Страница:
– Это агенты были? – изумился портье.
Клюнуло, удовлетворенно подумал Проныра. В каждом человеке сидит ищейка. Все мы мечтаем раскрывать тайны или хотя бы быть причастными к их раскрытию. По расчету Проныры, портье должна польстить весть, что он беседовал с профессионалами, и расчет его оправдался.
– Да, брат, – сказал Проныра. – Ребята, как пить дать, из безопасности. Не мог по виду, что ли, догадаться? Здоровые, хмурые, пиджаки оттопыриваются. Неужто не заметил?
– Оттопыриваются?
– Пистолеты у них там, – произнес Проныра театральным шепотом.
– Пистолеты?
– Неужто не знаешь, ведь они все таскают пистолеты. Устав требует, – добавил Проныра. – Ума не приложу, чего они тут возились с этим мзунгу[5].
– С парнем, что въехал сейчас в тысяча сто третий?
– Да. Хотел бы я знать, кто он и что ему здесь надо, – сказал Проныра. – У него вроде и багажа никакого не было.
– Не было. Он сам сказал – нет багажа, – сообщил портье, вытаскивая заполненный бланк из картотеки вновь прибывших. – Зовут его Джон Уиллард. Прилетел из Лусаки. Англичанин. Адрес: Кэмпбеллкорт, двадцать семь, Глочестер-роуд, Лондон.
– Так ты говоришь, у него английский паспорт? – спросил Проныра, перегибаясь через стойку, чтобы взглянуть на бланк.
– По правде говоря... – замялся портье, – он не вписал номер паспорта.
– Чудно это... Как считаешь?
– Вообще-то иногда так бывает, Проныра, – сказал портье. – Если тут что-то кроется, я помогу тебе разузнать об этом парне все, что захочешь. Можешь на меня положиться. Честно говорю, Проныра.
Нельсон дружелюбно улыбнулся.
– Не надо, брат, – сказал он. – Я случайно проходил мимо. Приметил агентов и поинтересовался, не затевают ли чего. Не стоит тебе беспокоиться.
– Какое тут беспокойство, Проныра! – упорствовал портье. – Я твой постоянный читатель, покупаю "Обсервер" каждый день, строчки никогда не пропускаю. А сын вырезает все твои статьи и наклеивает в альбом. Прямо помешался на тебе. Понадобится помощь, Проныра, только свистни.
– Спасибо большое, – сказал Проныра. – Но, повторяю, ненароком меня сюда занесло.
В этот момент к стойке подошла стюардесса. Удаляясь, Проныра слышал, как портье зашептал ей:
– Глядите, вон Проныра Нельсон.
Белая девушка спросила с немалым удивлением:
– А кто он?
Никогда, думал журналист на ходу, никогда она не слышала о Проныре Нельсоне. Впрочем, неосведомленность девушки была ему по душе. Конечно, приятно заявиться куда-нибудь и приковать к себе все взоры, слышать, как кто-то шепчет другому твое имя, видеть, как этот другой глазеет на тебя, как на знаменитость. Такова награда за долгие и одинокие часы, которые тратишь, распутывая каждую новую историю, за опасности, которым подвергаешься, гоняясь за разным жульем и подонками, за частые трения с властями, за сомнения в собственных способностях. Слава, известность окупают это с лихвой. Будь по-иному, большинство журналистов ограничивались бы халтурой, отписками. Хорошо греться в лучах славы, но ничуть не хуже, а может, и гораздо лучше встречаться с людьми, которые никогда о тебе не слыхивали. Им совершенно безразличен и ты, и твое занятие. Это малость укрощает тщеславие, спускает с небес на землю, а ему, Проныре Нельсону, время от времени необходимо спускаться на грешную землю.
Идя вдоль кресел, Проныра увидел знакомого. Это был Шэйн, чернокожий южноафриканский певец, выступавший в клубе. Он занимал немаловажное место в жизни Лоры Ванджику.
– Шэйн, привет! – Проныра остановился.
– Здорово, старина. – Певец поднялся с кресла. – Что затеваешь, старина? Кого выслеживаешь? – На нем был красный пиджак в клетку.
– Да так, пустяки.
Что вытаращился на меня? – подумал Проныра.
– Я видел, как ты пялился на того белого парня, – сказал Шэйн, испытующе глядя Проныре в глаза.
– На какого парня?
– На того, что в темных очках.
– Значит, ты следил за мной? – спросил Проныра. – Для чего?
– Не мог не следить, старина, – ответил певец. – Сижу в этом кресле, ты проходишь в двух шагах и так занят тем парнем, что даже меня не замечаешь. Я пытаюсь привлечь твое внимание – никакого результата. Потом ты усаживаешься и начинаешь притворяться, будто читаешь "Нэйшн". Знаешь, старина, слепой и тот понял бы: не читал ты эту газету. Что у тебя с белым, какие дела?
– Никаких, – сказал Проныра, испытывая некоторое неудобство. Он и не предполагал, что его интерес к европейцу в темных очках столь заметен. – Просто он напомнил мне одного знакомого из Штатов.
– Странно, – протянул певец. – И мне он напомнил одного знакомого.
– Вот ведь как можно ошибиться, надо же! – Проныра затряс головой. – Во всяком случае, рад встрече. Прости мою рассеянность.
– Едешь в редакцию?
– Да.
– Передай привет моей девочке, – попросил певец. – Хороша!
– Непременно передам.
Мистер Питер Хамиси покуривал трубку и, не перебивая, слушал Проныру. Только его пальцы выстукивали дробь по металлической поверхности стола, давая знать Проныре, что его речь не слишком убедительна.
– Не думаю, что мы много потеряли, не побеседовав с Капвелой, – говорил Проныра редактору. – Побывай я даже на пресс-конференции, все равно в присутствии репортеров из других газет и нашего министра ничего нового про контрабанду узнать бы не удалось. А тут наклевывается что-то интересное. Европеец прибывает в аэропорт Найроби, его встречают три машины, набитые агентами, мигом увозят оттуда в город, без таможенной проверки. Весь его багаж – портфель для бумаг; агенты устраивают его в отеле без паспорта. Вот вам мое мнение: этот Джон Уиллард на самом деле беглый ученый из Южной Африки. Он каким-то образом пробрался в Замбию и предупредил кенийские власти, что приедет, что ему понадобится убежище до получения разрешения на проезд в Европу. Кто-то понимал: в Найроби ученого могут караулить южноафриканские агенты. И этот кто-то договорился, чтобы его встретили в аэропорту люди из безопасности. Я думаю, это устроили южноафриканские борцы за свободу, минуя замбийские власти. – Сделав паузу, Проныра добавил: – Сознаюсь, в аэропорту я забыл про Капвелу и прилип к белому парню чисто интуитивно. Но, проследив за агентами до "Хилтона", я убедился, что это и есть сбежавший ученый.
