Страница:
Другой путь формирования новых партий -- на базе
течений внутри НФ (так М. Лауристин -- одна из лидеров эстонской социал-демократической партии, Л. Юнусова -- азербайджанской; аналогичным путем сложился и ряд небольших центристских партий, либеральных по идеологии, но центральная проблема для них на сегодняшний день та же самая, что для НФ и национал-радикалов -- какими путями добиться государственной независимости). Третий вариант формирования партий в республиках Союза -- на базе возрождения партий, существовавших в них до советизации (иногда сохранивших до наших дней в эмиграции некоторые силы). Социальный состав практически всех новых партий -- интеллигенция различных категорий с преобладанием молодежи в нижнем и среднем звене структуры, которая в настоящее время обычно в стадии формирования. Численность организаций обычна в диапазоне от ста до тысячи человек (у национал-радикалов -- до нескольких тысяч, иногда -- несколько десятков тысяч членов и сторонников, что, конечно, несопоставимо с сотнями тысяч членов и миллионами сторонников НФ (отдаленным подобием с точки зрения структуры и функций Индийского национального конгресса периода борьбы за независимость).
Судьбы республиканских компартий в новых условиях оказались различными, но, как правило, незавидными: в Прибалтике, помимо отстранения от власти, они раскололись по национальному признаку (на русоязычное крыло, оставшееся в составе КПСС, и местное, вышедшее из ее состава; последнее обычно стремится трансформироваться в социал-демократическом направлении). В Молдавии раскола пока удалось избежать, но организации парализованы борьбой различных национальных и идейных группировок. В Армении и Грузии после поражения на выборах компартии отстранены от власти.
На Украине и в Белоруссии власть на республиканском уровне руководству местных компартий сохранить удалось (при ряде чувствительных региональных неудач), но национально-возрожденческое крыло и сторонники демократизации среди русоязычного населения стремительно набирают силу и, опираясь на массовую внепарламентскую поддержку, иногда могут добиваться принятия республиканскими правительствами своих требований (хотя формально Рух и оппозиционное крыло компартии имеют на Украине около 1/4 депутатских мандатов, а в Белоруссии -- еще менее того).
В регионах СССР, где большинство коренного населе
ния исповедует ислам, политическая активность в форме НФ и зарождающихся партий менее развита. Шансов стать парламентским большинством на выборах, проходивших в условиях чрезвычайного положения, НФ Азербайджана не имел. Радикально-национальное и исламско-фунда-менталистское крыло этой организации попыталось отстранить от власти руководство компартии республики зимой 1989--1990 г. путем массовой кампании гражданского неповиновения, приступило к формированию альтернативной власти на местах и вооруженных формирований, но было разгромлено в результате применения войск в конце января 1990 г., и теперь в НФ преобладают сторонники парламентского пути достижения государственного суверенитета, центристы и социал-демократы.
Основной политический противник азербайджанского НФ -- армянское общенациональное движение (ранее -- комитет "Карабах") -- сумел выиграть выборы в условиях введенного Москвой в обеих республиках (в первый раз --еще осенью 1988 г.) военного положения и фактически сохранить свои вооруженные формирования; азербайджанцы пока всякий раз реагировали с запозданием и нередко -- в формах, вызывающих массовое осуждение (погромы армян в Сумгаите и Кировабаде в 1988 г., в Баку -- в 1990 известны в мире и в СССР значительно более широко, чем осуществлявшееся с неменьшей жестокостью изгнание сельского азербайджанского населения из приграничных районов армянскими боевиками зимой 1988--1989 гг.).
В обеих республиках в настоящее время существуют многочисленные политические формирования со своими вооруженными группами, во многом контролирующие власть на местах и вступающие в конфликты между собой и с силами центрального правительства, формы которых весьма напоминают то, что происходит в Ливане. В республиках с преобладанием исламского населения НФ существуют в настоящее время в Узбекистане (Берлик) и автономных республиках Поволжья (Татария) и Северного Кавказа, в некоторых случаях они представлены в республиканских парламентах и органах местного самоуправления, возникли в ряде случаев оргкомитеты политических партий.
Впервые относительно массовой политическая активность населения стала в России весной 1988 г. Известное влияние оказал пример Армении и Эстонии, но в роли детонатора выступили выборы на XIX партийную конферен
цию. Недовольство медленным ходом перестройки, разрывом между декларациями Горбачева из Москвы и ухудшением положения на местах, ставшими еще более нетерпимыми в условиях гласности произволом и коррупцией местного руководства -- все это вывело на улицы тысячи людей от Южно-Сахалинска до Поволжья. На базе борьбы за социальную справедливость и демократию, экологическую безопасность и демократический социализм сложились НФ (помимо вышеперечисленных городов) в Москве и Ленинграде, Казани, Свердловске, Челябинске, Ставрополе, Иркутске -- в общей сложности примерно в 30 городах России. Неоднократно предпринимавшиеся с лета 1988 года попытки объединить усилия российских НФ увенчались установлением только информационной связи и координации действий только в региональных масштабах.
Той же весной 1988 г. более радикально настроенные течения объявили о создании оппозиционной КПСС политической партии Демократический союз. В идейном смысле эта организация была чрезвычайно пестрой, в нее входили троцкисты, еврокоммунисты, социал-демократы, но преобладали либеральные группировки различных оттенков, вышедшие из рядов старых правозащитных групп 70-х годов. Всех этих людей объединяла идея бескомпромиссного отрицания существующего строя, разоблачения политики перестройки как обмана масс, а в области практических действий -- участие в несанкционированных митингах в Москве на Пушкинской площади и в Ленинграде у Казанского собора.
