Страница:
— А если я знаю и то, и это?
— Не признавайся сразу. Пуская думает, что он первооткрыватель. Больше любить будет.
— Тогда почему ты меня не подготовила к свиданию? Я бы не наделала этих ошибок!
Я его больше не увижу! — расплакалась Катя.
— Кать, я не думала, что ты не умеешь общаться с мужиками. У тебя же их десятки, сама рассказывала. Вот я и решила, что у тебя с ними все в порядке, просто они тебе быстро надоедают. Я до знакомства с Шуриком такая же была. Все быстро надоедали. У меня даже был личный рекорд — один надоел уже через пятнадцать минут. И я свалила. Представляешь, за пятнадцать минут он мне трижды сказал: «А звезды блестят» и трижды «А поезда едут…». С претензией на романтичность. А рожа при этом глупая — глупая…
— Про десятки я трепалась. На самом деле я уже сто лет не ходила на свидания.
— Да, подруга, в этом деле нужна практика, — безжалостно заявила Ирина.
— А исправить уже ничего нельзя? — жалобно заныла Катерина. — И зачем я только вспомнила про стоматолога Агеева, Петюнчика из травмы или Семенищева с его рентгеном? Ведь на самом деле мне на них наплевать! Да и на Кормушкина тоже наплевать. Я и так тогда от него бежала быстрее лани. Но Олег такой! Такой!..Ирка, я в него так влюбилась и все сама испортила! — Катерина опять залилась слезами.
— Слушай, Кать, — задумчиво погладила подругу по голове Ирина. — У тебя гордость есть?
— Нету. Я готова сейчас на все, чтобы он опять позвал меня на свидание.
— И отлично. Умница. Какая на фиг гордость, когда сердце разрывается от неразделенной любви? Начнем исправлять ошибки.
— А получится? — с надеждой спросила Катя, заглядывая в глаза Ирины.
— Не знаю, — честно призналась та. — Но попытаться нужно. Для начала позвони и скажи, что обычно от волнения ты несешь всякую чепуху. Что к свиданию ты отнеслась очень ответственно, но переволновалась. Скромная, значит, очень. Скажи, что боишься, что он тебя неправильно понял. Одним словом — ты совсем другая. Я думаю — он заинтересуется, какая ты на самом деле. Женщина ведь может быть всякой — сегодня она добрая, а завтра стерва. Сейчас нежно поцелует, а через пять минут ей вожжа под хвост попадет и она может так рявкнуть! В принципе, мужчины к таким переменам всегда готовы. Им это даже интересно. У меня есть приятельница, недавно с французом разговаривала, она переводчица. Спрашивает у него: а как вам русские женщины? А он ей: они такие необыкновенные, хотя и странные — одновременно и нежные, и жесткие. Это взгляд на нас со стороны. Видишь, им нравятся женщины, в которых все понамешано. Я имею ввиду умных мужчин. А если он дурак — он нам не нужен, правда, Катюша?
— А что сказать про этих, про которых я наплела ему с три короба?
— Скажи, что не придаешь их ухаживаниям никакого значения. А то если ничего не говорить, он подумает, что ты их придумала. Дескать — никто за тобой не бегает, значит ты никому не интересна. Это тоже плохо. Умным мужчинам важно, чтобы их женщина была интересна и другим. У них тогда повышается самооценка.
— А как ты думаешь, еще не поздно позвонить? А то я не усну. А завтра все перегорит и я забуду твои умные наставления.
Ирина посмотрела на часы и вздохнула.
— Вообще-то в одиннадцать ночи звонить не очень прилично. Вдруг он встает в шесть утра? Но с другой стороны ты и так все испортила, дальше ехать некуда. Давай, звони, — разрешила Ирина. — Может, он тоже о тебе сейчас думает. Пытается разгадать твою загадочную душу. Будет ему нечаянная радость.
— Особенно если он думает, какая я дура. А тут как раз и подтверждение.
— Нет, это как раз подтверждение твоего необыкновенного ума — склонность к самоанализу и самокритике. Умный мужчина это всегда оценит.
— Ой, хоть бы он не был дураком! — взмолилась Катя и сложила ладошки, прижав их к груди, как кающаяся Магдалина.
— Жаль, что ты этого не успела понять, все-таки вы вместе провели два часа! — укоризненно заявила Ирина. — Ладно, не теряй времени, иди звонить.
Катя прихватила телефон и пошла с ним в ванную, закрыв за собой все двери. Лицо у нее было испуганное и напряженное. Ирина решила не спать и подождать, чем же закончится разговор с Олегом. Если он решит бортануть подругу, надо будет ее утешать. Ирина закрыла глаза, привычно представила любимое лицо Шурика, его улыбку, замечательные глаза, в которых увидела любовь и нежность. Где бы он не был, что бы сейчас не делал, она любила его и очень надеялась, что он вспоминает ее и жалеет, что так по-глупому сбежал из дома. Обиды уже никакой не было, и даже досада улетучилась. Она вдруг поняла, что Шурик уехал только потому, что она ему очень дорога, и одна мысль о том, что она может влюбиться в другого мужчину, была для него мучительной и невыносимой. И только теперь ее пронзила мысль, как же ему было тяжело, когда он застал ее с Антоном вдвоем, хотя ничего предосудительного между ними не было. «Что же он пережил, бедняга! Бедный, бедный Шурик! Что же я натворила!» — думала Ирина и готова была уже расплакаться, как в комнату влетела Катька, опять нырнула под ее одеяло и затормошила подругу:
— Ирка, он все понял! Он умный! Какое счастье! Я еще никогда не встречала мужчин с такой тонкой душевной организацией! Я правильно выразилась? Мне теперь придется учить много умных слов, чтобы соответствовать его уровню. Правильно я придумала? — Она сияла от счастья и едва не хлопала в ладоши. — Знаешь, кем он был раньше? Никогда не поверишь!
— Психологом?
— Откуда ты знаешь? — вытаращилась на нее Катерина.
— Догадалась… — тонко улыбнулась Ирина. — Ну и что? Чем закончился твой самоанализ и исправление ошибок?
— Он сказал, что будет считать часы до нашей встречи! Мы с ним завтра встречаемся угадай где?
— В кабинете психоаналитика?
— А вот и не угадала! В зоопарке! Он зверей любит, особенно бегемотов.
Катерина готова была обнять весь мир, спать она и не собиралась и Ирине пришлось буквально выталкивать подругу из постели.
— Катя, нам завтра рано вставать, угомонись ради Бога!
— Ты не горюй, — вдруг переменила тему Катя. — Шурик тоже умный. Он обязательно вернется.
