Нестеров Михаил. Спящий зверь

   Лев ответил на неуместное в данном случае рукопожатие и надолго задумался, вернувшись к откровениям Скачкова и собственным словам о том, что, возможно, его неожиданный помощник так и не успеет получить деньги. Араба не зря называли редчайшим планировщиком, в отличие от Олега он достаточно четко представлял, как обезопасить себя после того, как он поквитается с Русланом. Вместо шекелей оставшаяся свора банкиров получит острые шпоры.
   Потом снова переключился на Шерстнева, причем высказал свои мысли вслух:
   — Ах, Василий Ефимович, гениальный вы мой учитель...
   Он произнес их тихо, почти шепотом.
   — Что? — Олегу показалось, что Радзянский обратился к нему с каким-то вопросом.
   — Я говорю, — Лев чуть повысил голос, — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними... Совсем недавно я с нетерпением думал о том, когда же выйдет вторая книга воспоминаний одного моего старого знакомого. Он мог бы назвать ее «Вся правда о разведчиках». Это гениальный человек, в свое время он разрабатывал такие операции...
   — Кстати, если ты говоришь о Василии Ефимовиче, знаешь, как он назвал эту операцию?
   — Ну?
   — "Смертельный грех".
   — Отдает помпезностью, — равнодушно отозвался Лев, словно эта тема его не касалась. — Если бы старик не взялся за перо, выбрал бы что-нибудь попроще.
   — Что ты решил? — спросил Скачков, наполняя стакан Радзянского.
   — Есть одна неплохая идея, — отказываясь от выпивки, сказал Араб. — Если согласишься помочь, много от тебя не потребую. Кстати, где моя машина?
   — Точно не могу сказать. Наверное, у Руслана во дворе. — Решившись, Олег хлопнул себя по колену. — Оставайся ночевать здесь, тебе ведь все равно негде остановиться. А я заберу Людмилу к себе. Не бойся, я найду что сказать.
   Араб не спросил, а Олегу не улыбалось признаваться, что в это дело посвящена его жена. «Ладно, будет день, будет и пища», — рассудил он, пуская события на самотек. К тому же есть еще время, чтобы поговорить с Людмилой. С ненормальной Людмилой, готовой на встречу с Арабом. «Что ж, — подумал Олег, — в чем-то она права — смотрит со стороны, видит вещи в ином, нежели Араб, свете и не думает вставать на его место. И правильно делает».
   — Ты думаешь, я соглашусь остаться в этой квартире? — спросил Лев.
   Олег пожал плечами: «Мне все равно, поступай как знаешь».

* * *

   Эти трое — с военной выправкой, невозмутимыми лицами, одетые в черные костюмы и солнцезащитные очки — словно сошли с экрана. «Люди в черном», — довольно точно определил Пугало. — Или эти, как их... агенты из «Матрицы». Только какого хрена они делают с моей машиной?"
   — Э, э! — Николай поспешно шагнул к своим «Жигулям». Он напрягся, когда троица остановилась около машины, а когда один взялся за ручку двери...
   Конечно, выказывать себя героем-одиночкой глупо, но дело касается собственности. К тому же на стоянке невпроворот машин, полно народу, около выхода из багажного отделения стоит наряд милиции.
   — Мужики! — довольно громко, привлекая внимание водителей такси, выкрикнул Пугало. — Помощь не нужна? — Он демонстративно позвенел связкой ключей. Однако близко не подошел, остановившись в пяти метрах от машины.
   — Сочинский борт встречаешь? — спросил один.
   — Да, а что? — Успокаиваясь, Пугало сделал еще шаг.
   — Ничего, будем встречать вместе. Мы от Руслана. Ведь ты один?
   Корзухин недоуменно пожал плечами:
   — Один.
   — Видишь, как неразумно. Ты открой машину, мы посидим.
   «Вот сволочь! — Николай обругал осетина. — Даже не предупредил».
