Неизвестен Автор. За чистое небо (Сборник)

   От одного сознания, что ему удалось защитить командира от удара врага, Федор почувствовал себя лучше. Даже боль в ноге поутихла. Он решительно отогнал возникшую было мысль о выходе из боя. Сразу после ранения он испугался, что станет обузой товарищам, которым придется прикрывать его, вместо того, чтобы бить врага. Теперь же убедился, что может продолжать бой, и решил не докладывать командиру о ранении.
   На аэродром Чубуков вернулся вместе со всей группой. И только здесь выяснилось, что самолет его в пробоинах, а самого пилота нужно немедленно отправлять в госпиталь.
   Спустя несколько дней Федор, которого теперь никто в полку не называл новичком, прислал письмо командиру. В нем сообщалось, что операция прошла успешно, нога цела и дела пошли на поправку. К письму было приложено заявление в партийную организацию. Чубуков просил принять его в ряды коммунистов.
   Дней через десять после этого письма в госпиталь, находившийся недалеко от аэродрома, приехали члены партийного бюро полка. С разрешения врача все они пришли к раненому товарищу. Чубуков был безмерно рад встрече с друзьями, расспрашивал их о боевых делах полка, о своих товарищах.
   После дружеской беседы состоялось заседание партийного бюро. Оно проходило здесь же в палате, у койки лейтенанта. Обсуждение просьбы Федора было недолгим: члены партийного бюро единодушно проголосовали за принятие Чубукова в партию.
   Раненый летчик приподнялся и обвел товарищей благодарным взглядом. Глаза боевых друзей светились радостью. Они ободряли его и в то же время словно бы ждали от него чего-то. Охватившее Федора чувство признательности за доверие, которое оказали ему товарищи, искало выхода. Сделав усилие и подтянув раненую ногу, он приподнялся повыше и взволнованно сказал:
   - Мне бы в полк поскорее... Там дела пойдут. Я и жизни своей не пожалею, но доверие оправдаю!
   Должно быть, ему показалось, что говорит он слишком высокопарно, и товарищи могут не поверить его словам. Федор снова обвел всех взглядом и, как бы для большей убедительности, повторил:
   - Честное слово, не пожалею!
   - Верим! - за всех ответил Голубев. - Только главное все-таки не погибнуть, а победить...
   Шло время. Нелегкое боевое время. Летать приходилось много. Измотавшись под конец дня, летчики даже в столовую шли нехотя. О развлечениях в такие дни и не думали. Но в избе, приспособленной под общежитие, кто-нибудь нет-нет да и попросит:
   - Сыграй, Федя... Так, чтобы за душу взяло!
   И вот уже собираются летчики вокруг Федора Чубукова, чтобы послушать его баян, а то и спеть.
   Ведомый комэска оказался незаурядным баянистом, и товарищи все чаше обращались к нему с просьбой "сыграть для настроения". Случалось, баян появлялся и на аэродроме. Летом боевые дни долгие. Наиболее опытные летчики частенько летали до темноты. Но хотя в сумерках летали немногие, с аэродрома до конца полетов никто не уходил. Вот кто-нибудь и попросит Чубукова сыграть. Дескать, музыка поддерживает боевое настроение - даром, что ли, в пехотных и кавалерийских полках духовые оркестры по штату положены. Кто-то скажет о художественной самодеятельности. Кто-то мигом сбегает за баяном. И вот уже звучит музыка, то грустная, то веселая.
   Однажды - это было в августе сорок второго - кто-то вот так же позаботился о баяне. Только играть на нем Федору почти не пришлось - было много вылетов. Чубуков сильно устал, к тому же ему подумалось, что все-таки не очень это серьезное дело веселить людей музыкой. Вот и начальник политотдела, вручая ему недавно партийный билет, сказал: "Теперь вы член партии, и партия вправе ждать от вас больших дел". А получается, что в полку он больше всего популярен как баянист. Правда, на его боевом счету кое-что имеется. Но из шести записанных ему побед личная только одна. Размышления Чубукова прервал подошедший к нему лейтенант Федоренко, которого за лихой чуб прозвали "казаком".
   - Сыграй что-нибудь для души! - попросил он.
   - Знаешь, надоело мне "растягивать меха", - ответил ему Федор.
   - Сыграй, Феденька, очень прошу! Сыграй, не жалей сил! Если устанешь, на задание вместо тебя я могу слетать, - полушутя, полусерьезно принялся уговаривать друга лейтенант.
