Нергина Светлана. Ступени к Храму

   – А толку? Собаки оборотней шугаются. К тому же, как ни странно, встретиться с ним проблемой не стало. А вот дальше что?
   – Не знаю, – пожала плечами послушница.
   Лягушки, жившие в затопленном овраге, надрывались наипротивнейшими голосами, стремясь переквакать друг друга. Послушница, поглядев вниз и прислушавшись к дивному вокалу, досадливо поморщилась:
   – Эх, камень бы. Да ведь и не попадешь по такой темени.
   – И я не знаю, – со вздохом согласилась я, игнорируя последнюю реплику. – Хотя зачем-то же он вылезает. Не просто же лапы размять? Вот если бы узнать зачем…
   – И что тогда? – резонно спросила Раона.
   – Ну… Тогда я, скорее всего, помогла бы ему достать то, чего он хочет. В обмен на обещание уйти из монастыря или прекратить трепать нервы его обитателям.
   – А почему он должен тебе поверить?
   – У магов есть такое заклинание – клятва. Его нельзя нарушить под страхом смерти. Могу предложить ему эту клятву в качестве гарантии. Может, согласится…
   – Может…
   Девушка неопределенно кивнула и перевела разговор в другое русло. Больше об оборотне мы не вспоминали до утра.
 
   В этот раз мы осчастливили монастырь своим присутствием до первого рассветного луча, так что разноса от Даонны не получили и поговорить с ней, не вызывая подозрений, мне не удалось. Просто на завтраке (которого я, помня вчерашнее приготовление обеда и радея за собственный желудок, есть, разумеется, не стала) я, встретившись с настоятельницей взглядом, отрицательно покачала головой: мол, все глухо. Она кивнула и уныло уставилась в тарелку с нетронутой кашей. Видимо, тоже на кухню порой захаживает.
   Сегодня я решила проверить тех, кто на вчерашней трапезе, приправленной оранеалом, не был. Таковых оказалось совсем немного – трое паломников, остановившихся ненадолго в клетушке на первом этаже и не посмевших своим видом смущать невинных послушниц и монахинь (знали бы, что эти самые послушницы сами кого угодно смутят – мы с Раоной утром чуть не волоком оттащили Меллу от какого-то весьма перепуганного столь активно проявляющей инициативу послушницей деревенского паренька), да одна приболевшая старая монахиня.
   Вооружившись подносом с кашей, щедро посыпанной оранеалом, я отправилась кормить голодающих.
 
   – Что-то нас сегодня, видимо, решили оставить без завтрака, – донесся из-за прикрытой двери недовольный бас.
   – Что ты, брат! Сестры и так оказали нам невиданное гостеприимство, как можно упрекать их в чем-то?! – патетично проговорил другой, тонкий и одухотворенный.
   – А я и не упрекаю! – пожал плечами первый. – Я просто говорю, что у меня с их ужина больше изжога, чем насыщение! А завтрак нести они что-то не думают. Слышь, может, пост какой начался?
   Похоже, «брат» (скорее – «браток») не слишком-то упорствовал в религии, не утруждая себя зазубриванием всяких там постов, а в монастыре остановился просто ради бесплатных харчей.
   Второй укоризненно покачал головой:
   – Нет, брат, что ты! Пост в честь старшей прародительницы начнется только послезавтра.
   Ах, Тая, я из-за тебя скоро еще и голодать буду?! Надо с оборотнем кончать побыстрее…
   Я ногой распахнула дверь – руки были заняты подносом, – запуталась в рясе и чуть не загремела на пол, но «браток», видя, что едва принесенный завтрак грозит уплыть прямо из-под носа, кинулся навстречу, одной рукой подхватив поднос, другой – меня. Причем если поднос – со всей осторожностью и любовью, то меня только для проформы, да так, что не удержал, и на пол я все-таки загремела. Совсем неизящно и очень даже больно.
   Но комментарий к ситуации пришлось проглотить, не выдав наружу, – как минимум двое из троих меня бы не так поняли. Правда, зато третий сразу же воспылал бы братско-сестринской любовью…
   – Доброе утро, – сдавленно пропыхтела я, пытаясь одновременно скорчить самое одухотворенное личико, распутать спеленатые рясой ноги и подняться.
   Не преуспела ни в том, ни в том, ни в том.