   Пугало влез в машину, наблюдая за вальяжными очкариками.
   Тот, что сел на переднее кресло пассажира, глядя перед собой, сказал:
   — Сейчас ты аккуратно, чтобы не запачкать нас, и, главное, молча перелезешь на заднее сиденье. Когда начнут выходить пассажиры с сочинского рейса, ты позвонишь Руслану и скажешь, что клиент прилетел. От твоей услуги отказался и взял такси.
   — Одно лишнее слово, — раздался голос сзади, — и получишь пулю.
   Пугало вздрогнул от прикосновения ствола.
   «Приехали...» — масштабно подумал он, вторично принимая предложение пересесть на заднее сиденье.
   — А дальше что? — спросил он, оказавшись между телохранителями Иванова.
   — Поедешь с нами. Куда — не спрашивай, все сам увидишь.

Глава 14
Оборотни

44

   Василий Ефимович встретил своего ученика довольно спокойно. Он умело прятал истинное выражение лица, кожа на котором была больше похожа на древний пергамент, испещренный таинственными символами. Однако не мог скрыть внутреннего волнения. Встреча с Львом вряд ли окончится трагически, по разумению Шерстнева, Лев не станет убивать старого человека. Сейчас, глядя на Радзянского, Василий Ефимович пытался предугадать слова, с которых Лев начнет разговор.
   Но вопреки ожиданиям начался он необычно.
   — Борис оказался прав, — избегая смотреть в глаза собеседнику, тихо произнес Лев. Он присел к столу, за которым расположился старик, и прикурил сигарету. Раньше он не позволял себе курить в присутствии Шерстнева. Сейчас все изменилось. Изменились оба; старик — до неузнаваемости. Изменился — по понятиям жителей восточной страны — означало испортился. — Да, Боря оказался прав, — повторил Араб, не претендуя на некоторую аналогию некогда крылатого выражения.
   Он часто возвращался к тому странному телефонному разговору, после которого Левин не давал о себе знать. И, только узнав, кто именно стоит во главе этой операции, понял все. А мог бы и раньше, последовав совету Бориса, выстроить в ряд ликвидированных им людей. Он и последовал, даже размышлял на этот счет: «Вот ряд закончен, стоят перед глазами, как на параде, импозантные, лощеные люди, их объединяют лишь циничные взгляды... Что еще? Может, родство?..» Дальше этого не продвинулся; а зря — разгадка была рядом, начиная с первого в шеренге. Им был Александр Грибанов, вторым шел Артур Борлаков, следом за ним Николай Попков и еще несколько человек. Все они так или иначе перешли дорогу Геннадию Васильевичу Шерстневу, сыну Василия Ефимовича. Если бы сейчас Радзянского попросили набросать краткую биографию на Шерстнева-младшего, он бы сделал это лучше других.
   Шерстнев Геннадий Васильевич, год рождения — 1956-й. Окончил МГИМО, пробовал себя в журналистике, в настоящее время лицо, приближенное к премьер-министру, пользуется доверием его близких, глава штаба партии молодых реформаторов. Скрытный, в общении немногословен. «Привязанности — в пределах функциональной выгодности» — это выдержка из статьи московской газеты. В начале своей карьеры считался человеком из команды Александра Грибанова, возглавлявшего крупнейшую финансово-промышленную группу «Митекс» и всерьез «баловавшегося» политикой. В связи с этим Шерстневу пророчили «светлое будущее». Но затем Геннадий Васильевич стал оппонентом Грибанова — ненадолго: буквально через три месяца Грибанов умер от острой сердечной недостаточности. Потом Шерстнев причислил себя к реформаторам, стал сторонником Артура Борлакова, попутно занимающегося нефтяным бизнесом, затем попал под его влияние. Пытаясь освободиться, оказался в лагере его злейших противников. Борлаков публично высказался насчет противопоказаний Шерстневу: «административная работа и роль публичного политика». Может, по причине злобы, которая душила Артура Борлакова, тот умер от паралича дыхательных путей. А Шерстнев-младший к тому времени заимел поддержку олигарха Николая Попкова, стал соучредителем крупной автомобильной фирмы. Но из-за внутренних дрязг внутри компании вступил в конфликт с Попковым. И последний стал жертвой ошибки анестезиолога и старшей медицинской сестры.
