Неизвестен Автор. За чистое небо (Сборник)

   В начале сентября сорок третьего года делегация однополчан с шумом вошла в палату, чтобы поздравить Дмитрия Семеновича с присвоением ему звания Героя Советского Союза. Вскоре Героем стал и прославленный сослуживец Николаева - гвардии капитан Александр Терентьевич Карпов, а менее чем через год за особое отличие в воздушных боях Карпов был награжден второй медалью "Золотая Звезда". Это он, дважды Герой Советского Союза А. Т. Карпов, летом 1944 года сбил тысячный вражеский самолет, записанный на счет летчиков гвардейского авиакорпуса.
   Дмитрий Семенович искренне радовался успехам товарищей. Каждая весть об этом разжигала в нем страсть - летать, летать! Но раны не отпускали с госпитальной койки. Бой 27 января 1943 года был для Николаева последним. Это был его 360-й боевой вылет. За год и семь месяцев пребывания на Ленинградском фронте он сбил 14 вражеских самолетов.
   Где же сейчас этот отважный человек? Как сложилась его судьба? После встречи с Николаем Павловичем Можаевым я написал письмо в Центральное адресное бюро Управления внутренних дел исполкома Московского городского Совета депутатов трудящихся и вскоре получил ответ: Д. С. Николаев живет в Москве, на Печерской улице.
   Приглашаю его к телефону. Да, это он.
   - Вернулся в столицу, откуда был призван в 1939 году, - сказал Николаев.
   - Николай Павлович Можаев просил передать вам самый сердечный привет.
   - Спасибо. Где он обосновался?
   - В Ленинграде.
   Оказалось, что только в мае 1945 года, когда страна праздновала победу над фашизмом, Дмитрию Семеновичу удалось вернуться к летной работе на боевых самолетах. После выздоровления он служил на Востоке и Севере, летал на Балтике и над Волгой. Обучал тактической и огневой подготовке пилотов. Десять различных типов самолетов освоил летчик-истребитель первого класса Д. С. Николаев.
   Осенью 1960 года Д. С. Николаев был уволен в запас в звании полковника.
   Небо. До сих пор не дает оно покоя старому авиатору, манит к себе.
   Н. Минеев
   И один в небе - воин
   Хорошо помню его появление в нашем полку.
   Было это в ноябре 1942 года. Невысокого роста, плотно сбитый крепыш, в ладно пригнанной шинели, с двумя кубиками в петлицах, перешагнув порог комнаты, прищелкнул каблуками и четко доложил:
   - Товарищ майор, лейтенант Леонович прибыл для дальнейшего прохождения службы.
   И протянул предписание.
   Все правильно: лейтенант Леонович Иван Семенович направлялся в распоряжение командира 29-го гвардейского истребительного авиационного полка.
   Выглядел прибывший очень молодо, над верхней губой только-только начал пробиваться едва заметный пушок. И я спросил:
   - Прямо из училища?
   Лейтенант улыбнулся, поняв скрытый смысл вопроса.
   - Из училища. Только выпущен давно - еще в тридцать девятом году.
   - Сколько же вам лет?
   - Много. Двадцать два уже стукнуло.
   Несколько позже, когда молодой летчик был представлен командиру части гвардии подполковнику Матвееву, он рассказал свою нехитрую биографию.
   Сын белорусского крестьянина-бедняка. Рано умер отец. Мать осталась с четырьмя малолетними детьми. Нелегко приходилось семье, и потому Иван с братом Леонидом поступили учениками на минскую фабрику "Коммунар".
   Однажды, возвращаясь с работы, а было это весной 1937 года, ребята увидели объявление о приеме в аэроклуб.
   Иван, давно "заболевший" авиацией, сказал:
   - Пойду, браток, учиться. Летчиком буду.
   На следующий день прошел медицинскую комиссию - и стал учлетом.
