Страница:
Проныру Нельсона охватило волнение. Кровь забурлила в жилах, как у гончей, почуявшей запах загнанного зверя. Банальный сюжет, подумал он, и в то же время сюжет грандиозный. Белый ученый спасается от белого расистского режима и бежит через территорию недружественных африканских стран! Это получше, чем контрабанда маиса! Хотя маис – тоже важная тема. В конце концов, все кенийцы кровно заинтересованы в бесперебойном снабжении зерном и, следовательно, в незамедлительной ликвидации гангстеров, наживающихся на его контрабанде... Но, будучи репортером уголовной хроники, Проныра Нельсон знал разницу между важным и по-настоящему интересным сюжетом. История с исчезнувшим ученым была по-настоящему интересной. Даже грандиозной, повторил Проныра Нельсон. Из тех, что многим по душе.
Синим карандашом он заключил в круг заголовок статьи в "Рэнд дэйли мэйл":
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВИДНОГО УЧЕНОГО,
РАБОТАВШЕГО НАД СЕКРЕТНЫМ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ ПРОЕКТОМ
Во второй круг попало имя ученого. Проныра Нельсон откинулся на спинку стула и уставился на оба круга с таким видом, словно собирался обнаружить в них какой-то скрытый смысл. Он перебирал в уме всевозможные повороты столь заманчивого сюжета. У него был педантичный и проницательный ум, не допускавший малейших отступлений от логики в старой как мир игре в полицейских и воров. Годы репортерской работы в отделе уголовной хроники научили его, что в этой игре и преследователь, и преследуемый действуют в соответствии со строгой логикой. Каждый из них имеет представление об условиях, диктующих поведение другой стороне, и делает необходимые выводы, на которых строит свои поступки: один – с целью улизнуть, другой – с целью изловить. Репортер уголовной хроники – не преследователь и не преследуемый. Он лишь наблюдает за игрой в полицейских и воров и способен беспристрастно оценить логичность действий тех и других. Хороший репортер уголовной хроники должен быть наделен острым умом, и у Проныры Нельсона он был острее бритвы.
Проныра отточил его в нелегкие годы детства, проведенного в Мутурве – трущобном районе Найроби. Выбор был прост: либо ты шевелишь мозгами и выживаешь, либо ты недоучка и становишься жертвой местного хулиганья. Он выжил, окончил начальную школу святого Петра вблизи Мутурвы, затем среднюю школу Мангу и в довершение всего добился стипендии для учебы в Гарвардском университете.
Студенческая жизнь в Кембридже (штат Массачусетс) имела свои светлые и темные стороны. Он быстро приспособился к распорядку университетского городка, но завязать контакты с людьми в Новой Англии оказалось совсем не простым делом. Не то чтобы он не умел заводить друзей – скорее нравственная атмосфера в Кембридже конца пятидесятых годов не готова была принять черного студента, да еще из Африки. Но в конце концов он освоился, а изоляция от местного общества, на которую он поначалу был обречен как иностранец, даже придала ему внутренние силы.
Он избрал физику и математику не потому, что мечтал о научной карьере, а по тем же побуждениям, по каким выбирал для себя в драках с ребятами из соперничавших шаек самого трудного противника. Восхитительное ощущение – драться с парнем старше и сильнее тебя. Дерзкая отвага не раз выручала его, помогала покидать поле битвы победителем. Он принял вызов, вступил с физикой и математикой в схватку и вышел из борьбы с дипломом бакалавра.
По окончании колледжа он неожиданно решил получить степень магистра журналистики в Колумбийском университете. Никакой особой причины взяться именно за журналистику не было. Друзья, которые вместе с ним изучали физику и математику, находили такую перемену специальности довольно странной. Но решение Нельсона Наэты было бесповоротным. Ему хотелось немного продлить свое пребывание в Америке, и поступление в аспирантуру предоставляло благовидный предлог. Да и Нью-Йорк дал бы множество новых впечатлений. Он разослал заявление в несколько учебных заведений. Высшая школа журналистики при Колумбийском университете откликнулась первой, и Нельсон сменил Кембридж на Нью-Йорк в том же месяце, когда окончил Гарвард.
В Нью-Йорке он испытал впервые те волнения, которые выпадают на долю репортера уголовной хроники. Каждый день он поглощал газетные истории об избиениях, изнасилованиях, грабежах и убийствах. Несколько раз в роли практиканта Нельсон сопровождал на задания матерых репортеров уголовной хроники из "Нью-Йорк дэйли ньюс". Тогда он и изведал ни с чем не сравнимое лихорадочное волнение, тогда и решил непременно стать репортером уголовной хроники по возвращении в Кению. Одно страшило его: перспектива надолго застрять за каким-нибудь редакторским столом в маленькой газетенке в Найроби. Он был готов на все, лишь бы избежать этого.
Когда срок учебы в школе журналистики подошел к концу и настала пора возвращаться домой, он разослал письма в несколько газет в Найроби, предлагая свои услуги в качестве репортера уголовной хроники. Лишь одна газета – "Найроби обсервер", которая в то время только расправляла крылышки, – взяла на себя труд ему ответить. Оказалось, редактор как раз искал такого репортера. С тех пор Проныра Нельсон и "Найроби обсервер" стали неразлучны.
С годами он создал себе имя своей бескомпромиссностью и приобрел репутацию самого дерзкого, самого отважного и самого удачливого кенийского репортера. Работа приводила его к частым конфликтам с законом. Он неоднократно сталкивался с гангстерами и кое-кем из "шишек", которые оказывали им покровительство. Случалось, его догадки не имели ничего общего с действительностью, и написанные на их основании статьи оборачивались крупными неприятностями для него и для газеты. Не раз и не два после публикации его статей газете приходилось вести тяжбы в суде, защищаясь против обвинения в клевете. Нов общем и целом статьи эти приносили газете большую пользу, тиражи неуклонно росли, а читатели забрасывали редакцию письмами на его имя. Проныра Нельсон был счастлив и считал журналистику лучшим занятием на свете.
Продолжая глазеть на два синих круга, большой и маленький, он размышлял, как бы поступил на месте доктора Корнелиуса Эразмуса. Как бы действовал он сам, очутись на месте белого беглеца из Южной Африки, чтобы достичь безопасного пункта на другом континенте?