   «Бегал от одного к другому, как самая последняя шлюха», — зло подумал Радзянский в то время, когда все встало на свои места. Оставалось только выяснить, как и чем связан Геннадий Шерстнев с Югбизнесбанком. Причина могла крыться в той же неуживчивости с партнерами, карьеризмом.
   — Василий Ефимович, — так же тихо спросил Радзянский, — неужели ваш сын прямо попросил вас похлопотать о том же Грибанове? Если мне не изменяет память, его я убрал первым. Он что, попросил вас найти наемного убийцу?
   — Не все так просто, Лева, — надтреснутым голосом отозвался Шерстнев. — Скорее я сделал ему предложение. Мне тогда показалось, что у сына безвыходное положение. Грибанов мешал ему; и дело не в том, занял бы Гена пост главы «Митекса» или нет. До определенного времени он и не знал, кто ведет его «наверх». Он привык обсуждать со мной свои проблемы, и они удивительным образом разрешались. Правда, время от времени я просил у него крупные суммы денег. И эти займы совпадали с несчастными случаями с его оппонентами. Когда дело дошло до Николая Попкова, сын, как всегда, вывалил на меня наболевшие вопросы и спросил в лоб: не нужна ли мне определенная сумма?
   — А при чем тут Левин? Его-то зачем было втягивать в эти дела? Могли бы работать только со мной.
   — Я думал, что ты все понял, — вздохнул старик. — Ты можешь не верить, но мне были дороги наши с тобой дружеские отношения.
   — До поры до времени, — Лев не стал комментировать циничное высказывание учителя.
   — Да, это так. После ты стал для меня наемником, Арабом. А Левин... — Шерстнев скривился. — Боря абсолютный болван. Получал от меня деньги только за связь с тобой. Я не отговаривал его от посещения светских тусовок. Он всегда хотел быть важным человеком — ну и бог с ним. Он хороший актер — и это пригодилось.
   — Так он был в курсе насчет моей дочери?
   — Нет, конечно. Но мог бы узнать сразу. Не захотел потому, что труслив. Он боялся меня, а я подогревал ситуацию.
   — Да, с этим трудно разобраться... Но необходимо. Выходят странные вещи. Вы дорожите нашей дружбой, скрываете, как говорится, свое лицо. И я делаю то же самое. Очень интересно. Вы печетесь о своем сыне, а мою дочь втаптываете в грязь.
   — Ей-богу, Лева, если бы не стечение обстоятельств, мне бы в голову не пришла эта идея.
   — Вы называете это идеей?
   — Неважно, как я называю, важно другое. Это не оправдание, но ты должен выслушать меня.
   — Я просто обязан вас выслушать. Именно за этим я здесь.
   Казалось, старик откровенно махнул рукой на неприкрытую угрозу, прозвучавшую в голосе Радзянского.
   — Год назад ты заявил Борису, что завязываешь. Тебя можно понять — скопил неплохую сумму, возраст к тому же. Но беда в том, что я не собирался завязывать. Я, понимаешь? О котором ты и не догадывался. Ты всегда думал, что ваше с Борисом маленькое предприятие легко закрыть, для этого достаточно одного голоса «за». А мое тайное голосование в расчет не брал. Только вот в отличие от тебя я голосовал против. Потому что имею сына, на которого другой отец давно бы плюнул. Но дело не только в нем, а во мне тоже. Мне стало интересно, я словно вернулся на прежнюю работу: разрабатываю операции, отдаю распоряжения. Ты-то должен меня понять.