Нежелание ДС вступать в контакты даже с реформистским крылом КПСС и разоблачение им менее радикально настроенных организаций как примиренцев, соглашателей, агентов КГБ и т. п. надолго испортили отношения между его руководством и другими силами в Ленинграде и Москве, в областных центрах России, где преобладало умеренное крыло, не поддержавшее в ряде случаев бойкот выборов 1989 г. и выступавшее за сотрудничество всех антитоталитарных сил. Лозунги многопартийности и равноправия всех форм собственности, включая частную, превратившиеся в 1990 г. в общее место правительственной и оппозиционной идеологии в России и СССР, тогда казались излишне радикальными для большинства, не говоря уж о призыве к всеобщей политической забастовке с целью ненасильственного свержения режима и проведения демократических выборов в
Учредительное собрание России (ДС изначально выступал за немедленное признание независимости всех остальных республик СССР).
Новый мощный толчок формированию политического спектра российской жизни дали выборы на первый съезд Советов весной 1989 г. К этому моменту сезонные ритмы политики в СССР, повторяющиеся из года в год, обозначились довольно четко: медленное оживление в январе-феврале, крутой подъем весной, достигающий пика в мае-июне, летом -- распространение достигнутого уровня вширь с определенным подведением итогов в конце августа, осенью --постепенный спад массовой активности, к декабрю практически замирающей, кроме тонкой пленки политизированных активистов. Только в Прибалтике НФ сумели принять участие в выборах без серьезного сопротивления властей (а Саюдис уже тогда выиграл выборы у компартии Литвы), в Азербайджане и Армении выборы проходили в условиях чрезвычайного положения (а нынешнее армянское руководство республики находилось в тюрьме), а в других республиках (кроме среднеазиатских, где выборы проходили как и десятилетиями до этого) голосовали в основном за популярных личностей -Ельцина, Гдляна и Иванова, Афанасьева и т. п., и против начальства. НФ России сумели провести в среднем по одному парламентарию (Станкевич -- в Москве, Белозер-цев -- в Карелии, Шамшев -- в Ярославле). Но главным результатом выборов и прямой телетрансляции съезда стали качественные сдвиги в массовом сознании. В организационном смысле новые политические силы России заметных успехов в 1989 г. не добились, хотя сложилась оппозиционная Межрегиональная депутатская группа в несколько десятков активистов, сто с небольшим сторонников и примерно столько же сочувствующих парламентариев.
В идеологическом смысле за этот год произошел определенный сдвиг от концепции демократического социализма (ее чем дальше, тем больше монополизировало как официозную руководство КПСС) к либеральным ценностям, в общественном сознании воспринимаемых как общедемократические. Дело не только в том, что "западническая линия" во многом доминировала в средствах массовой информации и в силу этого немало преуспела в пропаганде ценностей рынка, разделения властей, многопартийности и (менее решительно) частной собственности. Реальное российское общество при ближайшем
рассмотрении оказалось настолько аморфным и неспособным к четкому артикулированию интересов тех или иных социальных групп на идейно-политическом уровне, что даже два года спустя разрыв между лозунгами и пропагандой тех или иных именующих себя партиями группировок и повседневной жизнью большинства населения все еще очень велик (а уровень самоорганизации масс крайне низок). В таких условиях, когда проснувшаяся к политической активности интеллигенция оказалась единственной своей собственной социальной базой, попытки сколько-нибудь четко сформулировать идейно-политическую платформу "партии" той или иной групп к эффективным результатам привести не могли.
Массовая забастовка шахтеров в июле 1989 г., казалось бы противоречит сформулированному выше выводу, но минувшие с того времени полтора года показали, что это видимое исключение только подтверждает общее правило. Охватившая различные регионы России, Украины и Казахстана забастовка стала во многом непосредственным результатом разочарования масс итогами I съезда Советов. Как говорили шахтеры, они осознали, что одни говорят правду, а другие неправду, у одних это получается лучше, а у других -- хуже, но ведь практически к лучшему даже от правильных разговоров ничего не меняется! Фактически благодаря телетрансляции съезда на глазах стала разрушаться классическая для стереотипов "священной державы" концепция "сакрального слова". Вера в то, что если с самой высокой трибуны будут произнесены правильные слова, то (разумеется, при посильном участии простых людей) жизнь после этого быстро начнет меняться к лучшему, подсознательно была очень сильна. И когда "жизнь после телетрансляции" не только ни на волос не изменилась к лучшему, но буквально на глазах стала меняться к худшему, имел место не просто социально-психологический, но культурно-цивилизационный шок. Именно с этого надлома резко падает кредит доверия к горбачевской версии "политики революционной перестройки" и политике поддержки ее "снизу", но на уровне практической политики на первых порах это означает только оттеснение Ельциным Горбачева в российском массовом сознании на вторую позицию.
Забастовка шахтеров вызвала растерянность как у правительства, пошедшего на экономические уступки (причем в основном перераспределительного плана и даже пол
тора года спустя не предоставившего шахтам реальной экономической самостоятельности хотя бы в области ценообразования) и отказавшегося вести переговоры по политическим требованиям -- отмене шестой статьи Конституции и т. п., так и у лидеров МДГ, призвавших к скорейшему прекращению забастовки, дабы не дестабилизировать ситуацию в стране дальше. В организационном смысле шахтеры на первом этапе сумели добиться только признания легального существования забасткомов как гаранта выполнения соглашений с правительством. Попытки ДС перевести забастовку в политическое русло были отторгнуты не только рабочими лидерами, но и основной массой бастующих, ибо к реальному взятию власти даже на предприятиях движение было не готово. Наибольших политических результатов по ходу забастовки и в первые месяцы после нее по установлению контактов с забастовочными комитетами добился оргкомитет социалистической партии (входивший в него московский студент Е. Островский был избран членом прокопьевского стачкома) прежде всего в Кузбассе и Караганде, в меньшей степени -- конфедерация анархо-синдикалистов. Рабочему движению на том этапе в наибольшей степени импонировали концепции самоуправления на базе совладения собственностью, развиваемые этими организациями, и их консультационная помощь без политических условий.
