Нергина Светлана. Ступени к Храму

   Кони двигались просто с невозможной скоростью, все быстрее и быстрее приближаясь к стенам города. Вот уже стало видно, что это не всадники, а всадницы – выдали развевающиеся по ветру длиннющие волосы, – а вот и окрас лошадей. «Красавцы-то какие!» – изумленно присвистнул Мартын, до этого видевший только Сенек и Сивок в плугах.
   Белый конь споткнулся, зло взвизгнул и тут же выровнялся, не сбившись с хода. Но всадницы все равно, как одна, остановили вставших, будто каменные изваяния, лошадей и, спешившись, склонились над поврежденной ногой жеребца. Или кобылки? Отсюда и не видно…
   Поговорили о чем-то, поплевались, потом белокурая сложила ладони «лодочкой» и накрыла больную конскую ногу. Пальцы тут же окутались золотисто-зеленым свечением…
   Вот здрыгн! Ведьма!
   Мартын ошарашенно сел на лавку, не зная, что ему делать. Звать народ не хотелось, да и король запрещал ведьм жечь – ему там какая-то одна услугу оказала, так он теперь за это богомерзкое ремесло всеми руками и ногами. Одну, правда, все равно сожгли – но это давно было: уж лет пять назад.
   Самому встречаться с ведьмами один на один тоже не хотелось. Но желание содрать с них двойную плату за въезд в город все же оказалось громче доводов давно спившегося разума, и Мартын, выпятив грудь колесом, встал перед воротами с твердым намерением не пропускать ни одной, пока не проплатят все до сантэра.
   Три ведьмы быстро приближались. Медленнее, чем раньше, явно берегли споткнувшуюся лошадь, но все равно – с обычными конягами этих красавиц с волнистыми хвостами и шелковыми гривами было не сравнить.
   Между конями и Мартыном оставалось уже меньше тридцати шагов, а ведьмы так и не думали осаживать разогнавшихся животин. «Этак они меня сметут на кворр!» – мысленно пришел в ужас Мартын и, видя буквально в метре от себя карие ехидные глаза лошади, не выдержал, с жутким воплем отпрыгнув в сторону. Если им так хочется расшибиться в лепешку об ворота – пожалуйста, но вот сторожа на тот свет отправлять не надо!
   Расшибаться лошади и не подумали: невозмутимо домчавшись до самых ворот, они играючи взвились над препятствием высотой в полторы сажени и остановились с той стороны. Черноволосая ведьма, подъехав поближе, открыла калиточку:
   – Милейший, с вами все в порядке? Помощь не требуется?
   – Н-н-нет! – бодро просипел Мартын.
   – А где здесь на ночь остановиться можно, не подскажете?
   – Т-т-трактир! По улице прямо, – так же заикаясь, ответил он.
   – Все там же, – словно про себя усмехнулась она.
   – Что? – не понял сторож.
   – Ничего. Спасибо, – улыбнулась ведьма, разворачивая конягу прямо на месте и кивая головой спутницам: мол, поехали.
   Мартын сполз по стеночке на землю, глупо улыбаясь в никуда. Да за такой рассказ его в трактире неделю бесплатно поить будут!
 
   Йыр, и угораздило же Ленку подвернуть ногу! Вемиль, конечно, не лошадь – ей такое повреждение мало мешает, но все-таки было решено, что, пока она не сможет двигаться наравне с остальными, не хромая, мы отсюда не уедем. Магия свое дело сделала, к утру не должно было остаться и воспоминаний о неприятном инциденте, но один дневной перегон мы теряли.
   В трактире было людно, хотя свободный столик мы все-таки отыскали. Позвали разносчицу, заказали у нее фирменное блюдо, попросив только, чтобы оно было действительно съедобным. Та уставилась на меня как на кого-то смутно знакомого, старательно сморщила лоб, но вспомнить так и не смогла. Оно и к лучшему: чем меньше людей меня вспомнят – тем больше шансов обойтись без рецидива.
