Страница:
— Человек…
Митрофаныч растер ногой недокуренную «Приму» и шагнул к колодцу. Никакого человека на его дне он не обнаружил. Померещилось, что ли, пареньку? Пусто в колодце — только вон какой-то целлофановый пакет — небось кто-то выбросил хлеб за ненадобностью.
Бригадир осторожно открыл пакет и почувствовал, что волосы становятся дыбом. В пакете лежала… человеческая голова.
Митрофаныч соображал, как быть. Нет, лучше ничего не трогать. Пусть милиция разбирается. Он тогда еще не знал, что милиция уже несколько дней ищет эту голову, которая, как предполагалось, принадлежала бомжу Виктору Ерохину.
В свои 26 Виктор Ерохин выглядел на лет сорок. Уже несколько лет он не имел ни работы, ни постоянного места жительства. Скитался по городам и весям Беларуси, пробавляясь случайными приработками да радуясь одежке с чужого плеча. Лишь иногда, когда накатывала непреодолимая тоска по сытой и уютной жизни, отправлялся Виктор на Витебщину, к дальней родственнице. Одинокая и добрая Татьяна Ерохина смиренно отогревала, отмывала непутевого родича. В душе она хранила надежду, что он остепенится и останется при ней. Хотя умом понимала — побудет недельку-другую, и был таков. Не сидится ему на одном месте.
Словно гонит его кто… Ни дать, ни взять — перекати поле.
…В Минск Виктор Ерохин приехал глубокой осенью. Обосновался на железнодорожном вокзале. Днем шнырял возле торговых палаток в надежде поживиться, приглядывался к себе подобным, которых «умел определять» за версту, баловался иногда пивком да случайными разговорами. К вечеру, когда людской поток ослабевал, занимал свое персональное «плацкартное» место в зале ожидания, где и коротал ночь, положив под голову котомку с нехитрым скарбом.
Однажды днем к нему подсел незнакомец, в котором
Виктор сразу почувствовал родственную душу. Саша, как он назвался, оказался компанейским, любознательным парнем. И вообще довольно скоро обнаружилось, что у них много общего. Такое дело грех «не закрепить». Виктор не пожалел «заначки», которой снабдила его Татьяна, и вскоре две пустые бутылки из-под водки перекочевали в его котомку — не оставлять же шныряющим, как тараканы, вокзальным «санитарам».
До вечера было еще далеко, свежеиспеченные друзья отправились «полироваться» пивком на Дружную. Здесь к ним присоединился приятель Саши, назвавшийся то ли Витей, то ли Митей.
Взяв по кружке вожделенного напитка, троица пристроилась к двум угрюмым мужикам. Один из них вскоре куда-то ушел. Оставшийся же допивал свое пиво с такой физиономией, что Саша не выдержал, пожалел его.
— Брось грустить, мужик! Пивом душу не обманешь! Тяпни стопарик — сразу отпустит.
Мужчина поднял глаза, посмотрел будто сквозь Сашу и, ни слова не говоря, вытащил из кармана деньги.
Хватило и на водку, и на закуску. Оставалось найти укромное местечко. Эту проблему Саша решил мгновенно — в Линейном переулке в нежилом доме можно даже свадьбу закатить. И они вчетвером отправились на «уикэнд».
Вадим Воронцов (а «грустным мужиком» был именно он) переживал нелегкие времена, хотя внешне казалось, что все в его жизни не так уж плохо. Два года назад ушел с завода из-за мизерной да еще с постоянными задержками зарплаты. Не мог больше мириться с тем, что со своими-то руками, умеющими и столярничать, и плотничать, едва-едва сводит концы с концами. Примкнул к шабашникам, промышлявшим на строительстве загородных особняков и дач. Дело пошло как по маслу. И вскоре Анна, жена Вадима, откровенно радовалась — за месяц муж приносил столько денег, сколько на заводе и за год не заработать. Приоделись сами, дочку вырядили, мебель новую купили, о машине подумывали. Только недолгой была Анина радость — Вадим, который еще недавно был чуть ли не трезвенником, все чаще стал прикладываться к рюмке. Иногда его и вовсе доставляли домой дружки-приятели почти в бессознательном состоянии. Анна пыталась бороться с бедой как могла. И терпением, и долгими разговорами, и — чего скрывать — шумными скандалами. Но тщетно.