   — Даже не собираюсь. Я просто послушаю вас и... все.
   — Твои откровения, — продолжил Шерстнев, смочив горло нарзаном, — однажды прозвучавшие в моем кабинете, меня озадачили — ни к чему скрывать этот факт. Но я всегда помнил о них. В отличие от тебя меня никогда не обуревали мысли об оружии, убийствах, моя работа казалась идеальной, словно я родился разведчиком. Но — каждому свое: я умел и до сей поры не потерял способности руководить и разрабатывать операции, часто приходилось отдавать приказы нелегалам на физическое устранение того или иного лица. Ты должен знать о секретных папочках, о листках бумаги со штампом в углу и списком лиц, подлежащих физическому устранению...
   Слушая старика, Лев непроизвольно кивнул. Он знал о существовании таких списков, они были, есть и будут в секретных органах. Легально или нет, но спецслужбы продолжают сотрудничество со своими бывшими работниками, привлекая и их к работе.
   Старика не привлекли; а это часть его жизни. Может, дело именно в такой постановке вопроса?
   «Зачем я забиваю голову всякой дрянью, — с раздражением подумал Лев, — словно собираюсь оправдать этого оборотня?»
   — ...вспомнил о тебе, — продолжал Василий Ефимович, — как нельзя вовремя. Когда ты убрал Грибанова — даже раньше, когда я привлек к работе в качестве связника Левина, — я стал нужен самому себе — а это очень важный момент в жизни человека, специалиста, который мог бы еще проработать на своем месте добрый десяток лет. — Старик помолчал. — Ты хочешь узнать все — теперь это твое право, я проиграл. Что в равной степени относится и к тебе.
   — Что вы имеете в виду?
   — То, что и ты не выиграл, вот что. Ты такой же проигравший. Но вернемся назад, к слову, которое тебе почему-то не понравилось — «идея». Итак, ты проголосовал против в то время, когда мой сын связался с Югбизнесбанком, то бишь с кавказцами. Банк не крупный, движение «Свободный Кавказ» не очень-то и влиятельное. А сын, вляпавшись в это очередное дерьмо, сделал наконец-то шаг в правильном направлении — как-никак стал доверенным лицом премьер-министра. Если упадет — разобьется вдребезги.
   Льву это было понятно. При таком раскладе всплывет связь Геннадия Шерстнева с банком, который на протяжении трех-четырех лет имел финансовые отношения со «Свободным Кавказом» и бандформированиями. Что касается самого банка, то крах грозил не только руководству, но и целой системе.
   — Беда в том, Лева, что в тех документах, которые хранит у себя Иванов, помимо прочего, есть бумаги, компрометирующие моего сына. И он, идиот, пообещал главе банка Кургаеву, что сможет безболезненно вернуть документы. Он рассчитывал на мою очередную помощь.
   — Надо сказать, не без оснований он посчитал вас всесильным.
   — Я понимаю, Лева, сейчас ты высказался о себе, но разговор идет пока о моем сыне. Мало того, он приволок ко мне Руслана Хачирова для обсуждения некоторых деталей предстоящей операции. Этому идиотскому поступку я нашел только одно объяснение: положение настолько серьезное, что сын буквально потерял голову. Не сразу взялся я за это дело, скажу честно. В чем-то мое положение напоминало твое, когда к тебе в магазин явился Николай Корзухин. Если раньше я работал один, то в этом деле на меня повесили столько народу, сколько не было, наверное, во время Стрелецкой казни. И все из-за этого болвана Гены.