Разумеется, в Родезию нечего и соваться. Она наводнена южноафриканскими шпиками. Южноафриканская полиция успела, конечно, снабдить родезийские власти фотографией исчезнувшего ученого, и сейчас родезийские полицейские вместе с агентами Претории уже прочесывают всю страну. В любом случае – даже чисто психологически – Родезия неподходящее для беглеца место. По сходным соображениям Проныра Нельсон отбросил Мозамбик и Анголу. Первым убежищем для Эразмуса на сухопутном маршруте могла бы стать Замбия. Правда, замбийские власти с полным основанием относятся к белым, особенно из Южной Африки, подозрительно. Там легко могут возникнуть неприятности, и замбийцы, чего доброго, арестуют ученого, посадят в тюрьму или, того хуже, вернут в Южную Африку. В Танзании, пожалуй, беглеца ждут подобные же проблемы. И все-таки, рассуждал Проныра Нельсон, Эразмус почти наверняка избрал путь через Замбию и Танзанию. Вероятно, с помощью эмигрировавших туда борцов за свободу Южной Африки он рассчитывает попасть в Найроби, откуда можно вылететь самолетом в Европу. Выходит, ученый должен стремиться не куда-нибудь, а в Найроби! Эта мысль пронзила Проныру Нельсона подобно молнии, как и естественно пришедший на ум следующий вопрос: что бы делал он на месте преследователя? Единственный ответ: караулил бы беглеца в Найроби!
Проныра Нельсон сложил газету и отправился в кабинет редактора.
Питер Хамиси, пожилой человек с вечно торчащей изо рта трубкой и расстегнутым воротом, редактировал "Найроби обсервер" со дня основания. Никто не мог бы обвинить его в отсутствии чутья к сенсациям. Не прошло и десяти лет, а он поднял тираж газеты с несчастных десяти тысяч до более чем восьмидесяти тысяч экземпляров и достиг этого благодаря упорной погоне за новостями. Как часто заявлял Хамиси на ежедневных редакционных летучках, газету покупают ради новостей, и он требовал их неустанно. Этот факт ободрял Проныру Нельсона, примостившегося на стуле в ожидании, пока редактор закончит чтение статьи в "Рэнд дэйли мэйл".
Наконец Хамиси выглянул из-за газеты, пустив волну трубочного дыма в сторону Проныры:
– Ну?
– Неплохой сюжет, – осторожно сказал Проныра Нельсон.
– Вижу, что неплохой, – буркнул Хамиси. – Но ты ведь заявился не для того, чтобы сообщить мне об этом, не так ли?
– Если хотите знать мое мнение, этот ученый направился в Найроби, – сказал Проныра. – Может статься, он уже здесь, в эту самую минуту.
– Что предлагаешь?
– Мог бы копнуть.
– Сперва маис, Нельсон, – сказал редактор, отрицательно покачивая головой. – Ты убил целых две недели и, кроме пары банальнейших интервью, не раздобыл ничего конкретного. Мне нужна статья о маисе, Нельсон, и я не позволю тебе отвлекаться, пока ты ее не кончишь.
Хамиси был несправедлив, говоря, что в истории с контрабандой маиса ничего не удалось выяснить. В таких делах, правда, каждый шаг подлежит проверке и перепроверке. Они таят в себе неисчислимые ловушки. Малейшая путаница в именах или датах может стать роковой ошибкой, чревата новым иском о клевете. Проныра Нельсон не мог торопиться, и редактор это знал. И все же, уныло подумал Проныра, нетерпение Хамиси можно понять. Прошло две недели, а мои усилия пока не дали ощутимых результатов.
– Я готов вести обе темы сразу, – попробовал он уговорить Хамиси. – С контрабандой, думаю, я вот-вот развяжусь. Через день-другой возьму интервью у замбийского министра торговли и промышленности. Он приезжает в Найроби на переговоры представителей стран Восточной и Центральной Африки. Побеседую с ним, найду новые штрихи.
– Нельсон, я толкую совсем не о штрихах, – сказал Хамиси. – Мне необходимы достоверные факты. Ты еще не раскрыл ничего конкретного. Есть интервью, предположения. Но достоверного ничего.
– Я продолжаю распутывать кое-какие нити.
– Вот и распутывай их, а про это южноафриканское дело забудь. Люди голодают, а разные мерзавцы тайно вывозят из страны маис. Это поважнее, Нельсон, чем какой-то белый, удирающий из Южной Африки.
– Но... – начал было Проныра, однако не стал продолжать, поняв по положению трубки во рту редактора, по непоколебимо спокойному выражению его лица, что дальнейшие споры бесполезны. – Хорошо, – произнес он, принимая из рук Хамиси номер "Рэнд дэйли мэйл".
– Помни, Нельсон, газета у нас небольшая, – сказал редактор. – Наших читателей интересуют в первую очередь местные темы. История с маисом имеет к ним прямое отношение. Побег ученого может заинтриговать этак с дюжину читателей, но подавляющее большинство остальных плевать на него хотело.
В приемной встречи с редактором дожидалась Лора Ванджику.
– Что это ты нос повесил?
Проныра Нельсон одарил ее вымученной улыбкой:
– Эх, Лора, проторчишь тут с мое, посмотрим, как ты тогда запоешь!
Ничего не ответив, она открыла дверь и вошла в редакторский кабинет.
3
Синим карандашом он заключил в круг заголовок статьи в "Рэнд дэйли мэйл":
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ВИДНОГО УЧЕНОГО,
РАБОТАВШЕГО НАД СЕКРЕТНЫМ
ГОСУДАРСТВЕННЫМ ПРОЕКТОМ
Во второй круг попало имя ученого. Проныра Нельсон откинулся на спинку стула и уставился на оба круга с таким видом, словно собирался обнаружить в них какой-то скрытый смысл. Он перебирал в уме всевозможные повороты столь заманчивого сюжета. У него был педантичный и проницательный ум, не допускавший малейших отступлений от логики в старой как мир игре в полицейских и воров. Годы репортерской работы в отделе уголовной хроники научили его, что в этой игре и преследователь, и преследуемый действуют в соответствии со строгой логикой. Каждый из них имеет представление об условиях, диктующих поведение другой стороне, и делает необходимые выводы, на которых строит свои поступки: один – с целью улизнуть, другой – с целью изловить. Репортер уголовной хроники – не преследователь и не преследуемый. Он лишь наблюдает за игрой в полицейских и воров и способен беспристрастно оценить логичность действий тех и других. Хороший репортер уголовной хроники должен быть наделен острым умом, и у Проныры Нельсона он был острее бритвы.