   - А образование - семь классов. Сами понимаете: трудно было учиться. Зато интересно. После аэроклуба закончил школу летчиков. Потом два года служил командиром звена - инструктором. Теперь вот - здесь.
   Последние слова Иван произнес с нескрываемым удовлетворением. Мы хорошо понимали его. Нелегко, видимо, было ему в то время, когда его сверстники дрались с врагом, "тянуть лямку" инструктора. Довод, что кто-то должен заниматься обучением новых летчиков, являлся слабым утешением. Конечно же, он рвался на фронт, неустанно бомбардируя начальство рапортами.
   Все так и было. И думы о фронте и рапорты начальству. Прошло несколько месяцев, пока наконец наступил день, когда его вызвал начальник Сталинградской авиационной школы полковник Нечаев и сказал:
   - Можете радоваться, лейтенант Леонович, все-таки добились своего. Поедете на фронт. Только сначала отправитесь на курсы усовершенствования летного состава.
   Так лейтенант Леонович на несколько месяцев из обучавшего снова превратился в обучаемого.
   Городок, в котором размещались "курсы воздушного боя", как называли их летчики, встретил Ивана напряженной, деловой жизнью.
   Теоретические занятия сменялись полетами. После полетов - снова занятия в классах. И так изо дня в день несколько месяцев.
   Хотя сроки обучения были жесткими, но их вполне хватило для освоения нового типа самолета, основательного испытания его в воздухе, изучения новых тактических приемов воздушного боя, которые демонстрировали перед обучаемыми летчики-фронтовики.
   Леонович прибыл к нам в пору ожесточенных сражений в небе блокированного Ленинграда. Враг стремился держать город в кольце не только на земле, но и в воздухе. Ежедневно завязывались жестокие схватки, из которых наши летчики, охранявшие от налетов вражеской авиации Дорогу жизни и другие важные объекты, выходили победителями.
   В первые дни войны таранили фашистские самолеты капитан Владимир Матвеев и лейтенант Сергей Титовка. По несколько самолетов уже сбили Петр Пилютов, Георгий Петров, Алексей Сторожаков, Андрей Чирков, Петр Покрышев, Федор Чубуков и другие.
   Это были бесстрашные соколы ленинградского неба. Их боевая слава вызвала у лейтенанта Ивана Леоновича страстное желание как можно скорее вступить в схватку с врагом, стать таким же мастером воздушного боя, как и его прославленные однополчане.
   Такая возможность представилась ему очень скоро.
   ...Четверка истребителей, возглавляемая гвардии старшим лейтенантом Чемодановым, вылетела для отражения налета вражеской авиации на перевалочные базы Дороги жизни.
   На высоте 6 тысяч метров под прикрытием восьмерки "фокке-вульфов" шла группа тяжелых бомбардировщиков, чтобы обрушить бомбовый груз на ладожский лед.
   - Я - "Ястреб-06"! - раздался в наушниках голос ведущего группы. Атакуем! "Ястреб-12", вам атака справа!
   Последние слова Чемоданова относились к лейтенанту Леоновичу - это он, его машина получили позывной "Ястреб-12".
   Качнув крылом и увлекая за собой ведомого гвардии лейтенанта Ковалева, Иван стремительно пошел на сближение с "фоккерами". Когда крайний левый попал в перекрестие прицела, со всей силой нажал на гашетку пулемета - и едва удержался от радостного возгласа: фашистский самолет вспыхнул, клюнул носом и стремительно понесся к земле.
   Второго "фокке-вульфа" сбил Чемоданов. Советские летчики бесстрашно атаковали фашистов, вели меткий огонь по истребителям. Враг не выдержал и покинул поле боя. Оставшиеся без прикрытия "юнкерсы" поторопились сбросить бомбовый груз в болото.
