Страница:
В маленьком каменном доме провинциального стиля на Бэттл-роуд в Принстоне, штат Нью-Джерси, Дебора Киссич показывала фотографию своему мужу Феликсу. Золотые тени мягко стелились по газону, и большие дубы и сикоморы уже начали сливаться с ночным сумраком. Феликс Киссич в тот вечер работал дольше обычного в лаборатории и теперь с наслаждением потягивал эль, погрузившись в свое любимое кресло, огромное сооружение из простеганной кожи.
Дебора сложила вечернюю газету так, чтобы фотография Грира на три колонки оказалась посередине, подала ее мужу и встала за спинкой старого кресла.
— По-моему, это тот самый человек, который был у нас прошлой осенью, — сказала она.
Киссич поправил свои очки в стальной оправе и вгляделся в лицо веселого игрока в гольф.
— Я бы не сказал, что он особенно похож.
Он все еще говорил с заметным венгерским акцентом. За долгие годы, проведенные в Соединенных Штатах, он так и не смог от него избавиться.
— Нет, это не он. Посмотри, — он показал на снимок, — глаза совсем другие. У этого расставлены широко. А у нашего гостя глаза были посажены очень близко. И подбородок выдавался больше… Впрочем, они довольно похожи. Легко спутать.
— Я бы поклялась, что это тот самый человек, — сказала Дебора. Стоя за спиной мужа, она ласково пощекотала ему шею. — Как его звали? Ну, этого, что был здесь осенью?
— Кажется, Мартин… или Мортон, — ответил он. — В общем какой-то Мортон, насколько я помню. Память уже не та. Мистер как его бишь там Мортон из Национального научного фонда. И явился-то с какой чепухой! Правительство просто не ценит нашего времени.
Она нагнулась сзади и поцеловала его в щеку, уже изборожденную глубокими морщинами.
— Милый, — сказала она, — тебе опять надо заказывать новые очки. Если мистер Грир не мистер Мортон, значит, они близнецы.
— Сомневаюсь, — сказал он. — Ты видела его только мельком и сразу ушла в спальню. А я с ним толковал в гостиной допоздна. — Он снова показал пальцем на газету. — Глаза и подбородок совсем другие.
— Возможно, — согласилась она, но не очень уверенно. — Однако я знаю точно: когда я увидела его по телевизору, а потом в газете, я сразу поняла, что где-то видела этого человека.
— Наверняка и не раз, и тоже по телевизору, — сказал он. — Близкого друга президента, такого как Грир, должны часто показывать в новостях.
— Пожалуй, — кивнула она, — наверное, так оно и есть. Вот если бы увидеть его, я бы сказала наверняка. У каждого человека есть свои особенности, — порой даже собственный запах, — и это не забывается.
Он рассмеялся и вернул ей поцелуй.
— Да, это правда. Ты вот всегда чудесно пахнешь.
— Тшудесно! — передразнила она его. — Какое красивое слово!
Гретхен Грир помогла матери снять легкое летнее пальто и ободряюще похлопала по плечу. Всю обратную дорогу от Белого дома Сусанна Грир держалась, но, когда они доехали до оголенных вишен на Бруксайд Драйв и свернули к дому, слезы хлынули у нее из глаз. Гретхен пришлось подождать в машине, пока мать рылась дрожащими руками в сумочке, отыскивая платок.
— Ты просто великолепна, мама, — сказала она. — Я горжусь тобой.
— Я так рада, что ты здесь, Гретхен. Надеюсь, ты останешься еще на несколько дней.
— Останусь, пока нужна, — сказала Гретхен. — Сегодня днем я позвонила на работу и попросила дать мне отпуск. Все улажено. Они меня поняли.
— Хочешь кофе?
— Пожалуйста! И не забудь сливки.
Сусанна сварила кофе, и они обе устроились в гостиной, Сью на ковре, а Гретхен в кресле Стива, в том самом, где Сью провела в ожидании целую ночь. Ее утешало присутствие дочери. Гретхен была как бы женским юным вариантом Стива, высокая, широкоплечая, с такими же светло-каштановыми волосами, какие были когда-то у него, с такими же широко расставленными серыми глазами. Она была величественная и строгая. Без всяких причуд и фокусов, которые Стив выкидывал время от времени. И куда только все это делось при таинственном слиянии генов?
Сью радовалась, что на Бруксайд Драйв наконец все стихло. Репортеры держались прилично. Мигель Лумис с ними договорился. Он пообещал встретиться с ними завтра и сообщить обо всем, что произойдет за ночь, и к вечеру они разъехались. Юджин Каллиган был прав, посоветовав сделать Мигеля посредником между ними и прессой. Молодой человек интуитивно нашел правильный тон. Она бы не выдержала, если бы ей пришлось самой отвечать на этот град вопросов.
И президент был очень заботлив, предложив поставить вокруг дома охрану.
Дон Шихан, спокойный и уверенный начальник службы безопасности Белого дома, приехал сам, чтобы обо всем распорядиться. Сейчас она видела из окна высокую фигуру агента, расхаживавшего взад и вперед по аллее. Сью подозревала, что это не совсем соответствует букве закона, — ведь агенты секретной службы должны охранять только президента, вице-президента и их высокопоставленных гостей, не так ли? Но, когда Роудбуш предложил свою помощь, она с радостью согласилась.
— Что, президент теперь всегда такой? — спросила Гретхен. — Я не видела его больше двух лет.
— Что значит «такой», милая? Он так добр ко мне!
— О, не знаю. Он какой-то отчужденный, что ли. Все время, когда он пытался утешить нас, особенно тебя, мне казалось, что он думает совсем о другом. Понимаешь?
А что могла Сью понять? Пол Роудбуш изменился за последние годы. Стал более озабоченным, стал реже шутить и смеяться. Может быть, сегодня это проявилось резче? Она не знала, хотя и почувствовала так же, как Гретхен, что, пока они разговаривали в овальной гостиной наверху, президент держался как-то скованно.
— Наверное, Белый дом изменяет всех, кто в нем поселяется, — сказала Сью. — Да, теперь он другой человек.
— Терпеть не могу эту Элен Роудбуш, — сказала Гретхен. — Не знаю, как и сказать, — есть в ней что-то деланное, фальшивое.
— Элен всю жизнь играет какую-нибудь роль, милая. Она сама не знает, кто она на самом деле. — Сью спохватилась, что характеризует жену президента так беспощадно, но тут же вспомнила, с каким облегчением вздохнула, когда Элен, поболтав всего несколько минут, покинула овальную гостиную. — Впрочем, намерения у нее самые хорошие.