   – Как ты думаешь, за Ленкой будут хорошо ухаживать? – беспокоилась Тая.
   – Уверена, – усмехнулась я.
   – С чего ты взяла? – не успокаивалась та.
   – С того, что я, в отличие от вас, не гнушаюсь пользоваться магией для создания необходимой репутации, а после фирменного пламени в зрачках мне еще никто не посмел принести несвежий обед или плохо проследить за моей лошадью, – с истинной ведьминской злобностью улыбнулась я.
   – Иньярра, но так же нельзя, так нечестно. Мы не должны использовать нашу силу во вред! – взвилась Лия.
   – А я разве причинила кому хоть какой-нибудь вред? – искренне удивилась я. – От зажженных глаз еще никто не умирал.
   – В сочетании с твоим трупным цветом лица и злобно перекошенной физиономией жди когда-нибудь инфаркта, – просветила меня Лия. Я честно постаралась дать ей в лоб, но не достала, а вставать и обегать стол было лень.
   – Здесь всегда такое великолепное обслуживание? – спросила у меня Тая, тоскливо глядя туда, где уже четверть часа назад бесследно испарилась наша официантка.
   – А почему ты у меня спрашиваешь? – удивилась я. – Мне самой интересно…
   – Ой, да брось ты, Иньярра, как будто сразу не видно, что ты здесь уже была, причем не так давно! – фыркнула Ильянта.
   – А по чему видно? – насторожилась я.
   – По тому, что никто больше не сумел понять ни слова из бессвязных обрывков слов того пьянчуги у ворот, а ты сразу же безошибочно привела нас к трактиру. Отсюда вывод: местоположение сего малогостеприимного заведения ты и так знала, спрашивая только для проформы.
   – Какие мы логичные! – язвительно фыркнула я.
   – Так чего нам-то врать? – скопировала фырканье Лия.
   – Да так, – нахмурилась я. – Воспоминания не самые радостные.
   – Кто б сомневался, – хмыкнула Тая. – Рассказывай тогда, чтобы нам хоть знать, за что тебя внезапно схватили и сожгли, с нами не посоветовавшись.
   – Это я и сама хотела узнать в прошлый раз, – медленно проговорила я, кроша в пальцах корку черствого хлеба.
   – Сожгли, что ли? – удивленно-насмешливо фыркнула Лия. – Да плюнь ты и разотри! Со мной этого добра знаешь сколько раз было!
   – Со мной тоже, – неопределенно отозвалась я. – Но никогда – так.
   – Как? – нахмурилась Тая.
   – А, не хочу вспоминать! – отмахнулась я, кивая подругам за спину, где наконец-то появилась разносчица с нашим заказом.
   – Картошка толченая, курица жареная, салат капустный, – равнодушно проговорила девица, шлепнув перед нами три тарелки с едой. – Платить сейчас будете?
   – Нет, потом, – мило улыбнулась я. – А кипятка у вас, почтенная, не найдется?
   – Два сантэра, – невозмутимо потребовала разносчица, вытирая руки о передник, заляпанный всем подряд – от вчерашнего борща до прошлогодних сосисок.
   – Возьмите, – улыбнулась я, протягивая девушке пару монет. Та сгребла деньги в карман фартука и отошла.
   Тая подозрительно принюхалась к размазанной по тарелке еде и повернулась ко мне:
   – Так о чем мы говорили?
   – О пользе склероза, – язвительно усмехнулась я, пододвигая к себе вилку.
   Тая несколько минут хмурилась, раздираемая голодом и желанием меня убить, но потом все-таки решила вопрос в пользу еды, невнятно пробурчав:
   – Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
   – То-то и оно. – С обаятельной улыбкой на губах я воткнула вилку в капустный салат.
   – Сейчас доем – и прибью, – пообещала Тая, впиваясь в жилистую куриную ляжку. И, разумеется, тут же намертво завязла в ней всеми зубами, жалобно мыча и пытаясь отодрать курицу, желательно – не оставив на ней полного комплекта клыков.
