— Вечерами становится прохладно, — сказал он после обычных приветствий. — Я бы не прочь выпить.
   — Как обычно? — спросил Ингрем. Моффат кивнул, Ингрем подошел к столику вишневого дерева с мраморной доской и налил два стакана виски с содовой. Стакан с более темной смесью он протянул Моффату. Оба уселись в глубокие кресла лицом к широкому окну, за которым виднелись лесистые холмы, а вдалеке — огни Вашингтона. Весь кабинет был погружен в полумрак — горела только настольная лампа.
   — От Роудбуша до сих пор ничего? — спросил Моффат.
   — Ни слова, — ответил Ингрем. — И я не знаю, чем это объяснить.
   — А мне кажется, все достаточно ясно, — сказал Моффат. — Потребуй он у вас отчета за деятельность мисс Найгаард, он тем самым признал бы, что вы нанесли ему оскорбление. А с этим нельзя было бы мириться. Ему пришлось бы вас выгнать. На данном же этапе предвыборной кампании он не может себе этого позволить. Пол Роудбуш знает: вы слишком популярны в конгрессе, да и во всей стране.
   — Но это молчание вовсе не в его характере, — настаивал Ингрем.
   А что в характере Артура Ингрема? — подумал Моффат. Он знал директора ЦРУ многие годы, но только недавно понял, как он фанатично предан своему ведомству. Он готов был на все в этом запутанном деле Грира, даже на то, чтобы мисс Найгаард сопровождала Моффата в Луизвилл и сама пересказала свои сплетни Хиллари Калпу. Что руководило Артуром Ингремом? Какие скрытые побуждения? Ревность к ФБР, которому единолично доверили разбираться с Гриром? Неприязнь к Роудбушу? Или просто шпиономания?
   По правилам политической игры Моффат мог делать что угодно, — начиная от рыцарского вызова и кончая ножом в спину из-за угла, — лишь бы угробить Пола Роудбуша. Такая уж это была игра. Но Ингрем! Он ведь был шефом государственной разведки, членом президентского комитета безопасности, украшением тесного круга Белого дома.
   — Как насчет речи Калпа? — спросил Ингрем.
   Моффат не ответил: он все еще думал об этом человеке. Стэнли Уолкотт тайно пообещал Ингрему оставить его директором ЦРУ, если он, Уолкотт, станет президентом. Но как поведет себя Ингрем потом, с новым президентом, Стэнли Уолкоттом, если он уже сейчас готов предать нынешнего президента, Пола Роудбуша? Теперь уже Моффат засомневался, был ли он прав, когда просил Уолкотта обещать Ингрему эту должность. Единожды предавши, не предашь ли снова, Ингрем?
   — Я говорю о речи Калпа, Оуэн, — повторил Ингрем.
   — О да, — сказал Моффат. — Простите, Артур, я задумался… Видите ли, на второй отсрочке я сам настоял. Я думал, не стоит затевать дело, пока нет ничего определенного. Но все же условлено, договорились на вечер в четверг. На семь вечера по восточному времени. Теперь все зависит от вас… и от Джона.
   Ингрем поднял свой стакан, который стоял у него на ручке кресла.
   — В том-то все и дело, Оуэн, — сказал он. — От Джона ни слуху ни духу. Все сроки вышли.
   Он рассказал о безуспешных попытках ЦРУ связаться с Тристаном-да-Кунья.
   — Я ничего не понимаю, — признался Ингрем. — Может быть, Джон на острове, но передатчик не работает. Или он так и не добрался до Тристана. А может… В общем, все это мне не нравится.
   — А если поговорить с тем судном? Как его, «Педро…»? Какой-то Педро?
   — Я уже пытался. — Ингрем покачал головой и мрачно уставился в свой стакан с виски. — Джон предупредил, что корабельное радио ненадежно. Связи нет. Конечно, можно обратиться в Норфолк, у них там в ВМФ океаноскоп, они сразу дадут координаты «Педро Альфонсо», но при наших обстоятельствах, я думаю, это неосмотрительно.