— Бог с ней, — сказала Гретхен, давая понять, что о миссис Роудбуш сказано достаточно. — Мне кажется, президент не слишком подробно расспрашивал тебя. Ведь в конечном счете внезапно исчез его ближайший друг, не говоря уже о том, что это твой муж и мой отец.
— Ты не права, Гретхен, — запротестовала Сью. — Он спрашивал, когда ты приехала, что я делала, прежде чем позвонила в «Неопалимую купину», почему в полицию позвонил именно Риммель, не докучают ли нам репортеры и еще массу вещей.
— Но не спросил о том, что мы думаем об этом, — сказала Гретхен. — А главное, мама, он так и не сказал, что он сам обо всем этом думает.
Да, этого Пол не сказал. Ей это пришло в голову, когда они уходили и президент под руки провожал их до своего лифта.
— Кроме замечания насчет киднэпинга, — сказала она вслух, как бы продолжая свою мысль. — Он сказал: хотя и нет доказательств, что это похищение, ему будет спокойнее, если в это дело включится ФБР.
— Да, но он так и не высказал своего мнения.
Гретхен кое-как уместила недопитую чашку и молочник на подлокотнике кресла.
— Не делай этого, Гретхен, — автоматически сказала Сью. — Все опрокинется на ковер.
— Добрая старая мама, ты не меняешься! — Гретхен улыбнулась, однако переставила посуду на ближайший столик. — А что ты сама об этом думаешь? Ты мне так и не призналась.
Сейчас Сью думала о дочери. Ночью, одна, в пустом доме она бы, наверное, поддалась панике, не будь с нею рядом Гретхен. Так похожая на Стива, Гретхен казалась совсем взрослой уже в семнадцать лет и уже тогда была для нее скорее подругой, чем дочерью, сильной женщиной, в которой она чувствовала опору. Они поверяли друг другу свои тайны как равные.
— Итак? — настаивала Гретхен.
— Право не знаю. Я совсем растерялась, Гретхен.
Сью закурила сигарету, хотела налить себе еще кофе, но передумала. Ей нужно выспаться. Она так и на прилегла со вчерашнего утра. Вчера? Выл четверг? Казалось, с тех пор прошла вечность. Голова у нее была словно набитая ватой, мысли путались.
— Меня беспокоит этот анонимный звонок, — сказала Сью. — Наверное, надо было рассказать президенту. Этот человек напугал меня. Говорил резко, на назвал имени и сразу повесил трубку.
Сью снова подробно пересказала все, вплоть до того, как она заметила время — десять минут первого.
Гретхен медленно повторяла вслух:
— «Не беспокойся. Верь мне. Я вернусь, когда смогу, но это может быть не скоро». — Она нахмурилась, подумала, затем сказала: — Но это мог быть похититель или какой-нибудь сумасшедший, который… ну… оглушил папу, а потом решил неизвестно для чего помучить тебя.
Сью покачала головой.
— Нет, Гретхен. Видишь ли, по телефону назвали мое прозвище, которое придумал твой отец. Стив никогда не произносил его на людях. И никогда не открыл бы его похитителям. А кроме Стива, его никто не знает.
— Что это за прозвище, мама?
— О, оно слишком глупое, — смутилась Сью. — Так, бессмыслица для посторонних. Только мы его понимали.
Словно стена выросла между ними. Этот мир был закрыт для Гретхен.
— Не думай, тут нет ничего неприличного! — быстро проговорила Сью. — «Львишка» — ласковое прозвище, которое Стив придумал много лет назад.
— Понимаю, — сказала Гретхен.
Но она ничего не понимала. Весь день она пыталась составить объективное представление об отце. Всю жизнь Стивен Грир был для нее и другом, и неназойливым наставником и незнакомцем. Она знала, что никогда не сможет испытывать к своему пропавшему без вести или погибшему отцу тех же чувств, какие испытывала мать.
— Если они знают это прозвище, — продолжала Сью, — это означает, что отец среди людей, которым он верит. Но если это так, значит он…
— Заранее готовился уйти? — спросила Гретхен.
Сью кивнула и бросила сигарету.
— Но почему, мама? Вы с отцом поссорились? Между вами что-нибудь было не так?
— Нет-нет, ничего похожего! Наоборот, мы… — Она чуть было не рассказала, как ждала его в ту ночь, но вовремя спохватилась. Иначе ей пришлось бы объяснять очень многое, раскрыть тайну их четвергов, а этого она не могла сделать даже перед Гретхен.
— На самом деле Стивен относился ко мне гораздо лучше, чем многие другие мужья к своим женам, — проговорила она, запинаясь.
— Тогда почему? Почему отец так вот взял и сбежал?
— Я… я не знаю. О, Гретхен!..
Губы Сью задрожали, Гретхен быстро наклонилась к ней и сжала ладонями ее лицо.
Причин может быть множество, думала Гретхен. За последние часы в ее мыслях возникали всяческие варианты. Некоторые из них показались бы матери ужасными, и Гретхен не могла заговорить о них, пока не узнает обо всем гораздо больше.
— Во сколько придет завтра агент ФБР? — спросила она.
— В половине десятого, — ответила Сью. — Это будет пытка. Он просит, чтобы каждая из нас уделила ему не меньше двух часов.
— Ты расскажешь ему о телефонном звонке?
— А это нужно?
— Да, — сказала Гретхен. — Я думаю, ты должна рассказать. Мы обе должны быть абсолютно откровенны, чтобы помочь отцу. Нам нечего скрывать, но, даже если мы попытаемся это сделать, нас все равно поймают на лжи. — Она приостановилась на миг. — Разве что промолчать о его служебном сейфе?.. Тут я не уверена.
Сью сразу забеспокоилась:
— Что за сейф?
— Тот, что в его кабинете.
Сью почувствовала, как в ней вдруг все оборвалось. Она никогда не слышала об этом сейфе.
— Наверное, агенты захотят заглянуть в него, — продолжала Гретхен. — Но я не представляю, что там лежит. Когда отец дал мне шифр, он сказал, чтобы я воспользовалась им только в случае его смерти или крайней необходимости, если с ним что-нибудь случится. Он сказал, что там хранятся кое-какие деньги.
— Деньги? — повторила Сью. Она была поражена. — И много?
— Не знаю. Он полагал, что там достаточно на его похороны и на первые расходы тебе, пока не вскроют завещание.
У Сью опустились руки. «Похороны». Потом она улыбнулась:
— Как это похоже на Стива. Твой отец подумал обо всем.
Однако такая его предусмотрительность вызвала у нее чувство горечи. Он мог хотя бы намекнуть ей. Неужели он думал, что она настолько слаба, что даже мысль о его смерти сломит ее? Нет, муж ее недооценивал. Она почувствовала, как он уходит от нее все дальше.