О своей зависимости от водки чаще с беспокойством задумывался и сам Вадим. Еще бы! Бутылка завершала едва ли не каждый рабочий день. Нередко и утро начиналось с рюмки. А ведь в былые времена с похмелья его тошнило даже от вида спиртного. Он понимал правоту Анны, но вслух признать ее не хотел. Искал аргументы для оправдания. Деньги в семью он приносит? Приносит. Что еще? А если будет отказываться от компании — так могут ведь и выставить из бригады. Так он говорил Анне. А в душе мучился. Проклинал себя. Давал слово: брошу пить. Не буду опохмеляться. Разве что сегодня вот рюмочку. С мужиками. Последнюю. А потом — точка. Но точки не получилось…
…Виктор Ерохин с Сашей и то ли Витей, то ли Митей, увлеченно обсуждали общественно-политическую обстановку. Каждый из бомжей активно поливал грязью «новую власть», бил себя в грудь кулаком и утверждал, что раньше он «был человеком»…
Вадим Воронцов, казалось, теперь только понял, в какую компашку угодил. Он долго и молча рассматривал троицу, потом не выдержал:
— Да что вы, мужики, всех материте? Работать надо, а не бомжевать! Работать — понятно?
Троица от неожиданности опешила: сидел-сидел, молчал-молчал и вдруг заговорил. Первым нашелся Саша:
— А ты работяга, что ль? Чего ж тогда с нами водишься? Иди своей дорогой!
— Могу и уйти! — резко сказал Вадим и стал подниматься. Но не успел — Саша ударил его кулаком в лицо. Зло и сильно.
— Наше общество тебе не нравится? Щас научим свободу любить!
Бомжи, как по команде, дружно кинулись избивать «чужака». Били с остервенением, ногами. Потом сделали «перерыв», выпили, закусили.
— Ну-ка, раздевайся, падла работящая! — прожевав кусок ливерки, скомандовал Саша обессилевшему Воронцову. Тот медленно, как во сне, стал снимать джинсы.
— А ты замени свое старье! — все так же уверенно приказал Саша Ерохину.
Когда с «переодеванием» закончилось, Саша, осмотрев Воронцова, облаченного в одежду Ерохина, удовлетворенно констатировал:
— Вот теперь и ты на бомжа похож. Считай, что прошел боевое крещение.
Вадим, обхватив голову руками, молча сидел на полу. Такое поведение «оскорбило» троицу, и бомжи снова стали избивать Воронцова. Били до тех пор, пока им не показалось, что больше не шевелится.
Молча допили остатки водки. Саша протянул Ерохину нож.
— Голову!
— Что? — не понял Виктор.
— Голову надо отрезать, чтобы труп не опознали.
Ерохину показалось, что он начинает трезветь от такого предложения (или приказа?). Он медлил.
— Что прикидываешься, деревня? Кабана, что ль, никогда не бил? — голос Саши был угрожающим.
Виктор, с трудом уняв дрожь в коленках, неуверенно шагнул к неподвижно лежавшему Воронцову. Присел на корточки. Долго примерялся и наконец вонзил нож в шею.
Из открытой раны фонтаном брызнула кровь, пачкая «новую» одежду бомжа. Виктор машинально матернулся и, нажимая на рукоятку все с большим усилием, повел лезвие ножа вокруг шеи. На позвоночнике «споткнулся», отложил нож, захватил голову обеими руками и стал ее крутить. Раздался зловещий хруст…
Они воображали себя почти «профессионалами». Вот так вот — чикнули человека — и никаких следов. Туловище — в пустом доме, голова — в канализационном колодце на Московской…
«Вычислили» Ерохина очень быстро. По документам. Они остались в его куртке, которая насильно была надета на несчастного строителя особняков и дач. Поначалу предполагали, что убитый и есть не кто иной, как бродяга-бомж Ерохин. Но когда нашли голову, все стало на свои места.