— Я знаю, — тихо ответила Ирина. — Я так соскучилась по нему!
14
15
— Не признавайся сразу. Пуская думает, что он первооткрыватель. Больше любить будет.
— Тогда почему ты меня не подготовила к свиданию? Я бы не наделала этих ошибок!
Я его больше не увижу! — расплакалась Катя.
— Кать, я не думала, что ты не умеешь общаться с мужиками. У тебя же их десятки, сама рассказывала. Вот я и решила, что у тебя с ними все в порядке, просто они тебе быстро надоедают. Я до знакомства с Шуриком такая же была. Все быстро надоедали. У меня даже был личный рекорд — один надоел уже через пятнадцать минут. И я свалила. Представляешь, за пятнадцать минут он мне трижды сказал: «А звезды блестят» и трижды «А поезда едут…». С претензией на романтичность. А рожа при этом глупая — глупая…
— Про десятки я трепалась. На самом деле я уже сто лет не ходила на свидания.
— Да, подруга, в этом деле нужна практика, — безжалостно заявила Ирина.
— А исправить уже ничего нельзя? — жалобно заныла Катерина. — И зачем я только вспомнила про стоматолога Агеева, Петюнчика из травмы или Семенищева с его рентгеном? Ведь на самом деле мне на них наплевать! Да и на Кормушкина тоже наплевать. Я и так тогда от него бежала быстрее лани. Но Олег такой! Такой!..Ирка, я в него так влюбилась и все сама испортила! — Катерина опять залилась слезами.
— Слушай, Кать, — задумчиво погладила подругу по голове Ирина. — У тебя гордость есть?
— Нету. Я готова сейчас на все, чтобы он опять позвал меня на свидание.
— И отлично. Умница. Какая на фиг гордость, когда сердце разрывается от неразделенной любви? Начнем исправлять ошибки.
— А получится? — с надеждой спросила Катя, заглядывая в глаза Ирины.
— Не знаю, — честно призналась та. — Но попытаться нужно. Для начала позвони и скажи, что обычно от волнения ты несешь всякую чепуху. Что к свиданию ты отнеслась очень ответственно, но переволновалась. Скромная, значит, очень. Скажи, что боишься, что он тебя неправильно понял. Одним словом — ты совсем другая. Я думаю — он заинтересуется, какая ты на самом деле. Женщина ведь может быть всякой — сегодня она добрая, а завтра стерва. Сейчас нежно поцелует, а через пять минут ей вожжа под хвост попадет и она может так рявкнуть! В принципе, мужчины к таким переменам всегда готовы. Им это даже интересно. У меня есть приятельница, недавно с французом разговаривала, она переводчица. Спрашивает у него: а как вам русские женщины? А он ей: они такие необыкновенные, хотя и странные — одновременно и нежные, и жесткие. Это взгляд на нас со стороны. Видишь, им нравятся женщины, в которых все понамешано. Я имею ввиду умных мужчин. А если он дурак — он нам не нужен, правда, Катюша?
— А что сказать про этих, про которых я наплела ему с три короба?
— Скажи, что не придаешь их ухаживаниям никакого значения. А то если ничего не говорить, он подумает, что ты их придумала. Дескать — никто за тобой не бегает, значит ты никому не интересна. Это тоже плохо. Умным мужчинам важно, чтобы их женщина была интересна и другим. У них тогда повышается самооценка.
— А как ты думаешь, еще не поздно позвонить? А то я не усну. А завтра все перегорит и я забуду твои умные наставления.
Ирина посмотрела на часы и вздохнула.
— Вообще-то в одиннадцать ночи звонить не очень прилично. Вдруг он встает в шесть утра? Но с другой стороны ты и так все испортила, дальше ехать некуда. Давай, звони, — разрешила Ирина. — Может, он тоже о тебе сейчас думает. Пытается разгадать твою загадочную душу. Будет ему нечаянная радость.
— Особенно если он думает, какая я дура. А тут как раз и подтверждение.
— Нет, это как раз подтверждение твоего необыкновенного ума — склонность к самоанализу и самокритике. Умный мужчина это всегда оценит.
— Ой, хоть бы он не был дураком! — взмолилась Катя и сложила ладошки, прижав их к груди, как кающаяся Магдалина.
— Жаль, что ты этого не успела понять, все-таки вы вместе провели два часа! — укоризненно заявила Ирина. — Ладно, не теряй времени, иди звонить.
Катя прихватила телефон и пошла с ним в ванную, закрыв за собой все двери. Лицо у нее было испуганное и напряженное. Ирина решила не спать и подождать, чем же закончится разговор с Олегом. Если он решит бортануть подругу, надо будет ее утешать. Ирина закрыла глаза, привычно представила любимое лицо Шурика, его улыбку, замечательные глаза, в которых увидела любовь и нежность. Где бы он не был, что бы сейчас не делал, она любила его и очень надеялась, что он вспоминает ее и жалеет, что так по-глупому сбежал из дома. Обиды уже никакой не было, и даже досада улетучилась. Она вдруг поняла, что Шурик уехал только потому, что она ему очень дорога, и одна мысль о том, что она может влюбиться в другого мужчину, была для него мучительной и невыносимой. И только теперь ее пронзила мысль, как же ему было тяжело, когда он застал ее с Антоном вдвоем, хотя ничего предосудительного между ними не было. «Что же он пережил, бедняга! Бедный, бедный Шурик! Что же я натворила!» — думала Ирина и готова была уже расплакаться, как в комнату влетела Катька, опять нырнула под ее одеяло и затормошила подругу:
— Ирка, он все понял! Он умный! Какое счастье! Я еще никогда не встречала мужчин с такой тонкой душевной организацией! Я правильно выразилась? Мне теперь придется учить много умных слов, чтобы соответствовать его уровню. Правильно я придумала? — Она сияла от счастья и едва не хлопала в ладоши. — Знаешь, кем он был раньше? Никогда не поверишь!
— Психологом?
— Откуда ты знаешь? — вытаращилась на нее Катерина.
— Догадалась… — тонко улыбнулась Ирина. — Ну и что? Чем закончился твой самоанализ и исправление ошибок?
— Он сказал, что будет считать часы до нашей встречи! Мы с ним завтра встречаемся угадай где?
— В кабинете психоаналитика?
— А вот и не угадала! В зоопарке! Он зверей любит, особенно бегемотов.
Катерина готова была обнять весь мир, спать она и не собиралась и Ирине пришлось буквально выталкивать подругу из постели.
— Катя, нам завтра рано вставать, угомонись ради Бога!
— Ты не горюй, — вдруг переменила тему Катя. — Шурик тоже умный. Он обязательно вернется.