— Но у нас достаточно денег, — сказала Сью. — Кроме нашего общего счета в банке и счета на домашние расходы, у меня есть еще тысяч пять-шесть сбережений.
— В таком случае нам не понадобятся деньги из сейфа. Но я считаю, что должна сказать о них агенту и, если он потребует, открыть сейф.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему, Гретхен.
И они отправились спать. Гретхен думала о прозвище, которое связывало ее мать и отца многолетними интимными, для нее непонятными узами, а Сусанна о деньгах в сейфе, о которых Стив никогда ей не говорил. Если бы Стивен Грир вернулся сейчас, он, наверное, почувствовал бы себя чужим в собственном доме.
Уже лежа в постели и засыпая, Сью вдруг пробудилась, как от толчка. Только сейчас ей пришло в голову, что она все время говорила и думала о Стиве в прошедшем времени.
Было уже около полуночи, когда взятый на прокат «кадиллак» свернул с автострады Томаса Дьюи и помчался по Коннектикутскому шоссе.
Брэди Меншип умостился в углу мягкого зачехленного сиденья, поглядывая, как шофер выводит машину на крайнюю левую полосу для стремительного рывка до самого Саутпорта. Он так устал, что все кости ломило.
Ему пришлось надолго задержаться в конторе уже после того, как биржа закрылась и поток распоряжений о продаже акций приостановился. Как опытный маклер главным образом по нефтяной и электронной промышленности, он сразу почувствовал давление, словно тяжелая рука опустилась ему на плечо. Продавайте «Джерси стандарт», продавайте «Галф», продавайте «Мобил», «ИБМ», «Нейшнл Кэш Реджистер», продавайте «Учебные микрофильмы»! Сначала, когда курс только заколебался, он еще покупал, но потом акции полетели вниз, словно сдутые струей из компрессора, и он тоже бросился продавать. В половине четвертого, когда биржа закрылась, он стал на 45 тысяч долларов беднее, чем утром.
Брэди включил верхний плафон и вытащил из внутреннего кармана черную записную книжку, в которую заносил все совершенные за день сделки. Больше всего беспокоили акции «драконов» — так на американской бирже окрестили акции «Учебных микрофильмов». Маклеры прозвали их «драконами» потому, что, когда возникли «Учебные микрофильмы», они обрушились на биржу как дракон, внезапно и неудержимо, дыша огнем на своих противников. Любопытно, что этих акций в обороте было удивительно мало для такого крупного концерна. Львиная доля находилась в руках у нескольких счастливчиков, которые продавали их лишь изредка и по крохам на сумму от ста до пятисот долларов. Еще одной причиной стремительного взлета «Учебных микрофильмов» были всевозможные новшества, которыми концерн немало гордился. Некоторые находки, сделанные его учеными, оказывались не менее значительными, чем открытия в лабораториях Дюпона. Другие — мыльными пузырями. В том и другом случае «драконы» либо мгновенно взлетали, либо так же быстро падали в цене. За последние месяцы они принесли Брэди Меншипу приличный куш. Он неплохо зарабатывал на колебаниях курса, предугадывая взлеты и падения этих акций. Однако сегодня он ошибся. Утром «драконы» стояли всего на пять восьмых ниже обычного, и до полудня он покупал, но курс продолжал падать и к закрытию биржи дошел до 55, то есть на два пункта ниже, чем в прошлый четверг.
Затем вечером за обедом в Клубе банкиров он услышал тревожную новость. Обычно тихий, словно кладбище, клуб в тот вечер гудел, как улей. Маклеры и биржевые спекулянты работали допоздна, разгребая обломки, оставленные ураганом «грировского дня», и их лица выражали сожаления о погубленном уик-энде: все планы яхтсменов, любителей гольфа и завсегдатаев пляжей полетели в тартарары. Меншип сидел за одним столом с Брюсом Фолъярдом, специалистом по акциям электронной промышленности, который обычно до закрытия биржи кружил на небольшом пятачке возле телетайпа. Размягший от нескольких бокалов виски с содовой Фолъярд заговорил, как всегда, обиняками, об особом давлении на «драконов». Как всегда, когда речь заходила о делах, намеки его становились более чем прозрачными. Вот и сейчас он проговорился, что одно лицо продало через разных маклеров сразу на пятнадцать тысяч «драконов». Пятнадцать тысяч! В обычный биржевой день хорошо, если в обороте бывало тысяч на пять редких акций «Учебных микрофильмов», поэтому пятнадцать тысяч было огромной суммой. За многие месяцы Брэди не сталкивался с таким крупным предложением. Это означало, что и в понедельник «драконы» будут катиться вниз. Меншипу удалось скрыть от Фолъярда свою тревогу, но эта новость сломила его, как удар в солнечное сплетение. У него было полно акций «Учебных микрофильмов».
Кто же продал сразу на пятнадцать тысяч «драконов» и почему? Весь этот «грировский день» на Уолл-стрит был сплошным сумасшествием, одним из тех необъяснимых психологических взрывов, которые подобны волне от незарегистрированного тайфуна. Все признаки указывали на длительный устойчивый курс, на повышение «Курса Роудбуша». Но вот близкий друг президента Соединенных Штатов исчезает, и биржа сходит с ума: все подспудные страхи маклеров и спекулянтов вырываются наружу, как пар сквозь трещину котла. Никто не знал, откуда дует ветер, но акции на недвижимость поползли вверх, акции стальной и автомобильной промышленности тоже круто взлетели.
Но продажа «драконов» на пятнадцать тысяч? Внезапно Меншип вспомнил обрывок разговора, один из тех бесчисленных фактов и случаев, которые он копил в памяти, как хозяйка копит всякое барахло у себя в чулане.
Это произошло недели две назад во время обеда в том же самом клубе, за столом у окна. Кто-то — кто же это был? Кто-то знакомый, он это знал, — сказал, что, по неофициальным сведениям, «Учебные микрофильмы» стараются прибрать к рукам «Кариб ойл», Это была процветающая, но маленькая нефтеперерабатывающая компания, в то время как огромный концерн «Микро» являлся признанным лидером в совершенно новой отрасли — в производстве микрофильмов для школ. Возможность вместить на одной ленте с кадрами три на пять дюймов весь текст библии буквально перевернула все издательское дело. Прошел слух, что «Учебные микрофильмы» собираются проглотить «Кариб ойл», чтобы расширить деятельность концерна. И операцию эту, как говорили в тот день за столом, должна была провести контора «Грир, Хилстраттер, Томлин и Де Лука», в то время политически самая неуязвимая юридическая фирма во всей стране. Близость Грира с Барни Лумисом, главой «Учебных микрофильмов», сегодня подтвердилась тем, что Мигель Лумис согласился стать посредником между миссис Грир и прессой. Может быть, продажа «драконов» на пятнадцать тысяч долларов означала, что кто-то испугался исхода этой операции с «Кариб ойл», потому что с внезапным исчезновением Грира его юридическая фирма могла потерять связи с Белым домом? Но даже если это так, зачем продавать «драконов»? Доходы «Микро» были велики, и будущее концерна казалось безоблачным, независимо от того, удастся ему поглотить маленькую нефтяную компанию или нет. Что там еще болтали о Грире и «Учебных микрофильмах»? Кажется, он занимался налоговыми делами концерна. Всегда надо следить за налогами, — вдруг обнаружатся скрытые доходы! Надо будет завтра позвонить своему человечку в Вашингтоне, пусть поразнюхает.