Проныра отточил его в нелегкие годы детства, проведенного в Мутурве – трущобном районе Найроби. Выбор был прост: либо ты шевелишь мозгами и выживаешь, либо ты недоучка и становишься жертвой местного хулиганья. Он выжил, окончил начальную школу святого Петра вблизи Мутурвы, затем среднюю школу Мангу и в довершение всего добился стипендии для учебы в Гарвардском университете.
Студенческая жизнь в Кембридже (штат Массачусетс) имела свои светлые и темные стороны. Он быстро приспособился к распорядку университетского городка, но завязать контакты с людьми в Новой Англии оказалось совсем не простым делом. Не то чтобы он не умел заводить друзей – скорее нравственная атмосфера в Кембридже конца пятидесятых годов не готова была принять черного студента, да еще из Африки. Но в конце концов он освоился, а изоляция от местного общества, на которую он поначалу был обречен как иностранец, даже придала ему внутренние силы.
Он избрал физику и математику не потому, что мечтал о научной карьере, а по тем же побуждениям, по каким выбирал для себя в драках с ребятами из соперничавших шаек самого трудного противника. Восхитительное ощущение – драться с парнем старше и сильнее тебя. Дерзкая отвага не раз выручала его, помогала покидать поле битвы победителем. Он принял вызов, вступил с физикой и математикой в схватку и вышел из борьбы с дипломом бакалавра.
По окончании колледжа он неожиданно решил получить степень магистра журналистики в Колумбийском университете. Никакой особой причины взяться именно за журналистику не было. Друзья, которые вместе с ним изучали физику и математику, находили такую перемену специальности довольно странной. Но решение Нельсона Наэты было бесповоротным. Ему хотелось немного продлить свое пребывание в Америке, и поступление в аспирантуру предоставляло благовидный предлог. Да и Нью-Йорк дал бы множество новых впечатлений. Он разослал заявление в несколько учебных заведений. Высшая школа журналистики при Колумбийском университете откликнулась первой, и Нельсон сменил Кембридж на Нью-Йорк в том же месяце, когда окончил Гарвард.
В Нью-Йорке он испытал впервые те волнения, которые выпадают на долю репортера уголовной хроники. Каждый день он поглощал газетные истории об избиениях, изнасилованиях, грабежах и убийствах. Несколько раз в роли практиканта Нельсон сопровождал на задания матерых репортеров уголовной хроники из "Нью-Йорк дэйли ньюс". Тогда он и изведал ни с чем не сравнимое лихорадочное волнение, тогда и решил непременно стать репортером уголовной хроники по возвращении в Кению. Одно страшило его: перспектива надолго застрять за каким-нибудь редакторским столом в маленькой газетенке в Найроби. Он был готов на все, лишь бы избежать этого.
Когда срок учебы в школе журналистики подошел к концу и настала пора возвращаться домой, он разослал письма в несколько газет в Найроби, предлагая свои услуги в качестве репортера уголовной хроники. Лишь одна газета – "Найроби обсервер", которая в то время только расправляла крылышки, – взяла на себя труд ему ответить. Оказалось, редактор как раз искал такого репортера. С тех пор Проныра Нельсон и "Найроби обсервер" стали неразлучны.
С годами он создал себе имя своей бескомпромиссностью и приобрел репутацию самого дерзкого, самого отважного и самого удачливого кенийского репортера. Работа приводила его к частым конфликтам с законом. Он неоднократно сталкивался с гангстерами и кое-кем из "шишек", которые оказывали им покровительство. Случалось, его догадки не имели ничего общего с действительностью, и написанные на их основании статьи оборачивались крупными неприятностями для него и для газеты. Не раз и не два после публикации его статей газете приходилось вести тяжбы в суде, защищаясь против обвинения в клевете. Нов общем и целом статьи эти приносили газете большую пользу, тиражи неуклонно росли, а читатели забрасывали редакцию письмами на его имя. Проныра Нельсон был счастлив и считал журналистику лучшим занятием на свете.
Продолжая глазеть на два синих круга, большой и маленький, он размышлял, как бы поступил на месте доктора Корнелиуса Эразмуса. Как бы действовал он сам, очутись на месте белого беглеца из Южной Африки, чтобы достичь безопасного пункта на другом континенте?
Разумеется, в Родезию нечего и соваться. Она наводнена южноафриканскими шпиками. Южноафриканская полиция успела, конечно, снабдить родезийские власти фотографией исчезнувшего ученого, и сейчас родезийские полицейские вместе с агентами Претории уже прочесывают всю страну. В любом случае – даже чисто психологически – Родезия неподходящее для беглеца место. По сходным соображениям Проныра Нельсон отбросил Мозамбик и Анголу. Первым убежищем для Эразмуса на сухопутном маршруте могла бы стать Замбия. Правда, замбийские власти с полным основанием относятся к белым, особенно из Южной Африки, подозрительно. Там легко могут возникнуть неприятности, и замбийцы, чего доброго, арестуют ученого, посадят в тюрьму или, того хуже, вернут в Южную Африку. В Танзании, пожалуй, беглеца ждут подобные же проблемы. И все-таки, рассуждал Проныра Нельсон, Эразмус почти наверняка избрал путь через Замбию и Танзанию. Вероятно, с помощью эмигрировавших туда борцов за свободу Южной Африки он рассчитывает попасть в Найроби, откуда можно вылететь самолетом в Европу. Выходит, ученый должен стремиться не куда-нибудь, а в Найроби! Эта мысль пронзила Проныру Нельсона подобно молнии, как и естественно пришедший на ум следующий вопрос: что бы делал он на месте преследователя? Единственный ответ: караулил бы беглеца в Найроби!
Проныра Нельсон сложил газету и отправился в кабинет редактора.
