Страница:
Не успел он закрыть за собой дверь, как все за столом оглянулись и Димон безо всякого почтения к возрасту старого казака окрысился:
— Не видишь, Григорий Алексеич, совет у нас тут! Чужим вход воспрещен!
— Та я тильки выпить, — извиняющимся тоном прошелестел Деревянко. Совсем не хотелось попадать под горячую руку злого Димона, но и выпить он имел полное право. Чай не частное это заведение, а общественное.
— Иди сюда, Григорий Алексеевич, — сурово позвал его Куренной. — Выпей с нами за помин погубленной души моего единственного брата Олежки. И иди себе с Богом. У нас тут разговор серьезный.
Деревянко с чувством собственного достоинства подошел к столу, кто-то подал ему стул, Куренной плеснул в стакан водки.
— Нехай земля ему пухом, твоему Олежке! — опрокинул стакан вожделенной жидкости Деревянко. Все молча последовали его примеру. Дальше задерживаться было уже неудобно, и так честь оказали, и Деревянко вылез из-за стола.
— Возьми с собой, — вручил ему бутылку «Столичной» Куренной. — Извини, Григорий Алексеевич, дома выпьешь.
Деревянко сдержанно поблагодарил Куренного и вышел на крыльцо. Свежий ветерок пробежался по лицу, солнечный луч, попав в глаза, выдавил слезу. Старый казак вытер ее кулаком и вздохнул. Вот бедолага Олежка, хоть и непутевый младший сын у Куренных, но ведь совсем молодой был. И такой страшной смертью помер, прирезал его москвич какой-то, вся станица об этом калякает…Прирезал ни за что и убег куда-то. Всю ночь его ловили — и милиция, и казаки, всю станицу переполошили. Только затаился он где-то. Деревянко засунул бутылку за пазуху и решил домой не возвращаться. Верка сейчас начнет его обнюхивать, есть поедом, а куда ему прятать бутылку — уже никакой фантазии не хватает. Лучше сейчас прямым ходом на речку Ялпужанку. Сядет культурненько в ивняке, выпьет свое законное на природе да в тишине. А Верке скажет, что сам Куренной угостил. Уж тогда старая не посмеет свою щербатую пасть открывать да гнобить мужа! Старшего сына Куренного тут все уважают. А если и врут, что уважают, так боятся точно.
А в кабаке тем временем продолжалось разбирательство, которое никому ничего хорошего не сулило. Куренной до поры до времени сдерживался, только метал злобные взгляды на Димона.
— Ну шо, Дмитрий Михалыч, скажешь мне? Ты объезд в то утро делал? Почему ты сразу не привел его сюда, а отдал этим дуракам из милиции?
— Так… — замялся Димон, не находя убедительных оправданий. — Хто ж знал?
— Хлопцы сказали, что он показался вам подозрительным. Ты был в патруле — с тебя и спрос.
— Почему с меня? — попытался удивиться Димон. Но по его виду всем стало ясно, что он чувствует свою вину.
Куренной вспыхнул мгновенно.
— Да потому, что ты совсем нюх потерял, Димон! Тоби башку отрежут, а ты и не заметишь, потому как мозги у тебя совсем в другом месте! Как так могло случиться, что на моей земле появился какой-то хер, сбежал из ментовки верхом, как гребаный Зорро, ридного моего братана убил и этого гада уже сутки не могут найти? А? Шо это за сказки про козявочку?!
Димон молчал, опустив глаза. Обычно самоуверенный и наглый, перед Куренным он стушевался, и ему на помощь пришел один из казачков.
— Мы всю станицу обшмонали…Може, он уже в другом месте…
Димон поднял голову и, глядя злым взглядом на товарища, потому как тот со своей помощью поставил Димона совсем в глупое положение, мрачно произнес:
— Не мог он сбежать. Я везде посты расставил.
— Не посты, а разъезды, мудак, — резко перебил его Куренной. Его тяжелый взгляд скользнул по лицам казаков.
— Плохо шмонали. Он здесь чужой, его наши сразу бы увидели и выдали со всеми потрохами.
— Ну давай пидпалим станицу со всех сторон и кругом станем, — неудачно пошутил кто-то из казачков. — Может, он и выбежит.
— Ты, Клест, пыхало свое поганое заткни! — гневно оборвал его Куренной и хлопнул ладонью по столу, да так, что посуда зазвенела. — Охренели совсем, мать вашу! Где субординация?!
Клест испуганно втянул голову в плечи и заюлил:
— Та я пошутковал.
— Нашел время шутковать. — Куренной вдруг успокоился и спокойным тоном объявил:
— Похороны в субботу.
— Так смотр отменяется? — Димон встал и запустил руку в карман. — Надо обзвонить всех…
— Сидеть! Никто ничего не отменяет! С похорон на смотр поедем. — Он с угрозой обвел всех взглядом и с расстановкой произнес:
— Но если вы… до субботы… его не найдете…
Он не успел закончить фразу, как дверь кабака вдруг распахнулась и на пороге появился Турецкий. Он так и представлял себе эту встречу: изумление на лицах казаков сменилось яростью и злорадством. Враг сам пришел к ним. Димон медленно начал подниматься, не сводя взгляда с Турецкого. Но тот и внимания не обратил на него. Его взгляд безошибочно остановился на Куренном:
— Ты — главный?
Димон ошалел от такой наглости.
— Ну ты…ты…
Но Турецкий опять его проигнорировал и обращался только к Куренному.
— Разговор есть. На пять минут. Оружия у меня нет.
Димон застыл в стойке охотничьей собаки и только ждал команды Куренного. Но тот исподлобья рассматривал Турецкого, словно давая ему оценку, наконец что-то решил про себя и коротко бросил казакам:
— У крыльца ждите.
Взгляд его остановился на напряженной фигуре Димона, который не тронулся с места.
— Сказал — у крыльца. Ко всем обращаюсь!
Задвигались стулья, казаки затопали к выходу, бросая злые взгляды на Турецкого. Будь их воля, всей стаей бросились бы на него немедленно — подумал Турецкий, и не дожидаясь приглашения Куренного, сел напротив него.
— Ты хто? — Куренной мог бы и не задавать этот вопрос, поскольку и так догадался, кто пожаловал к ним в гости.
— Человек, — спокойно ответил Турецкий. — Можешь называть меня…Антоном. Твой брат меня ограбил в поезде, я искал его, чтобы вернуть свое.