«Кадиллак» миновал Стэмфорд и Дарайн; Меншип только взглянул на зеленые ряды деревьев вдоль автострады. Облака нависли над ней, словно приклеенные к ночному небосводу. Меншип спрятал записную книжку и стал следить за огнями бегущих навстречу машин, этих смертоносных чудовищ, несущихся сквозь тьму.
Кто же выбросил на рынок «драконы» на пятнадцать тысяч только потому, что Стивен Грир исчез? Надо немедленно позвонить в Вашингтон Мори Риммелю.
Дэйв Полик почувствовал, как кровь запульсировала у него в жилах и дыхание стеснилось в груди, когда увидел двух высоченных парней, которые вышли из дома и направились к черному «форду-седану», оставленному напротив дома № 6709 по Барнаби-роуд. Предчувствие его не обмануло. Он был уверен, что это агенты ФБР. Он видел свет в гостиной, тень женской фигуры на портьере. Потом «седан» отъехал, и женщина закрыла дверь.
Полик мысленно пожал себе руку: поздравляю! Даже если он ошибся в своих предположениях, ФБР явно шло по тому же ложному следу.
Сопоставив все мелочи, он в сумерках свернул с Ривер-роуд и направился прямо на Бердетт, дорогу, которая вела к клубу «Неопалимая купина». Он остановился примерно там, где Грир должен был перелезть — или был перекинут — через металлическую решетчатую ограду, засек показания спидометра и направился к ближайшему аэродрому, отмеченному на его дорожной карте. Это был местный аэродром в Гейтерсбурге, маленькая посадочная площадка для спортивных машин и легких прокатных самолетов. Полик отметил расстояние от клуба — шестнадцать миль, — а также время. По скоростной автостраде, не нарушая ограничений, он доехал до места за двадцать одну минуту.
Темнота опускалась на землю, как черное покрывало, когда он вошел в контрольную башню, миновал пустой зал с бильярдом и поднялся на второй этаж, где еще горел свет. Мужчина в комбинезоне стоял у пульта-регистратора вылетов. С виду это был тертый калач, и Полик обратился к нему без особой надежды.
— Я Полик из еженедельника «Досье», — сказал он. — Собираю материал для статьи. Может быть, вы мне поможете?
— Сомневаюсь. — Руки человека в комбинезоне были замаслены, он жевал резинку. — Все, кроме меня, уже ушли.
— Скажите, вчера отсюда не взлетал самолет в восемь двадцать вечера, или примерно в это время?
— А у вас есть какое-нибудь удостоверение?
Полик вынул бумажник и показал свою потертую визитку — цветную фотографию с надпечаткой: «Репортер. Белый дом». Мужчина в комбинезоне взял бумажник, вгляделся в фотографию, сравнил ее с Поликом.
— Неплохой снимок, — заметил он. — Кто его сделал?
— Секретная служба, — ответил Полик, надеясь, что название организации и цветная фотография придадут ему вес официального лица. Иногда это срабатывало, иногда нет. На механика аэродрома он произвел большое впечатление.
— Похоже, все хотят знать об этом самолете, который взлетел прошлой ночью, — сказал он.
— Все?
— Сегодня вы уже третий. Двое парней были здесь с полчаса назад и задавали те же вопросы.
— Ну ясно, — небрежно заметил Полик. — Ребята из ФБР.
Механик кивнул, и Полик едва скрыл свою радость.
— Что вы им сказали?
— Послушай, приятель, я предпочитаю ни во что не вмешиваться. — Он окинул Полика оценивающим взглядом.
— То, что я узнаю, останется между нами, — быстро сказал Полик. Он выложил на конторку пятидолларовый билет. Механик сунул его в карман комбинезона.
— Так вот, вчера в восемь тридцать пять улетел «Бичкрафт-Барон». Принадлежит Брюбейкеру. Брюбейкер сказал, что летит в Рейлау-Дурхэм, насколько я помню.
— Какой маршрут полета?
— Брюбейкер отмечает маршрут, когда хочет. В ту ночь ему не захотелось.
— Кто он, этот Брюбейкер?
— Арни Брюбейкер. Пилотирует здесь самолеты по заказу. Живет на Барнаби-роуд в Бетейде.
— Когда он вернулся?
— Он и не возвращался. — Заметив, что Полик нахмурился, механик прибавил: — Это ничего не значит. Арни может приземлиться где угодно. По желанию клиента.
— С ним были пассажиры?
— Да, один человек… по фамилии Хендрикс, если я не путаю.
— Как он выглядел?
Механик энергичнее зажевал резинку, затем ответил:
— Убей бог, не знаю. Арни выруливал на дальнем конце полосы, и туда подъехала машина, из которой вышел пассажир. Арни предупредил меня о нем заранее.
— Это что, в порядке вещей?
— Еще бы! Сколько угодно. Пассажиру сообщают время вылета, и только если он опоздал, его ждут на взлетной полосе. Здесь все-таки Вашингтон, братец. Но скажи, бога ради, что все это значит?
— Я сам пока не знаю, — ответил Полик. — Еще раз спасибо. До скорого.
Полик заметил, как мерцают, словно сверкающие бусины, огни на взлетной полосе, и подумал, что Брюбейкер и его пассажир вчера взлетели при полном освещении. Он нашел имя Арнольда Брюбейкера в телефонном справочнике и поехал к 6700-му кварталу на Барнаби-роуд. Он нашел нужный ему дом № 6709 и увидел напротив черный «форд-седан». Тогда Полик медленно проехал мимо, свернул в конце квартала и поставил машину за углом. Он успел выключить зажигание как раз вовремя, чтобы увидеть двух высоких парней, которые вышли из дома № 6709, и почувствовал, как ускорился его пульс.
Он долго выжидал, пока черный «форд» не отъехал достаточно далеко, и лишь тогда направился к дому Брюбейкера. Это был скромный кирпичный особнячок, выкрашенный в зеленый цвет, с бордюром из низких вечнозеленых кустов по цоколю и рододендронов, повисших от августовской жары, как уши спаниелей. Полик позвонил и услышал первые такты песенки: «Давненько я не выпивал!..» На женщине, приоткрывшей дверь не более чем на три дюйма, был синий полотняный халатик, лицо хмурое и настороженное.
