для которых смысл жизни состоял в войне – между собой или с соседними городами. Нобили строили укреплённые дворцы с башнями и разъезжали по городу в пышных одеждах, соревнуясь друг с другом в роскоши и размерах вооружённой свиты. В городской округе они владели замками и поместьями с сотнями и тысячами крестьян, рабов-сервов и подневольных крестьян-колонов. Знатные кланы ненавидели друг друга и с незапамятных времён вели кровные счёты – как Монтекки и Капулетти в Вероне:
В середине XIII века в бесконечную войну гибеллинов и гвельфов внезапно вмешалась новая сила – окрепшие цеховые ополчения. Время шло, ремесленные предместья росли, и никто не мог обещать, что ремесленники будут и дальше терпеть поборы и произвол рыцарей. Рыцарские кланы сами вовлекали ремесленников в борьбу, и настал момент, когда они ощутили на себе силу цехов. Цеховые ополчения обычно выступали на стороне гвельфов и изгоняли гибеллинов – а затем забирали власть в свои руки. Надменные нобили с удивлением увидели с башен своих дворцов вышедший на площадь вооружённый народ: расшитые цеховые знамена, море копий и направленные на дворец катапульты. "Comune del popolo! – кричала толпа. – Коммуна народа!" В 1240 году "пополаны" победили в Милане; в 1250 – во Флоренции, а затем революция, как пожар, охватила всю Северную Италию.
Восстания 1250-х годов были лишь первым ударом Революции, вслед за ними начались долгие гражданские войны. Города переходили из рук в руки, нобили то изгонялись из коммун, то снова овладевали ими, замки разрушались и восстанавливались. В конце концов, революция и война породили новых монархов – сначала их звали "капитанами народа", а потом просто "синьорами". Первым синьором Милана был благородный рыцарь и купец Мартино делла Торре, волею судьбы ставший вождём народа; он изгнал из города нобилей, разрушил множество замков, понизил цены на зерно и частично отменил долги. История повторялась – как раньше борьба народа с аристократами породила "тиранию", так и теперь она породила "синьорию" – и даже названия почти не изменились: "нобили", "патриции", "пополаны" – всё это были слова, общие для разных эпох. События прежнего демографического цикла повторялись в новом цикле, коммуна – это был древний полис, и полисы сражались между собой за торговое преобладание; Генуя боролась с Венецией так же, как раньше Коринф с Афинами. В этой борьбе за жизнь рождалась не только торговля и морские навыки, но и культура, наука, искусство – всё то, что называют цивилизацией.
РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Порой трудно определить, что это было – рождение нового или возрождение старого, настолько новое и старое переплетались между собой. Искорки древних знаний издавна сохранялись в монастырях, где монахи переписывали старые книги и учили молодых послушников латинской грамоте, чтобы они могли читать святую Библию. В те времена латынь была единственным письменным языком и, чтобы научиться грамоте, нужно было научиться латыни: сначала выучить наизусть полсотни псалмов, а потом освоить азбуку. Кроме того, в монастырской школе учили церковному пению и немного – счёту, в этом и заключалось тогдашнее образование. Грамотный человек, само собой, считался монахом и мог стать священником или писцом у графа – если только вёл достойную монаха жизнь, то есть не вступал в брак. С давних времён учёные монахи пытались собрать в одну книгу всё, что осталось от древних знаний и составляли обширные манускрипты, повествующие о житиях святых, магических свойствах чисел и немного – о медицине или географии. В VII веке Исидор Севильский написал двадцать томов «Этимологии», а столетием позже Беда Достопочтенный составил обширную «Церковную историю Англии». Потом в капелле Аахенского дворца была создана знаменитая Академия, которая давала императорам писцов и епископов, здесь сочиняли латинские стихи и вели летописи – из этих стихов и летописей видно, что тогдашние грамотеи представляли землю плоской, в виде огромного диска, окружённого океаном. Край земли терялся во мраке и был населён чудными племенами – одноногими людьми и людьми-волками. Легенда говорит, что в X веке молодой монах Герберт отправился в поисках знаний в Испанию; он учился «запретным наукам» у одного арабского мудреца, а потом соблазнил его дочь и с её помощью похитил тайные книги. В этих книгах было написано, что земля имеет форму шара, что числа можно записывать с помощью особых значков-цифр, и ещё многое другое. Впоследствии монах Герберт рассказывал обо всем этом людям и за свою учёность был избран папой под именем Сильвестра II – но мрак невежества был столь густым, что слушатели Герберта мало что поняли из его рассказов, и франки по-прежнему считали землю плоской.
