"Человеческому фактору" именно в связи с задачей "добиться отдачи" М. С. Горбачев на первых этапах своей деятельности уделял исключительное внимание. Выступая в мае 1985 г. на собрании актива Ленинградской парторганизации, он страстно говорил о необходимости наведения порядка, укрепления дисциплины. Ссылался на конкретный пример. В дни работы бригады ЦК КПСС, изучавшей положение дел на Минском автомобильном заводе, производительность труда там поднялась на 18 процентов. Вот он, такой доступный и простой источник ускорения. Обращаясь к активу, М. С. Горбачев подчер
   кнул: "Поэтому на первом этапе, пока мы будем разворачивать ускорение научно-технического прогресса, нам нужно все взять и выжать из лучшей организации, из высокой ответственности, добросовестного отношения наших трудящихся к делу". Синдром выжимания проявлялся на протяжении всех лет перестройки. Однако новый прилив трудового энтузиазма так и не состоялся. А вот дисциплина и государственная, и технологическая, и трудовая неуклонно снижалась. И по вполне объективным основаниям. Система внеэкономического принуждения к труду дала глубокие трещины. Попытки в течение нескольких месяцев перестроить мышление, психологию, а вслед за этим организацию, стиль и методы работы успехом увенчаться не могли. А опереться на экономические рычаги и мотивы не решались. Вся практика социалистического хозяйствования строилась на иных началах, их и взялись обновлять реформаторы.
   Концептуальные и конкретные идеи, предложения доклада на апрельском Пленуме не выходили за рамки традиций и социалистической ментальности. В той или иной форме они обсуждались на XXVI съезде КПСС, вошли в его документы. Не содержал признаков новизны и международный раздел доклада. А разговор о партии был выдержан в сугубо ортодоксальном духе. Слово "перестройка" звучало не единожды, но никакой особой политической нагрузки не несло. Очередное словечко-метка. Шло в стране строительство социализма. И постоянно что-то перестраивалось. Дело естественное.
   Итак, программы радикальных реформ М. С. Горбачев в апреле 1985 г. не предлагал. Его доклад с удовлетворением воспринял Пленум ЦК и совершенно спокойно -- страна. Все выглядело солидно и привычно. Никакого ощущения предстоящих революционных перемен. Революционной программы не мог бы поддержать, тем более выработать Центральный Комитет, в составе которого реформаторские силы, как показало время, были минимальны. Стоит вспомнить участников прений на Пленуме: В. В. Щербицкий -- 1 секретарь ЦК КП Украины, В. В. Гришин -- 1 секретарь МГК КПСС, Д. А. Кунаев -- 1 секретарь ЦК КП Казахстана, В. И. Воротников -- председатель Совмина РСФСР, Э. А. Шеварднадзе -- 1 секретарь ЦК КП Грузии, Л. Н. Зайков--1 секретарь Ленинградского обкома КПСС, Е. И. Климченко -- слесарь-инструментальщик ПО "Минский тракторный завод", К. Г. Вайно -- 1 секретарь ЦК КП Эстонии, А. П. Фи
   латов -- 1 секретарь Новосибирского обкома КПСС, В. К. Месяц -- министр сельского хозяйства СССР, А. В. Власов -- 1 секретарь Ростовского обкома КПСС, П. Н. Федосеев -- вице-президент АН СССР, Б, В. Бальмонт -- министр станкостроительной и инструментальной промышленности СССР. Действовать, следовательно быть. В границах этого схоластического тезиса все и происходило.
   Никакого революционного поворота в апреле 1985 г. не было и не могло быть. Собирались интенсифицировать экономику, которая находилась в предкризисном состоянии. Ускорить научно-технический прогресс, не вдаваясь в анализ причин бесплодности прежних попыток. По сути дела вознамерились на дребезжащую телегу советской экономики установить реактивный двигатель, который не знали, где взять, и запустить ее на скоростную магистраль прогресса. Курс на ускорение довольно быстро обнаружил свою несостоятельность, и под него принялись подводить различные костыли: хозрасчет, три "с" -- самофинансирование, самоокупаемость и самоуправление, мифическая самостоятельность госпредприятий, кооперативы, повышение заработной платы и затем ограничение ее роста. Все эти метания в совокупности лишь подтолкнули экономику к новому витку кризиса.