Дебора сложила вечернюю газету так, чтобы фотография Грира на три колонки оказалась посередине, подала ее мужу и встала за спинкой старого кресла.
— По-моему, это тот самый человек, который был у нас прошлой осенью, — сказала она.
Киссич поправил свои очки в стальной оправе и вгляделся в лицо веселого игрока в гольф.
— Я бы не сказал, что он особенно похож.
Он все еще говорил с заметным венгерским акцентом. За долгие годы, проведенные в Соединенных Штатах, он так и не смог от него избавиться.
— Нет, это не он. Посмотри, — он показал на снимок, — глаза совсем другие. У этого расставлены широко. А у нашего гостя глаза были посажены очень близко. И подбородок выдавался больше… Впрочем, они довольно похожи. Легко спутать.
— Я бы поклялась, что это тот самый человек, — сказала Дебора. Стоя за спиной мужа, она ласково пощекотала ему шею. — Как его звали? Ну, этого, что был здесь осенью?
— Кажется, Мартин… или Мортон, — ответил он. — В общем какой-то Мортон, насколько я помню. Память уже не та. Мистер как его бишь там Мортон из Национального научного фонда. И явился-то с какой чепухой! Правительство просто не ценит нашего времени.
Она нагнулась сзади и поцеловала его в щеку, уже изборожденную глубокими морщинами.
— Милый, — сказала она, — тебе опять надо заказывать новые очки. Если мистер Грир не мистер Мортон, значит, они близнецы.
— Сомневаюсь, — сказал он. — Ты видела его только мельком и сразу ушла в спальню. А я с ним толковал в гостиной допоздна. — Он снова показал пальцем на газету. — Глаза и подбородок совсем другие.
— Возможно, — согласилась она, но не очень уверенно. — Однако я знаю точно: когда я увидела его по телевизору, а потом в газете, я сразу поняла, что где-то видела этого человека.
— Наверняка и не раз, и тоже по телевизору, — сказал он. — Близкого друга президента, такого как Грир, должны часто показывать в новостях.
— Пожалуй, — кивнула она, — наверное, так оно и есть. Вот если бы увидеть его, я бы сказала наверняка. У каждого человека есть свои особенности, — порой даже собственный запах, — и это не забывается.
Он рассмеялся и вернул ей поцелуй.
— Да, это правда. Ты вот всегда чудесно пахнешь.
— Тшудесно! — передразнила она его. — Какое красивое слово!
Гретхен Грир помогла матери снять легкое летнее пальто и ободряюще похлопала по плечу. Всю обратную дорогу от Белого дома Сусанна Грир держалась, но, когда они доехали до оголенных вишен на Бруксайд Драйв и свернули к дому, слезы хлынули у нее из глаз. Гретхен пришлось подождать в машине, пока мать рылась дрожащими руками в сумочке, отыскивая платок.
— Ты просто великолепна, мама, — сказала она. — Я горжусь тобой.
— Я так рада, что ты здесь, Гретхен. Надеюсь, ты останешься еще на несколько дней.
— Останусь, пока нужна, — сказала Гретхен. — Сегодня днем я позвонила на работу и попросила дать мне отпуск. Все улажено. Они меня поняли.
— Хочешь кофе?
— Пожалуйста! И не забудь сливки.
Сусанна сварила кофе, и они обе устроились в гостиной, Сью на ковре, а Гретхен в кресле Стива, в том самом, где Сью провела в ожидании целую ночь. Ее утешало присутствие дочери. Гретхен была как бы женским юным вариантом Стива, высокая, широкоплечая, с такими же светло-каштановыми волосами, какие были когда-то у него, с такими же широко расставленными серыми глазами. Она была величественная и строгая. Без всяких причуд и фокусов, которые Стив выкидывал время от времени. И куда только все это делось при таинственном слиянии генов?
Сью радовалась, что на Бруксайд Драйв наконец все стихло. Репортеры держались прилично. Мигель Лумис с ними договорился. Он пообещал встретиться с ними завтра и сообщить обо всем, что произойдет за ночь, и к вечеру они разъехались. Юджин Каллиган был прав, посоветовав сделать Мигеля посредником между ними и прессой. Молодой человек интуитивно нашел правильный тон. Она бы не выдержала, если бы ей пришлось самой отвечать на этот град вопросов.
И президент был очень заботлив, предложив поставить вокруг дома охрану.
Дон Шихан, спокойный и уверенный начальник службы безопасности Белого дома, приехал сам, чтобы обо всем распорядиться. Сейчас она видела из окна высокую фигуру агента, расхаживавшего взад и вперед по аллее. Сью подозревала, что это не совсем соответствует букве закона, — ведь агенты секретной службы должны охранять только президента, вице-президента и их высокопоставленных гостей, не так ли? Но, когда Роудбуш предложил свою помощь, она с радостью согласилась.
— Что, президент теперь всегда такой? — спросила Гретхен. — Я не видела его больше двух лет.
— Что значит «такой», милая? Он так добр ко мне!
— О, не знаю. Он какой-то отчужденный, что ли. Все время, когда он пытался утешить нас, особенно тебя, мне казалось, что он думает совсем о другом. Понимаешь?
А что могла Сью понять? Пол Роудбуш изменился за последние годы. Стал более озабоченным, стал реже шутить и смеяться. Может быть, сегодня это проявилось резче? Она не знала, хотя и почувствовала так же, как Гретхен, что, пока они разговаривали в овальной гостиной наверху, президент держался как-то скованно.
— Наверное, Белый дом изменяет всех, кто в нем поселяется, — сказала Сью. — Да, теперь он другой человек.
— Терпеть не могу эту Элен Роудбуш, — сказала Гретхен. — Не знаю, как и сказать, — есть в ней что-то деланное, фальшивое.
— Элен всю жизнь играет какую-нибудь роль, милая. Она сама не знает, кто она на самом деле. — Сью спохватилась, что характеризует жену президента так беспощадно, но тут же вспомнила, с каким облегчением вздохнула, когда Элен, поболтав всего несколько минут, покинула овальную гостиную. — Впрочем, намерения у нее самые хорошие.
— Бог с ней, — сказала Гретхен, давая понять, что о миссис Роудбуш сказано достаточно. — Мне кажется, президент не слишком подробно расспрашивал тебя. Ведь в конечном счете внезапно исчез его ближайший друг, не говоря уже о том, что это твой муж и мой отец.