   Так пришла к молодому защитнику Ленинграда Ивану Леоновичу первая победа. А сколько их еще было впереди! Одна из них имела особое значение для города на Неве и как нельзя лучше подтвердила поговорку авиаторов о том, что и один в небе - воин. Конечно, если этот воин обладает такими высокими боевыми, волевыми и моральными качествами, которые свойственны советскому человеку - защитнику социалистической Родины.
   Впрочем, расскажем обо всем по порядку.
   Стояла осень 1943 года. Под ногами мягким ковром лежала опавшая листва. С Финского залива дул свежий, бодрящий ветер.
   Иван Леонович сидел на замшелом пне невдалеке от капонира. Прислонившись к сосне и запрокинув голову, он смотрел на быстро плывущие облака, через пелену которых то и дело пробивались лучи солнца. Лицо летчика было грустным.
   Однополчане частенько видели его сидящим на этом пне, задумчиво глядящим в небо. Они хорошо понимали его состояние.
   Вот уже более двух лет он ничего не знает о матери и сестрах. Когда началась война, они остались в Красной Слободе.
   Утром в "последних известиях" сообщили о завершении Смоленской наступательной операции, которую проводили Калининский и Западный фронты. Наши войска полностью очистили Смоленскую, Брянскую области и вступили в Белоруссию, вышли на подступы к Витебску, Орше, Могилеву.
   От Могилева до Минска - 200 километров. А там и до Красной Слободы недалеко. На своем "яке" за каких-нибудь 25 - 30 минут долетел бы. Хорошая машина! Вчера на ней еще одну звездочку нарисовали. Юбилейную - десятого фашиста в землю вогнал. А ведь не прошло и года, как пришел в часть.
   Этот год дал ему многое. Побывал не в одном воздушном бою. Двумя орденами Красного Знамени награжден. В члены Коммунистической партии приняли.
   Теперь он хорошо понимает, что значит быть воздушным бойцом. Ведь он, по существу, совмещает несколько профессий - летчика, штурмана, радиста и стрелка. И не просто совмещает, а владеет каждой из них в совершенстве.
   Иван Леонович с полным правом мог сказать, что стал настоящим летчиком-истребителем. Не случайно именно его командир эскадрильи рекомендовал в группу воздушных разведчиков. Вскоре его назначили командиром звена истребителей-разведчиков.
   Даже в их знаменитом полку, где каждый летчик был мастером воздушного боя, в группу разведки назначали после тщательного и всестороннего отбора только тех, кто уверенно летал при любой погоде, в любое время суток, кто хорошо ориентировался в воздухе и на земле, действовал смело и в то же время осмотрительно, хитро.
   Много раз вылетал Иван Леонович на разведку переднего края противника, артиллерийских батарей, железнодорожных узлов, шоссейных дорог, различных объектов в тылу и во фронтовой полосе.
   Старался, конечно, появиться над расположением противника неожиданно, застать врага врасплох. Но и фашисты не дремлют. Разведчикам тоже не раз приходится вступать в бой. Вот как вчера, например...
   Так, перескакивая с одной мысли на другую, Иван внимательным взглядом обшаривал облака: не появятся ли фашистские самолеты?
   Нет, не видно.
   Взглянув на часы, заметил, что время приближается к обеду, и невольно перевел взгляд в сторону аэродрома. На летном поле заметил оживление. А тут и сигнал сирены раздался.
   "Тревога", - подумал Леонович и бросился к стоянке самолетов.
   Дежурный по стартовому командному пункту подал сигнал тревоги по приказанию командира полка, переданному на аэродром по телефону.
   В штабе в это время находился полковник - представитель воздушной армии, в которую входила наша часть. Он прибыл к нам со специальным заданием, о котором уже сообщил командиру и мне и о котором должен был рассказать летчикам.
   Передав приказание об общем сборе, мы разместились в повидавшем виды командирском "пикапе" и направились на аэродром. В тот момент, когда выезжали на летное поле, я и увидел гвардии лейтенанта Леоновича, бежавшего к аэродрому от одинокой сосны, у которой он любил коротать время между боевыми вылетами.
