Страница:
Что же, Судоплатов, наверное, искупил свою вину в тюрьме, подвел итоги своей жизни в мемуарах. Жаль, что в них не видно его души. Она заслонена пестрым и зачастую неточным хаосом событий, известных из западных книг о КГБ.
Необычное это было поколение: они легко шли на смерть, но боялись сказать лишнее слово, они умели неукоснительно подчиняться и выполнять приказы, но страх, взлелеянный в период сталинщины, совершенно лишил большинство их мыслить свободно (впрочем, это не только их беда), они отталкивали своим фанатизмом или догматизмом, но подкупали бескорыстием — большинство жили скудно, тех, кто стремился к комфорту, зачастую карали как «морально разложившихся», помнится, все ахали от ужаса, когда прошел слух, что у Абакумова после ареста нашли целых шесть костюмов.
У Гудзенко есть строчки: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели». Не жалели ни врагов, ни друзей.
Судоплатов и его соратники — это строители великой державы, крепости на костях, они — хранители ее мощи, палачи и мученики в одном лице…
Мы все еще по инерции размахиваем руками по поводу ужасного сталинского прошлого, а уже давно у наших границ льется и льется кровь, словно собираясь нас захлестнуть, и гуляет террор по стране, и терзают сердце выстрелы из октября 1993 года, и десятки безгласных трупов, и вдруг кажется, что ни мир, ни страна, ни человек совершенно не изменились, что история фатально и жутко повторяет себя, и кровь вокруг, кровь и порох, и нет этому ни конца ни края.
Уроки прошлого? Смешно.
(М. Любимов. // Совершенно секретно. — 1994. — №6)
«Убей моего мужа!»
Игра с бичом
Мэрилин Монро не покончила с собой — ее убили
Необычное это было поколение: они легко шли на смерть, но боялись сказать лишнее слово, они умели неукоснительно подчиняться и выполнять приказы, но страх, взлелеянный в период сталинщины, совершенно лишил большинство их мыслить свободно (впрочем, это не только их беда), они отталкивали своим фанатизмом или догматизмом, но подкупали бескорыстием — большинство жили скудно, тех, кто стремился к комфорту, зачастую карали как «морально разложившихся», помнится, все ахали от ужаса, когда прошел слух, что у Абакумова после ареста нашли целых шесть костюмов.
У Гудзенко есть строчки: «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели». Не жалели ни врагов, ни друзей.
Судоплатов и его соратники — это строители великой державы, крепости на костях, они — хранители ее мощи, палачи и мученики в одном лице…
Мы все еще по инерции размахиваем руками по поводу ужасного сталинского прошлого, а уже давно у наших границ льется и льется кровь, словно собираясь нас захлестнуть, и гуляет террор по стране, и терзают сердце выстрелы из октября 1993 года, и десятки безгласных трупов, и вдруг кажется, что ни мир, ни страна, ни человек совершенно не изменились, что история фатально и жутко повторяет себя, и кровь вокруг, кровь и порох, и нет этому ни конца ни края.
Уроки прошлого? Смешно.
(М. Любимов. // Совершенно секретно. — 1994. — №6)
«Убей моего мужа!»
Памела Смарт молода, красива и честолюбива. Жила в маленьком городке Дерри, штат Нью-Хэмп-шир, на восточном побережье Америки. И не находила себе места. Карьера учителя ее не привлекала, семейная жизнь оказалась монотонной и тоскливой, и она пыталась найти разнообразие в любовной связи с молоденьким парнишкой.
Патрульный полицейский Джеральд Скаччиа получил срочный вызов. В тот вечер он, как обычно, занимался пьяницами и лихачами, а диспетчер отправил его на окраину города, сказав что-то насчет обнаруженного трупа мужчины.
Полицейский застал рыдающую Памелу Смарт на крыльце соседнего дома. В истерике она показывала на открытую дверь собственного дома и повторяла: «Он там… Мой муж там…» Освещая путь фонариком, Скаччиа вошел в дом и увидел в холле лежащего лицом вниз мужчину. Он перевернул тело, собираясь осмотреть труп, как вдруг заметил небольшое отверстие у виска. Это был след пули. Стреляли в упор из револьвера.
Соседи дружно выражали сочувствие молодой вдове, и друзья старались утешить несчастную женщину, потерявшую мужа незадолго до первой годовщины их свадьбы.
Памелу вызвали в полицию, где она объяснила, что в тот вечер была на школьном собрании. В Дерри она и ее муж Грег приехали несколько месяцев назад. Он работал страховым агентом. Нет, она не знает, кому и зачем понадобилось убивать ее мужа. Но детектив, проводивший допрос, заявил: «Было что-то странное в ее поведении. Мир ее рухнул, а она, ну… выглядела слишком спокойной. Мне показалось это несколько жутковатым. Назовите это профессиональной интуицией, но не было ничего конкретного что в тот момент вызвало бы подозрения».
Расследование проводил капитан Лорин Джексон. Как и детектив, он тоже был поражен очевидным спокойствием вдовы. Да и в картине убийства ее мужа оказались детали, которые не вписывались в рассказ Памелы. Кроме того, ничто не подтверждало ее версию о краже со взломом. Кольцо с бриллиантом осталось на руке убитого. Денег в бумажнике не было, но все кредитные карточки оказались на месте.
Через четыре дня после убийства детектив из бригады по расследованию Дэн Пелетьер принял анонимный телефонный звонок. Звонившая женщина утверждала, что полиция должна допросить несовершеннолетнюю Сесилию Пирс. Именно ей Памела якобы говорила о своем намерении убить Грега. Детектив вспомнил о списке, составленном Памелой, где она перечислила людей, которые бывали в ее доме в течение месяца перед убийством. В этом списке было имя и Сесилии Пирс. Многие молодые люди посещали школьную учительницу дома. Одним из них был Билли Флинн. Билли, когда он познакомился с учительницей Памелой Смарт, было пятнадцать лет.
Памела приехала в среднюю школу Виннакуннета, чтобы организовать серию лекций о вреде наркотиков и алкоголя. Школьная подруга Билли рассказала, что когда он впервые увидел Памелу, то повернулся и сказал: «Я влюбился…» Все замечали, что Памела охотно флиртует с учениками. И, как выяснила полиция, Билли Флинну она отдавала явное предпочтение.