   — Да, вы правы. Не только неосмотрительно, а я бы сказал: рискованно… Артур, вы уверены, что другое судно, «Каза» — как его там, доставило Грира на Тристан? Вы не ошибаетесь?
   — Я верю Джону, — сказал Ингрем. — Если он дает сведения, то это сведения № 1А. Это значит, как вы знаете, что он абсолютно уверен в надежности источника и точности информации. Не говоря уже о том, что он заплатил тысячу долларов капитану «Каза Алегре», который доставил Грира на Тристан. Может быть, капитан и соврал, но Джон способен отличить ложь от правды на четырех языках.
   — Тристан, — задумчиво сказал Моффат. — Я прочел об этом острове все, что мог найти, когда вы мне о нем рассказали. Чепуха какая-то. Зачем Гриру и Любину этот богом забытый кусок лавы вдали от всего света?
   Ингрем осторожно покачал свой стакан.
   — Не забегайте вперед, Оуэн, — сказал он. — У нас нет сведений, что Любин тоже на Тристане-да-Кунья. Мы вообще не знаем, где он. Единственное, что мы знаем: ФБР сидит у него на пятках, видно, так же плотно, как и у Стивена Грира.
   — Н-да, — сказал Моффат. — И в связи со всем этим как объясните вы уверенность Роудбуша, что через несколько дней у него будут добрые вести? Его разговор с Каллиганом явно свидетельствует об этом.
   — Вы знаете мою версию, Оуэн, — ответил Ингрем.
   И он снова повторил все свои гипотезы. Стивен Грир и Филип Любин были педерастами, которые в течение года тайно встречались в квартире на Р-стрит. Пол Роудбуш каким-то образом узнал об этом, вызвал Грира к себе в Белый дом в четверг вечером в конце августа и сказал ему всю правду в глаза. Оба знали, что такой скандал не то что повредит Роудбушу на выборах, а просто убьет его. И тогда Грир под влиянием минуты решил пожертвовать собой. Двумя днями позднее, не выдержав нервного напряжения, Грир покидает страну. Любин следует за ним. Грир, прихватив солидную сумму из своего личного сейфа, решает обосноваться в Бразилии. Однако, когда ФБР, неосмотрительно направленное по его следу Роудбушем, отыскало его в Рио-де-Жанейро, Грир нанял траулер-краболов и укрылся на острове Тристан-да-Кунья. Там с помощью денег или угроз он принудил местные власти хранить о нем полное молчание. Однако Роудбуш через ФБР узнал, где прячется его бывший друг, и отправил кого-то, чтобы тот вернул Грира в США. Если это удастся, президент сможет объявить всей стране, что Грир выполнял его секретное поручение, — мало ли он дает подобных поручений! А если Грир не согласится, Роудбушу придется рассказать народу всю правду о своем бывшем друге, надеясь, что такая искренность вызовет симпатию избирателей. Так или иначе Роудбуш надеялся справиться с этим делом в течение ближайших дней.
   — Знаете, все это кажется мне маловероятным, — сказал Моффат, когда Ингрем закончил. — Особенно в отношении доктора Любина. Зачем ему-то так таинственно исчезать, даже если ваши предположения об отношениях Грира и Любина верны?.. Нет, я думаю, либо речь идет о грандиозном финансовом скандале, в котором так или иначе замешаны Грир и Любин, либо о какой-то тайной миссии президента, о которой он с торжеством объявит всей стране.
   — Мир теперь слишком мал для тайных миссий, — сказал Ингрем. — Попробуйте сделать хоть что-нибудь, о чем не узнали бы в нашем управлении… А что касается финансового скандала, Оуэн, то здесь им и не пахнет.
   Моффат отхлебнул виски с содовой и, нагнувшись вперед, постучал своим стаканом по колену Ингрема.