Осенью 1989 г. большинство забастовочных комитетов трансформировалось в союзы трудящихся регионального характера (Кузбасса, Донбасса и Воркуты), а в мае 1990 г. в Новокузнецке эти союзы и ряд независимых от государства профсоюзов (первый из них -- СОЦПРОФ -- был зарегистрирован правительством летом 1989 г.) провозгласили Конфедерацию труда (КТ). К этому моменту среди лидеров конфедерации и союзов трудящихся начинают доминировать общедемократические (точнее -- либеральные) лозунги рынка, понимаемого как свобода распоряжения произведенной продукцией, и демократии, понимаемой как отрицание власти КПСС. Усилия, предпринимаемые политизированным крылом рабочего движения по организации партии, успехом не увенчались, даже если они предпринимались при поддержке извне (активная пропаганда Н. Травкина, к примеру), ненамного лучше дела обстояли с формированием профсоюза горняков. На его учредительном съезде, при всей рыночной и антикоммунистической риторике
(и рассуждениях о самоуправлении на базе совладения собственностью) в октябре 1990 г. фактически обнаружилось, что шахтерские лидеры едины с министром угольной промышленности Щадовым по фундаментальному вопросу: без дотаций в десятки миллиардов рублей со стороны государства крах отрасли практически неизбежен.
В январе 1991 г., когда при единой позиции директоров и коллективов шахт только угрозой забастовки удалось повысить цены на уголь, на Украине эта линия получила дальнейшее развитие. В июне 1990 г. союз трудящихся Воркуты призвал других членов КТ к забастовке с требованием отставки правительства Рыжкова, запланировавшего с 1 июля начать новый этап перехода к рыночной экономике с повышения цен на хлеб; правительство отказалось от этого намерения, но в июле 1990 г. забастовка горняков хотя и состоялась, но фактически носила демонстративно-символический характер. В январе 1991 г. большинство шахт Кузбасса на призыв регионального руководства КТ к забастовке протеста по поводу событий в Литве не откликнулись. Сколько-нибудь разработанной политики у нынешних рабочих организаций (существует с осени 1990 г. еще и Союз СТК) по наиболее актуальным экономическим проблемам -- повышению цен, приватизации и т. п. пока нет.
Возвращаясь к событиям второй половины 1989 г., необходимо отметить огромное воздействие на СССР того, что произошло в странах Восточной Европы. В шоке оказались не только самые различные группировки в советском руководстве. Интеллигенция столиц неожиданно осознала, что при определенных обстоятельствах тоталитаризм может рухнуть под воздействием массовых уличных демонстраций всего за несколько дней. Одновременно "бархатные революции" в Восточной Европе, общий ход развития в Венгрии и Польше и даже в Румынии и Болгарии окончательно закрепил гегемонию либерально-западнической идеологии в сознании политически активной интеллигенции. Практически ставка была сделана на избирательные кампании по выборам в местные и республиканские органы власти. Оргкомитеты целого ряда партий (демократической, либерально-демократической, конституционно-демократической, социалистической, социал-демократической, христианско-демократической) возникли еще весной и летом 1989 г., но к моменту начала избира
тельной кампании в них насчитывалось не более нескольких сот активистов, к тому же нередко расколотых на группировки, активно борющиеся между собой. В ходе выборов этим организациям в лучшем случае удалось избрать одного-двух депутатов, а блок "Демократическая Россия", объединившийся вокруг платформы МДГ и кандидатуры Ельцина на пост главы государства, собрал около 1/4 голосов (примерно 250 мандатов).
В противовес этому блоку сложилась коалиция ряда организаций, обвиняющих МДГ в реставрации капитализма в СССР и "распродаже родины мировому капиталу", объединившиеся вокруг лозунга: "Вам нужны великие потрясения, а нам -- великая Россия", провозглашенного после подавления первой русской революции последним крупным государственным деятелем Российской империи Столыпиным. В этот блок вошли как некоторые течения внутри КПСС (которые в начале 1990 г. создали оргкомитет по восстановлению российской коммунистической партии для особой организации), так и силы иной идейкой ориентации -- Христианско-патриотический союз, Отечество и т. п. В отличие от Демократической России, этот блок потерпел на выборах сокрушительную неудачу, сумев провести в парламент всего несколько депутатов (крайние "западники" из ДС и радикальное крыло русских фундаменталистов из "Памяти" выборы бойкотировали).
КПСС на российских выборах фактически не выступала как единая сила, поскольку многие формально состоявшие в ней люди бескомпромиссно боролись друг с другом в составе "демократов" и "патриотов", осуждая официальный курс за бессильный центризм. Парламентский блок "Коммунисты России", насчитывающий около 450 депутатов, фактически сложился только по ходу первой сессии российского парламента во время неудавшейся попытки не допустить избрания Ельцина (первоначально ему противостояла кандидатура ставшего затем главой компартии РСФСР И. Полозкова). Большинство депутатов-центристов, решивших итог выборов и предопределивших состав нового российского правительства, стояли, как они выражались, "на хозяйственной платформе", т. е. являлись руководителями предприятий, недовольных ходом реформы экономики.
