Страница:
С одной стороны, происходило стирание стихийной коллективной памяти народов, с другой -- искусственно формировалась память "нужная" для упрочения и охра-нительства тоталитарной системы, гордо именуемой социализмом. Власть целенаправленно обрекала граждан "самой свободной в мире страны" на беспамятство. Ясно, почему при арестах отбирались книги, фотографии, личные архивы. Люди, оставаясь живыми, уходили в социальное небытие -- "без права переписки". Клеймо молчания,
проставленное системой на индивидуальных судьбах, в свою очередь не позволяло превратить память о них в узелки общей ткани -- коллективной памяти.
"Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей", -- писал русский поэт Николай Рубцов. Да, разрушались и осквернялись православные храмы, мечети, костелы, кирхи. Переименовывались города, села, улицы, сносились памятники. Уничтожались запрещенные книги, а "оставшиеся в живых" единичные экземпляры загоняли в спецхраны.
Зато вместо "сокращаемого" прошлого создавались новые "места памяти" и поклонений: капища почивших в бозе вождей, монументы и мемориалы, бюсты дважды и трижды героев, ритуальные революционные святыни. В стране был хронический дефицит бумаги на классиков литературы и на школьные учебники. Но многомиллионными тиражами издавались речи генсеков. Полки библиотек разбухали от пропагандистской макулатуры. Поэты и композиторы создавали хвалебные оды в честь вождей и грандиозных событий. Народ сидел на голодном пайке в то время как на экранах лихо гарцевали сытые счастливчики из "Кубанских казаков". Страна жила в зазер-калье пропагандистского обмана. Расхожая шутка "СССР -- родина слонов" скрывала затаенную правду о Державе как родине тоталитаризма. Поэтому и делалось все возможное и невозможное для превращения людей в манкуртов.
Приходится, к сожалению, признать, что мифологизации, идеолого-пропагандистской заданности подвергалась не только история так называемого советского периода, -- или, пожалуй, стоит брать шире, --история всего XX века, но и далекое прошлое. Сегодня уже, кажется, никто не утверждает, что скифы -- непосредственные предки славян, как это было в 40-е гг., но идея ав-тохтонности (исконного, чуть ли не вечного проживания того или иного народа на занимаемой им территории) продолжает оставаться живучей. Вместо сложной картины этногенеза и миграции народов и государствообразо-вания рисуется упрощенная: доказывается прямая преемственность народов и государств, располагавшихся на данной территории. Все было направлено на "одревление" собственной истории. Уходящая в века докиевская государственность восточных славян наглядный тому пример.
"Патриотическая" установка уродливо отражается в
переплетении двух, казалось бы, взаимоисключающих начал: великодержавного и своего национального. Ведь ясно, что великодержавию союзному, имперскому соответствует тоже своего рода великодержавие --республиканское. Речь идет, -- да не обвинят нас "патриоты" всех народов, --не о преумалении исторической роли и значимости той или иной -- любой! --национальной истории. Каждый народ имеет историю, которой вправе гордиться, но она -- и это надо понимать -- должна быть правдивой, без умолчаний и искажений.
Унизительно для силой в империю вовлеченного народа узнавать из монографий, статей, научно-популярных книг, учебников о своем добровольном присоединении. И это в равной степени относится как к царским и императорским временам, так и к советским. И нет принципиальной разницы между "добровольным" присоединением Туркмении при Александре II или Грузинской республики в 1921 г. Только признание всей "колониальной правды", как имперской, так и советской, поможет освободиться и от великодержавного и от агрессивно-националистического мышления.
Особенно разнузданная мифология царила в освещении классовой борьбы и революционного движения. Классовой борьбой все объяснялось, все, вплоть до сложнейших культурно-исторических явлений. Революционное же движение выступало как пружина исторического развития России в XIX в. При этом недооценивались эволюционные процессы, происходившие на протяжении этого столетия и превратившие страну в далеко не последнюю державу в Европе и в мире. Великие реформы 60--70-х гг. XIX века представали в массовом общественно-историческом сознании не как первый шаг страны к правовому государству, а с точки зрения тех пережитков феодализма, которые в этих реформистских поисках преодолеть не удалось. Зато даже на стихийные народные восстания, подчас принимавшие откровенно жестокие и варварские формы, спешили надеть классовую тогу "крестьянских войн". Реформаторы оставались как бы за бортом внимания историков, зато революционеры становились демиургами общественного прогресса.
В этой книге много трагического, тяжелого для восприятия. Кто-то, воспитанный на пропагандистских догмах, представлявший наш путь как движение "от победы к победе", может вновь произнести уже навязшие в зубах слова об "очернении" истории. На деле же очернение про
исходило тогда, когда черное называли белым, когда стремились оправдать то, чему нет оправдания, когда набрасывали флер героического на явления, унижающие личность. А вот правда, какая бы неприглядная она сама по себе ни была, не может быть очерняющей. Напротив -- правда и только правда является единственным целителем травм общественно-исторического сознания, нанесенных ему тоталитарной ложью. Она -- живительный источник очищения и воскрешения духовного организма народа. Правда не может быть очерняющей, ее суть --просветление разума.