Сесилия Пирс тоже сблизилась с Памелой. Ей нравилось, что двадцати двух летняя женщина не считает ее ребенком, как мать и другие учителя. Сесилия участвовала вместе с Памелой в подготовке лекций о вреде наркотиков и алкоголя. Очень скоро она начала доверять старшей подруге, взрослой женщине, свои девичьи проблемы. Несомненно, Памела знала, как завоевать симпатии учеников-подростков.
Юноша навсегда запомнил свой первый сексуальный опыт. Он пришел к взрослой женщине, когда ее мужа не было дома. Она поставила на видеомагнитофон весьма откровенный фильм с Ким Бэсинджер в главной роли. Потом повела Билли в спальню и там изобразила сцену стриптиза из фильма. Сексом они занимались под музыку «Черное и голубое» Вэна Халена. Потом, опять копируя сцену из фильма, Билли ласкал Пэм кубиками льда, перед тем как снова заняться любовью.
Позже Билли скажет: «Я испытал что-то вроде шока. Не каждый день подросток проделывает такое со взрослой женщиной, которая говорит, что он ей нравится. Я был ослеплен. Я был влюблен в нее».
Они занимались любовью в ее машине, в доме, в школьном здании. Поскольку Билли тоже был занят в ее работе по борьбе с наркотиками и алкоголем, он мог пропускать школьные занятия. Они проводили много времени вместе. Памела подарила ему свои более чем откровенные фотографии в бикини. В молодом человеке, еще мальчишке, стало расти чувство ревности и ненависти к ее мужу. Памела рассказывала ему о Греге как о злодее, который сделал ее несчастной, обманывал и оскорблял. Она хотела бы избавиться от него… Например, убить… Очень скоро идея убийства засела в голове мальчишки. А Памела твердила ему, что если она будет свободна, то сможет остаться с ним, с Билли Флинном, навсегда.
Памела Смарт подталкивала к убийству мужа не только Билли Флинна. Она обрабатывала и Сесилию Пирс, взращивая в девочке ненависть к Грегу.
Билли рассказал в полиции, что именно Пэм предложила обставить убийство так, чтобы это было похоже на кражу со взломом. Более того, она открыла детали плана Сесилии Пирс. Та воспринимала эти разговоры, как часть любовной игры, которой наслаждались Пэм и Билли.
Страсть Билли к Памеле росла, а с нею крепла решимость убить ее мужа. Он заручился поддержкой 17-летнего Патрика Рэнделла, 18-летнего Вэнса Лэт-тима и 19-летнего Реймонда Фаулера. Всем им Памела и Флинн обещали вознаграждение, не слишком, правда, большое: стереоаппаратуру, немного денег, какие-то вещи из дома. Единственным условием Пэм была просьба увести ее любимую собаку. Она опасалась, что смерть хозяина может расстроить животное.
Первая попытка убить Грега сорвалась. Четверка заговорщиков, отправившись «на дело» на автомобиле Памелы, заблудилась и не сразу нашла дом Смартов. Они собирались спрятаться в доме и, дождавшись, когда Грег вернется с работы, покончить с ним. Но когда они наконец приехали, он уже был дома.
Во второй раз сбоев не было. Флинн и Рэнделл вышли неподалеку от дома и переоделись в куртки с капюшонами, купленные заранее. Когда они приблизились к дому Грега Смарта, из-за угла прямо перед ними появилась какая-то супружеская пара. Мальчишки прижались к стене, натянув на головы капюшоны. Они проникли в дом через металлическую дверь полуподвала и устроили погром в спальне хозяина, ванной и гостиной, стараясь изобразить последствия грабежа, кражи со взломом… Два других сообщника преступления, Лэттим и Фаулер, ждали в машине.
Само убийство заняло несколько секунд. Они напали на Грега в холле. Повалив мужчину на пол, Рэнделл начал размахивать перед ним ножом. Позже юноша рассказал полиции, что у него не хватило духу убить Смарта. Тогда Флинн вынул револьвер и выстрелил в Грега. Тот упал на полотенце, расстеленное на ковре. Памела объяснила им заранее, что ей не хочется, чтобы кафельный пол и ковер были запачканы кровью.
Памела Смарт была удивлена, когда детектив Дэн Пелетьер пришел в ее офис и прямо заявил: «У меня для вас есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая новость — мы нашли убийцу вашего мужа. Плохая — вы арестованы за соучастие в убийстве».
Когда ее взяли под стражу, парни подтвердили, что знали о плане убийства. Признались, что сделали это потому, что у Билли и Памелы была любовь. Но Памела настаивала на том, что невиновна, что она — жертва необузданной фантазии подростков. Она заявила, что никогда не искушала Билли Флинна, никогда не спала с ним, не подстрекала его друзей к убийству. Но на суде стало ясно, что в ее рассказ поверить трудно. Билли Флинн под присягой дал показания, которые потрясли всех присутствовавших в зале. Он рассказал, как зарядил револьвер патронами, как остановился на мгновение после того, как прицелился в голову Грега. «Как будто сто лет пролетело, — зарыдал он. — И я сказал: „Господи, прости меня“.
Памела Смарт была приговорена к пожизненному заключению без права на досрочное освобождение; Билли Флинн и Патрик Рэнделл получили по 28 лет тюрьмы, Вэнс Лэттим — 18 лет.
Памела Смарт не могла поверить в такой конец, даже услышав приговор. Она повернулась к своему адвокату и сказала: «Сначала Билли взял жизнь Грега, теперь он берет мою». Но на капитана Джексона, который за четверть века службы в полиции повидал множество преступников, это не произвело никакого впечатления. Он сказал: «Памела Смарт не только отняла жизнь у Грега, но и искалечила судьбы наивных, впечатлительных молодых ребят, когда толкнула их на преступление. Это холодная, расчетливая, совершенно безразличная ко всем, кроме себя, женщина. Думаю, тюрьма для этой особы — самое подходящее место».
(Версия-плюс. — 1996. — №4/16)
Патрульный полицейский Джеральд Скаччиа получил срочный вызов. В тот вечер он, как обычно, занимался пьяницами и лихачами, а диспетчер отправил его на окраину города, сказав что-то насчет обнаруженного трупа мужчины.