Среди всех наук, которые дарит людям цивилизация, есть одна, которая небезразлична и варварам – это наука о продлении жизни, медицина. Арабский писатель оставил рассказ о том, как лечили франки больных во времена крестовых походов. Мусульманский эмир, дядя писателя, послал соседу-франку по его просьбе врача. Врач вернулся на удивление быстро и рассказал, что его позвали лечить рыцаря и женщину. У рыцаря был абсцесс на ноге, и араб применил припарки; женщина страдала "сухоткой", и врач предложил диету из свежих овощей. Обоим больным уже полегчало, но тут появился франкский врач. Недолго думая, он спросил рыцаря, что тот предпочитает: жить на свете с одной ногой, или умереть с двумя. Рыцарь сказал, что не хочет умирать, и врач заставил его положить ногу на колоду, а какой-то силач взял в руки топор. Первый удар не достиг цели, а второй раздробил кость, и рыцарь умер.
Затем франк осмотрел больную женщину и заявил, что в неё вселился бес и поэтому её надо остричь. Это не помогло, и "сухотка" усилилась – тогда франк сказал, что бес переселился в голову больной, сделал надрез на кости черепа и втёр туда соль. Женщина тут же умерла. После этого арабский врач спросил, не нужен ли он ещё, и вежливо попрощался с хозяевами.
Конечно, в попытках спасти жизнь больные обращались к разным врачам – и не только к знахарям своего племени. На юге Италии, где долго держалась власть Восточной Империи, в маленьком городке Салерно сохранилась старинная медицинская школа. Салернские врачи славились по всей Европе; в X веке здесь работал учёный еврей Донноло, знаток притираний и трав, а затем Константин Африканский, первый европеец, отправившийся на Восток, чтобы учиться медицине, и вернувшийся назад с трактатом знаменитого врача Хали Аббаса. Когда-то греческие философы учились мудрости в египетских храмах – теперь европейские учёные снова обратились к знаниям Востока. После того, как христиане отвоевали у мусульман столицу Испании Толедо, им достались богатые библиотеки с сотнями написанных арабской вязью книг. Епископ Раймунду призвал учёных монахов со всей Европы, и они вместе с арабскими и еврейскими мудрецами перевели эти книги – среди них был медицинский трактат Ибн Сины (Авиценны), философские манускрипты Ибн Рушда (Авероэсса), алхимические штудии Ибн Хайана (Гебера), а также арабские переводы Платона, Аристотеля, Евклида, Птолемея. В Испании европейцы познакомились с бумагой, магнитной иглой, механическими часами, перегонным кубом для получения алкоголя. Труды переводчиков продолжались в течение всего XII столетия, и всё это время грамотеи Европы тянулись в Испанию за новыми книгами. Учёных подталкивало нетерпение их учеников – ведь в XII веке в Европе открылась тяга к знаниям, выросли торговые города, и купцы не могли обойтись без образования. В городах появились "общие школы", доступные не только для монахов; в этих школах преподавали "семь свободных искусств", распадавшихся на "тривиум" и "квадриум". "Тривиум" – это были "грамматика", "риторика" и "диалектика", а "квадриум" состоял из "арифметики", "астрономии", "музыки" и "геометрии", причём "астрономия" в действительности была астрологией, а "геометрия" – географией. В арифметике большую часть курса занимало истолкование тайного смысла цифр, а вершиной премудрости считалось деление многозначных чисел. Под риторикой разумелось искусство составлять письма, грамоты и юридические документы – это была очень важная для горожан наука, которая со временем легла в основу всего высшего образования.
Варвары не признавали юридических тонкостей и обычно заканчивали свои споры поединком на мечах – но это было неприемлемо для горожан и купцов. Купцы решали свои дела в судах, действующих на основе "римского права", законов Римской Империи, некогда собранных в кодексе императора Юстиниана. Древние законы детально разъясняли важные для горожан споры о купле-продаже, о дарениях и завещаниях – и поэтому им продолжали следовать и в варварскую эпоху – хотя, конечно, многое было забыто. В конце XI века болонский ритор Ирнерий, как мог, восстановил кодекс Юстиниана и основал маленькую юридическую школу. Со временем эта школа разрослась, в Болонью стали приезжать тысячи учащихся со всей Европы, и в конце XII века школа Ирнерия превратилась в "университет" – учёную "корпорацию", цех с мастерами-магистрами, подмастерьями-бакалаврами и учениками-студентами. Как у всех цехов, у университета было своё знамя, свой устав, своя казна и свой старшина-ректор. Звание магистра (или доктора) присваивалось после экзамена-диспута, когда нового "мастера" облекали в мантию и вручали ему кольцо и книгу – символ науки. Римские папы поддерживали уважение к учёному цеху и наделяли докторов бенефициями – доходами от церковного имущества; они строили и общежития для бедных студентов, "коллегии"; позднее доктора стали читать в этих коллегиях лекции, и, таким образом, появились новые учебные заведения – колледжи. В университете было четыре факультета, один из них, "артистический", считался подготовительным: это была прежняя "общая школа", где изучали "семь свободных искусств". Лишь немногие студенты выдерживали все испытания и продолжали учёбу на старших факультетах – юридическом, медицинском и богословском. Юристы и медики учились пять лет, а богословы – пятнадцать; их было совсем мало, и по большей части это были монахи, посвятившие свою жизнь богу.
