Анна куда-то пропала, а никого из гостей он не знал. Мужчины были все в галстуках, кое-кто даже в смокинге. Разодетые женщины, по свежим прическам которых можно было догадаться, что они провели послеобеденные часы в парикмахерской. Куан Мэн чувствовал себя не в своей тарелке. Подскочил слуга, одетый в черное и белое, подставил серебряный поднос с напитками. Куан Мэн выбрал пиво. Он осматривался, ища Анну, но ее нигде не было видно. И вообще, не было видно ни одного знакомого лица. Будто он на чужой праздник попал.
Группа молодежи привлекла внимание Куан Мэна.
- Он лихо обогнул этот угол и пошел, пошел как стрела! - говорил кто-то.
- На "брэбхате"? - спросил другой.
- Нет, ты что, не видел? "Купер-климакс", - поправил его третий.
- У Альфреда был "купер-климакс", и я раз проехался. Вещь!
- А он сам?
- Слушайте, кто все-таки возьмет завтра Большой приз?
Куан Мэн перешел в другую комнату. Комнат в особняке было не меньше двадцати, и каждая раза в два-три больше всей его квартиры.
- Гинза вообще какое-то бандитское место, - вещал толстяк в смокинге.
- А я все-таки ставлю на первое место Тайвань, - возражал другой. - За десять сингапурских долларов можно взять женщину на всю ночь. И женщина будет делать все, понимаете, все.
Раздался одобрительный смех.
- Сейчас не сезон, - вмешался худощавый человек в темном костюме. Сейчас там черт знает как холодно.
- Холод сексу не помеха! - заявил кто-то. Опять смех.
- А меня холод стимулирует. Помню, как-то зимой в Нью-Йорке как заперся в номере с одной рыжей, так трое суток и не выходил, - сказал толстяк.
- Тебе, толстому, хорошо. Тебя жир защищает от холода! - поддразнил его худощавый.
- Найди себе толстую женщину, заодно и погреешься, - парировал тот.
- Толстуху? Хватит с него жены, куда уж толще! - съязвил кто-то. Взрыв смеха. Худощавый встретился взглядом с Куан Мэном. Куан Мэну сделалось неудобно, и он двинулся дальше.
- Куан Мэн! - услышал он голос Хок Лая. - Тебя искала Анна!
- А где она?
- Успеешь к ней! Сначала выпьем.
Хок Лай потащил его в большую комнату рядом. Там был устроен бар. Самый настоящий бар, как показывают в кино: стойка, высокие вращающиеся стулья, пивные бочки, за стойкой зеркало во всю стену, бармены - все, как положено.
- Что будешь пить, Мэн? - Хок Лай уже входил в роль хозяина особняка.
- Пиво.
- Да брось ты! Выпей чего-нибудь покрепче. Ну коньяку, что ли. Есть потрясающий коньяк.
Куан Мэну пока не случалось пить ничего понастоящему крепкого. Пиво было его всегдашним напитком.
- Да нет, все-таки лучше пиво!
- Одно пиво, один коньяк со льдом! - крикнул Хок Лай бармену. Понимаешь, какое дело, - объяснил он Куан Мэну, - коньяк не пьют со льдом, но я никак не приучусь пить его просто так. Обжигает.
Приучишься, хотелось сказать Куан Мэну, кто-кто, а ты обязательно приучишься.
- Ну что ты как потерянный? - привязался Хок Лай. - Твоя бесценная Анна пошла к Сесилии. Приданое смотреть. Она рассказала Сесилии, что вы встречаетесь. Ну и когда у вас это самое? Я так понимаю, что ты уже тоже на крючке, а, друг?
- Ну что ты, - покраснел Куан Мэн.
- Подожди, а в чем дело? На крючке так на крючке. Сесилия сказала, что вы с Анной на полном серьезе, - не отставал Хок Лай.
- Брось!
- Да в чем дело? Мы все должны остепениться рано или поздно.
По тону Хок Лая было легко догадаться, что фразу эту он повторяет часто. Куан Мэн начал уже соображать, как отвязаться от него, но тут, на счастье, появились Анна и Сесилия.
- Ты давно здесь? - спросила Анна.
- Не очень.
- Привет! - улыбнулась Сесилия, одетая во что-то неописуемо красивое, не платье, а шедевр.
- Привет.
- Мы только что встретили Порцию во внутреннем дворике. Забирайте свои стаканы, пойдем к нему и все вместе выпьем.
Порция ждет во внутреннем дворике. Девочка-яблочко и не подозревает, как красиво это у нее сказалось. Куан Мэн улыбнулся про себя. Конечно, если улыбки про себя возможны.
Куан Мэн и Анна уходили с помолвки в числе последних, хотя нельзя сказать, что они уж очень веселились. Было поздно, и Куан Мэн решил отвезти Анну в такси. На крыльце Анна заявила, что хочет пойти с ним провожать Порцию. Порция уезжал через два дня.
Вернувшись домой, Куан Мэн долго не засыпал, лежал в постели, не зажигая света, и курил. Все остальные спали, и он пробрался в свою комнату на цыпочках. Багровая точка сигареты увеличивалась, когда он затягивался, потом снова сжималась и меркла. Товарищ во тьме.
Помолвка оставила нехороший осадок. В ней было что-то несимпатичное. Натужное.
Куан Мэн лежал на спине и тихо злился. Зачем понадобилось Хок Лаю поддевать его? И почему эти шуточки мешают ему заснуть? Он лежал, курил и искал причину своему испорченному настроению. Неужели мысль об этом ни разу не пришла в голову ему самому, хотя бы неосознанно? Почему он не может сказать правду самому себе? Бояться тут нечего. Да. Вполне возможно, что в один прекрасный день он женится на Анне. А почему нет? Он же видел, как счастливо складывается жизнь у Бун Тека и Мэй Ай, значит, счастье возможно. Вполне возможно! И все-таки он никак не мог заснуть.
ГЛАВА 21
Хок Лай прикатил в громадном черном "мерседесе" - одна из машин отца Сесилии. Они получили пропуск для входа на территорию порта и отыскали причал, где стояло пассажирское судно "Читрал".
Взобравшись по узкому трапу на палубу второго класса, они долго озирались по сторонам, высматривая Порцию. Наконец они его увидели зажатого в толпе родни, растерянного, наряженного в новенький костюм, похожего на настоящего туриста из-за фотоаппарата, повешенного на грудь. Порция смущенно поздоровался, но родню свою знакомить не стал, хотя кое-кто из них заулыбался, а кое-кто начал ревниво поглядывать на новоприбывших, будто не желая, чтоб чужие отвлекали на себя внимание их бесценного ребенка.
Родни было столько, что она вполне могла бы занять все судно родители, дядья, тетки, дедушки, бабушки, братья, сестры, племянники, племянницы, двоюродные, троюродные и четвероюродные. Наличествовало все фамильное древо, включая самые юные побеги и самые далекие корешки.