   Первые проблески стремления что-то перестраивать, в смысле реконструкции, изменения устоявшихся основ общества обнаружились лишь в 1987 г. При этом в фокусе реформ оказались институты надстройки, политическая система. Не было в 1985 г. никаких далеко идущих нововведений и в сфере гласности. О гласности говорилось много и настойчиво всегда. В структурах социалистической ментальности она играла вполне определенную функциональную роль: создание необходимых условий для развития критики и самокритики "как испытанного метода совершенствования жизни советского общества". Интересы успешной реализации курса на ускорение, естественно, требовали мобилизации всех испытанных методов. В этом контексте и озаботились в 85-ом и последующие годы гласностью.
   Об именно таком подходе свидетельствует постановление ЦК КПСС (от 28 января 1986 г.) "О фактах грубого администрирования и зажима критики в отношении редакций газет "Воздушный транспорт" и "Водный транспорт"". В документе четко формулируется смысл нового подхода и определяются границы допустимой глас
   ности. Осуждая соответствующие ведомства, которые в ответ на обоснованную критику организовали гонения на журналистов, ЦК подчеркивал, что подобная позиция не соответствует курсу апрельского Пленума на открытое и правдивое обсуждение назревших в обществе проблем, усиление требовательности, повсеместное наведение порядка, на повышение действенности печати, радио и телевидения, на бескомпромиссную борьбу с любыми попытками зажима или игнорирования критики.
   Очевидно, что средства массовой информации по-прежнему рассматривались ЦК КПСС лишь как оружие в руках партии, призванное активно защищать ее политику. И некоторое их раскрепощение направлено исключительно "на повышение действенности". Это и определило тернистый путь печати, радио и телевидения от санкционированной гласности до Закона о печати, принятого только в 1990 г. В 1987 г. оживилась, а затем пошла в бурный рост самиздатовская пресса. Поднимали голову, обретали собственную позицию, независимость суждений, преодолевали цензуру и самоцензуру и многие официальные органы печати. Инакомыслием и строптивостью все заметнее стали "страдать" газеты "Московские новости", "Комсомольская правда", "Аргументы и факты", "Известия", журнал "Огонек", многие "толстые" журналы и другие органы печати. Резко вырос общественный интерес к публицистике. Она стала играть ту роль, которую в годы хрущевской оттепели выполняла поэзия: катализатора самостоятельности мысли и идеологического раскрепощения. Осознания людьми необходимости свободы. Заслуги этих изданий в подлинной перестройке значительны.
   Но уже в 1987 г. с различных партийных трибун зазвучали призывы укоротить расшалившуюся прессу. На XIX Всесоюзной конференции КПСС жесткой критике подвергли газету "Московские новости" и другие издания. А в 1989 г., когда ведомство -- общество "Знание" -- решило освободить от работы главного редактора газеты "Аргументы и факты" В. А. Старкова, а Союз писателей РСФСР -- главного редактора журнала "Октябрь" А. А. Ананьева, ЦК КПСС хранил гордое молчание. Дескать, до ведомственных изданий нам дела нет.
   XIX Всесоюзная конференция КПСС приняла резолюцию "О гласности", которая открывала пути к созданию
   нового информационного порядка в стране, гарантирующего каждому гражданину доступ к широкой информации, за исключением лишь имеющей признаки государственной или военной тайны. Однако и к 1991 г. такой порядок не возник. Слишком велики завалы закрытости и секретности, закрывающие и поныне двери в определенные сектора общественной жизни. Но мощный прорыв к открытости и свободе слова произошел и импульс он получил в 1985 г.