   Федор нахмурился и хотел что-то ответить, но в это время раздалась команда Покрышева:
   - Группа, по самолетам! Вылетаем на сопровождение бомбардировщиков.
   Чубуков резко встал, бережно поставил баян на скамейку:
   - Ладно, казак, сыграть я тебе сыграю, но на задание полечу все-таки сам. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь, - и побежал к самолету.
   И вот он снова в строю истребителей.
   До цели шли спокойно. Но когда бомбардировщики стали бомбить позиции врага, в небе появились "мессершмитты". Они вынырнули из облаков, и первый из них, по всей вероятности командир, ринулся на ведущего группы истребителей Покрышева. Фашист, видимо, рассчитывал сбить с первой атаки ведущего, посеять смятение в группе прикрытия, а затем атаковать бомбардировщики.
   Но этому плану не суждено было осуществиться. Федор Чубуков, по-прежнему летавший ведомым Покрышева, опередил врага. Попав под его пулеметную очередь, гитлеровский летчик прекратил атаку и, оставив Покрышева в покое, взмыл вверх. Зато другой фашист в это время пошел в атаку на Чубукова. Федор заметил это и, круто развернув самолет, бросился ему навстречу. На какое-то мгновение гитлеровец все же опередил его.
   "Томагаук" обдало градом пуль. Однако Федор не отвернул. Он тоже открыл огонь. От пулеметной очереди, выпущенной Чубуковым почти в упор, "мессершмитт" вспыхнул и стал падать.
   Проводив его коротким взглядом, Федор машинально смахнул с лица что-то горячее. И только потом понял: в кабину бьет масло. Пули врага, выходит, не просто забарабанили по самолету. Наверное, перебит маслопровод. Что же делать? Без масла мотор долго не протянет. Но решить Чубуков ничего не успел. Прямо перед ним из облаков внезапно вывалились "мессершмитты". Их было двенадцать. Наверное, вылетели на перехват наших бомбардировщиков, но разминулись с ними. Не иначе как гитлеровцев сбил с толку дым подожженного Чубуковым "мессершмитта". Решили, что именно здесь-то и развернулся главный бой, а увидели всего лишь один советский истребитель.
   Федор стал осматриваться. Ни одного своего самолета! Пока он отбивался от "мессершмиттов", наши бомбардировщики, а с ними и прикрывавшие их истребители ушли. Он еще и еще раз обшарил небо взглядом. Но ни одного самолета своей группы так и не увидел. "Наверное, ведут бой и не могут помочь мне, - подумал Федор. - Да и бомбардировщики на произвол судьбы не бросишь".
   Чубуков понимал, что вступать в бой с двенадцатью вражескими истребителями, да еще на подбитой машине, смерти подобно. Но что делать? Уйти от них он тоже не мог. Да и скорости из поврежденного самолета не выжмешь. Волей-неволей приходилось принимать неравный бой...
   Но гитлеровцы не спешили набрасываться на Чубукова.
   "Может опасаются, как бы из-за облаков наши на них не обрушились?" подумал Федор и снова внимательно посмотрел вокруг, - не покажутся ли где свои.
   Наверное, Чубуков угадал. Ведущий группы "мессершмиттов" явно осторожничал. Сначала группа стремительно промчалась мимо одинокого "томагаука", потом обошла его по большому кругу. И только тогда от нее отделился один истребитель и пошел в атаку на Чубукова. Когда он подошел настолько близко, что вот-вот мог открыть огонь, Федор развернул "томагаук", да так резко, что фашист проскочил мимо и едва сам не очутился в прицеле. Американским самолетам недоставало тогда скорости, зато маневренность у них была отличная. Летчики, посмеиваясь, говорили, что "томагаук" может зайти в хвост самому себе.
   Но вот на истребитель Чубукова спикировал еще один "мессер". И опять Федору удалось увернуться от удара. Тогда от группы отделился третий "мессершмитт" и стал заходить в атаку на одинокий "томагаук". Чубукову удалось и в этот раз ускользнуть. Больше того промчавшийся мимо него немецкий истребитель попал под шквал огня шести пулеметов "томагаука". Этот удар оказался для него смертельным: "мессер" так и "пикировал" до самой земли.