   - Начальник штаба, постройте полк! - приказал командир.
   Через минуту он уже докладывал гвардии майору Двирнику, что все авиаторы на месте.
   Командир полка представил летчикам полковника, который рассказал о цели своего прибытия.
   - Вы все хорошо знаете, - говорил он, - какие усилия прилагают фашисты, чтобы задушить Ленинград в тисках блокады. В городе голодно и холодно. Ко всему этому - фашистская дальнобойная артиллерия ведет методический разрушительный огонь. Несколько орудий уже уничтожены нашими штурмовиками и бомбардировщиками. Но есть еще орудие где-то в районе Гатчины, координаты которого все еще не удалось установить. Оно систематически ведет огонь по Невскому проспекту. Несколько часов назад снова били по Невскому и Дворцовой площади. Имеются убитые и раненые.
   Необходимо установить место нахождения орудия. Кто готов тотчас же вылететь на задание?
   - Товарищ полковник! - обратился Леонович к представителю штаба армии. - Разрешите выполнить задание нам с гвардии лейтенантом Ковалевым.
   Полковник вопросительно взглянул на командира полка. Двирник одобрительно кивнул головой, сказал:
   - Хорошая пара. Всегда действуют вместе: лейтенант Леонович - ведущий, ведомый - лейтенант Ковалев. Можно не сомневаться в их храбрости и умении.
   Минут через тридцать пара краснозвездных "яков" ушла на задание. Над линией фронта они были встречены шквальным, заградительным огнем. Неподалеку барражировала четверка вражеских истребителей.
   Не вступая в бой, советские разведчики резко спикировали и над самым лесом на бреющем полете проскочили линию фронта.
   Продолжая полет на предельно малой высоте, прошли над Гатчиной. Внимательно вглядываясь в местность, Иван увидел среди паутины железнодорожных путей коротенькую, неизвестно почему обрывающуюся ветку.
   И вдруг он вспомнил рассказ, услышанный в школе летчиков.
   В годы первой мировой войны немцы более чем со стокилометрового расстояния обстреливали Париж. Для "длинной Берты" - так они прозвали свое уникальное для того времени орудие - была специально построена железнодорожная ветка, по которой выдвигалась на огневую позицию платформа с артиллерийской системой.
   "ёБерта!" - подумал Иван. - Вот, значит, откуда ты ведешь огонь".
   Он взглянул на часы: приближалось время, в какое обычно обстреливался Невский проспект.
   Качнув крылом, Леонович дал понять ведомому, чтобы он следовал за ним, и резким маневром повернул обратно.
   Хитрость удалась. Фашисты, думая, что истребители ушли, сняли с платформы маскировочные сети и, придав стволу необходимый угол возвышения, изготовились к стрельбе.
   Но советские самолеты возвратились. Леонович нажал кнопку фотопулемета и тут же передал сообщение по радио.
   - Я - "Ястреб-12". В квадрате... - он назвал координаты, - обнаружил пушку.
   Воздушный разведчик знал, что уничтожение дальнобойных орудий - дело бомбардировщиков. Ему и его товарищу необходимо было немедленно возвращаться на базу, чтобы доложить точное местонахождение вражеской артиллерийской системы, подкрепить доклад фотоснимком. Но не удержался от искушения. Резко спикировав, он всей силой оружия "яка" ударил по орудийной прислуге. То же сделал его ведомый. А еще через час их дело довершили наши бомбардировщики.
   В постоянных полетах на разведку, в жестоких схватках с фашистами быстро пролетали дни. Приближался новый, 1944 год.
   Во время разведывательных полетов над войсками противника, по его тылам старший лейтенант Леонович замечал, что фашисты по всей линии фронта ведут работы по укреплению своей обороны. Замечал он и перемены в нашей обороне: усилилось движение по дорогам, к переднему краю подходили все новые части - стрелковые, танковые, артиллерийские.