Мы отнюдь не собирались, выписывая некоторые страницы истории Отечества, смешивать на палитре исследовательских изысканий только разные оттенки темной краски. Это было бы прежде всего глубоко неисторично. История нашей Родины свидетельствует о творческих поисках и дерзаниях, о прекрасной стране с прекрасным народом, который никому из самодержцев, ни со скипетром императора, ни со звездой "Героя" не удалось поставить на колени. Да, наш народ безмерно терпелив. Никто другой, наверное, не смог бы вынести тех унижений и издевательств, которым он подвергался, и не превратиться при этом в раба. В нечеловеческих условиях, обманываемый и обкрадываемый, он выстоял, несмотря на чудовищную тяжесть мирного труда, превращенного системой в военно-казарменную эксплуатацию, и не только выстоял, но и совершил беспримерный ратный подвиг во имя жизни.
И, как становится сейчас все более ясным, чему в книге отводится особое место, он никогда не молчал. Дух сопротивления всем формам антигуманизма не пропадал, а священный огонь Свободы не затухал в душах и сердцах людей. И то, что 12 июня 1991 г. был сделан поистине исторический выбор: от тоталитарных оков -- к правовому государству, от "человеческого фактора" --к Человеку -- событие знаменательное. Этим выбором наш народ еще раз доказал свою решимость занять достойное место равного среди равных обитателей ойкумены.
Так уж случилось, что первыми, кто попытался по-новому осмыслить проблемы отечественной истории, стали писатели и публицисты. Профессиональные историки на каком-то этапе заняли как бы выжидательную позицию. Для них также наступило время мучительных раздумий, переоценки, а подчас и полного отказа от того, что было наработано годами предшествующей деятель
ности. Кто-то не смог перебороть себя, и понять его в какой-то степени можно. Как можно понять мать, которая, ослепленная любовью к сыну, не видит, что уже нет кудрявого малыша, а есть взрослый мужчина, творящий не только добро, но и зло. Но многие преодолели кризис, не забыли о собственной исторической "клятве Гиппократа". Они пошли вновь в архивы, обратились к документам, принялись кирпичик за кирпичиком восстанавливать правду отечественной истории. В этом прежде всего видели свою задачу и авторы предлагаемой книги. Они отдавали себе полный отчет в том, что их поиски могут быть подвергнуты критике. Пусть, если это пойдет на благо истине. Наверняка -- много недочетов найдет здесь вдумчивый читатель. Но хотим заверить его -- не найдет одного -- лукавства, сознательной, заведомой неправды. И еще одно: авторы стремились отойти как от старых, так и от новых схем. Пусть факты, извлеченные из ранее недоступных или замалчиваемых исторических источников, говорят сами за себя.
проставленное системой на индивидуальных судьбах, в свою очередь не позволяло превратить память о них в узелки общей ткани -- коллективной памяти.
"Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей", -- писал русский поэт Николай Рубцов. Да, разрушались и осквернялись православные храмы, мечети, костелы, кирхи. Переименовывались города, села, улицы, сносились памятники. Уничтожались запрещенные книги, а "оставшиеся в живых" единичные экземпляры загоняли в спецхраны.
Зато вместо "сокращаемого" прошлого создавались новые "места памяти" и поклонений: капища почивших в бозе вождей, монументы и мемориалы, бюсты дважды и трижды героев, ритуальные революционные святыни. В стране был хронический дефицит бумаги на классиков литературы и на школьные учебники. Но многомиллионными тиражами издавались речи генсеков. Полки библиотек разбухали от пропагандистской макулатуры. Поэты и композиторы создавали хвалебные оды в честь вождей и грандиозных событий. Народ сидел на голодном пайке в то время как на экранах лихо гарцевали сытые счастливчики из "Кубанских казаков". Страна жила в зазер-калье пропагандистского обмана. Расхожая шутка "СССР -- родина слонов" скрывала затаенную правду о Державе как родине тоталитаризма. Поэтому и делалось все возможное и невозможное для превращения людей в манкуртов.
Приходится, к сожалению, признать, что мифологизации, идеолого-пропагандистской заданности подвергалась не только история так называемого советского периода, -- или, пожалуй, стоит брать шире, --история всего XX века, но и далекое прошлое. Сегодня уже, кажется, никто не утверждает, что скифы -- непосредственные предки славян, как это было в 40-е гг., но идея ав-тохтонности (исконного, чуть ли не вечного проживания того или иного народа на занимаемой им территории) продолжает оставаться живучей. Вместо сложной картины этногенеза и миграции народов и государствообразо-вания рисуется упрощенная: доказывается прямая преемственность народов и государств, располагавшихся на данной территории. Все было направлено на "одревление" собственной истории. Уходящая в века докиевская государственность восточных славян наглядный тому пример.