— Я знаю, — тихо ответила Ирина. — Я так соскучилась по нему!
14
Мать двигалась по комнате бесшумно, но Валерка все равно проснулся от топота в коридоре. Опять соседский Илюшка носится по коридору общежития, как угорелый. Сколько раз Валерка угрожал этому мелкому, что переломает ему ноги, тот все равно каждое утро начинал с того, что принимался бегать из конца в конец по дощатому настилу, пока его не отлавливала мамаша и не отводила в детский сад. Остальные соседи хотя и не считались с теми, кто по утрам не спешил вставать, ногами не топали и лишний шум не поднимали. Общага жила обычной жизнью: слышались разговоры, хлопанье дверей, в кухне гремели посудой и обсуждались утренние новости — привычные звуки коммунальной жизни, к которым Валерка давно уже привык. Глаза он решил не открывать, чтобы мать думала, что он спит и не дергала его зазря. Вот сейчас она уйдет на работу и можно будет поспать еще. Он стал переворачиваться на другой бок, чтобы поудобнее устроиться, левая рука под ним онемела и хотелось сменить положение. Мать как раз собралась выходить из комнаты и оглянулась. Каким-то образом она догадалась, что сын не спит.
— Валерик, хватит притворяться, вставай уже. Сегодня поедешь к дяде Жорику, поможешь ему. Хоть какие-то деньги заработаешь, лоботряс. Сколько можно на материной шее сидеть, захребетник чертов!
Мать ругала его беззлобно, скорее по привычке. С тех пор как Валерка, едва закончив девятый класс, перевелся в вечернюю школу, но довольно быстро был оттуда изгнан, мать всегда разговаривала с ним подобным тоном. Парню уже семнадцать, мог бы по мере сил вносить свой вклад в семью, а он только бока отлеживает до обеда, а потом где-то шатается до глубокой ночи. Иногда ей удавалось заставить его все-таки заняться делом. Муж ее подружки Маринки, автослесарь Жорик, жалел и ее, и Валерку — пускал парня в авторемонтную мастерскую мыть машины и платил какую-то мелочь. На более серьезные дела у Валерки мозгов не хватало — так считали и мать, и тетя Маринка, и дядька Жорик, и все соседи, и учителя из обеих школ. Валерка затаил на них на всех обиду и мечтал, что когда разбогатеет, утрет им всем нос. Он много раз обдумывал, как он это сделает, но каждый раз забывал, что же он придумал в прошлый раз. Это было даже хорошо. Потому что каждый раз можно было придумать что-нибудь новое. То он подъезжает к общаге на собственном белом «мерсе», то его выбирают от района в депутаты, то у него собственный ларек, где полным-полно жвачек и «Пепси-колы». А еще, говорят, очень выгодно копать могилы на кладбище, только туда очень трудно попасть, надо знакомства иметь. Еще неплохо инкассатором работать, у них деньги мешками каждый день. Не может такого быть, чтобы хоть один мешок нельзя было припрятать. О чем бы Валерка не мечтал, он всегда был богатый и успешный, а все эти дядьки, тетки, мамка и соседи просили у него прощение за то, что вовремя не разглядели, какой Валерик молодец.
— Ладно, щас встану, — пробурчал он и натянул на голову одеяло. Мать вернулась через пять минут и сорвала с него одеяло.
— Вставай, чудо-юдо. Если не принесешь сегодня денег, завтра жрать не дам. Понял? — мать уже начала раздражаться и Валерка решил ее не сердить. А то могла врезать так, что мало не покажется.
— Иду, иду… — он нехотя вылез из-под одеяла и потянулся так, что захрустели суставы.
Когда он спустил с дивана ноги, мать мельком глянула и заорала:
— Когда же ты ноги свои помоешь, паразит? И в чистую постель с такими ногами!
Валерка быстро спрятал ноги под диван. Он терпеть не мог мыться. И даже когда мать чуть ли не палкой загоняла его в ванную, ожесточенно драил голову и грудь — то, что находилось поближе. Остальные части тела были ниже, силы его иссякали уже на животе, поэтому ноги он фактически не мыл. Считал — вода по ним и так стекает. Хватит с них. И сразу надевал носки. Не станет же мать снимать с него носки и проверять — чистые ноги или грязные.
Когда мать наконец ушла и Валерка решил уже ехать в авторемонтную мастерскую, на улице у подъезда его остановил Замок. Интересно, как он догадался, что Валерка сейчас выйдет из дому? Всегда его находит, где бы он не был. Как будто следит за ним. Хотя вряд ли. Замок человек занятой, не станет он такой дребеденью заниматься — выслеживать младшего приятеля.
— Куда пилишь, дефективный?
— Мать велела к Жорику ехать, деньги нужны.
— Ну ты точно ни хрена не соображаешь, — рассмеялся Замок. — Мало я тебе отвалил?
— Так мать велела…
— И ты будешь спину гнуть на этих козлов? Давай лучше в бар заглянем, посидим нормально. А вечером пойдешь да наваришь, придурок.
И то правда. На кой к Жорику тащиться, когда деньги и так есть? Валерик как-то не привык еще, что деньги у него теперь были постоянно. Но одно дело заработать их у Жорика и совсем другое получить их от Замка. Деньги от Жорика он отдавал матери, а она уже выделяла ему на мороженое или на «Пепси-Колу». А деньги от Замка приходилось прятать, потому что они были другие. Валерка так и называл их — другие. Он и тратил их неохотно, пару раз сходил в кино и посидел с Замком в баре.
— Слушай, Валерка, а как тебе машины доверяют мыть? — поинтересовался Замок. — Ты же их покарябать можешь. Если бы у меня была тачка, я бы тебе ее ни за что не доверил.
— Я из шланга мою, — буркнул Валерка и обиделся на Замка. Потому что очень гордился своими длинными ногтями и дорожил ими, и если кто-то выражал свое удивление или того хуже — насмехался над его гордостью, он того начинал не любить.
В баре посидели хорошо, пива попили, поболтали, Замок рассказывал всякие интересные истории из тюремной жизни, хвастался, какой он крутой и жаловался, что за сережки, которые ему принес в последний раз Валерка, барыга мало отвалил бабла. Валерка уже слышал это, потому что и ему Замок в тот раз дал немного денег. В прошлые разы было больше. И когда он спросил у старшего друга, почему так мало, тот пояснил:
— Пробы у золота разные бывают, понял? Есть высокая, а есть копеечная. Вот ты копеечные сережки у той бабы и выдернул.
Раз Замок так говорит, значит так оно и есть, он в тюрьме сидел, жизнь знает.
