Страница:
Радзянский проклинал Олега, но в первую очередь — себя. Боевики приехали на джипе — его красную крышу было видно из окон кухни, и во время перестрелки внедорожник не тронулся с места, значит, бандиты вышли из машины всем составом, в противном случае машина либо скрылась бы из виду, либо пятый участник присоединился бы к товарищам. Радзянскому следовало воспользоваться более надежным транспортом, но подсознательно выбор пал на «пятерку» Олега, которая все время торчала на виду.
Сейчас, пытаясь завести заглохший двигатель «Жигулей», Лев несвойственно для себя искал отговорку, что у него не было ключей от машины, что не было времени пошарить по карманам бандитов... А Олег словно издевался над ним: «Погоди, Лев, я домою коврики».
— Ну давай, заводись! — Радзянский вытянул подсос, понимая, однако, что при горячем двигателе делать этого не стоит.
Пора бросать раздолбанную колымагу и ловить частника, но вот мотор ожил. Несколько секунд троил, потом прочихался и заработал достаточно мерно.
Лев утопил педаль газа, и «Жигули», оставляя за собой шлейф черного дыма, рванули вперед.
Радзянский следовал указаниям Олега — по объездной можно добраться быстрее, нежели плутать по коротким дорогам города. Выехав на Парковую, Лев выжимал из «Жигулей» все, на что они были способны. А способны они были лишь на сотню в час. Да еще нервировали дорожные знаки, ограничивающие скорость порой до сорока километров. Приходилось придерживаться правил, иначе можно было нарваться на засаду постовых.
Вот и съезд с Парковой на небольшую площадку, от которой вверх потянулся зеленый тоннель, выводя к кафе «На Тенистой». В связи с этим перед глазами возник тщедушный человечек и прозвучал голос Олега: «Не знаю, с чего начать... В общем, Поляков... он изнасиловал твою дочь». «Знать бы это раньше, — скрипнул зубами Радзянский, — воспользовался бы не пистолетом, а тупым ножом».
Так, вот тут нужно загодя сбросить скорость — впереди, перед поворотом, знак, но его пока не видно. Как не видно патрульной машины и чувствительного радара на ее крыше.
Лев достаточно резко притормозил — тормоза вели себя непредсказуемо: то схватывали в самом начале хода педали, то в самом конце, — и тут же нарвался на негодующий, второпях сыгранный сигнал идущей позади машины: «Не слышны в саду даже шорохи». Его обогнала «десятка» с московскими номерами, водитель которой, облаченный в белую панаму, выставлял на обозрение средний палец.
«А вот это совсем неплохо», — подумал Лев, проезжая мимо резвого москвича, остановленного постовыми. Как правило, две машины кряду они не останавливают, тем более что Радзянский правил не нарушал.
А вот и последняя прямая, следующий поворот выведет к турбазе «Сапсан», от нее нужно подняться по Донской и через пару кварталов свернуть на Бородинскую — длинную, считай, загородную улицу. В самом конце — единственная дорога, ведущая вниз, прямо к воротам Хачирова. Руслан сейчас должен уехать из дома. Второй вариант у него — остаться, послав к Скачкову боевиков. Третий — прихватить с собой заложницу. Даже двух. Нет, вряд ли Руслан пойдет на такой шаг, поскольку ему придется объясняться с оперативниками, прибывшими на место. Только бы Олег не подвел.
На подъеме «Жигули» замедлили скорость, пришлось переключиться на третью передачу. «Что за черт!» — выругался Радзянский, когда машина снова замедлила ход.
Вторая передача... и снова безрезультатно. Когда Лев переключился на первую, «пятерка» опять заглохла. Он потянул ручной тормоз... Что говорить про ручной, когда основные тормоза практически не работали. А возвращать к жизни машину, держа ногу на педали тормоза, было неосуществимой мечтой.
Радзянский снова выругался, понимая, что теряет время. Он отпустил тормоз, и машина покатилась вниз. Полуобернувшись в кресле, Лев выискивал место съезда с дороги. Такая возможность представилась только в самом начале подъема. И каждую секунду ожидал увидеть спешащего к Скачкову Руслана, помня слова оперативника, что эта дорога до его дома самая короткая.
Но Руслан что-то уж долго соображает. Может, петляет сейчас по городским улицам? Или Олег медлит со звонком.
Когда Араб оставил злополучную машину, мимо пронеслась знакомая «десятка», обдав нестареющей мелодией.
Последний раз Лев пользовался услугами частника, когда торопился в Туапсе за своей машиной. Тогда и таксистов и частников было хоть отбавляй; и сейчас машин на дороге было предостаточно, но все проносились мимо, будто не замечали голосующего человека.
«Пешком доберешься быстрее», — закипая от злости, подумал Радзянский, когда дошел до того места, где сдохла «пятерка».
Наконец, мигнув правым поворотом, затормозила «Ауди»-бочка, судя по номерам — местная.
— До Бородинской. — Лев «засветил» двадцатидолларовую купюру, чтобы не доводить дело до торгов. Он был настолько взбудоражен, что готов был вместо денег сунуть под нос водителю трофейный «ТТ».
— Садись быстрее, — поторопил его шофер, седоватый грузин с пышными усами. — Здесь нельзя останавливаться, а сзади гэбэшники едут.
— Привет, подруга! Тебя Леной зовут?
В этот раз, оставаясь наедине с дочерью Радзянского, Грязнова более внимательно вгляделась в ее красивое лицо, с долей ревности прошлась взглядом по груди, талии, бедрам. «Наблюдал бы эту сцену Руслан, подумал бы, что я и впрямь интересуюсь молоденькими девушками».
— А я Людмила Грязнова, следователь, — представилась женщина, не дождавшись ответа. — Попала сюда за эксгибиционизм — показала себя во всей красе. Ты меня не бойся, я жена Олега Скачкова. Знаешь такого? С мордой «человека дождя». Когда выходила за него замуж, он был просто человеком. — Грязнова приблизилась к девушке вплотную и, оглядываясь на дверь, понизила голос до шепота: — Вот что, подруга, к нам незаметно, но настойчиво подкрадывается издец. Вначале нас закидают палками...
Поначалу Лена подумала о провокации. Цель? Этот вопрос так и остался открытым. Так же осталась не до конца понятой временная роль прислуги, когда Ачемез вручил ей поднос и велел отнести в комнату Руслана.