Порция повел друзей смотреть его каюту, в которой должен был быть еще один пассажир. Они спускались по узким лесенкам, шли длинными коридорами, пахнущими горячим машинным маслом, и наконец добрались до тесной каюты. Каюта была забита пузатыми чемоданами, свертками и грудными детьми - тоже родней. Стали выбираться обратно на палубу.
Проделали ритуал фотографирования вместе, обменялись обещаниями писать и не забывать, и Порция вернулся к родне.
Куан Мэн разглядывал родственников Порции. У пожилых женщин были красные, заплаканные глаза, и видно было, что они могут в любую минуту опять разразиться слезами. Дети носились по палубе с невероятным шумом, а родители, унимая их, сами оглушительно галдели. Какая-то старуха гладила Порцию, как маленького, по голове.
Ну и отъезд! - думал Куан Мэн. Если я когда-нибудь уеду, я улизну, чтоб никто не знал. Все эти эмоции на глазах у целой толпы, весь этот недостойный тарарам! Нет уж. Я незаметно слиняю.
Они оставили Порцию прощаться дальше и пошли осматривать судно. На верхней палубе обнаружился плавательный бассейн. Очень маленький, не бассейн, дыра в палубе, но все-таки. На площадке для пинг-понга уже появились игроки, и мячик, постукивая, перелетал с одного конца стола на другой. Зашли в кают-компанию и в бар, где Хок Лай и Куан Мэн решили выпить пива.
- Повезло Порции, - вздохнул Хок Лай. - Я бы тоже хотел съездить в Европу.
- Сесилия сказала, что вы проводите медовый месяц за границей? спросила Анна.
- Не в Европе. Мы поедем всего-навсего в Гонконг и Японию.
- Гонконг и Япония! Это же прекрасно! - воскликнула Анна.
- Ничего, придет время, мы и в Европе побываем. - Хок Лай посмотрел на Сесилию.
Допили пиво и пошли опять к Порции.
Их увидел отец Порции и подошел поговорить. Худой и долговязый, он выглядел точной копией своего сына. Мистер Синнатураи был в тот день человеком счастливым и гордым.
- Очень рад, - приветствовал он их, - очень мило с вашей стороны, что вы тоже пришли провожать Натараджана. Очень мило, очень.
Он улыбался, и, видно, ему было действительно приятно.
Увидев озадаченное выражение на лице Анны, Куан Мэн наклонился и тихонько шепнул ей, что Порцию, собственно, зовут Натараджаном. Он и сам почти забыл, как его зовут, настолько они все привыкли звать его Порцией.
- Очень рад, - повторял мистер Синнатураи. - А позвольте спросить, скоро ли вы сами собираетесь в Соединенное Королевство? Вы тоже поедете в Соединенное Королевство, молодые люди? - обратился он к Хок Лаю и Куан Мэну.
Мистер Синнатураи говорил с сильным индийским акцентом и походил на комика Питера Селлерса, изображающего индусов. Он не говорил, а пел, да еще прищелкивал языком. Любой человек, если он не индус, через десять минут вывихнул бы себе язык, попробуй он так говорить.
Хок Лай и Куан Мэн вынуждены были информировать его, что им не так повезло в жизни, как его сыну Натараджану, и мистер Синнатураи быстро закачал головой по-индийски и защелкал языком.
- Ай, как жаль! Ай, как жаль!
Голова так и болталась из стороны в сторону, как на разболтанном шарнире.
Мистер Синнатураи потащил их знакомиться с важнейшим из родственников:
- Школьные товарищи Натараджана. Не правда ли, как мило, что они пришли проводить его? А это мой старший брат, Челваш, профсоюзный деятель из Ипо, вы, конечно, слышали о нем? - Он опять заболтал головой.
Они по очереди пожали руку необыкновенно толстому человеку. Куан Мэн вспомнил: он видел его фотографию в газетах, но никак не предполагал, что тот такой толстый. Ничего себе борец за интересы трудящихся, подумал он.
- А это Сингам, мой младший брат, адвокат из Серембана, - радостно чирикал отец Порции.
Кончилось тем, что их перезнакомили со всей родней мужского пола. Женщин им так и не представили. Может, у них такой обычай, предположил Куан Мэн.
Зазвенел звонок - провожающих просили сойти на берег.
Родня заволновалась.
- Это первый звонок, первый! - объявил мистер Синнатураи. - Не волнуйтесь, время еще есть! - радовался он.
Родственники сразу успокоились и готовы были успокаиваться снова и снова, после каждого отчаянного звонка.
Куан Мэн и остальные решили, что им пора. Пожали руку Порции, еще раз обошли всю родню мужского пола, а мистер Синнатураи продолжал твердить:
- Мило, что вы пришли, как мило... Они осторожно спустились по узкому крутому трапу и, сойдя на причал, в последний раз задрали головы на судно, вздымавшееся рядом. Нашли глазами Порцию, помахали. Пошли.
Ну вот, думал Куан Мэн, наконец наш бегун на длинные дистанции бежит далеко-далеко. На худых своих куриных ногах.
ГЛАВА 22
- Куан Мэн! Куан Мэн!
Он поднял голову. Несколько голов сразу повернулось в его сторону неожиданное разнообразие среди монотонности рабочего дня.
- К телефону!
- Иду, - ответил он, выходя из-за стола.
Кто бы это мог звонить в послеобеденные часы, недоумевал он. Вернулся с обеда каких-нибудь минут сорок назад и чувствовал, как его одолевает сонливость. Так всегда бывает после плотного обеда в жару. А он в этот день съел больше обыкновенного - и суп ел, и рис. Шел к телефону, чувствуя тяжесть в желудке.
Телефон, которым им разрешалось пользоваться, стоял на столе у старшего клерка, и тот свирепо смотрел на каждого, кто брался за трубку. Под таким взглядом невозможно было долго болтать. Куан Мэн поздоровался и взял трубку.
- Да?
- Алло! Алло!
Куан Мэн узнал голос младшего брата, но звучал он напряженно и встревоженно.
- Слушаю! В чем дело, Кэй?
- Это ты, да?
- Да, я это! Что случилось?
- Иди скорей домой! Отец заболел! Без сознания.
- Когда это случилось?
- Да вот только. Иди скорей домой!
- Иду. Он дома?
- Да!
- А мать?
- Мать тоже дома! Иди скорей!
- Хорошо. Беги домой, скажи матери, что я уже иду. Понял?
- Понял. Но только иди скорей! Куан Мэн положил трубку. Старший клерк смотрел на него.
- У меня заболел отец, - сказал Куан Мэн, хотя его ни о чем не спрашивали.
- Отец болен, - повторил он минуту спустя мистеру Тану.
- Что? Опять отец болен? - недовольно переспросил мистер Тан.
Да, чуть не сказал Куан Мэн, только теперь он действительно болен. Он прикусил язык.
- Он серьезно заболел. Потерял сознание.