   — Все дело в том, Артур, — сказал он, — что ничего определенного мы не знаем. При таких обстоятельствах Стэнли Уолкотт должен оградить себя от всех неожиданностей. Я разговаривал об этом с Мэтти Силкуортом, и мы договорились. Дело в том, что, когда вы позвонили мне, я собирался звонить вам. Мэтти считал, что я должен встретиться с вами незамедлительно, сегодня вечером. — Он помолчал. — Сейчас Уолкотта может спасти только одно… И это вы, Артур.
   — Что же я могу? — Ингрем взглянул на него настороженно.
   — Подать в отставку, — сказал Моффат.
   — В отставку? — У Ингрема был вид человека, которого выбрали для жертвоприношения.
   — Да, в отставку, — твердо повторил Моффат. Вот и решающий момент, подумал он. Если Ингрем согласится предать правительство Роудбуша, которому поклялся в верности, он, Моффат, никогда ни в чем ему не поверит. А если откажется, то рухнет их тайный политический союз.
   В наступившем молчании Моффат смотрел, как лицо Ингрема становилось все беспомощнее. Моффат вздохнул. Он знал, что Ингрему придется согласиться. Ингрем слишком глубоко увяз. Он тайно связался с оппозицией и уже потому стал почти беззащитен. Игра эта, подумал Моффат с легким угрызением совести, называется шантаж. Старомодное слово, но точное.
   — Боюсь, я вас не понимаю, — сказал Ингрем.
   О, еще как понимаешь! — подумал Моффат. — Понимаешь все, с начала до конца. Он чувствовал себя судьей, выносящим приговор осужденному.
   — Видите ли, Артур, — сказал он, — поскольку нам недостает фактов, мы можем вызвать недоверие народа к президенту, и только. Его лучший друг улетел за границу. Это факт, на котором мы можем сыграть. Стивен Грир, посвященный в важные государственные тайны, покинул страну. И в такой критической ситуации президент Пол Роудбуш пользуется услугами одного ФБР, в общем-то внутреннего ведомства. Почему он не привлек к этому делу Центральное разведывательное управление, располагающее всеми средствами и возможностями для сбора сведений за границей? Почему он отверг предложение всем известного и уважаемого директора этого управления использовать опыт и таланты агентов ЦРУ для розысков Стивена Грира? Может быть, Пол Роудбуш готов поставить на карту безопасность Соединенных Штатов ради репутации своего друга и победы на выборах?..
   Такой вопрос, — продолжал Моффат, — должен задать себе и Артур Ингрем. Но, будучи патриотом и не находя ответа, он приходит к единственному решению — уйти в отставку. Иначе он поступить не может. Совесть и честь Артура Ингрема не могут мириться с этим.
   — Вы говорите, как будто пересказываете выступление Калпа по телевидению, — заметил Ингрем. Он нервно облизал губы, затем глотнул из своего стакана.
   — Да, именно так, — Моффат улыбнулся. — Мы с Мэтти в основном уже договорились по телефону. Калп объявит, разумеется, если вы согласитесь, что вы подали президенту Роудбушу заявление об отставке за несколько часов до выступления Калпа по телевидению… А затем вы сможете еще больше помочь нам, если выступите в воскресенье по широковещательной сети. — Моффат наклонился вперед. — Вы человек слова и долга, Артур. И как я уже сказал, иначе поступить вы не можете. И вы сами это знаете.
   — Я не собирался прибегать к столь радикальным мерам, — сказал Ингрем. И в голосе его был шелест опавших листьев.
   — А вот это меня удивляет, Артур, — сказал Моффат. — Вы отдали лучшие годы разведке. Вы предлагаете бросить все ее силы на поиски Грира. Однако Пол Роудбуш захлопывает дверь перед вашим носом. Возможно, это звучит слишком драматически. Но от фактов не уйдешь.
   — Да, это так, — согласился Ингрем. Но в голосе его не звучало торжество. Он был в смятении.