   Так правомерно ли говорить об историческом значении апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС? Или этот эпитет лишь дань печальной традиции самовлюбленно именовать "великим", "переломным", "историческим" событием чуть ли не каждый форум в КПСС? Если рассматривать его итоги в свете сказанного выше, то апрельский Пленум один из многих других, демонстрировавших разрыв слова и дела. К этому советские люди привыкли. Но подобный вывод будет формальным. На самом деле апрельский Пленум ЦК, помимо намерений и воли его участников, дал толчок неуправляемой цепной реакции, которая принесла результаты неожиданные, вовсе не планировавшиеся в 1985 г. Он инициировал движение по наполненному горечью и драматизмом пути самопознания советского общества, что привело к возрождению чувства достоинства у народов страны, к раскрепощению сознания и творческой энергии миллионов людей. И в этом смысле Пленум действительно поворотный, в этом его подлинно историческое значение.
   А в конкретной ситуации 1985 г. Пленум ЦК имел вполне определенный социально-политический и пропагандистский эффект. Возникла робкая надежда, что вслед за программными речами будут и практические дела. Ожидание действий постепенно сменялось уверенностью, что они последуют. Она крепла на протяжении всего 1985 г. Многие годы ждали динамичных, продуманных действий от руководителей страны. Момент истины, кажется, наступил, так думали очень многие люди. И связывались эти надежды и добрые чувства не столько с курсом апрельского Пленума, сколько с личностью и поступками нового Генерального секретаря ЦК КПСС.
   Феномен М. С. Горбачева. Политический деятель такого ранга практически никогда не воспринимается современниками, соотечественниками в том числе, однозначно: позитивно или негативно. Разброс мнений обычно достаточно широк: сказываются и политические ориентации
   людей, и неоформленные в политические обложки симпатии или антипатии. Но всегда формируется некая господствующая оценка лидера. И если в ней преобладают негативные тона, то в демократическом государстве или политической партии такой человек оставит руководящий пост.
   СССР и в этом отношении самобытен. Советских руководителей никогда не волновало, что думают о них, об их деятельности сограждане. Общественное мнение в годы застоя хотя и вяло, но изучалось. Однако итоги этих исследований никого, кроме самих ученых, не волновали. Раз и навсегда было заказано изучение отношения людей к тому или иному политическому деятелю. Они обладали полным доверием уже потому, что занимали руководящее кресло. В ходе перестройки и в этой сфере произойдут некоторые изменения. В 1990--91 годах многие органы печати начнут публиковать данные об уровне доверия к тем или иным политикам, полученные от разросшихся, как грибы после теплого дождя, различных социологических центров и служб. Многие руководители столкнулись с весьма неприятными для себя открытиями.
   А если бы кто-нибудь попытался в 1985 г. выявить рейтинг доверия М. С. Горбачеву, то он получил бы, очевидно, весьма уникальные, с учетом мировой практики, результаты. Авторитет Генерального секретаря неуклонно рос, социальная база его поддержки стремительно расширялась, становилась фактически всеобщей. Находились, естественно, и скептики. Срабатывала у многих и дальнозоркая осторожность: поживем -- увидим. Но всем и даже закоренелым скептикам хотелось верить и верили.
   В 1985 г. на экранах телевизоров замелькало, не лишенное обаяния, лицо Генерального секретаря, державшегося спокойно и уверенно. И не только на официальных собраниях. Но и на улицах городов, в обстановке неза-программированной. В ритуальное для вождей "хождение в народ" новый Генсек привнес нечто новое. Заметное стремление и способность говорить не по бумажке, экспромт, улыбчивость, чувство юмора. Все это выгодно отличало его от предшественников и... воодушевляло. М. С. Горбачев демонстрировал завидный динамизм. После апрельского Пленума он посещает Ленинград, Днепропетровск, Киев, Тюменскую область, Целиноград.
   Резко возрастает внешнеполитическая активность. И дело тут не только в довольно насыщенном графике
   зарубежных поездок и встреч с видными государственными и общественными деятелями в Москве. Обращали на себя внимание широкий, трезвый подход к международным проблемам, нарастающий конструктивизм советской внешней политики. В июле 1985 г. Министром иностранных дел СССР назначается Э. А. Шеварднадзе, тогда же он избирается членом Политбюро ЦК КПСС. Происходят и другие кадровые изменения. На апрельском Пленуме членами Политбюро избираются Е. К. Лигачев, Н. И. Рыжков, В. М. Чебриков, секретарем ЦК -- В. П. Никонов. На Пленуме в июле 85 г. от обязанностей члена Политбюро и секретаря ЦК освобождается Г. В. Романов, секретарями ЦК избираются Б. Н. Ельцин и Л. Н. Зайков. Председателем Верховного Совета СССР становится А. А. Громыко. Но, конечно, самое крупное кадровое решение года -- назначение Председателем Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова.