Процесс внутреннего размежевания КПСС в России по-настоящему набрал темп с января 1990 г., когда в Москве состоялась первая конференция Демократической платформы. В состав ее руководства вошел ряд лидеров
МДГ (Афанасьев, Ельцин, Гдлян, Иванов, Попов, Станкевич), но практическую работу по консолидации оппозиции в рядах КПСС взял на себя ряд активистов самодеятельного общественного движения Москвы, Ленинграда и ряда других городов, включая автора этой статьи. ДП удалось избрать на съезд российских коммунистов около 100 делегатов; после избрания Полозкова главой российской компартии и итогов XXVIII съезда КПСС (состав руководящих органов и сохранение в уставе принципа демократического централизма весьма плохо сочетается с программными декларациями о демократическом гуманном социализме) большинство сторонников ДП начали выход из КПСС. Одни из них (Ельцин, мэры Москвы и Ленинграда Попов и Собчак, их заместители Станкевич и Филиппов) заявили, что выполнение их обязанностей несовместимо с членством ни в какой политической партии; активисты ДП взяли курс на формирование новой политической партии общедемократической ориентации, хотя среди них немало и сторонников демократического социализма. По данным опросов общественного мнения на август 1990 г. по рейтингу популярности Демплатформа лидировала в России (35 %); наибольшим влиянием она обладала среди инженерно-технических работников и других категорий интеллигенции (преподавателей высшей и средней школы, научных работников), тем не менее численность Демплатформы на протяжении второй половины 1990 г. непрерывно падала: от нескольких сот тысяч перед съездами до 50 тысяч вышедших из КПСС активистов к сентябрю, примерно 20 тысяч членов провозглашенной в ноябре 1990 г. Республиканской партии.
Главная трудность, стоящая перед этой новой организацией, заключалась не только в том, что большинство выходцев из КПСС осталось беспартийными, и не только в конкуренции со стороны близкой (на первом этапе развития) по программным установкам и социальному составу Демократической партии, которую один из лидеров Демплатформы Травкин начал создавать в марте 1990 г. Обе . организации возникли на сходной социально-психологической волне -- массовом отталкивании интеллигенции от КПСС весной и летом 1990 г., а когда эта волна спала, вне зависимости от степени радикальности антикоммунизма, возникли острые структурные трудности, хотя и разного порядка, определяемого спецификой массового активиста. Первоначально в проекте создания Демпартии приняли участие ряд лидеров неформальных объединений либе
рально-демократической ориентации (московского "Мемориала"-- Пономарев, ленинградского НФ -- Салье), но после майского учредительного съезда, выразив недовольство вождистскими амбициями Травкина и засильем в аппарате организации бывших коммунистов (одним из них являлся бывший работник аппарата ЦК КПСС Хацинков), парадоксально сочетающимся с агрессивной антикоммунистической пропагандой новой партии, эти лидеры вышли из Демпартии и создали свою организацию -- Свободно-демократическую партию, наибольшим влиянием пользующуюся в Ленинграде и других районах северо-западной России. Травкину первым удалось создать действительно массовую организацию, имеющую первичные структуры практически в каждой области России. Либеральная интеллигенция столиц к ней не примкнула, попытки компенсировать это интенсивной работой лично Травкина по расширению влияния на рабочее движение (и прежде всего -- Конфедерацию труда) тоже заметных результатов не дали. Имея летом несколько сот тысяч сторонников, сохраняя в августе второй по популярности рейтинг (около 30 %), осенью и зимой Демпартия по численности сократилась на порядок. Произошел очередной раскол -- вместе с газетой "Демократическая Россия" из партии ушел Хацинков, она фактически оказалась в изоляции и в составе блока Демократическая Россия, и на Демократическом конгрессе в Харькове.
В условиях либерально-западнической гегемонии в массовом сознании интеллигенции "экологическая ниша" организаций, чрезвычайно близких Демпартии по идеологии радикально-антикоммунистической ориентации, оказалась крайне перегруженной. На вопрос про программу кто-то из их лидеров прямо сказал: "Как у всех. Многопартийность и частная собственность". Наиболее рано (еще в 1988 году) обозначили свою активность конституционные демократы, но в 1990 г. они распались на три разные группировки. Полемика между ними шла в основном по линии большего или меньшего учета национального фактора в своей деятельности (в недооценке последнего активно упрекал своих оппонентов НД РСФСР М. Астафьев). Блоки и альянсы между этими группировками были необычайно неустойчивы: демпартия Травкина летом 1990 г. вела переговоры о создании одного центристского блока с социал-демократами, партией конституционных демократов Золотарева и партией свободного труда; либеральные демократы Жириновского вошли в Российский демократи
ческий форум в составе союза демократических сил им. Сахарова во главе с Ворониным, Российского народного фронта (Скурлатов), христианско-демократического союза (Огородников), российской демократической партией (в свое время эта организация во главе с Убожко откололась от Демсоюза, на следующем съезде его исключили и во главе партии стал Семенов, в 1990 г. его сменил НД Моссовета Бутов).
Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что программы всех этих "партий" практически идентичны, оба "блока" -- за частную собственность и свободное предпринимательство как ведущий экономический уклад, но второй в большей степени окрашен в национально-российские цвета (хотя тщательно отмежевывается от "Памяти" и иных чисто русских национал-радикалов, предпочитая лозунг сохранения многонациональной великой державы). Либерально-западнический лагерь в лице одного из лидеров Демократической России Мурашова прямо объявил своих конкурентов-центристов марионеточными партиями, созданными КГБ и КПСС, те не остались в долгу у "лжедемократических авантюристов". Многие ходы центристских лидеров действительно не укладываются ни в какую здравую логику; когда летом из-под пера Скурлатова вышел "вполне в духе ДС" документ "Программа действий-90", предполагавший ликвидацию "партократического режима" кампанией гражданского неповиновения, официозная пресса приписала ее Демроссии (благо, Травкин неоднократно выступал с аналогичными призывами к забастовкам); осенью "центристы" стали выступать за кабинет общенационального единства, а после встреч с руководителем КГБ Крючковым и председателем ВС СССР Лукьяновым додумались (почти одновременно с И. Полозковым и задолго до всяких событий в Прибалтике) до создания Комитета национального спасения...
