— Я из четырнадцатой комнаты, — представилась женщина. — Ведь вы приехали за Валеркой Онуфриевым?
   Милиционер внимательно взглянул на нее.
   — А кто вы?
   — Соседка его, Анна Федоровна Стрельчук. Это я сказала девушке Ане, что знаю, кто на нее напал. Вы же приехали по ее звонку?
   — Да, Аня нам позвонила и рассказала о встрече с вами. И о том, что вы описали его так, что она сразу поняла, это тот грабитель. Может, поднимемся к вам? У меня несколько вопросов.
   — Да я думаю, ко мне как раз и не надо. Соседи могут неправильно понять. А поговорить мы и здесь можем, только надо отойти в сторонку, на всякий случай. Мне ведь здесь еще жить…
   — Тогда сядем в машину. Вопрос пока только один. Вы точно уверены, что грабитель и Онуфриев одно и то же лицо?
   — Конечно, — твердо ответила женщина. — В тот день, когда на Аню напал грабитель и она прыснула ему в лицо из газового баллончика, Валерка вернулся домой и сразу заперся в ванной. Полчаса глаза промывал. Я видела его после этого — глаза были красные-красные. Он пытался прошмыгнуть мимо меня, лицо прикрыл руками, но я все равно успела заметить. Я сегодня у Ани спросила — в какое приблизительно время на нее напал грабитель. Так Валерка домой вернулся примерно после нападения.
   — А Онуфриев сейчас дома? — спросил милиционер.
   — Да в том-то и дело, что его сейчас нет. Я вышла вас предупредить.
   — А он всегда возвращается ночевать домой? — спросил второй милиционер.
   — Ну я за ним не слежу. Но мне кажется, дома он ночует всегда. Мать у него строгая, скорее злая, — поправила себя соседка. — И хоть он шалопут, она старается держать его в строгости.
   Первый милиционер запоздало представился и протянул ей руку.
   — Бондарев, МУР. Спасибо вам за помощь. Вы можете идти домой и никому пока ничего не говорите.
   Когда Анна Федоровна ушла, Бондарев обратился к коллегам.
   — Захват отменяется. Но ты, Константин, все-таки зайди проверь. А ты, Степанов, остаешься в машине, но поезжай за угол, поставь ее среди других машин, чтоб в глаза сразу не бросалась. Мы тут устроим засаду. Сейчас позвоню в местное отделение, пускай сегодня усилят патрулирование.

21

   Валентина Фролова сдала смену, сменила белый халат на костюм, набросила плащ и вышла из диспансера. Во всех окнах туберкулезного диспансера горел свет. Большой парк, как всегда, совсем не освещался. Сколько уже об этом медперсонал напоминал администрации, но никаких изменений. Ответ был один: электричество надо экономить. Дорожка петляла между деревьями и Валентина, слегка поежившись, пошла по привычной дороге. Можно было, конечно, выйти за территорию диспансера через главный выход, который освещался фонарями, с другой стороны, но тогда к автобусной остановке пришлось бы идти целый квартал, вдоль забора по периметру. А тропинка выводила к калитке прямо у остановки. Валентина шла быстро, успокаивая себя, что пути всего пять минут. Да и кто тут может затаится? Больные все уже в корпусе, медперсонал приступил к работе, посторонние здесь не бывают, хотя парк большой и красивый. Всех отпугивает табличка на воротах с надписью «Туберкулезный диспансер». А о существовании калитки знают только свои, те, кто так же как и Валентина, хотят сократить путь к автобусной остановке. На всякий случай она прижала сумку локтем и дала себе слово в следующую смену захватить из дому фонарик. Чтобы хотя бы освещать кусты по обе стороны дорожки для собственного успокоения. А вот и калитка. Она открыла ее и повернулась, чтобы закрыть на щеколду, краем глаза успев заметить, что остановка пустая, значит автобус только что ушел и теперь придется ждать минут десять следующего. Обернуться Валентина уже не успела. Кто-то сзади обхватил ее руками, рывком прижал к себе и она почувствовала острую боль в спине.
   Валентина не знала, сколько пролежала у забора диспансера. Может быть минуту, может, десять… Когда она пришла в себя и открыла глаза, над ней стояли несколько человек и взволнованно переговаривались.
   — Что у вас болит? — спросил участливо пожилой мужчина и взял ее за руку.
   — Спина, — тихо сказала она и попыталась встать.
   — Лучше лежите, — посоветовал ей женский голос. — Кстати, а сумочка у вас была? Мы вызвали «скорую», они же документы спросят.