— Ты не права, Гретхен, — запротестовала Сью. — Он спрашивал, когда ты приехала, что я делала, прежде чем позвонила в «Неопалимую купину», почему в полицию позвонил именно Риммель, не докучают ли нам репортеры и еще массу вещей.
— Но не спросил о том, что мы думаем об этом, — сказала Гретхен. — А главное, мама, он так и не сказал, что он сам обо всем этом думает.
Да, этого Пол не сказал. Ей это пришло в голову, когда они уходили и президент под руки провожал их до своего лифта.
— Кроме замечания насчет киднэпинга, — сказала она вслух, как бы продолжая свою мысль. — Он сказал: хотя и нет доказательств, что это похищение, ему будет спокойнее, если в это дело включится ФБР.
— Да, но он так и не высказал своего мнения.
Гретхен кое-как уместила недопитую чашку и молочник на подлокотнике кресла.
— Не делай этого, Гретхен, — автоматически сказала Сью. — Все опрокинется на ковер.
— Добрая старая мама, ты не меняешься! — Гретхен улыбнулась, однако переставила посуду на ближайший столик. — А что ты сама об этом думаешь? Ты мне так и не призналась.
Сейчас Сью думала о дочери. Ночью, одна, в пустом доме она бы, наверное, поддалась панике, не будь с нею рядом Гретхен. Так похожая на Стива, Гретхен казалась совсем взрослой уже в семнадцать лет и уже тогда была для нее скорее подругой, чем дочерью, сильной женщиной, в которой она чувствовала опору. Они поверяли друг другу свои тайны как равные.
— Итак? — настаивала Гретхен.
— Право не знаю. Я совсем растерялась, Гретхен.
Сью закурила сигарету, хотела налить себе еще кофе, но передумала. Ей нужно выспаться. Она так и на прилегла со вчерашнего утра. Вчера? Выл четверг? Казалось, с тех пор прошла вечность. Голова у нее была словно набитая ватой, мысли путались.
— Меня беспокоит этот анонимный звонок, — сказала Сью. — Наверное, надо было рассказать президенту. Этот человек напугал меня. Говорил резко, на назвал имени и сразу повесил трубку.
Сью снова подробно пересказала все, вплоть до того, как она заметила время — десять минут первого.
Гретхен медленно повторяла вслух:
— «Не беспокойся. Верь мне. Я вернусь, когда смогу, но это может быть не скоро». — Она нахмурилась, подумала, затем сказала: — Но это мог быть похититель или какой-нибудь сумасшедший, который… ну… оглушил папу, а потом решил неизвестно для чего помучить тебя.
Сью покачала головой.
— Нет, Гретхен. Видишь ли, по телефону назвали мое прозвище, которое придумал твой отец. Стив никогда не произносил его на людях. И никогда не открыл бы его похитителям. А кроме Стива, его никто не знает.
— Что это за прозвище, мама?
— О, оно слишком глупое, — смутилась Сью. — Так, бессмыслица для посторонних. Только мы его понимали.
Словно стена выросла между ними. Этот мир был закрыт для Гретхен.
— Не думай, тут нет ничего неприличного! — быстро проговорила Сью. — «Львишка» — ласковое прозвище, которое Стив придумал много лет назад.
— Понимаю, — сказала Гретхен.
Но она ничего не понимала. Весь день она пыталась составить объективное представление об отце. Всю жизнь Стивен Грир был для нее и другом, и неназойливым наставником и незнакомцем. Она знала, что никогда не сможет испытывать к своему пропавшему без вести или погибшему отцу тех же чувств, какие испытывала мать.
— Если они знают это прозвище, — продолжала Сью, — это означает, что отец среди людей, которым он верит. Но если это так, значит он…
— Заранее готовился уйти? — спросила Гретхен.
Сью кивнула и бросила сигарету.
— Но почему, мама? Вы с отцом поссорились? Между вами что-нибудь было не так?
— Нет-нет, ничего похожего! Наоборот, мы… — Она чуть было не рассказала, как ждала его в ту ночь, но вовремя спохватилась. Иначе ей пришлось бы объяснять очень многое, раскрыть тайну их четвергов, а этого она не могла сделать даже перед Гретхен.
— На самом деле Стивен относился ко мне гораздо лучше, чем многие другие мужья к своим женам, — проговорила она, запинаясь.
— Тогда почему? Почему отец так вот взял и сбежал?
— Я… я не знаю. О, Гретхен!..
Губы Сью задрожали, Гретхен быстро наклонилась к ней и сжала ладонями ее лицо.
Причин может быть множество, думала Гретхен. За последние часы в ее мыслях возникали всяческие варианты. Некоторые из них показались бы матери ужасными, и Гретхен не могла заговорить о них, пока не узнает обо всем гораздо больше.
— Во сколько придет завтра агент ФБР? — спросила она.
— В половине десятого, — ответила Сью. — Это будет пытка. Он просит, чтобы каждая из нас уделила ему не меньше двух часов.
— Ты расскажешь ему о телефонном звонке?
— А это нужно?
— Да, — сказала Гретхен. — Я думаю, ты должна рассказать. Мы обе должны быть абсолютно откровенны, чтобы помочь отцу. Нам нечего скрывать, но, даже если мы попытаемся это сделать, нас все равно поймают на лжи. — Она приостановилась на миг. — Разве что промолчать о его служебном сейфе?.. Тут я не уверена.
Сью сразу забеспокоилась:
— Что за сейф?
— Тот, что в его кабинете.
Сью почувствовала, как в ней вдруг все оборвалось. Она никогда не слышала об этом сейфе.
— Наверное, агенты захотят заглянуть в него, — продолжала Гретхен. — Но я не представляю, что там лежит. Когда отец дал мне шифр, он сказал, чтобы я воспользовалась им только в случае его смерти или крайней необходимости, если с ним что-нибудь случится. Он сказал, что там хранятся кое-какие деньги.
— Деньги? — повторила Сью. Она была поражена. — И много?
— Не знаю. Он полагал, что там достаточно на его похороны и на первые расходы тебе, пока не вскроют завещание.
У Сью опустились руки. «Похороны». Потом она улыбнулась:
— Как это похоже на Стива. Твой отец подумал обо всем.
Однако такая его предусмотрительность вызвала у нее чувство горечи. Он мог хотя бы намекнуть ей. Неужели он думал, что она настолько слаба, что даже мысль о его смерти сломит ее? Нет, муж ее недооценивал. Она почувствовала, как он уходит от нее все дальше.
— Но у нас достаточно денег, — сказала Сью. — Кроме нашего общего счета в банке и счета на домашние расходы, у меня есть еще тысяч пять-шесть сбережений.
— В таком случае нам не понадобятся деньги из сейфа. Но я считаю, что должна сказать о них агенту и, если он потребует, открыть сейф.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему, Гретхен.