— Почему я должна верить вам? — спросила Елена.
— Да ты не мне верь, а своим органам. Лично мои органы уже сжались. Пояснить? Да, подруга, ты знаешь Леву Радзянского? Вчера он ночевал у меня. Не волнуйся, меня дома не было. Хотя к чему тебе волноваться...
— Что вы имеете в виду?
— То, что при всем желании у тебя со Львом ничего не получится. Хочешь, я тебе открою маленький секрет?
— Извините, нет, — с выражением, полным достоинства голосом ответила Лена. — Потому что эту хохму я уже знаю.
— Ну мы найдем с тобой общий язык. А я, грешным делом, подумала, что придется общаться научным слогом: причинная ошибка, физиологическая, фермент, отвечающий за критичность разума... Пока есть время, лучше послушай. У нас с Олегом была длинная ночь. Если мне не изменяет память, он начал с того, что Лев не так давно ездил в Самару к твоей маме. С чего бы это, а, подруга?.. Можешь не отвечать, я все читаю по твоим глазам. Но я не для того затеяла разговор, чтобы унизить тебя или оскорбить.
— А для чего?
— Для того, чтобы Льву Платоновичу не пришлось врать всю свою оставшуюся жизнь. А врать ему придется... Так, посчитаем... Тебе, твоей маме, вам обоим и каждой в отдельности. Нет, нет, два раза я не посчитала, ты вникни в эту считалочку, и все поймешь. Я тебе все расскажу, пока ждем. К примеру, о том, что у мужчин творческой профессии несчастная любовь вызывает яростный взрыв работоспособности. Если не ошибаюсь, сейчас твой папаша просто-таки контужен и рвется в бой. Ждать будем, — повторила Грязнова недавние слова, сказанные мужу, — а вот надеяться — нет.
Так или иначе, задержка Руслана была на руку Арабу — не придется, как в случае с Поляковым, дергаться в ожидании и отсиживаться в кустах.
Осетин был в машине не один. На заднем сиденье устроился кавказец лет двадцати пяти, приблизительно такого же возраста и внешности был и водитель. Выходит, в доме сейчас осталось только двое бандитов. То, что убитый чеченец сказал правду, Араб не сомневался. По многолетнему опыту он знал, что, когда к твоему виску приставлено дуло пистолета, тело нестерпимо ломит от горячего свинца, а боль от сломанных пальцев раздирающими толчками отдается в голове, скажешь даже то, о чем раньше никогда не слышал.
Лев остановился, определяя направление ветра. Против правил, ему не нужно было подходить к дому с наветренной стороны. Он отвинтил крышку с тюбика и выдавил немного маслянистой синтезированной жидкости с запахом суки на ботинки, а сам тюбик бросил в кусты, к забору. Потом туда полетел камень, заставивший зашуметь листву.
Только один из псов, оглянувшись на звук, коротко гавкнул. Его чуткого носа коснулся дурманящий запах, и он пустился к забору, навострив хвост. За ним последовал другой кобель.
— Умницы, хорошие мальчики. — Лев подтянулся и, оглядывая двор и стараясь не делать резких движений, перелез через забор. Взведя курок пистолета, он медленно пошел вдоль стены к входной двери. Окна на первом этаже были достаточно высоко, и Арабу даже не пришлось пригибаться. Собаки, как на привязи, следовали за ним.
Поравнявшись с дверью, Радзянский не стал ничего изобретать. Он действовал согласно обстановке, рассчитывая на помощь псов. Дубовая дверь легко подалась. Араб осторожно опустил взведенный курок, а палец убрал на предохранительную скобу, чтобы во время удара рукояткой пистолет не выстрелил. Он вжался в стену. При открытой двери его не было видно, только собаки суетились в проходе и чуть слышно поскуливали. И если в прихожей или в коридоре находится один из охранников, он обязательно подойдет. Вряд ли он насторожится — собаки не лают, а дверь мог открыть сквозняк.
Лев поднял руку, готовый в любую секунду нанести удар рукояткой «ТТ», и напряженно вслушивался.
Десять секунд...
Двадцать...
Когда прошло полминуты, Радзянский снова взвел курок и заглянул в прихожую, которая кончалась широкой аркой, ведущей в холл. Его взору предстала часть лестницы, уходящей на второй этаж, и угол двери столовой. Остальная часть холла открывалась перед ним по мере продвижения. Если охранников нет в холле и столовой, скорее всего они находятся на втором этаже. Именно там, в одной из комнат, по словам Олега, и содержат пленницу. Да, видимо, они наверху.
Оглядываясь на лестницу, Радзянский толкнул дверь в столовую, в туалет; еще за одной дверью скрывался вход в подвал, но там было темно.
Он передвигался бесшумно, но собаки продолжали поскуливать и стучать когтями по паркету. Странно, неужели наверху их не слышат?
Араб проверил еще одну комнату, где Хачиров в течение получаса беседовал с Грязновой. Помещение было обставлено роскошной современной мебелью и окнами выходило во двор. Легкая тюлевая занавеска не мешала разглядеть ухоженный сад с пышными азалиями и канадскими елями, которые, как на посту, высились у ворот. И в очередной раз взору предстал его «БМВ»; но выглядел он в глазах Араба жалко, как пленник. Неизвестно, кому он достанется, только Руслану на нем не ездить.
Лев оставил богатые апартаменты Хачирова и ступил на первую ступеньку лестницы. Потом передумал, спрятавшись под ней. Места было достаточно, чтобы стоять в полный рост. Он снял туфли и один за другим бросил в стену. Если и этот шум не привлечет внимания охранников, подумал Араб, освобождаясь от опеки псов, остается предположить, что стражи находятся в комнате с пленницей при закрытых дверях. Там же, наверное, и жена Скачкова.
— Что там? — шепотом спросила Лена, подходя ближе.
— Погоди, не мешай, — сморщилась следователь. — Про собак, что ли, говорят, не пойму... Какой-то ботинок терзают...
Людмила вздрогнула и отпрянула от двери, когда внизу раздался громкий выстрел и вслед за ним еще один. Она была бледна, ставшие в одну секунду фиалкового цвета губы подрагивали. Встретившись взглядом с подругой по недоразумению, следователь нашла в себе силы выговорить:
— Это твой палит...