Появление университета принесло Болонье почёт и немалые выгоды, поэтому вскоре и другие города принялись заводить высшие школы по болонскому образцу. В середине XIII века в Италии было 8 университетов; один из них, Неаполитанский, был основан императором Фридрихом II, просвещенным монархом, который привлекал к своему блистательному двору учёных Запада и Востока. При дворе императора в Палермо жили Леонард Пизанский, снова ввёдший забытые было десятичные цифры и научивший людей считать на счётах, а также учёный шотландец Майкл Скотт, которого все считали волшебником и который перевёл для Фридриха аристотелеву "Историю животных". Фридрих переписывался с учёными Востока; и учёные Запада ездили на Восток, познавая незнакомый им мир. С ними соревновались купцы, искавшие новые рынки и новые доходы – они становились всё смелее и уезжали всё дальше. В 1271 году венецианский купец Никколо Поло с сыном Марко и братом Маффео отправились ко двору великого монгольского хана, в Китай. Венецианцы объехали всю Переднюю Азию, посетили Багдад, Ормуз, Самарканд, а затем после месячного перехода по пескам Великой Пустыни достигли Китая. Они подолгу останавливались в разных местах, расспрашивали людей о природе и обычаях, приценивались к товарам на рынке и изучали язык местных жителей. Великий хан Хубилай сделал венецианцев своими чиновниками и посылал их с поручениями в разные провинции. Марко Поло ездил на юго-восточную границу Китайской Империи, пробирался через покрытые снегом горы Тибета и джунгли Бирмы, потом три года управлял городом Янчжоу. В 1291 году хан Хубилай поручил венецианцам командование флотилией из 14 кораблей, отправлявшейся в Персию. Флотилия посетила Вьетнам, Суматру, Цейлон, останавливалась у берегов Индии и Аравии – венецианцы объехали весь обетованный мир и в 1295 году, наконец, вернулись на родину. К тому времени их давно считали погибшими, и родственники не признали своих близких в трёх заросших бородами путниках в татарской одежде. Однако затем недоразумение прояснилось, и семья Поло устроила богатый пир, на котором братья рассказали горожанам о своём путешествии. Марко Поло был избран в городской совет – но тут ему не повезло: командуя кораблём в морском сражении, он попал в плен к генуэзцам и около года просидел в тюрьме, где и продиктовал свои воспоминания пизанцу Рустичано. Книга Марко Поло открыла европейцам глаза на огромный окружающий их мир; ею зачитывались купцы и рыцари; восторженные юноши мечтали о сокровищах Востока, о морях, парусах и дальних странах. Если Христофор Колумб открыл Америку, то Марко Поло открыл Азию – и это было величайшее открытие средних веков. Он мерял шагами тесную тюремную камеру и взволнованно рассказывал Рустичано о своём открытии. Мы шли по великой пустыне, говорил Марко Поло, там всюду горы, пески и долины, и нет никакой еды. Там нет ни птиц, ни зверей, и только духи пристают к путешественникам, и чудится, что они играют на инструментах и зовут тебя – но нельзя идти к ним: собьешься с дороги. И так мы шли месяц и, наконец, увидели новую землю:
– И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…
ИТАЛЬЯНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
Университеты, предприимчивые купцы и просвещённые монархи – таковы были штрихи картины нового мира – но главный план на этой картине занимали многолюдные и процветающие города. В течение XIII столетия города выросли в несколько раз, и некоторые из них – Венеция, Милан, Флоренция – имели по сто тысяч жителей. Это была картина, непохожая на города Востока: узенькие, в ширину копья, улочки и высокие, стоящие вплотную друг к другу трёх-четырёхэтажные дома. Здания были большей частью кирпичные, оштукатуренные и окрашенные в разные цвета, с узкими вытянутыми вверх фасадами и черепичными крышами. На ночь окна наглухо закрывались ставнями и дома превращались в крепости. В нижних этажах зданий располагались лавки и мастерские; Милан был знаменит своим оружием, а Флоренция прославилась сукноделием, в городе было около 300 сукнодельческих мастерских. Хозяином мастерских был обычно богатый купец, он закупал шерсть и согласовывал работу мойщиков, чесальщиков, прядильщиков, ткачей, красильщиков – всего в производстве сукна было больше 20 операций, одни из которых проводились в мастерской, а другие – рабочими на дому. Ткацкие и прядильные станки были старинной римской конструкции – но в производстве шёлка использовались и настоящие машины: в 1273 году в Болонье механик Франческо Боридано построил шёлкомотальную машину, приводимую в движение водяным колесом и заменявшую 400 рабочих! Это было чудо техники, предвещавшее наступление грядущей эпохи машин – но от этой первой машины до промышленной революции прошло пять столетий.