Куан Мэн прыгнул в такси. Он никак не мог собраться с мыслями. Не знал, что думать. Кэй сказал - без сознания. А вдруг отец уже умер? Куан Мэн отогнал от себя эту мысль. Не может быть. Выглянул в окошко мчащегося такси - мир был все таким же, ничего не изменилось. Не может быть, думал он, не может быть. И твердо знал - может.
Лифт никак не шел. Куан Мэн нажимал и нажимал кнопку вызова. Когда он наконец спустился, Куан Мэну показалось, что автоматическая дверь открывается медленней, чем всегда. Нажал кнопку восьмого этажа, лифт пополз вверх. Остановился. Куан Мэн выскочил из кабины, помчался вниз на свою площадку, перескакивая через ступеньки, и влетел в квартиру.
Из спальни выходила мать - глаза у нее распухли от слез.
- Мэн, ну что же нам теперь делать?
- Как он, ма? - осторожно спросил Мэн.
- Лежит и не двигается. Зайди к нему, Мэн, посмотри.
Он неловко погладил мать по плечу.
Раздвинув жиденькую портьеру, Куан Мэн вошел в спальню родителей. Отец лежал на двухспальной кровати в позе спящего человека. У постели сидела жена дяди Чеая.
- Мэн, наконец-то ты пришел, - вздохнула она.
- Ну как он, тетя?
- Тихо лежит, как видишь, - почти прошептала она. - И ни разу не шевельнулся.
Куан Мэн подошел поближе, дотронулся до отца. Ему показалось, что отец уже умер, так неподвижно было его тело, но потом он увидел, что отец дышит, медленно и глубоко. Тогда Куан Мэну стало казаться, что отец спит, что он может разбудить его. Дотронулся до отцовского лба - лоб был прохладным и липким. Куан Мэн почти отдернул руку и знаком показал тетке, что уходит.
Мать сидела на диване. Выражение отчаянной безнадежности застыло на ее лице. Младшие девочки сгрудились вокруг нее. При виде Куан Мэна они подняли к нему перепуганные мордочки.
- Вызвали доктора? - спросил Куан Мэн.
- Доктор Шивам уже в пути, - ответил Куан Кэй.
- Ма, ты можешь рассказать мне, как это произошло? - мягко попросил Куан Мэн.
- Вернулся с работы перед обедом, сказал, что ему нездоровится. Я ему говорю тогда - ты отдохни немного, я думала: отдохнет, и все пройдет. Отец согласился. Потом сели обедать, отец почти ничего не ел, а потом сделалось вот так, как сейчас: он читал газету и вдруг упал на лицо. Сознание потерял. Пришлось звать на помощь, чтоб его в спальню перенесли. С тех пор он так и лежит.
- Надо дождаться доктора, - заявил Куан Мэн. - Где же это он? Пора бы ему уже прийти!
- Доктора всегда так заняты, - вздохнула мать.
- Ну и что? Разве не сказали доктору, что отцу плохо?
- Я все сказал! - заторопился Куан Кэй. - Я бежал всю дорогу до больницы! Я сказал, что нужно срочно!
Будто услышав их, в дверь вошел доктор Шивам. Он сразу начал распоряжаться, и семье стало легче от одного его присутствия. Доктор пошел в спальню смотреть больного. Куан Мэн помог ему раздеть отца. Закончив осмотр, доктор сказал Куан Мэну, что с отцом случился удар.
- У него сильная гипертония, - пояснил доктор Шивам и добавил, что больного нужно везти в больницу. Он сказал, что пойдет договариваться насчет перевозки.
- Это очень серьезно, доктор? - решился Куан Мэн.
- Пока трудно сказать.
- Он умрет?
Мать и сестры всхлипывали.
- Ничего пока не знаю. Нужно немедленно отправить его в больницу.
Доктор торопливо ушел, и женщины разрыдались. Куан Мэн приказал им перестать и собрать все, что отцу может понадобиться в больнице. Хлопоты могли отвлечь их от горестных мыслей. Все равно ничего не поделаешь - нужно только ждать. Он не в состоянии был думать. Мозг отказывался.
Куан Мэн поехал с отцом в больницу в машине "скорой помощи". Странная, призрачная поездка. Отец лежал в машине без сознания, а вокруг, как ни в чем не бывало, продолжалась жизнь. Куан Мэну не было ни горько, ни обидно из-за этого. В конце концов он помнил, сколько раз он сам видел "скорую" на улице, она мчалась к больнице, отчаянно вопя сиреной, а он шел своей дорогой, иногда любопытствуя, но никогда не сострадая. Вид "скорой помощи" не портил ему вечер. А сколько раз он проходил мимо похоронных процессий, бросив мимолетный взгляд. Нет, он не сердился сейчас - он был только оглушен и растерян.
Он посмотрел на неподвижную фигуру отца, лежащего на носилках под легким одеялом. Больничное одеяло, окутав отца, сделало его чужим и незнакомым. Куан Мэн пожалел, что не догадался захватить из дому отцовское одеяло. Впрочем, не все ли равно, отец ведь без сознания. Он не мог оторвать глаз от простертой фигуры. Как плохо он его знает! Я всю жизнь провел под одной крышей с этим человеком, который лежит сейчас передо мной, но я его совсем не знаю! Мой отец. Мой собственный отец.
Умрет он? - думал Куан Мэн. Умрет - и все? И вот это была его жизнь? Умрет тихонько, без жалоб? И даже не понимая, что жизнь кончена? Куан Мэну стало больно за отца. Какую радость в жизни знал он? Что он получил за все свои старания? Фотографию на кухонной стене. Ничего не скажешь - жалкое вознаграждение. А как он беспомощен сейчас. Нельзя, нельзя, чтобы смерть была такой! - вдруг яростно подумал Куан Мэн. Чтобы не было в ней ни драматизма, ни жеста. Чтобы протеста и того не было бы. Просто так - без всякого смысла.
Машина влетела в больничный двор, остановилась у приемного отделения, носилки выдвинули, подхватили, поставили на каталку и увезли на осмотр. Осмотр продолжался недолго - носилки выкатили, покатили по длинному коридору, поставили в лифт, подняли наверх, потом по другому длинному коридору привезли в палату. Здесь больного передали на попечение палатной сестры.
Куан Мэна отправили в регистратуру оформить больничные документы на отца. Он подписывал какие-то бумаги, заполнял бланки и думал - сколько мороки. Вот где забываешь о болезни. Пока Куан Мэн ожидал еще каких-то бумаг, он рассматривал очередь, скопившуюся перед кабинетом врача. Некоторые явно попали в уличные аварии. Куан Мэн увидел человека, голова которого была кое-как обмотана пропитавшейся кровью тряпицей. Вид больных и раненых вызвал приступ слабости у Куан Мэна. Его поташнивало. Да еще родственники бледные, встревоженные. Он жалел родственников больше, чем самих больных исключая того человека с замотанной головой. У того не было ни кровинки в лице и кожа выглядела серой, как зола. Куан Мэну хотелось закричать: да посмотрите же, ну обратите же внимание на него! Почему доктора не примут его без очереди?! Но Куан Мэн молчал и молча заполнял бумажки, касающиеся его отца.