— Почему мой?
— Потому что мой обычно кулаками...
Ее излияния прервали очередные выстрелы, прогремевшие, как показалось, громче первых.
— Чего они делают там? — раздался голос сверху.
— Черт их знает... — Ноги Чистякова оказались прямо над головой Араба, и он видел их в просвете лестницы. — А-а... Какие-то ботинки грызут, сволочи!
— А как они попали сюда? — На сей раз голос Ачемеза прозвучал с облегчением.
— Как-как... Дверь настежь. — Алексею оставалось пройти две ступеньки, чтобы ступить на паркет холла. Именно с этого места он и мог увидеть открытую дверь.
— А чьи ботинки, Руслана? — спросил Бостанов.
— Откуда я знаю?.. Пошли выгоним собак. — Чистяков шагнул в холл и при повороте головы мог заметить скрывавшегося под лестницей человека.
Все, медлить нельзя. С шагом в сторону, покидая временное убежище и выдавая себя, Радзянский произвел точный выстрел в голову Чистякова. Для того чтобы снять второго (Ачемеза скрывала лестница), нужно сделать еще один шаг в ту же сторону и повернуться на девяносто градусов. В таких случаях профессионалы, дабы не запутаться в собственных ногах, предпочитают более сложный, он же наиболее эффективный прием: шаг в сторону с дальней ноги и одновременным разворотом. Что Араб и сделал, мгновенно крутнувшись вокруг своей оси и фиксируя ствол на застывшей фигуре охранника. Выстрел.
Лев действовал молниеносно. Два выстрела в Бостанова и Чистякова прозвучали с интервалом чуть больше секунды. Лет десять назад он уложился бы в более короткий промежуток времени, но и сейчас остался доволен результатом: Чистякова уже не надо дырявить, пуля попала ему в голову над левым ухом, а Бостанов был серьезно ранен в левую половину груди.
Араб еще дважды нажал на спусковой крючок пистолета, и в доме повисла мертвая тишина.
46
Сейчас, пытаясь завести заглохший двигатель «Жигулей», Лев несвойственно для себя искал отговорку, что у него не было ключей от машины, что не было времени пошарить по карманам бандитов... А Олег словно издевался над ним: «Погоди, Лев, я домою коврики».
— Ну давай, заводись! — Радзянский вытянул подсос, понимая, однако, что при горячем двигателе делать этого не стоит.
Пора бросать раздолбанную колымагу и ловить частника, но вот мотор ожил. Несколько секунд троил, потом прочихался и заработал достаточно мерно.
Лев утопил педаль газа, и «Жигули», оставляя за собой шлейф черного дыма, рванули вперед.
Радзянский следовал указаниям Олега — по объездной можно добраться быстрее, нежели плутать по коротким дорогам города. Выехав на Парковую, Лев выжимал из «Жигулей» все, на что они были способны. А способны они были лишь на сотню в час. Да еще нервировали дорожные знаки, ограничивающие скорость порой до сорока километров. Приходилось придерживаться правил, иначе можно было нарваться на засаду постовых.
Вот и съезд с Парковой на небольшую площадку, от которой вверх потянулся зеленый тоннель, выводя к кафе «На Тенистой». В связи с этим перед глазами возник тщедушный человечек и прозвучал голос Олега: «Не знаю, с чего начать... В общем, Поляков... он изнасиловал твою дочь». «Знать бы это раньше, — скрипнул зубами Радзянский, — воспользовался бы не пистолетом, а тупым ножом».
Так, вот тут нужно загодя сбросить скорость — впереди, перед поворотом, знак, но его пока не видно. Как не видно патрульной машины и чувствительного радара на ее крыше.
Лев достаточно резко притормозил — тормоза вели себя непредсказуемо: то схватывали в самом начале хода педали, то в самом конце, — и тут же нарвался на негодующий, второпях сыгранный сигнал идущей позади машины: «Не слышны в саду даже шорохи». Его обогнала «десятка» с московскими номерами, водитель которой, облаченный в белую панаму, выставлял на обозрение средний палец.
«А вот это совсем неплохо», — подумал Лев, проезжая мимо резвого москвича, остановленного постовыми. Как правило, две машины кряду они не останавливают, тем более что Радзянский правил не нарушал.
А вот и последняя прямая, следующий поворот выведет к турбазе «Сапсан», от нее нужно подняться по Донской и через пару кварталов свернуть на Бородинскую — длинную, считай, загородную улицу. В самом конце — единственная дорога, ведущая вниз, прямо к воротам Хачирова. Руслан сейчас должен уехать из дома. Второй вариант у него — остаться, послав к Скачкову боевиков. Третий — прихватить с собой заложницу. Даже двух. Нет, вряд ли Руслан пойдет на такой шаг, поскольку ему придется объясняться с оперативниками, прибывшими на место. Только бы Олег не подвел.
На подъеме «Жигули» замедлили скорость, пришлось переключиться на третью передачу. «Что за черт!» — выругался Радзянский, когда машина снова замедлила ход.
Вторая передача... и снова безрезультатно. Когда Лев переключился на первую, «пятерка» опять заглохла. Он потянул ручной тормоз... Что говорить про ручной, когда основные тормоза практически не работали. А возвращать к жизни машину, держа ногу на педали тормоза, было неосуществимой мечтой.
Радзянский снова выругался, понимая, что теряет время. Он отпустил тормоз, и машина покатилась вниз. Полуобернувшись в кресле, Лев выискивал место съезда с дороги. Такая возможность представилась только в самом начале подъема. И каждую секунду ожидал увидеть спешащего к Скачкову Руслана, помня слова оперативника, что эта дорога до его дома самая короткая.
Но Руслан что-то уж долго соображает. Может, петляет сейчас по городским улицам? Или Олег медлит со звонком.
Когда Араб оставил злополучную машину, мимо пронеслась знакомая «десятка», обдав нестареющей мелодией.
Последний раз Лев пользовался услугами частника, когда торопился в Туапсе за своей машиной. Тогда и таксистов и частников было хоть отбавляй; и сейчас машин на дороге было предостаточно, но все проносились мимо, будто не замечали голосующего человека.
«Пешком доберешься быстрее», — закипая от злости, подумал Радзянский, когда дошел до того места, где сдохла «пятерка».
Наконец, мигнув правым поворотом, затормозила «Ауди»-бочка, судя по номерам — местная.
