Страница:
лака" обрушивая репрессии на простого труженика -- крестьянина, что вело лишь к усилению басмачества, предупреждал руководящие органы и следователь ВЧК в Туркестане П. П. Вильцин. Жестокость расправ была обоюдной. Чекисты поступали с врагами столь же по-варварски, как и те с коммунистами и красноармейцами. Так, например, в сентябре 1920 г. работник Особого отдела Туркфронта пишет письмо, в котором похваляется своей изуверской "доблестью": "Работаю в Особом Отделе. В мое распоряжение дали недавно приехавших 10 шпионов из Крыма, пробиравшихся в Бухару (речь шла скорее всего о представителях национальной партии Крымских татар Милли-Фирка -- Авт.), но от Особого Отдела не уйдешь. Я их поодиночке выводил во двор и мучил, острой палкой отрубал руки и ноги и в бешенстве кричал, что это за умирающих коммунистов. Продержал до 10 часов вечера, пока не уничтожил всех". Думается, что подобный случай -- не единичен.
Однако классовый подход и борьба за мировую революцию выстраивали свои приоритеты. Интернационализм в его практической реализации стал рассматриваться как право на игнорирование национальной независимости. В нем потенциально было заложено и велико-державие. В борьбе за мировую революцию начала оформляться концепция "красного империализма". "Мировая коммунистическая республика с Лениным во главе" -- этот лозунг был весьма популярен в 20-е годы. Под флагом советизации и "освобождения трудящихся" происходило постепенное восстановление былой державы. Это обстоятельство было проницательно оценено в белогвардейском лагере уже в 1919 г. как переход "белой идеи" в "красную". В понимании сути такого процесса кроются и надежды сменовеховцев и "патриотические" повороты в отношении СССР ряда деятелей эмиграции, в целом, конечно, на дух не переносивших большевизма. В 1923 году, когда, казалось, революция в Германии вот-вот должна была вспыхнуть, РКП (б) активно готовила своих членов и народ в целом к "оказанию помощи" германской революции. На встречу с Гучковым поехал специальный посланец Троцкого Беренс для переговоров о пропуске белогвардейскими частями Красной Армии. Правда, "интернациональную интервенцию" осуществить не удалось. Кстати, многие люди в России дали подобным попыткам, имевшим место еще в 1918 году, достойную оценку. "Надо быть последовательным, -- писал Ленину некий И. Балашев из Петро
града. -- Мы желаем свободы для себя -- должны соблюдать этот принцип и в отношении к другим, тогда только они станут уважать нашу свободу, без нее же нет для человека ни достоинства, ни счастья на земле. Ваш же деспотизм и насилие является таким же невыносимым гнетом, что в сравнении с ним царский режим казался прямо легким... совесть народов -- в том числе и нашего подскажет, что идеал, требующий для своего осуществления применения грубой силы, несправедливости и потоков крови, есть несомненно идеал ложный и весьма опасный".
Но предостережения не были услышаны. Характерны тезисы доклада А. Микояна "К положению на Кавказе", посланные Ленину в декабре 1919 года. В них прямо говорилось о возможности для коммунистов готовить "государственный переворот" в республиках Закавказья, "свержение их правительств", а затем перейти к "слиянию" их "в одну государственную единицу с Россией" и таким путем "заложить фундамент рождающейся мировой республики Советов". Сценарий затем реализуется столь стремительно, что полномочный представитель РСФСР в Армении в полном недоумении пишет руководству: "О вступлении красных войск в Армению мы не были предупреждены и даже после того, как это стало фактом, нам продолжали сообщать, что красных войск в Армении нет и имеется лишь отряд армянских повстанцев".
В марте 1920 г. Ленин получает письмо от М. М. Эссен из Грузии, в котором она предупреждает, что большевистская тактика непризнания суверенного грузинского государства играет на руку их противникам. В начале мая подписывается мирный договор между Советской Россией и Грузией, по которому РСФСР "безоговорочно" признала суверенитет и независимость грузинского государства. В то же самое время Орджоникидзе и Киров посылают Ленину шифрованную телеграмму, в которой говорилось следующее: "Обеспечить за Советской Россией Азербайджан, не владея Грузией, почти невозможно... Владея Грузией, мы вышибем англичан с восточного берега Черного моря, открываем путь в Турцию... Завоевание Азербайджана и оставление Грузии произведет самое гнусное впечатление на мусульман". А несколько позже Ленину пишет один Киров. Он сетует на атмосферу подозрительности, "самые чудовищные слухи" вокруг представительства РСФСР в Грузии. В частности, "на днях итальянский посол в Грузии Меркантелли мне простодушно заявил -- пишет Киров -- мы, -- сказал он, -- внимательно
смотрим на вашу работу здесь и хотим проверить лишний раз ваше отношение к буржуазным республикам -- то есть способны ли вы жить в мире с соседями. Все уверены, что вы скоро покажете свое отношение к мирному договору как к клочку бумаги". Что и произошло.
В. И. Ленин хорошо понимал значимость национального вопроса для реализации стратегических задач партии в условиях многонационального государства. Известны его высказывания о необходимости ликвидации имевшей место при царизме "национальной травли и грызни". Вождь большевиков призывал к терпимости и уступкам в области межнациональных отношений. Однако классовый подход и здесь выстраивал свою систему координат. Ленин писал не просто о союзе, а о "союзе социалистическом", направленном на укрепление фронта трудящихся всех наций против буржуазии всех наций. Весьма показательной в этом плане явилась его работа "Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата", написанная в декабре 1919 года. Настаивая на необходимости борьбы с великорусским шовинизмом, Ленин замечает: "Мы обязаны именно в национальном вопросе, как сравнительно маловажном (для интернационалиста вопрос о границах государств вопрос второстепенный, если не десятстепенный), идти на уступки". Такая тактика, по Ленину, поможет непролетарским трудящимся массам изжить "колебания" -- то есть испробовать различные формы государственных отношений. Гарантом изживания подобных колебаний является "нетерпимость и беспощадность, непримиримость и непреклонность" в главном вопросе -- пролетарской (а по существу партийной) диктатуры.