Когда стало темнеть, Замок проинструктировал Валерку:
— Район смени, буратино. А то все на одном пятачке топчешься. Менты заприметят и заметут. И присматривайся к бабам, за первой попавшейся не беги. Посмотри на ее сумочку, если по виду побогаче — тогда и налетай. А то возни много, а бабла с гулькин нос. Я ведь тоже рискую. Сбывать ворованное — это тоже статья. Понял?
Валерка все понял. Но как быть, когда бабы с дорогими сумочками не попадаются? Да и вообще, как понять — дорогая она или нет? На ней же цена не написана. И Валерик выбирал тех, кто шел медленно, задумчиво, или с виду какая нибудь тетка была грузная, еще лучше — если прихрамывала. Тогда и справиться с ними легче. И сил у них мало, догнать не смогут.
— Слушай, ты, бацилла, ногти свои состриги. Они ж работать мешают, — сказал Замок на прощанье.
Ногти и вправду мешали. Он с первой бабкой справился бы гораздо быстрее, но ногти мешали захватить ее куриную шею. Очень боялся их сломать Валерка. А теперь состричь? Хрена ему, этому Замку. Валерка так долго их отращивал не для того, чтобы по первому слову своего случайного приятеля избавляться от них. Он отрицательно мотнул головой, волосы взметнулись и опять упали на плечи. Валерка считал, что выглядит очень круто — ни у кого в округе не было ни таких ногтей, ни такого причесона. Девки на него смотрели и улыбались, но почему-то стоило ему заговорить с ними, убыстряли шаг. Валерка сразу терял к таким интерес. Если бы они его по-настоящему интересовали, то закадрил бы уже давно какую-нибудь. Но с девками хлопот много, всем им деньги нужны от пацанов. Вот сейчас у него есть деньги, а если не будет? Он когда-то уже пытался закадрить и Светку Кудрявую, и Танюшку из соседнего подъезда, но они как сговорились — каждая начинала хохотать, а потом садить подколки. И пацаны потом над ним смеялись. Ну их всех на хрен. Тоже мало радости слушать, как его то ушатым недогоном дразнят, то грозятся начистить хавальник…
Валерка попрощался с Замком и пошел шататься по улицам. Народу еще было многовато, хотя рабочий день давно уже закончился и пора бы им всем разбредаться по хазам. Во дворах тоже одинокие что-то не появлялись. Замок вроде говорил сменить район. А на кой, если ни разу ему менты не попадались? У бабок со страху рты заклинивало, за привидение его, наверное, принимали. Валерка с удовольствием вспомнил, как своим леденящим хохотом чуть не отправил одну старуху на тот свет, она даже глаза прикрыла, но ручки сложить не успела. Только ножки откинула. Он беззвучно засмеялся и сел на край песочницы. Кто-то из детишек оставил пластмассовое ведерко и Валерка от нечего делать начать лепить из песка куличики. Понравилось, песок был сырой после недавнего дождика, и куличики получались все как на подбор ровненькие, прямо заглядение. Он любовно погладил их — штук десять наставил на бортике песочницы. То-то завтра какой-нибудь мелкий обрадуется, увидев такую красоту. А чтобы больше ни у кого таких гладеньких куличиков не получилось, он поставил ведерко на бортик песочницы и топнул по нему ногой. Ведерко с хрустом лопнуло и Валерка раскидал обе половинки в разные стороны. Делать больше было нечего и он стал озираться по сторонам. Двор опустел на глазах, а вон и одинокая женщина появилась. Не пожилая, идет быстро, легко, но зато сумочка у нее дорогая — блестит под фонарем, словно драгоценными камнями украшена. Валерка насторожился и медленно встал со скамеечки. Когда она подощла поближе, он увидел, что это девушка. Неясное сомнение зародилось в его душе. Стоит ли связываться с ней? Идет так быстро, как спортсменка. Убежать сможет, а то еще и заорать. Но сумочка притягивала взгляд и он как завороженный пошел следом. Песок под ногами заглушал его шаги, а девушка наоборот — цокала своими каблучками по асфальту, по сторонам не смотрела и шагала прямо по направлению к крайнему подъезду. И когда он убедился, что она заворачивает именно туда, сорвался с места и в три прыжка настиг ее. Девушка оглянулась и Валерка ударил ее кулаком прямо в лицо. Она вскрикнула, но Валерка уже сорвал с ее шеи цепочку. Почему-то он замешкался, у девушки были длинные волосы и сходу он не разглядел, есть ли в ее ушах сережки. А то бы он и их до кучи сорвал. Но девчонка оказалась прыткой, сунула руку в свою дорогую сумочку и вытащила какой-то продолговатый предмет. Валерка ничего не успел сообразить, как она прыснула ему в лицо какой-то дрянью. Глаза чуть не взорвались от жгучей боли. Он схватился руками за лицо и рухнул на асфальт. А эта сволочь выхватила из его рук цепочку и слиняла. Когда Валерка наконец смог разлепить глаза, девчонки не было. Как говорил Замок в таких случаях — накрылась зонтиком. Он шатаясь побрел на улицу, понимая, что надо скорее смываться. Если она такая прыткая, наверное, и ментов уже вызвала. Глаза продолжало жечь, слезы текли безостановочно и он пытался промыть их слюнями, но и их надолго не хватило. Скорее бы дойти домой — думал он, шатаясь, как пьяный. Немногочисленные прохожие опасливо его обходили. Наконец увидел родные стены общаги — их обшарпанный вид в этот раз не вызвал в нем обычную тоску. Наконец он дома. Но главное теперь не попадаться на глаза матери. А то доконает его расспросами. Валерка тихонько зашел в квартиру и бросился в ванную. Там он промывал глаза с полчаса под возмущенные вопли бабки Анны Федоровны. Она стояла под дверью и настырно допытывалась, кто это так надолго застрял в ванной, когда уже давно ее очередь.
— Подавись своей ванной, — в сердцах выпалил он, наконец выходя из ванной и закрывая руками от нее лицо.
— Совсем совесть потерял, — обрушилась с руганью на него бабка и больно стукнула костяшками пальцев по затылку.
— Старая ведьма, — пробурчал он себе под нос, но так, чтобы она слышала.
— Дебил проклятый! — тут же отозвалась бабка и захлопнула за собой дверь, опасаясь этого придурка. Отрастил когти, и как только ему мать позволяет в таком виде на люди выходить. А волосы? Кто из парней с такими длинными волосами ходит? Только последние идиоты, у которых ума нет, так они за счет волос себя утверждают… Был бы он ее внуком, ночью под машинку остригла бы.