— До Бородинской. — Лев «засветил» двадцатидолларовую купюру, чтобы не доводить дело до торгов. Он был настолько взбудоражен, что готов был вместо денег сунуть под нос водителю трофейный «ТТ».
— Садись быстрее, — поторопил его шофер, седоватый грузин с пышными усами. — Здесь нельзя останавливаться, а сзади гэбэшники едут.
* * *
Что бы ни произошло у Олега, думала Грязнова, Хачиров с легкостью брандмейстера погасит конфликт и вернется. Но уже вместе с Олегом. Теперь следователь засомневалась, что с Олегом мог быть Радзянский. Сомнения вызвала упомянутая Русланом милиция. «Скорее всего муж, этот долбанный бывший муж, не знает, что я здесь» — это объяснение было вполне логичным. С трудом, правда, сюда можно прилепить сам звонок Олега. Может, он поступил правильно, поставив Руслана в известность. Наверное, все-таки это единственный шанс ответить за все в присутствии двух сторон. А потом...— Привет, подруга! Тебя Леной зовут?
В этот раз, оставаясь наедине с дочерью Радзянского, Грязнова более внимательно вгляделась в ее красивое лицо, с долей ревности прошлась взглядом по груди, талии, бедрам. «Наблюдал бы эту сцену Руслан, подумал бы, что я и впрямь интересуюсь молоденькими девушками».
— А я Людмила Грязнова, следователь, — представилась женщина, не дождавшись ответа. — Попала сюда за эксгибиционизм — показала себя во всей красе. Ты меня не бойся, я жена Олега Скачкова. Знаешь такого? С мордой «человека дождя». Когда выходила за него замуж, он был просто человеком. — Грязнова приблизилась к девушке вплотную и, оглядываясь на дверь, понизила голос до шепота: — Вот что, подруга, к нам незаметно, но настойчиво подкрадывается издец. Вначале нас закидают палками...
Поначалу Лена подумала о провокации. Цель? Этот вопрос так и остался открытым. Так же осталась не до конца понятой временная роль прислуги, когда Ачемез вручил ей поднос и велел отнести в комнату Руслана.
— Почему я должна верить вам? — спросила Елена.
— Да ты не мне верь, а своим органам. Лично мои органы уже сжались. Пояснить? Да, подруга, ты знаешь Леву Радзянского? Вчера он ночевал у меня. Не волнуйся, меня дома не было. Хотя к чему тебе волноваться...
— Что вы имеете в виду?
— То, что при всем желании у тебя со Львом ничего не получится. Хочешь, я тебе открою маленький секрет?
— Извините, нет, — с выражением, полным достоинства голосом ответила Лена. — Потому что эту хохму я уже знаю.
— Ну мы найдем с тобой общий язык. А я, грешным делом, подумала, что придется общаться научным слогом: причинная ошибка, физиологическая, фермент, отвечающий за критичность разума... Пока есть время, лучше послушай. У нас с Олегом была длинная ночь. Если мне не изменяет память, он начал с того, что Лев не так давно ездил в Самару к твоей маме. С чего бы это, а, подруга?.. Можешь не отвечать, я все читаю по твоим глазам. Но я не для того затеяла разговор, чтобы унизить тебя или оскорбить.
— А для чего?
— Для того, чтобы Льву Платоновичу не пришлось врать всю свою оставшуюся жизнь. А врать ему придется... Так, посчитаем... Тебе, твоей маме, вам обоим и каждой в отдельности. Нет, нет, два раза я не посчитала, ты вникни в эту считалочку, и все поймешь. Я тебе все расскажу, пока ждем. К примеру, о том, что у мужчин творческой профессии несчастная любовь вызывает яростный взрыв работоспособности. Если не ошибаюсь, сейчас твой папаша просто-таки контужен и рвется в бой. Ждать будем, — повторила Грязнова недавние слова, сказанные мужу, — а вот надеяться — нет.
* * *
Сместившись от дороги на десяток метров, Лев, уже не таясь, спускался к дому Хачирова. Самого Руслана он увидел пять минут назад, когда на повороте показался джип осетина. Лев в это время сидел в «Ауди», инстинктивно он вжался в кресло, поднеся ладонь к лицу. Но пассажиры джипа даже не взглянули на поравнявшуюся с ними иномарку. «Или Хачиров сразу не среагировал, — подумал Радзянский, — или Олег позвонил позднее оговоренного срока».Так или иначе, задержка Руслана была на руку Арабу — не придется, как в случае с Поляковым, дергаться в ожидании и отсиживаться в кустах.
Осетин был в машине не один. На заднем сиденье устроился кавказец лет двадцати пяти, приблизительно такого же возраста и внешности был и водитель. Выходит, в доме сейчас осталось только двое бандитов. То, что убитый чеченец сказал правду, Араб не сомневался. По многолетнему опыту он знал, что, когда к твоему виску приставлено дуло пистолета, тело нестерпимо ломит от горячего свинца, а боль от сломанных пальцев раздирающими толчками отдается в голове, скажешь даже то, о чем раньше никогда не слышал.
Лев остановился, определяя направление ветра. Против правил, ему не нужно было подходить к дому с наветренной стороны. Он отвинтил крышку с тюбика и выдавил немного маслянистой синтезированной жидкости с запахом суки на ботинки, а сам тюбик бросил в кусты, к забору. Потом туда полетел камень, заставивший зашуметь листву.
Только один из псов, оглянувшись на звук, коротко гавкнул. Его чуткого носа коснулся дурманящий запах, и он пустился к забору, навострив хвост. За ним последовал другой кобель.
— Умницы, хорошие мальчики. — Лев подтянулся и, оглядывая двор и стараясь не делать резких движений, перелез через забор. Взведя курок пистолета, он медленно пошел вдоль стены к входной двери. Окна на первом этаже были достаточно высоко, и Арабу даже не пришлось пригибаться. Собаки, как на привязи, следовали за ним.
Поравнявшись с дверью, Радзянский не стал ничего изобретать. Он действовал согласно обстановке, рассчитывая на помощь псов. Дубовая дверь легко подалась. Араб осторожно опустил взведенный курок, а палец убрал на предохранительную скобу, чтобы во время удара рукояткой пистолет не выстрелил. Он вжался в стену. При открытой двери его не было видно, только собаки суетились в проходе и чуть слышно поскуливали. И если в прихожей или в коридоре находится один из охранников, он обязательно подойдет. Вряд ли он насторожится — собаки не лают, а дверь мог открыть сквозняк.