Потом Куан Мэн поднялся в палату. Перед дверью жались мать, тетка, братья и сестры. Они сказали, что в палате сейчас доктора смотрят отца. Куан Мэн передал палатной сестре заполненные бланки и стал ждать вместе со всеми. Никто не разговаривал.
Наконец один из врачей вышел из палаты и подошел к ним.
Не надо волноваться, сказал доктор, потому что волнение не поможет больному. Делать пока ничего не нужно, нужно набраться терпения и ждать. Только время покажет, что будет дальше. И не лучше ли им отправиться домой? Делать пока ничего не нужно. Куан Мэн поблагодарил врача. Мать заявила, что она все равно останется с отцом, и попросила Куан Мэна увести детей домой. Они могут прийти вечером, в посетительские часы. Куан Мэн не стал спорить и повез всех домой в такси.
Дома он принял душ и переоделся. Сел на диван, взял "Ивнинг мейл" и попробовал читать. Не читалось - даже комиксы были неинтересными. Взял одну из книг Бун Тека, но сосредоточиться на Сартре оказалось еще трудней. Квартира была странно пустой и очень просторной. Младшие тоже почувствовали это - они испуганно притихли, почти не разговаривали между собой, а если говорили, то полушепотом. В пять часов старшая из девочек, Сюи Лин, которой еще не было пятнадцати, по собственному почину приготовила чай и бутерброды. Она неожиданно превратилась в маленькую женщину, в маленькую маму, в ее лице появилась спокойная серьезность. Куан Мэн обвел глазами младших братьев и сестер, усевшихся вокруг кухонного стола, - они все показались ему старше и серьезней. Кроме самого младшего - но ему и было-то всего шесть лет. Он один вел себя шумно, как всегда.
Вечером Куан Мэн взял с собой Куан Кэя и младшую из девочек, Сюи Хун, в больницу. Сюи Лин осталась дома присматривать за остальными. Она сказала, что накормит их и приготовит ужин. Поэтому они должны вернуться домой вовремя, к ужину, и нужно сказать матери, чтобы мать не беспокоилась и что она, Сюи Лин, справится с хозяйством. Куан Мэн с уважением посмотрел на сестру.
В больнице им сообщили, что отец пришел в себя, но говорить пока не может. Его нельзя беспокоить, при нем нужно меньше разговаривать. Куан Мэну объяснили, что у больного парализована правая сторона тела.
Куан Мэн подошел к постели отца и заглянул ему в лицо. Отец смотрел широко раскрытыми глазами, но явно никого не узнавал. Глаза были тусклыми, а взгляд рассеянным, и смотрел он куда-то вдаль. Как новорожденный младенец, пришло в голову Куан Мэну. Ему неожиданно сделалось стыдно оттого, что он видит своего отца в таком виде. Он быстро вышел в коридор покурить.
Больница была переполнена посетителями. Они шли толпами, целыми семьями, неся цветы, таща кошелки с фруктами. Куан Мэн отметил, что чаще всего больным приносили виноград. Ну что же, думал он, болезнь касается не одного человека, а многих. И дело это обычное. Надо только удивляться тому, что обычно люди проходят мимо больниц и им кажется, будто это особые заведения, с которыми у них нет ничего общего. Куан Мэн тоже проходил мимо больниц, и вдруг - его собственный отец попал в одну из них, и больница стала близкой. Теперь она была теснейшим образом связана с его жизнью. Как давнишний знакомый. Нет, больше того. Как старый друг. Вот так, нежданно, входит в нашу жизнь неведомое. Смерть, например. Тогда все меняется. И говоришь ей - здорово, старина.
ГЛАВА 23
После ужина Куан Мэн вышел на балкон. Дул легкий ветерок, было нежарко и приятно. В прозрачных сумерках небо выглядело далеким и бездонным огромная пустота, которую невозможно себе представить.
Куан Мэн сидел, размышлял о том, что может ждать его в будущем, но он больше не тревожился. Он вспомнил, как вела себя Сюи Лин. Совсем как взрослая. От этой мысли он почувствовал тепло и силу в груди.
Подошла мать - так бесшумно и незаметно, что Куан Мэн не сразу осознал ее присутствие рядом с собой. Увидев ее, он вскочил.
- Садись, ма!
- Не хочется, я постою, - ответила она.
Оба долго стояли в молчании. Куан Мэн понимал, что мать пришла поговорить с ним, и давал ей время собраться с мыслями, найти слова.
- Тебе теперь придется содержать семью, - выговорила она наконец.
- Конечно, ма, - мягко ответил он.
- Ты старший. На тебе вся ответственность.
- Я понимаю, ма.
- Отца разбил паралич. Он больше не сможет работать, ты понял это?
- Понял.
- А тебе так мало лет, - вздохнула мать. - Совсем еще мальчик, а тут все это свалилось на тебя.
- Ничего, ма. Ничего. Ты только не волнуйся.
- Ребенок почти. - Мать посмотрела на него. - Тебе бы сейчас радоваться жизни, а ты должен думать обо всей семье. Не балует нас судьба.
- Не надо говорить об этом, ма.
- Наверное, ты прав. Наверное, не надо. Ты ведь и сам все понимаешь, Мэн? - Мать пыталась заглянуть в его лицо.
Куан Мэн кивнул. Не понимаю я всего, думал он. Никто не может все понять. Просто случаются разные вещи - и все. Что ж тут понимать? Просто случаются.
- Совсем ты еще молодой. Отцу и мне, нам так хотелось, чтоб жизнь твоя сложилась хорошо, чтобы ты был счастливым. Отец мало разговаривал с детьми, но он так мечтал, так мечтал, чтоб у нас все было хорошо. Ты не знаешь, как он расстраивался, когда ты кончил школу, а работы не было. Он показывать не хотел, до чего это его огорчало. Все себя винил, а я ему повторяла: ну что ты глупости какие говоришь. А он свое: сумел бы я заработать побольше, отправил бы Куан Мэна в университет. Это бы ему дало хоть какие-то шансы в жизни, он говорил. И все время ругал себя.
- В чем же он виноват? - сказал Куан Мэн.
- И я ему твердила: ты ни в чем не виноват. Я говорила: раз семья вместе, никто не болеет, все сыты и крыша есть над головой, надо бога благодарить, и все. Но ведь ты отца знаешь - не религиозный он человек. И спрашивает меня: за что благодарить бога?
Аминь, хотелось сказать Куан Мэну. Отец прав. За что благодарить бога?
- И тут это случилось... - Мать смотрела в темноту. - Даже если он поправится, все равно работать он больше не сможет, отец наш. Вся надежда на тебя, Мэн, на тебя одного.
- Все будет хорошо, ма.
- Один ты у нас. Остальные совсем дети. Даже Куан Кэю еще так долго учиться! Тебе одному придется всех тянуть, Мэн.
Куан Мэн молчал, вслушиваясь в речь матери, которая текла так тихо и медленно, будто мать вытягивала каждое слово откуда-то из глуби внутри себя.