Проныра замолчал, давая возможность Хамиси ответить. Голос его во время рассказа звенел от волнения, он чувствовал полную уверенность в своей правоте. Хамиси прервал барабанную дробь и глубоко затянулся.
– Гипотеза увлекательная, Нельсон, – наконец сказал он. – Но для газеты в этом деле особого проку не вижу. Если все, о чем ты рассказал, правда, значит, по соображениям безопасности, мы не сможем напечатать ни слова. Ты, Нельсон, не разведчик, не Джеймс Бонд, а репортер уголовной хроники. Я понимаю: этот парень в темных очках разжигает в тебе любопытство. Однако любопытство не основание для того, чтобы бросать работу над солидной, важной темой и отправляться на вольную охоту. Ты должен написать о контрабанде маиса, а до сих пор ничего стоящего не принес. Непременно удовлетвори свое любопытство об исчезнувшем ученом. Позвони в Управление безопасности и спроси, не в их ли руках он находится. А мне подавай контрабанду. Ясно, Нельсон?
– Ясно, сэр.
4
5
Клюнуло, удовлетворенно подумал Проныра. В каждом человеке сидит ищейка. Все мы мечтаем раскрывать тайны или хотя бы быть причастными к их раскрытию. По расчету Проныры, портье должна польстить весть, что он беседовал с профессионалами, и расчет его оправдался.
– Да, брат, – сказал Проныра. – Ребята, как пить дать, из безопасности. Не мог по виду, что ли, догадаться? Здоровые, хмурые, пиджаки оттопыриваются. Неужто не заметил?
– Оттопыриваются?
– Пистолеты у них там, – произнес Проныра театральным шепотом.
– Пистолеты?
– Неужто не знаешь, ведь они все таскают пистолеты. Устав требует, – добавил Проныра. – Ума не приложу, чего они тут возились с этим мзунгу[5].
– С парнем, что въехал сейчас в тысяча сто третий?
– Да. Хотел бы я знать, кто он и что ему здесь надо, – сказал Проныра. – У него вроде и багажа никакого не было.
– Не было. Он сам сказал – нет багажа, – сообщил портье, вытаскивая заполненный бланк из картотеки вновь прибывших. – Зовут его Джон Уиллард. Прилетел из Лусаки. Англичанин. Адрес: Кэмпбеллкорт, двадцать семь, Глочестер-роуд, Лондон.
– Так ты говоришь, у него английский паспорт? – спросил Проныра, перегибаясь через стойку, чтобы взглянуть на бланк.
– По правде говоря... – замялся портье, – он не вписал номер паспорта.
– Чудно это... Как считаешь?
– Вообще-то иногда так бывает, Проныра, – сказал портье. – Если тут что-то кроется, я помогу тебе разузнать об этом парне все, что захочешь. Можешь на меня положиться. Честно говорю, Проныра.
Нельсон дружелюбно улыбнулся.
– Не надо, брат, – сказал он. – Я случайно проходил мимо. Приметил агентов и поинтересовался, не затевают ли чего. Не стоит тебе беспокоиться.
– Какое тут беспокойство, Проныра! – упорствовал портье. – Я твой постоянный читатель, покупаю "Обсервер" каждый день, строчки никогда не пропускаю. А сын вырезает все твои статьи и наклеивает в альбом. Прямо помешался на тебе. Понадобится помощь, Проныра, только свистни.
– Спасибо большое, – сказал Проныра. – Но, повторяю, ненароком меня сюда занесло.
В этот момент к стойке подошла стюардесса. Удаляясь, Проныра слышал, как портье зашептал ей:
– Глядите, вон Проныра Нельсон.
Белая девушка спросила с немалым удивлением:
– А кто он?
Никогда, думал журналист на ходу, никогда она не слышала о Проныре Нельсоне. Впрочем, неосведомленность девушки была ему по душе. Конечно, приятно заявиться куда-нибудь и приковать к себе все взоры, слышать, как кто-то шепчет другому твое имя, видеть, как этот другой глазеет на тебя, как на знаменитость. Такова награда за долгие и одинокие часы, которые тратишь, распутывая каждую новую историю, за опасности, которым подвергаешься, гоняясь за разным жульем и подонками, за частые трения с властями, за сомнения в собственных способностях. Слава, известность окупают это с лихвой. Будь по-иному, большинство журналистов ограничивались бы халтурой, отписками. Хорошо греться в лучах славы, но ничуть не хуже, а может, и гораздо лучше встречаться с людьми, которые никогда о тебе не слыхивали. Им совершенно безразличен и ты, и твое занятие. Это малость укрощает тщеславие, спускает с небес на землю, а ему, Проныре Нельсону, время от времени необходимо спускаться на грешную землю.
Идя вдоль кресел, Проныра увидел знакомого. Это был Шэйн, чернокожий южноафриканский певец, выступавший в клубе. Он занимал немаловажное место в жизни Лоры Ванджику.
– Шэйн, привет! – Проныра остановился.
– Здорово, старина. – Певец поднялся с кресла. – Что затеваешь, старина? Кого выслеживаешь? – На нем был красный пиджак в клетку.
– Да так, пустяки.
Что вытаращился на меня? – подумал Проныра.
– Я видел, как ты пялился на того белого парня, – сказал Шэйн, испытующе глядя Проныре в глаза.
– На какого парня?
– На того, что в темных очках.
– Значит, ты следил за мной? – спросил Проныра. – Для чего?
– Не мог не следить, старина, – ответил певец. – Сижу в этом кресле, ты проходишь в двух шагах и так занят тем парнем, что даже меня не замечаешь. Я пытаюсь привлечь твое внимание – никакого результата. Потом ты усаживаешься и начинаешь притворяться, будто читаешь "Нэйшн". Знаешь, старина, слепой и тот понял бы: не читал ты эту газету. Что у тебя с белым, какие дела?
– Никаких, – сказал Проныра, испытывая некоторое неудобство. Он и не предполагал, что его интерес к европейцу в темных очках столь заметен. – Просто он напомнил мне одного знакомого из Штатов.
– Странно, – протянул певец. – И мне он напомнил одного знакомого.
– Вот ведь как можно ошибиться, надо же! – Проныра затряс головой. – Во всяком случае, рад встрече. Прости мою рассеянность.
– Едешь в редакцию?
– Да.
– Передай привет моей девочке, – попросил певец. – Хороша!
– Непременно передам.
Мистер Питер Хамиси покуривал трубку и, не перебивая, слушал Проныру. Только его пальцы выстукивали дробь по металлической поверхности стола, давая знать Проныре, что его речь не слишком убедительна.