Подельников Виктора установить и найти не удалось. С надеждой добавим — пока не удалось.
(Е. Конашевич. //Детективная газета. — 1996. — №14/2)
Любовь на продажу
Сельский секс в интерьере
В городе все проще
Накладные затраты на «бюрократический аппарат»
Профессиональная солидарность
Финал сельской «любви»
Внук коммуниста
«Мы выбирали только тех, кто раньше занимал высокие должности, а теперь стал бизнесменом. Дед считал, что это предатели и отщепенцы».
Виктор Дмитриевич Булатов был инструктором общего отдела обкома партии. Новые времена, которые совпали с его выходом на пенсию, по рассказам сослуживцев, он встретил с недоумением и болью. Ему было невыносимо горько видеть, как бывшие партийные вожди, поправ все понятия о нравственности, жадно кинулись устраивать свою жизнь. А проще говоря, предавать и продавать не только идею, но и все что попадется под руку. А под руку — с их-то связями и круговой порукой! — попадалось многое.
Выйдя на пенсию, Булатов стал вести дневник, который теперь фигурирует как один из главных документов в уголовном деле. Читая его, невольно ощущаешь презрение и затаенную ненависть (а пожалуй даже и плохо прикрытую жажду мести) хозяина. К перекрасившимся «вождям», к их иномаркам, особнякам и «совершенно бесстыдным преступлениям» под названием «презентации»; Виктор Дмитриевич по крупицам собирал и заносил в дневник подробности об образе жизни бывших, ставших новыми русскими. Со временем он стал заводить даже отдельные папки, своеобразное досье на каждого из них. Для чего, с какой целью? Теперь, после его смерти, об этом можно только догадываться. В ходе следствия пока выяснилось лишь то, что Булатов охотно знакомил со своим досье тех, кого продолжал считать верными партийцами, а также своего внука Игоря и его друзей. При этом он нередко повторял: «Расстреливать нужно сволочей, без суда и следствия».
Пока следствию неизвестно и еще одно: из каких источников брал Булатов столь подробную информацию о своих «подопечных». Встречающиеся подробности и детали об образе жизни бывших «вождей» столь конфиденциальны, если не сказать интимны, что просто диву даешься, как они могли стать известны постороннему.
Игорю было семь лет, когда погиб его отец. В наследство сыну остались боевые награды да «жигуленок» с гаражом, оплаченные «афганской кровью». Спустя несколько лет мать снова вышла замуж. За хорошего в общем-то человека, но сблизиться с ним Игорь так и не смог. Больше пропадал у деда. Когда же поступил в институт, то и вообще переселился к старику, объяснив матери, что отсюда и к учебе поближе, да и появившиеся от нового брака сестрички будут мешать занятиям.
За время учебы в институте Игорь по-настоящему сблизился только с одним из своих сокурсников, с Вадимом. Этот стеснительный парень приехал в Новосибирск из соседней области. Он был признателен Игорю за доброе расположение и, можно утверждать, стал его верным другом. Третьим в их компании был Антон. Игорь с ним дружил с детства.
Митрофаныч растер ногой недокуренную «Приму» и шагнул к колодцу. Никакого человека на его дне он не обнаружил. Померещилось, что ли, пареньку? Пусто в колодце — только вон какой-то целлофановый пакет — небось кто-то выбросил хлеб за ненадобностью.
Бригадир осторожно открыл пакет и почувствовал, что волосы становятся дыбом. В пакете лежала… человеческая голова.
Митрофаныч соображал, как быть. Нет, лучше ничего не трогать. Пусть милиция разбирается. Он тогда еще не знал, что милиция уже несколько дней ищет эту голову, которая, как предполагалось, принадлежала бомжу Виктору Ерохину.