   Ускользать от атак вражеских истребителей становилось все труднее: силы были уже на пределе, мотор тянул совсем плохо. Одному из гитлеровцев удалось все же поймать изворотливый "томагаук" в прицел. На этот раз досталось управлению - что-то случилось с рулем поворота, и машина сразу лишилась главного своего достоинства - высокой маневренности. Теперь Чубуков и его самолет превратились в настоящую мишень, расстрелять которую не составляло особого труда.
   Прыгать? Но пока он будет выбираться из кабины, фашисты исполосуют его пулеметными очередями. А если и удастся выпрыгнуть, все равно не уцелеть. Фашистские летчики всегда расстреливали парашютистов. Нет, прыгать не было никакого резона. Имитировать падение? Это, пожалуй, единственная надежда на спасение.
   Пользуясь тем, что самолет еще слушается ручки управления, Федор двинул ее вперед. Перевалившись на нос, машина стремительно понеслась к земле. Настолько стремительно, что, казалось, теперь ее уже не вывести из этого смертельного пике. Вот уже приближается лес. Еще несколько секунд, и самолет врежется в него.
   Никто из гитлеровцев не преследовал Чубукова. Да и как его будешь преследовать, если падающий "томагаук", выкрашенный в зеленый цвет, чуть ли не сразу затерялся на фоне леса. Фашисты улетели, наверняка посчитав, что сбили советский истребитель.
   Но все получилось совсем иначе. Уже над самыми верхушками деревьев Федору кое-как удалось "вытащить" машину из пике, после чего он осмотрелся, сориентировался и, не набирая высоты, прямо над лесом направился в сторону своего аэродрома.
   Большого труда стоил ему этот полет домой. Еле-еле справлялся он с подбитой машиной. Посадить ее тоже оказалось делом не простым. Но Чубуков справился и с посадкой.
   После этого августовского боя авторитет Чубукова окончательно укрепился. Но, вероятно, от того, что годами он был моложе других летчиков полка, многие относились к нему покровительственно и называли, как младшего, просто Федей. Покрышев однажды даже упрекнул товарищей:
   - Что это вы с ним, словно с маленьким. Уже давно пора величать его Федором Михайловичем.
   Этот шутливый упрек Покрышев мог бы адресовать и самому себе. Иной раз, когда разговор шел не служебный, он нет-нет да и называл своего ведомого по имени. Покрышев любил Чубукова. Любил не только за храбрость. В конце концов, смелых летчиков в полку хватало. Но Федор отличался от других. Пожалуй, больше всего командиру эскадрильи нравилась скромность ведомого. В нем не было ничего показного.
   На разборах воздушных боев комэск не раз подчеркивал, что в бою Чубуков не старается отличиться лично. Для него самое главное не собственный успех, а успех всей группы, общая победа над противником. Видимо, потому Покрышев и не желал себе лучшего ведомого, чем Чубуков.
   Пришло, однако, время, когда сам комэск сказал, что негоже Чубукову все время летать в хвосте. Пора и самому стать вожаком.
   В сорок третьем году, когда Петр Покрышев, второй раз удостоенный звания Героя Советского Союза, принял полк, его бывший ведомый стал командиром эскадрильи. Одной личной храбрости теперь уже было мало. Теперь он был ведущим. Сам командовал эскадрильей, вел ее в бой, продолжая оставаться в то же время воздушным бойцом. Стремительность воздушного боя подчас не оставляет времени для команд. И тогда все решает личный пример командира. Федору Чубукову пришлись по плечу и эти новые задачи. Ведь ему было у кого научиться точному удару по врагу, умелому маневру, взаимовыручке - он летал в паре с одним из лучших воздушных бойцов Ленинградского фронта Петром Покрышевым!
   Личный пример командира эскадрильи капитана Чубукова не раз воодушевлял летчиков. Но то, что произошло 28 марта 1944 года, стало примером поистине редчайшим. В этот день Чубуков в воздушном бою один сбил четыре вражеских самолета!
   Разговоров об этой выдающейся победе Чубукова было немало. Летчики рассказывали, что когда узнал о ней прославленный ленинградский ас Петр Андреевич Пилютов, то и он сначала удивился:
   - Ну и ну! Вот так Чубуков! А мы с ним все, как с маленьким: Феденька, Федя, а Федя съел медведя. И не одного! Надо же, в одном бою четырех порешил!