   — Сумочка была… — слабо пошевельнулась Валентина.
   — Была…Теперь ее нет, — констатировал тот же женский голос. Валентина провела рукой по шее. Золотая цепочка тоже исчезла. Подняла руку на уровне глаз — ни часов, ни тоненького браслета, ни обручального кольца. Мужчина и женщина проследили ее взгляд и понимающе переглянулись.
   — Ограбили сволочи, — зло сказала женщина. — И где же милиция? Почему они не патрулируют такие темные улицы?
   Вопрос был скорее риторическим. Подъехала «Скорая помощь», вышли трое в белых халатах, Валентину положили на носилки. Мужчина и водитель помогли задвинуть носилки в машину и Валентина закрыла глаза. Спина болела так, будто в нее загнали гвоздь и садистки поворачивали его. Она не удержалась и тихонько застонала.
   Врач в машине осмотрел рану.
   — Сделай пока укол против столбняка, — распорядился он. Медсестра зашуршала упаковкой, доставая шприц. Валентина едва почувствовала укол.
   — Легкая у вас рука, — похвалила она медсестру. Та улыбнулась и подбадривающе погладила Валентину по голове. — Дня три может болеть, — предупредила она.
   — Знаю, я сама медик, — ответила Валентина.
   Врач, и медсестра одновременно спросили:
   — А работаете где?
   — Да здесь, — вяло махнула рукой Валентина, — в тубдиспансере.
   — Угораздило же вас… — сочувствующе сказал доктор, совсем еще молодой парень. Наверное, еще в интернатуре — подумала Валентина, но спросить постеснялась.
   Бондарев позвонил Щеткину и доложил, что план немедленного захвата Крюгера отменяется ввиду изменения ситуации.
   — Его нет на месте. Соседка сообщила, а Константин проверил. Мы решили устроить засаду. В местное отделение сообщили, чтобы усилили наблюдение. Только что проехала их патрульная, так что будем надеяться, сегодня ничего не случится.
   Бондарев и Константин для наблюдения за подъездом общежития выбрали скамейку у подъезда в доме напротив. Описание внешности Онуфриева они уже знали назубок, так что не сомневались — только появится, узнают его сразу. Изредка мимо проходили жильцы, но никто не обращал на них внимания. Прошла веселая компания ребят, явно в подпитии. Говорили все вместе, не слушая друг друга.
   — Сплошной мат, — поморщился с отвращением Константин. — По-человечески уже совсем разучились говорить.
   — Что ты хочешь? Рабочий район, — пожал плечами Бондарев.
   — Матерятся теперь не только рабочие. Студенты тоже, даже школьники.
   — Смотря какие. Не все же…
   — Но большинство, — настаивал Константин, который терпеть не мог матерные выражения.
   Бондарев не стал спорить. Он курил сигарету за сигаретой и думал, когда же заявится Онуфриев. Больше всего его волновала мысль, что в то время, пока они тут прохлаждаются, Онуфриев поджидает очередную жертву. Очень хотелось надеяться, что получив отпор от Ани Слепцовой, он побоится так скоро выходить на новое ограбление. Разве что совсем безбашенный и захочет взять реванш за предыдущую неудачу. Но на этот случай местное отделение милиции предупреждено и даже вроде активизировалось. Уже два раза по улице проезжала патрульная машина.
   Бондарев был прав — Валерка захотел взять реванш за позавчерашнюю неудачу. И еще более он был прав, предполагая, что новоявленный Крюгер безбашенный человек. Валерка себе такой очень нравился. Когда он размышлял, куда навострить лыжи в этот раз, злорадно подумал, что напрасно Замок пытался опустить его ниже плинтуса. Как раз сегодня башня у Валерки фурычила клево — спал чуть ли не до обеда и отлично выспался. Немного подпортил настроение наезд Замка. Но стоило ему скрыться с Валеркиных глаз, он тут же забыл об обиде.