Лев поднял руку, готовый в любую секунду нанести удар рукояткой «ТТ», и напряженно вслушивался.
Десять секунд...
Двадцать...
Когда прошло полминуты, Радзянский снова взвел курок и заглянул в прихожую, которая кончалась широкой аркой, ведущей в холл. Его взору предстала часть лестницы, уходящей на второй этаж, и угол двери столовой. Остальная часть холла открывалась перед ним по мере продвижения. Если охранников нет в холле и столовой, скорее всего они находятся на втором этаже. Именно там, в одной из комнат, по словам Олега, и содержат пленницу. Да, видимо, они наверху.
Оглядываясь на лестницу, Радзянский толкнул дверь в столовую, в туалет; еще за одной дверью скрывался вход в подвал, но там было темно.
Он передвигался бесшумно, но собаки продолжали поскуливать и стучать когтями по паркету. Странно, неужели наверху их не слышат?
Араб проверил еще одну комнату, где Хачиров в течение получаса беседовал с Грязновой. Помещение было обставлено роскошной современной мебелью и окнами выходило во двор. Легкая тюлевая занавеска не мешала разглядеть ухоженный сад с пышными азалиями и канадскими елями, которые, как на посту, высились у ворот. И в очередной раз взору предстал его «БМВ»; но выглядел он в глазах Араба жалко, как пленник. Неизвестно, кому он достанется, только Руслану на нем не ездить.
Лев оставил богатые апартаменты Хачирова и ступил на первую ступеньку лестницы. Потом передумал, спрятавшись под ней. Места было достаточно, чтобы стоять в полный рост. Он снял туфли и один за другим бросил в стену. Если и этот шум не привлечет внимания охранников, подумал Араб, освобождаясь от опеки псов, остается предположить, что стражи находятся в комнате с пленницей при закрытых дверях. Там же, наверное, и жена Скачкова.
* * *
— Тсс! — Грязнова подняла палец и приникла ухом к двери.— Что там? — шепотом спросила Лена, подходя ближе.
— Погоди, не мешай, — сморщилась следователь. — Про собак, что ли, говорят, не пойму... Какой-то ботинок терзают...
Людмила вздрогнула и отпрянула от двери, когда внизу раздался громкий выстрел и вслед за ним еще один. Она была бледна, ставшие в одну секунду фиалкового цвета губы подрагивали. Встретившись взглядом с подругой по недоразумению, следователь нашла в себе силы выговорить:
— Это твой палит...
— Почему мой?
— Потому что мой обычно кулаками...
Ее излияния прервали очередные выстрелы, прогремевшие, как показалось, громче первых.
* * *
Ачемез Бостанов остался наверху, Алексей Чистяков, обнажив ствол, осторожно спускался, глядя не под ноги, а на собак, которые, припав на передние лапы, терлись мордами о туфли Радзянского.— Чего они делают там? — раздался голос сверху.
— Черт их знает... — Ноги Чистякова оказались прямо над головой Араба, и он видел их в просвете лестницы. — А-а... Какие-то ботинки грызут, сволочи!
— А как они попали сюда? — На сей раз голос Ачемеза прозвучал с облегчением.
— Как-как... Дверь настежь. — Алексею оставалось пройти две ступеньки, чтобы ступить на паркет холла. Именно с этого места он и мог увидеть открытую дверь.
— А чьи ботинки, Руслана? — спросил Бостанов.
— Откуда я знаю?.. Пошли выгоним собак. — Чистяков шагнул в холл и при повороте головы мог заметить скрывавшегося под лестницей человека.
Все, медлить нельзя. С шагом в сторону, покидая временное убежище и выдавая себя, Радзянский произвел точный выстрел в голову Чистякова. Для того чтобы снять второго (Ачемеза скрывала лестница), нужно сделать еще один шаг в ту же сторону и повернуться на девяносто градусов. В таких случаях профессионалы, дабы не запутаться в собственных ногах, предпочитают более сложный, он же наиболее эффективный прием: шаг в сторону с дальней ноги и одновременным разворотом. Что Араб и сделал, мгновенно крутнувшись вокруг своей оси и фиксируя ствол на застывшей фигуре охранника. Выстрел.
Лев действовал молниеносно. Два выстрела в Бостанова и Чистякова прозвучали с интервалом чуть больше секунды. Лет десять назад он уложился бы в более короткий промежуток времени, но и сейчас остался доволен результатом: Чистякова уже не надо дырявить, пуля попала ему в голову над левым ухом, а Бостанов был серьезно ранен в левую половину груди.
Араб еще дважды нажал на спусковой крючок пистолета, и в доме повисла мертвая тишина.
46
Теперь она не знала, как ей называть Льва. С их последней встречи под дулами пистолетов прошли всего сутки, а кажется, что миновала целая жизнь, полная драматизма. И наверное, это так. Теперь ей не нужны никакие доказательства, хотя из вчерашнего дня в сегодняшний робко скользнул ее взгляд, обращенный на Олега Скачкова: «Вот видишь... А ты говорил...» Все доказательства на бледном, измученном лице этого сильного человека, стоящего на пороге комнаты. Ах как ей хотелось, чтобы все эти прогремевшие выстрелы были в ее честь, как салют... Они были, их невозможно забыть, но они оказались иного качества, равно как и она сама предстала перед собой в другой ипостаси. В лице Радзянского она приобрела так много, что слезами вытекло через край.
— О господи!.. — не зная куда девать глаза, Грязнова отвернулась. — Только не при мне, ребята, только не при мне. — Она представляла Араба другим, при встрече все же надеялась увидеть «тракторный конденсат» разведчика, но столкнулась с пронзительным, «нержавеющим» взглядом.
Все, что они должны сказать друг другу, обязано выглядеть просто, без сложных излияний, которые могут возникнуть из недомолвок, — так думала Грязнова. Но они не проронили еще ни слова, что вызывало в Людмиле протест. Теперь ей выпала возможность поговорить не только с девочкой, но и с «мальчиком». Если не она, то кто замкнет зубами два оголенных высоковольтных провода? У них, понятное дело, случится контакт, а ее шваркнет током.