– Не думаю, что мы много потеряли, не побеседовав с Капвелой, – говорил Проныра редактору. – Побывай я даже на пресс-конференции, все равно в присутствии репортеров из других газет и нашего министра ничего нового про контрабанду узнать бы не удалось. А тут наклевывается что-то интересное. Европеец прибывает в аэропорт Найроби, его встречают три машины, набитые агентами, мигом увозят оттуда в город, без таможенной проверки. Весь его багаж – портфель для бумаг; агенты устраивают его в отеле без паспорта. Вот вам мое мнение: этот Джон Уиллард на самом деле беглый ученый из Южной Африки. Он каким-то образом пробрался в Замбию и предупредил кенийские власти, что приедет, что ему понадобится убежище до получения разрешения на проезд в Европу. Кто-то понимал: в Найроби ученого могут караулить южноафриканские агенты. И этот кто-то договорился, чтобы его встретили в аэропорту люди из безопасности. Я думаю, это устроили южноафриканские борцы за свободу, минуя замбийские власти. – Сделав паузу, Проныра добавил: – Сознаюсь, в аэропорту я забыл про Капвелу и прилип к белому парню чисто интуитивно. Но, проследив за агентами до "Хилтона", я убедился, что это и есть сбежавший ученый.
Проныра замолчал, давая возможность Хамиси ответить. Голос его во время рассказа звенел от волнения, он чувствовал полную уверенность в своей правоте. Хамиси прервал барабанную дробь и глубоко затянулся.
– Гипотеза увлекательная, Нельсон, – наконец сказал он. – Но для газеты в этом деле особого проку не вижу. Если все, о чем ты рассказал, правда, значит, по соображениям безопасности, мы не сможем напечатать ни слова. Ты, Нельсон, не разведчик, не Джеймс Бонд, а репортер уголовной хроники. Я понимаю: этот парень в темных очках разжигает в тебе любопытство. Однако любопытство не основание для того, чтобы бросать работу над солидной, важной темой и отправляться на вольную охоту. Ты должен написать о контрабанде маиса, а до сих пор ничего стоящего не принес. Непременно удовлетвори свое любопытство об исчезнувшем ученом. Позвони в Управление безопасности и спроси, не в их ли руках он находится. А мне подавай контрабанду. Ясно, Нельсон?
– Ясно, сэр.
4
С большой неохотой Проныра Нельсон вернулся к маису: попросил телефонистку соединить его с мистером Капвелой, который остановился в отеле "Панафрик", потом созвонился со знакомым чиновником в департаменте зернопродуктов – тот обещал показать ему некоторые конфиденциальные материалы об одном из руководителей департамента. В таможенном Управлении Восточноафриканского сообщества у Проныры работал еще один знакомый, который не раз намекал, что может поделиться кое-какой информацией. Но когда Проныра позвонил ему, тот заявил, что не достал еще нужных документов. Сукин сын, хочет получить на лапу, с гневом подумал Проныра. Он откинулся на спинку стула и выругался вслух.
– Опять не в духе? – спросила Лора Ванджику из-за соседнего стола.
– День невезений, – сказал Проныра. – Напал на великолепную жилу, а редактор велит продолжать возню с этим чертовым маисом.
– Что за великолепная жила? – спросила Лора.
– Исчез южноафриканский ученый, крупная птица. Работал над совершенно секретным проектом.
– Ну и что? – У Лоры это сообщение не вызвало никакого интереса.
– А то, что, сдается мне, этот исчезнувший южноафриканский ученый находится сейчас в Найроби, в руках кенийских органов безопасности.
Она посмотрела на него с таким видом, будто ожидала услышать нечто совсем другое. Он пожал плечами.
– Вот и все, – сказал он.
– Исчезнувший южноафриканский ученый в Найроби? – переспросила Лора, и Проныра уловил нотки недоверия и даже насмешки в ее голосе.
Проклятые женщины! – подумал он, но вспомнил, что примерно в том же тоне с ним недавно говорил редактор. Он решил сменить тему.
– Между прочим, твой дружок шлет тебе горячий привет, – сказал он с улыбкой.
– Который?
– Что значит – который? Сколько их у тебя?
– Все зависит от того, – кокетливо пояснила Лора, – говоришь ли ты о теперешнем, о бывших или о будущих.
– О нынешнем, – сказал Проныра. – По крайней мере он был нынешним еще несколько минут назад или считал себя таковым. Я о Шэйне. Встретил его в "Хилтоне". По-моему, он от тебя без ума.
– Он отдает мне должное, чего не могу сказать о других.
Проныра счел за благо не вступать в спор и развернул свежий номер "Рэнд дэйли мэйл", недавно положенный курьером на его стол. История с исчезнувшим ученым не сходила с первой страницы. Согласно надежному источнику, южноафриканские власти считают, что доктор Эразмус пробрался в Кению и, вероятно, пытается установить контакт с кенийскими властями. По предположению анонима, сбежавший ученый пересек Замбию и каким-то образом сумел вылететь из Лусаки в Найроби, откуда он, видимо, постарается перебраться в Европу.
– Даже южноафриканцы знают, что он в Найроби, – сказал Проныра, с удовлетворением хлопая себя по бедру.
– Кто "он"?
– Исчезнувший ученый, – сказал Проныра. – Вот читай. – Он протянул газету Лоре, ткнув пальцем в статью о докторе Эразмусе.
– Так он в Найроби? – сказала она, наскоро пробежав текст.
– Да, он в Найроби, – ответил Проныра бесстрастным голосом. – И я собираюсь доказать нашему Фоме неверному, что это так.
– Выброси из головы этого ученого, и пойдем перекусим. – Лора улыбнулась ему кокетливо и призывно.
– Ты чего это вдруг? Твой певец дал тебе отставку?
– Я увижусь с ним вечером в клубе "Холлиан", – сказала Лора. – Просто решила оказать тебе честь и позволить показаться на людях с настоящей леди.
– Конечно, я считаю за честь показаться на людях с настоящей леди, – съязвил Проныра. – Только где ее взять, настоящую?
Лора вздохнула, собрала бумаги на своем столе, захватила сумочку и вышла из комнаты.
Провожая ее взглядом, Проныра признал про себя, что сложена она великолепно. Без всяких скидок и оговорок. Она хотела пообедать с ним. Почему он не откликнулся на приглашение? Проныра размышлял над этим вопросом добрых полсекунды, а потом вернулся к телефону. Надо заниматься контрабандой маиса, а исчезнувший ученый не дает покоя. Поэтому он и не пошел с ней.
Несмотря на все старания, он ни на шаг не продвинулся с маисом. Вскоре после обеда Проныра позвонил в отель "Панафрик", но ему ответили, что господин Капвела не возвращался в свой номер. Таможенник не появится на работе раньше завтрашнего дня. Знакомый из департамента зернопродуктов упрашивал Проныру набраться терпения.