   – Жажда крови ни к чему хорошему не приводит, – поучительно просветила я ее, стряхивая ошметки капусты под стол. Не знаю, кто придумал назвать позапозапозапрошлогоднюю капусту, посыпанную крупными кольцами вышибающего слезу репчатого лука, громким словом «салат», но мой желудок с этим фантазером был категорически не согласен.
   Тая наконец-то с треском выдрала то ли курицу, то ли зубы и, обиженно отложив подкинувшую такую гадость ножку в сторону, занялась увлеченным размазыванием картошки по тарелке. Серо-крахмальная застывшая масса не вызвала бы аппетита даже у очень голодного тролля, – что уж говорить о ведьме-эстетке?
   – Дивный обед, – тоскливо протянула она, со вздохом отставляя тарелку в сторону. – Кстати, а где мы поселимся?
   – Полагаю, здесь же, только на втором этаже, – пожала я плечами, кладя на салфетку обглоданную кость. В отличие от Таи, попавшееся мне крылышко было вполне съедобным и даже, пожалуй, вкусным. Правда, картошка оставляла желать лучшего…
   – Нормальные комнаты? – спросила Лия. – Или с клопами, тараканами и соседом-алкоголиком?
   – Да уж получше, чем сон на целебном свежем воздухе с комарами, сырой землей, дождем за шиворотом и призраками, решившими пожелать приятных сновидений! – фыркнула я.
   – Кстати о призраках, – насторожилась ведьма. – Иньярра, ты же не собираешься его искать, правда? Зачем он нам нужен? Переночуем – и поедем дальше!
   – Вот-вот, – тут же вскинулась Тая. – Чтобы никаких ночных битв и хладных трупов, покрытых слезами росы, под утро.
   – От призрака трупа не останется, – поправила я.
   – Вот и можешь сделать вывод, кого я имела в виду! – язвительно отозвалась подруга. – Иньярра, пообещай, что не будешь искать это чудо по кладбищам и жальникам.
   – И на кладбищах призраки тоже не живут, – насмешливо просветила я.
   – Неважно. Пообещай мне, что не будешь его искать!
   Поглядев на два не обезображенных заботой о моем хрупком здоровье лица, я поняла, что альтернативы у меня нет, и недовольно проворчала:
   – Ладно, если в окно не постучится – то пусть живет себе дальше, как хочет.
   – Вот и чудненько! – расплылись в сахарных улыбках ведьмы. – А чем мы займемся до вечера?
   Не дождавшись от обиженно сопевшей меня никакого ответа, Хранящие, не растерявшись, решили проблему самостоятельно:
   – Пойдем на базарную площадь.
   – Нет! – рыкнула я. Еще чего не хватало.
   – Почему? – удивились ведьмы.
   – Потому что я не хочу, – предельно понятно ответила я.
   – Брось, Иньярра, тебя все здесь уже давным-давно забыли! – твердо сказала Ильянта, беря меня за руку и вытаскивая из-за стола. – Так что нечего весь день сидеть в комнате под лавкой, трясясь, как заячий хвост.
   Глаза разносчицы, глядевшей в спину уходящим посетительницам, вспыхнули злым огнем.

ГЛАВА 5

   – Пиражки, гарячие пиражки, пиражки гарячие!!! – завывали на все лады торговки, расталкивая народ, неспешно бредущий между лавок со всем на свете, и пачкая недостаточно расторопных горелым маслом, сочившимся из «гарячих пиражков».
   Яркие платки перемежались сияющими вычищенными кольчугами и заточенными мечами, самоцветные бусы – настойками для омоложения. Тая раскупорила одну, понюхала, брезгливо скривив нос, и громоподобно прошептала на ухо торговке:
   – А вы знаете, что за такое сильное слабительное можно и в лоб получить?
   Дородная баба, явно трясущая деньги с недальновидных горожан не первый год, испуганно сглотнула и умоляющими глазами уставилась на Таю:
   – А хотите наливки, сливовой, – у меня в погребе припрятано. Вкуснющая!..