Питер Хамиси, пожилой человек с вечно торчащей изо рта трубкой и расстегнутым воротом, редактировал "Найроби обсервер" со дня основания. Никто не мог бы обвинить его в отсутствии чутья к сенсациям. Не прошло и десяти лет, а он поднял тираж газеты с несчастных десяти тысяч до более чем восьмидесяти тысяч экземпляров и достиг этого благодаря упорной погоне за новостями. Как часто заявлял Хамиси на ежедневных редакционных летучках, газету покупают ради новостей, и он требовал их неустанно. Этот факт ободрял Проныру Нельсона, примостившегося на стуле в ожидании, пока редактор закончит чтение статьи в "Рэнд дэйли мэйл".
Наконец Хамиси выглянул из-за газеты, пустив волну трубочного дыма в сторону Проныры:
– Ну?
– Неплохой сюжет, – осторожно сказал Проныра Нельсон.
– Вижу, что неплохой, – буркнул Хамиси. – Но ты ведь заявился не для того, чтобы сообщить мне об этом, не так ли?
– Если хотите знать мое мнение, этот ученый направился в Найроби, – сказал Проныра. – Может статься, он уже здесь, в эту самую минуту.
– Что предлагаешь?
– Мог бы копнуть.
– Сперва маис, Нельсон, – сказал редактор, отрицательно покачивая головой. – Ты убил целых две недели и, кроме пары банальнейших интервью, не раздобыл ничего конкретного. Мне нужна статья о маисе, Нельсон, и я не позволю тебе отвлекаться, пока ты ее не кончишь.
Хамиси был несправедлив, говоря, что в истории с контрабандой маиса ничего не удалось выяснить. В таких делах, правда, каждый шаг подлежит проверке и перепроверке. Они таят в себе неисчислимые ловушки. Малейшая путаница в именах или датах может стать роковой ошибкой, чревата новым иском о клевете. Проныра Нельсон не мог торопиться, и редактор это знал. И все же, уныло подумал Проныра, нетерпение Хамиси можно понять. Прошло две недели, а мои усилия пока не дали ощутимых результатов.
– Я готов вести обе темы сразу, – попробовал он уговорить Хамиси. – С контрабандой, думаю, я вот-вот развяжусь. Через день-другой возьму интервью у замбийского министра торговли и промышленности. Он приезжает в Найроби на переговоры представителей стран Восточной и Центральной Африки. Побеседую с ним, найду новые штрихи.
– Нельсон, я толкую совсем не о штрихах, – сказал Хамиси. – Мне необходимы достоверные факты. Ты еще не раскрыл ничего конкретного. Есть интервью, предположения. Но достоверного ничего.
– Я продолжаю распутывать кое-какие нити.
– Вот и распутывай их, а про это южноафриканское дело забудь. Люди голодают, а разные мерзавцы тайно вывозят из страны маис. Это поважнее, Нельсон, чем какой-то белый, удирающий из Южной Африки.
– Но... – начал было Проныра, однако не стал продолжать, поняв по положению трубки во рту редактора, по непоколебимо спокойному выражению его лица, что дальнейшие споры бесполезны. – Хорошо, – произнес он, принимая из рук Хамиси номер "Рэнд дэйли мэйл".
– Помни, Нельсон, газета у нас небольшая, – сказал редактор. – Наших читателей интересуют в первую очередь местные темы. История с маисом имеет к ним прямое отношение. Побег ученого может заинтриговать этак с дюжину читателей, но подавляющее большинство остальных плевать на него хотело.
В приемной встречи с редактором дожидалась Лора Ванджику.
– Что это ты нос повесил?
Проныра Нельсон одарил ее вымученной улыбкой:
– Эх, Лора, проторчишь тут с мое, посмотрим, как ты тогда запоешь!
Ничего не ответив, она открыла дверь и вошла в редакторский кабинет.
3
Гул реактивных двигателей в аэропорту Найроби заглушал беседу двух журналистов, сидевших в ресторане "Симба" за чашкой кофе в ожидании рейса 048 компании "Бритиш эйруэйз" из Лусаки. Выруливший на старт самолет ДС-9 компании "Ист Эфрикэн эйруэйз" собирался начать разбег по взлетной дорожке. Огромный "Боинг-747" поворачивал к площадке перед аэровокзалом. В лучах утреннего солнца на его фюзеляже сияла эмблема компании "Алиталия".
– Будет вовремя, – прокричал Проныра Нельсон своему собеседнику.
Их разделял только стол, но Мухаммеду Якубу показалось, что голос Проныры донесся до него сквозь грохот могучего прибоя. Он кивнул в знак согласия и подхватил камеру "никон" с телеобъективом, демонстрируя свою готовность.
Проныра Нельсон повторил про себя вопросы, которые он намеревался задать господину Капвеле, замбийскому министру, прибывавшему рейсом 048. Ходили слухи, что несколько грузовиков перевезли из Кении в Замбию груз маиса по импортной лицензии, подписанной господином Капвелой. Если Замбии известно о запрете частного экспорта маиса из Кении, то не может ли господин министр объяснить, почему тогда его министерство разрешало ввоз? Кто в его министерстве ответствен за выдачу импортной лицензии? Правда ли, что некоторые высшие замбийские чиновники, включая одного министра, замешаны в контрабандном ввозе маиса? И что предпринимает в связи с этим правительство Замбии?
Вопросы бьют в цель, но Проныра знал: на них не удастся получить прямых ответов. Не добиться ему ничего, и напрасно редактор рассчитывает на это. В ушах Проныры уже звучали дипломатически округлые ответы господина Капвелы, бессодержательные общие фразы и увертки. Перед его мысленным взором возник и кенийский министр, который будет находиться рядом с господином Капвелой в специальном зале для высокопоставленных особ во время пресс-конференции и не допустит, чтобы гость попал в затруднительное положение. Нет, интервью в аэропорту не добавит ничего нового к тому, что "Найроби обсервер" уже успела опубликовать. На это не приходится надеяться. Лишь бы оно вообще не погасило читательский интерес, пока Проныра не раздобудет что-нибудь конкретное.
Женский голос с сильным угандийским акцентом объявил о прибытии лайнера из Лусаки. Проныра и фотограф, оставив на столе несколько монет, поспешили в зал. Вдали заходил на посадку воздушный корабль. Его крылья напомнили Проныре Нельсону детство и марабу, больших, сильных птиц, пикировавших на падаль. Самолет, пробежав с воем по посадочной полосе, сбавил скорость, выруливая на площадку перед аэровокзалом. Пронзительный рев стал было спадать, потом снова взметнулся, когда самолет покатил вдоль здания. Наконец лайнер остановился напротив входа в зал.