течений внутри НФ (так М. Лауристин -- одна из лидеров эстонской социал-демократической партии, Л. Юнусова -- азербайджанской; аналогичным путем сложился и ряд небольших центристских партий, либеральных по идеологии, но центральная проблема для них на сегодняшний день та же самая, что для НФ и национал-радикалов -- какими путями добиться государственной независимости). Третий вариант формирования партий в республиках Союза -- на базе возрождения партий, существовавших в них до советизации (иногда сохранивших до наших дней в эмиграции некоторые силы). Социальный состав практически всех новых партий -- интеллигенция различных категорий с преобладанием молодежи в нижнем и среднем звене структуры, которая в настоящее время обычно в стадии формирования. Численность организаций обычна в диапазоне от ста до тысячи человек (у национал-радикалов -- до нескольких тысяч, иногда -- несколько десятков тысяч членов и сторонников, что, конечно, несопоставимо с сотнями тысяч членов и миллионами сторонников НФ (отдаленным подобием с точки зрения структуры и функций Индийского национального конгресса периода борьбы за независимость).
Судьбы республиканских компартий в новых условиях оказались различными, но, как правило, незавидными: в Прибалтике, помимо отстранения от власти, они раскололись по национальному признаку (на русоязычное крыло, оставшееся в составе КПСС, и местное, вышедшее из ее состава; последнее обычно стремится трансформироваться в социал-демократическом направлении). В Молдавии раскола пока удалось избежать, но организации парализованы борьбой различных национальных и идейных группировок. В Армении и Грузии после поражения на выборах компартии отстранены от власти.
На Украине и в Белоруссии власть на республиканском уровне руководству местных компартий сохранить удалось (при ряде чувствительных региональных неудач), но национально-возрожденческое крыло и сторонники демократизации среди русоязычного населения стремительно набирают силу и, опираясь на массовую внепарламентскую поддержку, иногда могут добиваться принятия республиканскими правительствами своих требований (хотя формально Рух и оппозиционное крыло компартии имеют на Украине около 1/4 депутатских мандатов, а в Белоруссии -- еще менее того).
В регионах СССР, где большинство коренного населе
ния исповедует ислам, политическая активность в форме НФ и зарождающихся партий менее развита. Шансов стать парламентским большинством на выборах, проходивших в условиях чрезвычайного положения, НФ Азербайджана не имел. Радикально-национальное и исламско-фунда-менталистское крыло этой организации попыталось отстранить от власти руководство компартии республики зимой 1989--1990 г. путем массовой кампании гражданского неповиновения, приступило к формированию альтернативной власти на местах и вооруженных формирований, но было разгромлено в результате применения войск в конце января 1990 г., и теперь в НФ преобладают сторонники парламентского пути достижения государственного суверенитета, центристы и социал-демократы.
Основной политический противник азербайджанского НФ -- армянское общенациональное движение (ранее -- комитет "Карабах") -- сумел выиграть выборы в условиях введенного Москвой в обеих республиках (в первый раз --еще осенью 1988 г.) военного положения и фактически сохранить свои вооруженные формирования; азербайджанцы пока всякий раз реагировали с запозданием и нередко -- в формах, вызывающих массовое осуждение (погромы армян в Сумгаите и Кировабаде в 1988 г., в Баку -- в 1990 известны в мире и в СССР значительно более широко, чем осуществлявшееся с неменьшей жестокостью изгнание сельского азербайджанского населения из приграничных районов армянскими боевиками зимой 1988--1989 гг.).
В обеих республиках в настоящее время существуют многочисленные политические формирования со своими вооруженными группами, во многом контролирующие власть на местах и вступающие в конфликты между собой и с силами центрального правительства, формы которых весьма напоминают то, что происходит в Ливане. В республиках с преобладанием исламского населения НФ существуют в настоящее время в Узбекистане (Берлик) и автономных республиках Поволжья (Татария) и Северного Кавказа, в некоторых случаях они представлены в республиканских парламентах и органах местного самоуправления, возникли в ряде случаев оргкомитеты политических партий.
Впервые относительно массовой политическая активность населения стала в России весной 1988 г. Известное влияние оказал пример Армении и Эстонии, но в роли детонатора выступили выборы на XIX партийную конферен
цию. Недовольство медленным ходом перестройки, разрывом между декларациями Горбачева из Москвы и ухудшением положения на местах, ставшими еще более нетерпимыми в условиях гласности произволом и коррупцией местного руководства -- все это вывело на улицы тысячи людей от Южно-Сахалинска до Поволжья. На базе борьбы за социальную справедливость и демократию, экологическую безопасность и демократический социализм сложились НФ (помимо вышеперечисленных городов) в Москве и Ленинграде, Казани, Свердловске, Челябинске, Ставрополе, Иркутске -- в общей сложности примерно в 30 городах России. Неоднократно предпринимавшиеся с лета 1988 года попытки объединить усилия российских НФ увенчались установлением только информационной связи и координации действий только в региональных масштабах.
Той же весной 1988 г. более радикально настроенные течения объявили о создании оппозиционной КПСС политической партии Демократический союз. В идейном смысле эта организация была чрезвычайно пестрой, в нее входили троцкисты, еврокоммунисты, социал-демократы, но преобладали либеральные группировки различных оттенков, вышедшие из рядов старых правозащитных групп 70-х годов. Всех этих людей объединяла идея бескомпромиссного отрицания существующего строя, разоблачения политики перестройки как обмана масс, а в области практических действий -- участие в несанкционированных митингах в Москве на Пушкинской площади и в Ленинграде у Казанского собора.