В этом, воспользуемся ленинским термином, "гвоздь" национальной политики большевиков. Ее можно сравнить со своего рода национальным нэпом, когда конечная цель -- создание мировой коммунистической республики требует на какое-то время, до перехода "к полному единству", учета национального момента. Но всем процессом должна руководить Коммунистическая партия, интересы ее идеологии и политики во всех случаях являются определяющими. Именно сквозь призму этой "генеральной линии" и следует рассматривать ход создания советского многонационального государства.
Первые годы Советской власти характеризовались определенным поиском форм национальной государственности народов. Позитивным в нем были попытки апро
бировать разные варианты этой государственности, которые должны были учитывать демографическую, этнографическую, социально-экономическую специфику того или иного региона. Наряду с национально-территориальным принципом создания государственности, ставился вопрос о принципе территориальном, что давало бы возможность выделить, скажем, русскую республику. Присутствовали предложения (они были и у Ленина) о дополнении национально-территориальной автономии -- культурно-национальной. Словом, речь шла о том, чтобы как-то отойти от жесткой унификации, единого централистского шаблона в развитии национальной государственности.
Однако, к сожалению, события пошли по иному руслу. В столкновении между идеологическими приоритетами и реальными интересами народов первые в конечном итоге всегда побеждали. Власть партии могла утвердиться только в определенных рамках, партийное единство требовало "единства" государственного, и партийные органы стремились искусственно форсировать данный процесс, используя методы административного нажима.
И дело заключается не только в том, что решали, но и как это делали. Осуществлялось "партийное руководство" национальными процессами "сверху" --через Политбюро, Оргбюро ЦК РКП, на съездах, пленумах, партийных активах. При партийных и государственных органах не было создано институтов научной этнологической экспертизы. Конечные решения не предваряли опросами населения, референдумами. И многое делалось волюнтаристски, непрофессионально.
Действительно, в практике договоров, заключенных между республиками, к началу 20-х годов обнаружились "расстыковки", несогласованность, функциональные сбои. Наверное, необходимо было устранять эти проблемы, не спеша совершенствовать систему горизонтальных связей между республиками, но... "глас народа" -- Пленум ЦК Компартии Украины в 1922 г. ставит вопрос перед ЦК РКП о создании специальной комиссии для этих целей. Вот так, "комиссиями ЦК" и решали серьезнейшие вопросы. На этом же уровне проходило затем национально-территориальное размежевание в Средней Азии, когда представлявший собой единый экономический комплекс многонациональный регион, с этнической "чересполосицей" рассекли путем административной реформы сверху, подгоняя под "типовые блоки" складывавшейся системы партии --государства. Так, сверху нередко проводили и
другие акции в области национального строительства. Вместо того, чтобы дать возможность народам вырастить снизу свой "продукт", посылали "бригады строителей" -- полпредов ЦК -- Туркбюро, Средазбюро, Закбюро и т. п. В итоге -- оставили "свищи" на стыках республиканских границ, явившиеся результатом чисто политических комбинаций, поделили народы на "перво"- и "второсортные".
Для большевистской партии, фактически порвавшей с присущей социал-демократии идеей эволюционного (реформистского) развития, была присуща ориентация на революционный скачок, "спрямление" исторического пути. Это наглядно проявилось и в национальном вопросе. Кстати, в самых последних ленинских работах начинают звучать уже более реалистические ноты. В его записках "К вопросу о национальностях или об "автономизации" имеются достаточно серьезные противоречия -- "оставить и укрепить союз социалистических республик" или "оставить союз социалистических республик в отношении дипломатического аппарата". Похоже, что Ленин проявлял колебания и готовой модели союзного государства у него не было (хотя сверхзадача --установка на победу мировой революции оставалась).
Несомненно, Ленин хорошо видел опасность идеи "автономизации", понимая, что она может привести к самым негативным последствиям, усилить центробежные процессы, что было бы чревато распадом нового государства. Он выдвинул новую форму союзного государства: на основе добровольного и равноправного объединения самостоятельных советских республик. Указывая на недопустимость бюрократического извращения идей объединения, он выступал за необходимость укрепления суверенитета и атрибутов независимости каждой республики как обязательного условия сплочения народов. "...Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию", -- писал Ленин, добавляя категорическое -- "Великорусскому шовинизму объявляя бой не на жизнь, а на смерть... Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди
русский
грузин и т. д.
Абсолютно!".
И хотя за скобками Ленин оставлял и руководство партии и социалистическую идею как гарантов единства создаваемого государственного образования (в том числе
и как права на "советизацию"), но тем не менее его установка на добровольность объединения объективно несла позитивный заряд. Она давала шанс народам войти в союз республик с более реальным статусом самостоятельности.
Столкновения национально-нигилистических подходов с реальными процессами особо явственно обнаружились в период непосредственного образования СССР. В сентябре 1922 г. Д. Мануильский пишет письмо И. Сталину, в котором настаивает на необходимости ликвидации самостоятельности республик и замены ее широкой автономией. Национальный этап революции, когда "пролетарской диктатуре пришлось развязывать национальный вопрос", по его мнению, уже пройден.