   Все это вместе взятое формировало определенный облик, имидж лидера страны: руководитель современной формации, энергичный и деятельный, знающий, куда идти и преисполненный решимости добиваться поставленных целей. Генеральному секретарю легко прощали отчетливый "ставропольский" акцент, нелады с ударениями в некоторых словах, быстро замеченное людьми его неумение слушать других.
   В 1985 г. этот ясный политический небосклон замутило два облачка. В мае принимается постановление ЦК КПСС, а затем Указ Президиума Верховного Совета СССР о "всеобщей трезвости". Намерения высказывались весьма серьезные. В связи с введением Указа в действие 1 июня "Правда" писала: "Партия и Советское государство ставят качественно новую, ответственную задачу большой политической значимости: единым фронтом, повсеместно создать обстановку нетерпимости к пьянству, искоренить его". Искоренять, в духе социалистической ментальности, взялись ретиво. Искусственно создавались зоны трезвости. С ускорением сворачивалось производство винно-водочных изделий. Уничтожались виноградники. Закрывались пивоваренные заводы. Сворачивалось производство бутылочной тары. Сама идея трезвого образа жизни людьми приветствовалась. Но методы ее реализации -- огорчали и отвергались. А пагубные последствия этой акции скажутся позднее и так сильно, что будут признаны ошибкой. Определенный ропот в народе вызывало и то, что рядом с Генеральным секретарем во время поездок по стране
   постоянно находилась его супруга -- Раиса Максимовна. В традиции, обычаи системы это не вписывалось и вызывало нарастающее раздражение. Раисе Максимовне так и не удалось (а может быть, она к этому и не стремилась) преодолеть антипатию к себе, найти пути к сердцам соотечественников.
   Однако с каждым годом тучи сгущались. Вплоть до 1990 г. М. С. Горбачев, по данным опросов, был неизменно политическим деятелем No 1, хотя рейтинг доверия к нему неизменно снижался. В 1990 г. на первую позицию выдвинулся Б. Н. Ельцин. Парадоксальным образом авторитет М. С. Горбачева стал стремительно падать после избрания его в марте 1990 г. на съезде народных депутатов СССР Президентом страны. Какие качества отличают М. С. Горбачева как политика? В ходе Всесоюзного опроса, проведенного Всесоюзным центром изучения общественного мнения в феврале 1991 г., был задан именно такой вопрос. Ответы показали следующую картину. По мнению 28 процентов ответивших, наиболее характерной чертой М. С. Горбачева как политического деятеля является "двуличие и лицемерие". Пятая часть опрошенных полагают, что ему присущи "гибкость и умение маневрировать". Примерно такое же количество считает, что Президенту свойственны "слабость и неуверенность в себе". 18 процентов участников опроса думают, что советский лидер проявляет "равнодушие к человеческим жертвам". Лишь 7 процентов полагают, что М. С. Горбачева отличает такая черта, как "решительность". Еще меньше тех (4 процента), кто верит в его способность "предвидеть развитие событий".
   За годы перестройки о М. С. Горбачеве и у нас в стране, и за рубежом опубликованы тысячи статей, аналитических материалов, политических портретов. Писали о загадочности и непредсказуемости его действий. Гадали, как влияет на него ближайшее окружение, самостоятелен ли он как политик. Поговаривали, будто Генеральный секретарь имеет некий тайный замысел, неизвестный его соратникам план действий, который он и реализует последовательно, нередко ставя и их, и оппонентов в тупик теми или иными своими действиями. Восторгались его способностью добиваться компромиссов в достаточно сложных ситуациях. Словом, и хвалили, и хулили.