   Тая чуть прищурилась, раздумывая, а я, ни капли не стесняясь, подошла поближе и интимно сообщила:
   – Мало.
   – Две бутылки! – не растерялась тетка.
   – Пять и зелий впрок.
   – Четыре, – привычно стала торговаться тетка.
   – Что?! – Глаза машинально вспыхнули черным светом.
   – Ой! – испуганно присела женщина, с ужасом глядя мне прямо в лицо и суеверно крестясь. Потом присмотрелась повнимательней и, узнав, истошно заголосила: – Да мы ж вас сожгли пять лет назад! Как сейчас помню – и костер, и столб, и пламя, и волосы черные по ветру! Лю-ю-юди!!! Спасите, Хранящие, это что ж деется-то?!!
   – Ну спасайте, – мрачно фыркнула я ведьмам, отшатнувшись от голосящей тетки и спеша раствориться в нахлынувшей толпе. – «Тебя здесь уже давным-давно забыли!». Ага, трижды!
   – Кто ж знал, – неуверенно оправдывалась Лия. – Какие олухи станут помнить ведьму, сожженную пять лет назад?
   – Это смотря как сжечь, – качнула я головой.
   Тая резко остановилась, развернулась ко мне лицом и, сжав до боли плечи, потребовала:
   – Иньярра, признавайся сейчас же. Хватит тут в прятки играть!
   Посмотрев в потемневшие почти до черноты карие глаза, я поняла, что от ответа мне уйти и вправду не удастся.
   – Ладно, давайте только хоть в трактир вернемся, пока меня здесь еще кто-нибудь столь же удачно не узнал.
   Отсрочку «момента истины» ведьмам Хранящие приняли не с восторгом, но даже к ведьмам иногда – очень редко! – залетает в гости глас разума.
   – Ладно, но в трактире тебе уже точно не отвертеться! – решила Лия, направляясь к ближайшему выходу с площади.
   – Угу, – со вздохом согласилась я, тщетно гася тянущее предчувствие в груди. Нехорошее предчувствие. В волосах недобро шелестел налетевший ветерок, пальцы странно напряглись, будто в ожидании магической схватки.
   – Ильянта? – жалобно проскулила я. – А ты ничего не чувствуешь?
   – Ничего хорошего! – коротко бросила Лия, пробираясь сквозь толпу.
   Мы с Таей обменялись встревоженными взглядами, но докапываться или строить вслух предположения не стали.
   – Как ты думаешь, это из-за торговки? – шепотом спросила я.
   – Не знаю, – озабоченно оглянулась Тая. – Но очень хочу как можно скорее оказаться подальше отсюда!
   Мы непроизвольно ускорили шаг, спеша выйти из базарных рядов. И, подойдя к резным воротам, поняли, что все равно опоздали…
   – Ведьмы! – завопил перегородивший проход народ, потрясая крестами и факелами.
   – Зараза! – прошипела Лия, отшатываясь назад.
   Я, с одного взгляда оценив, что боем прорваться не удастся, встала, независимо уперев руки в бока и гордо тряхнув длинными распущенными волосами:
   – Приятно познакомиться.
   – Изыди, паскудное исчадие тьмы, средоточие грехов, бесовское отродье… – завел пронзительным, срывающимся на постыдный визг речитативом поп в длинной рясе.
   Печально знакомый поп…
 
   – Пиражки гарячие, гарячие пиражки! – надрывались торговки, шныряя по рядам с тяжелыми горячими сумками.
   Сегодня торговец рыбой поехал не по тому ряду, да столкнулся с каким-то там пьяным, рассыпал по земле всю рыбу, ее тут же частично расхватали, частично втоптали в грязь, а теперь, вот уже с самого утра, над всей площадью стоял жуткий «аромат» порченой рыбы.
   – Так сколько оно стоит? – допытывалась я у продавца, тыча пальцем в висящее подальше от грязных рук покупателей и простых зевак платье из лилленского шелка. Дышать приходилось в рукав, иначе уже через пару секунд из глаз начинали течь слезы, а обоняние отшибало напрочь.