Полицейский застал рыдающую Памелу Смарт на крыльце соседнего дома. В истерике она показывала на открытую дверь собственного дома и повторяла: «Он там… Мой муж там…» Освещая путь фонариком, Скаччиа вошел в дом и увидел в холле лежащего лицом вниз мужчину. Он перевернул тело, собираясь осмотреть труп, как вдруг заметил небольшое отверстие у виска. Это был след пули. Стреляли в упор из револьвера.
Соседи дружно выражали сочувствие молодой вдове, и друзья старались утешить несчастную женщину, потерявшую мужа незадолго до первой годовщины их свадьбы.
Памелу вызвали в полицию, где она объяснила, что в тот вечер была на школьном собрании. В Дерри она и ее муж Грег приехали несколько месяцев назад. Он работал страховым агентом. Нет, она не знает, кому и зачем понадобилось убивать ее мужа. Но детектив, проводивший допрос, заявил: «Было что-то странное в ее поведении. Мир ее рухнул, а она, ну… выглядела слишком спокойной. Мне показалось это несколько жутковатым. Назовите это профессиональной интуицией, но не было ничего конкретного что в тот момент вызвало бы подозрения».
Расследование проводил капитан Лорин Джексон. Как и детектив, он тоже был поражен очевидным спокойствием вдовы. Да и в картине убийства ее мужа оказались детали, которые не вписывались в рассказ Памелы. Кроме того, ничто не подтверждало ее версию о краже со взломом. Кольцо с бриллиантом осталось на руке убитого. Денег в бумажнике не было, но все кредитные карточки оказались на месте.
Через четыре дня после убийства детектив из бригады по расследованию Дэн Пелетьер принял анонимный телефонный звонок. Звонившая женщина утверждала, что полиция должна допросить несовершеннолетнюю Сесилию Пирс. Именно ей Памела якобы говорила о своем намерении убить Грега. Детектив вспомнил о списке, составленном Памелой, где она перечислила людей, которые бывали в ее доме в течение месяца перед убийством. В этом списке было имя и Сесилии Пирс. Многие молодые люди посещали школьную учительницу дома. Одним из них был Билли Флинн. Билли, когда он познакомился с учительницей Памелой Смарт, было пятнадцать лет.
Памела приехала в среднюю школу Виннакуннета, чтобы организовать серию лекций о вреде наркотиков и алкоголя. Школьная подруга Билли рассказала, что когда он впервые увидел Памелу, то повернулся и сказал: «Я влюбился…» Все замечали, что Памела охотно флиртует с учениками. И, как выяснила полиция, Билли Флинну она отдавала явное предпочтение.
Сесилия Пирс тоже сблизилась с Памелой. Ей нравилось, что двадцати двух летняя женщина не считает ее ребенком, как мать и другие учителя. Сесилия участвовала вместе с Памелой в подготовке лекций о вреде наркотиков и алкоголя. Очень скоро она начала доверять старшей подруге, взрослой женщине, свои девичьи проблемы. Несомненно, Памела знала, как завоевать симпатии учеников-подростков.
Юноша навсегда запомнил свой первый сексуальный опыт. Он пришел к взрослой женщине, когда ее мужа не было дома. Она поставила на видеомагнитофон весьма откровенный фильм с Ким Бэсинджер в главной роли. Потом повела Билли в спальню и там изобразила сцену стриптиза из фильма. Сексом они занимались под музыку «Черное и голубое» Вэна Халена. Потом, опять копируя сцену из фильма, Билли ласкал Пэм кубиками льда, перед тем как снова заняться любовью.
Позже Билли скажет: «Я испытал что-то вроде шока. Не каждый день подросток проделывает такое со взрослой женщиной, которая говорит, что он ей нравится. Я был ослеплен. Я был влюблен в нее».
Они занимались любовью в ее машине, в доме, в школьном здании. Поскольку Билли тоже был занят в ее работе по борьбе с наркотиками и алкоголем, он мог пропускать школьные занятия. Они проводили много времени вместе. Памела подарила ему свои более чем откровенные фотографии в бикини. В молодом человеке, еще мальчишке, стало расти чувство ревности и ненависти к ее мужу. Памела рассказывала ему о Греге как о злодее, который сделал ее несчастной, обманывал и оскорблял. Она хотела бы избавиться от него… Например, убить… Очень скоро идея убийства засела в голове мальчишки. А Памела твердила ему, что если она будет свободна, то сможет остаться с ним, с Билли Флинном, навсегда.
Памела Смарт подталкивала к убийству мужа не только Билли Флинна. Она обрабатывала и Сесилию Пирс, взращивая в девочке ненависть к Грегу.
Билли рассказал в полиции, что именно Пэм предложила обставить убийство так, чтобы это было похоже на кражу со взломом. Более того, она открыла детали плана Сесилии Пирс. Та воспринимала эти разговоры, как часть любовной игры, которой наслаждались Пэм и Билли.
Страсть Билли к Памеле росла, а с нею крепла решимость убить ее мужа. Он заручился поддержкой 17-летнего Патрика Рэнделла, 18-летнего Вэнса Лэт-тима и 19-летнего Реймонда Фаулера. Всем им Памела и Флинн обещали вознаграждение, не слишком, правда, большое: стереоаппаратуру, немного денег, какие-то вещи из дома. Единственным условием Пэм была просьба увести ее любимую собаку. Она опасалась, что смерть хозяина может расстроить животное.
Первая попытка убить Грега сорвалась. Четверка заговорщиков, отправившись «на дело» на автомобиле Памелы, заблудилась и не сразу нашла дом Смартов. Они собирались спрятаться в доме и, дождавшись, когда Грег вернется с работы, покончить с ним. Но когда они наконец приехали, он уже был дома.
Во второй раз сбоев не было. Флинн и Рэнделл вышли неподалеку от дома и переоделись в куртки с капюшонами, купленные заранее. Когда они приблизились к дому Грега Смарта, из-за угла прямо перед ними появилась какая-то супружеская пара. Мальчишки прижались к стене, натянув на головы капюшоны. Они проникли в дом через металлическую дверь полуподвала и устроили погром в спальне хозяина, ванной и гостиной, стараясь изобразить последствия грабежа, кражи со взломом… Два других сообщника преступления, Лэттим и Фаулер, ждали в машине.