— И убил его, — скорее спросил, чем подтвердил слова непрошенного гостя Куренной.
— Нет. Это не я сделал, а Кудря. Я это сам видел. Я следил за твоим братом, просто морду хотел ему набить. А ты бы на моем месте разве не сделал то же самое?
— Откуда ты знаешь Кудрю? — Куренной не стал отвечать на вопрос Турецкого, теперь его интересовало совсем другое.
— Я слышал, как твой брат называл его по имени.
— А с какой стати я должен тебе верить? Зачем Кудре убивать Олега?
— Не знаю. Спроси у него сам. Я так думаю — потому, что твой брат идиот. Был идиот…
Куренной от ярости едва не поперхнулся.
— Ты думаешь, шо говоришь?! Вот сейчас хлопцы вернутся и через час-полтора мы будем есть борщ…Из тебя!
Турецкий невозмутимо смотрел в глаза Куренного.
— Как ты думаешь, что делал твой брат в Первоуральске?
Куренной не ответил. Он ждал, что скажет Турецкий.
— Вот, не знаешь. А я знаю. И не потому, что там был, а слышал вчера разговор твоего брата с Кудрей. И он рассказал, что у него там появилась надежная дивчина, у которой брат работает на частном прииске. Я так думаю, Олег с ней закрутил, чтобы подкатиться к ее брату. И узнал, что оттуда в Новороссийск в порт перегоняют вагон, а в нем сто пятьдесят килограммов левого золота. Вагон всю дорогу перецепляют из состава в состав, чтобы следы замести, но маршрут составлен так, что он проходит прямо через вашу подведомственную сортировочную. Во время вашего смотра…В общем, твой брат пообещал вагон встретить и проследить, чтобы его спокойно перецепили к другому составу. Неужели он ничего тебе не сказал? Я слышал, как он предложил Кудре ограбить вагон. Сказал, что двадцати процентов ему хватит. Но только в том случае, если ты ничего не будешь об этом знать. Олег думал, что Кудря согласится. Между прочим, Кудря удивился, что Олег собирается тебя обставить. Скорее всего он и не поверил Олегу. И просто прирезал его. А информация, кстати, у него осталась…
Куренной недоверчиво слушал Турецкого, наконец поинтересовался:
— И откуда столько подробностей?
— Я ж говорю — слышал. Если точнее — подслушал. Стоял в двух метрах в кустах.
— На твоих глазах убивали человека и ты ничего не сделал?
— Все произошло слишком быстро. В какой-то момент я вообще ничего не видел, только слышал. А когда вышел из укрытия, было уже поздно.
Куренной постукивал пальцами по столу, потом нервно затянулся сигаретой, обдумывая слова Турецкого. Наконец после некоторой паузы спросил:
— Ты на мой первый вопрос не ответил. Кто ты такой? Чем занимался?
— Можно считать, что я…частный охранник.
Куренной усмехнулся и с силой вдавил сигарету в пепельницу.
— Чего охраняешь?
— Людей.
— Я погляжу, ты очень наглый, раз пришел сюда и говоришь мне в лицо, шо мой брат предатель, после того, как тебя видели над его трупом.
Турецкий пожал плечами.
— А я не рассчитывал, что ты мне сразу поверишь…У меня другого выхода не было. С одной стороны вы, с другой — менты. Как говорится, хрен редьки не слаще. Меня здесь зажали — уйти я не мог. Вот и решил прийти к тебе. Поскольку моя информация тебе гораздо интереснее, чем ментам.
— И что ты сейчас хочешь от меня?
— Мне бы уехать отсюда. Спокойно, без стрельбы — дружелюбно ответил Турецкий.
— Пока ты никуда не поедешь. Мы же должны твои сказки проверить, — усмехнулся Куренной и первый встал из-за стола.
Лена с тревогой наблюдала за сборами дяди Володи. Вид у него был воинственный и сосредоточенный — не подступись. А когда он выкатил из сарая мотоцикл с коляской, Лена поняла, что к осуществлению операции дядя Володя подготовился основательно. Он мельком взглянул на племянницу и строго сказал:
— Шоб сидела в хате и не высовывалась. Никому не открывай. Так будет надежнее.
Лена молча кивнула, а дядя Володя заскочил в хату и вышел с карабином, который он обмотал тряпкой.
— Дядя Володя, вы там поосторожнее, — жалобно попросила Лена. — Если бы была моя воля, ни за что не отпустила бы вас.
— И шо? — хмуро спросил Володя. — Нехай человек сам с этой бандой справляется? В кои веки появился у нас нормальный мужик, который не испугался этих придурков, так не отдавать же его им на растерзание!
Он грузно уселся на мотоцикл, с силой опустил ногу на педаль, завел мотор и крикнул Лене, перекрикивая треск мотора:
— Отчиняй ворота, а потом закрой на засов.
Оба Марсика выскочили из будки и залаяли так, будто прощались с хозяином навеки.
— Цыть, малахольные! — прикрикнул на них дядя Володя. Собаки послушно отступили от мотоцикла и жалобно завыли. — Та тю на вас! — суеверно сплюнул трижды через плечо хозяин. — Воете, як на покойника!
Соседи с любопытством выглядывали из-за заборов, когда бывший начальник милиции с грохотом пронесся по пыльным улицам станицы. Не так часто он теперь разъезжал на своей железной коняге, поэтому соседей занимал вопрос, куда так поспешает их сосед. Будут теперь думать и гадать, сочинят новость и пустят по станице, — беззлобно подумал о них бывший начальник милиции.
Володя выехал на грунтовую дорогу и подпрыгивая на ухабах, зорко всматривался вперед. Вот и лесополоса. Вокруг никого, как и ожидалось. Он осторожно съехал с дороги, завилял между деревьями и наконец остановился, убедившись, что с дороги его никто не мог увидеть. Сел в кустах и закурил. Часа полтора в запасе у него было. Еще раз прокрутил в мыслях план, который ему предложил Турецкий. За всей простотой этого плана скрывалось множество подводных камней. И Володя прикидывал, как поступить в любом из случаев, если ситуация изменится. Конечно, он оценил смелость москвича, но все-таки предприятие ожидалось очень неспокойным. И это в лучшем случае. События могли развернуться так, что Турецкому действительно угрожала опасность.