   – Не твое дело, девка! – грубо оттолкнул меня продавец. – Тебе такое и во сне не по карману!
   – Да ну? – нехорошо прищурилась я, щелкая пальцами с проскочившей между ними искоркой.
   – Пошла прочь, ведьма, нечего мне тут товары портить! – истошно завопил торгаш, и я, не желая привлекать к своей особе излишнего внимания, предпочла ретироваться, напоследок припорошив все товары толстым слоем магической, видимой только продавцу пыли.
   – Иииииии!!!! – донесся отчаянный взвизг купца, схватившегося одной рукой за голову, другой – за тряпку.
   Побродив немного по рядам и приценившись к копченым курам, я соблазнилась цыпленком на дорогу. Продавщица, невинно хлопая глазами, положила на одну чашу весов самую маленькую тушку, а на другую – безнадежно подпиленные гири. Я, не менее мило улыбаясь, припомнила Храмовые уроки защитных искусств, где большинство приемов заключались либо в уменьшении веса (меча, себя, противника – что уж удобней), либо в увеличении скорости (тоже чьей угодно – можно заставить противника не успеть затормозить перед выставленным мечом, а можно самой вовремя ускользнуть от удара). Цыпленок, несмотря на все старания ошарашенной таким поворотом дела продавщицы, оказался полуфунтовым и толстеть не собирался ни под каким видом. Елейно распрощавшись с возмущенной торговкой, я взяла несбывшегося Петю, завернутого в фольгу, и только было собралась уходить, как почувствовала знакомую пульсирующую боль в висках и не смогла не обернуться на ее источник.
   Над площадью стоял дым. Белесое странное марево, жутко колышущееся при полном отсутствии ветра. Так видели происходящее обычные люди. Я же своим ведьминским взглядом сразу вычленила еще одну составляющую – рассеянную силу.
   Огромное количество силы, повисшей в воздухе. Чистой, неиспользованной силы, вот-вот преобразующейся в ударную волну, если ее немедленно не использовать… «Ну давай, чего ты медлишь?!» – мысленно возопила я в адрес невидимого мага, сумевшего призвать для каких-то своих целей такое количество энергии.
   Секунды медленно текли сквозь сжатые до боли кулаки, ногти почти до крови впивались в ладонь. Семь секунд… Рано. Рано, погоди еще чуть-чуть, вот когда будет на пике…
   Пять… Еще, еще немного, совсем капельку…
   Три… Давай! Ну! Ну же!!! Где ты есть, йыр возьми?!!!
   Две… Паника быстро нарастает внутри. Ты же не успеешь…
   Одна…
   И тут я поняла. Он и не собирался использовать призванную силу. Он хотел, чтобы она перешла в ударную волну, снеся на кворр всю площадь и половину города.
   – Разойдитесь! Бегите!!! – Когда напряженную тишину разрывает такой крик, половина голов обернется в вашу сторону. Вторая половина попытается, но ей ничего не будет видно. А уж если вы еще при этом отчаянным толчком выплеснете всю ауру, нечеловеческим усилием обуздывая снежную лавину силы и заставляя ее вместо одного разрушительного удара обрушиться на землю проливным дождем…
   – Ведьма! – истошно заорали сразу несколько голосов. Передние ряды от меня отхлынули, задние, напротив, стали напирать.
   – Ну ведьма, – устало согласилась я, едва держась на ногах и чувствуя, как неумолимо подкатывает к горлу тошнота. – Ну и что?
   – Изыди, паскудное исчадие тьмы, средоточие грехов, бесовское отродье… – завопил взявшийся йыр знает откуда поп, размахивая дымящимся кадилом.
   – Скажите, куда изыдти! – пошутила я.
   – Братья! – экзальтированно взвизгнул поп, оборачиваясь к недоуменно гудящей толпе. – Неужели мы оставим мерзкую ведьму творить свое непотребное ремесло и дальше! Неужели мы не сожжем ее во славу Хранящих?!