Нежелание ДС вступать в контакты даже с реформистским крылом КПСС и разоблачение им менее радикально настроенных организаций как примиренцев, соглашателей, агентов КГБ и т. п. надолго испортили отношения между его руководством и другими силами в Ленинграде и Москве, в областных центрах России, где преобладало умеренное крыло, не поддержавшее в ряде случаев бойкот выборов 1989 г. и выступавшее за сотрудничество всех антитоталитарных сил. Лозунги многопартийности и равноправия всех форм собственности, включая частную, превратившиеся в 1990 г. в общее место правительственной и оппозиционной идеологии в России и СССР, тогда казались излишне радикальными для большинства, не говоря уж о призыве к всеобщей политической забастовке с целью ненасильственного свержения режима и проведения демократических выборов в
Учредительное собрание России (ДС изначально выступал за немедленное признание независимости всех остальных республик СССР).
Новый мощный толчок формированию политического спектра российской жизни дали выборы на первый съезд Советов весной 1989 г. К этому моменту сезонные ритмы политики в СССР, повторяющиеся из года в год, обозначились довольно четко: медленное оживление в январе-феврале, крутой подъем весной, достигающий пика в мае-июне, летом -- распространение достигнутого уровня вширь с определенным подведением итогов в конце августа, осенью --постепенный спад массовой активности, к декабрю практически замирающей, кроме тонкой пленки политизированных активистов. Только в Прибалтике НФ сумели принять участие в выборах без серьезного сопротивления властей (а Саюдис уже тогда выиграл выборы у компартии Литвы), в Азербайджане и Армении выборы проходили в условиях чрезвычайного положения (а нынешнее армянское руководство республики находилось в тюрьме), а в других республиках (кроме среднеазиатских, где выборы проходили как и десятилетиями до этого) голосовали в основном за популярных личностей -Ельцина, Гдляна и Иванова, Афанасьева и т. п., и против начальства. НФ России сумели провести в среднем по одному парламентарию (Станкевич -- в Москве, Белозер-цев -- в Карелии, Шамшев -- в Ярославле). Но главным результатом выборов и прямой телетрансляции съезда стали качественные сдвиги в массовом сознании. В организационном смысле новые политические силы России заметных успехов в 1989 г. не добились, хотя сложилась оппозиционная Межрегиональная депутатская группа в несколько десятков активистов, сто с небольшим сторонников и примерно столько же сочувствующих парламентариев.
В идеологическом смысле за этот год произошел определенный сдвиг от концепции демократического социализма (ее чем дальше, тем больше монополизировало как официозную руководство КПСС) к либеральным ценностям, в общественном сознании воспринимаемых как общедемократические. Дело не только в том, что "западническая линия" во многом доминировала в средствах массовой информации и в силу этого немало преуспела в пропаганде ценностей рынка, разделения властей, многопартийности и (менее решительно) частной собственности. Реальное российское общество при ближайшем
рассмотрении оказалось настолько аморфным и неспособным к четкому артикулированию интересов тех или иных социальных групп на идейно-политическом уровне, что даже два года спустя разрыв между лозунгами и пропагандой тех или иных именующих себя партиями группировок и повседневной жизнью большинства населения все еще очень велик (а уровень самоорганизации масс крайне низок). В таких условиях, когда проснувшаяся к политической активности интеллигенция оказалась единственной своей собственной социальной базой, попытки сколько-нибудь четко сформулировать идейно-политическую платформу "партии" той или иной групп к эффективным результатам привести не могли.
Массовая забастовка шахтеров в июле 1989 г., казалось бы противоречит сформулированному выше выводу, но минувшие с того времени полтора года показали, что это видимое исключение только подтверждает общее правило. Охватившая различные регионы России, Украины и Казахстана забастовка стала во многом непосредственным результатом разочарования масс итогами I съезда Советов. Как говорили шахтеры, они осознали, что одни говорят правду, а другие неправду, у одних это получается лучше, а у других -- хуже, но ведь практически к лучшему даже от правильных разговоров ничего не меняется! Фактически благодаря телетрансляции съезда на глазах стала разрушаться классическая для стереотипов "священной державы" концепция "сакрального слова". Вера в то, что если с самой высокой трибуны будут произнесены правильные слова, то (разумеется, при посильном участии простых людей) жизнь после этого быстро начнет меняться к лучшему, подсознательно была очень сильна. И когда "жизнь после телетрансляции" не только ни на волос не изменилась к лучшему, но буквально на глазах стала меняться к худшему, имел место не просто социально-психологический, но культурно-цивилизационный шок. Именно с этого надлома резко падает кредит доверия к горбачевской версии "политики революционной перестройки" и политике поддержки ее "снизу", но на уровне практической политики на первых порах это означает только оттеснение Ельциным Горбачева в российском массовом сознании на вторую позицию.
Забастовка шахтеров вызвала растерянность как у правительства, пошедшего на экономические уступки (причем в основном перераспределительного плана и даже пол
тора года спустя не предоставившего шахтам реальной экономической самостоятельности хотя бы в области ценообразования) и отказавшегося вести переговоры по политическим требованиям -- отмене шестой статьи Конституции и т. п., так и у лидеров МДГ, призвавших к скорейшему прекращению забастовки, дабы не дестабилизировать ситуацию в стране дальше. В организационном смысле шахтеры на первом этапе сумели добиться только признания легального существования забасткомов как гаранта выполнения соглашений с правительством. Попытки ДС перевести забастовку в политическое русло были отторгнуты не только рабочими лидерами, но и основной массой бастующих, ибо к реальному взятию власти даже на предприятиях движение было не готово. Наибольших политических результатов по ходу забастовки и в первые месяцы после нее по установлению контактов с забастовочными комитетами добился оргкомитет социалистической партии (входивший в него московский студент Е. Островский был избран членом прокопьевского стачкома) прежде всего в Кузбассе и Караганде, в меньшей степени -- конфедерация анархо-синдикалистов. Рабочему движению на том этапе в наибольшей степени импонировали концепции самоуправления на базе совладения собственностью, развиваемые этими организациями, и их консультационная помощь без политических условий.