– Вы ведь понимаете, это нелегко, – говорил он. – Мне приходится быть особо осторожным. Нам надо действовать тихо, не торопясь.
Попробуй внушить это мистеру Хамиси – едва не крикнул в трубку Проныра.
Вся вторая половина дня прошла впустую. Выпадали у него такие дни, когда он только и делал, что названивал по телефону и ругал тупоголовых секретарш, непременно желавших знать, о чем он собирается толковать с их боссом. Он ругался с ними, не отрывая глаз от пишущей машинки, будто его взгляд мог вдохнуть в нее жизнь. Проныра ненавидел такие дни. И особую ненависть вызывал у него день сегодняшний, потому что статья, которую от него требовали, совсем его не вдохновляла. Между тем то, что занимало все его мысли, по-видимому, никого не интересовало.
С пяти пятнадцати до десяти минут девятого Проныра сидел в последнем ряду кинотеатра "Двадцатый век", наблюдая, как Шон Коннери лихо расправляется с толпами красных разведчиков. Нечего сказать, прекрасное средство поднять настроение! В восемь тридцать Проныра отправился ужинать в ресторан "Акация". На здании напротив прыгала затейливая неоновая реклама, и он вспомнил о Таймс-сквер в Нью-Йорке. В ресторан вошла девица, по виду сомалийка, и уселась прямо за его столик. Смерив Проныру оценивающим взглядом, она решила попытать счастья с кем-нибудь другим. В девять пятнадцать Проныра вернулся в кинотеатр и опять купил билет на фильм о Джеймсе Бонде. Он довольно равнодушно относился к Шону Коннери, но идти домой было рано, а других развлечений в этот час в городе не сыщешь.
В полночь Проныра показал свою корреспондентскую карточку у входа в клуб "Холлиан", и его пропустили в зал. Лора, конечно же, сидела у самой эстрады. Даже в полутьме видно было, как она пожирает Шэйна глазами. Южноафриканский певец исполнял номер на суахили. Проныра много раз слышал Шэйна, но сегодня тот пел из рук вон плохо.
– Что это творится с твоим дружком? – спросил он, подсаживаясь к Лоре.
– Ты о чем?
– Он не поет, а квакает.
– Ишь, специалист! Тебе что диез, что бемоль – все едино!
– Ого! Как мы сегодня обидчивы!
Проныра подозвал официанта и заказал бутылку пльзеньского.
– Нет, серьезно, – не унимался он. – Шэйн сегодня не в ударе.
Лора посмотрела на Проныру и, пожав плечами, отхлебнула из своего бокала.
– Должно быть, не его день, – сказала она. – Пора знать: у всех певцов так бывает.
– Он, по-моему, в напряжении, чем-то взволнован.
Она промолчала. Пиво принесли перед самым антрактом. Пока Проныра расплачивался, Шэйн спустился с эстрады и присоединился к ним.
– Выпей, – предложил ему Проныра. – По твоему пению видно, что тебе надо выпить.
Дородный южноафриканец рассеянно посмотрел на Проныру, не зная, как отнестись к замечанию журналиста.
– Не обращай внимания, Шэйн, – сказала Лора, кладя ему руку на плечо. – Он ведь ни черта не смыслит в музыке.
– Что тебе заказать? – спросил Проныра, заметив нетерпение на лице официанта.
– Двойную порцию коньяка, – ответил Шэйн, – с имбирным элем.
Лампы в ночном клубе замигали – как бы в такт музыке в стиле "диско", которую играли во время антракта. Сладкий голос ведущего пригласил гостей танцевать. Две проститутки, крепко обнявшись, медленно извивались около эстрады. Появился коньяк. Шэйн смешал его с имбирным элем и залюбовался искристыми пузырьками, затем залпом опорожнил бокал. Лора взглянула на него.
– Дорогой, тебе еще выступать. – В ее голосе звучала тревога.
Шэйн поставил бокал на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Курево есть у кого? – спросил он.
– У меня только "Эмбасси", – сказала Лора.
– Ко мне не обращайся, – отрезал Проныра. – У меня хватает ума не травиться никотином.
Шэйн снова посмотрел на Проныру.
– Пойду-ка пройдусь, – бросил он. – Увидимся.
Лора поднялась:
– Что с тобой, милый?
– Ничего, – сказал певец. – Просто хочу подышать свежим воздухом. Пойдешь со мной?
Лора кинула беспомощный взгляд на Проныру, наливавшего остатки пива в стакан. Тот поднял голову и пожал плечами, давая понять, что ему безразлично, останется она или уйдет. Взяв сумочку, Лора удалилась с Шэйном. На танцевальной площадке проститутки тесно прижимались друг к другу, их огромные завитые парики плавно покачивались, наподобие черных буев в ночном море.
Лора вернулась вместе с Шэйном, когда музыка в стиле "диско" умолкла. Певец сказал ей несколько слов, которые Проныра не расслышал, и пошел к эстраде. Лора села.
– Он чем-то расстроен, – сказала она.
– Да что ты говоришь!
– Проныра, не будь таким противным, пожалуйста.
– Правда глаза колет.
– Но ведь ты мог и не говорить ему об этом.
– Допустим, мог. Только иногда человеку полезно услышать о себе правду.
– Ты ему не шибко нравишься, – сказала Лора, как бы извиняясь за своего дружка.
– Не ему одному, детка.
Шэйн снова запел – одну из джеймс-бондовских песен, исполнять которые считали своей обязанностью все певцы ночных клубов в Найроби. Бедный Джеймс Бонд, подумал Проныра, слышал бы он, что выделывают здесь с его песнями!
– Потанцуем? – спросил Проныра, кладя ладонь на руку Лоры и возвращая ее из мира грез, в который она погрузилась, созерцая поющего Шэйна, в мир реальный. – По крайней мере твой дружок убедится, что я не имею ничего против него или его пения.
Лора отодвинулась:
– Не сегодня, Проныра.
Журналист ощутил, что его вдруг бросило в жар: он не привык, чтобы его отвергали. Проныра машинально потянулся за пивом. Отпивая из бокала, он приказывал себе успокоиться, твердил, что ее отказ ничего не означает, что сегодня он вел себя с ней не лучшим образом. Вспомнил, что не пошел с ней пообедать. А теперь она отплатила ему той же монетой.
– Черт подери! – Проныра встал и подошел к высокой сомалийке, стоявшей у бара. – Потанцуем?
Она снова оглядела его – под этим расчетливым взглядом он чувствовал себя барахлом на распродаже или чем-то еще похуже – и отрицательно покачала головой.
– Смотри, потом пожалеешь, – сказал он, и опять его бросило в жар, как минуту назад за столом с Лорой.