* * *
В свои 26 Виктор Ерохин выглядел на лет сорок. Уже несколько лет он не имел ни работы, ни постоянного места жительства. Скитался по городам и весям Беларуси, пробавляясь случайными приработками да радуясь одежке с чужого плеча. Лишь иногда, когда накатывала непреодолимая тоска по сытой и уютной жизни, отправлялся Виктор на Витебщину, к дальней родственнице. Одинокая и добрая Татьяна Ерохина смиренно отогревала, отмывала непутевого родича. В душе она хранила надежду, что он остепенится и останется при ней. Хотя умом понимала — побудет недельку-другую, и был таков. Не сидится ему на одном месте.
Словно гонит его кто… Ни дать, ни взять — перекати поле.
…В Минск Виктор Ерохин приехал глубокой осенью. Обосновался на железнодорожном вокзале. Днем шнырял возле торговых палаток в надежде поживиться, приглядывался к себе подобным, которых «умел определять» за версту, баловался иногда пивком да случайными разговорами. К вечеру, когда людской поток ослабевал, занимал свое персональное «плацкартное» место в зале ожидания, где и коротал ночь, положив под голову котомку с нехитрым скарбом.
Однажды днем к нему подсел незнакомец, в котором
Виктор сразу почувствовал родственную душу. Саша, как он назвался, оказался компанейским, любознательным парнем. И вообще довольно скоро обнаружилось, что у них много общего. Такое дело грех «не закрепить». Виктор не пожалел «заначки», которой снабдила его Татьяна, и вскоре две пустые бутылки из-под водки перекочевали в его котомку — не оставлять же шныряющим, как тараканы, вокзальным «санитарам».
До вечера было еще далеко, свежеиспеченные друзья отправились «полироваться» пивком на Дружную. Здесь к ним присоединился приятель Саши, назвавшийся то ли Витей, то ли Митей.
Взяв по кружке вожделенного напитка, троица пристроилась к двум угрюмым мужикам. Один из них вскоре куда-то ушел. Оставшийся же допивал свое пиво с такой физиономией, что Саша не выдержал, пожалел его.
— Брось грустить, мужик! Пивом душу не обманешь! Тяпни стопарик — сразу отпустит.
Мужчина поднял глаза, посмотрел будто сквозь Сашу и, ни слова не говоря, вытащил из кармана деньги.
Хватило и на водку, и на закуску. Оставалось найти укромное местечко. Эту проблему Саша решил мгновенно — в Линейном переулке в нежилом доме можно даже свадьбу закатить. И они вчетвером отправились на «уикэнд».
* * *
Вадим Воронцов (а «грустным мужиком» был именно он) переживал нелегкие времена, хотя внешне казалось, что все в его жизни не так уж плохо. Два года назад ушел с завода из-за мизерной да еще с постоянными задержками зарплаты. Не мог больше мириться с тем, что со своими-то руками, умеющими и столярничать, и плотничать, едва-едва сводит концы с концами. Примкнул к шабашникам, промышлявшим на строительстве загородных особняков и дач. Дело пошло как по маслу. И вскоре Анна, жена Вадима, откровенно радовалась — за месяц муж приносил столько денег, сколько на заводе и за год не заработать. Приоделись сами, дочку вырядили, мебель новую купили, о машине подумывали. Только недолгой была Анина радость — Вадим, который еще недавно был чуть ли не трезвенником, все чаще стал прикладываться к рюмке. Иногда его и вовсе доставляли домой дружки-приятели почти в бессознательном состоянии. Анна пыталась бороться с бедой как могла. И терпением, и долгими разговорами, и — чего скрывать — шумными скандалами. Но тщетно.