Валерка рассчитывал незаметно проскользнуть в комнату, надеясь, что мать уже спит.
— Что там бабка разоралась? — услышал он сонный голос матери, когда зашел в комнату, не включая свет. Она уже лежала в своей постели и голос Анны Федоровны разбудил ее.
— А хрен ее знает, все ей не нравится, — буркнул Валерка и быстренько нырнул в постель, чтобы мать ни о чем не расспрашивала его.
— Ноги помыл? — на автомате спросила мать.
— Помыл, — соврал он уверенно, зная, что уставшая за день мать ни за что не встанет, чтобы проверить. Хоть бы уснула уже поскорее, не донимала его расспросами.
— Деньги Жорик дал? — все-таки спросила она. Еще глаз не продрала — и уже о деньгах, — подумал он возмущенно.
— Дал, дал, — соврал Валерка, лишь бы она отстала от него. И когда мать затихла, он засунул руку под обивку дивана и вытащил стопочку денежных купюр — поднес их близко к глазам, рассматривая рисунки и раздумывая, сколько же положить на стол. Эту — «пятихатку» — или пару стольников. Подумал, что мать обрадуется, когда увидит «пятихатку» и положил на середину стола, чтобы сразу с утра в глаза бросилась, может, и не станет тогда будить его спозаранку. Все-таки утомительное дело бомбить баб. Замок где-то тусуется, сто пудов кайф ловит, а ему приходится шестерить… Но с другой стороны — кто ему еще даст денег почти за так? Все это рыжье ничего не стоит, пока болтается в ушах этих старух. А стоит попасть в его руки, а потом в руки Замка — глядь и Валерке что-то перепадет. Вот с девчонкой облом вышел. Но он ее запомнил. Еще попадется она ему, так ей загонит шило в спину, не обрадуется. И цепочку снимет, и сумочку отберет. А что если потом ее в подъезд затащить? Надо проверить, есть ли там подвал и не висит ли на двери замок. А что он — с замком не справится? Надо спросить завтра у Замка (Валерка тихо хихикнул, ему понравилось, что у Замка надо спрашивать про замок), не осталось ли у него фомки или лома, чтобы замок взломать. У Валерки от напряжения перемешались все мысли. Он уже забыл очередность предстоящих дел. Все таки шарить мозгами — это не его ремесло. Лучше посоветоваться с Замком, завтра они встретятся, он и даст наколку.
Надежды Валерки оправдались. Когда он проснулся в двенадцатом часу, мать уже умотала на свою фабрику, деньги взяла и будить его не стала. Правда, задорого он откупился, но надо же иногда себя и мужчиной показать.
Но Замок в этот раз почему-то был не в духе. Сначала начал катить бочку на Валерку, почему он прошляпил богатую девку. Потом еще пуще отколбасил за попытку Валерки объяснить, что ему от Замка надо.
— Какая тебе фомка? По тебе уже давно дурка плачет, а ты тут расклад строишь. Девка теперь, небось, одна и ходить не будет. А ну как наружку менты поставят? Ты и так уже на весь район засветился. Никакой фантазии. Все по одному кругу ходишь, кисель в коробке.
Почему кисель и почему в коробке, Валерка не понял. Но понял, что расклад придумал плохой, раз Замок пустил такую пену. Выходит, девка так и будет ходить безнаказанная. В том дворе нечего и появляться, не то, что выяснять — есть там подвал или нет. Он тоже не пальцем сделанный, в лапы к ментам попадать не желает. Говорят, они такой гуляш по почкам могут устроить, что все выложишь, что было и чего не было. А если он расколется про Замка, то тот его тоже достанет, а он крутой, зря базарить не будет. Так что лучше не дергаться.
Замок велел Валерке не тянуть резину и выходить на дело сегодня же. А то он, Замок, найдет себе другого кореша и будет прикармливать его, и сам всегда при бобах будет. А Валерка пускай крючится над чужими машинами за копейки и колбаситься от счастья.
— Ну че рожа тряпкой? Я тебя еще не кинул, — утешил он напоследок Валерку, который слушал его с кислой миной. — Но ты того, учти свои ошибки, если твоя жизнь тебе не до балды.
— Ладно, пойду сегодня, — пообещал Валерик, совершенно уничтоженный критикой Замка, а еще больше — испуганный его угрозами. Всю жизнь крючиться над чужими машинами он не хотел. Бабки можно зарабатывать и другим способом. Замок посоветовал, он попробовал — и получилось. А если получается, чего еще надо? От добра добра не ищут — вспомнил он пословицу Замка и понял ее буквально. Если добро само идет в руки, то зачем искать другое?
— Валерик, хватит притворяться, вставай уже. Сегодня поедешь к дяде Жорику, поможешь ему. Хоть какие-то деньги заработаешь, лоботряс. Сколько можно на материной шее сидеть, захребетник чертов!
Мать ругала его беззлобно, скорее по привычке. С тех пор как Валерка, едва закончив девятый класс, перевелся в вечернюю школу, но довольно быстро был оттуда изгнан, мать всегда разговаривала с ним подобным тоном. Парню уже семнадцать, мог бы по мере сил вносить свой вклад в семью, а он только бока отлеживает до обеда, а потом где-то шатается до глубокой ночи. Иногда ей удавалось заставить его все-таки заняться делом. Муж ее подружки Маринки, автослесарь Жорик, жалел и ее, и Валерку — пускал парня в авторемонтную мастерскую мыть машины и платил какую-то мелочь. На более серьезные дела у Валерки мозгов не хватало — так считали и мать, и тетя Маринка, и дядька Жорик, и все соседи, и учителя из обеих школ. Валерка затаил на них на всех обиду и мечтал, что когда разбогатеет, утрет им всем нос. Он много раз обдумывал, как он это сделает, но каждый раз забывал, что же он придумал в прошлый раз. Это было даже хорошо. Потому что каждый раз можно было придумать что-нибудь новое. То он подъезжает к общаге на собственном белом «мерсе», то его выбирают от района в депутаты, то у него собственный ларек, где полным-полно жвачек и «Пепси-колы». А еще, говорят, очень выгодно копать могилы на кладбище, только туда очень трудно попасть, надо знакомства иметь. Еще неплохо инкассатором работать, у них деньги мешками каждый день. Не может такого быть, чтобы хоть один мешок нельзя было припрятать. О чем бы Валерка не мечтал, он всегда был богатый и успешный, а все эти дядьки, тетки, мамка и соседи просили у него прощение за то, что вовремя не разглядели, какой Валерик молодец.
— Ладно, щас встану, — пробурчал он и натянул на голову одеяло. Мать вернулась через пять минут и сорвала с него одеяло.