   Раз вчерашняя девчонка оказалась хитрее его и смылась, он сегодня тоже будет действовать по-хитрому. Сейчас сядет на автобус и поедет к тубдиспансеру. Валерка часто катался на этом автобусе и приметил над глухим забором густые деревья парка. Даже подумал, хорошо бы там погулять. Можно костерок развести, хлеб пожарить на палочке. Но сплошной бетонированный забор окружал парк и Валерка понял, что туда просто так не попадешь. Наверное, забор специально такой поставили, чтобы больные не сбегали и не заражали народ — подумал он тогда. Однажды ради любопытства он вышел на остановке и тут к своему удивлению прямо за ее стенкой из толстого пластика увидел маленькую калиточку, которая пряталась среди густых кустов, окружающих забор с внешней стороны. Он хотел подергать калиточку, проверить — открывается ли она, но калитка неожиданно распахнулась сама и оттуда вышли две женщины, оживленно разговаривая между собой. Одна из них остановилась и закрыла калитку, просунув руку между металлическими прутьями. На остановке тогда стояла толпа и Валерка у всех на глазах не решился проникнуть на территорию парка. Но запомнил калиточку и решил как-нибудь наведаться, прогуляться в парке. А тут Замок подкатился со своим предложением и Валерке все было некогда вырваться в заветный парк. А вот сегодня он вспомнил о нем. Перед глазами опять возникла картина — две женщины выходят из калитки и одна из них поворачивается спиной, чтобы закрыть калитку. Не ходят же они вечно парами — подумал Валерка. Он уже понял, что они там работают. И вспомнил, что темнело, когда они выходили. Значит, закончился их рабочий день. Валерка радостно улыбнулся. Все-таки голова у него действительно сегодня фурычила на все сто.
   Когда он вышел на остановке из автобуса и дождался, чтобы все, кто вышел вместе с ним разошлись, а стоящие на остановке сели в автобус, из калитки за это время никто не выходил. Валерка не знал точно, когда заканчивается работа в диспансере. Интересно, с больными кто-то остается? Наверное, остается. Вдруг кому-то хуже станет? Он вспомнил, как Замок рассказывал, сколько этих туберкулезных мотают срок, и сколько их постепенно загибаются. Выходило, что конец приходит рано или поздно всем хворым. Но попутно они заражают уйму здорового народа. Вот так чихнет какой-нибудь гад в троллейбусе — и кранты. Зараза разлетается со слюнями вокруг и попадает на всех, кто в это время вдыхает воздух. То есть человек не дышать не может. Вдохнул — привет, зараза. Она поселяется в легких. Валерку очень впечатлил рассказ Замка. Он даже зауважал своего старшего приятеля за то, что тот заразы избежал. Значит, здоровье у него крепкое. Так и сказал Замку.
   — Слышь, долбак, не все заражаются, — просветил его Замок. — А на воле тем более. Воздуха много, опять же — жратва нормальная, спят не по двадцать человек в комнате. Это где дышать нечем, народу под завязку, подцепить эту херню раз плюнуть. Плюнул больной здоровому в харю — и кабздец, — заржал Замок своей шутке.
   Валерка остановился у калитки в раздумии, заходить в парк или нет. Вроде по времени вряд ли сейчас больные шляются в темноте. А ну как у них вечерняя прогулка? Ходят, плюются, разносят свою заразу. А как же тогда врачи и медсестры? Если бы мерли так часто, как говорил Замок, кто бы с нормальной башкой пошел туда работать? И те две тетки выходили вполне здоровые, даже полные, веселые. Валерка прислушался и не услышал в парке никаких голосов. «Пойду!» — решился он. В парке можно спрятаться в кустах, подстеречь одинокую бабу. Никто не помешает грабануть ее. Выйдет спокойненько, сядет в автобус и ищи его свищи.
   Валерка стоял в тени кустов у забора и только собрался подойти к калитке, как она открылась и вышла женщина. Он решил, что подходящий момент наступил. Когда еще кто-то одинокий надумает выходить из этой калитки! На остановке никого не было, все складывалось в жилу. Женщина его не заметила и повернулась к нему спиной, чтобы закрыть калиточку на щеколду. Он выхватил из рукава шило, вышел из тени кустов и обхватил ее сзади, чтобы удобнее было воткнуть шило в спину. Движение руки было точным и быстрым. Она согнулась пополам и упала лицом в траву. И тогда он вырвал сумочку, которую женщина прижимала к себе, а после этого ничего не стоило сорвать с шеи цепочку. Сережек у нее в ушах не было, здесь произошел небольшой облом. Но зато на руке блеснул тоненький золотой браслетик. Валерка оглянулся, не видит ли кто его манипуляций с лежавшей женщиной — нет, никого. Часики тоже надо бы снять — подумал он. Хорошие часики, блестят. Вдруг ему повезло и они тоже золотые? Тогда и бабла Замок больше отвалит. И разговоры свои о том, что не желает иметь дело с Валеркой прекратит. Потому что улов сегодня был неплохой. Он опять быстро оглянулся и увидел в конце улицы приближающийся автобус. Подхватил женщину подмышки и оттащил к забору, чтобы не сразу заметили. Хорошо она легкая была, не такая толстая, как две тетки, которых он видел тогда. Иначе тащить ее было бы труднее. Он и так запыхался.