О том, как он был "пройден" на деле, свидетельствовали драматические события в Закавказье, где представители центра в лице С. Орджоникидзе прибегали к адми-нистративно-централистскому произволу. По-своему об этом свидетельствовали материалы комиссии Ф. Дзержинского, представившей в начале 1923 г. оправдание действий Орджоникидзе и его сторонников. Главным для комиссии было то, что "сначала Кавбюро, а потом Зак-крайком" проводили линию, "вполне отвечающую директивам ЦК РКП", выразившуюся, в частности, "в превращении народных судов в органы пролетарской диктатуры, усилении репрессий против меньшевиков". Насколько при этом учитывались национальные интересы, не говорилось.
Все это не могло не беспокоить представителей республик. На заседании секции XII съезда РКП (б) по национальному вопросу X. Раковский, апеллируя к вышеназванной ленинской работе, предостерегал против торопливости, доказывая, что "наше союзное строительство не явилось результатом причин объективных, исторических... есть результат торопливости, нажима и давления сверху центральных органов".
В прошедших в первой половине 1923 года, после продекларированного образования СССР, дискуссиях обнаружилось стремление как-то совместить задачу укрепления режима партийной диктатуры с элементами здравого смысла. Правда, именно последним впоследствии жертвовали в первую очередь.
Когда на февральском (1923 г.) Пленуме ЦК РКП (б) Сталин обосновал идею двухпалатного союзного ЦИК, он получил следующую записку от Зиновьева: "Практи
ческие предложения Сталина (двухпалатная система и пр.) признать пока дискуссионными + признать пока необходимость выработать в секции съезда (а затем на съезде) поправку к принятой съездом Советов Конституции в смысле создания согласительного органа, где национальные республики и автономные области имели бы равные права". По существу аналогичную мысль на секции XII съезда партии проводил Б. Мдивани. Он предложил свой проект организации Союза ССР -- "самым широким образом поставить вопрос о федерировании республик. Нечего смущаться тем, что есть отдельные республики, которые развивались независимыми, а были другие, которые назывались автономными. Абсолютно никакой опасности нет в том, что данная республика, заключающая в себе данную национальность, является равноправной и федерируется в общесоюзном масштабе. И автономные и независимые республики объединяются в один Союзный Совнарком".
Интересные "наработки" были сделаны и Сталиным. В феврале 1923 г. он пишет в Политбюро записку, в которой размышляет над рядом непростых проблем, возникших в связи с образованием СССР и, в частности, "входят ли наши республики в состав Союза через существующие федеративные образования (Р.С.Ф.С.Р., Зак-федерация) или самостоятельно, как отдельные государства (Украина, Грузия, Туркестан, Башкирия)". Мы видим, что Башкирию и Туркестан Сталин помещает в одном ряду, фактически поднимая статус автономной республики до союзной. Но это не главное, что интересует его. Главное --"Вхождение отдельными республиками (а не через федеральные образования) имеет несомненно некоторые плюсы: а) оно отвечает национальным стремлениям наших независимых республик; б) оно уничтожает среднюю ступеньку в строении союзного государства (федеративные образования) и вместо трех ступеней (национальная республика -- федеральное образование -- союз) создает две ступени (национальная республика -- союз). Но оно имеет и существенные минусы: а) разрушив, например, РСФСР, она обязывает нас создать новую, русскую республику, что сопряжено с большой организационной перестройкой; б) создавая русскую республику, оно вынуждает нас выделить русское население из состава автономных республик в состав русской республики, причем такие республики, как Башкирия, Киргизия, Татарская республика, Крым рискуют лишиться своих столиц
(русские города) и во всяком случае вынуждены будут серьезно перекроить свои территории, что еще больше усилит организационную перестройку. Я думаю, что тут плюсы явно превышаются минусами, не говоря о том, что минусы эти не могут быть оправданы, например, в данный момент, политической необходимостью".
В целом, размышления Сталина достаточно профессиональны. И далее, отказываясь от идеи русской республики, он все же рекомендует при конструировании Союзного собрания (органа представительства национальностей) обеспечить там представительство, наряду с национально-территориальными образованиями представителям и "русских губерний", не имеющих своей национальной республики. Другое дело, что Сталин руководствовался не здравым смыслом, а, как он писал, "политической необходимостью". Эта необходимость приводила его к мысли о возможности вообще ликвидировать независимые республики, а затем привела к практике тоталитарного унитаризма на великодержавной подкладке.
В связи с русской республикой рассматривался и вопрос о российской (в том числе и русской) компартии. Оживленные дебаты по этой проблеме состоялись на Пленуме ЦК РКП (б) от 15 декабря 1925 года. Проиллюстрируем документальными выдержками ход его работы, чтобы можно было составить представление о продемонстрированных подходах.
"М о л о т о в. Переименование партии во всесоюзную может вызвать только одно сомнение: не будет ли это вести к тому, что во всесоюзной партии потребуется создание российской компартии. Это сомнение заслуживает серьезного внимания. Я думаю, что в наших теперешних условиях это абсолютно неприемлемо, было бы грубейшей политической ошибкой создание в данных условиях отдельной российской партии внутри всесоюзной партии. Это очень большой вопрос. Я думаю, что в настоящих условиях это абсолютно неприемлемо и являлось бы глубочайшей политической ошибкой. Может ли из того, что мы переименовываем партию из Российской во Всесоюзную, возникнуть вопрос о создании внутри Всесоюзной партии особой Российской партии? Но что мы делаем, переименовывая партию? Мы делаем не больше, как формальный шаг, не меняя ничего по существу, не меняя организационных партийных взаимоотношений, не меняя отношений центра к местным организациям и, в частности, ЦК к отдельным партиям наших республик... Нам, по
вторяю, нельзя допускать в данных условиях создания Российской партии внутри Союза, так как в этом для РСФСР необходимости нет. ЦК РКП в Москве. На то мы и коммунисты, чтобы на этом примере показать, что в отношении между партийными организациями мы проводим такие принципы работы, которые нас объединяют, а не противопоставляют друг другу. Еще раз повторяю, -- нужно и по отношению к партии ясно и точно сделать то, что мы сделали по отношению к нашим советским и профессиональным органам. Нужно произвести переименование, которое по существу не изменяет организационных основ партии.