Время тянулось долго, он уже выкурил три папиросы, тщательно потушил их и решил больше не курить. Вот-вот на дороге могли появиться люди Куренного. Или Кудри. Смотря кто нетерпеливее.
В тишине послышался звук моторов нескольких машин, как будто приближался целый караван. Володя улегся на землю и сквозь ветки деревьев начал наблюдать, как со стороны Ворыпаевки показались три машины. Они остановились там, где и предполагал Володя. Две из них развернулись в обратную сторону. Захлопали дверцы машин, Володя быстро пересчитал вышедших — восемь человек. Они о чем-то переговаривались, Володя через оптический прицел углядел Кудрю. Он единственный был лысый и выделялся среди своих телохранителей. Володя прицокнул языком:
— Як в тире, прости, Господи…
Опять послышался звук работающих моторов. От станицы, слева по дороге, приближались еще три машины. Они совершили тот же маневр и остановились метрах в двадцати от ворыпаевских. Синхронность действий напоминала сцены из боевиков. Володя тихо пробормотал:
— Ничего за десять лет не поменялось…Ну, давай, «важнячок»…Не подкачай…
Турецкий не показывался. Володя перевел оптический прицел поочередно на каждую машину и увидел его на переднем сидении первой машины. Зато на дороге появились Куренной, Димон и Клест. Они шли не спеша к ворыпаевским. Остальные казаки остались у машин. Ворыпаевские поступили точно так же. Трое отделились от толпы и пошли навстречу казакам. У всех были суровые напряженные лица. Все остановились и один из ворыпаевских сделал шаг вперед.
— Здорово, Андрей. Зачем звал? Шо стряслось?
Куренной сухо ответил:
— У меня, Сергун, брата убили.
— Знаю. Мои соболезнования. Чем можем — поможем…
Куренной подался всем телом к ворыпаевским и веско добавил:
— Перерезали горло. У нас, в нашей станице…
— Цэ вэлыкэ горе. У тебя шо, уже какие-то мысли на эту тему есть? Скажи…
Куренной демонстративно заглянул за плечо Сергуна и с ехидцей спросил:
— А шо там Кудря маячит и колесо пинает? Вы ж всегда разом, как на картинке…Нехай тоже к нам подойдет. Раньше на смыках он нас не гнушался…
— Та он чеснока поел, а зубы не почистил. Стесняется, — хохотнул Сергун.
Куренной оглянулся на своих и парировал:
— Ничего, мы потерпим. Да, хлопцы?
Клест кивнул головой и крикнул:
— Кудря, иди до нас!
Кудря поднял голову, но остался стоять на месте. Вмешался Димон, который с раздражением прикрикнул:
— Шевели копытами…
Сергун обернулся к Кудре и спокойно позвал его:
— Кудря, иди сюда, а то казачкам не нравится горло драть.
Турецкий приоткрыл окно и наблюдал за встречей казаков и ворыпаевских, удовлетворенно отметив, что все идет по плану. Прямо ему в затылок шумно дышал здоровенный казак. Водитель напряженно вглядывался в стекло и нетерпеливо ерзал на сидении. Видно, сам хотел участвовать в знаменательной встрече.
Кудря отделился от своих и медленно направился к парламентерам. Турецкий пробормотал:
— А время-то остановилось в вашем Новом Орлеане…
Водитель в недоумении взглянул на него:
— Шо ты там балакаешь?
— Да это я так, сам с собой разговариваю. Привычка у меня такая, — объяснил не без иронии в голосе Турецкий, не отводя взгляда с дороги.
В открытые окна машины хорошо было слышно каждое слово, которыми обменивались обе стороны.
— Хай Кудря скаже, где вчера вечером был с девяти до одиннадцати, — обратился Куренной к Сергуну.
— Спроси у него… — осклабился тот.
— Може, тебе рапорт нарисовать? — огрызнулся Кудря. — Так не по чину будет…А если тебе так уж интересно, то дома я был, телевизор смотрел. Ведущий подтвердить може, — ухмыльнулся он.
— Брэшеш, — резко оборвал его Куренной. — Тачку твою бачили в Орлянке вчера вечером. И тебя…С братом моим.
— Это шо за предъявы? — фальшиво возмутился Кудря. — У вас свои дела, у нас свои. Я ж у тебя не спрашиваю отчета, где ты вчера був.
Куренной уже отвернулся от Кудри и обратился к Сергуну.
— Сергун, прямо сейчас скажи мне, шо ты ничего про это не знаешь. Ни про смерть Бэмби, ни про золото. И мы разойдемся. Скажи как бывшему дружбану. Только его мы с собой возьмем, — и он кивнул в сторону Кудри. — У нас еще к нему вопросы есть.
У Володи уже устал палец на спусковом крючке. А события на дороге разворачивались, на его взгляд, слишком медленно.
— Ну, давайте хлопцы. Начинайте уже, — подгонял их шепотом Володя. — А то ж я сейчас первый выстрелю.
Он скользнул прицелом по коленям переговорщиков и азартно закусил губу.
Сергун хмуро смотрел на Куренного.
— Шось ты, Андрей, як я бачу, сейчас не в себе. Я понимаю, горе у тебя. Тогда давай завтра побалакаем. А то сгоряча глупостей наделаешь, а потом нам всем расхлебывать. Ни вам, ни нам война не нужна.
Куренной сквозь зубы процедил:
— Не чую ответа.
Как всегда нетерпеливый Клест выскочил перед всеми и зачастил:
— Та шо ты с ним цацкаешься, Куренной?
Он резко повернулся к Кудре:
— Ты вчера Олежку зарезал, Кудря! А ну, падла, смотри мне в глаза! В глаза смотри!
Кудря презрительно окинул взглядом худощавую неказистую фигуру Клеста:
— Нагибаться неохота…
— Ах ты!.. — Клест яростно сплюнул под ноги Кудри, но сдержался, потому что Димон положил свою тяжелую руку ему на плечо, придерживая горячего казачка.
Димон, который до сих пор с кривой ухмылкой слушал перепалку Клеста и Кудри, обратился к Куренному:
— Смотри, как у лысого руки трясутся…Шо-то он слишком нервничает.