   «То-то Лия обрадуется!» – мрачно подумала я.
   – Неужели мы позволим треклятой девке издеваться над честным людом и дальше?! – проникновенно завывал поп. – Взять ее!
   На меня накинулись с полдесятка дюжих мужичков, угрожающе потрясая веревками, но удивленно отпрянули от моих охотно протянутых рук.
   А толку сопротивляться, если у тебя не осталось ни капли энергии? Не вручную же с ними драться. А вот особым образом подставить руки, чтобы потом легко можно было распутать веревки – это милое дело.
   – Чего вы ждете, братья?! – надрывно просипел сорвавшимся голосом поп.
   Мужики смущенно связали мне руки и деликатно взяли под локотки, ведя вслед за попом куда-то с площади. Позади с радостным гомоном повалила толпа.
   Где-то через пятьдесят саженей отданная сила дала о себе знать жутким головокружением, и я мягко откатилась в глубокий обморок…
 
   Кап-кап-кап… За шиворот медленно текли капли ледяной воды, делая и без того не слишком приятное лежание на полу в каменном мешке совсем уж невыносимым. Голова трещала как после шабаша, магическая аура была полна примерно наполовину.
   «Ну и куда же нас занесло?» – язвительно осведомился вечный собеседник.
   Не знаю. Судя по всему – в тюрьму.
   «Если аура полна наполовину, то ты здесь лежишь как минимум сутки. Почему тогда тебя все еще не сожгли?»
   Какой ты умный! Главное – добрый! Ну какой им, скажи, интерес жечь ведьму, если она без сознания? Нет, им подавай вопли, крики, проклятия напоследок. На некоторых Веткахдаже сжигание в клетке практикуется: человек по клетке из угла в угол мечется, орет – толпа счастлива, йыр бы их всех побрал!
   «Какая ты эрудированная! – презрительно фыркнул разум. – Тогда скажи мне, умная, почему бы им тебя не привести в сознание нашатырем и не сжечь? Зачем тактично ждать, пока ты сама соизволишь очнуться?»
   Приятное напоследок сделать решили.
   «Ага, жди!»
   Жду…
   Впрочем, ждать пришлось недолго: буквально через десять минут наверху открылся люк, и высунулась кудлатая башка в маске (они наивно надеялись, что это поможет им уберечься от сглаза):
   – Ведьма! Ты проснулась?
   Оказывать ему честь ответом я не стала, молча тряхнув мигом засветившимися волосами.
   – Не смей колдовать! У меня оберег от твоего мерзкого колдовства, он отразит его разрушительную силу на тебя же! – испуганно заорали сверху.
   Вниз упала веревочная лестница, мазнула меня по туфлям.
   – Поднимайся! – грозно завопил стражник.
   – Не могу, – невозмутимо ответила я, даже не предпринимая попыток взобраться наверх.
   – Почему? – возмущенно донеслось сверху.
   – Ты когда-нибудь пробовал взобраться по веревочной лестнице на шпильках и со связанными руками? – язвительно отозвалась я.
   Наверху недовольно засопели: такая ситуация инструкциями явно не была предусмотрена.
   – Стой где стоишь, ведьма! – наконец решился неведомый трус под маской. – Только попробуй применить свое похабное умение – и тебе конец!
   – Почему же похабное? – насмешливо возмутилась я.
   Стражник не ответил: он с сосредоточенным пыхтением спускался вниз по веревочной лестнице. Учитывая, что с места мне сходить запретили, сия процедура была весьма и весьма опасна для моего здоровья: сверху на меня медленно, но верно надвигалась железная пыхтящая задница, с твердым намерением если и не раздавить, то покалечить уж точно.
   – Гав! – резко рявкнула я, отскакивая к стенке.
   Трусливый рыцарь тут же с грохотом приземлился ровно туда, где я только что стояла.
   – Я сказал, только посмей! – визгливым голосом деревенской бабы заорал он.
   – А разве я колдовала? – удивилась я.