   Взвешенная оценка деятельности М. С. Горбачева, с точки зрения полученных за шесть лет перестройки результатов, анализ его докладов и речей принципиального
   характера за этот период, позволяет сделать вывод, что страна в его лице имеет политика-реформатора, лидера-новатора, но масштабы его новаций жестко ограничены социалистической ментальностью. Постоянно присягая на верность "социалистическому выбору", он и сам подтверждает это. В 1987 г. увидела свет книга М.С.Горбачева "Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира". Была предпринята смелая попытка оплодотворить социалистический менталитет общечеловеческими ценностями. Многие идеи этой книги с восторгом были приняты и подхвачены на Западе и почти никакого влияния не имели в советском обществе. Мифологизированное сознание и известная ментальность отторгали их, что называется, с порога.
   М. С. Горбачев как политик и как человек на протяжении всей своей перестроечной деятельности демонстрирует двоемыслие. По Дж. Оруэллу, это способность одновременно держаться двух противоположных мнений. Утверждая, что многое прогнило в советской общественной системе к 1985 г., он, вместе с тем, уверен, что ее можно излечить гомеопатией, реформами в небольших дозах. Но, пожалуй, самой принципиальной и трагической приметой двоемыслия М. С. Горбачева является его отношение к народу, к "народным массам". С одной стороны, он твердо убежден, что социализм возможен лишь в результате живого творчества масс, стремился раскрепостить людей и весьма преуспел в этом, но, в то же время, он не верит в разум и здравый смысл народа, в его способность понять и поддержать самые радикальные преобразования.
   Двоемыслием объясняются противоречивые шаги М. С. Горбачева, метания, импровизации. Он действительно постоянно добивался компромиссов, согласия между М. С. Горбачевым и Горбачевым М. С. В результате где-то на рубеже 1988--89 годов он утратил инициативу, а затем и контроль над процессами. Жизнь пошла вперед. Социалистический менталитет четко обозначил пределы возможного в его политике.
   Краткие итоги. Традиционное мифотворчество продолжалось и в годы перестройки. И первый из них: будто бы преобразования начались по инициативе КПСС. В 1985 г. партия не обсуждала концептуальные основы нового политического курса. Точнее будет сказать, что она, как и прежде, раболепно приняла его, а еще точнее -- с удовлетворением приняла нового Генерального секретаря.
   Миф второй -- апрельский Пленум дал старт глубоким, далеко идущим реформам. Он взял курс на ускорение социально-экономического прогресса. В 1985 г. произошло только то, что и могло произойти. Радикальные перестроечные реформы ни общество, ни партия, тем более, в то время не приняли бы.
   И еще один миф. Будто М. С. Горбачев и его окружение вступали в перестройку, опираясь на основательный анализ общества и располагая хорошо продуманной схемой действий. Этого, естественно, не было и не могло быть. Задача ставилась дерзкая: обновить социализм, ничего не меняя по сути, в фундаментальных основах системы. В полном соответствии с правилами социалистической ментальности.
   Величие М. С. Горбачева в том, что он не уклонился от вызова времени, встал на путь реформ, хотя и робких.
   А важнейшее завоевание перестройки внутри страны: раскрепощение народной энергии и инициативы, мощный разлив народных движений и общественных формирований, утверждение реальной многопартийности в СССР.
   * * *
   Политические партии в СССР
   С момента прекращения массового террора в СССР после смерти Сталина постепенно началось как возрождение различных идейно-политических традиций, существовавших в Российской империи до революции 1917 г., так и формирование новых течений под влиянием разнообразных тенденций общемирового развития и внутренних факторов. Однако до 1986 года самодеятельная политическая активность подавлялась репрессиями властей в различных формах и обычно не выходила за пределы небольших групп-кружков единомышленников и друзей. Летом указанного года в различных городах страны на базе объединения легализирующихся кружков возникают первые клубы (социальных инициатив и соци-альных новаторов -- в Москве, социально активных граждан и социально активных людей -- в Вильнюсе, Каунасе и Риге и т. п.). Практически в это же время прекратились аресты по политическим мотивам и начался процесс освобождения политзаключенных. Власти, как правило, не
   регистрировали клубы, но не мешали открыто их деятельности на базе помещения какого-то ДК или "красного уголка". Первоначально активность сводилась к общению и дискуссиям, начиная с 1987 г. клубы стремятся объединиться -- и одновременно конкурировать между собой, возникают центры информационного обмена и новая волна Самиздата (предыдущая была почти полностью парализована репрессиями в начале 80-х).