   "Будем наступать, не иначе", - решил Иван.
   И не ошибся. 14 января началось наступление войск Ленинградского фронта. Впереди стрелковых и танковых подразделений почти непрерывно находились группы штурмовиков, уничтожавших и подавлявших огневые средства противника.
   В один из первых дней наступления группа самолетов нашего полка, возглавляемая заместителем командира эскадрильи гвардии старшим лейтенантом Леоновичем, патрулируя над полем боя, встретила группу фашистских бомбардировщиков. "Юнкерсы" под прикрытием "фокке-вульфов" направлялись в сторону Ленинграда.
   - Будет жарко! - произнес Иван и тут же связался с ведущим соседней группы, которую возглавлял командир эскадрильи гвардии капитан Чемоданов.
   - Атакуем бомбардировщики, а вы займитесь "фоккерами", - предложил Иван.
   - Решено, - отозвался Чемоданов. - Действуйте.
   Идущая впереди шестерка "яков" ринулась на фашистские истребители. Тем временем Леонович и его ведомый Ковалев с ходу атаковали ведущего "юнкерсов". Другие "ястребки" навалились на бомбардировщики с двух сторон.
   Строй "юнкерсов" нарушился. Вражеские летчики стали поспешно сбрасывать бомбы на свои войска. Туда же огромным пылающим факелом полетел ведущий Ю-87, сбитый Леоновичем.
   В тот день гвардии старший лейтенант Леонович совершил четыре вылета. Каждый вылет - жаркая схватка с противником. В этих схватках он лично сбил шесть вражеских самолетов - три бомбардировщика и три истребителя. А всего его группа уничтожила десять фашистских самолетов.
   Вечером, после ужина, командир полка подвел итоги боевого дня.
   - Сегодня сражались геройски. Но особенно хочу отметить действия гвардии старшего лейтенанта Леоновича. Он еще раз доказал, что и один в небе - воин! Сбил шесть самолетов и еще четыре - его группа. Кстати, Иван Семенович, - обратился подполковник непосредственно к герою дня, - знаешь ли ты, сколько на твоем счету фашистских самолетов? Двадцать!
   Поднявшийся со своего места Леонович, скрывая смущение от такого, несколько непривычного для него, молодого летчика, обращения командира, пожал плечами.
   - Да ведь нет времени, товарищ гвардии подполковник, их считать. Их бьешь, а они, как с ума сошли, прут, и все тут.
   Раздался дружный смех.
   - Как же ты, Иван Семенович, ухитрился сегодня вогнать в землю столько фашистов?
   Смущение Леоновича прошло. И он стал рассказывать.
   Обстоятельно, со всеми подробностями разобрал действия летчиков своей группы, кого похвалил за смелость и находчивость, а кого и пожурил за излишнюю горячность.
   - А в общем все дрались хорошо! - заключил летчик. - Так будем драться и дальше.
   Так он и воевал - не ведая страха, не давая пощады врагу.
   И когда 24 июня 1945 года дикторы Всесоюзного радио вели репортаж с Красной площади и называли имена многих прославленных фронтовиков участников парада Победы, среди них был назван и гвардии капитан Леонович Иван Семенович, пролетавший в то время в парадном строю авиаторов над торжественной, праздничной Москвой.
   - Герой Советского Союза, гвардии капитан Леонович, - говорил диктор, - совершил более 200 боевых вылетов, уничтожил 27 фашистских самолетов.
   Сгрудившись у репродуктора, мы мысленно были в эту минуту на Красной площади. Сердца наши наполнялись чувством гордости за нашего однополчанина, боевого побратима, одного из тех, чьим мужеством, самоотверженностью и высоким боевым мастерством ковалась великая Победа.