   Рыцарь возмущенно зарычал, с третьей попытки поднялся (то ли ноги не держали, то ли броня в треть фунта весом не всякому поплечу) и мстительно связал мне еще и ноги, а потом повязал черную повязку на глаза. Потом перекинул, как куль с крупой, через плечо и полез вверх. В этот раз гавкать я не рискнула: падать при случае пришлось бы вместе…
   Несли меня недолго и весьма неаккуратно, потом ссадили на пол в какой-то комнате, раздался тихий звон монет – и все смолкло. Три бесшумных (по мнению идущего) шага – и повязка картинно падает на пол, являя моему взору комнату, погруженную в кромешную тьму.
   Обладатель эльфийских сапог возвращается на свое место – ровно напротив меня, пару секунд старается принять наиболее подобающую позу (это он полагал, что ведьмы в темноте ничего не видят, вот и старался выстроить мизансцену при закрытом занавесе), проверяет, чтобы свет канделябра падал мне на лицо, ослепляя, и картинным щелчком зажигает свечи.
   Я язвительно усмехаюсь: «Так вы что, на двух работах работаете, платят мало?»
   – Трепещи, мерзкое исчадие тьмы! – пафосно начал давешний поп. – Ибо пришел твой последний час!
   Свечи действительно немного слепили глаза, но все же не настолько, насколько хотелось бы моему собеседнику.
   – А вы хворост натаскать так быстро успеете? – сочувственно поинтересовалась я.
   Поп злобно заскрежетал зубами: у него речь была заготовлена без учета моих реплик, так что патетичное вступление пошло насмарку.
   – Грехи твои неизмеримы, душа осквернена поганым умением, а обеты не исполнены! – продолжил пафосно завывать он со следующего абзаца.
   – Чтобы исполнять обеты, надо иметь глупость их давать, – резонно заметила я. – У меня, конечно, мозги не на месте, но все же не настолько.
   – Молчи! – взвизгнул он, брызжа слюной и потрясая рукавами рясы.
   – Кстати о поганом умении, – невозмутимо продолжила я, проигнорировав «ненавязчивую» просьбу уступить инициативу в разговоре. – Вы ведь тоже им владеете, правда? Только вот на преотвратнейшем уровне, не имея ни малейшего представления о принципах работы заклинаний. И вместо того чтобы создать людям психологическую установку на щедрые пожертвования – вы ведь этого хотели добиться, не правда ли? – Я возвысила тон, пресекая попытку себя перебить. – А вместо этого чуть не снесли к йыровой бабушке полгорода и трусливо воспользовались возможностью свалить собственные прегрешения на случайно оказавшуюся рядом ведьму, не так ли, милейший?
   Милейший предпринял слабую попытку прожечь меня колючим взглядом, но не преуспел.
   – Что ж, ведьма, ты права. Ты оказалась не в том месте и не в то время. С твоей позиции. Но никак не с моей. – Стеклянный злой голос царапал нервы. – Да, мы тебя сожжем – должен же кто-то доставить удовольствие толпе!
   – Миленько, – проворчала я. Но спорить не стала. К восьмидесяти годам ты либо успеваешь понять, что если народ хочет тебя жечь – то пусть жжет, порталов еще никто не отменял, либо тебя и вправду сжигают. Я к костру относилась философски.
   – И ты не будешь сейчас кричать, плакать? – поразился поп. Даже обиделся, по-моему.
   – Кворр дождетесь! – фыркнула я. – Костер – так костер. Я в этом вашем йыровом каземате замерзла, как бобик, – как раз косточки погрею.
   Поп посмотрел на меня, как на ненормальную, но спорить не стал. Еще бы он спорил…
 
   Лица смазывались, в одно яркое, гомонящее, перекошенное пятно. Толпа орала, потрясала кулаками, поднимала в воздух кресты, наивно думая, что я слышу и боюсь. Глупые! Никогда так сильно не изменяется восприятие мира, как перед возможной смертью. Никогда для меня не имели меньшего значения все эти вопящие, искаженные животным ужасом и злобой лица.