«Так, — прикидывала Людмила, — что там у нас имеется попроще?..» Порой скажешь так просто, что другие поймут совсем наоборот. Скажешь, я люблю детей, обвинят в педофилии. Объявишь о своей любви к животным, инкриминируют зоофилию.
А ну их к черту, ломать голову над их проблемами!
— Эй, Лев Платонович! Мой-то убогий жив? Я Людмила Грязнова, следователь. Попала в плен из-за любви к старикам и детям. — Она выразительно оглядела обоих.
Радзянский улыбнулся и только сейчас догадался убрать пистолет. Слова молодой женщины возымели свой эффект. Нужно поскорее убраться отсюда, но так, чтобы не возвращаться уже никогда. Руслана здесь нет, но это не так уж и важно, уже сегодня он найдет то, к чему неизбежно стремится каждый живущий: смерть.
— Нужно уходить, — пропуская женщин вперед, Лев помянул Скачкова: «Олег, Олег... Все же проболтался». У Радзянского не осталось сомнений, что Грязнова знакома с ним заочно. — На некоторое время придется задержаться, мне нужно сделать несколько телефонных звонков. К сожалению, мой сотовый вышел из строя. — Внезапно он остановился. — Лена, а где твой паспорт?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Руслан забрал.
— Ладно, обойдемся без него. — Радзянский посмотрел на часы: Руслан по меньшей мере час пробудет у Скачкова. У него осталось всего два человека, но это еще ни о чем не говорит. Как только он вернется домой, все для него станет ясным. Один звонок в ГОВД — и все выезды из города перекроет не только милиция, но и подключится криминал. Одному можно уйти сравнительно легко, а вдвоем с Леной — сложнее. И разделяться нельзя.
Они вышли из комнаты. Возле лестницы лежал труп Ачемеза Бостанова. Спустились вниз, еще один труп, Алексея Чистякова; рядом бегали собаки, к этому времени бросившие мусолить туфли Араба. Дальше настороженных взглядов псов дело не зашло.
— Вас даже собаки не трогают, — заметила Людмила, довольно равнодушно отнесшись к трупам бандитов.
— Просто я им понравился, — с улыбкой ответил Радзянский, обуваясь.
Он провел женщин в комнату Руслана и первый звонок сделал Сергею Юрьевичу Иванову.
Иванов очередного сообщения от Льва Платоновича ждал. Долгая и обстоятельная беседа с Николаем Корзухиным многое поставила на свои места. Неясными оставались лишь отдельные моменты, восполнить которые должен, просто обязан сам Радзянский. Если добровольно не захочет, у Иванова имелось множество способов заставить его.
И Павел Усачев, который продолжил телефонный разговор с Арабом, не сомневался, что положение у Радзянского таково, что ему так или иначе придется просить помощи. Павел выслушал Араба и заверил, что все сделает.
Следующий звонок был в собственный магазин. Сегодня была суббота, а по субботам магазин «Природа» работал до обеда. Леня Коркин — двадцатисемилетний компаньон Радзянского, почти все время проводивший за прилавком, оказался на месте.
«Болото» занимало часть полуподвального помещения шестиэтажного здания на улице Вавилова. Узкие окна были на высоте двух метров и только в торговом зале. Маленький склад и конторка, которую Радзянский громко окрестил кабинетом, вообще не имели окон. Так сложилось по какой-то необъяснимой традиции, что ли, что большинство магазинов типа «Природы» располагались именно в подвалах или полуподвалах.
— Леня, привет! Лев Платонович... Нет, не забыл. Завтра... хотя завтра выходной... в понедельник буду. Вообще-то я приезжаю сегодня, но тебя не застану. Ты сейчас в кабинете? Отлично. Леня, друг, для тебя есть непыльная и хорошо оплачиваемая работенка. Сделай следующее — прямо сейчас. Выверни из люстры...
«Стоп!» — осадил себя Радзянский. То, что казалось реальным до разговора с помощником, во время беседы оказалось неприемлемым. Так часто бывает, главное — вовремя прочувствовать ситуацию и найти достойный выход. И сейчас Лев мысленно продолжил задавать Коркину вопросы и отвечать на них. И чем дальше заходил этот абстрактный разговор, тем отчетливее вырисовывалась угроза — обязательный продукт не до конца продуманных действий.
Нет, нельзя привлекать к этой работе Леню. Скорее всего он выполнит ее, но никуда не деть мелочей, которыми может пренебречь партнер по работе, как невозможно проконтролировать его действия. А на карту поставлена жизнь.
Если не Леня, то кто?
Как назло, другие варианты к спасению на ум не шли, уж больно хорошим виделся этот. В магазине было все, чтобы уйти: необходимые компоненты, старая микроволновая печь, в которой компаньоны частенько разогревали бутерброды, порой готовили пиццу, — там было то, без чего дальнейшие действия виделись пустыми. Да, выбирать не из чего.
Последнее время Араб задействовал в работе немало людей. Умение использовать нужных людей в нужное время и есть искусство. По большому счету, этим определяется классность специалиста.
Кто? Кто может помочь?
Леня все еще на проводе, не кладет трубку. Женщины с возрастающей тревогой наблюдают за изменившимся лицом их спасителя.
Нет, среди знакомых никого не найти по той причине, что их осталось совсем ничего, друзей нет и в помине, последний имел репутацию человека никто и, по определению, канул в никуда. Вначале он виделся врагом, а после разговора с Василием Ефимовичем стал просто жалок. И если невозможно найти нужного человека среди друзей, ищи среди врагов. Лев так и сделал, попросив помощи у Иванова. Но...
«...на станции его кто-то огрел по голове, забрали деньги, телефон. С ним все в порядке, еще вчера его выписали из больницы» — это были едва ли не последние слова Василия Ефимовича Шерстнева, с пренебрежением отозвавшегося о Борисе Левине. И тут же в голове всплыли другие слова, на сей раз самого Бориса. Голос пьяный, но решительный и, несмотря на это, представляющий Левина в ином свете. Его голос прерывал невидимую, но прочную связь со стариком, взявшим его в клещи. Благородством тут не пахло, но Борис тогда был способен на поступок.
«Лева, ты многого не знаешь... Ты, я и Василий Ефимович. Треугольник опрокинулся, Лева!»
Опрокинутый треугольник...