   Я понимал, что уговорить тебя — дело нелегкое, можно только заставить. Но как? Опять же не сразу пришла мысль о твоей дочери. Чего греха таить, это я попросил Руслана навести о ней кое-какие справки. Оказалось... в общем, оказалось то, что оказалось. Уговорить ее труда не составило, ей пообещали хорошие деньги — в случае ее несогласия ей предложили бы ту сумму, от которой отказаться просто невозможно, как невозможно и получить ее — эти деньги у нее все равно забрали бы. Потом, как по нотам, разыграли появление Корзухина. Этот тоже умом не блещет, но на то был тонкий расчет. Я без особого труда представил, как ты поведешь себя в этой ситуации, она, в общем-то, до некоторой степени стандартная. В первую очередь ты просто обязан был выяснить, от кого именно сделано предложение. А телефоны Левина — твоего единственного партнера — молчат. Дальше все было просто. Кроме одного. Кроме этого недоноска Полякова — еще один довесок к веселой компании. А так все бы прошло гладко. Ведь ты, Лева, мыслишь так, как я тебя научил. Если хочешь, мы мыслим одинаково. Так что...
   — Согласен, все прошло бы гладко. Включая и мою смерть.
   — К чему скрывать?.. Если честно, я устал от всего этого. От сына, внука, от себя самого. Я старый человек, Лева. — Василий Ефимович неожиданно нахмурился еще больше. — Ты что-то говорил о Борисе, он-де оказался прав. Ты что, встречался с ним?
   — Говорил по телефону.
   — Кажется, я догадываюсь, когда это произошло. После этого разговора, если я не ошибаюсь, Левина с сотрясением мозга отправили в больницу.
   — По вашему распоряжению, — попытался угадать Радзянский.
   — По воле случая. Как говорит мой внук, у Бориса снесло башню, набросился с кулаками, плел всякую ахинею. Потом ушел. А на станции его кто-то огрел по голове, забрали деньги, телефон. С ним все в порядке, еще вчера его выписали из больницы.
   — Теперь понятно, почему он скрывался именно на вашей даче. — Не дав ответить, Лев продолжил: — Вас-то я при всем желании не мог заподозрить. Только остается маленькое «но». Вы же не могли знать о том, что и Борис... Хотя... — Радзянский позволил себе кисло усмехнуться. — Он же боялся вас, поведал о том, что я и ему рассказал о своей дочери. Иначе все пошло бы по-другому. Вас даже не потребовалось бы вычислять.
   — И ты сделал бы это легко? — Старик ответил ученику ухмылкой.
   — Вы же знаете, что нет.
   — Так в чем оказался прав Борис?
   — В том, что я не вычислил вас по списку жертв.
   — А это моя заслуга. Наши с тобой отношения не позволяли тебе сделать этого. И дальше они будут на пользу мне, а не тебе.
   Радзянский нахмурился. Ему показалось, что он расслышал звук хлопнувшей дверцы автомобиля.
   Они приехали вместе с Олегом. Сейчас оперативник, не мешая разговору, находился во дворе и, пользуясь случаем, мыл коврики своей «пятерки». Два уже были вымыты, третий Олег только что бросил на подобие верстака, примыкавшего к автобусу-мастерской, и он издал приглушенный хлопающий звук.
   Лев отошел от окна и возобновил разговор: — Я понял, о чем вы говорите. Но помяните мое слово, Василий Ефимович: ваш сын кончит плохо, очень плохо. Я позабочусь, чтобы это случилось до вашей смерти, и надеюсь, что умрете вы в мучениях. Вы, Василий Ефимович, совершили одну непростительную для вашей квалификации ошибку. Когда я вернулся из Каира, люди Руслана, а значит, и ваши тоже, не удосужились заглянуть в мою сумку. А там лежал еще один комплект газет, доказывающих, что свою работу я выполнил. Так вот, эти газеты вчера я передал Иванову. Что сделает он, узнав об убийстве Белокурова, догадаться нетрудно. У него есть крепкие связи в МИДе, не сегодня, так завтра в присутствии надежных свидетелей и парочки журналистов подставное, но очень влиятельное лицо вскроет пакет, который ему доставят дипломатической почтой из Каира, а там... А там те самые документы, за которыми вы гоняетесь, и газета со статьей о смерти Белокурова. Тем самым Иванов снимет с себя ответственность за их хранение, поскольку все будет указывать на то, что все это время они были у Белокурова, который просто подставлял Иванова. Сергей Юрьевич улетит на парочку дней на Канары, а журналисты в это время вспомнят тот скандал с главой Югбизнесбанка, публично наехавшего на Иванова. Вспомнят про обыски в их роскошных домах, выдвинут едва ли не единственную версию, что Белокуров перестраховался и документы после его смерти ушли по указанному им адресу. Тем самым Иванов избавится от бумаг, поимеет на этом свой интерес и закончит это непростое для него дело чистым, как новорожденный. Для него смерть Белокурова — самый приемлемый вариант, о котором он и не помышлял. Но я помог ему и справедливо рассчитываю на его помощь.