Осенью 1989 г. большинство забастовочных комитетов трансформировалось в союзы трудящихся регионального характера (Кузбасса, Донбасса и Воркуты), а в мае 1990 г. в Новокузнецке эти союзы и ряд независимых от государства профсоюзов (первый из них -- СОЦПРОФ -- был зарегистрирован правительством летом 1989 г.) провозгласили Конфедерацию труда (КТ). К этому моменту среди лидеров конфедерации и союзов трудящихся начинают доминировать общедемократические (точнее -- либеральные) лозунги рынка, понимаемого как свобода распоряжения произведенной продукцией, и демократии, понимаемой как отрицание власти КПСС. Усилия, предпринимаемые политизированным крылом рабочего движения по организации партии, успехом не увенчались, даже если они предпринимались при поддержке извне (активная пропаганда Н. Травкина, к примеру), ненамного лучше дела обстояли с формированием профсоюза горняков. На его учредительном съезде, при всей рыночной и антикоммунистической риторике
(и рассуждениях о самоуправлении на базе совладения собственностью) в октябре 1990 г. фактически обнаружилось, что шахтерские лидеры едины с министром угольной промышленности Щадовым по фундаментальному вопросу: без дотаций в десятки миллиардов рублей со стороны государства крах отрасли практически неизбежен.
В январе 1991 г., когда при единой позиции директоров и коллективов шахт только угрозой забастовки удалось повысить цены на уголь, на Украине эта линия получила дальнейшее развитие. В июне 1990 г. союз трудящихся Воркуты призвал других членов КТ к забастовке с требованием отставки правительства Рыжкова, запланировавшего с 1 июля начать новый этап перехода к рыночной экономике с повышения цен на хлеб; правительство отказалось от этого намерения, но в июле 1990 г. забастовка горняков хотя и состоялась, но фактически носила демонстративно-символический характер. В январе 1991 г. большинство шахт Кузбасса на призыв регионального руководства КТ к забастовке протеста по поводу событий в Литве не откликнулись. Сколько-нибудь разработанной политики у нынешних рабочих организаций (существует с осени 1990 г. еще и Союз СТК) по наиболее актуальным экономическим проблемам -- повышению цен, приватизации и т. п. пока нет.
Возвращаясь к событиям второй половины 1989 г., необходимо отметить огромное воздействие на СССР того, что произошло в странах Восточной Европы. В шоке оказались не только самые различные группировки в советском руководстве. Интеллигенция столиц неожиданно осознала, что при определенных обстоятельствах тоталитаризм может рухнуть под воздействием массовых уличных демонстраций всего за несколько дней. Одновременно "бархатные революции" в Восточной Европе, общий ход развития в Венгрии и Польше и даже в Румынии и Болгарии окончательно закрепил гегемонию либерально-западнической идеологии в сознании политически активной интеллигенции. Практически ставка была сделана на избирательные кампании по выборам в местные и республиканские органы власти. Оргкомитеты целого ряда партий (демократической, либерально-демократической, конституционно-демократической, социалистической, социал-демократической, христианско-демократической) возникли еще весной и летом 1989 г., но к моменту начала избира
тельной кампании в них насчитывалось не более нескольких сот активистов, к тому же нередко расколотых на группировки, активно борющиеся между собой. В ходе выборов этим организациям в лучшем случае удалось избрать одного-двух депутатов, а блок "Демократическая Россия", объединившийся вокруг платформы МДГ и кандидатуры Ельцина на пост главы государства, собрал около 1/4 голосов (примерно 250 мандатов).
В противовес этому блоку сложилась коалиция ряда организаций, обвиняющих МДГ в реставрации капитализма в СССР и "распродаже родины мировому капиталу", объединившиеся вокруг лозунга: "Вам нужны великие потрясения, а нам -- великая Россия", провозглашенного после подавления первой русской революции последним крупным государственным деятелем Российской империи Столыпиным. В этот блок вошли как некоторые течения внутри КПСС (которые в начале 1990 г. создали оргкомитет по восстановлению российской коммунистической партии для особой организации), так и силы иной идейкой ориентации -- Христианско-патриотический союз, Отечество и т. п. В отличие от Демократической России, этот блок потерпел на выборах сокрушительную неудачу, сумев провести в парламент всего несколько депутатов (крайние "западники" из ДС и радикальное крыло русских фундаменталистов из "Памяти" выборы бойкотировали).
КПСС на российских выборах фактически не выступала как единая сила, поскольку многие формально состоявшие в ней люди бескомпромиссно боролись друг с другом в составе "демократов" и "патриотов", осуждая официальный курс за бессильный центризм. Парламентский блок "Коммунисты России", насчитывающий около 450 депутатов, фактически сложился только по ходу первой сессии российского парламента во время неудавшейся попытки не допустить избрания Ельцина (первоначально ему противостояла кандидатура ставшего затем главой компартии РСФСР И. Полозкова). Большинство депутатов-центристов, решивших итог выборов и предопределивших состав нового российского правительства, стояли, как они выражались, "на хозяйственной платформе", т. е. являлись руководителями предприятий, недовольных ходом реформы экономики.