Орджоникидзе. По существу я думаю, что предложение т. Молотова...
Сталин. Это предложение Политбюро, а не Молотова.
Орджоникидзе. Я думаю, что предложение Политбюро будет приемлемо только в том случае, если отсюда сделать логический вывод и сказать, что национальные организации переименовываются в соответствующие территориальные областные организации.
Троцкий. До революции так было. Российской не было, национальные были.
Орджоникидзе. До революции была Российская Социал-демократическая рабочая партия, и Кавказский Областной комитет Российской Социал-демократической рабочей партии. Теперь создали Союзы и сохранили РКП. Это не соответствует действительности, и приходится уничтожить название РКП, я с этим согласен. Но если оставим Грузинскую, Украинскую -- это приведет к тому, что мы должны будем создать Русскую Коммунистическую партию. И как мы ни доказываем, что это не годится, мы все-таки не сумеем предотвратить этого.
Калинин. Правильно.
Ворошилов. ...Я думаю, что мы в настоящее время находимся в несколько иных условиях, чем в дореволюционное время, когда наша партия называлась Р.С.Д.Р.П. Правильно было указано, что тогда не было ни Грузинской, ни Украинской, ни Русской партии, а была РСДРП. Сейчас хотят переименовать наименование партии соответственно наименованию государства, но тогда логически необходимо организовать русскую Коммунистическую партию потому, что в составе СССР имеется РСФСР.
Сталин. Товарищи, не надо смешивать вопрос о переименовании партии с вопросом об ее переорганиза
ции. Последний вопрос у нас не стоит. Речь идет только о переименовании. Ясно само собой, что у нас не может быть соответствия между формой государства (Союза Сов. Соц. Республик) и между названием партии. Если у нас существует Союз Республик, то и партия должна быть партией Союза...
Говорят о реорганизации национальных компартий в областные организации...
Серго. О переименовании.
Сталин. К чему это? Кому они мешают. Если у нас права национальных партий определены уставом, если организация и название национальных компартий вполне удовлетворяют националов, то для чего еще понадобилось их переименование в областные организации, их, так сказать, снижение? Для чего это? Какой политический эффект может из этого получиться? Если украинскую партию реорганизовать в Областную украинскую организацию, то разве не ясно, что это будет политическим минусом, а не плюсом? Вы хотите, чтобы архитектура была стройная. Но чего стоит архитектура, если она дает отрицательные политические результаты?..
Троцкий. ...Здесь связывали этот вопрос с внутренней структурой партии. Неправильно. Название партии -- по национальности, государству и пр. -- это то, что ее рекомендует прежде всего во вне. Как она будет построена внутри, какие там будут перегородки -- это другое дело. Именуя партию по советскому государству, мы определяем капитальную стену, а внутренние перегородки мы сможем еще 10 раз изменить. И нужно сказать, что мы запоздали с тем, чтобы фасад партии привести в соответствие с положением нашего государства и рабочего класса в этом государстве. Дальше оттягивать нельзя. Оттягивать дальше, после того, как мы поставили вопрос на принципиальную почву, было бы величайшей ошибкой. Партия у нас не российская, а всесоюзная. И этот факт остается, независимо от внутренних изменений структур -- по национальным или иным линиям.
...Тут некоторые товарищи говорят о ВКП, как о шараде: что, мол, означает В? Могут быть, в таком случае колебания в сторону С (союзная). Говорят, что В будут толковать, как Всероссийская. Поскольку есть аппетиты толковать так, можно колебаться в пользу С, но никак не в сторону Р. Спрашивают: а не выйдет ли отсюда создание особой Российской партии? Это было бы, на мой взгляд, величайшей опасностью, ибо могло бы привести
к федералистическому раздроблению партии. Если вы думаете, однако, что эта опасность вытекает из переименования партии в соответствии с именем государства, а не преобладающей нации, то это чистейшие пустяки. Вы боитесь национальных предрассудков у рабочих или крестьян, т. е. у их сознательной части. С этими предрассудками -- прежде всего внутри партии -- необходима решительная борьба...".
Видна явная боязнь федерализации партии, того, чтобы компартии республик перешагнули уровень областных организаций. Здесь жестко срабатывал принцип демократического централизма, рассчитанный на "указующую и направляющую" роль центра. Еще раз подчеркнем, что по модели партии фактически строилось и государство, реальная власть в котором принадлежала Политбюро ЦК и Генсеку. Не случайно, что ряд "оппозиционных" группировок, стремившихся хоть в какой-то мере демократизировать режим аппаратной диктатуры, выходили и на проблему самостоятельности республиканских компартий. Так, платформа "Рабочей группы" требовала проведения принципа "пролетарской демократии" и организации Коммунистических партий со своим ЦК во главе каждой нации, входящих на равных правах с РКП в Коминтерн.