   Лев помолчал, неторопливо меряя шагами комнату и по-прежнему не глядя на Шерстнева.
   — Но главное в другом. Главное то, что вы провалили операцию, начали с хвоста, а не с головы. Ваша ошибка заключается в вашем же хитроумии, созерцании действа, которое разворачивалось на ваших глазах. Вы красиво втянули меня с помощью девушки, так же красиво и безупречно разыграли карту с Левиным, заинтересовали сравнительно легким заданием в Каире, тогда как вам нужно было плюнуть на Белокурова и форсировать устранение Иванова. И уже после всерьез заняться беглецом. Вы, Василий Ефимович, действительно старый человек, не сумели до конца просчитать ситуацию, поставив во главу зрелищность. А теперь можете звонить Руслану. Хотя даже такой недалекий человек, как Хачиров, разберется, что вы просто спасаете свою шкуру и своего сына. Заодно признаетесь в собственной неполноценности. И если ваш сын не угодит после этого за решетку, то на своей карьере может поставить жирный крест. Я не стану рассуждать, кто из вас виновен больше, это ваше дело. Но все шло к тому, что в один прекрасный момент вы угробите сына.
   — Ты блефуешь, Лева.
   — Да бог с вами, Василий Ефимович! Вы забыли, как нужно думать. Я сижу перед вами, тогда как должен находиться за тысячи верст отсюда. А теперь спросите, кто вытащил меня с борта. Не вы ли дали мне досье, где достаточно подробно описана деятельность главы службы безопасности Иванова?
   — Ты забыл о своей дочери, Лев.
   — А вот это верно. Но я наверстаю упущенное. А теперь подумайте, следует звонить Руслану или нет. Только не допустите еще одной ошибки. Поскольку любое признание обернется для вас самым трагическим образом. Подумайте, кому вы нужны здесь? Вообще почему до сих пор вас здесь терпят? Пнут как старый гриб, останется только пыль.
   Араб обернулся на громко хлопнувшую дверь. Перед ним стоял Скачков, вытирая мокрые руки о майку.
   — Кажется, у нас проблемы, Лев, — Олег подозвал Радзянского к окну.
   К дому спешили четыре человека. Один из них отстал и, обнажив ствол, заглянул в «Колхиду». Затем присоединился к товарищам, бросив на ходу:
   — Чисто.

Глава 15
«Льва узнают по когтям»

45

   — Руслан, кажется, за домом следят.
   Хачиров только что без аппетита покончил с завтраком и, потягивая через соломинку фруктовый коктейль, смотрел по спутниковому каналу спортивную программу.
   Осетин не сразу отреагировал на голос Ахти, прозвучавший за спиной. Наконец Руслан медленно повернул голову. Взгляд его уперся в брючный ремень чеченца, затем запрыгал по ряду пуговиц рубашки, миновал острый кадык, небритый подбородок и наконец остановился на сросшихся бровях.
   Ахти хотел повторить вопрос, но хозяин опередил его:
   — Кто следит?
   — Какая-то баба. Ее я не знаю, а Рамазан признал в ней следователя из управы. Грязнова, что ли. Что нам делать, Руслан?
   — Пригласите ее в дом, — распорядился Хачиров.