Само убийство заняло несколько секунд. Они напали на Грега в холле. Повалив мужчину на пол, Рэнделл начал размахивать перед ним ножом. Позже юноша рассказал полиции, что у него не хватило духу убить Смарта. Тогда Флинн вынул револьвер и выстрелил в Грега. Тот упал на полотенце, расстеленное на ковре. Памела объяснила им заранее, что ей не хочется, чтобы кафельный пол и ковер были запачканы кровью.
Памела Смарт была удивлена, когда детектив Дэн Пелетьер пришел в ее офис и прямо заявил: «У меня для вас есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая новость — мы нашли убийцу вашего мужа. Плохая — вы арестованы за соучастие в убийстве».
Когда ее взяли под стражу, парни подтвердили, что знали о плане убийства. Признались, что сделали это потому, что у Билли и Памелы была любовь. Но Памела настаивала на том, что невиновна, что она — жертва необузданной фантазии подростков. Она заявила, что никогда не искушала Билли Флинна, никогда не спала с ним, не подстрекала его друзей к убийству. Но на суде стало ясно, что в ее рассказ поверить трудно. Билли Флинн под присягой дал показания, которые потрясли всех присутствовавших в зале. Он рассказал, как зарядил револьвер патронами, как остановился на мгновение после того, как прицелился в голову Грега. «Как будто сто лет пролетело, — зарыдал он. — И я сказал: „Господи, прости меня“.
Памела Смарт была приговорена к пожизненному заключению без права на досрочное освобождение; Билли Флинн и Патрик Рэнделл получили по 28 лет тюрьмы, Вэнс Лэттим — 18 лет.
Памела Смарт не могла поверить в такой конец, даже услышав приговор. Она повернулась к своему адвокату и сказала: «Сначала Билли взял жизнь Грега, теперь он берет мою». Но на капитана Джексона, который за четверть века службы в полиции повидал множество преступников, это не произвело никакого впечатления. Он сказал: «Памела Смарт не только отняла жизнь у Грега, но и искалечила судьбы наивных, впечатлительных молодых ребят, когда толкнула их на преступление. Это холодная, расчетливая, совершенно безразличная ко всем, кроме себя, женщина. Думаю, тюрьма для этой особы — самое подходящее место».
(Версия-плюс. — 1996. — №4/16)
Игра с бичом
В России появился новый шоу-бизнес: публичные пытки бездомных и бесправных людей. Об этом говорится глухо. Намеками. По принципу: кое-кто у нас порой… Слишком все чудовищно, запредельно. Нормальному человеку непредставимо. Однако удалось доискаться человека, который под секретом показал небольшой видеофильм. О существовании таких фильмов заикались многие. Но видеть не приходилось. Человек купил эту пленку на Украине. Утверждает, что подошел к видюшному развалу на рынке. Попросил чего-нибудь страшного. Продавец долго предлагал то да се. А потом за приличные деньги из-под прилавка извлек кассету без опознавательных знаков. Вот эта кассета. Длинный бетонный забор с разноцветной матерщиной. Пыльный асфальт вдоль забора. Сидят два очень немолодых и грязноватых мужика. Сидят прямо на асфальте. Они уже пьяны. Один тупо смотрит перед собой. Другой же кемарит. Меж его колен зажата бутылка с остатками мутноватой жидкости. Звук шагов, неясный говорок. Вдруг в кадре появляется канистра. Из нее на мужиков опрокидывается содержимое. Ясно, что это бензин или керосин. Мужики реагируют слабо. Не понимают, в чем дело. И тут же в них летит зажженная спичка. Сначала вспыхивает один, потом другой. У того, другого, сразу начинают гореть волосы. Мужики вскакивают. Падают. Ползут. И горят, горят… Слышен их крик. Наверно, его специально смикшировали. Прямо в комнату тянется огненная рука. Видно, как чернеют пальцы. Камера делает отъезд. Мужики превращаются в две горящие точки. Опять приближение. Они все ползут. На пыльном асфальте остается черный след. Все, конец фильма.
Бомжи у нас существуют давно. Имеются в виду, конечно, советские бомжи, они же — бичи, бродяги, тунеядцы, маргиналы и прочая братия, хотя и за кордоном ходят они в так называемой группе риска. Приходилось видеть, как в Нью-Йорке сволочного вида человек чистил свои штиблеты… человеком, судя по всему, пуэрториканцем — «сыром», как его зовут на тамошнем сленге из-за не слишком приятного запаха. В культурной Франции домохозяйки имеют обыкновение выплескивать на зазевавшегося клашара помойные ведра. В почтенной Германии, в городе Марбурге довелось видеть, как группа юношей глумилась над пеннером, пьяницей-забулдыгой, разрисовывая его дубленку (вот он высокий заграничный уровень!) цветными подписями: «Попей морс из моей задницы» и «Утри свой прыщавый нос ягодицами…», далее следовала фамилия, кажется, бургомистра.
Кое-что приходилось видеть и у нас.
На станции Большой Невер местная хулиганствующая молодежь упоенно мочилась — это называлось «устроить соленый дождь» — на бичей. Бичи могли только убежать. Там же ловили «бичих в теле». Насиловали их. Пьяным и спящим бичихам вливали во влагалище спиртовые растворы лимоника, заманихи, аралии — их за копейки продавали в аптеках, а назывались они, если кто помнит, фунфыриками. Потом бичихе давили на живот. Вылившуюся мерзость опять заливали в пузырьки. Бичиха просыпалась. Ей подсовывали оскверненные фунфырики, И она жадно припадала к ним. Вокруг наступало безудержное веселье. Незатейливые, так сказать, игры аборигенов.
Бичи в те времена обретались на окраинах империи. Вдалеке от больших городов, где свирепствовала милиция. Так что и развлекались с ними по месту «дислокации». На железнодорожных станциях, в портах, в поселках. Именно тогда и возникли первые зачатки спецшоу-бизнеса. Занимались им чеченцы. Только не надо возникать по поводу насаждения этими заметками национальной розни. Дружба народов в СССР чем дальше, тем больше приобретает весьма специфические черты — только и всего.