   – Благословят тебя Хранящие, сестра, – напевно протянул худенький паренек, помогая мне подняться на ноги.
   «Как же, благословят! Так через три дня благословят, что лучше бы в покое оставили!» – мысленно проворчала я, потирая ушибленный локоть.
   «Браток» оказался и внешности соответственной – то есть самой что ни на есть бандитской. Я бы с таким в одной комнате спать без защитного купола побоялась.
   Третий же паломник заинтересовал меня больше всего: это был Слышащий. Вроде бы и не маг, вроде бы и не человек. Слышащие очень хорошо, как мы, ведьмы, чувствовали травы и людей – «слышали» мир вокруг. Но при этом не обладали магией. Только что по Веткамходить умели. Интересно, что ему здесь понадобилось?
   Слышащий чуть заметно кивнул, безошибочно признав во мне ведьму, и, скорее всего, задался тем же вопросом.
   – Присядьте, сестра, отдохните, – самозабвенно вещал меж тем самый набожный.
   Я охотно приняла предложение и жестом указала им, что, если они ничего не предпримут в ближайшее же время, то «браток» доест свою тарелку с кашей и переключится на две оставшиеся.
   – Не желаете ли присоединиться к нашей скромной трапезе? – тихо, размеренно спросил Слышащий, берясь за деревянную ложку.
   – Нет, спасибо, – испуганно открестилась я. – Я только дождусь окончания вашего завтрака и заберу посуду.
   «А заодно проверю, не прельщает ли кого из вас по ночам полная луна», – мысленно усмехнулась я и благовоспитанно села в уголке, сложив руки на коленях.
   Паломники помолились перед трапезой и принялись за кашу. «Браток», впрочем, уже поел и теперь подозрительно рассматривал на свет стакан с миллион раз «жененным» чаем. Потом махнул рукой: дескать, была не была, – и выпил залпом. Досадливо поморщился, в который раз убедив меня, что я не зря трачу деньги на завтраки в харчевне.
   – А что, сестра, больше нам на завтрак ничего не положено? – грустно оглядев пустой поднос, спросил он.
   Я, мысленно усмехнувшись, со скорбным лицом ответила:
   – Нет, брат, ибо и так мы пребываем во злостном грехе чревоугодия, коий тяжким бременем ляжет на чашу весов со стороны мракобесов, не давая полотенцу, смоченному слезами истового покаяния перевесить, отправляя нас на небеса.
   «Брат», мученически вздохнув, еще раз оглядел комнату в поисках чего-нибудь, способного низвергнуть его во грех чревоугодия.
   Я же мысленно покатывалась со смеху. Узнай Тая, какие я тут отповеди даю, – была бы в шоке.
   Еще двадцать лет назад я, постояв перед картиной Страшного суда, поняла, что налево меня не пустят, и отправилась самозабвенно грешить дальше. Ибо хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть!
   – А желудочным соком слезы покаяния заменить никак нельзя? – тоскливо протянул «браток».
   Завтракающие паломники дружно подавились кашей: один – возмущенный таким святотатством, второй – от сдерживаемого смеха.
   – Что вы, брат! – притворно ужаснулась я.
   «Брат» вздохнул и улегся ногами в потолок, самозабвенно ковыряя пальцем в ухе. Похоже, ему с завтрака ничуть не поплохело. Впрочем, как и доедающим паломникам. Оранеал обычно действует почти мгновенно, но все-таки выждать минут пятнадцать для верности было бы совсем не лишним. И я, собрав грязную посуду, села обратно и умоляющим любопытным голосом попросила:
   – А расскажите мне что-нибудь… о странах дальних… А то ведь я в монастыре живу, даже как люди за околицей живут – не знаю!
   «Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:
   – Что же рассказать тебе, сестра?
   «Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!»– чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:
   – Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!
   – Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря. И на ветхую ткань самой вот этой иконы, взявшись из ниоткуда, медленно и величественно капают святые слезы младшей прародительницы, оплакивающей грехи человеческие. Говорят, икона начинает плакать, как только где-то неподалеку осмеливается муж бросить вверенную Хранящими его защите и заботе супругу…
   Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!
   Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.
   Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.
   Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…
   Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.
   Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:
   – Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.
   Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.
   – Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.
   – Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…
   Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.
   – Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?
   Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:
   – А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…
   – Что?! Храм?!! – не выдержала я.