Кудря злобно зыркнул на атамана казаков:
— Эй, Куренной, уйми своих казачков. Шо они гавкают? Собрал около себя девок, типа Бэмби…
Он не успел закончить фразу, как Клест неожиданно сделал резкий выпад ногой прямо в пах Кудре. Тот согнулся от боли, но выхватил пистолет и дважды вслепую выстрелил. Одна из пуль попала в ногу Клесту, тот вскрикнул и с изумлением взглянул на расплывающееся небольшое пятно крови на штанах. Выстрел Кудри как будто дал команду к перестрелке. С обеих сторон началась беспорядочная пальба. Димон и Клест решили не геройствовать и, отстреливаясь, отступали к машине. Кудря остался лежать на земле и продолжал стрелять, пока не закончилась обойма.
Володя удовлетворенно прицокнул языком и перевел прицел на машину, в которой сидел Турецкий. Он увидел, как из нее выскочил здоровенный казак с помповым ружьем и что-то крича во все горло, обежал машину и начал пальбу в сторону ворыпаевских. Турецкий, как это и предполагалось по плану, нагнулся, а Володя выстрелил в лобовое стекло.
— Не зашиб? — пробормотал он, вглядываясь в прицел.
Турецкий поднял голову и оглядел поле боя через разбитое вдребезги окно. Водитель, для которого выстрел в лобовое стекло был полной неожиданностью, вскрикнул:
— Мать твою! Сволочи! Мать твою…
Он выскочил из машины и метнулся в сторону, но Володя уже перехватил его в прицел и выстрелил ему в колено. Водитель упал, как подкошенный, и вьюном пополз в канаву, приволакивая ногу.
— Ну, давай, важнячок, тикай, сейчас хороший момент, — прошептал Володя.
Он перекинул ствол приклада, выстрелил в плечо кому-то из ворыпаевских — тот целился в Турецкого. Ворыпаевский уронил пистолет и схватился за раненую руку, согнувшись от боли пополам.
Дальше события разворачивались совсем не по плану, который они так детально обсуждали с Турецким. Володя с изумлением уставился на Турецкого, когда тот вместо того, чтобы бежать под его прикрытием, сначала присел за машиной, а потом отполз от нее к обочине. Володя тихо выругался, не понимая, что задумал «важнячок». А когда увидел, что произошло дальше, и вовсе растерялся. Куренной, пробегая мимо Турецкого, споткнулся и упал, выронив пистолет. Его уже настигал Кудря, и не целясь, выстрелил в Куренного. Тот ухватился за раненое плечо. Совсем пришлось бы плохо Куренному, если бы не Турецкий. Он вскочил, когда Кудря поравнялся с ним, и с силой толкнул его на машину, ударив об капот. Этим воспользовался Куренной, быстрым движением подхватил свой пистолет и несколько раз выстрелил в Кудрю. Володя увидел, как Кудря упал. А Турецкий опять начал действовать не по плану. Он подхватил раненого Куренного и затащил его в машину.
— Шо ж ты робишь? — возмутился Володя, как будто Турецкий мог его услышать. — Тикай сюда, мать твою. Шо ты творишь?!
Тем временем машины ворыпаевских сорвались с места и умчались так быстро, словно участвовали в гонках на выживание. Да по сути так и было. За ними, зажав рану рукой, прихрамывая побежал Клест, стреляя им вслед:
— Лови свинец, хлеборобы! — орал он, передергивая затвор.
Казаки собрались возле машин, погалдели, помахали в запале руками, видимо, решая, стоит ли пускаться в преследование. Наконец все расселись по машинам, и Турецкий сел вместе с ними.
Володя, ничего не понимая, чувствовал себя полным идиотом.
— Шо ты задумал, скаженный? — растеряно вопрошал он у москвича и злился на него, потому что измененный план был уже вовсе не планом, а вообще неизвестно чем. И какова отводилась роль ему в этой стихийной разборке было непонятно. Он смотрел вслед уезжающим машинам. Наступила тишина, как будто ничего и не было. Только Кудря остался лежать на дороге бесформенным кулем. Хоть какая-то польза от перестрелки бандитов — и тех, и этих, — немного успокоил себя Володя. Он снял с плеча карабин и положил его на траву.
— Ну и шо мне теперь прикажешь робить? — укоризненно произнес он, обращаясь к невидимому собеседнику Турецкому. Было очень обидно, что ему не удалось нанести существенный урон обеим сторонам. А ведь так хотелось! Под шумок с его позиции можно было запросто уложить еще несколько братков. И если бы не предварительная договоренность с московским важняком, он так бы и сделал, нарушая закон. А какой, на хрен, закон, если в станице царит настоящее беззаконие? — в мыслях гневно вопрошал у Турецкого Володя, толкая мотоцикл вверх по невысокому склону. Ветки кустов цеплялись за колеса, он пыхтел и потел и все сокрушался, что план сорвался. А ведь так хорошо все было задумано.
Володя выкатил мотоцикл на дорогу и не спеша двинулся в станицу. Приедет живой и здоровый Лене на радость. Но на душе было очень погано. Не удалось отвести душу и хоть ненадолго почувствовать себя боевым другом. Но еще больше его мучила мысль о том, что Турецкий так и остался в плену у казаков. А как действовать в таком случае, они не договаривались. Надо обдумать, что теперь делать, чтобы освободить московского важняка.
6
— Не видишь, Григорий Алексеич, совет у нас тут! Чужим вход воспрещен!
— Та я тильки выпить, — извиняющимся тоном прошелестел Деревянко. Совсем не хотелось попадать под горячую руку злого Димона, но и выпить он имел полное право. Чай не частное это заведение, а общественное.
— Иди сюда, Григорий Алексеевич, — сурово позвал его Куренной. — Выпей с нами за помин погубленной души моего единственного брата Олежки. И иди себе с Богом. У нас тут разговор серьезный.
Деревянко с чувством собственного достоинства подошел к столу, кто-то подал ему стул, Куренной плеснул в стакан водки.
— Нехай земля ему пухом, твоему Олежке! — опрокинул стакан вожделенной жидкости Деревянко. Все молча последовали его примеру. Дальше задерживаться было уже неудобно, и так честь оказали, и Деревянко вылез из-за стола.
— Возьми с собой, — вручил ему бутылку «Столичной» Куренной. — Извини, Григорий Алексеевич, дома выпьешь.