   Количеством побед Федор Чубуков не уступал уже многим асам, да и сам он имел все основания называться так. Его боевой счет был весьма внушительным: 34 самолета сбил лично и еще пять - в групповых боях. Представляя капитана Чубукова к званию Героя Советского Союза, командир полка не преминул указать эти цифры. Написал, разумеется, и о том, как он раненым продолжал бой, как один вступил в схватку с двенадцатью вражескими истребителями и сбил два самолета. Не забыл командир отметить и то, что большинство своих побед Федор Чубуков одержал в тяжелых, подчас неравных боях, к тому же многие из них на самолетах, уступавших "мессершмиттам" и "фокке-вульфам" в скорости и огневой мощи.
   Правда, не все время Чубукову пришлось летать на тихоходных "томагауках". Со временем появились самолеты куда лучше их. В сорок третьем полк уже летал на отличных "яках", от которых не так-то просто было уйти хваленым "мессершмиттам" и "фокке-вульфам". Между прочим, Федор Михайлович подчеркивает, что больше всего побед он одержал, летая на превосходном советском истребителе конструкции Яковлева. Это действительно так. Верно и то, что дело не только в боевых качествах самолетов и их вооружения. Победа в конечном счете зависит от того, в чьих руках находится боевая техника.
   Эту истину блестяще подтвердил своим личным примером в боях за Родину командир эскадрильи 29-го гвардейского Волховского истребительного авиационного полка Герой Советского Союза Федор Михайлович Чубуков.
   Т. Залесов
   Комэск Тушев
   Октябрь в Краснодаре теплый, по нашим северным меркам почти летний. К полудню солнце припекало, и мальчишки, рассыпавшиеся по берегу пруда, поскидывали форменные куртки.
   - Плывет! - звонкими голосами дружно кричат они.
   - Моя всех перегоняет, - надрывается белобрысый пострел.
   1973/74 учебный год. В 4-а классе 47-й средней школы во время уроков труда ребята смастерили модели спортивных двухкорпусных судов катамаранов, а теперь испытывали свою флотилию. И поскольку испытателям по 10 - 11 лет, энтузиазма у них хоть отбавляй.
   Потом с учителем труда Иваном Тимофеевичем Тушевым они будут мастерить сложное многооперационное изделие - огородную лейку. А к 23 февраля, годовщине Советской Армии, сделают подарки родителям, главным образом папам, - модель самолета Як-3, грозного истребителя военных лет. Почему выбор учителя пал на Як-3? Так, такая уж у него давнишняя любовь.
   Ребята будут заниматься с Иваном Тимофеевичем до восьмого класса освоят станки и уход за ними, научатся вытачивать детали, сверлить по кондуктору и разметке, фрезеровать. В один прекрасный день кто-то из них, подойдя к зеркалу, разглядит упрямо темнеющие усы, кое-кто по росту догонит учителя. А там и путевка в жизнь. Их ждут самые разные пути-дороги, но дома у каждого всегда на вечном взлете будет серебриться боевой истребитель Великой Отечественной войны Як-3...
   На Ленинградский фронт лейтенант Тушев прибыл из состава противовоздушной обороны города Баку 22 мая 1943 года и был назначен командиром эскадрильи 191-го Краснознаменного истребительного авиационного полка.
   Ровно через неделю замполит полка майор Семени", составляя политдонесение, вспомнил прибывшего: двумя сбитыми бомбардировщиками Ю-87 Тушев отметил свой переход в авиацию Ленинграда.
   В июле, перед синявинскими боями, устроена была встреча летчиков-штурмовиков с летчиками-истребителями, которые их обычно сопровождали. Неожиданно душой вечера оказался Иван Тушев. Энергичный, общительный, он быстро перезнакомился с гостями из полка штурмовиков. О себе и своих товарищах лейтенант сказал:
   - Для нашего брата истребителя зоркость в бою считаю началом начал. Вовремя увидел врага, успел взять его на прицел - значит, для твоих товарищей штурмовка обеспечена. Надо умело сочетать огонь и маневр с постоянной осмотрительностью.
   Летчики вдоволь наговорились, а перед расставанием спели чуть грустную, истинно летчицкую песню "В далекий край товарищ улетает". Прощаясь, жали руки до хруста. Хорошо запомнили друг друга, теперь будет легче взаимодействовать в воздухе.
   Вечер встречи со штурмовиками еще больше сблизил летчиков, техников и механиков эскадрильи. Они узнали, кто откуда, каким путем пришел в авиацию.