Проныра Нельсон раскланялся с фотографом из "Стандарта" и с репортером из "Нэйшн". Телевизионная бригада со станции "Голос Кении" втаскивала оборудование. Проныра заметил три поставленных в ряд "форда". Возле машин прохаживались агенты кенийской службы безопасности. Один из них глянул раз-другой через плечо вверх, на галерею для публики, будто ожидая чего-то. Кенийский министр торговли и промышленности, прибывший встречать своего замбийского коллегу, беседовал с группой сотрудников аэропорта и еще какими-то людьми – очевидно, сотрудниками замбийского представительства.
– Кругом полно шпиков, – заметил Мухаммед Якуб, указывая на агентов. – Видать, этот парень Капвела – важная птица.
– Наверное. – Проныра Нельсон подошел к агентам и улыбнулся: – Что, ребята, могут быть неприятности?
– Какие неприятности? – буркнул один агент, подозрительно оглядывая Проныру.
– Да нет, просто так спросил, – пошел на попятный Проныра.
– Никаких неприятностей, – прошипел другой агент.
И тут все взоры устремились на самолет. Дверца открылась. Кенийский министр с сопровождающими лицами зашагал по асфальту.
– Вперед! – приказал старший агент, и вся группа, как один, сорвалась с места, тоже направляясь к самолету.
Проныра обернулся к Якубу:
– Ты готов?
Фотограф-индиец подмигнул и сложил кружочком большой и указательный пальцы – все, мол, в порядке.
– Снимешь замбийского министра на трапе, – распорядился Проныра. – Еще парочку фото с нашим министром, когда пойдут в зал. Потом насади широкоугольник – сделаешь снимок во время пресс-конференции.
– Послушай, друг, – обиделся Якуб, – бери камеру и делай все сам!
– Виноват, – ухмыльнулся Проныра, подумав о младших редакторах, скандалящих до хрипоты при отборе подходящего для страницы снимка. Конечно, фотографирование не его забота, но за репортаж отвечает он, и, отругав Якуба, они набросятся на него – не мог, что ли, проследить, обеспечить кадры получше?
Кенийский министр и его свита стояли теперь у подножия трапа. Проныра увидел, что Якуб держит камеру наготове.
Африканец, в темном костюме, с тростью, появился из дверей для пассажиров первого класса и поднял руку, приветствуя встречающих. Якуб щелкнул затвором. Еще два щелчка, пока замбийский гость спускался по трапу. И наконец кадр, запечатлевший рукопожатие двух министров.
И тут Проныра внезапно заметил нечто странное: министры уже входили в зал, а группа агентов толпилась у самолета, не отрывая глаз от заднего люка. Проныра сообразил, что они прибыли в аэропорт не ради встречи замбийского гостя. Мухаммед Якуб начал было менять оптику на своей камере, но Проныра остановил его.
– Ставь опять телевик! – крикнул он. – Живо!
– Что-что? Зачем? – Якуб от неожиданности чуть не уронил камеру, быстро посмотрел на Проныру и потом в сторону самолета.
Проныра интуитивно почувствовал: что-то происходит и это что-то, судя по всему, несравненно интереснее визита замбийского министра. Возможно, в Кению приехал кто-то из борцов за свободу. Через Найроби в Аддис-Абебу и обратно постоянно курсируют руководители освободительных движений, и в этих случаях аэропорт заполняют сотрудники органов безопасности.
Проныра указал на заднюю дверцу самолета:
– Гляди-ка, шпики. Сдается, ждут кого-то. Новость сама плывет к нам в руки.
– Мне-то как быть? – спросил фотограф. – В зале начинается пресс-конференция.
– Забудь про зал, – огрызнулся Проныра. – Можно потом узнать суть дела в КИА.[4]
Он увидел, что агенты подошли ближе к самолету и впились глазами в заднюю дверь, боясь пропустить своего гостя. На трап ступил одетый в голубой костюм европеец в темных очках и с чемоданчиком.
– Снимай, – бросил Проныра фотографу и обрадовался щелканью затвора.
– Кто он?
– Не знаю. Снимай, и точка!
Европеец сошел с трапа, и его немедленно окружили агенты. Вся компания быстро зашагала к "фордам". Проныра услышал еще два щелчка якубовской камеры и сказал:
– Лишь бы они не заметили, что ты в них целишься, а то конец твоему "никону".
– Ты хочешь сказать, мне конец, – уточнил Якуб, ловя в кадр самолет компании "Алиталия", который несся по взлетной полосе.
Проныра проследил взглядом за агентами. Они расселись по машинам. Европеец в темных очках устроился на заднем сиденье. Ворота распахнулись, и три "форда" рванули с места.
– На пресс-конференцию? – спросил Якуб, кивая в сторону зала.
– Нет, Мухаммед, – ответил Проныра, – уносим отсюда ноги.
– Господи, что еще стряслось?
– Ничего! – Проныра успел проскочить в ворота, которые уже закрывал часовой. – За мной, в машину!
Через минуту оба журналиста уже мчались в редакционном "фиате" по шоссе в город. Не успели пронестись за окнами ангары "Ист Эфрикэн эйруэйз", как совершенно сбитый с толку фотограф повернулся к Проныре и спросил:
– Ну, может, ты наконец просветишь меня? Мы должны были дать отчет о пресс-конференции в аэропорту, а вместо этого мчимся на дикой скорости назад в Найроби.
– Надо не отстать от тех трех "фордов", – ответил Проныра.
– Господи, почему?
– Сам не знаю.
Проныра и вправду не отдавал себе отчета, зачем преследует полицейские автомобили, европеец в темных очках вызывал у него странное чувство. Мысль об исчезнувшем из Южной Африки ученом не давала ему покоя. Проныра сильнее нажал на педаль газа. Как бы он вел себя на месте беглеца? Конечно, стал бы пробираться на север, соблюдая все предосторожности, чтобы не угодить в руки южноафриканских агентов. Он затаился бы в Замбии, попросил бы помощи у южноафриканских политэмигрантов – участников освободительной борьбы, они бы перебросили его из Замбии в какое-нибудь более безопасное место. Естественно, первая остановка в этом случае – Найроби. Однако в Найроби полно южноафриканских агентов. Значит, необходимо по прибытии в Найроби обеспечить надежные контакты. Борцы за свободу или другие люди, которые помогали ему прятаться в Замбии, заранее связались бы с кенийскими властями. Представители кенийских властей встретили бы его в аэропорту, а затем обеспечили беспрепятственный проезд в Европу или Америку – к свободе и безопасности. Так поступил бы Проныра, будь он беглецом, и так, по его мнению, должен был действовать ученый.