Жесткая унификация вызывала протесты ряда коммунистов национальных республик, чьи программы долгие годы в нашей литературе оценивались как "национал-уклонистские". На самом же деле эти политические деятели, разделяя всецело партийную доктрину, хотели лишь приспособить ее к специфике своих регионов. Отсюда -- поиски М. Султан-Галиева и Т. Рыскулова -- вариантов некой "тюркской", "мусульманской" республики (но главное -- советской и коммунистической). Речь шла лишь о более тонком и гибком насаждении коммунистического режима. Как раз этого и не поняли власть предержащие в центральных партийных органах. Не обратили они должного внимания на поступающую из "компетентных источников" информацию о ходе поддержки "султангали-евщины", "фронт" поддержки которой был "все-таки большевистский и его сторонники хотели лишь во имя победы мировой революции в странах Востока внести некоторые коррективы в примирение национального вопроса". Кстати, о М. Султан-Галиеве. О его большевистском "естестве" наглядно свидетельствует написанный им 24 декабря 1923 г. партийный донос в ЦКК РКП (б) Ем. Ярославскому. Уже будучи беспартийным, исключенным из
Однако классовый подход и борьба за мировую революцию выстраивали свои приоритеты. Интернационализм в его практической реализации стал рассматриваться как право на игнорирование национальной независимости. В нем потенциально было заложено и велико-державие. В борьбе за мировую революцию начала оформляться концепция "красного империализма". "Мировая коммунистическая республика с Лениным во главе" -- этот лозунг был весьма популярен в 20-е годы. Под флагом советизации и "освобождения трудящихся" происходило постепенное восстановление былой державы. Это обстоятельство было проницательно оценено в белогвардейском лагере уже в 1919 г. как переход "белой идеи" в "красную". В понимании сути такого процесса кроются и надежды сменовеховцев и "патриотические" повороты в отношении СССР ряда деятелей эмиграции, в целом, конечно, на дух не переносивших большевизма. В 1923 году, когда, казалось, революция в Германии вот-вот должна была вспыхнуть, РКП (б) активно готовила своих членов и народ в целом к "оказанию помощи" германской революции. На встречу с Гучковым поехал специальный посланец Троцкого Беренс для переговоров о пропуске белогвардейскими частями Красной Армии. Правда, "интернациональную интервенцию" осуществить не удалось. Кстати, многие люди в России дали подобным попыткам, имевшим место еще в 1918 году, достойную оценку. "Надо быть последовательным, -- писал Ленину некий И. Балашев из Петро
града. -- Мы желаем свободы для себя -- должны соблюдать этот принцип и в отношении к другим, тогда только они станут уважать нашу свободу, без нее же нет для человека ни достоинства, ни счастья на земле. Ваш же деспотизм и насилие является таким же невыносимым гнетом, что в сравнении с ним царский режим казался прямо легким... совесть народов -- в том числе и нашего подскажет, что идеал, требующий для своего осуществления применения грубой силы, несправедливости и потоков крови, есть несомненно идеал ложный и весьма опасный".
Но предостережения не были услышаны. Характерны тезисы доклада А. Микояна "К положению на Кавказе", посланные Ленину в декабре 1919 года. В них прямо говорилось о возможности для коммунистов готовить "государственный переворот" в республиках Закавказья, "свержение их правительств", а затем перейти к "слиянию" их "в одну государственную единицу с Россией" и таким путем "заложить фундамент рождающейся мировой республики Советов". Сценарий затем реализуется столь стремительно, что полномочный представитель РСФСР в Армении в полном недоумении пишет руководству: "О вступлении красных войск в Армению мы не были предупреждены и даже после того, как это стало фактом, нам продолжали сообщать, что красных войск в Армении нет и имеется лишь отряд армянских повстанцев".
В марте 1920 г. Ленин получает письмо от М. М. Эссен из Грузии, в котором она предупреждает, что большевистская тактика непризнания суверенного грузинского государства играет на руку их противникам. В начале мая подписывается мирный договор между Советской Россией и Грузией, по которому РСФСР "безоговорочно" признала суверенитет и независимость грузинского государства. В то же самое время Орджоникидзе и Киров посылают Ленину шифрованную телеграмму, в которой говорилось следующее: "Обеспечить за Советской Россией Азербайджан, не владея Грузией, почти невозможно... Владея Грузией, мы вышибем англичан с восточного берега Черного моря, открываем путь в Турцию... Завоевание Азербайджана и оставление Грузии произведет самое гнусное впечатление на мусульман". А несколько позже Ленину пишет один Киров. Он сетует на атмосферу подозрительности, "самые чудовищные слухи" вокруг представительства РСФСР в Грузии. В частности, "на днях итальянский посол в Грузии Меркантелли мне простодушно заявил -- пишет Киров -- мы, -- сказал он, -- внимательно
смотрим на вашу работу здесь и хотим проверить лишний раз ваше отношение к буржуазным республикам -- то есть способны ли вы жить в мире с соседями. Все уверены, что вы скоро покажете свое отношение к мирному договору как к клочку бумаги". Что и произошло.
В. И. Ленин хорошо понимал значимость национального вопроса для реализации стратегических задач партии в условиях многонационального государства. Известны его высказывания о необходимости ликвидации имевшей место при царизме "национальной травли и грызни". Вождь большевиков призывал к терпимости и уступкам в области межнациональных отношений. Однако классовый подход и здесь выстраивал свою систему координат. Ленин писал не просто о союзе, а о "союзе социалистическом", направленном на укрепление фронта трудящихся всех наций против буржуазии всех наций. Весьма показательной в этом плане явилась его работа "Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата", написанная в декабре 1919 года. Настаивая на необходимости борьбы с великорусским шовинизмом, Ленин замечает: "Мы обязаны именно в национальном вопросе, как сравнительно маловажном (для интернационалиста вопрос о границах государств вопрос второстепенный, если не десятстепенный), идти на уступки". Такая тактика, по Ленину, поможет непролетарским трудящимся массам изжить "колебания" -- то есть испробовать различные формы государственных отношений. Гарантом изживания подобных колебаний является "нетерпимость и беспощадность, непримиримость и непреклонность" в главном вопросе -- пролетарской (а по существу партийной) диктатуры.