Ремёсла давали жизнь итальянским городам; ткани и оружие везли в Венецию, и отсюда товары расходились по всему Средиземноморью – обратно привозили зерно, солёную рыбу, пряности, восточные шелка, красители для мастерских. Из Генуи и Пизы товары перевозили в Марсель, а оттуда караваны загруженных тюками лошадей двигались в Париж и на знаменитые ярмарки провинции Шампань; здесь итальянцы закупали английскую шерсть и фламандские сукна. Дорога через Францию была небезопасна, и поэтому купцы предпочитали не возить с собой денег: они передавали их ростовщикам Флоренции или Сиены в обмен на расписки-векселя, по которым можно было получить деньги в Париже. Ростовщики-менялы Сиены вели операции по всей Европе: они брали у римского папы откупа на церковную десятину и, заплатив условленный аванс, затем собирали подати. Особенно крупные дела вели менялы из рода Бунсиньори, основавшие в середине XIII века компанию "Большой банк Бунсиньори"; в то время банком называли стол, за которым ростовщики меняли монеты. Вообще-то ростовщичество было запрещено церковью: "Взаймы давайте, не ожидая ничего, – говорил Христос, – и будет вам награда великая". Ростовщичество в средние века было профессией евреев, и лишь в XIII веке эта запрещённая деятельность была освоена не боявшимися бога итальянскими банкирами. Богатство этих выскочек было пропорционально их наглости: когда после смерти Фридриха II его зять был вынужден заложить золотой императорский трон, его выкупил генуэзский ростовщик, неотёсанный мужлан по прозвищу "Съешь корову". "Съешь корову" сидел на троне за обеденным столом и угощал своих компаньонов – таких же мужиков, как он сам, а задолжавшие дворяне толпились в прихожей. Сам король Англии был в должниках у флорентинских банкиров Барди; все его доходы были описаны и шли итальянцам, а король получал столько, сколько ему выделяли Барди. Целые улицы в итальянских городах занимали отделанные мрамором дворцы новых богачей – изящные здания с колоннами, лоджиями и башенками. Фасады самых красивых зданий выходили на широкую центральную площадь, туда, где возвышались дворец синьории и кафедральный собор – гордость всех горожан. Собор был символом города, и коммуны соревновались друг с другом в роскоши и величии главного храма.
Однако торжество императора оказалось преждевременным и недолгим. Папа Александр III не мог допустить возрождения Империи, он отлучил Фридриха от церкви и призвал его подданных к мятежу. Города Италии вновь восстали и объединились в Ломбардскую лигу, соседи примирились с миланцами и помогли им восстановить городские стены. В Германии тоже начались смуты, и прошло много лет, прежде чем Барбаросса смог собрать небольшую армию и вернуться в Италию. В мае 1176 года он встретился с ломбардскими рыцарями при Леньяно – и был наголову разбит, потерял всё своё войско, и сам чудом выбрался из страшной сечи. Итальянские города отстояли свою свободу. В следующем году императору пришлось пережить новую Каноссу: чтобы добиться снятия отлучения, он поцеловал ноги Александра III на паперти собора Святого Марка в Венеции. Было что-то символическое в том, что это произошло именно в Венеции: император, олицетворявший собой прошлое, мог видеть перед собой будущее. Сидя у ног папы, он видел перед собой многолюдный город, кварталы каменных домов, купеческие дворцы и корабли в порту. Мир деревень, рыцарей и замков уступал дорогу новому миру городов, торговли и ремёсел. В конце концов, это должно было произойти – должен был настать момент, когда демографическое давление достигнет невидимой грани и начнётся Сжатие. На глазах Барбароссы начиналась новая эпоха, эпоха, которая породит новую цивилизацию, новую революцию и новых самодержавных монархов. Но всё это должно было случиться через столетие – а пока императору оставалось поддерживать стремя лошади, на которой сидел папа, и с удивлением разглядывать этот новый мир.
COMUNE DEL POPOLO!
И народ добился всего, чего желал.
Хроника Пармы .
Законы истории всемогущи, как законы природы: вслед за зимой наступает весна и лето, вслед за веками варварства приходит возрождение и расцвет. Как бы ни сеяли варвары разрушение и смерть, всё равно природа берёт своё, и с течением веков население начинает расти; крестьяне принимаются отвоёвывать пашню у девственных лесов и топких болот – но земли всё равно не хватает. Начинается Сжатие, появляются безземельные бедняки, готовые работать за кусок хлеба – и рабство становится ненужным; сеньоры позволяют сервам выкупать свои повинности и уходить на четыре стороны. Те, кто не нашёл работы в деревне, идут в города и становятся ремесленниками; города начинают быстро расти, дома становятся всё выше и всё теснее прижимаются друг к другу, а за пределами городских стен возникают ремесленные предместья. Ремесленники конкурируют между собой и, чтобы не допустить в свою среду новичков, организуются в цехи; члены цеха – это уважаемые мастера, они договариваются между собой о ценах, количестве и качестве товара, и о числе подмастерьев-учеников. Каждый цех имеет своего святого покровителя, свою церковь, где он собирается обсуждать дела, свои праздники, свою казну и своё знамя, под которым выступает цеховое ополчение.