У кинотеатра для автомобилистов под открытым небом Проныра сбросил скорость. Впереди, при въезде в город, движение замедлялось, и он решил немного поотстать от ребят в "фордах".
– Хамиси, скажу тебе, взбесится, если мы явимся без материалов об этом замбийце, – предупредил Мухаммед Якуб, когда они вписывались в дугу на Буньяла-роуд.
– Знаю, – ответил Проныра. – Но надеюсь, здесь кое-что поинтереснее контрабанды маиса.
Миновав здание парламента, три "форда" развернулись и, оставив позади отель "Интерконтинентал", покатили к центру города. На перекрестке, у собора Святого семейства, они свернули в сторону ратуши, а перед журналистским "фиатом" застряло такси. Проныра громко выругался. Не хватало только потерять след! Он чуть не выпал в окно, пытаясь удержать в поле зрения полицейские автомобили.
– Прав надо таких лишать, – завопил он, сумев наконец объехать неожиданно возникшее препятствие.
Таксист, пожилой человек в очках без оправы, не дал себе труда даже голову повернуть, и "фиат" помчался к ратуше.
– Осторожней, – взмолился фотограф, хватаясь за сиденье. – Мы не на транскенийских гонках. К тому же шпики остановились у светофора. Некуда спешить.
Проныра резко затормозил, не обращая внимания на проклятия Якуба, который сделал вид, будто едва не стукнулся о ветровое стекло, и покатил по проспекту Ратуши, успев проскочить на желтый свет. Последний полицейский автомобиль исчез тем временем за Домом международных конференций. Проныра переключил скорость. Достигнув перекрестка, он заметил, что тройка "фордов" берет вправо, к улице, огибающей отель "Хилтон". Он последовал за ними. Полицейские автомобили въехали на стоянку у отеля. Сердце Проныры упало.
– Не вздумай только уверять меня, что они просто подвезли этого парня до гостиницы! – сказал он.
– А куда, ты думал, они его отправят? – спросил фотограф.
– В Управление безопасности.
– Чем он заслужил такую честь?
– Догадка, не больше.
Обогнув "Хилтон" по авеню Правительства, Проныра и Якуб увидели все три "форда" перед входом в отель.
– Слушай, я сойду у автобусной остановки, – сказал Проныра своему спутнику. – Ты поезжай в редакцию, займись фотографиями. Можешь ничего не объяснять Хамиси до моего возвращения.
– Не беспокойся, Проныра. Без снимков с пресс-конференции я на пушечный выстрел к нему не подойду.
Проныра вылез из машины и пересек улицу, а Якуб занял место водителя. Мотор "фиата" взревел, шины чиркнули по асфальту – и фотограф был таков. Мог бы и поосторожнее, подумал Проныра, но потом вспомнил, как Якуб бранил его самого за лихачество, и улыбнулся.
Он вошел в вестибюль отеля и обрадовался шумной толпе только что прибывших летчиков. Похоже, они из авиакомпании "Бритиш Кэлидониэн", а впрочем, какая разница? Важно, что в толпе, среди всех этих людей в форме, он мог осмотреться, не привлекая к себе внимания. Подойдя к газетному киоску, он купил второй за сегодняшний день номер "Нэйшн" и поверх газетного листа зыркнул глазами по вестибюлю. Агенты и европеец в темных очках находились у стойки портье. Гостю, должно быть, выписывали номер. Проныра проследовал к креслам и уселся так, чтобы было удобно наблюдать за европейцем и его спутниками из органов безопасности. Со своего места он видел европейца в четверть оборота, к тому же тот прятал лицо за темными очками, и Проныра не мог его как следует рассмотреть. Неизвестный в своем голубом костюме казался высоким и мускулистым, лет сорока пяти – пятидесяти или даже пятидесяти пяти. Проныра не смог бы точно определить его возраст.
Через две-три минуты агенты и европеец пошли от стойки к лифтам. Проныра листал страницы "Нэйшн", не читая ни слова. Как только группа скрылась в кабине лифта, он метнулся к стойке.
– Привет, Проныра, – заулыбался портье.
– Здравствуй, брат, – как можно приветливее отозвался Проныра.
Примелькавшаяся физиономия и популярное имя – не такая уж плохая штука! Каждый, с кем Проныру сводила судьба, называл потом себя его лучшим другом, и сейчас в планы Нельсона не входило разубеждать портье в этом заблуждении.
– Вынюхиваешь уголовщину, а? – спросил портье. – Небось какое-нибудь жуткое убийство?
– Ничего подобного, – ответил Проныра. – Убийства в таких роскошных местах не случаются. Нет, брат, просто шел мимо, гляжу, с тобой болтает целый взвод агентов, вот я и подумал: к чему бы это? – Проныра махнул рукой в сторону лифтов.
– Будет вовремя, – прокричал Проныра Нельсон своему собеседнику.
Их разделял только стол, но Мухаммеду Якубу показалось, что голос Проныры донесся до него сквозь грохот могучего прибоя. Он кивнул в знак согласия и подхватил камеру "никон" с телеобъективом, демонстрируя свою готовность.
Проныра Нельсон повторил про себя вопросы, которые он намеревался задать господину Капвеле, замбийскому министру, прибывавшему рейсом 048. Ходили слухи, что несколько грузовиков перевезли из Кении в Замбию груз маиса по импортной лицензии, подписанной господином Капвелой. Если Замбии известно о запрете частного экспорта маиса из Кении, то не может ли господин министр объяснить, почему тогда его министерство разрешало ввоз? Кто в его министерстве ответствен за выдачу импортной лицензии? Правда ли, что некоторые высшие замбийские чиновники, включая одного министра, замешаны в контрабандном ввозе маиса? И что предпринимает в связи с этим правительство Замбии?