   — Разумеется, — продолжал нажимать Моффат, — с политической точки зрения ваша отставка будет лишь эпизодом, который поможет Уолкотту одержать верх. Не мне вам говорить, вы сами знаете о том, каким значительным лицом являетесь вы в глазах конгресса, прессы, общества. Я не взываю к вашему честолюбию, говоря, что ваша… — слово «измена» едва не сорвалось с языка Моффата, — отставка нанесет правительству Роудбуша ни с чем не сравнимый удар. Честно говоря, Артур, это будет сенсацией!
   — Знает ли Стэнли Уолкотт об этом… варианте? — спросил Ингрем.
   — Нет. Это придумали и продумали мы с Силкуортом и Калпом. Думаю, Уолкотт будет так же удивлен, как вся страна. Но, разумеется, приятно удивлен. Он дал вам слово, что вы останетесь директором ЦРУ. Таким образом, по существу, вы просто уйдете в отпуск, самое большее на три месяца, в заслуженный отпуск, верьте мне, Артур.
   Ингрем встал и подошел к широкому окну.
   — Конечно, вы понимаете, — сухо продолжал Моффат, — если Роудбуша переизберут, ваш отпуск затянется, и надолго. Точнее, он станет постоянным. После истории с «леди Игрек», не говоря уже о Мори Риммеле, доносчике из клубной раздевалки, я думаю, Роудбуш выставит вас за порог сразу же после переизбрания.
   Ингрем стоял спиной к Моффату. При слабом свете настольной лампы он черным силуэтом выделялся на фоне окна. Тяжело вздохнув, Ингрем повернулся к Моффату.
   — Подождите до завтра, Оуэн, — сказал он. — Я должен подумать. Все это слишком неожиданно.
   Моффат покачал головой.
   — Я должен сегодня до полуночи позвонить Мэтти и сообщить ваш ответ. Если вы скажете «нет», придумаем что-нибудь другое. Видимо, придется открыть публике наши источники информации. Мы с вами знаем, что это за источники… Решайтесь, Артур.
   Моффат старался не встретиться глазами с Ингремом. Он знал ответ заранее. Но Моффат не был садистом. Ему не доставляло удовольствия зрелище раздавленного человека. Целую минуту длилась мертвая тишина.
   — Что ж, да будет так, — голос Ингрема был холоден, сух. — На этой неделе я подам в отставку. День и час определите вы с Силкуортом.
   Моффат протянул ему руку. Это рукопожатие было коротким, и Ингрем едва ответил на него.
   — Спасибо, Артур, — сказал Моффат. — Мы никогда не забудем, чем вы для нас пожертвовали.
   Никогда, подумал Моффат, никогда. Он вышел из кабинета по толстому ковру. Миновал зачехленные машинки в приемной, запертые сейфы и полупрозрачные пластмассовые корзины для мусора с традиционной красной надписью «СЖЕЧЬ!».
   В ярко освещенном коридоре Моффат обернулся и бросил прощальный взгляд на скромную черную табличку на желтой директорской двери: «7Д 60. ДРУ».
   За этой дверью было святилище второго по могуществу человека в Вашингтоне. Было. Теперь за нею остался человек, лишенный всего. Моффат пожал плечами. Он сделал то, что должен был сделать. Артур Ингрем был у него в руках.
   Сенатор Оуэн Моффат быстро шел к лифту, и шаги его гулко отдавались в пустом коридоре.

17

   Капитан ВМФ А.Гарри Кулидж стоял на правом боковом мостике, слегка пружиня ногами в такт легкому покачиванию авианосца. Сквозь солнечные очки небо и океан казались ему дымчатыми, и он ощущал свежесть соленого ветра на лице. Шестьдесят семь градусов по Фаренгейту, огромное солнце стоит высоко, пенистые гребни разбегаются, как белые кролики, а ветерок нежен и чист. Весна в «конских широтах»! И поскольку капитан Кулидж был здесь всего один раз много лет назад, он радовался этой весне, как встрече со старой знакомой.