Сомалийка повернулась к нему спиной. Проныра посмотрел на бармена. У того на лице застыло смущение.
– Добрый вечер, Проныра. – Бармен неловко улыбнулся.
– Черт подери! – бормотал Проныра, пробираясь к выходу.
– Опять не в духе? – спросила Лора Ванджику из-за соседнего стола.
– День невезений, – сказал Проныра. – Напал на великолепную жилу, а редактор велит продолжать возню с этим чертовым маисом.
– Что за великолепная жила? – спросила Лора.
– Исчез южноафриканский ученый, крупная птица. Работал над совершенно секретным проектом.
– Ну и что? – У Лоры это сообщение не вызвало никакого интереса.
– А то, что, сдается мне, этот исчезнувший южноафриканский ученый находится сейчас в Найроби, в руках кенийских органов безопасности.
Она посмотрела на него с таким видом, будто ожидала услышать нечто совсем другое. Он пожал плечами.
– Вот и все, – сказал он.
– Исчезнувший южноафриканский ученый в Найроби? – переспросила Лора, и Проныра уловил нотки недоверия и даже насмешки в ее голосе.
Проклятые женщины! – подумал он, но вспомнил, что примерно в том же тоне с ним недавно говорил редактор. Он решил сменить тему.
– Между прочим, твой дружок шлет тебе горячий привет, – сказал он с улыбкой.
– Который?
– Что значит – который? Сколько их у тебя?
– Все зависит от того, – кокетливо пояснила Лора, – говоришь ли ты о теперешнем, о бывших или о будущих.
– О нынешнем, – сказал Проныра. – По крайней мере он был нынешним еще несколько минут назад или считал себя таковым. Я о Шэйне. Встретил его в "Хилтоне". По-моему, он от тебя без ума.
– Он отдает мне должное, чего не могу сказать о других.
Проныра счел за благо не вступать в спор и развернул свежий номер "Рэнд дэйли мэйл", недавно положенный курьером на его стол. История с исчезнувшим ученым не сходила с первой страницы. Согласно надежному источнику, южноафриканские власти считают, что доктор Эразмус пробрался в Кению и, вероятно, пытается установить контакт с кенийскими властями. По предположению анонима, сбежавший ученый пересек Замбию и каким-то образом сумел вылететь из Лусаки в Найроби, откуда он, видимо, постарается перебраться в Европу.
– Даже южноафриканцы знают, что он в Найроби, – сказал Проныра, с удовлетворением хлопая себя по бедру.
– Кто "он"?
– Исчезнувший ученый, – сказал Проныра. – Вот читай. – Он протянул газету Лоре, ткнув пальцем в статью о докторе Эразмусе.
– Так он в Найроби? – сказала она, наскоро пробежав текст.
– Да, он в Найроби, – ответил Проныра бесстрастным голосом. – И я собираюсь доказать нашему Фоме неверному, что это так.
– Выброси из головы этого ученого, и пойдем перекусим. – Лора улыбнулась ему кокетливо и призывно.
– Ты чего это вдруг? Твой певец дал тебе отставку?
– Я увижусь с ним вечером в клубе "Холлиан", – сказала Лора. – Просто решила оказать тебе честь и позволить показаться на людях с настоящей леди.
– Конечно, я считаю за честь показаться на людях с настоящей леди, – съязвил Проныра. – Только где ее взять, настоящую?
Лора вздохнула, собрала бумаги на своем столе, захватила сумочку и вышла из комнаты.
Провожая ее взглядом, Проныра признал про себя, что сложена она великолепно. Без всяких скидок и оговорок. Она хотела пообедать с ним. Почему он не откликнулся на приглашение? Проныра размышлял над этим вопросом добрых полсекунды, а потом вернулся к телефону. Надо заниматься контрабандой маиса, а исчезнувший ученый не дает покоя. Поэтому он и не пошел с ней.
Несмотря на все старания, он ни на шаг не продвинулся с маисом. Вскоре после обеда Проныра позвонил в отель "Панафрик", но ему ответили, что господин Капвела не возвращался в свой номер. Таможенник не появится на работе раньше завтрашнего дня. Знакомый из департамента зернопродуктов упрашивал Проныру набраться терпения.
– Вы ведь понимаете, это нелегко, – говорил он. – Мне приходится быть особо осторожным. Нам надо действовать тихо, не торопясь.
Попробуй внушить это мистеру Хамиси – едва не крикнул в трубку Проныра.
Вся вторая половина дня прошла впустую. Выпадали у него такие дни, когда он только и делал, что названивал по телефону и ругал тупоголовых секретарш, непременно желавших знать, о чем он собирается толковать с их боссом. Он ругался с ними, не отрывая глаз от пишущей машинки, будто его взгляд мог вдохнуть в нее жизнь. Проныра ненавидел такие дни. И особую ненависть вызывал у него день сегодняшний, потому что статья, которую от него требовали, совсем его не вдохновляла. Между тем то, что занимало все его мысли, по-видимому, никого не интересовало.
С пяти пятнадцати до десяти минут девятого Проныра сидел в последнем ряду кинотеатра "Двадцатый век", наблюдая, как Шон Коннери лихо расправляется с толпами красных разведчиков. Нечего сказать, прекрасное средство поднять настроение! В восемь тридцать Проныра отправился ужинать в ресторан "Акация". На здании напротив прыгала затейливая неоновая реклама, и он вспомнил о Таймс-сквер в Нью-Йорке. В ресторан вошла девица, по виду сомалийка, и уселась прямо за его столик. Смерив Проныру оценивающим взглядом, она решила попытать счастья с кем-нибудь другим. В девять пятнадцать Проныра вернулся в кинотеатр и опять купил билет на фильм о Джеймсе Бонде. Он довольно равнодушно относился к Шону Коннери, но идти домой было рано, а других развлечений в этот час в городе не сыщешь.
В полночь Проныра показал свою корреспондентскую карточку у входа в клуб "Холлиан", и его пропустили в зал. Лора, конечно же, сидела у самой эстрады. Даже в полутьме видно было, как она пожирает Шэйна глазами. Южноафриканский певец исполнял номер на суахили. Проныра много раз слышал Шэйна, но сегодня тот пел из рук вон плохо.
– Что это творится с твоим дружком? – спросил он, подсаживаясь к Лоре.
– Ты о чем?
– Он не поет, а квакает.
– Ишь, специалист! Тебе что диез, что бемоль – все едино!
– Ого! Как мы сегодня обидчивы!
Проныра подозвал официанта и заказал бутылку пльзеньского.
– Нет, серьезно, – не унимался он. – Шэйн сегодня не в ударе.
Лора посмотрела на Проныру и, пожав плечами, отхлебнула из своего бокала.
– Должно быть, не его день, – сказала она. – Пора знать: у всех певцов так бывает.