Вопросы бьют в цель, но Проныра знал: на них не удастся получить прямых ответов. Не добиться ему ничего, и напрасно редактор рассчитывает на это. В ушах Проныры уже звучали дипломатически округлые ответы господина Капвелы, бессодержательные общие фразы и увертки. Перед его мысленным взором возник и кенийский министр, который будет находиться рядом с господином Капвелой в специальном зале для высокопоставленных особ во время пресс-конференции и не допустит, чтобы гость попал в затруднительное положение. Нет, интервью в аэропорту не добавит ничего нового к тому, что "Найроби обсервер" уже успела опубликовать. На это не приходится надеяться. Лишь бы оно вообще не погасило читательский интерес, пока Проныра не раздобудет что-нибудь конкретное.
Женский голос с сильным угандийским акцентом объявил о прибытии лайнера из Лусаки. Проныра и фотограф, оставив на столе несколько монет, поспешили в зал. Вдали заходил на посадку воздушный корабль. Его крылья напомнили Проныре Нельсону детство и марабу, больших, сильных птиц, пикировавших на падаль. Самолет, пробежав с воем по посадочной полосе, сбавил скорость, выруливая на площадку перед аэровокзалом. Пронзительный рев стал было спадать, потом снова взметнулся, когда самолет покатил вдоль здания. Наконец лайнер остановился напротив входа в зал.
Проныра Нельсон раскланялся с фотографом из "Стандарта" и с репортером из "Нэйшн". Телевизионная бригада со станции "Голос Кении" втаскивала оборудование. Проныра заметил три поставленных в ряд "форда". Возле машин прохаживались агенты кенийской службы безопасности. Один из них глянул раз-другой через плечо вверх, на галерею для публики, будто ожидая чего-то. Кенийский министр торговли и промышленности, прибывший встречать своего замбийского коллегу, беседовал с группой сотрудников аэропорта и еще какими-то людьми – очевидно, сотрудниками замбийского представительства.
– Кругом полно шпиков, – заметил Мухаммед Якуб, указывая на агентов. – Видать, этот парень Капвела – важная птица.
– Наверное. – Проныра Нельсон подошел к агентам и улыбнулся: – Что, ребята, могут быть неприятности?
– Какие неприятности? – буркнул один агент, подозрительно оглядывая Проныру.
– Да нет, просто так спросил, – пошел на попятный Проныра.
– Никаких неприятностей, – прошипел другой агент.
И тут все взоры устремились на самолет. Дверца открылась. Кенийский министр с сопровождающими лицами зашагал по асфальту.
– Вперед! – приказал старший агент, и вся группа, как один, сорвалась с места, тоже направляясь к самолету.
Проныра обернулся к Якубу:
– Ты готов?
Фотограф-индиец подмигнул и сложил кружочком большой и указательный пальцы – все, мол, в порядке.
– Снимешь замбийского министра на трапе, – распорядился Проныра. – Еще парочку фото с нашим министром, когда пойдут в зал. Потом насади широкоугольник – сделаешь снимок во время пресс-конференции.
– Послушай, друг, – обиделся Якуб, – бери камеру и делай все сам!
– Виноват, – ухмыльнулся Проныра, подумав о младших редакторах, скандалящих до хрипоты при отборе подходящего для страницы снимка. Конечно, фотографирование не его забота, но за репортаж отвечает он, и, отругав Якуба, они набросятся на него – не мог, что ли, проследить, обеспечить кадры получше?
Кенийский министр и его свита стояли теперь у подножия трапа. Проныра увидел, что Якуб держит камеру наготове.
Африканец, в темном костюме, с тростью, появился из дверей для пассажиров первого класса и поднял руку, приветствуя встречающих. Якуб щелкнул затвором. Еще два щелчка, пока замбийский гость спускался по трапу. И наконец кадр, запечатлевший рукопожатие двух министров.
И тут Проныра внезапно заметил нечто странное: министры уже входили в зал, а группа агентов толпилась у самолета, не отрывая глаз от заднего люка. Проныра сообразил, что они прибыли в аэропорт не ради встречи замбийского гостя. Мухаммед Якуб начал было менять оптику на своей камере, но Проныра остановил его.
– Ставь опять телевик! – крикнул он. – Живо!
– Что-что? Зачем? – Якуб от неожиданности чуть не уронил камеру, быстро посмотрел на Проныру и потом в сторону самолета.
Проныра интуитивно почувствовал: что-то происходит и это что-то, судя по всему, несравненно интереснее визита замбийского министра. Возможно, в Кению приехал кто-то из борцов за свободу. Через Найроби в Аддис-Абебу и обратно постоянно курсируют руководители освободительных движений, и в этих случаях аэропорт заполняют сотрудники органов безопасности.
Проныра указал на заднюю дверцу самолета:
– Гляди-ка, шпики. Сдается, ждут кого-то. Новость сама плывет к нам в руки.
– Мне-то как быть? – спросил фотограф. – В зале начинается пресс-конференция.
– Забудь про зал, – огрызнулся Проныра. – Можно потом узнать суть дела в КИА.[4]
Он увидел, что агенты подошли ближе к самолету и впились глазами в заднюю дверь, боясь пропустить своего гостя. На трап ступил одетый в голубой костюм европеец в темных очках и с чемоданчиком.
– Снимай, – бросил Проныра фотографу и обрадовался щелканью затвора.
– Кто он?
– Не знаю. Снимай, и точка!
Европеец сошел с трапа, и его немедленно окружили агенты. Вся компания быстро зашагала к "фордам". Проныра услышал еще два щелчка якубовской камеры и сказал:
– Лишь бы они не заметили, что ты в них целишься, а то конец твоему "никону".
– Ты хочешь сказать, мне конец, – уточнил Якуб, ловя в кадр самолет компании "Алиталия", который несся по взлетной полосе.
Проныра проследил взглядом за агентами. Они расселись по машинам. Европеец в темных очках устроился на заднем сиденье. Ворота распахнулись, и три "форда" рванули с места.
– На пресс-конференцию? – спросил Якуб, кивая в сторону зала.
– Нет, Мухаммед, – ответил Проныра, – уносим отсюда ноги.
– Господи, что еще стряслось?
– Ничего! – Проныра успел проскочить в ворота, которые уже закрывал часовой. – За мной, в машину!