- Наше счастье, что отцу хоть кое-что причитается по фонду взаимного обеспечения. Раз он больше не может работать, теперь ему выдадут эти деньги. Надо бога благодарить за этот фонд - хоть некоторое время будем обеспечены.
Группа молодежи привлекла внимание Куан Мэна.
- Он лихо обогнул этот угол и пошел, пошел как стрела! - говорил кто-то.
- На "брэбхате"? - спросил другой.
- Нет, ты что, не видел? "Купер-климакс", - поправил его третий.
- У Альфреда был "купер-климакс", и я раз проехался. Вещь!
- А он сам?
- Слушайте, кто все-таки возьмет завтра Большой приз?
Куан Мэн перешел в другую комнату. Комнат в особняке было не меньше двадцати, и каждая раза в два-три больше всей его квартиры.
- Гинза вообще какое-то бандитское место, - вещал толстяк в смокинге.
- А я все-таки ставлю на первое место Тайвань, - возражал другой. - За десять сингапурских долларов можно взять женщину на всю ночь. И женщина будет делать все, понимаете, все.
Раздался одобрительный смех.
- Сейчас не сезон, - вмешался худощавый человек в темном костюме. Сейчас там черт знает как холодно.
- Холод сексу не помеха! - заявил кто-то. Опять смех.
- А меня холод стимулирует. Помню, как-то зимой в Нью-Йорке как заперся в номере с одной рыжей, так трое суток и не выходил, - сказал толстяк.
- Тебе, толстому, хорошо. Тебя жир защищает от холода! - поддразнил его худощавый.
- Найди себе толстую женщину, заодно и погреешься, - парировал тот.
- Толстуху? Хватит с него жены, куда уж толще! - съязвил кто-то. Взрыв смеха. Худощавый встретился взглядом с Куан Мэном. Куан Мэну сделалось неудобно, и он двинулся дальше.
- Куан Мэн! - услышал он голос Хок Лая. - Тебя искала Анна!
- А где она?
- Успеешь к ней! Сначала выпьем.
Хок Лай потащил его в большую комнату рядом. Там был устроен бар. Самый настоящий бар, как показывают в кино: стойка, высокие вращающиеся стулья, пивные бочки, за стойкой зеркало во всю стену, бармены - все, как положено.
- Что будешь пить, Мэн? - Хок Лай уже входил в роль хозяина особняка.
- Пиво.
- Да брось ты! Выпей чего-нибудь покрепче. Ну коньяку, что ли. Есть потрясающий коньяк.
Куан Мэну пока не случалось пить ничего понастоящему крепкого. Пиво было его всегдашним напитком.
- Да нет, все-таки лучше пиво!
- Одно пиво, один коньяк со льдом! - крикнул Хок Лай бармену. Понимаешь, какое дело, - объяснил он Куан Мэну, - коньяк не пьют со льдом, но я никак не приучусь пить его просто так. Обжигает.
Приучишься, хотелось сказать Куан Мэну, кто-кто, а ты обязательно приучишься.
- Ну что ты как потерянный? - привязался Хок Лай. - Твоя бесценная Анна пошла к Сесилии. Приданое смотреть. Она рассказала Сесилии, что вы встречаетесь. Ну и когда у вас это самое? Я так понимаю, что ты уже тоже на крючке, а, друг?
- Ну что ты, - покраснел Куан Мэн.
- Подожди, а в чем дело? На крючке так на крючке. Сесилия сказала, что вы с Анной на полном серьезе, - не отставал Хок Лай.
- Брось!
- Да в чем дело? Мы все должны остепениться рано или поздно.
По тону Хок Лая было легко догадаться, что фразу эту он повторяет часто. Куан Мэн начал уже соображать, как отвязаться от него, но тут, на счастье, появились Анна и Сесилия.
- Ты давно здесь? - спросила Анна.
- Не очень.
- Привет! - улыбнулась Сесилия, одетая во что-то неописуемо красивое, не платье, а шедевр.
- Привет.
- Мы только что встретили Порцию во внутреннем дворике. Забирайте свои стаканы, пойдем к нему и все вместе выпьем.
Порция ждет во внутреннем дворике. Девочка-яблочко и не подозревает, как красиво это у нее сказалось. Куан Мэн улыбнулся про себя. Конечно, если улыбки про себя возможны.
Куан Мэн и Анна уходили с помолвки в числе последних, хотя нельзя сказать, что они уж очень веселились. Было поздно, и Куан Мэн решил отвезти Анну в такси. На крыльце Анна заявила, что хочет пойти с ним провожать Порцию. Порция уезжал через два дня.
Вернувшись домой, Куан Мэн долго не засыпал, лежал в постели, не зажигая света, и курил. Все остальные спали, и он пробрался в свою комнату на цыпочках. Багровая точка сигареты увеличивалась, когда он затягивался, потом снова сжималась и меркла. Товарищ во тьме.
Помолвка оставила нехороший осадок. В ней было что-то несимпатичное. Натужное.
Куан Мэн лежал на спине и тихо злился. Зачем понадобилось Хок Лаю поддевать его? И почему эти шуточки мешают ему заснуть? Он лежал, курил и искал причину своему испорченному настроению. Неужели мысль об этом ни разу не пришла в голову ему самому, хотя бы неосознанно? Почему он не может сказать правду самому себе? Бояться тут нечего. Да. Вполне возможно, что в один прекрасный день он женится на Анне. А почему нет? Он же видел, как счастливо складывается жизнь у Бун Тека и Мэй Ай, значит, счастье возможно. Вполне возможно! И все-таки он никак не мог заснуть.
ГЛАВА 21
Хок Лай прикатил в громадном черном "мерседесе" - одна из машин отца Сесилии. Они получили пропуск для входа на территорию порта и отыскали причал, где стояло пассажирское судно "Читрал".
Взобравшись по узкому трапу на палубу второго класса, они долго озирались по сторонам, высматривая Порцию. Наконец они его увидели зажатого в толпе родни, растерянного, наряженного в новенький костюм, похожего на настоящего туриста из-за фотоаппарата, повешенного на грудь. Порция смущенно поздоровался, но родню свою знакомить не стал, хотя кое-кто из них заулыбался, а кое-кто начал ревниво поглядывать на новоприбывших, будто не желая, чтоб чужие отвлекали на себя внимание их бесценного ребенка.
Родни было столько, что она вполне могла бы занять все судно родители, дядья, тетки, дедушки, бабушки, братья, сестры, племянники, племянницы, двоюродные, троюродные и четвероюродные. Наличествовало все фамильное древо, включая самые юные побеги и самые далекие корешки.
Порция повел друзей смотреть его каюту, в которой должен был быть еще один пассажир. Они спускались по узким лесенкам, шли длинными коридорами, пахнущими горячим машинным маслом, и наконец добрались до тесной каюты. Каюта была забита пузатыми чемоданами, свертками и грудными детьми - тоже родней. Стали выбираться обратно на палубу.