Лев попросил помощника подождать следующего телефонного звонка и цифру за цифрой набирал номер телефона Бориса Левина. Только бы он был дома, несколько раз повторил Радзянский и облегченно выдохнул, когда услышал знакомый голос и свой, показавшийся неродным.
— Боря, здравствуй. Это я, Лев. Мне нужна твоя помощь.
— ...Я действительно тебе нужен, Лев?
— Да, Боря. Но только по одной причине: ты нужен мне, поскольку у меня безвыходное положение.
— А разве это плохо, Лев?
«Да, ты прав, Боря, тысячу раз прав».
У Радзянского не хватило духу поблагодарить Левина. Его глаза затуманились, когда он попрощался с другом.
Не теряя времени, Лев вынул из кармана «черную пелену» и поставил перемычки в положение, соответствующее номеру нового сотового телефона Бориса Левина.
Людмила Грязнова с чувством легкого помешательства слушала идиотские поручения Радзянского, а теперь смотрела, как он берет со стола курительную трубку Руслана, внимательно осматривает ее, нюхает, затем достает из кармана корейский бальзам и спичкой наносит на трубку. «Нет, видно, у него действительно лампочка стряхнулась. — Людмила поглядела на его голову. — Совсем свихнулся в своем Египте, бальзамирует все подряд».
— А... простите... зачем вы, Лев Платонович, вот это... — Она указала на баночку и придала глазам любознательное выражение. — Вообще, что это? По запаху вроде бальзам.
— Это мазь Радзянского. — Лев предостерегающим жестом остановил следователя, потянувшуюся к «звездочке». — Не трогайте. Эта мазь мгновенно впитывается в кожу и кровь и наносит организму непоправимый ущерб. Кстати, если Руслан неожиданно и навсегда покинет ваш городок, вы с Олегом выкрутитесь?
— Выкрутимся, если Руслан сдохнет, — на нормальном русском ответила Грязнова, — а Левкоева упекут за решетку.
— Обещаю, что сдохнет.
— Сегодня?
— Если вернется сегодня, значит, сегодня.
— Знаете, Лев Платонович, я, конечно, верю в силу вашего чудодейственного препарата. С трудом, но могу убедить себя, что только от одного телефонного звонка Руслана хватит удар. Что, если вывернуть лампочку в Москве, то в Гемлике вырубится электричество. А на простое, на совсем простенькое у вас ума не хватает? Например, мне понравилось, как вы разобрались с охранниками — застрелили, и все! Ну неужели нельзя действовать просто?
— Порой нельзя. Особенно когда поджимает время. — Лев разобрал аппарат, присоединил плату, поставил на место пластит и взрыватель. — Поедем на моей машине или будем ловить попутку?
— Можно на моей. — Людмила взяла со стола свою сумочку и проверила, на месте ли ключи и удостоверение.
— О господи!.. — не зная куда девать глаза, Грязнова отвернулась. — Только не при мне, ребята, только не при мне. — Она представляла Араба другим, при встрече все же надеялась увидеть «тракторный конденсат» разведчика, но столкнулась с пронзительным, «нержавеющим» взглядом.
Все, что они должны сказать друг другу, обязано выглядеть просто, без сложных излияний, которые могут возникнуть из недомолвок, — так думала Грязнова. Но они не проронили еще ни слова, что вызывало в Людмиле протест. Теперь ей выпала возможность поговорить не только с девочкой, но и с «мальчиком». Если не она, то кто замкнет зубами два оголенных высоковольтных провода? У них, понятное дело, случится контакт, а ее шваркнет током.
«Так, — прикидывала Людмила, — что там у нас имеется попроще?..» Порой скажешь так просто, что другие поймут совсем наоборот. Скажешь, я люблю детей, обвинят в педофилии. Объявишь о своей любви к животным, инкриминируют зоофилию.
А ну их к черту, ломать голову над их проблемами!
— Эй, Лев Платонович! Мой-то убогий жив? Я Людмила Грязнова, следователь. Попала в плен из-за любви к старикам и детям. — Она выразительно оглядела обоих.
Радзянский улыбнулся и только сейчас догадался убрать пистолет. Слова молодой женщины возымели свой эффект. Нужно поскорее убраться отсюда, но так, чтобы не возвращаться уже никогда. Руслана здесь нет, но это не так уж и важно, уже сегодня он найдет то, к чему неизбежно стремится каждый живущий: смерть.
— Нужно уходить, — пропуская женщин вперед, Лев помянул Скачкова: «Олег, Олег... Все же проболтался». У Радзянского не осталось сомнений, что Грязнова знакома с ним заочно. — На некоторое время придется задержаться, мне нужно сделать несколько телефонных звонков. К сожалению, мой сотовый вышел из строя. — Внезапно он остановился. — Лена, а где твой паспорт?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Руслан забрал.
— Ладно, обойдемся без него. — Радзянский посмотрел на часы: Руслан по меньшей мере час пробудет у Скачкова. У него осталось всего два человека, но это еще ни о чем не говорит. Как только он вернется домой, все для него станет ясным. Один звонок в ГОВД — и все выезды из города перекроет не только милиция, но и подключится криминал. Одному можно уйти сравнительно легко, а вдвоем с Леной — сложнее. И разделяться нельзя.
Они вышли из комнаты. Возле лестницы лежал труп Ачемеза Бостанова. Спустились вниз, еще один труп, Алексея Чистякова; рядом бегали собаки, к этому времени бросившие мусолить туфли Араба. Дальше настороженных взглядов псов дело не зашло.
— Вас даже собаки не трогают, — заметила Людмила, довольно равнодушно отнесшись к трупам бандитов.
— Просто я им понравился, — с улыбкой ответил Радзянский, обуваясь.
Он провел женщин в комнату Руслана и первый звонок сделал Сергею Юрьевичу Иванову.
Иванов очередного сообщения от Льва Платоновича ждал. Долгая и обстоятельная беседа с Николаем Корзухиным многое поставила на свои места. Неясными оставались лишь отдельные моменты, восполнить которые должен, просто обязан сам Радзянский. Если добровольно не захочет, у Иванова имелось множество способов заставить его.
И Павел Усачев, который продолжил телефонный разговор с Арабом, не сомневался, что положение у Радзянского таково, что ему так или иначе придется просить помощи. Павел выслушал Араба и заверил, что все сделает.