Чеченцы «аккумулировали» бичей, иначе говоря, брали в полон. И тогда это не было новостью на просторах Сибири, сегодня это уже не новость и для Москвы. Затем продавали колхозно-совхозному начальству. Но часть рабов покупали у них те же кавказцы, которые в сезон слетались на строительство очередных объектов социализма. Председатели колхозов по миновании надобности бичей сдавали в милицию или попросту выгоняли. Кавказцы иной раз поступали иначе…
Приходилось слышать рассказы о публичных сжиганиях несчастных бродяг. Делалось это так. В один из погожих дней бабьего лета заранее выбранную жертву брали под белы руки, мыли, поили коньяком. Затем устраивали групповое гомосексуальное изнасилование. Потом бичу укутывали голову и руки тряпьем и голым опускали в теплое смоляное варево. Искупав, посыпали — кто говорит солью, но большинство утверждает, что слюдяной крошкой — ее в Сибири использовали для лучшей теплоизоляции и придания блеска штукатурке. Пропаренного в мазуте человека засовывали в стакан, составленный из заполненных бензином тракторных покрышек. Все это тут же поджигали. Бич горел, искрился слюдой, пузырился, орал всеми криками земли-матушки. Спастись не было никакой возможности. Кавказцы при этом приходили в неистовство. Пели песни, танцевали, сбрасывали с себя одежду.
Впрочем, и в центральной России можно было услышать не менее дикие истории. В лесах находили истлевшие, привязанные к деревьям трупы. Со следами пыток и изощренного глумления. Известны случаи, когда бомжей травили собаками, да не просто так, а с целью этих самых собак натаскать на двуногую дичь. Наверно, веселое это было зрелище. Женщин-бродяжек насиловали деревнями, бригадами, ротами. Устраивали состязания, ставя в конце «полосы препятствий» бутылку водки. Бомж должен был пролезть сквозь узкие, измазанные дерьмом трубы, перелезать через утыканные гвоздями заборы, ползти через коровий помет, карабкаться по столбам. Организовывали бои между бомжихами. Для этого выбиралось самое грязное и смердящее место в округе.
Серьезного размаха в те времена подобные забавы приобрести никак не могли. Бичей, бомжей, бродяг было сравнительно немного. Действовала против них статья, так что милиции надо было выполнять план по отлову чуждого элемента. К тому же рабочие руки — — неважно какие — требовались повсеместно: пойманные бомжи шли в дело… При известных обстоятельствах бомж мог и права покачать.
Всеобщее обомжествление России привело к тому, что тлевший у некоторой части наших соотечественников садистский спрос наконец нашел свое предложение…
На вокзале пришлось наблюдать такую сценку. В углу сидел бомж и, выставив напоказ костыли, коротал время в ожидании очередной подачки. В другом конце небольшого зала о чем-то шушукалась группа мальчишек. От нее отделился аккуратненький такой паренек, подошел к бомжу, ни слова не говоря, вытащил баллончик со слезоточивым газом и пшикнул в лицо человека… Бомж закашлялся, лицо его сделалось красным, изо рта полезла серая пена. Схватился рукой за лицо, начал кататься по полу, переходя с рычания на вой, потом наоборот. Подростки весело, по-пионерски заржали.
Появившийся милиционер лениво прогнал ребятишек и пнул ногой бомжа: «Не ори! Подумаешь, обидели его…» Но бомж все никак не мог уняться. Ему было откровенно плохо. Тогда милиционер привел еще двух бомжей, велел им взять своего коллегу и отволочь куда-нибудь подальше, «чтобы только не видеть эту рожу и не слышать».
Так что социологам, психологам и прочим доброхотам спорить не о чем. Эта сценка — точнейшая иллюстрация проблемы бомжизма в России. Они суть рабы. Их жизнь — вне закона. Они не нужны ни государству, ни обществу. Все эти разговоры о милосердии и призрении — хуже, чем маниловщина. Скорее, спекуляция и выпендреж. Этакий псевдоинтеллигентный обман и себя, и прочих. Исчезни они, о них пожалеют разве что кавказцы, которые умыкали бездомных к себе — на каторжные, подневольные работы. Остальные вздохнут с немалым облегчением: «Вот и славно, некому теперь будет гадить в подъездах».
Однако есть у нас и рачительные людишки, с умом острым, предприимчивым и абсолютно безнравственным. В их деловом восприятии бездомные и бесправные — тот самый человеческий материал, с которым надо научиться плодотворно и целенаправленно работать. Чего стоит одно только предположение, что бомжи в наше время стали использоваться для получения нужных органов. Но это трудоемкое занятие. А вот для распространения и транспортировки наркотиков — ту и предполагать нечего. Само собой, бомжи — это бесплатная рабочая сила. Их загоняют в тайгу, на тайные прииски, в горы — на тайные опийные делянки. Только не надо полагать, что нынешний бомж это обязательно спившийся, опустившийся человек примерно сорокалетнего возраста. Помолодел российский бродяга: Даже сильно помолодел. Семнадцатилетний пацан и пятнадцатилетняя девчонка — не редкость. Попадаются и сильные мужики, не лишенные обаяния женщины. Словом, есть выбор…
Вот и приехал из Приморья знакомый юрист, приехав, рассказал. Местная мафия — понятно, не вся, какая-то особая ее часть — получила новое развлечение. Охоту. На человека. Видно, кто-то из тамошних фантазеров-романтиков насмотрелся американских триллеров и решил сказку сделать былью.
Итак, тайга. В ней обозначается территория. На территорию выпускается заранее отловленный бомж — из тех, кто покрепче и помоложе. Говорят ему так: ежели за такое-то время тебя не найдут, получишь выпивку, хоть залейся, денег и свободу, ну а если найдут, то — извини…
Убежать нельзя. Пустят собак по следу. Собаки и разорвут в случае чего. Да и к кому — куда бежать. Людей привозят из городов — они в тайге младенцы. Дают бомжу оглядеться, уйти подальше от места высадки. Потом запускают охотников. Дорогое удовольствие, но любители находятся и деньги нужные платят. За экзотику, надо полагать.