Деревянко сдержанно поблагодарил Куренного и вышел на крыльцо. Свежий ветерок пробежался по лицу, солнечный луч, попав в глаза, выдавил слезу. Старый казак вытер ее кулаком и вздохнул. Вот бедолага Олежка, хоть и непутевый младший сын у Куренных, но ведь совсем молодой был. И такой страшной смертью помер, прирезал его москвич какой-то, вся станица об этом калякает…Прирезал ни за что и убег куда-то. Всю ночь его ловили — и милиция, и казаки, всю станицу переполошили. Только затаился он где-то. Деревянко засунул бутылку за пазуху и решил домой не возвращаться. Верка сейчас начнет его обнюхивать, есть поедом, а куда ему прятать бутылку — уже никакой фантазии не хватает. Лучше сейчас прямым ходом на речку Ялпужанку. Сядет культурненько в ивняке, выпьет свое законное на природе да в тишине. А Верке скажет, что сам Куренной угостил. Уж тогда старая не посмеет свою щербатую пасть открывать да гнобить мужа! Старшего сына Куренного тут все уважают. А если и врут, что уважают, так боятся точно.
А в кабаке тем временем продолжалось разбирательство, которое никому ничего хорошего не сулило. Куренной до поры до времени сдерживался, только метал злобные взгляды на Димона.
— Ну шо, Дмитрий Михалыч, скажешь мне? Ты объезд в то утро делал? Почему ты сразу не привел его сюда, а отдал этим дуракам из милиции?
— Так… — замялся Димон, не находя убедительных оправданий. — Хто ж знал?
— Хлопцы сказали, что он показался вам подозрительным. Ты был в патруле — с тебя и спрос.
— Почему с меня? — попытался удивиться Димон. Но по его виду всем стало ясно, что он чувствует свою вину.
Куренной вспыхнул мгновенно.
— Да потому, что ты совсем нюх потерял, Димон! Тоби башку отрежут, а ты и не заметишь, потому как мозги у тебя совсем в другом месте! Как так могло случиться, что на моей земле появился какой-то хер, сбежал из ментовки верхом, как гребаный Зорро, ридного моего братана убил и этого гада уже сутки не могут найти? А? Шо это за сказки про козявочку?!
Димон молчал, опустив глаза. Обычно самоуверенный и наглый, перед Куренным он стушевался, и ему на помощь пришел один из казачков.
— Мы всю станицу обшмонали…Може, он уже в другом месте…
Димон поднял голову и, глядя злым взглядом на товарища, потому как тот со своей помощью поставил Димона совсем в глупое положение, мрачно произнес:
— Не мог он сбежать. Я везде посты расставил.
— Не посты, а разъезды, мудак, — резко перебил его Куренной. Его тяжелый взгляд скользнул по лицам казаков.
— Плохо шмонали. Он здесь чужой, его наши сразу бы увидели и выдали со всеми потрохами.
— Ну давай пидпалим станицу со всех сторон и кругом станем, — неудачно пошутил кто-то из казачков. — Может, он и выбежит.
— Ты, Клест, пыхало свое поганое заткни! — гневно оборвал его Куренной и хлопнул ладонью по столу, да так, что посуда зазвенела. — Охренели совсем, мать вашу! Где субординация?!
Клест испуганно втянул голову в плечи и заюлил:
— Та я пошутковал.
— Нашел время шутковать. — Куренной вдруг успокоился и спокойным тоном объявил:
— Похороны в субботу.
— Так смотр отменяется? — Димон встал и запустил руку в карман. — Надо обзвонить всех…
— Сидеть! Никто ничего не отменяет! С похорон на смотр поедем. — Он с угрозой обвел всех взглядом и с расстановкой произнес:
— Но если вы… до субботы… его не найдете…
Он не успел закончить фразу, как дверь кабака вдруг распахнулась и на пороге появился Турецкий. Он так и представлял себе эту встречу: изумление на лицах казаков сменилось яростью и злорадством. Враг сам пришел к ним. Димон медленно начал подниматься, не сводя взгляда с Турецкого. Но тот и внимания не обратил на него. Его взгляд безошибочно остановился на Куренном:
— Ты — главный?
Димон ошалел от такой наглости.
— Ну ты…ты…
Но Турецкий опять его проигнорировал и обращался только к Куренному.
— Разговор есть. На пять минут. Оружия у меня нет.
Димон застыл в стойке охотничьей собаки и только ждал команды Куренного. Но тот исподлобья рассматривал Турецкого, словно давая ему оценку, наконец что-то решил про себя и коротко бросил казакам:
— У крыльца ждите.
Взгляд его остановился на напряженной фигуре Димона, который не тронулся с места.
— Сказал — у крыльца. Ко всем обращаюсь!
Задвигались стулья, казаки затопали к выходу, бросая злые взгляды на Турецкого. Будь их воля, всей стаей бросились бы на него немедленно — подумал Турецкий, и не дожидаясь приглашения Куренного, сел напротив него.
— Ты хто? — Куренной мог бы и не задавать этот вопрос, поскольку и так догадался, кто пожаловал к ним в гости.
— Человек, — спокойно ответил Турецкий. — Можешь называть меня…Антоном. Твой брат меня ограбил в поезде, я искал его, чтобы вернуть свое.
— И убил его, — скорее спросил, чем подтвердил слова непрошенного гостя Куренной.
— Нет. Это не я сделал, а Кудря. Я это сам видел. Я следил за твоим братом, просто морду хотел ему набить. А ты бы на моем месте разве не сделал то же самое?
— Откуда ты знаешь Кудрю? — Куренной не стал отвечать на вопрос Турецкого, теперь его интересовало совсем другое.
— Я слышал, как твой брат называл его по имени.
— А с какой стати я должен тебе верить? Зачем Кудре убивать Олега?
— Не знаю. Спроси у него сам. Я так думаю — потому, что твой брат идиот. Был идиот…
Куренной от ярости едва не поперхнулся.
— Ты думаешь, шо говоришь?! Вот сейчас хлопцы вернутся и через час-полтора мы будем есть борщ…Из тебя!
Турецкий невозмутимо смотрел в глаза Куренного.
— Как ты думаешь, что делал твой брат в Первоуральске?
Куренной не ответил. Он ждал, что скажет Турецкий.