   Оказалось, что механик Алексей Нешпанов - ленинградец. Товарищи стали расспрашивать его о городе на Неве.
   Заметив большой интерес авиаторов к городу, который они защищают, комэск как-то предложил замполиту:
   - Надо бы людям показать Ленинград.
   - Разумно, - поддержал майор Семенин. - Организуйте-ка поездку в нелетную погоду. Обязательно возьмите с собой агитаторов полка. Солдаты и офицеры Должны увидеть, как живет и борется осажденный Ленинград.
   Тушев выбрал пасмурный день. С утра на кузов полуторки натянули тент, поставили там три скамьи, машине дали полную заправку и тронулись в путь. От пригородного аэродрома, где базировался полк, до города добрались быстро. Проехали мимо Финляндского вокзала, пересекли Неву и помчались по набережной к Летнему саду. При въезде на горбатый мостик мотор внезапно заглох, и это развеселило авиаторов. Они соскочили на панель поразмяться, огляделись вокруг и невольно примолкли.
   Перед ними разворачивалась суровая и величавая панорама. Над Невой висели набухшие влагой тучи. Свежий ветер гнал волну. Едва заметно покачивались темно-серые громады боевых кораблей Балтийского флота. Вдали, над Трубецким бастионом Петропавловской крепости торчали длинные стволы зениток. Набережная была безлюдна, и только перед ходившей на волне плавучей пристанью маятником шагал моряк в бушлате. На его плече дулом вниз висел карабин с непривычно черненой ложей.
   - Братцы, приметная у нас получилась остановка, - нарушил молчание Нешпанов. - Пошли к Суворову.
   Авиаторы двинулись к памятнику. Генералиссимус в образе римского воина гордо смотрел вдаль. Авиаторы медленно обошли памятник. Девушка в комбинезоне с противогазом на боку, проходившая мимо, замедлила шаг - что это они? - и вдруг поняла: экскурсия.
   - Вы откуда?.. Военная тайна? И так ясно. Какие вы загорелые, краснощекие, не то что наши блокадники. Видать, оттуда, с Большой земли.
   Послышался знакомый гудок - водитель сигналом напомнил о себе. Авиаторы поехали дальше, а девушка приветливо помахала им. Возле Исаакия притормозили. Гранитные колонны были исчирканы осколками. Недалеко от огромных дверей главного входа в мощной стене зияла пробоина от снаряда осадной пушки врага.
   До войны Нешпанов жил на Литейном. По его просьбе так проложили маршрут, чтоб он сумел заглянуть к своим домашним. В большой коммунальной квартире, густо заселенной до войны, царила пугающая тишина. Так вот почему не отвечали на его письма. Нешпанов с посеревшим лицом вышел из дома:
   - Кончилась наша семья. Осиротел, стало быть...
   - А мы? Ты что же нас позабыл? - возразил подошедший Тушев и обнял Нешпанова за плечи.
   На обратном пути проехали по Невскому. Он был суров и неузнаваем. Огромные зеркальные витрины многочисленных магазинов укрыты дощатыми защитными "карманами", заполненными песком. Из многих окон виднелись закопченные дымовые трубы печей-времянок, вторую зиму кое-как обогревавших ленинградские квартиры. Прохожих было мало. Трамваи ходили редко, но ходили!
   На углу Невского и Садовой, недалеко от действовавшего кинотеатра КРАМ (ныне "Молодежный"), несколько горожан стояли возле афиши документального фильма о разгроме фашистов под Сталинградом и живо обменивались мнениями. Авиаторы спешились, посмотрели на афишу и услышали последнюю фразу пожилого рабочего:
   - Сталинград свое слово сказал, теперь дело за нами...
   - Раздавим, папаша, фашистского гада, мокрого места не останется, громко за всех ответил Тушев.
   И тут словно прорвало. Военные и гражданские перемешались, заговорили о своем, наболевшем. Подходили люди, включались в разговор. И хотя на улице фронтового города они встретились случайно, каждый прекрасно понял каждого. К полуторке авиаторов провожала маленькая толпа. На прощание лейтенант Бежко сказал:
   - За такой город и жизни не жалко.
   Даже по скупому рассказу комэска о поездке в город замполит понял, какое огромное впечатление произвела на авиаторов встреча с ленинградцами.
   - Теперь будут еще злее драться за город на Неве, - подытожил Иван Тимофеевич.