   На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.
   Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:
   – Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.
   – А куда? – растерянно спросила я.
   – Дальше на восток.
   Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.
   Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.
   Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм,средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!
   – Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.
   Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!
   Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?
   «Поймать оборотня!»
   И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.
   «Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»
   И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?
   К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!
   И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.
   А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.
   – А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.
   – Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.
   Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:
   – И курицу, фаршированную осетриной, принесете?
   – Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.
   Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.
   – Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.
   – Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.
   – Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.
   – Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.
   Мужик судорожно сглотнул. Настойка хранилась только в погребах монастыря, появляясь на свет исключительно в самые важные праздники, и то лишь на столах настоятелей.
   – Щас будет, – неуверенно заверил он меня и помчался на кухню… Идиотизм какой-то!
   Через пару секунд с заднего крыльца вылетели двое парнишек в порванных на коленях штанах и помчались к монастырю.
   Я задумалась. Ну не может быть, чтобы его так уж сильно напугала моя магия. Все-таки здесь не Миденма, маги хотя колонной и не ходят, но все же время от времени попадаются. Тот же менестрель вчерашний! Нет, тут что-то совсем другое. Может, они меня травануть решили?
   Я подозрительно принюхалась к поданной курице, но ничего странного или враждебного не почувствовала. Обычная курица с чифраном. Уже почти остывшая, кстати.
   Значит, яд отпадает. Что же тогда еще они мне за пакость могли подстроить? Надеюсь, у них на кухне творится не то же самое, что в монастыре?
   – Эй, хозяин? Хозяи-и-ин!!! – громко позвала я.
   С кухни высунулась перепуганная физиономия:
   – Что, госпожа ведьма? Вино, вы уж извините, не поднесли еще. Обождите минутку, ладно? – скорчил умоляющую рожицу мужик.
   – Подожду, – милостиво кивнула головой я. – Хоть пять минуток. Я другое хотела.
   – А-а-а, – чуть осмелев, мужик выбрался из кухни и подошел поближе. – Еще чего принести?
   – Нет. Можно мне посмотреть на вашу кухню?
   Мужик удивленно нахмурился:
   – Дык… Там же нет ничего толкового. Дым, посуда грязная да две бабы носятся – готовят!
   – Вот именно это я и хочу увидеть, – невинно улыбнулась я. – Можно?
   – Ну… Конечно, – недоверчиво кивнул мужик, отодвигая мне стул. – Только я вас предупреждал – там ничего хорошего нет!
   – Предупреждали, – послушно согласилась я, заходя в тесную кухоньку.
   Там, как ни странно, все было именно так, как говорил хозяин: две девушки, споро работающие ножиками, дымящий казан с пловом и ворох грязной посуды. Я походила, позаглядывала в углы, ища какие-нибудь следы той пакости, которую они мне уготовили, но не нашла. В углах кое-где была крысиная отрава, кое-где – невыметенные крошки, а где-то – так и вовсе очередной припрятанный ворох частично грязной, частично битой посуды. Никаких ужасов типа недочищенной картошки и непромытых огурцов на кухне тоже не было.
   – У нас тут не прибрано, вы уж не серчайте… – юлил вокруг меня мужик, грозно шикая на тут же занявшихся уборкой девок.
   – Ничего, – рассеянно сказала я, направляясь к выходу.
   Ну и правда, чего я так всполошилась? Ну попался мне услужливый хозяин харчевни – что такого? Может, приворотное поле в очередной раз не вовремя активировалось? Да нет, я его нейтрализовала вроде. Чертовщина какая-то!
   Впрочем, чертовщина чертовщиной, а курица безвозвратно остывала, и оставлять сей шедевр кулинарного искусства без внимания никак не входило в мои планы. Так что я благодарно кивнула мужику за увлекательную экскурсию и с чувством выполненного долга впилась в упитанную куриную ляжку зубами.
   Курица и впрямь оказалась выше всех и всяческих похвал! Тонкое белое мясо в нежном шафрановом соусе так и таяло во рту, не задерживаясь ни на секунду. Тарелка опустела возмутительно быстро.
   – Госпожа ведьма? – вопросительно позвал хозяин.
   – Что? – сыто и оттого довольно отозвалась я.
   – Вам настойку в фужер аль рюмку?