Восточные и кавказские крестные отцы заказывают в российских весях русских девочек и мальчиков для своих тайных нужд. Что происходит с этими девочками и мальчиками — лучше не думать.
На бомжах «отмороженные» учатся убивать, привыкают к большой крови, проверяют себя и других на предмет киллерской стойкости — ну, вроде как Тимур с его командой тренировал свою волю. Довелось встретить одного уцелевшего после этих тренировок человека. Дело было на Урале. Бомжи грелись у теплотрассы. В понятной дали от милиции и прочих органов. Подъехал грузовик. Сказали, что нужно разгрузить какой-то вагон с дефицитом, обещали выпивку и неожиданно щедрое вознаграждение. Бомжи радостно загрузились в машину. Но привезли их не на станцию, а на какую-то лесную поляну. Приказали выйти. Вышли. Грузовик сдал в сторону. И тут же из кустов раздались выстрелы. Бомж увидел парней в коже с бритыми, как положено, затылками. Он успел убежать, надо полагать, его не заметили. Спасшийся посчитал, что стал жертвой какой-то фашистской организации, говорил о свастиках на рукавах. Он долго блуждал в незнакомом лесу, но в конце концов вышел к деревне, там ему помогли добраться до города, но он уехал еще дальше, опасаясь, что его, оставшегося в живых, будут искать.
Рассказывают совсем уж невообразимое. Вроде бы скучающая без острых ощущений братва отлавливает двух или нескольких бомжей. Загоняет их в бункер и заставляет бороться не на жизнь, а на смерть: бить, душить, грызть, рвать, пока один из гладиаторов не отдаст Богу душу. Оставшегося в живых поят водкой, а потом зарывают в лесу вместе с проигравшим. Иногда устраивают дуэли. Бомжам вручают по пистолету с одним или двумя патронами. Определяют дистанцию и так далее. С тем же результатом. Заключаются пари. Жизнь бьет ключом. Смерть, впрочем, тоже. Особую пикантность представляют женские гладиаторские бои. Тут уж фантазии нет предела. Сплошной полет.
Развлекаются с бомжами и сатанисты. А их сейчас у нас развелось изрядное количество — насмотрелись фильмов, прониклись кинематографическим бредом. Сатанисты никак не могут обойтись без человеческих жертв. Кто для этого больше всего подходит? А главное: кого можно безопаснее (вот ключевое слово) всего насильственно лишить жизни? Тех, о ком никто не печется. О ком никакой колокол не звонит. Ни в одном отделении милиции. Есть даже нечто вроде теории: дескать, уничтожая бродяг, мы способствуем здоровью нации. Гуманизм, словом. Вот уж кто пытает бомжей — сладострастно и с вывертами: дьявол повелел. Вот и находят женщин со вспоротыми животами, мужчин без половых органов. А сколько ненайденных?
А уж если провинится бездомный, то начинается самосуд. А он в России таков, что никакому Данте в самом его страшном сне не пригрезится. И вины-то может не оказаться. Подозрения вполне достаточней. Нет тогда пределов жестокости. В деревнях заподозренных бродяг рвут на части тракторами. Бывает, что рвут и просто так, из интереса — чтобы только посмотреть, как оно выходит. Сажают на муравейники, да еще в зад вставляют трубку, чтобы насекомые выедали человека изнутри. Нет, это не наше с вами прошлое, это, увы, и настоящее тоже. При таком подходе закапывание живым в землю чуть ли не благом покажется. Водку на шевелящемся холмике распивают.
Бомжи, бичи, маргиналы, кто спорит, народ неприятный. Если разобраться, то ничего в них хорошего нет. И не стоит сюсюкать по поводу того, что все они сугубо несчастные люди, что злое общество изгнало их, отторгло. А они, дескать, в этом не виноваты. Да, общество злое. Да, отторгло. Хотя можно с такой же уверенностью и переиначить: сами они отторгли общество и многие чтимые его ценности. Несмотря на уверения некоторых восторженных журналистов, философов среди этой публики днем с огнем не сыскать. Зато жуликов — сколько хочешь.
Ладно. Проблема эта в настоящее время на все сто процентов тупиковая. Потому и обсуждать ее безнравственно. Потому что не изменить нам страну — вот так, сразу.
Укореняется в России идея: есть люди, а есть бомжи. Есть те, которых убивать так просто нельзя, надо это как-то мотивировать, а потом и отвечать за душегубство. Но есть и те, чья смерть ничего не значит. Ни для кого. Ни для убийцы, ни для общества. Ни для государства.
Это все нечто вроде самогеноцида. Откуда берутся; бомжи? Ну-ка? Паскуда-политика завела Россию в такую ситуацию, когда бездомным, беспаспортным, нищим может в одночасье стать любой ее гражданин.
И будет он сидеть пьяненький под забором. И появятся незаметно люди с телекамерой. И кто-то плеснет бензину. И чиркнет спичкой. И получится фильм, который затем будет продаваться любителям острых ощущений. Рынок!
(А. Петров. //Версия-плюс. — 1996. — №15/27)
Бомжи у нас существуют давно. Имеются в виду, конечно, советские бомжи, они же — бичи, бродяги, тунеядцы, маргиналы и прочая братия, хотя и за кордоном ходят они в так называемой группе риска. Приходилось видеть, как в Нью-Йорке сволочного вида человек чистил свои штиблеты… человеком, судя по всему, пуэрториканцем — «сыром», как его зовут на тамошнем сленге из-за не слишком приятного запаха. В культурной Франции домохозяйки имеют обыкновение выплескивать на зазевавшегося клашара помойные ведра. В почтенной Германии, в городе Марбурге довелось видеть, как группа юношей глумилась над пеннером, пьяницей-забулдыгой, разрисовывая его дубленку (вот он высокий заграничный уровень!) цветными подписями: «Попей морс из моей задницы» и «Утри свой прыщавый нос ягодицами…», далее следовала фамилия, кажется, бургомистра.
Кое-что приходилось видеть и у нас.