   Л. Хахалин
   Друзья с Волхова
   Глухая Кересть
   Отдельное разведывательное звено лейтенанта Синчука присоединилось к 254-му истребительному авиаполку в апреле 1943 года. Латанные и перелатанные "ишачки" рядом с мощными двухпушечными истребителями Ла-5 выглядели как старое, но грозное оружие. Эту истину наглядно подтверждали ордена и медали разведчиков.
   Самым юным из разведчиков был сержант с медалью "За отвагу", высокий, светловолосый и с какой-то необычной походкой. Знакомство с ним чаще всего начиналось с одних и тех же вопросов:
   - Сколько же тебе лет, герой?
   - Двадцать, - отвечал без особого энтузиазма сержант, не уточняя, что его день рождения приходится на самый конец декабря.
   - Медаль-то за что получил?
   - Эшелон с боеприпасами подожгли в Подберезье.
   - Эскадрильей штурмовали?
   - Нет, вдвоем, лейтенант Синчук и я.
   - Это который Синчук? Щупленький такой, с "Красным Знаменем"?
   - Щупленький! Скажете тоже! - обиженно отвечает сержант. - Видели бы вы, как он фрицев сбивает, какой стрелок! Такого, как Синчук, поискать.
   - Ну, ну, посмотрим, что за ас твой Синчук. А что у тебя с ногой?
   - Эрликоны, будь они прокляты!
   - Пилотировать не мешает?
   - Вы же видите, летаю, - хмурился юный летчик и тут же делал разворот на 180 градусов, иначе говоря, переводил разговор в другое русло.
   А произошло вот что.
   21 сентября 1942 года лейтенант Василий Синчук и сержант Саша Закревский вылетели на разведку. У обоих за плечами было всего по несколько боевых вылетов, но они уже знали, что далеко не каждый снаряд попадает в цель, и клубки зенитных разрывов, волочившиеся за "ишачками" черной дорогой, уже не вызывали неприятного холодка, как это было в первые дни. Да и некогда было разбираться в своих ощущениях, не об этом будет спрашивать начальник штаба, когда разведчики возвратятся на свой аэродром. Что делается на дорогах, на железнодорожных узлах, - вот о чем пойдет разговор, так что смотреть и смотреть, увертываться от зениток да не прозевать внезапную атаку "фокке-вульфов" или "мессершмиттов".
   Миновали Подберезье, прошли над Новгородом. Внизу - руины, пепелища, полуразрушенный кремль с пробитыми насквозь золотыми куполами Софийского собора...
   Далеко от Волхова Волга, где родился Саша, еще дальше река Урал родина Синчука, а чувство такое, будто твой родной город разрушен и сожжен.
   Повернули на запад. Мрачны лица пилотов, окаймленные белыми полосками подшлемников. Эх, штурмануть бы сейчас по эшелону, подползающему к Батецкой! Но приказ начальника штаба не допускает никаких вольностей: в бой не ввязываться, разве что на обратном пути, когда основное задание будет выполнено.
   Оставалось посмотреть Глухую Кересть - разгрузочную станцию немцев на железной дороге Ленинград - Новгород. Вот тут и подвернулась разведчикам подходящая работенка. На станции стоял длиннейший эшелон с двумя паровозами в голове. Железнодорожная насыпь Глухой Керести отличалась необыкновенной белизной: цепочка платформ выделялась на ней, как на бумажной ленте.
   Синчук покачал крыльями. Два самолета, описав полукруг, пошли вдоль железнодорожного полотна, чтобы прошить эшелон от хвоста до головы.
   Первый заход охрана поезда прозевала. Пикируя вслед за Синчуком, Саша хорошо видел охваченные огнем платформы. Взрывы эрэсов смели маскировку, обнажив круглые башни и длинные стволы танковых пушек. Немного легче стало на душе. "Это вам за Новгород! А второй заход - за Ленинград!"