— Вот, не знаешь. А я знаю. И не потому, что там был, а слышал вчера разговор твоего брата с Кудрей. И он рассказал, что у него там появилась надежная дивчина, у которой брат работает на частном прииске. Я так думаю, Олег с ней закрутил, чтобы подкатиться к ее брату. И узнал, что оттуда в Новороссийск в порт перегоняют вагон, а в нем сто пятьдесят килограммов левого золота. Вагон всю дорогу перецепляют из состава в состав, чтобы следы замести, но маршрут составлен так, что он проходит прямо через вашу подведомственную сортировочную. Во время вашего смотра…В общем, твой брат пообещал вагон встретить и проследить, чтобы его спокойно перецепили к другому составу. Неужели он ничего тебе не сказал? Я слышал, как он предложил Кудре ограбить вагон. Сказал, что двадцати процентов ему хватит. Но только в том случае, если ты ничего не будешь об этом знать. Олег думал, что Кудря согласится. Между прочим, Кудря удивился, что Олег собирается тебя обставить. Скорее всего он и не поверил Олегу. И просто прирезал его. А информация, кстати, у него осталась…
Куренной недоверчиво слушал Турецкого, наконец поинтересовался:
— И откуда столько подробностей?
— Я ж говорю — слышал. Если точнее — подслушал. Стоял в двух метрах в кустах.
— На твоих глазах убивали человека и ты ничего не сделал?
— Все произошло слишком быстро. В какой-то момент я вообще ничего не видел, только слышал. А когда вышел из укрытия, было уже поздно.
Куренной постукивал пальцами по столу, потом нервно затянулся сигаретой, обдумывая слова Турецкого. Наконец после некоторой паузы спросил:
— Ты на мой первый вопрос не ответил. Кто ты такой? Чем занимался?
— Можно считать, что я…частный охранник.
Куренной усмехнулся и с силой вдавил сигарету в пепельницу.
— Чего охраняешь?
— Людей.
— Я погляжу, ты очень наглый, раз пришел сюда и говоришь мне в лицо, шо мой брат предатель, после того, как тебя видели над его трупом.
Турецкий пожал плечами.
— А я не рассчитывал, что ты мне сразу поверишь…У меня другого выхода не было. С одной стороны вы, с другой — менты. Как говорится, хрен редьки не слаще. Меня здесь зажали — уйти я не мог. Вот и решил прийти к тебе. Поскольку моя информация тебе гораздо интереснее, чем ментам.
— И что ты сейчас хочешь от меня?
— Мне бы уехать отсюда. Спокойно, без стрельбы — дружелюбно ответил Турецкий.
— Пока ты никуда не поедешь. Мы же должны твои сказки проверить, — усмехнулся Куренной и первый встал из-за стола.
Лена с тревогой наблюдала за сборами дяди Володи. Вид у него был воинственный и сосредоточенный — не подступись. А когда он выкатил из сарая мотоцикл с коляской, Лена поняла, что к осуществлению операции дядя Володя подготовился основательно. Он мельком взглянул на племянницу и строго сказал:
— Шоб сидела в хате и не высовывалась. Никому не открывай. Так будет надежнее.
Лена молча кивнула, а дядя Володя заскочил в хату и вышел с карабином, который он обмотал тряпкой.
— Дядя Володя, вы там поосторожнее, — жалобно попросила Лена. — Если бы была моя воля, ни за что не отпустила бы вас.
— И шо? — хмуро спросил Володя. — Нехай человек сам с этой бандой справляется? В кои веки появился у нас нормальный мужик, который не испугался этих придурков, так не отдавать же его им на растерзание!
Он грузно уселся на мотоцикл, с силой опустил ногу на педаль, завел мотор и крикнул Лене, перекрикивая треск мотора:
— Отчиняй ворота, а потом закрой на засов.
Оба Марсика выскочили из будки и залаяли так, будто прощались с хозяином навеки.
— Цыть, малахольные! — прикрикнул на них дядя Володя. Собаки послушно отступили от мотоцикла и жалобно завыли. — Та тю на вас! — суеверно сплюнул трижды через плечо хозяин. — Воете, як на покойника!
Соседи с любопытством выглядывали из-за заборов, когда бывший начальник милиции с грохотом пронесся по пыльным улицам станицы. Не так часто он теперь разъезжал на своей железной коняге, поэтому соседей занимал вопрос, куда так поспешает их сосед. Будут теперь думать и гадать, сочинят новость и пустят по станице, — беззлобно подумал о них бывший начальник милиции.
Володя выехал на грунтовую дорогу и подпрыгивая на ухабах, зорко всматривался вперед. Вот и лесополоса. Вокруг никого, как и ожидалось. Он осторожно съехал с дороги, завилял между деревьями и наконец остановился, убедившись, что с дороги его никто не мог увидеть. Сел в кустах и закурил. Часа полтора в запасе у него было. Еще раз прокрутил в мыслях план, который ему предложил Турецкий. За всей простотой этого плана скрывалось множество подводных камней. И Володя прикидывал, как поступить в любом из случаев, если ситуация изменится. Конечно, он оценил смелость москвича, но все-таки предприятие ожидалось очень неспокойным. И это в лучшем случае. События могли развернуться так, что Турецкому действительно угрожала опасность.
Время тянулось долго, он уже выкурил три папиросы, тщательно потушил их и решил больше не курить. Вот-вот на дороге могли появиться люди Куренного. Или Кудри. Смотря кто нетерпеливее.
В тишине послышался звук моторов нескольких машин, как будто приближался целый караван. Володя улегся на землю и сквозь ветки деревьев начал наблюдать, как со стороны Ворыпаевки показались три машины. Они остановились там, где и предполагал Володя. Две из них развернулись в обратную сторону. Захлопали дверцы машин, Володя быстро пересчитал вышедших — восемь человек. Они о чем-то переговаривались, Володя через оптический прицел углядел Кудрю. Он единственный был лысый и выделялся среди своих телохранителей. Володя прицокнул языком:
— Як в тире, прости, Господи…
Опять послышался звук работающих моторов. От станицы, слева по дороге, приближались еще три машины. Они совершили тот же маневр и остановились метрах в двадцати от ворыпаевских. Синхронность действий напоминала сцены из боевиков. Володя тихо пробормотал:
— Ничего за десять лет не поменялось…Ну, давай, «важнячок»…Не подкачай…
Турецкий не показывался. Володя перевел оптический прицел поочередно на каждую машину и увидел его на переднем сидении первой машины. Зато на дороге появились Куренной, Димон и Клест. Они шли не спеша к ворыпаевским. Остальные казаки остались у машин. Ворыпаевские поступили точно так же. Трое отделились от толпы и пошли навстречу казакам. У всех были суровые напряженные лица. Все остановились и один из ворыпаевских сделал шаг вперед.