   Справа от него простирался открытый океан, где маячил только знакомый силуэт сопровождающего эсминца, а внизу с шипением и всплесками расступалась вода под натиском «Франклина Д.Рузвельта», который шел полным ходом в двадцать пять узлов. Весь корабль вибрировал от напряженной работы машин. Снизу, с взлетной площадки авианосца доносились звуки утренней приборки. Гарри Кулидж перегнулся через поручни и оглядел свои владения.
   Снова взгляд его остановился на транспортных самолетах, столь непривычных на авианосце. Обычно на «ФДР» базировались четыре эскадрильи реактивных истребителей и бомбардировщиков, а теперь, кроме них, на корме стояли два больших транспортных самолета, надежно закрепленные. В случае необходимости их можно было откатить в самый конец взлетной полосы и поднять на воздух с помощью ракетных ускорителей. Но взлетев, они уже не смогли бы вернуться на, авианосец.
   Рядом с транспортными самолетами были закреплены три геликоптера с опущенными на кургузые фюзеляжи лопастями. Все девять дней плавания от Мейпорта во Флориде они находились в трюме, и только сегодня их подняли на палубу.
   Кулидж взглянул на часы. Вахтенный офицер, хотя и занятый управлением корабля, уловил это движение и подсказал:
   — Одиннадцать ноль-ноль, сэр.
   Кулидж кивнул… Одиннадцать по Гринвичу. По всем расчетам, они должны были уже подходить к Пункту Альфа. Да, если штурман правильно учел все ветры, и течения, авианосец приближался к намеченной точке на 30ь южной широты и 15ь западной долготы.
   Минуту спустя рядом с Кулиджем появился штурман, высокий капитан третьего ранга, в такой же расстегнутой на груди рубашке цвета хаки.
   — Пункт Альфа, сэр, — сказал он. — С точностью до четверти мили.
   — Хорошо, — сказал Кулидж. — Позовите моего помощника и зайдите с ним ко мне в кабину.
   В сопровождении своего неизменного вестового Кулидж прошел на корму, а затем спустился на четыре палубы ниже в свою каюту. Вестовой, военный моряк, встал за дверью на караул.
   Капитанская каюта была выдержана в сочных коричневых тонах, стены отделаны панелями, мебель тяжелая, привинченная к полу медными болтами. Позади письменного стола стоял небольшой сейф. Кулидж набрал нужную комбинацию и вынул из сейфа длинный конверт. В углу его стоял красный штамп: «Совершенно секретно». На конверте было написано: «Капитану А.Гарри Кулиджу. Вскрыть по прибытии в Пункт Альфа».
   Вошел вестовой и, отдав честь, доложил:
   — К вам капитаны Файфилд и Огден, сэр.
   Кулидж кивнул и позвал:
   — Входите, джентльмены!
   Он показал офицерам на стулья.
   — Садитесь. И давайте посмотрим, какой нам сюрприз приготовили.
   Он вскрыл конверт разрезальным ножом в форме дельфина, вынул лежавший там листок бумаги и прочел про себя:
   «От Командующего Флотами.
   Капитану авианосца «Франклин Д.Рузвельт».
   1. По особым каналам вам были переданы инструкции по возможности быстрее прибыть в Пункт Альфа.
   2. Если до прибытия в Пункт Альфа вами были получены последующие достоверные приказы, отменяющие предыдущий, уничтожьте это письмо как недействительное. В противном случае вы должны:
   а) направиться к Пункту Браво, в 30 милях к северу от острова Тристан-да-Кунья. Не отдаляться от острова более чем на 25 миль, оставаясь вне пределов видимости с берега;
   б) прибыть в Пункт Браво в 00 часов 00 минут 6 октября;
   в) до нового приказа соблюдать полнейшее радиомолчание.
   3. Более полные инструкции вы получите в Пункте Браво.
   М.Р.Фристоун».