В начале XIII века власть в городе принадлежала заносчивым рыцарям, "нобилям", для которых смысл жизни состоял в войне – между собой или с соседними городами. Нобили строили укреплённые дворцы с башнями и разъезжали по городу в пышных одеждах, соревнуясь друг с другом в роскоши и размерах вооружённой свиты. В городской округе они владели замками и поместьями с сотнями и тысячами крестьян, рабов-сервов и подневольных крестьян-колонов. Знатные кланы ненавидели друг друга и с незапамятных времён вели кровные счёты – как Монтекки и Капулетти в Вероне:
В своей кровной вражде одни рыцарские кланы призывали на помощь императора, а другие – папу, и вся Италия делилась на два лагеря – сторонников императора и сторонников папы, "гибеллинов" и "гвельфов". Императором в то время был Фридрих II (1212-50), внук Барбароссы, унаследовавший от отца германские владения, а от матери – норманнское королевство в Южной Италии. Власть императора в Германии была призрачной, и Фридрих предпочитал жить на Сицилии, лишь недавно отвоёванной у арабов. Он подражал арабским халифам, окружил себя восточной роскошью, учёными и поэтами – и сам сочинял стихи; он знал пять языков, в том числе и арабский. По примеру своего деда Фридрих II пытался подчинить итальянские коммуны – но добился лишь того, что папа отлучил его от церкви и провозгласил против него крестовый поход. В конце концов, после смерти Фридриха Южная Италия была завоёвана крестоносцами, которых возглавлял брат французского короля Карл Анжуйский.
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья…
В середине XIII века в бесконечную войну гибеллинов и гвельфов внезапно вмешалась новая сила – окрепшие цеховые ополчения. Время шло, ремесленные предместья росли, и никто не мог обещать, что ремесленники будут и дальше терпеть поборы и произвол рыцарей. Рыцарские кланы сами вовлекали ремесленников в борьбу, и настал момент, когда они ощутили на себе силу цехов. Цеховые ополчения обычно выступали на стороне гвельфов и изгоняли гибеллинов – а затем забирали власть в свои руки. Надменные нобили с удивлением увидели с башен своих дворцов вышедший на площадь вооружённый народ: расшитые цеховые знамена, море копий и направленные на дворец катапульты. "Comune del popolo! – кричала толпа. – Коммуна народа!" В 1240 году "пополаны" победили в Милане; в 1250 – во Флоренции, а затем революция, как пожар, охватила всю Северную Италию.
Народ изгонял нобилей, разрушал их башни и освобождал крестьян в их поместьях; в конце концов, все крестьяне получили свободу – одни безвозмездно, другие – за выкуп. Поскольку бог создал людей свободными, говорилось в "Райском акте" болонской коммуны, то им следует вернуть утраченную свободу. "Поэтому знатное государство Болонья, помня о прошлом и предвидя будущее, во имя Спасителя нашего Господа Иисуса Христа, выкупает всех связанных рабским состоянием и объявляет их свободными!"
Сюда! С дубьём и кольями! Лупи!
Долой Монтекки вместе с Капулетти!
Восстания 1250-х годов были лишь первым ударом Революции, вслед за ними начались долгие гражданские войны. Города переходили из рук в руки, нобили то изгонялись из коммун, то снова овладевали ими, замки разрушались и восстанавливались. В конце концов, революция и война породили новых монархов – сначала их звали "капитанами народа", а потом просто "синьорами". Первым синьором Милана был благородный рыцарь и купец Мартино делла Торре, волею судьбы ставший вождём народа; он изгнал из города нобилей, разрушил множество замков, понизил цены на зерно и частично отменил долги. История повторялась – как раньше борьба народа с аристократами породила "тиранию", так и теперь она породила "синьорию" – и даже названия почти не изменились: "нобили", "патриции", "пополаны" – всё это были слова, общие для разных эпох. События прежнего демографического цикла повторялись в новом цикле, коммуна – это был древний полис, и полисы сражались между собой за торговое преобладание; Генуя боролась с Венецией так же, как раньше Коринф с Афинами. В этой борьбе за жизнь рождалась не только торговля и морские навыки, но и культура, наука, искусство – всё то, что называют цивилизацией.
РОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
И увидел я новое небо и новую землю, ибо
прежнее небо и прежняя земля миновали.
Откровение Иоанна Богослова .