На станции Большой Невер местная хулиганствующая молодежь упоенно мочилась — это называлось «устроить соленый дождь» — на бичей. Бичи могли только убежать. Там же ловили «бичих в теле». Насиловали их. Пьяным и спящим бичихам вливали во влагалище спиртовые растворы лимоника, заманихи, аралии — их за копейки продавали в аптеках, а назывались они, если кто помнит, фунфыриками. Потом бичихе давили на живот. Вылившуюся мерзость опять заливали в пузырьки. Бичиха просыпалась. Ей подсовывали оскверненные фунфырики, И она жадно припадала к ним. Вокруг наступало безудержное веселье. Незатейливые, так сказать, игры аборигенов.
Бичи в те времена обретались на окраинах империи. Вдалеке от больших городов, где свирепствовала милиция. Так что и развлекались с ними по месту «дислокации». На железнодорожных станциях, в портах, в поселках. Именно тогда и возникли первые зачатки спецшоу-бизнеса. Занимались им чеченцы. Только не надо возникать по поводу насаждения этими заметками национальной розни. Дружба народов в СССР чем дальше, тем больше приобретает весьма специфические черты — только и всего.
Чеченцы «аккумулировали» бичей, иначе говоря, брали в полон. И тогда это не было новостью на просторах Сибири, сегодня это уже не новость и для Москвы. Затем продавали колхозно-совхозному начальству. Но часть рабов покупали у них те же кавказцы, которые в сезон слетались на строительство очередных объектов социализма. Председатели колхозов по миновании надобности бичей сдавали в милицию или попросту выгоняли. Кавказцы иной раз поступали иначе…
Приходилось слышать рассказы о публичных сжиганиях несчастных бродяг. Делалось это так. В один из погожих дней бабьего лета заранее выбранную жертву брали под белы руки, мыли, поили коньяком. Затем устраивали групповое гомосексуальное изнасилование. Потом бичу укутывали голову и руки тряпьем и голым опускали в теплое смоляное варево. Искупав, посыпали — кто говорит солью, но большинство утверждает, что слюдяной крошкой — ее в Сибири использовали для лучшей теплоизоляции и придания блеска штукатурке. Пропаренного в мазуте человека засовывали в стакан, составленный из заполненных бензином тракторных покрышек. Все это тут же поджигали. Бич горел, искрился слюдой, пузырился, орал всеми криками земли-матушки. Спастись не было никакой возможности. Кавказцы при этом приходили в неистовство. Пели песни, танцевали, сбрасывали с себя одежду.
Впрочем, и в центральной России можно было услышать не менее дикие истории. В лесах находили истлевшие, привязанные к деревьям трупы. Со следами пыток и изощренного глумления. Известны случаи, когда бомжей травили собаками, да не просто так, а с целью этих самых собак натаскать на двуногую дичь. Наверно, веселое это было зрелище. Женщин-бродяжек насиловали деревнями, бригадами, ротами. Устраивали состязания, ставя в конце «полосы препятствий» бутылку водки. Бомж должен был пролезть сквозь узкие, измазанные дерьмом трубы, перелезать через утыканные гвоздями заборы, ползти через коровий помет, карабкаться по столбам. Организовывали бои между бомжихами. Для этого выбиралось самое грязное и смердящее место в округе.
Серьезного размаха в те времена подобные забавы приобрести никак не могли. Бичей, бомжей, бродяг было сравнительно немного. Действовала против них статья, так что милиции надо было выполнять план по отлову чуждого элемента. К тому же рабочие руки — — неважно какие — требовались повсеместно: пойманные бомжи шли в дело… При известных обстоятельствах бомж мог и права покачать.
Всеобщее обомжествление России привело к тому, что тлевший у некоторой части наших соотечественников садистский спрос наконец нашел свое предложение…
На вокзале пришлось наблюдать такую сценку. В углу сидел бомж и, выставив напоказ костыли, коротал время в ожидании очередной подачки. В другом конце небольшого зала о чем-то шушукалась группа мальчишек. От нее отделился аккуратненький такой паренек, подошел к бомжу, ни слова не говоря, вытащил баллончик со слезоточивым газом и пшикнул в лицо человека… Бомж закашлялся, лицо его сделалось красным, изо рта полезла серая пена. Схватился рукой за лицо, начал кататься по полу, переходя с рычания на вой, потом наоборот. Подростки весело, по-пионерски заржали.
Появившийся милиционер лениво прогнал ребятишек и пнул ногой бомжа: «Не ори! Подумаешь, обидели его…» Но бомж все никак не мог уняться. Ему было откровенно плохо. Тогда милиционер привел еще двух бомжей, велел им взять своего коллегу и отволочь куда-нибудь подальше, «чтобы только не видеть эту рожу и не слышать».
Так что социологам, психологам и прочим доброхотам спорить не о чем. Эта сценка — точнейшая иллюстрация проблемы бомжизма в России. Они суть рабы. Их жизнь — вне закона. Они не нужны ни государству, ни обществу. Все эти разговоры о милосердии и призрении — хуже, чем маниловщина. Скорее, спекуляция и выпендреж. Этакий псевдоинтеллигентный обман и себя, и прочих. Исчезни они, о них пожалеют разве что кавказцы, которые умыкали бездомных к себе — на каторжные, подневольные работы. Остальные вздохнут с немалым облегчением: «Вот и славно, некому теперь будет гадить в подъездах».
Однако есть у нас и рачительные людишки, с умом острым, предприимчивым и абсолютно безнравственным. В их деловом восприятии бездомные и бесправные — тот самый человеческий материал, с которым надо научиться плодотворно и целенаправленно работать. Чего стоит одно только предположение, что бомжи в наше время стали использоваться для получения нужных органов. Но это трудоемкое занятие. А вот для распространения и транспортировки наркотиков — ту и предполагать нечего. Само собой, бомжи — это бесплатная рабочая сила. Их загоняют в тайгу, на тайные прииски, в горы — на тайные опийные делянки. Только не надо полагать, что нынешний бомж это обязательно спившийся, опустившийся человек примерно сорокалетнего возраста. Помолодел российский бродяга: Даже сильно помолодел. Семнадцатилетний пацан и пятнадцатилетняя девчонка — не редкость. Попадаются и сильные мужики, не лишенные обаяния женщины. Словом, есть выбор…
Вот и приехал из Приморья знакомый юрист, приехав, рассказал. Местная мафия — понятно, не вся, какая-то особая ее часть — получила новое развлечение. Охоту. На человека. Видно, кто-то из тамошних фантазеров-романтиков насмотрелся американских триллеров и решил сказку сделать былью.