   Кулидж пододвинул к себе морскую карту, с минуту разглядывал ее, отмеряя большим и указательным пальцами расстояние, затем позвонил вахтенному офицеру в рубку:
   — Проложить новый курс на 170 градусов и снизить скорость до двадцати узлов.
   Только после этого он протянул листок с приказом своему помощнику.
   — Прочтите вслух, Файфилд, — сказал он. — Здесь не говорится, что я должен это скрыть от моих офицеров.
   Помощник капитана прочитал приказ медленно, без выражения, словно счет от бакалейщика.
   — До этого острова, по моим предположениям, около 480 миль, — сказал Кулидж. — Снизив скорость до двадцати узлов, мы прибудем в Пункт Браво завтра примерно в половине десятого вечера. Как, по-вашему, Огден?
   — Разрешите взглянуть, сэр. — Штурман вынул из кармана курвиметр, склонился над картой и провел приборчиком по новому курсу. — Да, примерно так. Может быть, чуть позже, если этот северный бриз сменится западным ветром. Метеослужба его обещает.
   — Хорошо, — сказал Кулидж. — Значит, пока пусть будет двадцать узлов. Затем вычислите точно курс и скорость, чтобы прибыть в Пункт Браво в срок.
   Он откинулся в кресле и посмотрел на своих офицеров.
   — Итак, что вы на это скажете? Я лично ожидал получить в Пункте Альфа более ясные указания. А теперь нам придется утюжить воду возле Тристана-да-Кунья, пока адмирал Фристоун не соизволит посвятить нас в свою тайну.
   — Это мое первое плавание вслепую, — сказал штурман.
   Кулидж насмешливо вскинул брови. Он знал, что капитан третьего ранга Огден увлекался детективами и кабина его была завалена книжками в пестрых обложках. Штурману явно не хватало приключений — корабельная служба казалась ему слишком прозаичной.
   — Да, — сказал Кулидж. — Для меня это тоже внове. Однако не скажу, чтобы мне это нравилось. После двадцати шести лет службы на флоте я предпочитаю домыслам факты.
   Они начали высказывать предположения. По мнению Кулиджа, готовился поход к Антарктиде. Но к чему тогда вся эта секретность? Штурман вспомнил о двух местных конфликтах в Африке. Помощник капитана сказал, что может быть тайно запущен новый спутник вне программы и им предстоит подобрать капсулу. Все эти догадки звучали не слишком убедительно. Чего-то в них не хватало.
   — А не связано ли это с делом Стивена Грира? — сказал штурман.
   — Я тоже так подумал, — согласился Кулидж. — Но при чем здесь мы?
   Трое моряков переглянулись, но вопрос так и остался без ответа. Дело Грира, о котором каждый день сообщало корабельное радио в выпусках новостей, казалось им далеким, странным, не имеющим никакого отношения к флоту.
   — Ясно одно, — сказал помощник капитана, — наверное, нам прикажут поднять транспортники. Видимо, надо будет на геликоптерах доставить каких-то людей с Тристана-да-Кунья и отправить их на транспортных самолетах. Как по-вашему?
   — Гм, — Кулидж плавно взмахнул своими пилотскими очками. — На Тристане и в самом деле нет аэродрома, но для геликоптеров это не проблема.
   — А при чем тут наши новые пассажиры? — спросил штурман.
   Кулидж взглянул на своего помощника.
   — Кстати, когда они должны прибыть, Файфилд?
   — Через пару часов, сэр, — ответил помощник. — Точнее, в четырнадцать ноль-ноль… Слишком уж точно рассчитано. Без радионаведения, не зная наших координат… Видно, в штабе были уверены, что мы дойдем до Альфа точно в срок.
   Кулидж посмотрел на него с упреком. Он всегда приходил точно в срок, и с радио, и без радио.
   — Должны прибыть двое? — спросил он.
   — Двое, сэр. Имен мы не знаем. Вылетели из Рио на двухместном истребителе с дополнительными баками.