Порой трудно определить, что это было – рождение нового или возрождение старого, настолько новое и старое переплетались между собой. Искорки древних знаний издавна сохранялись в монастырях, где монахи переписывали старые книги и учили молодых послушников латинской грамоте, чтобы они могли читать святую Библию. В те времена латынь была единственным письменным языком и, чтобы научиться грамоте, нужно было научиться латыни: сначала выучить наизусть полсотни псалмов, а потом освоить азбуку. Кроме того, в монастырской школе учили церковному пению и немного – счёту, в этом и заключалось тогдашнее образование. Грамотный человек, само собой, считался монахом и мог стать священником или писцом у графа – если только вёл достойную монаха жизнь, то есть не вступал в брак. С давних времён учёные монахи пытались собрать в одну книгу всё, что осталось от древних знаний и составляли обширные манускрипты, повествующие о житиях святых, магических свойствах чисел и немного – о медицине или географии. В VII веке Исидор Севильский написал двадцать томов «Этимологии», а столетием позже Беда Достопочтенный составил обширную «Церковную историю Англии». Потом в капелле Аахенского дворца была создана знаменитая Академия, которая давала императорам писцов и епископов, здесь сочиняли латинские стихи и вели летописи – из этих стихов и летописей видно, что тогдашние грамотеи представляли землю плоской, в виде огромного диска, окружённого океаном. Край земли терялся во мраке и был населён чудными племенами – одноногими людьми и людьми-волками. Легенда говорит, что в X веке молодой монах Герберт отправился в поисках знаний в Испанию; он учился «запретным наукам» у одного арабского мудреца, а потом соблазнил его дочь и с её помощью похитил тайные книги. В этих книгах было написано, что земля имеет форму шара, что числа можно записывать с помощью особых значков-цифр, и ещё многое другое. Впоследствии монах Герберт рассказывал обо всем этом людям и за свою учёность был избран папой под именем Сильвестра II – но мрак невежества был столь густым, что слушатели Герберта мало что поняли из его рассказов, и франки по-прежнему считали землю плоской.
Среди всех наук, которые дарит людям цивилизация, есть одна, которая небезразлична и варварам – это наука о продлении жизни, медицина. Арабский писатель оставил рассказ о том, как лечили франки больных во времена крестовых походов. Мусульманский эмир, дядя писателя, послал соседу-франку по его просьбе врача. Врач вернулся на удивление быстро и рассказал, что его позвали лечить рыцаря и женщину. У рыцаря был абсцесс на ноге, и араб применил припарки; женщина страдала "сухоткой", и врач предложил диету из свежих овощей. Обоим больным уже полегчало, но тут появился франкский врач. Недолго думая, он спросил рыцаря, что тот предпочитает: жить на свете с одной ногой, или умереть с двумя. Рыцарь сказал, что не хочет умирать, и врач заставил его положить ногу на колоду, а какой-то силач взял в руки топор. Первый удар не достиг цели, а второй раздробил кость, и рыцарь умер.
Затем франк осмотрел больную женщину и заявил, что в неё вселился бес и поэтому её надо остричь. Это не помогло, и "сухотка" усилилась – тогда франк сказал, что бес переселился в голову больной, сделал надрез на кости черепа и втёр туда соль. Женщина тут же умерла. После этого арабский врач спросил, не нужен ли он ещё, и вежливо попрощался с хозяевами.
Конечно, в попытках спасти жизнь больные обращались к разным врачам – и не только к знахарям своего племени. На юге Италии, где долго держалась власть Восточной Империи, в маленьком городке Салерно сохранилась старинная медицинская школа. Салернские врачи славились по всей Европе; в X веке здесь работал учёный еврей Донноло, знаток притираний и трав, а затем Константин Африканский, первый европеец, отправившийся на Восток, чтобы учиться медицине, и вернувшийся назад с трактатом знаменитого врача Хали Аббаса. Когда-то греческие философы учились мудрости в египетских храмах – теперь европейские учёные снова обратились к знаниям Востока. После того, как христиане отвоевали у мусульман столицу Испании Толедо, им достались богатые библиотеки с сотнями написанных арабской вязью книг. Епископ Раймунду призвал учёных монахов со всей Европы, и они вместе с арабскими и еврейскими мудрецами перевели эти книги – среди них был медицинский трактат Ибн Сины (Авиценны), философские манускрипты Ибн Рушда (Авероэсса), алхимические штудии Ибн Хайана (Гебера), а также арабские переводы Платона, Аристотеля, Евклида, Птолемея. В Испании европейцы познакомились с бумагой, магнитной иглой, механическими часами, перегонным кубом для получения алкоголя. Труды переводчиков продолжались в течение всего XII столетия, и всё это время грамотеи Европы тянулись в Испанию за новыми книгами. Учёных подталкивало нетерпение их учеников – ведь в XII веке в Европе открылась тяга к знаниям, выросли торговые города, и купцы не могли обойтись без образования. В городах появились "общие школы", доступные не только для монахов; в этих школах преподавали "семь свободных искусств", распадавшихся на "тривиум" и "квадриум". "Тривиум" – это были "грамматика", "риторика" и "диалектика", а "квадриум" состоял из "арифметики", "астрономии", "музыки" и "геометрии", причём "астрономия" в действительности была астрологией, а "геометрия" – географией. В арифметике большую часть курса занимало истолкование тайного смысла цифр, а вершиной премудрости считалось деление многозначных чисел. Под риторикой разумелось искусство составлять письма, грамоты и юридические документы – это была очень важная для горожан наука, которая со временем легла в основу всего высшего образования.