   Из автобуса вышло несколько человек, Валерка запрыгнул на ступеньки и прошел внутрь салона. Увидел свободное место и уселся у окна. Когда автобус отъезжал, он прилип лицом к стеклу и успел заметить, как мужчина на остановке сделал несколько шагов к забору, потом оглянулся и позвал людей. Тут автобус завернул за угол и дальнейшее Валерка мог только себе представить. Волнение в груди постепенно улеглось. Опять все прошло удачно, он просто везунчик. Дурак Замок, если не ценит удачливость Валерика. Другой бы уже десять раз попался, а он ловкий и хитрый, умеет вовремя уйти и не привлечь к себе внимание.
   Он шел домой, довольно насвистывая какую-то мелодию, которая навязла в зубах и весь день он не мог от нее избавиться. Рука сжимала в кармане добычу и даже слегка вспотела. Завтра отнесет Замку свой улов, а сейчас надо припрятать, чтобы маманя не наткнулась. Интересно, хоть скажет она ему спасибо за сегодняшнюю «пятихатку»? Еще ни разу он не давал ей столько денег. Когда он уже заворачивал во двор, заметил хвост милицейской машины, выезжающей с другой стороны двора. Валерка немного напрягся, но тут же расслабился. Чего ему бояться? Он сменил район, не засветился, Замок хорошо ему подсказал. Клевый мужик Замок. Все предусмотрел. Хорошую наколку дал. Сзади раздались шаги. Его обогнал какой-то мужик, мельком взглянув на него и ускорил шаг. Валерка хмыкнул про себя. Такой здоровый, а тоже, небось, испугался. Он знал. что его длинные белые волосы почему-то в темноте вызывают у людей страх. Пускай боятся, ему это даже нравилось. Он присел у чужого подъезда и решил покурить, потому что маманя дома не даст. Знает, что сын курит, а все равно пристает, надеется, что бросит он курить. Велит легкие беречь. А чего их беречь? Он же не кашляет… Ну не глупая? В его возрасте уже давно все пацаны в округе смалят. Что она — не видит? Валерка вздрогнул от неожиданности, когда услышал сзади шорох, а потом негромкий мужской голос: «Сидеть и не двигаться!» Валерка, естественно, хотел вскочить и отбросил сигарету, чтобы выхватить из рукава шило. Но сзади навалились, скрутили руки, Валерка взвыл от боли. Запястья обхватили металлические наручники и щелкнул замок. Кто-то сзади продолжал его крепко держать за плечи и как Валерка не вертел головой, ничего не видел — мешал капюшон кофты, надвинутый на самые глаза.
   — Блин, отпусти, сука, чего надо? — взвизгнул он, еще не совсем понимая, что же происходит. Сначала мелькнула мысль, что кто-то за ним следил, когда он обшаривал ту бабу у диспансера. А теперь хочет поживиться за его счет. Отнять золотишко.
   — И за «суку» ответишь, — перед Валеркой появился тот самый мужик, который обогнал его во дворе. И только теперь он почему-то догадался, что это мент. Да не один. Потому что кто-то невидимый все еще держал его за плечи своими клешнями.
   — Чего нужно? — испуганно спросил Валерка, понимая, что попался. Но как? Никто же ничего не видел! На остановке не было ни единого человека.
   — А что у тебя в карманах, Валерий Онуфриев? — спросил его кто-то за спиной.
   — Ничего нет, — изумленно ответил Валерка. — Е-мое, они уже знают, как его зовут! Кто его заложил? Кто? Неужели Замок, за то, что вчера Валерка ничего ему не принес?
   — А это что? — появился второй мент, не отпуская его плечо. Он запустил свободную руку в карман Валерки, ловко обшманал его и вытащил горку теткиных побрякушек.
   — А это не мое, — заюлил Валерка. От испуга все мысли испарились из его головы, как будто их выветрило сквозняком.
   — А чье же? — ехидно спросил первый мент.
   — Подсунули, в автобусе, — пришла спасительная мысль. — Да, в автобусе. Возле меня мужик терся, он и подсунул.
   — А не баба? — усмехнулся мент и легонько повернул наручники на Валеркиных запястьях. Стало больно и Валерка промычал:
   — А, может, и баба…Она тоже терлась. Наверное, баба. Барахло-то бабское…
   — А зачем она тебе это подсунула, как ты думаешь? Подарок хотела сделать?