И они отправились спать. Гретхен думала о прозвище, которое связывало ее мать и отца многолетними интимными, для нее непонятными узами, а Сусанна о деньгах в сейфе, о которых Стив никогда ей не говорил. Если бы Стивен Грир вернулся сейчас, он, наверное, почувствовал бы себя чужим в собственном доме.
Уже лежа в постели и засыпая, Сью вдруг пробудилась, как от толчка. Только сейчас ей пришло в голову, что она все время говорила и думала о Стиве в прошедшем времени.
Было уже около полуночи, когда взятый на прокат «кадиллак» свернул с автострады Томаса Дьюи и помчался по Коннектикутскому шоссе.
Брэди Меншип умостился в углу мягкого зачехленного сиденья, поглядывая, как шофер выводит машину на крайнюю левую полосу для стремительного рывка до самого Саутпорта. Он так устал, что все кости ломило.
Ему пришлось надолго задержаться в конторе уже после того, как биржа закрылась и поток распоряжений о продаже акций приостановился. Как опытный маклер главным образом по нефтяной и электронной промышленности, он сразу почувствовал давление, словно тяжелая рука опустилась ему на плечо. Продавайте «Джерси стандарт», продавайте «Галф», продавайте «Мобил», «ИБМ», «Нейшнл Кэш Реджистер», продавайте «Учебные микрофильмы»! Сначала, когда курс только заколебался, он еще покупал, но потом акции полетели вниз, словно сдутые струей из компрессора, и он тоже бросился продавать. В половине четвертого, когда биржа закрылась, он стал на 45 тысяч долларов беднее, чем утром.
Брэди включил верхний плафон и вытащил из внутреннего кармана черную записную книжку, в которую заносил все совершенные за день сделки. Больше всего беспокоили акции «драконов» — так на американской бирже окрестили акции «Учебных микрофильмов». Маклеры прозвали их «драконами» потому, что, когда возникли «Учебные микрофильмы», они обрушились на биржу как дракон, внезапно и неудержимо, дыша огнем на своих противников. Любопытно, что этих акций в обороте было удивительно мало для такого крупного концерна. Львиная доля находилась в руках у нескольких счастливчиков, которые продавали их лишь изредка и по крохам на сумму от ста до пятисот долларов. Еще одной причиной стремительного взлета «Учебных микрофильмов» были всевозможные новшества, которыми концерн немало гордился. Некоторые находки, сделанные его учеными, оказывались не менее значительными, чем открытия в лабораториях Дюпона. Другие — мыльными пузырями. В том и другом случае «драконы» либо мгновенно взлетали, либо так же быстро падали в цене. За последние месяцы они принесли Брэди Меншипу приличный куш. Он неплохо зарабатывал на колебаниях курса, предугадывая взлеты и падения этих акций. Однако сегодня он ошибся. Утром «драконы» стояли всего на пять восьмых ниже обычного, и до полудня он покупал, но курс продолжал падать и к закрытию биржи дошел до 55, то есть на два пункта ниже, чем в прошлый четверг.
Затем вечером за обедом в Клубе банкиров он услышал тревожную новость. Обычно тихий, словно кладбище, клуб в тот вечер гудел, как улей. Маклеры и биржевые спекулянты работали допоздна, разгребая обломки, оставленные ураганом «грировского дня», и их лица выражали сожаления о погубленном уик-энде: все планы яхтсменов, любителей гольфа и завсегдатаев пляжей полетели в тартарары. Меншип сидел за одним столом с Брюсом Фолъярдом, специалистом по акциям электронной промышленности, который обычно до закрытия биржи кружил на небольшом пятачке возле телетайпа. Размягший от нескольких бокалов виски с содовой Фолъярд заговорил, как всегда, обиняками, об особом давлении на «драконов». Как всегда, когда речь заходила о делах, намеки его становились более чем прозрачными. Вот и сейчас он проговорился, что одно лицо продало через разных маклеров сразу на пятнадцать тысяч «драконов». Пятнадцать тысяч! В обычный биржевой день хорошо, если в обороте бывало тысяч на пять редких акций «Учебных микрофильмов», поэтому пятнадцать тысяч было огромной суммой. За многие месяцы Брэди не сталкивался с таким крупным предложением. Это означало, что и в понедельник «драконы» будут катиться вниз. Меншипу удалось скрыть от Фолъярда свою тревогу, но эта новость сломила его, как удар в солнечное сплетение. У него было полно акций «Учебных микрофильмов».
Кто же продал сразу на пятнадцать тысяч «драконов» и почему? Весь этот «грировский день» на Уолл-стрит был сплошным сумасшествием, одним из тех необъяснимых психологических взрывов, которые подобны волне от незарегистрированного тайфуна. Все признаки указывали на длительный устойчивый курс, на повышение «Курса Роудбуша». Но вот близкий друг президента Соединенных Штатов исчезает, и биржа сходит с ума: все подспудные страхи маклеров и спекулянтов вырываются наружу, как пар сквозь трещину котла. Никто не знал, откуда дует ветер, но акции на недвижимость поползли вверх, акции стальной и автомобильной промышленности тоже круто взлетели.
Но продажа «драконов» на пятнадцать тысяч? Внезапно Меншип вспомнил обрывок разговора, один из тех бесчисленных фактов и случаев, которые он копил в памяти, как хозяйка копит всякое барахло у себя в чулане.
Это произошло недели две назад во время обеда в том же самом клубе, за столом у окна. Кто-то — кто же это был? Кто-то знакомый, он это знал, — сказал, что, по неофициальным сведениям, «Учебные микрофильмы» стараются прибрать к рукам «Кариб ойл», Это была процветающая, но маленькая нефтеперерабатывающая компания, в то время как огромный концерн «Микро» являлся признанным лидером в совершенно новой отрасли — в производстве микрофильмов для школ. Возможность вместить на одной ленте с кадрами три на пять дюймов весь текст библии буквально перевернула все издательское дело. Прошел слух, что «Учебные микрофильмы» собираются проглотить «Кариб ойл», чтобы расширить деятельность концерна. И операцию эту, как говорили в тот день за столом, должна была провести контора «Грир, Хилстраттер, Томлин и Де Лука», в то время политически самая неуязвимая юридическая фирма во всей стране. Близость Грира с Барни Лумисом, главой «Учебных микрофильмов», сегодня подтвердилась тем, что Мигель Лумис согласился стать посредником между миссис Грир и прессой. Может быть, продажа «драконов» на пятнадцать тысяч долларов означала, что кто-то испугался исхода этой операции с «Кариб ойл», потому что с внезапным исчезновением Грира его юридическая фирма могла потерять связи с Белым домом? Но даже если это так, зачем продавать «драконов»? Доходы «Микро» были велики, и будущее концерна казалось безоблачным, независимо от того, удастся ему поглотить маленькую нефтяную компанию или нет. Что там еще болтали о Грире и «Учебных микрофильмах»? Кажется, он занимался налоговыми делами концерна. Всегда надо следить за налогами, — вдруг обнаружатся скрытые доходы! Надо будет завтра позвонить своему человечку в Вашингтоне, пусть поразнюхает.