В этом, воспользуемся ленинским термином, "гвоздь" национальной политики большевиков. Ее можно сравнить со своего рода национальным нэпом, когда конечная цель -- создание мировой коммунистической республики требует на какое-то время, до перехода "к полному единству", учета национального момента. Но всем процессом должна руководить Коммунистическая партия, интересы ее идеологии и политики во всех случаях являются определяющими. Именно сквозь призму этой "генеральной линии" и следует рассматривать ход создания советского многонационального государства.
Первые годы Советской власти характеризовались определенным поиском форм национальной государственности народов. Позитивным в нем были попытки апро
бировать разные варианты этой государственности, которые должны были учитывать демографическую, этнографическую, социально-экономическую специфику того или иного региона. Наряду с национально-территориальным принципом создания государственности, ставился вопрос о принципе территориальном, что давало бы возможность выделить, скажем, русскую республику. Присутствовали предложения (они были и у Ленина) о дополнении национально-территориальной автономии -- культурно-национальной. Словом, речь шла о том, чтобы как-то отойти от жесткой унификации, единого централистского шаблона в развитии национальной государственности.
Однако, к сожалению, события пошли по иному руслу. В столкновении между идеологическими приоритетами и реальными интересами народов первые в конечном итоге всегда побеждали. Власть партии могла утвердиться только в определенных рамках, партийное единство требовало "единства" государственного, и партийные органы стремились искусственно форсировать данный процесс, используя методы административного нажима.
И дело заключается не только в том, что решали, но и как это делали. Осуществлялось "партийное руководство" национальными процессами "сверху" --через Политбюро, Оргбюро ЦК РКП, на съездах, пленумах, партийных активах. При партийных и государственных органах не было создано институтов научной этнологической экспертизы. Конечные решения не предваряли опросами населения, референдумами. И многое делалось волюнтаристски, непрофессионально.
Действительно, в практике договоров, заключенных между республиками, к началу 20-х годов обнаружились "расстыковки", несогласованность, функциональные сбои. Наверное, необходимо было устранять эти проблемы, не спеша совершенствовать систему горизонтальных связей между республиками, но... "глас народа" -- Пленум ЦК Компартии Украины в 1922 г. ставит вопрос перед ЦК РКП о создании специальной комиссии для этих целей. Вот так, "комиссиями ЦК" и решали серьезнейшие вопросы. На этом же уровне проходило затем национально-территориальное размежевание в Средней Азии, когда представлявший собой единый экономический комплекс многонациональный регион, с этнической "чересполосицей" рассекли путем административной реформы сверху, подгоняя под "типовые блоки" складывавшейся системы партии --государства. Так, сверху нередко проводили и
другие акции в области национального строительства. Вместо того, чтобы дать возможность народам вырастить снизу свой "продукт", посылали "бригады строителей" -- полпредов ЦК -- Туркбюро, Средазбюро, Закбюро и т. п. В итоге -- оставили "свищи" на стыках республиканских границ, явившиеся результатом чисто политических комбинаций, поделили народы на "перво"- и "второсортные".
Для большевистской партии, фактически порвавшей с присущей социал-демократии идеей эволюционного (реформистского) развития, была присуща ориентация на революционный скачок, "спрямление" исторического пути. Это наглядно проявилось и в национальном вопросе. Кстати, в самых последних ленинских работах начинают звучать уже более реалистические ноты. В его записках "К вопросу о национальностях или об "автономизации" имеются достаточно серьезные противоречия -- "оставить и укрепить союз социалистических республик" или "оставить союз социалистических республик в отношении дипломатического аппарата". Похоже, что Ленин проявлял колебания и готовой модели союзного государства у него не было (хотя сверхзадача --установка на победу мировой революции оставалась).
Несомненно, Ленин хорошо видел опасность идеи "автономизации", понимая, что она может привести к самым негативным последствиям, усилить центробежные процессы, что было бы чревато распадом нового государства. Он выдвинул новую форму союзного государства: на основе добровольного и равноправного объединения самостоятельных советских республик. Указывая на недопустимость бюрократического извращения идей объединения, он выступал за необходимость укрепления суверенитета и атрибутов независимости каждой республики как обязательного условия сплочения народов. "...Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию", -- писал Ленин, добавляя категорическое -- "Великорусскому шовинизму объявляя бой не на жизнь, а на смерть... Надо абсолютно настоять, чтобы в союзном ЦИКе председательствовали по очереди
русский
грузин и т. д.
Абсолютно!".
И хотя за скобками Ленин оставлял и руководство партии и социалистическую идею как гарантов единства создаваемого государственного образования (в том числе
и как права на "советизацию"), но тем не менее его установка на добровольность объединения объективно несла позитивный заряд. Она давала шанс народам войти в союз республик с более реальным статусом самостоятельности.
Столкновения национально-нигилистических подходов с реальными процессами особо явственно обнаружились в период непосредственного образования СССР. В сентябре 1922 г. Д. Мануильский пишет письмо И. Сталину, в котором настаивает на необходимости ликвидации самостоятельности республик и замены ее широкой автономией. Национальный этап революции, когда "пролетарской диктатуре пришлось развязывать национальный вопрос", по его мнению, уже пройден.
О том, как он был "пройден" на деле, свидетельствовали драматические события в Закавказье, где представители центра в лице С. Орджоникидзе прибегали к адми-нистративно-централистскому произволу. По-своему об этом свидетельствовали материалы комиссии Ф. Дзержинского, представившей в начале 1923 г. оправдание действий Орджоникидзе и его сторонников. Главным для комиссии было то, что "сначала Кавбюро, а потом Зак-крайком" проводили линию, "вполне отвечающую директивам ЦК РКП", выразившуюся, в частности, "в превращении народных судов в органы пролетарской диктатуры, усилении репрессий против меньшевиков". Насколько при этом учитывались национальные интересы, не говорилось.