   Валерка замолчал, лихорадочно обдумывая, что же ответить.
   — Ну что, парень, придется тебя арестовать.
   — Не надо! — залепетал Валерка. — Дяденька, отпустите, меня мать ждет. Убьет, если я задержусь.
   — А сколько тебе лет, хлопчик? — усмехнулся мужик.
   — Семнадцать…
   — И ты все еще взрослых мужчин называешь дяденьками? Пошли, сопляк. Маманя теперь тебя так или иначе убъет. Как ты думаешь — лучше раньше или позже?
   — Позже… — промямлил Валерка, ужасаясь перспективе быть убитым собственной матерью. Почему-то он сразу поверил менту, что она способна на это. Если она узнает, что он грабил женщин, тут никакая «пятихатка» на поможет… А вдруг какая-нибудь из тех клюшек откинула тапочки? Замок говорил, что за убийство какая-то особая статья. Чуть ли не пожизненно… Ой, мамочка, что же делать? Что говорить ментам? Как бы так вертануть, чтобы они ему поверили? Он совершенно не был готов к тому, что когда-то попадется. Даже с Замком разговор об этом не заходил ни разу. Смешно было даже думать, что какая-нибудь старуха сможет дать ему отпор да еще задержать и сдать в ментуру. А менты по дворам не ездили. За все это время ни разу ему не встречались.
   Эти мысли его как-то сразу успокоили. Он не попался ни разу. И пусть еще докажут, что золотишко, которое они нашли в его кармане, он грабанул. Может, на свое заработанное купил, мамане в подарок. У нее как раз в декабре день рождения. Надо, чтобы она сходила к дяде Жорику и он подтвердил, что Валерка у него работал.
   Мысль перескочила на другое. Они же его фамилию назвали! — похолодело в сердце.
   — А откуда вы узнали мою фамилию? — не сдержался он и сразу подумал: зря спросил. Теперь они подумают, что он их боится. Подумаешь — фамилия! Пока он сидел на скамейке, может кто-то из соседей проходил из дома напротив, кто его знает, а менты и спросили.
   — Добрые люди подсказали, — насмешливо ответил мент и бережно пригнул его голову, когда сажал в милицейскую машину. — Осторожно. А то последние мозги вышибешь.
   Валерка разозлился. Еще и издеваются, сволочи! Но надо было сейчас думать совсем о другом. Раз они ничего не говорят о его предыдущих ограблениях, значит точняк ничего не знают. А откуда он взял эти побрякушки, нужно придумать срочно, пока еще едет в машине. Потому что там, куда его везут, могут и побить. А тогда он точно проговорится. Валерка совершенно не выносил боли. А если он сдаст Замка, тот его из-под земли достанет. И убьет. Что ему стоит? Он как-то хвастался, что за ним трупов — на целое кладбище хватит. Валерку охватил ужас и он мелко задрожал, как от озноба. От страха же решил, что лучше говорить немедленно, пока не применили свои пытки. О них Замок тоже рассказывал со знанием дела, красочно описывая их многообразие, да так, что кровь стыла в жилах.
   — Это сюрприз для матери. Я ей на день рождения купил, — наконец выдавил из себя Валерка. — Я в автомастерской машины мою, сам заработал.
   — И кто подтвердит? — спросил заинтересованно наглый мент, ехадно улыбаясь.
   — Мать и дядя Жорик.
   — Отлично, парень. А теперь вспомни, сколько ты заплатил за эти подарки и где чек на покупки. Или там, где ты покупал, вразвес отпускают?
   Валерка вспотел, пока обдумывал ответ. А тут зазвонил мобильный у мента. И по ответным репликам Валерка понял, что ему доложили о тетке из тубдиспансера. Потому что мент выложил перед собой теткино золото и угукал после небольших пауз.
   — Говоришь, матери подарок купил? — переспросил он у Валерки, когда закончил разговор и сунул свою мобилу в карман. — А вот у нас другие сведения. Так что, мальчик, посидишь пока в «обезьяннике». Там условия хорошие для размышления.
   Валерка вспомнил, что ему рассказывал Замок об «обезьяннике» и душа его похолодела. Там тоже, бывает, совсем отпетые сидят. Двое держат, третий мозги вышибает. Или того хуже — опустить могут, если дежурный мент отвернется.
   Валерка тихонько заскулил, раскачиваясь из стороны в сторону. Менты удивленно переглянулись.