Варвары не признавали юридических тонкостей и обычно заканчивали свои споры поединком на мечах – но это было неприемлемо для горожан и купцов. Купцы решали свои дела в судах, действующих на основе "римского права", законов Римской Империи, некогда собранных в кодексе императора Юстиниана. Древние законы детально разъясняли важные для горожан споры о купле-продаже, о дарениях и завещаниях – и поэтому им продолжали следовать и в варварскую эпоху – хотя, конечно, многое было забыто. В конце XI века болонский ритор Ирнерий, как мог, восстановил кодекс Юстиниана и основал маленькую юридическую школу. Со временем эта школа разрослась, в Болонью стали приезжать тысячи учащихся со всей Европы, и в конце XII века школа Ирнерия превратилась в "университет" – учёную "корпорацию", цех с мастерами-магистрами, подмастерьями-бакалаврами и учениками-студентами. Как у всех цехов, у университета было своё знамя, свой устав, своя казна и свой старшина-ректор. Звание магистра (или доктора) присваивалось после экзамена-диспута, когда нового "мастера" облекали в мантию и вручали ему кольцо и книгу – символ науки. Римские папы поддерживали уважение к учёному цеху и наделяли докторов бенефициями – доходами от церковного имущества; они строили и общежития для бедных студентов, "коллегии"; позднее доктора стали читать в этих коллегиях лекции, и, таким образом, появились новые учебные заведения – колледжи. В университете было четыре факультета, один из них, "артистический", считался подготовительным: это была прежняя "общая школа", где изучали "семь свободных искусств". Лишь немногие студенты выдерживали все испытания и продолжали учёбу на старших факультетах – юридическом, медицинском и богословском. Юристы и медики учились пять лет, а богословы – пятнадцать; их было совсем мало, и по большей части это были монахи, посвятившие свою жизнь богу.
Появление университета принесло Болонье почёт и немалые выгоды, поэтому вскоре и другие города принялись заводить высшие школы по болонскому образцу. В середине XIII века в Италии было 8 университетов; один из них, Неаполитанский, был основан императором Фридрихом II, просвещенным монархом, который привлекал к своему блистательному двору учёных Запада и Востока. При дворе императора в Палермо жили Леонард Пизанский, снова ввёдший забытые было десятичные цифры и научивший людей считать на счётах, а также учёный шотландец Майкл Скотт, которого все считали волшебником и который перевёл для Фридриха аристотелеву "Историю животных". Фридрих переписывался с учёными Востока; и учёные Запада ездили на Восток, познавая незнакомый им мир. С ними соревновались купцы, искавшие новые рынки и новые доходы – они становились всё смелее и уезжали всё дальше. В 1271 году венецианский купец Никколо Поло с сыном Марко и братом Маффео отправились ко двору великого монгольского хана, в Китай. Венецианцы объехали всю Переднюю Азию, посетили Багдад, Ормуз, Самарканд, а затем после месячного перехода по пескам Великой Пустыни достигли Китая. Они подолгу останавливались в разных местах, расспрашивали людей о природе и обычаях, приценивались к товарам на рынке и изучали язык местных жителей. Великий хан Хубилай сделал венецианцев своими чиновниками и посылал их с поручениями в разные провинции. Марко Поло ездил на юго-восточную границу Китайской Империи, пробирался через покрытые снегом горы Тибета и джунгли Бирмы, потом три года управлял городом Янчжоу. В 1291 году хан Хубилай поручил венецианцам командование флотилией из 14 кораблей, отправлявшейся в Персию. Флотилия посетила Вьетнам, Суматру, Цейлон, останавливалась у берегов Индии и Аравии – венецианцы объехали весь обетованный мир и в 1295 году, наконец, вернулись на родину. К тому времени их давно считали погибшими, и родственники не признали своих близких в трёх заросших бородами путниках в татарской одежде. Однако затем недоразумение прояснилось, и семья Поло устроила богатый пир, на котором братья рассказали горожанам о своём путешествии. Марко Поло был избран в городской совет – но тут ему не повезло: командуя кораблём в морском сражении, он попал в плен к генуэзцам и около года просидел в тюрьме, где и продиктовал свои воспоминания пизанцу Рустичано. Книга Марко Поло открыла европейцам глаза на огромный окружающий их мир; ею зачитывались купцы и рыцари; восторженные юноши мечтали о сокровищах Востока, о морях, парусах и дальних странах. Если Христофор Колумб открыл Америку, то Марко Поло открыл Азию – и это было величайшее открытие средних веков. Он мерял шагами тесную тюремную камеру и взволнованно рассказывал Рустичано о своём открытии. Мы шли по великой пустыне, говорил Марко Поло, там всюду горы, пески и долины, и нет никакой еды. Там нет ни птиц, ни зверей, и только духи пристают к путешественникам, и чудится, что они играют на инструментах и зовут тебя – но нельзя идти к ним: собьешься с дороги. И так мы шли месяц и, наконец, увидели новую землю:
– И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…
ИТАЛЬЯНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
И сказали они: "Построим себе город
и башню, высотой до небес…"
Бытие, 11.