Через минуту оба журналиста уже мчались в редакционном "фиате" по шоссе в город. Не успели пронестись за окнами ангары "Ист Эфрикэн эйруэйз", как совершенно сбитый с толку фотограф повернулся к Проныре и спросил:
– Ну, может, ты наконец просветишь меня? Мы должны были дать отчет о пресс-конференции в аэропорту, а вместо этого мчимся на дикой скорости назад в Найроби.
– Надо не отстать от тех трех "фордов", – ответил Проныра.
– Господи, почему?
– Сам не знаю.
Проныра и вправду не отдавал себе отчета, зачем преследует полицейские автомобили, европеец в темных очках вызывал у него странное чувство. Мысль об исчезнувшем из Южной Африки ученом не давала ему покоя. Проныра сильнее нажал на педаль газа. Как бы он вел себя на месте беглеца? Конечно, стал бы пробираться на север, соблюдая все предосторожности, чтобы не угодить в руки южноафриканских агентов. Он затаился бы в Замбии, попросил бы помощи у южноафриканских политэмигрантов – участников освободительной борьбы, они бы перебросили его из Замбии в какое-нибудь более безопасное место. Естественно, первая остановка в этом случае – Найроби. Однако в Найроби полно южноафриканских агентов. Значит, необходимо по прибытии в Найроби обеспечить надежные контакты. Борцы за свободу или другие люди, которые помогали ему прятаться в Замбии, заранее связались бы с кенийскими властями. Представители кенийских властей встретили бы его в аэропорту, а затем обеспечили беспрепятственный проезд в Европу или Америку – к свободе и безопасности. Так поступил бы Проныра, будь он беглецом, и так, по его мнению, должен был действовать ученый.
У кинотеатра для автомобилистов под открытым небом Проныра сбросил скорость. Впереди, при въезде в город, движение замедлялось, и он решил немного поотстать от ребят в "фордах".
– Хамиси, скажу тебе, взбесится, если мы явимся без материалов об этом замбийце, – предупредил Мухаммед Якуб, когда они вписывались в дугу на Буньяла-роуд.
– Знаю, – ответил Проныра. – Но надеюсь, здесь кое-что поинтереснее контрабанды маиса.
Миновав здание парламента, три "форда" развернулись и, оставив позади отель "Интерконтинентал", покатили к центру города. На перекрестке, у собора Святого семейства, они свернули в сторону ратуши, а перед журналистским "фиатом" застряло такси. Проныра громко выругался. Не хватало только потерять след! Он чуть не выпал в окно, пытаясь удержать в поле зрения полицейские автомобили.
– Прав надо таких лишать, – завопил он, сумев наконец объехать неожиданно возникшее препятствие.
Таксист, пожилой человек в очках без оправы, не дал себе труда даже голову повернуть, и "фиат" помчался к ратуше.
– Осторожней, – взмолился фотограф, хватаясь за сиденье. – Мы не на транскенийских гонках. К тому же шпики остановились у светофора. Некуда спешить.
Проныра резко затормозил, не обращая внимания на проклятия Якуба, который сделал вид, будто едва не стукнулся о ветровое стекло, и покатил по проспекту Ратуши, успев проскочить на желтый свет. Последний полицейский автомобиль исчез тем временем за Домом международных конференций. Проныра переключил скорость. Достигнув перекрестка, он заметил, что тройка "фордов" берет вправо, к улице, огибающей отель "Хилтон". Он последовал за ними. Полицейские автомобили въехали на стоянку у отеля. Сердце Проныры упало.
– Не вздумай только уверять меня, что они просто подвезли этого парня до гостиницы! – сказал он.
– А куда, ты думал, они его отправят? – спросил фотограф.
– В Управление безопасности.
– Чем он заслужил такую честь?
– Догадка, не больше.
Обогнув "Хилтон" по авеню Правительства, Проныра и Якуб увидели все три "форда" перед входом в отель.
– Слушай, я сойду у автобусной остановки, – сказал Проныра своему спутнику. – Ты поезжай в редакцию, займись фотографиями. Можешь ничего не объяснять Хамиси до моего возвращения.
– Не беспокойся, Проныра. Без снимков с пресс-конференции я на пушечный выстрел к нему не подойду.
Проныра вылез из машины и пересек улицу, а Якуб занял место водителя. Мотор "фиата" взревел, шины чиркнули по асфальту – и фотограф был таков. Мог бы и поосторожнее, подумал Проныра, но потом вспомнил, как Якуб бранил его самого за лихачество, и улыбнулся.
Он вошел в вестибюль отеля и обрадовался шумной толпе только что прибывших летчиков. Похоже, они из авиакомпании "Бритиш Кэлидониэн", а впрочем, какая разница? Важно, что в толпе, среди всех этих людей в форме, он мог осмотреться, не привлекая к себе внимания. Подойдя к газетному киоску, он купил второй за сегодняшний день номер "Нэйшн" и поверх газетного листа зыркнул глазами по вестибюлю. Агенты и европеец в темных очках находились у стойки портье. Гостю, должно быть, выписывали номер. Проныра проследовал к креслам и уселся так, чтобы было удобно наблюдать за европейцем и его спутниками из органов безопасности. Со своего места он видел европейца в четверть оборота, к тому же тот прятал лицо за темными очками, и Проныра не мог его как следует рассмотреть. Неизвестный в своем голубом костюме казался высоким и мускулистым, лет сорока пяти – пятидесяти или даже пятидесяти пяти. Проныра не смог бы точно определить его возраст.
Через две-три минуты агенты и европеец пошли от стойки к лифтам. Проныра листал страницы "Нэйшн", не читая ни слова. Как только группа скрылась в кабине лифта, он метнулся к стойке.
– Привет, Проныра, – заулыбался портье.
– Здравствуй, брат, – как можно приветливее отозвался Проныра.
Примелькавшаяся физиономия и популярное имя – не такая уж плохая штука! Каждый, с кем Проныру сводила судьба, называл потом себя его лучшим другом, и сейчас в планы Нельсона не входило разубеждать портье в этом заблуждении.
– Вынюхиваешь уголовщину, а? – спросил портье. – Небось какое-нибудь жуткое убийство?
– Ничего подобного, – ответил Проныра. – Убийства в таких роскошных местах не случаются. Нет, брат, просто шел мимо, гляжу, с тобой болтает целый взвод агентов, вот я и подумал: к чему бы это? – Проныра махнул рукой в сторону лифтов.