Процесс внутреннего размежевания КПСС в России по-настоящему набрал темп с января 1990 г., когда в Москве состоялась первая конференция Демократической платформы. В состав ее руководства вошел ряд лидеров
МДГ (Афанасьев, Ельцин, Гдлян, Иванов, Попов, Станкевич), но практическую работу по консолидации оппозиции в рядах КПСС взял на себя ряд активистов самодеятельного общественного движения Москвы, Ленинграда и ряда других городов, включая автора этой статьи. ДП удалось избрать на съезд российских коммунистов около 100 делегатов; после избрания Полозкова главой российской компартии и итогов XXVIII съезда КПСС (состав руководящих органов и сохранение в уставе принципа демократического централизма весьма плохо сочетается с программными декларациями о демократическом гуманном социализме) большинство сторонников ДП начали выход из КПСС. Одни из них (Ельцин, мэры Москвы и Ленинграда Попов и Собчак, их заместители Станкевич и Филиппов) заявили, что выполнение их обязанностей несовместимо с членством ни в какой политической партии; активисты ДП взяли курс на формирование новой политической партии общедемократической ориентации, хотя среди них немало и сторонников демократического социализма. По данным опросов общественного мнения на август 1990 г. по рейтингу популярности Демплатформа лидировала в России (35 %); наибольшим влиянием она обладала среди инженерно-технических работников и других категорий интеллигенции (преподавателей высшей и средней школы, научных работников), тем не менее численность Демплатформы на протяжении второй половины 1990 г. непрерывно падала: от нескольких сот тысяч перед съездами до 50 тысяч вышедших из КПСС активистов к сентябрю, примерно 20 тысяч членов провозглашенной в ноябре 1990 г. Республиканской партии.
Главная трудность, стоящая перед этой новой организацией, заключалась не только в том, что большинство выходцев из КПСС осталось беспартийными, и не только в конкуренции со стороны близкой (на первом этапе развития) по программным установкам и социальному составу Демократической партии, которую один из лидеров Демплатформы Травкин начал создавать в марте 1990 г. Обе . организации возникли на сходной социально-психологической волне -- массовом отталкивании интеллигенции от КПСС весной и летом 1990 г., а когда эта волна спала, вне зависимости от степени радикальности антикоммунизма, возникли острые структурные трудности, хотя и разного порядка, определяемого спецификой массового активиста. Первоначально в проекте создания Демпартии приняли участие ряд лидеров неформальных объединений либе
рально-демократической ориентации (московского "Мемориала"-- Пономарев, ленинградского НФ -- Салье), но после майского учредительного съезда, выразив недовольство вождистскими амбициями Травкина и засильем в аппарате организации бывших коммунистов (одним из них являлся бывший работник аппарата ЦК КПСС Хацинков), парадоксально сочетающимся с агрессивной антикоммунистической пропагандой новой партии, эти лидеры вышли из Демпартии и создали свою организацию -- Свободно-демократическую партию, наибольшим влиянием пользующуюся в Ленинграде и других районах северо-западной России. Травкину первым удалось создать действительно массовую организацию, имеющую первичные структуры практически в каждой области России. Либеральная интеллигенция столиц к ней не примкнула, попытки компенсировать это интенсивной работой лично Травкина по расширению влияния на рабочее движение (и прежде всего -- Конфедерацию труда) тоже заметных результатов не дали. Имея летом несколько сот тысяч сторонников, сохраняя в августе второй по популярности рейтинг (около 30 %), осенью и зимой Демпартия по численности сократилась на порядок. Произошел очередной раскол -- вместе с газетой "Демократическая Россия" из партии ушел Хацинков, она фактически оказалась в изоляции и в составе блока Демократическая Россия, и на Демократическом конгрессе в Харькове.
В условиях либерально-западнической гегемонии в массовом сознании интеллигенции "экологическая ниша" организаций, чрезвычайно близких Демпартии по идеологии радикально-антикоммунистической ориентации, оказалась крайне перегруженной. На вопрос про программу кто-то из их лидеров прямо сказал: "Как у всех. Многопартийность и частная собственность". Наиболее рано (еще в 1988 году) обозначили свою активность конституционные демократы, но в 1990 г. они распались на три разные группировки. Полемика между ними шла в основном по линии большего или меньшего учета национального фактора в своей деятельности (в недооценке последнего активно упрекал своих оппонентов НД РСФСР М. Астафьев). Блоки и альянсы между этими группировками были необычайно неустойчивы: демпартия Травкина летом 1990 г. вела переговоры о создании одного центристского блока с социал-демократами, партией конституционных демократов Золотарева и партией свободного труда; либеральные демократы Жириновского вошли в Российский демократи
ческий форум в составе союза демократических сил им. Сахарова во главе с Ворониным, Российского народного фронта (Скурлатов), христианско-демократического союза (Огородников), российской демократической партией (в свое время эта организация во главе с Убожко откололась от Демсоюза, на следующем съезде его исключили и во главе партии стал Семенов, в 1990 г. его сменил НД Моссовета Бутов).
Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что программы всех этих "партий" практически идентичны, оба "блока" -- за частную собственность и свободное предпринимательство как ведущий экономический уклад, но второй в большей степени окрашен в национально-российские цвета (хотя тщательно отмежевывается от "Памяти" и иных чисто русских национал-радикалов, предпочитая лозунг сохранения многонациональной великой державы). Либерально-западнический лагерь в лице одного из лидеров Демократической России Мурашова прямо объявил своих конкурентов-центристов марионеточными партиями, созданными КГБ и КПСС, те не остались в долгу у "лжедемократических авантюристов". Многие ходы центристских лидеров действительно не укладываются ни в какую здравую логику; когда летом из-под пера Скурлатова вышел "вполне в духе ДС" документ "Программа действий-90", предполагавший ликвидацию "партократического режима" кампанией гражданского неповиновения, официозная пресса приписала ее Демроссии (благо, Травкин неоднократно выступал с аналогичными призывами к забастовкам); осенью "центристы" стали выступать за кабинет общенационального единства, а после встреч с руководителем КГБ Крючковым и председателем ВС СССР Лукьяновым додумались (почти одновременно с И. Полозковым и задолго до всяких событий в Прибалтике) до создания Комитета национального спасения...