— Вставай, чудо-юдо. Если не принесешь сегодня денег, завтра жрать не дам. Понял? — мать уже начала раздражаться и Валерка решил ее не сердить. А то могла врезать так, что мало не покажется.
— Иду, иду… — он нехотя вылез из-под одеяла и потянулся так, что захрустели суставы.
Когда он спустил с дивана ноги, мать мельком глянула и заорала:
— Когда же ты ноги свои помоешь, паразит? И в чистую постель с такими ногами!
Валерка быстро спрятал ноги под диван. Он терпеть не мог мыться. И даже когда мать чуть ли не палкой загоняла его в ванную, ожесточенно драил голову и грудь — то, что находилось поближе. Остальные части тела были ниже, силы его иссякали уже на животе, поэтому ноги он фактически не мыл. Считал — вода по ним и так стекает. Хватит с них. И сразу надевал носки. Не станет же мать снимать с него носки и проверять — чистые ноги или грязные.
Когда мать наконец ушла и Валерка решил уже ехать в авторемонтную мастерскую, на улице у подъезда его остановил Замок. Интересно, как он догадался, что Валерка сейчас выйдет из дому? Всегда его находит, где бы он не был. Как будто следит за ним. Хотя вряд ли. Замок человек занятой, не станет он такой дребеденью заниматься — выслеживать младшего приятеля.
— Куда пилишь, дефективный?
— Мать велела к Жорику ехать, деньги нужны.
— Ну ты точно ни хрена не соображаешь, — рассмеялся Замок. — Мало я тебе отвалил?
— Так мать велела…
— И ты будешь спину гнуть на этих козлов? Давай лучше в бар заглянем, посидим нормально. А вечером пойдешь да наваришь, придурок.
И то правда. На кой к Жорику тащиться, когда деньги и так есть? Валерик как-то не привык еще, что деньги у него теперь были постоянно. Но одно дело заработать их у Жорика и совсем другое получить их от Замка. Деньги от Жорика он отдавал матери, а она уже выделяла ему на мороженое или на «Пепси-Колу». А деньги от Замка приходилось прятать, потому что они были другие. Валерка так и называл их — другие. Он и тратил их неохотно, пару раз сходил в кино и посидел с Замком в баре.
— Слушай, Валерка, а как тебе машины доверяют мыть? — поинтересовался Замок. — Ты же их покарябать можешь. Если бы у меня была тачка, я бы тебе ее ни за что не доверил.
— Я из шланга мою, — буркнул Валерка и обиделся на Замка. Потому что очень гордился своими длинными ногтями и дорожил ими, и если кто-то выражал свое удивление или того хуже — насмехался над его гордостью, он того начинал не любить.
В баре посидели хорошо, пива попили, поболтали, Замок рассказывал всякие интересные истории из тюремной жизни, хвастался, какой он крутой и жаловался, что за сережки, которые ему принес в последний раз Валерка, барыга мало отвалил бабла. Валерка уже слышал это, потому что и ему Замок в тот раз дал немного денег. В прошлые разы было больше. И когда он спросил у старшего друга, почему так мало, тот пояснил:
— Пробы у золота разные бывают, понял? Есть высокая, а есть копеечная. Вот ты копеечные сережки у той бабы и выдернул.
Раз Замок так говорит, значит так оно и есть, он в тюрьме сидел, жизнь знает.
Когда стало темнеть, Замок проинструктировал Валерку:
— Район смени, буратино. А то все на одном пятачке топчешься. Менты заприметят и заметут. И присматривайся к бабам, за первой попавшейся не беги. Посмотри на ее сумочку, если по виду побогаче — тогда и налетай. А то возни много, а бабла с гулькин нос. Я ведь тоже рискую. Сбывать ворованное — это тоже статья. Понял?
Валерка все понял. Но как быть, когда бабы с дорогими сумочками не попадаются? Да и вообще, как понять — дорогая она или нет? На ней же цена не написана. И Валерик выбирал тех, кто шел медленно, задумчиво, или с виду какая нибудь тетка была грузная, еще лучше — если прихрамывала. Тогда и справиться с ними легче. И сил у них мало, догнать не смогут.
— Слушай, ты, бацилла, ногти свои состриги. Они ж работать мешают, — сказал Замок на прощанье.
Ногти и вправду мешали. Он с первой бабкой справился бы гораздо быстрее, но ногти мешали захватить ее куриную шею. Очень боялся их сломать Валерка. А теперь состричь? Хрена ему, этому Замку. Валерка так долго их отращивал не для того, чтобы по первому слову своего случайного приятеля избавляться от них. Он отрицательно мотнул головой, волосы взметнулись и опять упали на плечи. Валерка считал, что выглядит очень круто — ни у кого в округе не было ни таких ногтей, ни такого причесона. Девки на него смотрели и улыбались, но почему-то стоило ему заговорить с ними, убыстряли шаг. Валерка сразу терял к таким интерес. Если бы они его по-настоящему интересовали, то закадрил бы уже давно какую-нибудь. Но с девками хлопот много, всем им деньги нужны от пацанов. Вот сейчас у него есть деньги, а если не будет? Он когда-то уже пытался закадрить и Светку Кудрявую, и Танюшку из соседнего подъезда, но они как сговорились — каждая начинала хохотать, а потом садить подколки. И пацаны потом над ним смеялись. Ну их всех на хрен. Тоже мало радости слушать, как его то ушатым недогоном дразнят, то грозятся начистить хавальник…
Валерка попрощался с Замком и пошел шататься по улицам. Народу еще было многовато, хотя рабочий день давно уже закончился и пора бы им всем разбредаться по хазам. Во дворах тоже одинокие что-то не появлялись. Замок вроде говорил сменить район. А на кой, если ни разу ему менты не попадались? У бабок со страху рты заклинивало, за привидение его, наверное, принимали. Валерка с удовольствием вспомнил, как своим леденящим хохотом чуть не отправил одну старуху на тот свет, она даже глаза прикрыла, но ручки сложить не успела. Только ножки откинула. Он беззвучно засмеялся и сел на край песочницы. Кто-то из детишек оставил пластмассовое ведерко и Валерка от нечего делать начать лепить из песка куличики. Понравилось, песок был сырой после недавнего дождика, и куличики получались все как на подбор ровненькие, прямо заглядение. Он любовно погладил их — штук десять наставил на бортике песочницы. То-то завтра какой-нибудь мелкий обрадуется, увидев такую красоту. А чтобы больше ни у кого таких гладеньких