Проделали ритуал фотографирования вместе, обменялись обещаниями писать и не забывать, и Порция вернулся к родне.
Куан Мэн разглядывал родственников Порции. У пожилых женщин были красные, заплаканные глаза, и видно было, что они могут в любую минуту опять разразиться слезами. Дети носились по палубе с невероятным шумом, а родители, унимая их, сами оглушительно галдели. Какая-то старуха гладила Порцию, как маленького, по голове.
Ну и отъезд! - думал Куан Мэн. Если я когда-нибудь уеду, я улизну, чтоб никто не знал. Все эти эмоции на глазах у целой толпы, весь этот недостойный тарарам! Нет уж. Я незаметно слиняю.
Они оставили Порцию прощаться дальше и пошли осматривать судно. На верхней палубе обнаружился плавательный бассейн. Очень маленький, не бассейн, дыра в палубе, но все-таки. На площадке для пинг-понга уже появились игроки, и мячик, постукивая, перелетал с одного конца стола на другой. Зашли в кают-компанию и в бар, где Хок Лай и Куан Мэн решили выпить пива.
- Повезло Порции, - вздохнул Хок Лай. - Я бы тоже хотел съездить в Европу.
- Сесилия сказала, что вы проводите медовый месяц за границей? спросила Анна.
- Не в Европе. Мы поедем всего-навсего в Гонконг и Японию.
- Гонконг и Япония! Это же прекрасно! - воскликнула Анна.
- Ничего, придет время, мы и в Европе побываем. - Хок Лай посмотрел на Сесилию.
Допили пиво и пошли опять к Порции.
Их увидел отец Порции и подошел поговорить. Худой и долговязый, он выглядел точной копией своего сына. Мистер Синнатураи был в тот день человеком счастливым и гордым.
- Очень рад, - приветствовал он их, - очень мило с вашей стороны, что вы тоже пришли провожать Натараджана. Очень мило, очень.
Он улыбался, и, видно, ему было действительно приятно.
Увидев озадаченное выражение на лице Анны, Куан Мэн наклонился и тихонько шепнул ей, что Порцию, собственно, зовут Натараджаном. Он и сам почти забыл, как его зовут, настолько они все привыкли звать его Порцией.
- Очень рад, - повторял мистер Синнатураи. - А позвольте спросить, скоро ли вы сами собираетесь в Соединенное Королевство? Вы тоже поедете в Соединенное Королевство, молодые люди? - обратился он к Хок Лаю и Куан Мэну.
Мистер Синнатураи говорил с сильным индийским акцентом и походил на комика Питера Селлерса, изображающего индусов. Он не говорил, а пел, да еще прищелкивал языком. Любой человек, если он не индус, через десять минут вывихнул бы себе язык, попробуй он так говорить.
Хок Лай и Куан Мэн вынуждены были информировать его, что им не так повезло в жизни, как его сыну Натараджану, и мистер Синнатураи быстро закачал головой по-индийски и защелкал языком.
- Ай, как жаль! Ай, как жаль!
Голова так и болталась из стороны в сторону, как на разболтанном шарнире.
Мистер Синнатураи потащил их знакомиться с важнейшим из родственников:
- Школьные товарищи Натараджана. Не правда ли, как мило, что они пришли проводить его? А это мой старший брат, Челваш, профсоюзный деятель из Ипо, вы, конечно, слышали о нем? - Он опять заболтал головой.
Они по очереди пожали руку необыкновенно толстому человеку. Куан Мэн вспомнил: он видел его фотографию в газетах, но никак не предполагал, что тот такой толстый. Ничего себе борец за интересы трудящихся, подумал он.
- А это Сингам, мой младший брат, адвокат из Серембана, - радостно чирикал отец Порции.
Кончилось тем, что их перезнакомили со всей родней мужского пола. Женщин им так и не представили. Может, у них такой обычай, предположил Куан Мэн.
Зазвенел звонок - провожающих просили сойти на берег.
Родня заволновалась.
- Это первый звонок, первый! - объявил мистер Синнатураи. - Не волнуйтесь, время еще есть! - радовался он.
Родственники сразу успокоились и готовы были успокаиваться снова и снова, после каждого отчаянного звонка.
Куан Мэн и остальные решили, что им пора. Пожали руку Порции, еще раз обошли всю родню мужского пола, а мистер Синнатураи продолжал твердить:
- Мило, что вы пришли, как мило... Они осторожно спустились по узкому крутому трапу и, сойдя на причал, в последний раз задрали головы на судно, вздымавшееся рядом. Нашли глазами Порцию, помахали. Пошли.
Ну вот, думал Куан Мэн, наконец наш бегун на длинные дистанции бежит далеко-далеко. На худых своих куриных ногах.
ГЛАВА 22
- Куан Мэн! Куан Мэн!
Он поднял голову. Несколько голов сразу повернулось в его сторону неожиданное разнообразие среди монотонности рабочего дня.
- К телефону!
- Иду, - ответил он, выходя из-за стола.
Кто бы это мог звонить в послеобеденные часы, недоумевал он. Вернулся с обеда каких-нибудь минут сорок назад и чувствовал, как его одолевает сонливость. Так всегда бывает после плотного обеда в жару. А он в этот день съел больше обыкновенного - и суп ел, и рис. Шел к телефону, чувствуя тяжесть в желудке.
Телефон, которым им разрешалось пользоваться, стоял на столе у старшего клерка, и тот свирепо смотрел на каждого, кто брался за трубку. Под таким взглядом невозможно было долго болтать. Куан Мэн поздоровался и взял трубку.
- Да?
- Алло! Алло!
Куан Мэн узнал голос младшего брата, но звучал он напряженно и встревоженно.
- Слушаю! В чем дело, Кэй?
- Это ты, да?
- Да, я это! Что случилось?
- Иди скорей домой! Отец заболел! Без сознания.
- Когда это случилось?
- Да вот только. Иди скорей домой!
- Иду. Он дома?
- Да!
- А мать?
- Мать тоже дома! Иди скорей!
- Хорошо. Беги домой, скажи матери, что я уже иду. Понял?
- Понял. Но только иди скорей! Куан Мэн положил трубку. Старший клерк смотрел на него.
- У меня заболел отец, - сказал Куан Мэн, хотя его ни о чем не спрашивали.
- Отец болен, - повторил он минуту спустя мистеру Тану.
- Что? Опять отец болен? - недовольно переспросил мистер Тан.
Да, чуть не сказал Куан Мэн, только теперь он действительно болен. Он прикусил язык.
- Он серьезно заболел. Потерял сознание.
Куан Мэн прыгнул в такси. Он никак не мог собраться с мыслями. Не знал, что думать. Кэй сказал - без сознания. А вдруг отец уже умер? Куан Мэн отогнал от себя эту мысль. Не может быть. Выглянул в окошко мчащегося такси - мир был все таким же, ничего не изменилось. Не может быть, думал он, не может быть. И твердо знал - может.