Университеты, предприимчивые купцы и просвещённые монархи – таковы были штрихи картины нового мира – но главный план на этой картине занимали многолюдные и процветающие города. В течение XIII столетия города выросли в несколько раз, и некоторые из них – Венеция, Милан, Флоренция – имели по сто тысяч жителей. Это была картина, непохожая на города Востока: узенькие, в ширину копья, улочки и высокие, стоящие вплотную друг к другу трёх-четырёхэтажные дома. Здания были большей частью кирпичные, оштукатуренные и окрашенные в разные цвета, с узкими вытянутыми вверх фасадами и черепичными крышами. На ночь окна наглухо закрывались ставнями и дома превращались в крепости. В нижних этажах зданий располагались лавки и мастерские; Милан был знаменит своим оружием, а Флоренция прославилась сукноделием, в городе было около 300 сукнодельческих мастерских. Хозяином мастерских был обычно богатый купец, он закупал шерсть и согласовывал работу мойщиков, чесальщиков, прядильщиков, ткачей, красильщиков – всего в производстве сукна было больше 20 операций, одни из которых проводились в мастерской, а другие – рабочими на дому. Ткацкие и прядильные станки были старинной римской конструкции – но в производстве шёлка использовались и настоящие машины: в 1273 году в Болонье механик Франческо Боридано построил шёлкомотальную машину, приводимую в движение водяным колесом и заменявшую 400 рабочих! Это было чудо техники, предвещавшее наступление грядущей эпохи машин – но от этой первой машины до промышленной революции прошло пять столетий.
Ремёсла давали жизнь итальянским городам; ткани и оружие везли в Венецию, и отсюда товары расходились по всему Средиземноморью – обратно привозили зерно, солёную рыбу, пряности, восточные шелка, красители для мастерских. Из Генуи и Пизы товары перевозили в Марсель, а оттуда караваны загруженных тюками лошадей двигались в Париж и на знаменитые ярмарки провинции Шампань; здесь итальянцы закупали английскую шерсть и фламандские сукна. Дорога через Францию была небезопасна, и поэтому купцы предпочитали не возить с собой денег: они передавали их ростовщикам Флоренции или Сиены в обмен на расписки-векселя, по которым можно было получить деньги в Париже. Ростовщики-менялы Сиены вели операции по всей Европе: они брали у римского папы откупа на церковную десятину и, заплатив условленный аванс, затем собирали подати. Особенно крупные дела вели менялы из рода Бунсиньори, основавшие в середине XIII века компанию "Большой банк Бунсиньори"; в то время банком называли стол, за которым ростовщики меняли монеты. Вообще-то ростовщичество было запрещено церковью: "Взаймы давайте, не ожидая ничего, – говорил Христос, – и будет вам награда великая". Ростовщичество в средние века было профессией евреев, и лишь в XIII веке эта запрещённая деятельность была освоена не боявшимися бога итальянскими банкирами. Богатство этих выскочек было пропорционально их наглости: когда после смерти Фридриха II его зять был вынужден заложить золотой императорский трон, его выкупил генуэзский ростовщик, неотёсанный мужлан по прозвищу "Съешь корову". "Съешь корову" сидел на троне за обеденным столом и угощал своих компаньонов – таких же мужиков, как он сам, а задолжавшие дворяне толпились в прихожей. Сам король Англии был в должниках у флорентинских банкиров Барди; все его доходы были описаны и шли итальянцам, а король получал столько, сколько ему выделяли Барди. Целые улицы в итальянских городах занимали отделанные мрамором дворцы новых богачей – изящные здания с колоннами, лоджиями и башенками. Фасады самых красивых зданий выходили на широкую центральную площадь, туда, где возвышались дворец синьории и кафедральный собор – гордость всех горожан. Собор был символом города, и коммуны соревновались друг с другом в роскоши и величии главного храма.