куличиков не получилось, он поставил ведерко на бортик песочницы и топнул по нему ногой. Ведерко с хрустом лопнуло и Валерка раскидал обе половинки в разные стороны. Делать больше было нечего и он стал озираться по сторонам. Двор опустел на глазах, а вон и одинокая женщина появилась. Не пожилая, идет быстро, легко, но зато сумочка у нее дорогая — блестит под фонарем, словно драгоценными камнями украшена. Валерка насторожился и медленно встал со скамеечки. Когда она подощла поближе, он увидел, что это девушка. Неясное сомнение зародилось в его душе. Стоит ли связываться с ней? Идет так быстро, как спортсменка. Убежать сможет, а то еще и заорать. Но сумочка притягивала взгляд и он как завороженный пошел следом. Песок под ногами заглушал его шаги, а девушка наоборот — цокала своими каблучками по асфальту, по сторонам не смотрела и шагала прямо по направлению к крайнему подъезду. И когда он убедился, что она заворачивает именно туда, сорвался с места и в три прыжка настиг ее. Девушка оглянулась и Валерка ударил ее кулаком прямо в лицо. Она вскрикнула, но Валерка уже сорвал с ее шеи цепочку. Почему-то он замешкался, у девушки были длинные волосы и сходу он не разглядел, есть ли в ее ушах сережки. А то бы он и их до кучи сорвал. Но девчонка оказалась прыткой, сунула руку в свою дорогую сумочку и вытащила какой-то продолговатый предмет. Валерка ничего не успел сообразить, как она прыснула ему в лицо какой-то дрянью. Глаза чуть не взорвались от жгучей боли. Он схватился руками за лицо и рухнул на асфальт. А эта сволочь выхватила из его рук цепочку и слиняла. Когда Валерка наконец смог разлепить глаза, девчонки не было. Как говорил Замок в таких случаях — накрылась зонтиком. Он шатаясь побрел на улицу, понимая, что надо скорее смываться. Если она такая прыткая, наверное, и ментов уже вызвала. Глаза продолжало жечь, слезы текли безостановочно и он пытался промыть их слюнями, но и их надолго не хватило. Скорее бы дойти домой — думал он, шатаясь, как пьяный. Немногочисленные прохожие опасливо его обходили. Наконец увидел родные стены общаги — их обшарпанный вид в этот раз не вызвал в нем обычную тоску. Наконец он дома. Но главное теперь не попадаться на глаза матери. А то доконает его расспросами. Валерка тихонько зашел в квартиру и бросился в ванную. Там он промывал глаза с полчаса под возмущенные вопли бабки Анны Федоровны. Она стояла под дверью и настырно допытывалась, кто это так надолго застрял в ванной, когда уже давно ее очередь.
— Подавись своей ванной, — в сердцах выпалил он, наконец выходя из ванной и закрывая руками от нее лицо.
— Совсем совесть потерял, — обрушилась с руганью на него бабка и больно стукнула костяшками пальцев по затылку.
— Старая ведьма, — пробурчал он себе под нос, но так, чтобы она слышала.
— Дебил проклятый! — тут же отозвалась бабка и захлопнула за собой дверь, опасаясь этого придурка. Отрастил когти, и как только ему мать позволяет в таком виде на люди выходить. А волосы? Кто из парней с такими длинными волосами ходит? Только последние идиоты, у которых ума нет, так они за счет волос себя утверждают… Был бы он ее внуком, ночью под машинку остригла бы.
Валерка рассчитывал незаметно проскользнуть в комнату, надеясь, что мать уже спит.
— Что там бабка разоралась? — услышал он сонный голос матери, когда зашел в комнату, не включая свет. Она уже лежала в своей постели и голос Анны Федоровны разбудил ее.
— А хрен ее знает, все ей не нравится, — буркнул Валерка и быстренько нырнул в постель, чтобы мать ни о чем не расспрашивала его.
— Ноги помыл? — на автомате спросила мать.
— Помыл, — соврал он уверенно, зная, что уставшая за день мать ни за что не встанет, чтобы проверить. Хоть бы уснула уже поскорее, не донимала его расспросами.
— Деньги Жорик дал? — все-таки спросила она. Еще глаз не продрала — и уже о деньгах, — подумал он возмущенно.
— Дал, дал, — соврал Валерка, лишь бы она отстала от него. И когда мать затихла, он засунул руку под обивку дивана и вытащил стопочку денежных купюр — поднес их близко к глазам, рассматривая рисунки и раздумывая, сколько же положить на стол. Эту — «пятихатку» — или пару стольников. Подумал, что мать обрадуется, когда увидит «пятихатку» и положил на середину стола, чтобы сразу с утра в глаза бросилась, может, и не станет тогда будить его спозаранку. Все-таки утомительное дело бомбить баб. Замок где-то тусуется, сто пудов кайф ловит, а ему приходится шестерить… Но с другой стороны — кто ему еще даст денег почти за так? Все это рыжье ничего не стоит, пока болтается в ушах этих старух. А стоит попасть в его руки, а потом в руки Замка — глядь и Валерке что-то перепадет. Вот с девчонкой облом вышел. Но он ее запомнил. Еще попадется она ему, так ей загонит шило в спину, не обрадуется. И цепочку снимет, и сумочку отберет. А что если потом ее в подъезд затащить? Надо проверить, есть ли там подвал и не висит ли на двери замок. А что он — с замком не справится? Надо спросить завтра у Замка (Валерка тихо хихикнул, ему понравилось, что у Замка надо спрашивать про замок), не осталось ли у него фомки или лома, чтобы замок взломать. У Валерки от напряжения перемешались все мысли. Он уже забыл очередность предстоящих дел. Все таки шарить мозгами — это не его ремесло. Лучше посоветоваться с Замком, завтра они встретятся, он и даст наколку.
Надежды Валерки оправдались. Когда он проснулся в двенадцатом часу, мать уже умотала на свою фабрику, деньги взяла и будить его не стала. Правда, задорого он откупился, но надо же иногда себя и мужчиной показать.
Но Замок в этот раз почему-то был не в духе. Сначала начал катить бочку на Валерку, почему он прошляпил богатую девку. Потом еще пуще отколбасил за попытку Валерки объяснить, что ему от Замка надо.
— Какая тебе фомка? По тебе уже давно дурка плачет, а ты тут расклад строишь. Девка теперь, небось, одна и ходить не будет. А ну как наружку менты поставят? Ты и так уже на весь район засветился. Никакой фантазии. Все по одному кругу ходишь, кисель в коробке.