– Он, по-моему, в напряжении, чем-то взволнован.
Она промолчала. Пиво принесли перед самым антрактом. Пока Проныра расплачивался, Шэйн спустился с эстрады и присоединился к ним.
– Выпей, – предложил ему Проныра. – По твоему пению видно, что тебе надо выпить.
Дородный южноафриканец рассеянно посмотрел на Проныру, не зная, как отнестись к замечанию журналиста.
– Не обращай внимания, Шэйн, – сказала Лора, кладя ему руку на плечо. – Он ведь ни черта не смыслит в музыке.
– Что тебе заказать? – спросил Проныра, заметив нетерпение на лице официанта.
– Двойную порцию коньяка, – ответил Шэйн, – с имбирным элем.
Лампы в ночном клубе замигали – как бы в такт музыке в стиле "диско", которую играли во время антракта. Сладкий голос ведущего пригласил гостей танцевать. Две проститутки, крепко обнявшись, медленно извивались около эстрады. Появился коньяк. Шэйн смешал его с имбирным элем и залюбовался искристыми пузырьками, затем залпом опорожнил бокал. Лора взглянула на него.
– Дорогой, тебе еще выступать. – В ее голосе звучала тревога.
Шэйн поставил бокал на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Курево есть у кого? – спросил он.
– У меня только "Эмбасси", – сказала Лора.
– Ко мне не обращайся, – отрезал Проныра. – У меня хватает ума не травиться никотином.
Шэйн снова посмотрел на Проныру.
– Пойду-ка пройдусь, – бросил он. – Увидимся.
Лора поднялась:
– Что с тобой, милый?
– Ничего, – сказал певец. – Просто хочу подышать свежим воздухом. Пойдешь со мной?
Лора кинула беспомощный взгляд на Проныру, наливавшего остатки пива в стакан. Тот поднял голову и пожал плечами, давая понять, что ему безразлично, останется она или уйдет. Взяв сумочку, Лора удалилась с Шэйном. На танцевальной площадке проститутки тесно прижимались друг к другу, их огромные завитые парики плавно покачивались, наподобие черных буев в ночном море.
Лора вернулась вместе с Шэйном, когда музыка в стиле "диско" умолкла. Певец сказал ей несколько слов, которые Проныра не расслышал, и пошел к эстраде. Лора села.
– Он чем-то расстроен, – сказала она.
– Да что ты говоришь!
– Проныра, не будь таким противным, пожалуйста.
– Правда глаза колет.
– Но ведь ты мог и не говорить ему об этом.
– Допустим, мог. Только иногда человеку полезно услышать о себе правду.
– Ты ему не шибко нравишься, – сказала Лора, как бы извиняясь за своего дружка.
– Не ему одному, детка.
Шэйн снова запел – одну из джеймс-бондовских песен, исполнять которые считали своей обязанностью все певцы ночных клубов в Найроби. Бедный Джеймс Бонд, подумал Проныра, слышал бы он, что выделывают здесь с его песнями!
– Потанцуем? – спросил Проныра, кладя ладонь на руку Лоры и возвращая ее из мира грез, в который она погрузилась, созерцая поющего Шэйна, в мир реальный. – По крайней мере твой дружок убедится, что я не имею ничего против него или его пения.
Лора отодвинулась:
– Не сегодня, Проныра.
Журналист ощутил, что его вдруг бросило в жар: он не привык, чтобы его отвергали. Проныра машинально потянулся за пивом. Отпивая из бокала, он приказывал себе успокоиться, твердил, что ее отказ ничего не означает, что сегодня он вел себя с ней не лучшим образом. Вспомнил, что не пошел с ней пообедать. А теперь она отплатила ему той же монетой.
– Черт подери! – Проныра встал и подошел к высокой сомалийке, стоявшей у бара. – Потанцуем?
Она снова оглядела его – под этим расчетливым взглядом он чувствовал себя барахлом на распродаже или чем-то еще похуже – и отрицательно покачала головой.
– Смотри, потом пожалеешь, – сказал он, и опять его бросило в жар, как минуту назад за столом с Лорой.
Сомалийка повернулась к нему спиной. Проныра посмотрел на бармена. У того на лице застыло смущение.
– Добрый вечер, Проныра. – Бармен неловко улыбнулся.
– Черт подери! – бормотал Проныра, пробираясь к выходу.
5
Зазвонил телефон. Проныра вздрогнул и проснулся. Голова у него раскалывалась. Он понял, что ночью явился домой изрядно пьяным, раз уж свалился не раздеваясь. Протянув руку, он поднял трубку:
– Наэта слушает.
– Говорил тебе, что помогу? – прокричал голос на другом конце провода.
– Подождите, – сказал Проныра, вылезая из кровати. Он взглянул на часы – было половина десятого. – Кто говорит?
– Я, – ответил голос в трубке.
– Но кто вы?
– Портье. Помнишь?
– Какой еще портье?
– Говорил же, что пригожусь! – произнес голос в трубке. – Так вот, стрельба у нас тут была!
– Стрельба? – Проныра подтащил телефон к окну и раздвинул занавески – в глаза ему ударило солнце. – Стрельба? Где? В кого стреляли?
– В "Хилтоне". В того белого парня, кем ты так интересовался.
– "Хилтон"? Белый парень? – Журналист никак не мог просунуть руку в рукав рубашки. – "Хилтон"! Белый парень!
Проныра уронил телефонную трубку, рванул с вешалки брюки, выдвинул ящик комода, схватил пару носков. Он отчетливо видел, что они разного цвета, но было не время обращать внимание на подобные пустяки.
На тротуаре у главного подъезда в "Хилтон" Проныра попал в живой водоворот. Он пробрался сквозь толпу и предъявил корреспондентскую карточку у входа. В вестибюле кружилось множество полицейских и несколько агентов Управления безопасности. Журналист увидел репортера из "Стандарта", фотографа из "Нэйшн", но не перекинулся с ними и словечком. Он устремился прямо к портье.
– Что случилось? – спросил Нельсон.
– Убили, – ответил полушепотом портье, подражая Проныре. – Я знал, с первой минуты, как только он вошел в своих темных очках, без багажа и без паспорта, почуял: здесь что-то не так. А тут еще ты явился, говоришь, с ним агенты... эти... пиджаки оттопыриваются... Я точно знал...
– Скажи толком, – взмолился Проныра, – что произошло?
– Ну, не знаю даже, с чего начать. В общем, я в эту неделю работаю днем. Ту неделю работал в ночь, а сейчас днем.
– Итак, ты работаешь в дневной смене.