   Пригласить — означало все, что угодно, лишь бы она стояла перед хозяином.
   И Людмила предстала пред сальным взглядом Руслана. Резинка, стягивающая волосы у затылка, лопнула, и следователь смотрела на осетина через густую каштановую поросль, упавшую на глаза.
   — Отпустите ее. — Два кавказца выполнили очередное распоряжение и подтолкнули Грязнову ближе к хозяину. — Садись, — Руслан приподнял руку, указывая на кресло напротив, — и расскажи, что ты делала рядом с моим домом.
   — Я следователь, — прерывающимся от волнения голосом сообщила Людмила, — и...
   — Лапшу о тайне следствия будешь вешать кому-нибудь другому, — перебил ее Хачиров, — а мне расскажешь даже то, чего не знаешь.
   Руслан выслушал склонившегося над ним Рамазана, глазами указывающего на нарушительницу частной собственности, и цокнул языком:
   — Надо было сразу сказать, что ты жена Олега. Он наш друг, а с близкими своих друзей мы обращаемся хорошо. Наверное, он загулял, не пришел ночевать, и ты подумала, что сможешь найти его здесь. Это легко устроить. Рамазан, возьми Ахти и еще пару человек. Езжайте к Скачкову и привезите его сюда. Зачем — не говорите. Преподнесем ему сюрприз. Действуйте осторожно. Олег — еще тот зверек. Если что, прострелите ему руки, ноги — но не голову. Он мне нужен живым.
   Рамазан кивнул. Уходя, ухмыльнулся: теперь, как бы ни повел себя Скачков, пули ему не миновать. Этот оперативник всегда нервировал Рамазана — проявлял ненужную инициативу, рвение; выслуживался перед Поляковым, теперь перед Русланом. Вот и вчера его назначили старшим.
   «Прострелите ему руки, ноги...»
   Здорово!

* * *

   — Плохи дела!.. — Олег выругался, отпрянув от окна. — Ты накапал, старый козел?
   Он вовремя оглянулся на Шерстнева и в который раз увидел неестественную белизну его вставной челюсти. Старик открыл рот, чтобы закричать: люди Хачирова были последним шансом на выигрыш в игре, выстроенной его воображением. Но не успел.
   Скачков не контролировал себя и силу своего удара, действовал инстинктивно. Как в былые времена на ринге, он скользнул к Шерстневу и провел быструю связку: левым боковым перебросил голову старика под коронный удар правой.
   Бывший резидент отлетел в угол комнаты и ударился головой о край тумбочки. Сломанная, порозовевшая от крови челюсть торчала изо рта. Язык старика, с белым нездоровым налетом, задергался, словно пытался вытолкнуть искусственные зубы, но быстро прекратил судорожные движения. Шерстнев был мертв еще до столкновения с острым краем тумбочки, а травма головы только ускорила и без того короткую агонию.
   — Олег, Олег... — прикрыв глаза, Араб покачал головой.
   Но времени сокрушаться не было, как не хватало его на то, чтобы убрать тело старика, которое сразу бросалось в глаза входящим в комнату. Люди Хачирова быстро поднимались по ступенькам. «Чисто», — сказал один из них, проверяя мастерскую.
   «Профи или насмотрелся боевиков?» Араб прижался к стене справа от двери, наполовину скрываясь за плотной гардиной. Чтобы заметить его, боевикам Руслана придется открыться первыми, сделав шаг или два. Может, несколько мгновений Льву и Олегу подарит тот же Шерстнев, рубашка которого чернела кровавыми пятнами в районе воротника.
   Судя по всему, боевики были вооружены, хотя только один из них засветил ствол. И сейчас они наверняка изготовили оружие, не могли не изготовить, поскольку видели спешно брошенный недомытый коврик; не исключено, что их слуха коснулся шум от двух хлестких ударов и еще один, не такой громкий, когда старик ударился головой о тумбочку.