   – Что?! – подавилась от неожиданности госпожа ведьма. Мужик смущенно потупился:
   – Ну мы того, этикету не обучены… Вам настойку в рюмку или в фужер?
   – В пивную кружку! – нервно пошутила я.
   – Щас сделаем! – просиял хозяин и умчался.
   – Стой! – Я хотела было объяснить, что пошутила, но потом передумала: какая разница? Хоть из рюмки, хоть из кружки – как говорят профессионалы, «вкус или градус содержимого от этого не меняется».
   И все-таки чем таким я напугала хозяина, что он из-за меня за пятнадцать минут подрядил кого-то монастырские погреба ограбить?! И причем не абы кого, а профессионала своего воровского дела: лично я, чтобы совершить вышеозначенное преступное деяние, позавчера воспользовалась аж тремя заклинаниями. Правда, и настойка оказалась выше всех похвал, но ведь у мальчишек-то магии не было. Каким образом они сумели обмануть трех сторожей, двух собак и охранное заклятие?
   Меж тем на сцене вновь появился хозяин: с самой что ни на есть радушной улыбкой доброго медведя на лице он тащил ко мне поднос с огромной деревянной кружкой. Я наклонила, понюхала, лизнула… Йыр побери, и вправду настойка! Причем, к моему непередаваемому возмущению, безнадежно не отравленная.
   – Э-э-э… Спасибо, милейший… – неуверенно протянула я, не зная, что ему еще сказать.
   – Да не за что, госпожа ведьма, – прогудел он, не спеша, впрочем, уходить.
   Я подумала, прикинула причины столь странного поведения, прокрутила в пальцах монету и протянула ему.
   – Нет-нет, что вы! Для нас такая честь, госпожа ведьма, что вы изволили отобедать в нашей харчевне! Ей-ей, не надо денег! – испуганно спрятав руки за спину, открестился мужик.
   Я совсем прекратила что-нибудь понимать.
   – Ну… Тогда идите, милейший, мне больше ничего не надо, – растерянно пожала я плечами.
   Мужик недоверчиво покосился на пустое блюдо, но спорить не стал.
   – Ну… Ежели что понадобится – вы тока свистните! – решился он и ушел.
   «Что-то здесь нечисто, ведьма!»
   Да знаю я, знаю, – рассеянно отмахнулась я.
   «Знать-то ты знаешь, а вот что именно – не понимаешь!» – продолжал зудеть настырный голосок.
   А ты прям знаешь! – огрызнулась я.
   «Подозреваю…» – уклончиво ответил разум.
   Так скажи, раз такой умный!
   «Не буду! Ты со мной грубо обращаешься!» – надулся он.
   Ну и иди тогда!.. – подвела я итог, залпом допивая настойку и выходя из харчевни.
   Из кухни за мной внимательно наблюдали три пары испуганных глаз…

ГЛАВА 4

   Что меня всегда поражало на всех трапезах в монастыре – это удивительная тишина, прерываемая разве что смущенным стуком брякнувшей ложки. Казалось бы – народу в трапезной человек пятьсот, а слышно, как муха летает!
   Но так – только первые минут десять. Потом наименее брезгливые и наиболее голодные монашки съедают завтрак, обед или ужин, а остальные окончательно утверждаются в мысли, что голодание сохраняет фигуру, и комната наполняется неровным гулом голосов. Пока еще через семь минут мать-настоятельница не пресечет своим появлением этого безобразия и не отправит всех на вечернюю молитву.
   Мертвая десятиминутка подходила к концу, соседние послушницы начинали уважительно посматривать на усердно постящуюся вот уже третий день подряд меня и понемногу откладывать ложки – в этот раз ужин вышел таким «вкусным», что большинство враз принялись радеть за свою и так не слишком упитанную фигуру. А заодно и желудок.
   – Как продвигаются поиски? – тихо, но непринужденно спросила у меня Раона, чтобы не привлечь своим шушуканьем нездорового внимания соседок.
   – Да никак по сути дела, – пожала плечами я. – Выследить человека не удалось, скорее всего, он попросту не стал тогда есть протравленного оранеалом супа, потому что я сомневаюсь, что та единственная непроверенная монашка – и есть загадочный монстр. Не то уже здоровье у старушки – по монастырю ночами наперегонки с ведьмами носиться.
   – И что теперь?