— Здорово, Андрей. Зачем звал? Шо стряслось?
Куренной сухо ответил:
— У меня, Сергун, брата убили.
— Знаю. Мои соболезнования. Чем можем — поможем…
Куренной подался всем телом к ворыпаевским и веско добавил:
— Перерезали горло. У нас, в нашей станице…
— Цэ вэлыкэ горе. У тебя шо, уже какие-то мысли на эту тему есть? Скажи…
Куренной демонстративно заглянул за плечо Сергуна и с ехидцей спросил:
— А шо там Кудря маячит и колесо пинает? Вы ж всегда разом, как на картинке…Нехай тоже к нам подойдет. Раньше на смыках он нас не гнушался…
— Та он чеснока поел, а зубы не почистил. Стесняется, — хохотнул Сергун.
Куренной оглянулся на своих и парировал:
— Ничего, мы потерпим. Да, хлопцы?
Клест кивнул головой и крикнул:
— Кудря, иди до нас!
Кудря поднял голову, но остался стоять на месте. Вмешался Димон, который с раздражением прикрикнул:
— Шевели копытами…
Сергун обернулся к Кудре и спокойно позвал его:
— Кудря, иди сюда, а то казачкам не нравится горло драть.
Турецкий приоткрыл окно и наблюдал за встречей казаков и ворыпаевских, удовлетворенно отметив, что все идет по плану. Прямо ему в затылок шумно дышал здоровенный казак. Водитель напряженно вглядывался в стекло и нетерпеливо ерзал на сидении. Видно, сам хотел участвовать в знаменательной встрече.
Кудря отделился от своих и медленно направился к парламентерам. Турецкий пробормотал:
— А время-то остановилось в вашем Новом Орлеане…
Водитель в недоумении взглянул на него:
— Шо ты там балакаешь?
— Да это я так, сам с собой разговариваю. Привычка у меня такая, — объяснил не без иронии в голосе Турецкий, не отводя взгляда с дороги.
В открытые окна машины хорошо было слышно каждое слово, которыми обменивались обе стороны.
— Хай Кудря скаже, где вчера вечером был с девяти до одиннадцати, — обратился Куренной к Сергуну.
— Спроси у него… — осклабился тот.
— Може, тебе рапорт нарисовать? — огрызнулся Кудря. — Так не по чину будет…А если тебе так уж интересно, то дома я был, телевизор смотрел. Ведущий подтвердить може, — ухмыльнулся он.
— Брэшеш, — резко оборвал его Куренной. — Тачку твою бачили в Орлянке вчера вечером. И тебя…С братом моим.
— Это шо за предъявы? — фальшиво возмутился Кудря. — У вас свои дела, у нас свои. Я ж у тебя не спрашиваю отчета, где ты вчера був.
Куренной уже отвернулся от Кудри и обратился к Сергуну.
— Сергун, прямо сейчас скажи мне, шо ты ничего про это не знаешь. Ни про смерть Бэмби, ни про золото. И мы разойдемся. Скажи как бывшему дружбану. Только его мы с собой возьмем, — и он кивнул в сторону Кудри. — У нас еще к нему вопросы есть.
У Володи уже устал палец на спусковом крючке. А события на дороге разворачивались, на его взгляд, слишком медленно.
— Ну, давайте хлопцы. Начинайте уже, — подгонял их шепотом Володя. — А то ж я сейчас первый выстрелю.
Он скользнул прицелом по коленям переговорщиков и азартно закусил губу.
Сергун хмуро смотрел на Куренного.
— Шось ты, Андрей, як я бачу, сейчас не в себе. Я понимаю, горе у тебя. Тогда давай завтра побалакаем. А то сгоряча глупостей наделаешь, а потом нам всем расхлебывать. Ни вам, ни нам война не нужна.
Куренной сквозь зубы процедил:
— Не чую ответа.
Как всегда нетерпеливый Клест выскочил перед всеми и зачастил:
— Та шо ты с ним цацкаешься, Куренной?
Он резко повернулся к Кудре:
— Ты вчера Олежку зарезал, Кудря! А ну, падла, смотри мне в глаза! В глаза смотри!
Кудря презрительно окинул взглядом худощавую неказистую фигуру Клеста:
— Нагибаться неохота…
— Ах ты!.. — Клест яростно сплюнул под ноги Кудри, но сдержался, потому что Димон положил свою тяжелую руку ему на плечо, придерживая горячего казачка.
Димон, который до сих пор с кривой ухмылкой слушал перепалку Клеста и Кудри, обратился к Куренному:
— Смотри, как у лысого руки трясутся…Шо-то он слишком нервничает.
Кудря злобно зыркнул на атамана казаков:
— Эй, Куренной, уйми своих казачков. Шо они гавкают? Собрал около себя девок, типа Бэмби…
Он не успел закончить фразу, как Клест неожиданно сделал резкий выпад ногой прямо в пах Кудре. Тот согнулся от боли, но выхватил пистолет и дважды вслепую выстрелил. Одна из пуль попала в ногу Клесту, тот вскрикнул и с изумлением взглянул на расплывающееся небольшое пятно крови на штанах. Выстрел Кудри как будто дал команду к перестрелке. С обеих сторон началась беспорядочная пальба. Димон и Клест решили не геройствовать и, отстреливаясь, отступали к машине. Кудря остался лежать на земле и продолжал стрелять, пока не закончилась обойма.
Володя удовлетворенно прицокнул языком и перевел прицел на машину, в которой сидел Турецкий. Он увидел, как из нее выскочил здоровенный казак с помповым ружьем и что-то крича во все горло, обежал машину и начал пальбу в сторону ворыпаевских. Турецкий, как это и предполагалось по плану, нагнулся, а Володя выстрелил в лобовое стекло.
— Не зашиб? — пробормотал он, вглядываясь в прицел.
Турецкий поднял голову и оглядел поле боя через разбитое вдребезги окно. Водитель, для которого выстрел в лобовое стекло был полной неожиданностью, вскрикнул:
— Мать твою! Сволочи! Мать твою…
Он выскочил из машины и метнулся в сторону, но Володя уже перехватил его в прицел и выстрелил ему в колено. Водитель упал, как подкошенный, и вьюном пополз в канаву, приволакивая ногу.