Следующий звонок был в собственный магазин. Сегодня была суббота, а по субботам магазин «Природа» работал до обеда. Леня Коркин — двадцатисемилетний компаньон Радзянского, почти все время проводивший за прилавком, оказался на месте.
«Болото» занимало часть полуподвального помещения шестиэтажного здания на улице Вавилова. Узкие окна были на высоте двух метров и только в торговом зале. Маленький склад и конторка, которую Радзянский громко окрестил кабинетом, вообще не имели окон. Так сложилось по какой-то необъяснимой традиции, что ли, что большинство магазинов типа «Природы» располагались именно в подвалах или полуподвалах.
— Леня, привет! Лев Платонович... Нет, не забыл. Завтра... хотя завтра выходной... в понедельник буду. Вообще-то я приезжаю сегодня, но тебя не застану. Ты сейчас в кабинете? Отлично. Леня, друг, для тебя есть непыльная и хорошо оплачиваемая работенка. Сделай следующее — прямо сейчас. Выверни из люстры...
«Стоп!» — осадил себя Радзянский. То, что казалось реальным до разговора с помощником, во время беседы оказалось неприемлемым. Так часто бывает, главное — вовремя прочувствовать ситуацию и найти достойный выход. И сейчас Лев мысленно продолжил задавать Коркину вопросы и отвечать на них. И чем дальше заходил этот абстрактный разговор, тем отчетливее вырисовывалась угроза — обязательный продукт не до конца продуманных действий.
Нет, нельзя привлекать к этой работе Леню. Скорее всего он выполнит ее, но никуда не деть мелочей, которыми может пренебречь партнер по работе, как невозможно проконтролировать его действия. А на карту поставлена жизнь.
Если не Леня, то кто?
Как назло, другие варианты к спасению на ум не шли, уж больно хорошим виделся этот. В магазине было все, чтобы уйти: необходимые компоненты, старая микроволновая печь, в которой компаньоны частенько разогревали бутерброды, порой готовили пиццу, — там было то, без чего дальнейшие действия виделись пустыми. Да, выбирать не из чего.
Последнее время Араб задействовал в работе немало людей. Умение использовать нужных людей в нужное время и есть искусство. По большому счету, этим определяется классность специалиста.
Кто? Кто может помочь?
Леня все еще на проводе, не кладет трубку. Женщины с возрастающей тревогой наблюдают за изменившимся лицом их спасителя.
Нет, среди знакомых никого не найти по той причине, что их осталось совсем ничего, друзей нет и в помине, последний имел репутацию человека никто и, по определению, канул в никуда. Вначале он виделся врагом, а после разговора с Василием Ефимовичем стал просто жалок. И если невозможно найти нужного человека среди друзей, ищи среди врагов. Лев так и сделал, попросив помощи у Иванова. Но...
«...на станции его кто-то огрел по голове, забрали деньги, телефон. С ним все в порядке, еще вчера его выписали из больницы» — это были едва ли не последние слова Василия Ефимовича Шерстнева, с пренебрежением отозвавшегося о Борисе Левине. И тут же в голове всплыли другие слова, на сей раз самого Бориса. Голос пьяный, но решительный и, несмотря на это, представляющий Левина в ином свете. Его голос прерывал невидимую, но прочную связь со стариком, взявшим его в клещи. Благородством тут не пахло, но Борис тогда был способен на поступок.
«Лева, ты многого не знаешь... Ты, я и Василий Ефимович. Треугольник опрокинулся, Лева!»
Опрокинутый треугольник...
Лев попросил помощника подождать следующего телефонного звонка и цифру за цифрой набирал номер телефона Бориса Левина. Только бы он был дома, несколько раз повторил Радзянский и облегченно выдохнул, когда услышал знакомый голос и свой, показавшийся неродным.
— Боря, здравствуй. Это я, Лев. Мне нужна твоя помощь.
— ...Я действительно тебе нужен, Лев?
— Да, Боря. Но только по одной причине: ты нужен мне, поскольку у меня безвыходное положение.
— А разве это плохо, Лев?
«Да, ты прав, Боря, тысячу раз прав».
У Радзянского не хватило духу поблагодарить Левина. Его глаза затуманились, когда он попрощался с другом.
Не теряя времени, Лев вынул из кармана «черную пелену» и поставил перемычки в положение, соответствующее номеру нового сотового телефона Бориса Левина.
Людмила Грязнова с чувством легкого помешательства слушала идиотские поручения Радзянского, а теперь смотрела, как он берет со стола курительную трубку Руслана, внимательно осматривает ее, нюхает, затем достает из кармана корейский бальзам и спичкой наносит на трубку. «Нет, видно, у него действительно лампочка стряхнулась. — Людмила поглядела на его голову. — Совсем свихнулся в своем Египте, бальзамирует все подряд».
— А... простите... зачем вы, Лев Платонович, вот это... — Она указала на баночку и придала глазам любознательное выражение. — Вообще, что это? По запаху вроде бальзам.
— Это мазь Радзянского. — Лев предостерегающим жестом остановил следователя, потянувшуюся к «звездочке». — Не трогайте. Эта мазь мгновенно впитывается в кожу и кровь и наносит организму непоправимый ущерб. Кстати, если Руслан неожиданно и навсегда покинет ваш городок, вы с Олегом выкрутитесь?
— Выкрутимся, если Руслан сдохнет, — на нормальном русском ответила Грязнова, — а Левкоева упекут за решетку.
— Обещаю, что сдохнет.
— Сегодня?
— Если вернется сегодня, значит, сегодня.
— Знаете, Лев Платонович, я, конечно, верю в силу вашего чудодейственного препарата. С трудом, но могу убедить себя, что только от одного телефонного звонка Руслана хватит удар. Что, если вывернуть лампочку в Москве, то в Гемлике вырубится электричество. А на простое, на совсем простенькое у вас ума не хватает? Например, мне понравилось, как вы разобрались с охранниками — застрелили, и все! Ну неужели нельзя действовать просто?
— Порой нельзя. Особенно когда поджимает время. — Лев разобрал аппарат, присоединил плату, поставил на место пластит и взрыватель. — Поедем на моей машине или будем ловить попутку?
— Можно на моей. — Людмила взяла со стола свою сумочку и проверила, на месте ли ключи и удостоверение.