Почему кисель и почему в коробке, Валерка не понял. Но понял, что расклад придумал плохой, раз Замок пустил такую пену. Выходит, девка так и будет ходить безнаказанная. В том дворе нечего и появляться, не то, что выяснять — есть там подвал или нет. Он тоже не пальцем сделанный, в лапы к ментам попадать не желает. Говорят, они такой гуляш по почкам могут устроить, что все выложишь, что было и чего не было. А если он расколется про Замка, то тот его тоже достанет, а он крутой, зря базарить не будет. Так что лучше не дергаться.
Замок велел Валерке не тянуть резину и выходить на дело сегодня же. А то он, Замок, найдет себе другого кореша и будет прикармливать его, и сам всегда при бобах будет. А Валерка пускай крючится над чужими машинами за копейки и колбаситься от счастья.
— Ну че рожа тряпкой? Я тебя еще не кинул, — утешил он напоследок Валерку, который слушал его с кислой миной. — Но ты того, учти свои ошибки, если твоя жизнь тебе не до балды.
— Ладно, пойду сегодня, — пообещал Валерик, совершенно уничтоженный критикой Замка, а еще больше — испуганный его угрозами. Всю жизнь крючиться над чужими машинами он не хотел. Бабки можно зарабатывать и другим способом. Замок посоветовал, он попробовал — и получилось. А если получается, чего еще надо? От добра добра не ищут — вспомнил он пословицу Замка и понял ее буквально. Если добро само идет в руки, то зачем искать другое?
15
Турецкого вели недолго. О том, чтобы сбежать, нечего было и думать. Двое конвоиров подпирали с двух сторон, третий едва не наступал на пятки, держа его на мушке. То, что его не пристрелили на месте — это уже хороший знак. Значит, хотят как-то использовать. А как его можно использовать? Только в качестве информатора. А Турецкий обладал информацией на все случаи жизни в этом забытом Богом и прокуратурой крае.
На соседней улице, которая тянулась вдоль заброшенного сада, в тени деревьев притаилась «пятерка». В темноте Турецкий не смог определить ее цвет — то ли зеленая, то ли темно-синяя. Уже подойдя вплотную к машине, он увидел на переднем сидении человека. Турецкий узнал его. Это он сегодня утром на разборке вел переговоры с Куренным. Кажется, его зовут Сергуном, именно так к нему обращался Куренной. Турецкого втолкнули в машину и тут же зажали с двух сторон ворыпаевские братки. Лица у всех были серьезные, как у людей, которые выполняют ответственную работу. Один из бандитов только уселся поудобнее, тут же уставился в окно, как в экран телевизора и смотрел на горящее здание кабака не отрываясь. Наконец налюбовавшись зрелищем, удовлетворенно отметил:
— Хорошо подпалили… Отсюда видать.
Он повернул ключ в замке зажигания и машина рванула с места. Проехали станицу и выехали в поле. Остановились у края дороги. Луна освещала дорогу и та казалась белой, даже какой-то страшноватой, ведущей неизвестно куда, потому что ни одного огонька на горизонте… Водитель включил свет внутри салона и все уставились на Турецкого.
Сергун повернулся с переднего сидения к Турецкому и сначала с минуту молча изучал его, а затем заговорил, сидя вполоборота.
— Я тебя не знаю Ты кто?
— Теперь, похоже, никто, — ответил Турецкий и пожал плечами.
— Ты со мной красиво не разговаривай. Что за загадки? Я тебе не Куренной.
— При этих словах один из братков больно ткнул Турецкого в бок стволом.
— Повторяю: кто ты такой, откуда и почему был вчера на стрельбе в машине Куренного?
У говорящего был неприятный скрипучий голос, вопросы он задавал монотонным голосом без всякого выражения.
— Я не местный, я из Первоуральска, — Турецкий понял, что пора начинать игру.
— Та шо ты не местный, мы сразу поняли. Хотим теперь вычислить, шо ты за крендель. Може, ты просекайло, а може, и секель.
— Не понимаю я таких слов, слишком заумные они для меня, объясни, — попросил Турецкий, глядя прямо в белесые глаза Сергуна.
Сергей внимательно посмотрел на Турецкого, что-то взвешивая про себя. Незнакомец держался спокойно, никакой нервозности. Похоже, и вправду без понятия.
— А то значит, шо не врубился я — толковый ты мужик или следишь за кем-то.
На соседней улице, которая тянулась вдоль заброшенного сада, в тени деревьев притаилась «пятерка». В темноте Турецкий не смог определить ее цвет — то ли зеленая, то ли темно-синяя. Уже подойдя вплотную к машине, он увидел на переднем сидении человека. Турецкий узнал его. Это он сегодня утром на разборке вел переговоры с Куренным. Кажется, его зовут Сергуном, именно так к нему обращался Куренной. Турецкого втолкнули в машину и тут же зажали с двух сторон ворыпаевские братки. Лица у всех были серьезные, как у людей, которые выполняют ответственную работу. Один из бандитов только уселся поудобнее, тут же уставился в окно, как в экран телевизора и смотрел на горящее здание кабака не отрываясь. Наконец налюбовавшись зрелищем, удовлетворенно отметил:
— Хорошо подпалили… Отсюда видать.
Он повернул ключ в замке зажигания и машина рванула с места. Проехали станицу и выехали в поле. Остановились у края дороги. Луна освещала дорогу и та казалась белой, даже какой-то страшноватой, ведущей неизвестно куда, потому что ни одного огонька на горизонте… Водитель включил свет внутри салона и все уставились на Турецкого.
Сергун повернулся с переднего сидения к Турецкому и сначала с минуту молча изучал его, а затем заговорил, сидя вполоборота.
— Я тебя не знаю Ты кто?
— Теперь, похоже, никто, — ответил Турецкий и пожал плечами.
— Ты со мной красиво не разговаривай. Что за загадки? Я тебе не Куренной.
— При этих словах один из братков больно ткнул Турецкого в бок стволом.
— Повторяю: кто ты такой, откуда и почему был вчера на стрельбе в машине Куренного?
У говорящего был неприятный скрипучий голос, вопросы он задавал монотонным голосом без всякого выражения.
— Я не местный, я из Первоуральска, — Турецкий понял, что пора начинать игру.
— Та шо ты не местный, мы сразу поняли. Хотим теперь вычислить, шо ты за крендель. Може, ты просекайло, а може, и секель.
— Не понимаю я таких слов, слишком заумные они для меня, объясни, — попросил Турецкий, глядя прямо в белесые глаза Сергуна.
Сергей внимательно посмотрел на Турецкого, что-то взвешивая про себя. Незнакомец держался спокойно, никакой нервозности. Похоже, и вправду без понятия.
— А то значит, шо не врубился я — толковый ты мужик или следишь за кем-то.