– Да, прихожу сегодня в восемь, как обычно, – продолжал портье. – Только глянул от стойки в вестибюль – и что же я вижу? Скажу – не поверишь. Одного из тех агентов, что тогда приезжали с белым. Сидит это он в кресле, газету читает, понятно? Только все по сторонам глазеет, как сыщику и положено. Ну, ему, ясно, невдомек, что я его приметил. Не знает, что я понял – агент он, хоть издали и не видно, как пиджак у него под мышкой оттопыривается. У меня память на лица.
– Что случилось-то? – снова спросил репортер, едва сдерживая нетерпение.
– Ну, сверху вдруг звонят. Из номера европейца. И какой-то парень... африканец... наверное, из агентов... говорит мне – я трубку снял, понятно? – говорит мне: подзови, мол, человека из вестибюля. А у самого голос дрожит. Я и спрашиваю: "Какого человека?" А он как заорет: "Инспектора Муриуки живо к телефону!" Я ему: "Инспектора Муриуки? А он из себя какой?" Тот парень опять в крик: "Быстро инспектора Муриуки!" Ладно, я-то не дурак, понятно? Иду к тому, который в кресле, и спрашиваю: "Вы инспектор Муриуки?" Он глядит, удивлен вроде, а я ему сразу: "Вас к телефону!" Он прыг к аппарату, а я у него за спиной, притворяюсь, что своими делами занят, но слышу, как тот, из номера, кричит: "Быстро "скорую помощь"!" Инспектор хочет спросить что-то, а тот, я слышу, твердит одно: "Быстро "скорую помощь"!" Тут Муриуки бросает трубку и велит мне соединить его с городом. Я соединяю, он набирает три девятки и вызывает полицейскую "скорую"...
– А европеец? – прервал его Проныра. – С европейцем что?
– Ну, я же говорю, Муриуки вызывает "скорую" и бросается в лифт. Я за ним – интересно ведь, понятно?
– Что ты увидел?
– На одиннадцатом этаже... агенты около номера тысяча сто третьего... Не успел я глазом моргнуть, этот Муриуки говорит мне: "Вон!" Я вниз и первым делом тебе позвонил.
– А потом в "Нэйшн" и "Стандарт"? – спросил журналист.
– Клянусь, им я не звонил, – ответил портье в легком замешательстве. – Понять не могу, как они пронюхали.
– Ладно, бог с ними, – сказал Проныра. – Дальше рассказывай.
– Да все вроде, – сказал портье. – Приехала "скорая", подняли наверх каталку, вот и все.
– Спасибо. – Проныра похлопал портье по руке.
На лице у того засияла широченная улыбка.
– Проныра, все для тебя сделаю.
– Ловлю тебя на слове, – сказал журналист и побежал к лифтам.
На одиннадцатом этаже его встретил кордон полицейских и агентов безопасности. Он улыбнулся и вытащил корреспондентскую карточку.
– Ничего не выйдет, Проныра, – сказал ему старый знакомый по школе Мангу, старший инспектор Тимоти Килонзо из отдела расследований убийств в Управлении уголовного розыска. – Это не для печати, так что живехонько спускайся вниз.
– Как это – не для печати? – спросил Проныра, пытаясь затянуть время и напряженно всматриваясь мимо инспектора в коридор, в сторону номера 1103. – С каких это пор убийства стали не для печати?
– Кто говорит об убийстве? – спросил Килонзо.
– Интересно, – ответил Проныра. – Чего тебе тут делать с твоими ребятами, если не было убийства?
– Не твое дело, Проныра. Будь паинькой и испарись, ясно?
Проныра знал, что с Килонзо особо не поспоришь. Он положил корреспондентскую карточку в бумажник и повернулся было к лифту, но в это время дверь номера 1103 открылась и оттуда показалась каталка. Впереди нее шагал не кто иной, как Эдвард Вайгуру, одноклассник Проныры по той же школе Мангу, а теперь начальник отдела Управления безопасности, занимающегося Южной Африкой. За ним следовали несколько полицейских.
– Все в порядке, инспектор? – спросил Вайгуру у Килонзо, проходя мимо сотрудника уголовного розыска и Проныры.
– В порядке.
Тут Вайгуру заметил Проныру.
– А ты что здесь делаешь? – озабоченно спросил он.
– Прослышал о стрельбе, – ответил Проныра, – вот и прибыл.
Он осекся и ошеломленно воззрился на каталку: человек, наполовину укрытый одеялом, вовсе не белый, а африканец в форме официанта из "Хилтона". Проныра знал этого человека! Он своим глазам не верил – перед ним был Шэйн, южноафриканский певец! Шэйн, судя по всему, очень страдал от боли. Он бормотал что-то. Проныра разобрал только слова: "Свинья! Фашистская свинья!"
– Послушайте, я знаю этого человека, – закричал Проныра, непроизвольно делая шаг к каталке.
Килонзо остановил его:
– Расскажешь нам все, что знаешь, потом...
А Вайгуру добавил:
– Нам, а не читателям твоих сплетен, Проныра. Ясно?
– Ясно! – В этот момент Проныра был уверен, что ему абсолютно ничего не понятно. Он повернулся, вошел в лифт и спустился в вестибюль.
– Ты как будто говорил, что застрелили мзунгу, – сказал он портье.
– Да, я так думал.
– А парня, что сейчас покатили, ты видел? Белый он, по-твоему?
– Конечно, нет, – признался портье.
– Тогда где же белый?
Портье надолго задумался, потом его осенило. Он поднял телефонную трубку.
– Почему бы тебе не позвонить ему в номер? – спросил он Проныру.
– Вот это идея! – воскликнул Проныра, хватая трубку.
– Дайте номер тысяча сто третий, – попросил он телефонистку.
После двух гудков в номере сняли трубку.
– Нельзя ли попросить мистера Уилларда? – поинтересовался Проныра.
– Наэта слушает.
– Говорил тебе, что помогу? – прокричал голос на другом конце провода.
– Подождите, – сказал Проныра, вылезая из кровати. Он взглянул на часы – было половина десятого. – Кто говорит?
– Я, – ответил голос в трубке.
– Но кто вы?
– Портье. Помнишь?
– Какой еще портье?
– Говорил же, что пригожусь! – произнес голос в трубке. – Так вот, стрельба у нас тут была!
– Стрельба? – Проныра подтащил телефон к окну и раздвинул занавески – в глаза ему ударило солнце. – Стрельба? Где? В кого стреляли?
– В "Хилтоне". В того белого парня, кем ты так интересовался.
– "Хилтон"? Белый парень? – Журналист никак не мог просунуть руку в рукав рубашки. – "Хилтон"! Белый парень!
Проныра уронил телефонную трубку, рванул с вешалки брюки, выдвинул ящик комода, схватил пару носков. Он отчетливо видел, что они разного цвета, но было не время обращать внимание на подобные пустяки.