   — Ни черта не понимаю! — сказал Кулидж. — Какое они имеют отношение к нашей миссии?.. Впрочем, может быть, они сами объяснят. А если нет, узнаем что-нибудь завтра утром.
   — Если только штаб не заставит нас неделю болтаться здесь без новых приказов, — заметил штурман.
   Видимо, эта перспектива ему улыбалась.
   — Мол Фристоун не подложит мне такую свинью, — возразил Кулидж не очень уверенно. — Ладно, хватит гадать… Какая ожидается погода, Пат?
   — Вполне хорошая, если верить метеорологам, — ответил штурман. — Ветер стихает.
   Кулидж встал, давая понять, что совещание окончено.
   — Все по местам, — сказал он. — Двадцать узлов, Пат, курс прежний, пока не сделаете всех расчетов. Тогда сообщите мне.
   Оставшись один, Кулидж еще раз перечитал приказ и спрятал его в сейф. Он походил немного по своей палубе, затем поднялся четырьмя этажами выше на мостик и встал у поручней, глядя на длинные океанские валы, катившие внизу.
   Что же дальше? С самого начала это было странное плавание. Прежде всего в Мейпорте на авианосец погрузили два пассажирских самолета и выдали полный запас, как для дальнего рейса. Цель рейса, сказали ему, участвовать в тренировках летного состава у флоридского побережья. Однако на второй день, когда эскадрильи вернулись на корабль, командующий воздушной группой сразу зашел к Кулиджу в каюту и вручил запечатанный приказ. Когда Кулидж вскрыл его, он узнал, что это вовсе не учебное плавание. Ему предписывалось взять курс на юго-восток к Пункту Альфа в Южной Атлантике, которого он должен был достичь около полудня во вторник пятого октября.
   Это означало — скорость все двадцать пять узлов, и не снижать хода в течение девяти дней, — отнюдь не легкое испытание для такого почтенного авианосца, как «ФДР». Кроме того, ему предписывалось хранить полное радиомолчание — предосторожность, совершенно непонятная в мирное время. А внутри пакета был еще один строго секретный конверт, который надлежало вскрыть только в Пункте Альфа. И это тоже было крайне необычно.
   На огромном, как завод, авианосце служило, включая летный состав, три тысячи семьсот человек, и весь корабль гудел от слухов. Люди изучали ежедневные сводки судового радио, пытаясь найти в сообщениях о международных конфликтах хоть какое-то объяснение их таинственному, стремительному и безмолвному плаванию. Ибо команда вскоре узнала, что корабельный передатчик молчит. Они только принимали сообщения, а сами ничего не передавали в эфир, и никто из находящихся на корабле не мог ответить даже на самые срочные вызовы родственников. Кулидж заметил, что люди за последние дни все чаще поглядывают на мостик, словно вид капитана мог им что-то подсказать.
   И был еще один странный приказ. Капитану предписывалось по возможности избегать встречных судов и оставаться вне пределов видимости. Поэтому каждый раз, когда радар обнаруживал на пути корабли, авианосец сразу сворачивал, временно меняя курс, а потом увеличивал скорость, чтобы наверстать потерянное время.
   Что же это за миссия? Капитан Кулидж, как и его штурман, не мог не вспомнить о таинственном деле Грира. Оно по-прежнему занимало центральное место среди новостей, о которых ежедневно сообщало судовое радио. Может быть, Грир причастен к какому-нибудь международному конфликту, который вот-вот разразится?
   Подбор летного подразделения, переведенного на авианосец с флоридского побережья, тоже немало удивил Кулиджа. Оно состояло в основном из ветеранов, участвовавших в боях. По сути дела, это были самые опытные летчики на всем атлантическом флоте. Мало того, и самолеты, и корабельные орудия получили боезапас по нормам военного времени. Авианосец был готов к бою… Но тогда зачем два транспортных самолета? Две новенькие скоростные машины дальнего радиуса действия? Может быть, просто для маскировки? Ведь в случае сражения транспортные самолеты пришлось бы сразу убрать.