   — Охренел с переляку? — спросил один. — Если сразу расколешься, никто тебе ничего не сделает.
   Но Валерка продолжал скулить и не мог остановиться.

22

   День был солнечный, на небе ни тучки. Тишина стояла такая, что только слышалось гудение проводов над железной дорогой. Ворыпаевские съехались к пятьдесят шестому километру на трех машинах в разное время.
   — Прямо как партизаны, — ухмыльнулся Хорек, который приехал в первой машине и дожидался с братками приезда остальных.
   — А ты хотел, чтобы мы выехали торжественно, колонной? И по дороге объявляли, куда путь держим? — загоготал Шнур и шумно почесал пятерной волосатую грудь под расхристанной сорочкой.
   — А еще лучше по матюгальнику объявлять! — раздухарился Хорек, который пребывал в нервном возбуждении в связи с предстоящей операцией. Ему предназначалась одна из главных ролей и он очень этим гордился. Наконец все прибыли. Сергун напомнил, кто где должен находиться и велел не отсвечивать. Мало ли — вдруг казачки тоже прошурупают, что эта позиция очень удачна для ограбления. Поэтому никаких сигарет, машины загнать в кусты, головы не поднимать и главное — громко не разговаривать.
   Хорек с Шнуром и Жмыхом под прикрытием кустов прильнули к теплой земле и напряженно всматривались вдаль. Солнце висело прямо над головой и все трое вскоре уже маялись от жажды. Никто не догадался взять с собой воду и теперь тихо переругивались.
   — Хватит бухтеть, — Жмых первый вспомнил, что Сергун велел сидеть тише воды, ниже травы. — Ты, Шнур, не отвлекайся. Давай зырь на дорогу.
   Бинокль был только у Шнура. Глаза под окулярами потели, и он на мгновение отрывал бинокль, чтобы быстро тыльной стороной ладони протереть их.
   Хорек лежал вплотную к Жмыху, потом немного отодвинулся и недовольно повертел носом.
   — Ну и духман от тебя!
   — Вчера мылся! — огрызнулся Жмых. — А не нравится — отканай.
   — Едет, едет! — наконец подал голос Шнур и толкнул ногой Хорька, который попытался хоть одним глазком заглянуть в бинокль.
   — Та мы уже и сами видим, — пробурчал Жмых, посчитавший личной обидой недоверие Сергуна — бинокль достался Шнуру, более молодому, а Жмых в банде уже давно ошивается, так сказать бандит со стажем.
   На пятьдесят шестом километре поезд начал сбавлять ход.
   — Есть! Наш вагон последний. Подфартило!
   Хорек засуетился и стал торопливо набирать номер на мобильном.
   — Мы отцепляем вагон. Он предпоследний. Ага…
   Он подтолкнул замешкавшегося Жмыха.
   — Пошли, пора…
   Они скатились к железнодорожной насыпи и побежали вдоль путей, шурша гравием, который разлетался из-под ног в разные стороны. Бежать пришлось недолго — быстро догнали едва ползущий вагон и по очереди запрыгнули на подножку. Хорек сразу же оседлал сцепку и работа закипела. Он не без усилий отцепил тормозной шланг, Шнур достал свой инструмент — кувалду, и стал лупить по сцепке.
   — Дай я, — протянул к кувалде руку Жмых. — У меня удар сильнее.
   Но Шнур уже справился и сам. Последние два вагона сначала по инерции катились за составом, потом начали замедлять ход, все медленнее и медленнее и наконец совсем остановились. Шнур утерся рукавом, размазав мазут по всей широкой морде, и радостно улыбнулся, ощерив крепкие белые зубы.
   — Оп-паньки, приехали!
   Братки спрыгнули с подножки и повернувшись к дороге, замахали руками.
   Им и в голову не приходило, что с другой стороны насыпи за их действиями наблюдали их враги — Куренной с казачками. На возвышенности стояли три машины «казачков», откуда им было видно как на ладони — суетня братков, а потом и приглашающие их жесты, адресованные выжидающим в стороне подельникам.
   — Есть… — обронил Куренной, опуская бинокль. — Предпоследний вагон.
   — Начнем? — Клест нетерпеливо засучив ногами, потому что тоже лежал в траве и уже готов был сорваться по первому приказу Куренного.
   — Погодь, — придержал его прыть Куренной, опять приложив к глазам бинокль. Вагоны окончательно остановились, и с противоположной насыпи к ним уже съезжали три машины.