Лифт никак не шел. Куан Мэн нажимал и нажимал кнопку вызова. Когда он наконец спустился, Куан Мэну показалось, что автоматическая дверь открывается медленней, чем всегда. Нажал кнопку восьмого этажа, лифт пополз вверх. Остановился. Куан Мэн выскочил из кабины, помчался вниз на свою площадку, перескакивая через ступеньки, и влетел в квартиру.
Из спальни выходила мать - глаза у нее распухли от слез.
- Мэн, ну что же нам теперь делать?
- Как он, ма? - осторожно спросил Мэн.
- Лежит и не двигается. Зайди к нему, Мэн, посмотри.
Он неловко погладил мать по плечу.
Раздвинув жиденькую портьеру, Куан Мэн вошел в спальню родителей. Отец лежал на двухспальной кровати в позе спящего человека. У постели сидела жена дяди Чеая.
- Мэн, наконец-то ты пришел, - вздохнула она.
- Ну как он, тетя?
- Тихо лежит, как видишь, - почти прошептала она. - И ни разу не шевельнулся.
Куан Мэн подошел поближе, дотронулся до отца. Ему показалось, что отец уже умер, так неподвижно было его тело, но потом он увидел, что отец дышит, медленно и глубоко. Тогда Куан Мэну стало казаться, что отец спит, что он может разбудить его. Дотронулся до отцовского лба - лоб был прохладным и липким. Куан Мэн почти отдернул руку и знаком показал тетке, что уходит.
Мать сидела на диване. Выражение отчаянной безнадежности застыло на ее лице. Младшие девочки сгрудились вокруг нее. При виде Куан Мэна они подняли к нему перепуганные мордочки.
- Вызвали доктора? - спросил Куан Мэн.
- Доктор Шивам уже в пути, - ответил Куан Кэй.
- Ма, ты можешь рассказать мне, как это произошло? - мягко попросил Куан Мэн.
- Вернулся с работы перед обедом, сказал, что ему нездоровится. Я ему говорю тогда - ты отдохни немного, я думала: отдохнет, и все пройдет. Отец согласился. Потом сели обедать, отец почти ничего не ел, а потом сделалось вот так, как сейчас: он читал газету и вдруг упал на лицо. Сознание потерял. Пришлось звать на помощь, чтоб его в спальню перенесли. С тех пор он так и лежит.
- Надо дождаться доктора, - заявил Куан Мэн. - Где же это он? Пора бы ему уже прийти!
- Доктора всегда так заняты, - вздохнула мать.
- Ну и что? Разве не сказали доктору, что отцу плохо?
- Я все сказал! - заторопился Куан Кэй. - Я бежал всю дорогу до больницы! Я сказал, что нужно срочно!
Будто услышав их, в дверь вошел доктор Шивам. Он сразу начал распоряжаться, и семье стало легче от одного его присутствия. Доктор пошел в спальню смотреть больного. Куан Мэн помог ему раздеть отца. Закончив осмотр, доктор сказал Куан Мэну, что с отцом случился удар.
- У него сильная гипертония, - пояснил доктор Шивам и добавил, что больного нужно везти в больницу. Он сказал, что пойдет договариваться насчет перевозки.
- Это очень серьезно, доктор? - решился Куан Мэн.
- Пока трудно сказать.
- Он умрет?
Мать и сестры всхлипывали.
- Ничего пока не знаю. Нужно немедленно отправить его в больницу.
Доктор торопливо ушел, и женщины разрыдались. Куан Мэн приказал им перестать и собрать все, что отцу может понадобиться в больнице. Хлопоты могли отвлечь их от горестных мыслей. Все равно ничего не поделаешь - нужно только ждать. Он не в состоянии был думать. Мозг отказывался.
Куан Мэн поехал с отцом в больницу в машине "скорой помощи". Странная, призрачная поездка. Отец лежал в машине без сознания, а вокруг, как ни в чем не бывало, продолжалась жизнь. Куан Мэну не было ни горько, ни обидно из-за этого. В конце концов он помнил, сколько раз он сам видел "скорую" на улице, она мчалась к больнице, отчаянно вопя сиреной, а он шел своей дорогой, иногда любопытствуя, но никогда не сострадая. Вид "скорой помощи" не портил ему вечер. А сколько раз он проходил мимо похоронных процессий, бросив мимолетный взгляд. Нет, он не сердился сейчас - он был только оглушен и растерян.
Он посмотрел на неподвижную фигуру отца, лежащего на носилках под легким одеялом. Больничное одеяло, окутав отца, сделало его чужим и незнакомым. Куан Мэн пожалел, что не догадался захватить из дому отцовское одеяло. Впрочем, не все ли равно, отец ведь без сознания. Он не мог оторвать глаз от простертой фигуры. Как плохо он его знает! Я всю жизнь провел под одной крышей с этим человеком, который лежит сейчас передо мной, но я его совсем не знаю! Мой отец. Мой собственный отец.
Умрет он? - думал Куан Мэн. Умрет - и все? И вот это была его жизнь? Умрет тихонько, без жалоб? И даже не понимая, что жизнь кончена? Куан Мэну стало больно за отца. Какую радость в жизни знал он? Что он получил за все свои старания? Фотографию на кухонной стене. Ничего не скажешь - жалкое вознаграждение. А как он беспомощен сейчас. Нельзя, нельзя, чтобы смерть была такой! - вдруг яростно подумал Куан Мэн. Чтобы не было в ней ни драматизма, ни жеста. Чтобы протеста и того не было бы. Просто так - без всякого смысла.
Машина влетела в больничный двор, остановилась у приемного отделения, носилки выдвинули, подхватили, поставили на каталку и увезли на осмотр. Осмотр продолжался недолго - носилки выкатили, покатили по длинному коридору, поставили в лифт, подняли наверх, потом по другому длинному коридору привезли в палату. Здесь больного передали на попечение палатной сестры.
Куан Мэна отправили в регистратуру оформить больничные документы на отца. Он подписывал какие-то бумаги, заполнял бланки и думал - сколько мороки. Вот где забываешь о болезни. Пока Куан Мэн ожидал еще каких-то бумаг, он рассматривал очередь, скопившуюся перед кабинетом врача. Некоторые явно попали в уличные аварии. Куан Мэн увидел человека, голова которого была кое-как обмотана пропитавшейся кровью тряпицей. Вид больных и раненых вызвал приступ слабости у Куан Мэна. Его поташнивало. Да еще родственники бледные, встревоженные. Он жалел родственников больше, чем самих больных исключая того человека с замотанной головой. У того не было ни кровинки в лице и кожа выглядела серой, как зола. Куан Мэну хотелось закричать: да посмотрите же, ну обратите же внимание на него! Почему доктора не примут его без очереди?! Но Куан Мэн молчал и молча заполнял бумажки, касающиеся его отца.
Потом Куан Мэн поднялся в палату. Перед дверью жались мать, тетка, братья и сестры. Они сказали, что в палате сейчас доктора смотрят отца. Куан Мэн передал палатной сестре заполненные бланки и стал ждать вместе со всеми. Никто не разговаривал.