   Истребители развернулись и снова пошли в атаку. Теперь навстречу им неслось множество красных шариков. С платформ били эрликоны. Еще две пары эрэсов обрушились на состав с танками, поддали жару крупнокалиберные пулеметы. Но не везти же боеприпасы обратно! Синчук снова устремился на горящий эшелон.
   Вот тогда, в третьей атаке, нашла Сашу немецкая разрывная пуля. Он успел нажать на гашетку и, лишь выходя из пике, почувствовал резкую боль в правой ноге. Перед глазами поплыли красные круги, потонули в тумане циферблаты приборов...
   Ему казалось, что он все делает правильно: вышел из атаки, развернулся, летит к Волхову. На самом же деле он летел прямым курсом к противнику, и было непонятно, почему Синчук, обогнав его, показывает разворот в обратную сторону. Но командир есть командир, и надо выполнять то, что приказывает. Саша полетел вслед за Синчуком и, когда под крылом блеснул Волхов, понял, от какой беды спас его товарищ.
   Три мушкетера
   Койка стояла у окна. Просыпаясь, он видел березу, как бы пришедшую сюда с Волги, от родного дома. Медленно тянулись скучные госпитальные дни. Ноет под гипсом колено, стонут и бредят соседи, духота, запах лекарств, и все та же карта на стене (госпиталь разместился в помещении школы), все та же береза за окном. Ощипали ее осенние ветры, вымочили дожди. Кажется, плачет береза, жалуясь на свою горькую судьбинушку.
   - А вот и мы. Привет!
   Разведчики! Друзья! Вася Синчук, Володя Гайдов, Коля Зубков. Сверкая орденами, вошли они в палату, больничные халаты развевались за спинами, как плащи мушкетеров. Казалось, сама юность, отважная, боевая, вступила на сосновые половицы в образе трех лейтенантов ВВС.
   Синчук, не обходившийся без шутки даже в бою, и Гайдов, хранивший в своей памяти множество одесских куплетов и анекдотов, наполнили заставленную койками палату бодростью и весельем. Поднялись забинтованные головы, посветлели изможденные лица.
   - Ну что, Саша, скоро опять оседлаешь своего "ишака"? поинтересовался Синчук, усаживаясь возле койки на белый табурет.
   - Не знаю, - с грустью ответил Саша.
   - А медицина что?
   - Молчит.
   - Заговор молчания, - пояснил обстановку Володя.
   - Читали, ребята, как фюрера разделали в газете? - спросил кто-то из раненых, шурша "Фронтовой правдой".
   - Был бы он в Одессе, я бы его уже похоронил! - мрачно изрек Гайдов.
   Потом вспомнили, как Саша однажды разделался с немецким привязным аэростатом. Пронзенная пулеметной очередью "колбаса" лопнула, превратившись в облачко фиолетового дыма. Приземляться пришлось уже в сумерки, и Саша ненароком поддел копну сена, стоявшую у границы аэродрома. "Ну, будет мне теперь от комэска!" - испугался он. Однако суровый командир эскадрильи Иван Климентьевич Каюда, вопреки опасениям, не стал "снимать стружку". Больше того, он похлопал сержанта по спине и - что было уже вовсе невероятно улыбнулся.
   Обсуждая это приключение, Синчук сказал, что Саша - первый и единственный пока в действующих ВВС счастливец, которому довелось увидеть улыбку комэска Каюды.
   А насчет злосчастной копны Синчук и Гайдов тут же сочинили, дополняя друг друга, байку в духе барона Мюнхгаузена. Будто копна перелетела через Волхов и заклинила немецкую гаубицу, которая как раз в этот момент вела огонь. В результате ствол гаубицы разорвало в клочья, а расчет разметало во все стороны.
   - В общем, Сашка, у тебя есть шанс, наряду с "колбасой", причислить к своим трофеям и эту гаубицу, - с самым серьезным видом уверял Гайдов. Подумать только, за один вылет аэростат и гаубица! Не зря товарищ Каюда одарил тебя своей дивной улыбкой.