   Из боев 1944 года старшему лейтенанту Тушеву запомнился победный бой с двадцатью вражескими бомбардировщиками, направлявшимися к нашему переднему краю под прикрытием четырех истребителей. Набрав потолок, свою четверку Тушев повел с таким расчетом, чтобы напасть на противника от солнца. Что они пока не замечены, летчик понял по четкому "походному шагу" "юнкерсов" и "мессеров" и с пикирования на большой скорости устремился в середину строя бомбардировщиков противника. За ним маневр повторили другие летчики.
   Огнем в упор почти сразу были сбиты четыре бомбардировщика, из них два изловчился сбить сам Тушев. Строй вражеских самолетов был порушен, они повернули назад. Иван Тимофеевич вывел звено из боя - свою задачу "ястребки" выполнили. Схватка оказалась настолько скоротечной, что истребители противника даже не успели изготовиться для атаки.
   Тот ослепительно солнечный день был вообще счастливым, а результаты воздушных боев - опустошительными для противника: наши "ястребки" уничтожили 15 фашистских самолетов. Этот крупный успех Советское Информбюро отметило в сводке от 16 мая 1944 года.
   Вот уже год Тушев в полку. Позади упорные бои под Синявином, мощное январское наступление, когда фашистов погнали от стен Ленинграда. За это время Тушев проявил себя не только как умелый, отважный летчик и отличный командир, но и как человек, обладающий незаурядным воспитательским даром. В напряженной сутолоке боевых будней он умудрялся не забывать и о так называемых мелочах. Обратив внимание, например, на грамотные и острые заметки в Боевом листке, подписанные механиком Шестопалько, он посоветовал автору попробовать свои силы в стенгазете части. У механика получилось. А когда Шестопалько окреп как военкор, Тушев поручил ему редактировать Боевой листок эскадрильи.
   Молодому летчику Маклецову, неистощимому на выдумку, заводному парню, комэск дал задание организовать самодеятельность. Тот не на шутку увлекся. Концерты проходили накоротке, давая зрителям, да и самим участникам необходимую разрядку.
   Тушев со знанием дела пропагандировал опыт известных летчиков фронта, их умение вести бой в различных погодных условиях. Однако говорил о них без чрезмерного восхищения, по-деловому. Этот сдержанный стиль был самым убедительным для молодых летчиков.
   Мотористам и оружейникам комэск предложил овладеть смежными специальностями. Учебу вели коммунисты-летчики, выкраивая время в коротких паузах между боевыми вылетами. Программа вырабатывалась в ходе занятий: с мотористами изучали вооружение истребителя, с оружейниками - мотор. Знания пригодились очень скоро. Когда во время наступления полк перебазировался, с самолетами удалось переправить лишь немногих специалистов. Тогда и сказалась универсальная подготовка: несмотря на ощутимую нехватку мотористов и оружейников, самолеты и вооружение были своевременно подготовлены к бою.
   ...Нельзя сказать, чтобы Тушев старался разыгрывать из себя "образцового строевика", но он без промедления обрывал любые проявления панибратства со стороны подчиненных и был строг к провинившимся. В то же время его подчиненные знали - в трудную минуту они всегда могут рассчитывать на сочувствие и поддержку командира.
   Как-то моторист сержант Малыгин совершил проступок, и Тушев наложил на него взыскание. Но этим не ограничился. Вызвал сержанта на откровенный разговор и выяснил, что его вывело из равновесия письмо жены, в котором она жаловалась на свои мытарства с получением льгот, положенных ей как жене фронтовика.
   Иван Тимофеевич посочувствовал Малыгину, но тут же пояснил, что нисколько его не оправдывает: служба - есть служба, и нарушение воинского устава не может оставаться безнаказанным. Что же касается его беды, тут он, его командир, постарается помочь. Тушин выполнил свое обещание. По его представлению командир полка майор Антон Гаврилович Гринченко и замполит Семенин обратились в районный комитет партии но месту жительства жены Малыгина, и ей сразу же была оказана необходимая помощь. А сам Малыгин убедился, что Тушев не только требовательный командир, но и отзывчивый товарищ.
   Присмотревшись получше к балагуру и затейнику Маклецову, не очень-то блиставшему боевыми успехами, Тушев пришел к выводу: у этого парня имелись неплохие задатки истребителя, но явно не хватало опыта. Иван Тимофеевич стал больше уделять внимания молодому летчику, помогал досконально изучить район полетов, подробно объяснял тактику ведения боя.