   Я неторопливо отодвинула подальше от себя тарелку с перловкой и глотнула из стакана с водой:
   – А ничего. Попробую еще разик встретиться с этим хвостатым товарищем. Надо же этот узел как-то рубить. Если просто сидеть и ничего не предпринимать, то я в Сыреме зазимую, а две подруги, ожидающие меня через три дня в Миденме попросту со свету потом сживут!
   – Хороши же подруги! – скептически фыркнула Раона.
   Я философски пожала плечами:
   – Лучше такие, чем никаких. А недостатки характера есть у каждой. В том числе – и у нас с тобой.
   – Ну знаешь! – обиженно тряхнула головой послушница. – Я бы не стала сживать со свету подругу только потому, что она не пришла на встречу!
   Я тихонько рассмеялась: до чего же буквально порой люди воспринимают твои слова!
   – Это я образно сказала, – пояснила я.
   – А-а-а, – кивнула Раона и только, кажется, собиралась спросить что-то еще, как в трапезную вошла Даонна, и все посторонние шорохи сразу же стихли, монахини склонили головы, благоговейно следя за неспешной поступью матери-настоятельницы. А я-то знала, как у нее под рясой коленки друг о друга стучат!
   Настоятельница величественно подплыла к своему столу, мгновенно оценила степень съедобности поданного блюда (нулевая) и, не затягивая ужина, сразу же сказала:
   – Не пора ли нам, сестры, вознести благодарную молитву Хранящим нас прародительницам за еще один счастливо прожитый день?
   Сестер из трапезной как ветром сдуло – лишь рясы прошуршали. Только на столах остались тарелки с нетронутой перловой кашей. Похоже, пост во славу Таирны начался несколько раньше положенного срока…
 
   В этот раз обход монастыря я решила начать с верхнего, третьего этажа. Там находились комнаты старших сестер и настоятельницы. Заодно зайду к Даонне, доложу обстановку. Впрочем, подойдя к келье матушки-настоятельницы…
   – Конечно, мой милый, – приглушенно ворковал за дверью нежный женский голос.
   – А нельзя, чтоб нас там кормили получше, а? – недовольно спрашивал мужской, здорово смахивающий на голос утреннего «братка». Да и сопение какое-то знакомое…
   – Я постараюсь, конечно, милый, но ведь сам знаешь, скоро пост… – неуверенно пролепетала Даонна.
   А уж потом пошли такие подозрительные звуки, придыхания и смущенное хихиканье, что я не без веских оснований решила, что настоятельнице сейчас совсем не до меня и не до оборотня. Ну и ладно, лучше на обратном пути к ней заверну. К тому же с таким-то компроматом я теперь могу хоть к закату из харчевни возвращаться – и пусть только попробует слово против сказать!
   В остальных кельях было тихо или приглушенно читали вечернюю молитву. Здесь же, кстати, находилась и комната больной старушки. Тихонько приоткрыв дверь, я обнаружила бабушку мирно спящей под одеялом. Ну слава Хранящим, а то гоняйся бы тут за ней, да только и думай, как бы инфаркта не приключилось!
   Третий этаж быстро кончился, пришлось спуститься на второй – его занимали кельи сестер и послушниц. Здесь было оживленнее. Конечно, не как у Даонны в келье, но и на молитвы болтовня и хихиканье, то и дело доносившиеся из-под дверей, походили очень мало. Во многих кельях горел свет. Оборотень, похоже, был стеснительным, народа не любил и предпочитал более темные и пустые уголки. Здесь мне ловить было нечего.
   А вот на первом этаже повезло почти сразу: серый волчара сидел за первым же поворотом и лениво поглядывал на изрядно поднадоевшую ведьму. Впрочем, везение весьма сомнительное…
   Я стояла в ступоре и смотрела в карие разумные глаза. Он сидел и смотрел на меня. Потом устал сидеть и лег, положив голову на лапы.
   «Ну здравствуй, ведьма!» – привычно ткнулось в виски.
   – Здравствуй, – вежливо кивнула в ответ я. – В этот раз обойдемся без беговой разминки или как?
   «Без», – лениво согласился оборотень.
   – Слушай, чего тебе в монастыре надо? – не выдержала я. – Много девок никогда не видел, что ли?!
   «Еще чего!» – насмешливо фыркнул оборотень.