   В советской и иностранной прессе эпохи гласности участники этого движения приобрели прозвище "неформалы". Определенный итог этому первому этапу возрождения легальной идейно-политической активности в стране подвела прошедшая в августе 1987 г. в Москве встреча-диалог клубов и движений "Общественные инициативы перестройке", координатором и одним из организаторов которой был автор данной работы. Доминирующим настроением тогда была идея самоорганизации масс "снизу" для поддержки политики перестройки "сверху", а господствующей идеологией -- демократический социализм различных оттенков, хотя в дискуссиях приняли участие и антикоммунистические группы (либерально-западнические, в следующем году организовавшие оппозиционную политическую партию Демократический Союз, действовали более активно, фундаменталисты дискуссий тогда тоже не избегали). Большинство лидеров и значительная часть актива организаций, провозгласивших себя новыми политическими партиями в 1990 г., начинали именно как "неформалы", подавляющее большинство этих "партий" и сегодня остается на уровне развития 1987 г., т. е. федерацией кружков и клубов, созданных людьми, пришедшими к определенным убеждениям задолго до 1985, а в годы перестройки просто нашедшими единомышленников и друзей. К весне 1988 г. во всех этих организациях вместе (по традиционной классификации от ультралевых -- троцкистов и анархистов -- до ультраправых -- расистов, фашистов и т. п.) насчитывалось на весь Советский Союз не более нескольких тысяч участников и несколько сот активистов. Из них только несколько десятков человек на всю страну принимало участие в идейно-политической деятельности и подвергалось репрессиям до 1985 г., но в большинстве республик заметным авторитетом эти люди не пользовались.
   Первые массовые общественные движения в СССР, деятельность которых сначала выплеснулась на улицы и площади городов (в основном -- столичных), а затем и в
   ряде республик, привела к смене власти. Возникли национальные движения. Поводы к их формированию могли быть самыми различными (в Армении и Азербайджане -- проблема Нагорного Карабаха, в Молдавии -- замена существующей славянской графики на латинскую, в Прибалтике -- борьба за признание незаконности пакта Молотова -- Риббентропа 1939 г. и т. п.), но в результате возникало массовое движение, обычно именующее себя Народным фронтом (НФ). Впервые НФ возник в Эстонии, в настоящее время аналогичные организации являются парламентским большинством в Латвии, Молдавии, Литве, Армении, Грузии (в трех последних случаях они называют себя не народными фронтами, а общенациональными движениями), парламентской оппозицией -- на Украине (Рух), в Азербайджане и Белоруссии (НФ).
   Подобная закономерность перехода к качественно новому строю, когда возникает своего рода исторический компромисс большинства народа в процессе формирования новой системы собственности и власти в посттоталитарном обществе, характерна не только для ряда республик СССР, но и для стран Восточной Европы (Солидарность -- в Польше, Гражданский форум -- в ЧСФР и т. п.). Организации, именующие себя партиями, существуют во всех перечисленных выше республиках Союза (а в последнее время стали возникать и в Средней Азии), но в большинстве случаев еще недостаточно влиятельны, чтобы претендовать на завоевание власти. Как правило, наибольшую активность среди этих партий проявляют восходящие к старому (60--70-х гг.) оппозиционному движению группировки (партия национальной независимости Эстонии, украинская республиканская партия, наиболее влиятельная во Львове и вообще на Западной Украине, и т. п.), обычно обвиняющие руководство НФ в излишнем соглашательстве с Москвой и местными компартиями (в которых большая часть их руководства, в основном научная и творческая интеллигенция, раньше состояли). Для таких партий характерно непризнание законности полномочий нынешних парламентов соответствующих республик (как выбранных в условиях оккупации, по недемократическому избирательному закону и т. п.) и призывы к регистрации граждан соответствующих республик (Эстонии, Грузии, Украины и т. п.) с целью проведения выборов в Учредительное Собрание по новому закону.