Все это не могло не беспокоить представителей республик. На заседании секции XII съезда РКП (б) по национальному вопросу X. Раковский, апеллируя к вышеназванной ленинской работе, предостерегал против торопливости, доказывая, что "наше союзное строительство не явилось результатом причин объективных, исторических... есть результат торопливости, нажима и давления сверху центральных органов".
В прошедших в первой половине 1923 года, после продекларированного образования СССР, дискуссиях обнаружилось стремление как-то совместить задачу укрепления режима партийной диктатуры с элементами здравого смысла. Правда, именно последним впоследствии жертвовали в первую очередь.
Когда на февральском (1923 г.) Пленуме ЦК РКП (б) Сталин обосновал идею двухпалатного союзного ЦИК, он получил следующую записку от Зиновьева: "Практи
ческие предложения Сталина (двухпалатная система и пр.) признать пока дискуссионными + признать пока необходимость выработать в секции съезда (а затем на съезде) поправку к принятой съездом Советов Конституции в смысле создания согласительного органа, где национальные республики и автономные области имели бы равные права". По существу аналогичную мысль на секции XII съезда партии проводил Б. Мдивани. Он предложил свой проект организации Союза ССР -- "самым широким образом поставить вопрос о федерировании республик. Нечего смущаться тем, что есть отдельные республики, которые развивались независимыми, а были другие, которые назывались автономными. Абсолютно никакой опасности нет в том, что данная республика, заключающая в себе данную национальность, является равноправной и федерируется в общесоюзном масштабе. И автономные и независимые республики объединяются в один Союзный Совнарком".
Интересные "наработки" были сделаны и Сталиным. В феврале 1923 г. он пишет в Политбюро записку, в которой размышляет над рядом непростых проблем, возникших в связи с образованием СССР и, в частности, "входят ли наши республики в состав Союза через существующие федеративные образования (Р.С.Ф.С.Р., Зак-федерация) или самостоятельно, как отдельные государства (Украина, Грузия, Туркестан, Башкирия)". Мы видим, что Башкирию и Туркестан Сталин помещает в одном ряду, фактически поднимая статус автономной республики до союзной. Но это не главное, что интересует его. Главное --"Вхождение отдельными республиками (а не через федеральные образования) имеет несомненно некоторые плюсы: а) оно отвечает национальным стремлениям наших независимых республик; б) оно уничтожает среднюю ступеньку в строении союзного государства (федеративные образования) и вместо трех ступеней (национальная республика -- федеральное образование -- союз) создает две ступени (национальная республика -- союз). Но оно имеет и существенные минусы: а) разрушив, например, РСФСР, она обязывает нас создать новую, русскую республику, что сопряжено с большой организационной перестройкой; б) создавая русскую республику, оно вынуждает нас выделить русское население из состава автономных республик в состав русской республики, причем такие республики, как Башкирия, Киргизия, Татарская республика, Крым рискуют лишиться своих столиц
(русские города) и во всяком случае вынуждены будут серьезно перекроить свои территории, что еще больше усилит организационную перестройку. Я думаю, что тут плюсы явно превышаются минусами, не говоря о том, что минусы эти не могут быть оправданы, например, в данный момент, политической необходимостью".
В целом, размышления Сталина достаточно профессиональны. И далее, отказываясь от идеи русской республики, он все же рекомендует при конструировании Союзного собрания (органа представительства национальностей) обеспечить там представительство, наряду с национально-территориальными образованиями представителям и "русских губерний", не имеющих своей национальной республики. Другое дело, что Сталин руководствовался не здравым смыслом, а, как он писал, "политической необходимостью". Эта необходимость приводила его к мысли о возможности вообще ликвидировать независимые республики, а затем привела к практике тоталитарного унитаризма на великодержавной подкладке.
В связи с русской республикой рассматривался и вопрос о российской (в том числе и русской) компартии. Оживленные дебаты по этой проблеме состоялись на Пленуме ЦК РКП (б) от 15 декабря 1925 года. Проиллюстрируем документальными выдержками ход его работы, чтобы можно было составить представление о продемонстрированных подходах.
"М о л о т о в. Переименование партии во всесоюзную может вызвать только одно сомнение: не будет ли это вести к тому, что во всесоюзной партии потребуется создание российской компартии. Это сомнение заслуживает серьезного внимания. Я думаю, что в наших теперешних условиях это абсолютно неприемлемо, было бы грубейшей политической ошибкой создание в данных условиях отдельной российской партии внутри всесоюзной партии. Это очень большой вопрос. Я думаю, что в настоящих условиях это абсолютно неприемлемо и являлось бы глубочайшей политической ошибкой. Может ли из того, что мы переименовываем партию из Российской во Всесоюзную, возникнуть вопрос о создании внутри Всесоюзной партии особой Российской партии? Но что мы делаем, переименовывая партию? Мы делаем не больше, как формальный шаг, не меняя ничего по существу, не меняя организационных партийных взаимоотношений, не меняя отношений центра к местным организациям и, в частности, ЦК к отдельным партиям наших республик... Нам, по
вторяю, нельзя допускать в данных условиях создания Российской партии внутри Союза, так как в этом для РСФСР необходимости нет. ЦК РКП в Москве. На то мы и коммунисты, чтобы на этом примере показать, что в отношении между партийными организациями мы проводим такие принципы работы, которые нас объединяют, а не противопоставляют друг другу. Еще раз повторяю, -- нужно и по отношению к партии ясно и точно сделать то, что мы сделали по отношению к нашим советским и профессиональным органам. Нужно произвести переименование, которое по существу не изменяет организационных основ партии.
Орджоникидзе. По существу я думаю, что предложение т. Молотова...
Сталин. Это предложение Политбюро, а не Молотова.