Наконец один из врачей вышел из палаты и подошел к ним.
Не надо волноваться, сказал доктор, потому что волнение не поможет больному. Делать пока ничего не нужно, нужно набраться терпения и ждать. Только время покажет, что будет дальше. И не лучше ли им отправиться домой? Делать пока ничего не нужно. Куан Мэн поблагодарил врача. Мать заявила, что она все равно останется с отцом, и попросила Куан Мэна увести детей домой. Они могут прийти вечером, в посетительские часы. Куан Мэн не стал спорить и повез всех домой в такси.
Дома он принял душ и переоделся. Сел на диван, взял "Ивнинг мейл" и попробовал читать. Не читалось - даже комиксы были неинтересными. Взял одну из книг Бун Тека, но сосредоточиться на Сартре оказалось еще трудней. Квартира была странно пустой и очень просторной. Младшие тоже почувствовали это - они испуганно притихли, почти не разговаривали между собой, а если говорили, то полушепотом. В пять часов старшая из девочек, Сюи Лин, которой еще не было пятнадцати, по собственному почину приготовила чай и бутерброды. Она неожиданно превратилась в маленькую женщину, в маленькую маму, в ее лице появилась спокойная серьезность. Куан Мэн обвел глазами младших братьев и сестер, усевшихся вокруг кухонного стола, - они все показались ему старше и серьезней. Кроме самого младшего - но ему и было-то всего шесть лет. Он один вел себя шумно, как всегда.
Вечером Куан Мэн взял с собой Куан Кэя и младшую из девочек, Сюи Хун, в больницу. Сюи Лин осталась дома присматривать за остальными. Она сказала, что накормит их и приготовит ужин. Поэтому они должны вернуться домой вовремя, к ужину, и нужно сказать матери, чтобы мать не беспокоилась и что она, Сюи Лин, справится с хозяйством. Куан Мэн с уважением посмотрел на сестру.
В больнице им сообщили, что отец пришел в себя, но говорить пока не может. Его нельзя беспокоить, при нем нужно меньше разговаривать. Куан Мэну объяснили, что у больного парализована правая сторона тела.
Куан Мэн подошел к постели отца и заглянул ему в лицо. Отец смотрел широко раскрытыми глазами, но явно никого не узнавал. Глаза были тусклыми, а взгляд рассеянным, и смотрел он куда-то вдаль. Как новорожденный младенец, пришло в голову Куан Мэну. Ему неожиданно сделалось стыдно оттого, что он видит своего отца в таком виде. Он быстро вышел в коридор покурить.
Больница была переполнена посетителями. Они шли толпами, целыми семьями, неся цветы, таща кошелки с фруктами. Куан Мэн отметил, что чаще всего больным приносили виноград. Ну что же, думал он, болезнь касается не одного человека, а многих. И дело это обычное. Надо только удивляться тому, что обычно люди проходят мимо больниц и им кажется, будто это особые заведения, с которыми у них нет ничего общего. Куан Мэн тоже проходил мимо больниц, и вдруг - его собственный отец попал в одну из них, и больница стала близкой. Теперь она была теснейшим образом связана с его жизнью. Как давнишний знакомый. Нет, больше того. Как старый друг. Вот так, нежданно, входит в нашу жизнь неведомое. Смерть, например. Тогда все меняется. И говоришь ей - здорово, старина.
ГЛАВА 23
После ужина Куан Мэн вышел на балкон. Дул легкий ветерок, было нежарко и приятно. В прозрачных сумерках небо выглядело далеким и бездонным огромная пустота, которую невозможно себе представить.
Куан Мэн сидел, размышлял о том, что может ждать его в будущем, но он больше не тревожился. Он вспомнил, как вела себя Сюи Лин. Совсем как взрослая. От этой мысли он почувствовал тепло и силу в груди.
Подошла мать - так бесшумно и незаметно, что Куан Мэн не сразу осознал ее присутствие рядом с собой. Увидев ее, он вскочил.
- Садись, ма!
- Не хочется, я постою, - ответила она.
Оба долго стояли в молчании. Куан Мэн понимал, что мать пришла поговорить с ним, и давал ей время собраться с мыслями, найти слова.
- Тебе теперь придется содержать семью, - выговорила она наконец.
- Конечно, ма, - мягко ответил он.
- Ты старший. На тебе вся ответственность.
- Я понимаю, ма.
- Отца разбил паралич. Он больше не сможет работать, ты понял это?
- Понял.
- А тебе так мало лет, - вздохнула мать. - Совсем еще мальчик, а тут все это свалилось на тебя.
- Ничего, ма. Ничего. Ты только не волнуйся.
- Ребенок почти. - Мать посмотрела на него. - Тебе бы сейчас радоваться жизни, а ты должен думать обо всей семье. Не балует нас судьба.
- Не надо говорить об этом, ма.
- Наверное, ты прав. Наверное, не надо. Ты ведь и сам все понимаешь, Мэн? - Мать пыталась заглянуть в его лицо.
Куан Мэн кивнул. Не понимаю я всего, думал он. Никто не может все понять. Просто случаются разные вещи - и все. Что ж тут понимать? Просто случаются.
- Совсем ты еще молодой. Отцу и мне, нам так хотелось, чтоб жизнь твоя сложилась хорошо, чтобы ты был счастливым. Отец мало разговаривал с детьми, но он так мечтал, так мечтал, чтоб у нас все было хорошо. Ты не знаешь, как он расстраивался, когда ты кончил школу, а работы не было. Он показывать не хотел, до чего это его огорчало. Все себя винил, а я ему повторяла: ну что ты глупости какие говоришь. А он свое: сумел бы я заработать побольше, отправил бы Куан Мэна в университет. Это бы ему дало хоть какие-то шансы в жизни, он говорил. И все время ругал себя.
- В чем же он виноват? - сказал Куан Мэн.
- И я ему твердила: ты ни в чем не виноват. Я говорила: раз семья вместе, никто не болеет, все сыты и крыша есть над головой, надо бога благодарить, и все. Но ведь ты отца знаешь - не религиозный он человек. И спрашивает меня: за что благодарить бога?
Аминь, хотелось сказать Куан Мэну. Отец прав. За что благодарить бога?
- И тут это случилось... - Мать смотрела в темноту. - Даже если он поправится, все равно работать он больше не сможет, отец наш. Вся надежда на тебя, Мэн, на тебя одного.
- Все будет хорошо, ма.
- Один ты у нас. Остальные совсем дети. Даже Куан Кэю еще так долго учиться! Тебе одному придется всех тянуть, Мэн.
Куан Мэн молчал, вслушиваясь в речь матери, которая текла так тихо и медленно, будто мать вытягивала каждое слово откуда-то из глуби внутри себя.
- Наше счастье, что отцу хоть кое-что причитается по фонду взаимного обеспечения. Раз он больше не может работать, теперь ему выдадут эти деньги. Надо бога благодарить за этот фонд - хоть некоторое время будем обеспечены.