«Кадиллак» миновал Стэмфорд и Дарайн; Меншип только взглянул на зеленые ряды деревьев вдоль автострады. Облака нависли над ней, словно приклеенные к ночному небосводу. Меншип спрятал записную книжку и стал следить за огнями бегущих навстречу машин, этих смертоносных чудовищ, несущихся сквозь тьму.
Кто же выбросил на рынок «драконы» на пятнадцать тысяч только потому, что Стивен Грир исчез? Надо немедленно позвонить в Вашингтон Мори Риммелю.
Дэйв Полик почувствовал, как кровь запульсировала у него в жилах и дыхание стеснилось в груди, когда увидел двух высоченных парней, которые вышли из дома и направились к черному «форду-седану», оставленному напротив дома № 6709 по Барнаби-роуд. Предчувствие его не обмануло. Он был уверен, что это агенты ФБР. Он видел свет в гостиной, тень женской фигуры на портьере. Потом «седан» отъехал, и женщина закрыла дверь.
Полик мысленно пожал себе руку: поздравляю! Даже если он ошибся в своих предположениях, ФБР явно шло по тому же ложному следу.
Сопоставив все мелочи, он в сумерках свернул с Ривер-роуд и направился прямо на Бердетт, дорогу, которая вела к клубу «Неопалимая купина». Он остановился примерно там, где Грир должен был перелезть — или был перекинут — через металлическую решетчатую ограду, засек показания спидометра и направился к ближайшему аэродрому, отмеченному на его дорожной карте. Это был местный аэродром в Гейтерсбурге, маленькая посадочная площадка для спортивных машин и легких прокатных самолетов. Полик отметил расстояние от клуба — шестнадцать миль, — а также время. По скоростной автостраде, не нарушая ограничений, он доехал до места за двадцать одну минуту.
Темнота опускалась на землю, как черное покрывало, когда он вошел в контрольную башню, миновал пустой зал с бильярдом и поднялся на второй этаж, где еще горел свет. Мужчина в комбинезоне стоял у пульта-регистратора вылетов. С виду это был тертый калач, и Полик обратился к нему без особой надежды.
— Я Полик из еженедельника «Досье», — сказал он. — Собираю материал для статьи. Может быть, вы мне поможете?
— Сомневаюсь. — Руки человека в комбинезоне были замаслены, он жевал резинку. — Все, кроме меня, уже ушли.
— Скажите, вчера отсюда не взлетал самолет в восемь двадцать вечера, или примерно в это время?
— А у вас есть какое-нибудь удостоверение?
Полик вынул бумажник и показал свою потертую визитку — цветную фотографию с надпечаткой: «Репортер. Белый дом». Мужчина в комбинезоне взял бумажник, вгляделся в фотографию, сравнил ее с Поликом.
— Неплохой снимок, — заметил он. — Кто его сделал?
— Секретная служба, — ответил Полик, надеясь, что название организации и цветная фотография придадут ему вес официального лица. Иногда это срабатывало, иногда нет. На механика аэродрома он произвел большое впечатление.
— Похоже, все хотят знать об этом самолете, который взлетел прошлой ночью, — сказал он.
— Все?
— Сегодня вы уже третий. Двое парней были здесь с полчаса назад и задавали те же вопросы.
— Ну ясно, — небрежно заметил Полик. — Ребята из ФБР.
Механик кивнул, и Полик едва скрыл свою радость.
— Что вы им сказали?
— Послушай, приятель, я предпочитаю ни во что не вмешиваться. — Он окинул Полика оценивающим взглядом.
— То, что я узнаю, останется между нами, — быстро сказал Полик. Он выложил на конторку пятидолларовый билет. Механик сунул его в карман комбинезона.
— Так вот, вчера в восемь тридцать пять улетел «Бичкрафт-Барон». Принадлежит Брюбейкеру. Брюбейкер сказал, что летит в Рейлау-Дурхэм, насколько я помню.
— Какой маршрут полета?
— Брюбейкер отмечает маршрут, когда хочет. В ту ночь ему не захотелось.
— Кто он, этот Брюбейкер?
— Арни Брюбейкер. Пилотирует здесь самолеты по заказу. Живет на Барнаби-роуд в Бетейде.
— Когда он вернулся?
— Он и не возвращался. — Заметив, что Полик нахмурился, механик прибавил: — Это ничего не значит. Арни может приземлиться где угодно. По желанию клиента.
— С ним были пассажиры?
— Да, один человек… по фамилии Хендрикс, если я не путаю.
— Как он выглядел?
Механик энергичнее зажевал резинку, затем ответил:
— Убей бог, не знаю. Арни выруливал на дальнем конце полосы, и туда подъехала машина, из которой вышел пассажир. Арни предупредил меня о нем заранее.
— Это что, в порядке вещей?
— Еще бы! Сколько угодно. Пассажиру сообщают время вылета, и только если он опоздал, его ждут на взлетной полосе. Здесь все-таки Вашингтон, братец. Но скажи, бога ради, что все это значит?
— Я сам пока не знаю, — ответил Полик. — Еще раз спасибо. До скорого.
Полик заметил, как мерцают, словно сверкающие бусины, огни на взлетной полосе, и подумал, что Брюбейкер и его пассажир вчера взлетели при полном освещении. Он нашел имя Арнольда Брюбейкера в телефонном справочнике и поехал к 6700-му кварталу на Барнаби-роуд. Он нашел нужный ему дом № 6709 и увидел напротив черный «форд-седан». Тогда Полик медленно проехал мимо, свернул в конце квартала и поставил машину за углом. Он успел выключить зажигание как раз вовремя, чтобы увидеть двух высоких парней, которые вышли из дома № 6709, и почувствовал, как ускорился его пульс.
Он долго выжидал, пока черный «форд» не отъехал достаточно далеко, и лишь тогда направился к дому Брюбейкера. Это был скромный кирпичный особнячок, выкрашенный в зеленый цвет, с бордюром из низких вечнозеленых кустов по цоколю и рододендронов, повисших от августовской жары, как уши спаниелей. Полик позвонил и услышал первые такты песенки: «Давненько я не выпивал!..» На женщине, приоткрывшей дверь не более чем на три дюйма, был синий полотняный халатик, лицо хмурое и настороженное.