На тротуаре у главного подъезда в "Хилтон" Проныра попал в живой водоворот. Он пробрался сквозь толпу и предъявил корреспондентскую карточку у входа. В вестибюле кружилось множество полицейских и несколько агентов Управления безопасности. Журналист увидел репортера из "Стандарта", фотографа из "Нэйшн", но не перекинулся с ними и словечком. Он устремился прямо к портье.
– Что случилось? – спросил Нельсон.
– Убили, – ответил полушепотом портье, подражая Проныре. – Я знал, с первой минуты, как только он вошел в своих темных очках, без багажа и без паспорта, почуял: здесь что-то не так. А тут еще ты явился, говоришь, с ним агенты... эти... пиджаки оттопыриваются... Я точно знал...
– Скажи толком, – взмолился Проныра, – что произошло?
– Ну, не знаю даже, с чего начать. В общем, я в эту неделю работаю днем. Ту неделю работал в ночь, а сейчас днем.
– Итак, ты работаешь в дневной смене.
– Да, прихожу сегодня в восемь, как обычно, – продолжал портье. – Только глянул от стойки в вестибюль – и что же я вижу? Скажу – не поверишь. Одного из тех агентов, что тогда приезжали с белым. Сидит это он в кресле, газету читает, понятно? Только все по сторонам глазеет, как сыщику и положено. Ну, ему, ясно, невдомек, что я его приметил. Не знает, что я понял – агент он, хоть издали и не видно, как пиджак у него под мышкой оттопыривается. У меня память на лица.
– Что случилось-то? – снова спросил репортер, едва сдерживая нетерпение.
– Ну, сверху вдруг звонят. Из номера европейца. И какой-то парень... африканец... наверное, из агентов... говорит мне – я трубку снял, понятно? – говорит мне: подзови, мол, человека из вестибюля. А у самого голос дрожит. Я и спрашиваю: "Какого человека?" А он как заорет: "Инспектора Муриуки живо к телефону!" Я ему: "Инспектора Муриуки? А он из себя какой?" Тот парень опять в крик: "Быстро инспектора Муриуки!" Ладно, я-то не дурак, понятно? Иду к тому, который в кресле, и спрашиваю: "Вы инспектор Муриуки?" Он глядит, удивлен вроде, а я ему сразу: "Вас к телефону!" Он прыг к аппарату, а я у него за спиной, притворяюсь, что своими делами занят, но слышу, как тот, из номера, кричит: "Быстро "скорую помощь"!" Инспектор хочет спросить что-то, а тот, я слышу, твердит одно: "Быстро "скорую помощь"!" Тут Муриуки бросает трубку и велит мне соединить его с городом. Я соединяю, он набирает три девятки и вызывает полицейскую "скорую"...
– А европеец? – прервал его Проныра. – С европейцем что?
– Ну, я же говорю, Муриуки вызывает "скорую" и бросается в лифт. Я за ним – интересно ведь, понятно?
– Что ты увидел?
– На одиннадцатом этаже... агенты около номера тысяча сто третьего... Не успел я глазом моргнуть, этот Муриуки говорит мне: "Вон!" Я вниз и первым делом тебе позвонил.
– А потом в "Нэйшн" и "Стандарт"? – спросил журналист.
– Клянусь, им я не звонил, – ответил портье в легком замешательстве. – Понять не могу, как они пронюхали.
– Ладно, бог с ними, – сказал Проныра. – Дальше рассказывай.
– Да все вроде, – сказал портье. – Приехала "скорая", подняли наверх каталку, вот и все.
– Спасибо. – Проныра похлопал портье по руке.
На лице у того засияла широченная улыбка.
– Проныра, все для тебя сделаю.
– Ловлю тебя на слове, – сказал журналист и побежал к лифтам.
На одиннадцатом этаже его встретил кордон полицейских и агентов безопасности. Он улыбнулся и вытащил корреспондентскую карточку.
– Ничего не выйдет, Проныра, – сказал ему старый знакомый по школе Мангу, старший инспектор Тимоти Килонзо из отдела расследований убийств в Управлении уголовного розыска. – Это не для печати, так что живехонько спускайся вниз.
– Как это – не для печати? – спросил Проныра, пытаясь затянуть время и напряженно всматриваясь мимо инспектора в коридор, в сторону номера 1103. – С каких это пор убийства стали не для печати?
– Кто говорит об убийстве? – спросил Килонзо.
– Интересно, – ответил Проныра. – Чего тебе тут делать с твоими ребятами, если не было убийства?
– Не твое дело, Проныра. Будь паинькой и испарись, ясно?
Проныра знал, что с Килонзо особо не поспоришь. Он положил корреспондентскую карточку в бумажник и повернулся было к лифту, но в это время дверь номера 1103 открылась и оттуда показалась каталка. Впереди нее шагал не кто иной, как Эдвард Вайгуру, одноклассник Проныры по той же школе Мангу, а теперь начальник отдела Управления безопасности, занимающегося Южной Африкой. За ним следовали несколько полицейских.
– Все в порядке, инспектор? – спросил Вайгуру у Килонзо, проходя мимо сотрудника уголовного розыска и Проныры.
– В порядке.
Тут Вайгуру заметил Проныру.
– А ты что здесь делаешь? – озабоченно спросил он.
– Прослышал о стрельбе, – ответил Проныра, – вот и прибыл.
Он осекся и ошеломленно воззрился на каталку: человек, наполовину укрытый одеялом, вовсе не белый, а африканец в форме официанта из "Хилтона". Проныра знал этого человека! Он своим глазам не верил – перед ним был Шэйн, южноафриканский певец! Шэйн, судя по всему, очень страдал от боли. Он бормотал что-то. Проныра разобрал только слова: "Свинья! Фашистская свинья!"
– Послушайте, я знаю этого человека, – закричал Проныра, непроизвольно делая шаг к каталке.
Килонзо остановил его:
– Расскажешь нам все, что знаешь, потом...
А Вайгуру добавил:
– Нам, а не читателям твоих сплетен, Проныра. Ясно?
– Ясно! – В этот момент Проныра был уверен, что ему абсолютно ничего не понятно. Он повернулся, вошел в лифт и спустился в вестибюль.
– Ты как будто говорил, что застрелили мзунгу, – сказал он портье.
– Да, я так думал.
– А парня, что сейчас покатили, ты видел? Белый он, по-твоему?
– Конечно, нет, – признался портье.
– Тогда где же белый?
Портье надолго задумался, потом его осенило. Он поднял телефонную трубку.
– Почему бы тебе не позвонить ему в номер? – спросил он Проныру.
– Вот это идея! – воскликнул Проныра, хватая трубку.
– Дайте номер тысяча сто третий, – попросил он телефонистку.
После двух гудков в номере сняли трубку.
– Нельзя ли попросить мистера Уилларда? – поинтересовался Проныра.