Итак, тайга. В ней обозначается территория. На территорию выпускается заранее отловленный бомж — из тех, кто покрепче и помоложе. Говорят ему так: ежели за такое-то время тебя не найдут, получишь выпивку, хоть залейся, денег и свободу, ну а если найдут, то — извини…
Убежать нельзя. Пустят собак по следу. Собаки и разорвут в случае чего. Да и к кому — куда бежать. Людей привозят из городов — они в тайге младенцы. Дают бомжу оглядеться, уйти подальше от места высадки. Потом запускают охотников. Дорогое удовольствие, но любители находятся и деньги нужные платят. За экзотику, надо полагать.
Восточные и кавказские крестные отцы заказывают в российских весях русских девочек и мальчиков для своих тайных нужд. Что происходит с этими девочками и мальчиками — лучше не думать.
На бомжах «отмороженные» учатся убивать, привыкают к большой крови, проверяют себя и других на предмет киллерской стойкости — ну, вроде как Тимур с его командой тренировал свою волю. Довелось встретить одного уцелевшего после этих тренировок человека. Дело было на Урале. Бомжи грелись у теплотрассы. В понятной дали от милиции и прочих органов. Подъехал грузовик. Сказали, что нужно разгрузить какой-то вагон с дефицитом, обещали выпивку и неожиданно щедрое вознаграждение. Бомжи радостно загрузились в машину. Но привезли их не на станцию, а на какую-то лесную поляну. Приказали выйти. Вышли. Грузовик сдал в сторону. И тут же из кустов раздались выстрелы. Бомж увидел парней в коже с бритыми, как положено, затылками. Он успел убежать, надо полагать, его не заметили. Спасшийся посчитал, что стал жертвой какой-то фашистской организации, говорил о свастиках на рукавах. Он долго блуждал в незнакомом лесу, но в конце концов вышел к деревне, там ему помогли добраться до города, но он уехал еще дальше, опасаясь, что его, оставшегося в живых, будут искать.
Рассказывают совсем уж невообразимое. Вроде бы скучающая без острых ощущений братва отлавливает двух или нескольких бомжей. Загоняет их в бункер и заставляет бороться не на жизнь, а на смерть: бить, душить, грызть, рвать, пока один из гладиаторов не отдаст Богу душу. Оставшегося в живых поят водкой, а потом зарывают в лесу вместе с проигравшим. Иногда устраивают дуэли. Бомжам вручают по пистолету с одним или двумя патронами. Определяют дистанцию и так далее. С тем же результатом. Заключаются пари. Жизнь бьет ключом. Смерть, впрочем, тоже. Особую пикантность представляют женские гладиаторские бои. Тут уж фантазии нет предела. Сплошной полет.
Развлекаются с бомжами и сатанисты. А их сейчас у нас развелось изрядное количество — насмотрелись фильмов, прониклись кинематографическим бредом. Сатанисты никак не могут обойтись без человеческих жертв. Кто для этого больше всего подходит? А главное: кого можно безопаснее (вот ключевое слово) всего насильственно лишить жизни? Тех, о ком никто не печется. О ком никакой колокол не звонит. Ни в одном отделении милиции. Есть даже нечто вроде теории: дескать, уничтожая бродяг, мы способствуем здоровью нации. Гуманизм, словом. Вот уж кто пытает бомжей — сладострастно и с вывертами: дьявол повелел. Вот и находят женщин со вспоротыми животами, мужчин без половых органов. А сколько ненайденных?
А уж если провинится бездомный, то начинается самосуд. А он в России таков, что никакому Данте в самом его страшном сне не пригрезится. И вины-то может не оказаться. Подозрения вполне достаточней. Нет тогда пределов жестокости. В деревнях заподозренных бродяг рвут на части тракторами. Бывает, что рвут и просто так, из интереса — чтобы только посмотреть, как оно выходит. Сажают на муравейники, да еще в зад вставляют трубку, чтобы насекомые выедали человека изнутри. Нет, это не наше с вами прошлое, это, увы, и настоящее тоже. При таком подходе закапывание живым в землю чуть ли не благом покажется. Водку на шевелящемся холмике распивают.
Бомжи, бичи, маргиналы, кто спорит, народ неприятный. Если разобраться, то ничего в них хорошего нет. И не стоит сюсюкать по поводу того, что все они сугубо несчастные люди, что злое общество изгнало их, отторгло. А они, дескать, в этом не виноваты. Да, общество злое. Да, отторгло. Хотя можно с такой же уверенностью и переиначить: сами они отторгли общество и многие чтимые его ценности. Несмотря на уверения некоторых восторженных журналистов, философов среди этой публики днем с огнем не сыскать. Зато жуликов — сколько хочешь.
Ладно. Проблема эта в настоящее время на все сто процентов тупиковая. Потому и обсуждать ее безнравственно. Потому что не изменить нам страну — вот так, сразу.
Укореняется в России идея: есть люди, а есть бомжи. Есть те, которых убивать так просто нельзя, надо это как-то мотивировать, а потом и отвечать за душегубство. Но есть и те, чья смерть ничего не значит. Ни для кого. Ни для убийцы, ни для общества. Ни для государства.
Это все нечто вроде самогеноцида. Откуда берутся; бомжи? Ну-ка? Паскуда-политика завела Россию в такую ситуацию, когда бездомным, беспаспортным, нищим может в одночасье стать любой ее гражданин.
И будет он сидеть пьяненький под забором. И появятся незаметно люди с телекамерой. И кто-то плеснет бензину. И чиркнет спичкой. И получится фильм, который затем будет продаваться любителям острых ощущений. Рынок!
(А. Петров. //Версия-плюс. — 1996. — №15/27)
Мэрилин Монро не покончила с собой — ее убили
Это утверждает Джон Майнер, помощник прокурора Лос-Анджелеса, публикуя результаты вскрытия тела Мэрилин Монро, до сих пор бывшие тайной за семью печатями.