"Патриотическая" установка уродливо отражается в
переплетении двух, казалось бы, взаимоисключающих начал: великодержавного и своего национального. Ведь ясно, что великодержавию союзному, имперскому соответствует тоже своего рода великодержавие --республиканское. Речь идет, -- да не обвинят нас "патриоты" всех народов, --не о преумалении исторической роли и значимости той или иной -- любой! --национальной истории. Каждый народ имеет историю, которой вправе гордиться, но она -- и это надо понимать -- должна быть правдивой, без умолчаний и искажений.
Унизительно для силой в империю вовлеченного народа узнавать из монографий, статей, научно-популярных книг, учебников о своем добровольном присоединении. И это в равной степени относится как к царским и императорским временам, так и к советским. И нет принципиальной разницы между "добровольным" присоединением Туркмении при Александре II или Грузинской республики в 1921 г. Только признание всей "колониальной правды", как имперской, так и советской, поможет освободиться и от великодержавного и от агрессивно-националистического мышления.
Особенно разнузданная мифология царила в освещении классовой борьбы и революционного движения. Классовой борьбой все объяснялось, все, вплоть до сложнейших культурно-исторических явлений. Революционное же движение выступало как пружина исторического развития России в XIX в. При этом недооценивались эволюционные процессы, происходившие на протяжении этого столетия и превратившие страну в далеко не последнюю державу в Европе и в мире. Великие реформы 60--70-х гг. XIX века представали в массовом общественно-историческом сознании не как первый шаг страны к правовому государству, а с точки зрения тех пережитков феодализма, которые в этих реформистских поисках преодолеть не удалось. Зато даже на стихийные народные восстания, подчас принимавшие откровенно жестокие и варварские формы, спешили надеть классовую тогу "крестьянских войн". Реформаторы оставались как бы за бортом внимания историков, зато революционеры становились демиургами общественного прогресса.
В этой книге много трагического, тяжелого для восприятия. Кто-то, воспитанный на пропагандистских догмах, представлявший наш путь как движение "от победы к победе", может вновь произнести уже навязшие в зубах слова об "очернении" истории. На деле же очернение про
исходило тогда, когда черное называли белым, когда стремились оправдать то, чему нет оправдания, когда набрасывали флер героического на явления, унижающие личность. А вот правда, какая бы неприглядная она сама по себе ни была, не может быть очерняющей. Напротив -- правда и только правда является единственным целителем травм общественно-исторического сознания, нанесенных ему тоталитарной ложью. Она -- живительный источник очищения и воскрешения духовного организма народа. Правда не может быть очерняющей, ее суть --просветление разума.
Мы отнюдь не собирались, выписывая некоторые страницы истории Отечества, смешивать на палитре исследовательских изысканий только разные оттенки темной краски. Это было бы прежде всего глубоко неисторично. История нашей Родины свидетельствует о творческих поисках и дерзаниях, о прекрасной стране с прекрасным народом, который никому из самодержцев, ни со скипетром императора, ни со звездой "Героя" не удалось поставить на колени. Да, наш народ безмерно терпелив. Никто другой, наверное, не смог бы вынести тех унижений и издевательств, которым он подвергался, и не превратиться при этом в раба. В нечеловеческих условиях, обманываемый и обкрадываемый, он выстоял, несмотря на чудовищную тяжесть мирного труда, превращенного системой в военно-казарменную эксплуатацию, и не только выстоял, но и совершил беспримерный ратный подвиг во имя жизни.
И, как становится сейчас все более ясным, чему в книге отводится особое место, он никогда не молчал. Дух сопротивления всем формам антигуманизма не пропадал, а священный огонь Свободы не затухал в душах и сердцах людей. И то, что 12 июня 1991 г. был сделан поистине исторический выбор: от тоталитарных оков -- к правовому государству, от "человеческого фактора" --к Человеку -- событие знаменательное. Этим выбором наш народ еще раз доказал свою решимость занять достойное место равного среди равных обитателей ойкумены.
Так уж случилось, что первыми, кто попытался по-новому осмыслить проблемы отечественной истории, стали писатели и публицисты. Профессиональные историки на каком-то этапе заняли как бы выжидательную позицию. Для них также наступило время мучительных раздумий, переоценки, а подчас и полного отказа от того, что было наработано годами предшествующей деятель
ности. Кто-то не смог перебороть себя, и понять его в какой-то степени можно. Как можно понять мать, которая, ослепленная любовью к сыну, не видит, что уже нет кудрявого малыша, а есть взрослый мужчина, творящий не только добро, но и зло. Но многие преодолели кризис, не забыли о собственной исторической "клятве Гиппократа". Они пошли вновь в архивы, обратились к документам, принялись кирпичик за кирпичиком восстанавливать правду отечественной истории. В этом прежде всего видели свою задачу и авторы предлагаемой книги. Они отдавали себе полный отчет в том, что их поиски могут быть подвергнуты критике. Пусть, если это пойдет на благо истине. Наверняка -- много недочетов найдет здесь вдумчивый читатель. Но хотим заверить его -- не найдет одного -- лукавства, сознательной, заведомой неправды. И еще одно: авторы стремились отойти как от старых, так и от новых схем. Пусть факты, извлеченные из ранее недоступных или замалчиваемых исторических источников, говорят сами за себя.