— Ну, давай, важнячок, тикай, сейчас хороший момент, — прошептал Володя.
Он перекинул ствол приклада, выстрелил в плечо кому-то из ворыпаевских — тот целился в Турецкого. Ворыпаевский уронил пистолет и схватился за раненую руку, согнувшись от боли пополам.
Дальше события разворачивались совсем не по плану, который они так детально обсуждали с Турецким. Володя с изумлением уставился на Турецкого, когда тот вместо того, чтобы бежать под его прикрытием, сначала присел за машиной, а потом отполз от нее к обочине. Володя тихо выругался, не понимая, что задумал «важнячок». А когда увидел, что произошло дальше, и вовсе растерялся. Куренной, пробегая мимо Турецкого, споткнулся и упал, выронив пистолет. Его уже настигал Кудря, и не целясь, выстрелил в Куренного. Тот ухватился за раненое плечо. Совсем пришлось бы плохо Куренному, если бы не Турецкий. Он вскочил, когда Кудря поравнялся с ним, и с силой толкнул его на машину, ударив об капот. Этим воспользовался Куренной, быстрым движением подхватил свой пистолет и несколько раз выстрелил в Кудрю. Володя увидел, как Кудря упал. А Турецкий опять начал действовать не по плану. Он подхватил раненого Куренного и затащил его в машину.
— Шо ж ты робишь? — возмутился Володя, как будто Турецкий мог его услышать. — Тикай сюда, мать твою. Шо ты творишь?!
Тем временем машины ворыпаевских сорвались с места и умчались так быстро, словно участвовали в гонках на выживание. Да по сути так и было. За ними, зажав рану рукой, прихрамывая побежал Клест, стреляя им вслед:
— Лови свинец, хлеборобы! — орал он, передергивая затвор.
Казаки собрались возле машин, погалдели, помахали в запале руками, видимо, решая, стоит ли пускаться в преследование. Наконец все расселись по машинам, и Турецкий сел вместе с ними.
Володя, ничего не понимая, чувствовал себя полным идиотом.
— Шо ты задумал, скаженный? — растеряно вопрошал он у москвича и злился на него, потому что измененный план был уже вовсе не планом, а вообще неизвестно чем. И какова отводилась роль ему в этой стихийной разборке было непонятно. Он смотрел вслед уезжающим машинам. Наступила тишина, как будто ничего и не было. Только Кудря остался лежать на дороге бесформенным кулем. Хоть какая-то польза от перестрелки бандитов — и тех, и этих, — немного успокоил себя Володя. Он снял с плеча карабин и положил его на траву.
— Ну и шо мне теперь прикажешь робить? — укоризненно произнес он, обращаясь к невидимому собеседнику Турецкому. Было очень обидно, что ему не удалось нанести существенный урон обеим сторонам. А ведь так хотелось! Под шумок с его позиции можно было запросто уложить еще несколько братков. И если бы не предварительная договоренность с московским важняком, он так бы и сделал, нарушая закон. А какой, на хрен, закон, если в станице царит настоящее беззаконие? — в мыслях гневно вопрошал у Турецкого Володя, толкая мотоцикл вверх по невысокому склону. Ветки кустов цеплялись за колеса, он пыхтел и потел и все сокрушался, что план сорвался. А ведь так хорошо все было задумано.
Володя выкатил мотоцикл на дорогу и не спеша двинулся в станицу. Приедет живой и здоровый Лене на радость. Но на душе было очень погано. Не удалось отвести душу и хоть ненадолго почувствовать себя боевым другом. Но еще больше его мучила мысль о том, что Турецкий так и остался в плену у казаков. А как действовать в таком случае, они не договаривались. Надо обдумать, что теперь делать, чтобы освободить московского важняка.
6
Валя изо всех сил старалась изображать на своем лице неубывающий интерес к рассказу тетки. Они уже и поужинали, и муж благополучно смылся якобы выносить мусор, а на самом деле, она не сомневалась, пристроился к соседям-собачникам покурить да поговорить за жизнь. По вечерам они собирались на детской площадке, собаки орошали прибитую травку и загребали свое добро в песочницу, куда на следующий день мамаши выводили своих детишек. Детишки совочками выкапывали непонятные продолговатые камешки и выкидывали их из песочницы, они мешали делать им куличики и строить песочные города. Так что муж, исполнив свой родственный долг перед собственной теткой, поужинав с ней и некоторое время послушав ее занимательные рассказы, был теперь свободен, как птичка. А Вале, как всегда, оставалось сидеть и внимать каждому слову тети Марты, потому что та требовала не только внимания, но и своевременной реакции. Валя то говорила «угу», то «не может быть», то «все-таки какие они гады». Разговор, как обычно, шел о бывших родственниках тети Марты, к которым каким-то боком притулился и Влад, троюродный племянник тети Марты и единственный ее родственник, с коим она еще сохранила нормальные отношения и где ее принимали. И то только потому, что между ними изначально не стояли общие имущественные интересы. Валя думала, что если бы тетка не была так занята бесконечными судебными процессами с родственниками, она могла бы написать познавательную книгу о многолетней борьбе за разные виды наследства, подкрепляя их примерами из собственного опыта. А наследство было немалое, не одно поколение родственников потрудилось, чтобы накопить его. Только не думал и не гадал ныне покойный патриарх рода Теодор Сикорский, что его многочисленные потомки будут грызться из-за огромного участка с ныне сгоревшей трехэтажной дачей, которой до пожара владели четыре семьи Сикорских. Тетя Марта помимо земельного участка присовокупила к наследству могилы общих предков на Новодевичьем кладбище, могилы других общих предков на Введенском кладбище, и даже заявила права на квартиру своего покойного брата, которую захапала его вдова, причем, как считала тетя Марта, абсолютно незаконно. Потому что она, родная сестра, прожила вместе с братом пятьдесят лет, пока они не разъехались по разным квартирам, а эта посторонняя женщина, хитростью окрутившая убежденного холостяка Стасика, успела с ним пожить всего четыре года. Ну и что, что эту квартиру Стасик получил путем размена общей с Мартой квартиры? Он ведь прожил с сестрой неизмеримо дольше, чем с женой. Марта каждый раз подчеркивала, что Стасик женился не по своей доброй воле, а исключительно потому, что эта женщина окрутила его хитростью.