Орджоникидзе. Я думаю, что предложение Политбюро будет приемлемо только в том случае, если отсюда сделать логический вывод и сказать, что национальные организации переименовываются в соответствующие территориальные областные организации.
Троцкий. До революции так было. Российской не было, национальные были.
Орджоникидзе. До революции была Российская Социал-демократическая рабочая партия, и Кавказский Областной комитет Российской Социал-демократической рабочей партии. Теперь создали Союзы и сохранили РКП. Это не соответствует действительности, и приходится уничтожить название РКП, я с этим согласен. Но если оставим Грузинскую, Украинскую -- это приведет к тому, что мы должны будем создать Русскую Коммунистическую партию. И как мы ни доказываем, что это не годится, мы все-таки не сумеем предотвратить этого.
Калинин. Правильно.
Ворошилов. ...Я думаю, что мы в настоящее время находимся в несколько иных условиях, чем в дореволюционное время, когда наша партия называлась Р.С.Д.Р.П. Правильно было указано, что тогда не было ни Грузинской, ни Украинской, ни Русской партии, а была РСДРП. Сейчас хотят переименовать наименование партии соответственно наименованию государства, но тогда логически необходимо организовать русскую Коммунистическую партию потому, что в составе СССР имеется РСФСР.
Сталин. Товарищи, не надо смешивать вопрос о переименовании партии с вопросом об ее переорганиза
ции. Последний вопрос у нас не стоит. Речь идет только о переименовании. Ясно само собой, что у нас не может быть соответствия между формой государства (Союза Сов. Соц. Республик) и между названием партии. Если у нас существует Союз Республик, то и партия должна быть партией Союза...
Говорят о реорганизации национальных компартий в областные организации...
Серго. О переименовании.
Сталин. К чему это? Кому они мешают. Если у нас права национальных партий определены уставом, если организация и название национальных компартий вполне удовлетворяют националов, то для чего еще понадобилось их переименование в областные организации, их, так сказать, снижение? Для чего это? Какой политический эффект может из этого получиться? Если украинскую партию реорганизовать в Областную украинскую организацию, то разве не ясно, что это будет политическим минусом, а не плюсом? Вы хотите, чтобы архитектура была стройная. Но чего стоит архитектура, если она дает отрицательные политические результаты?..
Троцкий. ...Здесь связывали этот вопрос с внутренней структурой партии. Неправильно. Название партии -- по национальности, государству и пр. -- это то, что ее рекомендует прежде всего во вне. Как она будет построена внутри, какие там будут перегородки -- это другое дело. Именуя партию по советскому государству, мы определяем капитальную стену, а внутренние перегородки мы сможем еще 10 раз изменить. И нужно сказать, что мы запоздали с тем, чтобы фасад партии привести в соответствие с положением нашего государства и рабочего класса в этом государстве. Дальше оттягивать нельзя. Оттягивать дальше, после того, как мы поставили вопрос на принципиальную почву, было бы величайшей ошибкой. Партия у нас не российская, а всесоюзная. И этот факт остается, независимо от внутренних изменений структур -- по национальным или иным линиям.
...Тут некоторые товарищи говорят о ВКП, как о шараде: что, мол, означает В? Могут быть, в таком случае колебания в сторону С (союзная). Говорят, что В будут толковать, как Всероссийская. Поскольку есть аппетиты толковать так, можно колебаться в пользу С, но никак не в сторону Р. Спрашивают: а не выйдет ли отсюда создание особой Российской партии? Это было бы, на мой взгляд, величайшей опасностью, ибо могло бы привести
к федералистическому раздроблению партии. Если вы думаете, однако, что эта опасность вытекает из переименования партии в соответствии с именем государства, а не преобладающей нации, то это чистейшие пустяки. Вы боитесь национальных предрассудков у рабочих или крестьян, т. е. у их сознательной части. С этими предрассудками -- прежде всего внутри партии -- необходима решительная борьба...".
Видна явная боязнь федерализации партии, того, чтобы компартии республик перешагнули уровень областных организаций. Здесь жестко срабатывал принцип демократического централизма, рассчитанный на "указующую и направляющую" роль центра. Еще раз подчеркнем, что по модели партии фактически строилось и государство, реальная власть в котором принадлежала Политбюро ЦК и Генсеку. Не случайно, что ряд "оппозиционных" группировок, стремившихся хоть в какой-то мере демократизировать режим аппаратной диктатуры, выходили и на проблему самостоятельности республиканских компартий. Так, платформа "Рабочей группы" требовала проведения принципа "пролетарской демократии" и организации Коммунистических партий со своим ЦК во главе каждой нации, входящих на равных правах с РКП в Коминтерн.
Жесткая унификация вызывала протесты ряда коммунистов национальных республик, чьи программы долгие годы в нашей литературе оценивались как "национал-уклонистские". На самом же деле эти политические деятели, разделяя всецело партийную доктрину, хотели лишь приспособить ее к специфике своих регионов. Отсюда -- поиски М. Султан-Галиева и Т. Рыскулова -- вариантов некой "тюркской", "мусульманской" республики (но главное -- советской и коммунистической). Речь шла лишь о более тонком и гибком насаждении коммунистического режима. Как раз этого и не поняли власть предержащие в центральных партийных органах. Не обратили они должного внимания на поступающую из "компетентных источников" информацию о ходе поддержки "султангали-евщины", "фронт" поддержки которой был "все-таки большевистский и его сторонники хотели лишь во имя победы мировой революции в странах Востока внести некоторые коррективы в примирение национального вопроса". Кстати, о М. Султан-Галиеве. О его большевистском "естестве" наглядно свидетельствует написанный им 24 декабря 1923 г. партийный донос в ЦКК РКП (б) Ем. Ярославскому. Уже будучи беспартийным, исключенным из