О своей зависимости от водки чаще с беспокойством задумывался и сам Вадим. Еще бы! Бутылка завершала едва ли не каждый рабочий день. Нередко и утро начиналось с рюмки. А ведь в былые времена с похмелья его тошнило даже от вида спиртного. Он понимал правоту Анны, но вслух признать ее не хотел. Искал аргументы для оправдания. Деньги в семью он приносит? Приносит. Что еще? А если будет отказываться от компании — так могут ведь и выставить из бригады. Так он говорил Анне. А в душе мучился. Проклинал себя. Давал слово: брошу пить. Не буду опохмеляться. Разве что сегодня вот рюмочку. С мужиками. Последнюю. А потом — точка. Но точки не получилось…
* * *
…Виктор Ерохин с Сашей и то ли Витей, то ли Митей, увлеченно обсуждали общественно-политическую обстановку. Каждый из бомжей активно поливал грязью «новую власть», бил себя в грудь кулаком и утверждал, что раньше он «был человеком»…
Вадим Воронцов, казалось, теперь только понял, в какую компашку угодил. Он долго и молча рассматривал троицу, потом не выдержал:
— Да что вы, мужики, всех материте? Работать надо, а не бомжевать! Работать — понятно?
Троица от неожиданности опешила: сидел-сидел, молчал-молчал и вдруг заговорил. Первым нашелся Саша:
— А ты работяга, что ль? Чего ж тогда с нами водишься? Иди своей дорогой!
— Могу и уйти! — резко сказал Вадим и стал подниматься. Но не успел — Саша ударил его кулаком в лицо. Зло и сильно.
— Наше общество тебе не нравится? Щас научим свободу любить!
Бомжи, как по команде, дружно кинулись избивать «чужака». Били с остервенением, ногами. Потом сделали «перерыв», выпили, закусили.
— Ну-ка, раздевайся, падла работящая! — прожевав кусок ливерки, скомандовал Саша обессилевшему Воронцову. Тот медленно, как во сне, стал снимать джинсы.
— А ты замени свое старье! — все так же уверенно приказал Саша Ерохину.
Когда с «переодеванием» закончилось, Саша, осмотрев Воронцова, облаченного в одежду Ерохина, удовлетворенно констатировал:
— Вот теперь и ты на бомжа похож. Считай, что прошел боевое крещение.
Вадим, обхватив голову руками, молча сидел на полу. Такое поведение «оскорбило» троицу, и бомжи снова стали избивать Воронцова. Били до тех пор, пока им не показалось, что больше не шевелится.
Молча допили остатки водки. Саша протянул Ерохину нож.
— Голову!
— Что? — не понял Виктор.
— Голову надо отрезать, чтобы труп не опознали.
Ерохину показалось, что он начинает трезветь от такого предложения (или приказа?). Он медлил.
— Что прикидываешься, деревня? Кабана, что ль, никогда не бил? — голос Саши был угрожающим.
Виктор, с трудом уняв дрожь в коленках, неуверенно шагнул к неподвижно лежавшему Воронцову. Присел на корточки. Долго примерялся и наконец вонзил нож в шею.
Из открытой раны фонтаном брызнула кровь, пачкая «новую» одежду бомжа. Виктор машинально матернулся и, нажимая на рукоятку все с большим усилием, повел лезвие ножа вокруг шеи. На позвоночнике «споткнулся», отложил нож, захватил голову обеими руками и стал ее крутить. Раздался зловещий хруст…
Они воображали себя почти «профессионалами». Вот так вот — чикнули человека — и никаких следов. Туловище — в пустом доме, голова — в канализационном колодце на Московской…
* * *
«Вычислили» Ерохина очень быстро. По документам. Они остались в его куртке, которая насильно была надета на несчастного строителя особняков и дач. Поначалу предполагали, что убитый и есть не кто иной, как бродяга-бомж Ерохин. Но когда нашли голову, все стало на свои места.
Подельников Виктора установить и найти не удалось. С надеждой добавим — пока не удалось.
(Е. Конашевич. //Детективная газета. — 1996. — №14/2)
Любовь на продажу
На нее есть спрос, есть предложение. Но есть и некоторые «проблемы»…
Сельский секс в интерьере
Оставался последний вечер командировки. Ясно было, что директор местного рыбхоза, о чьих успехах требовалось рассказать читателям, постарается организовать достойный финал, и в колхозной гостинице мне коротать время не придется.
Это ж надо понимать — посидеть вечерок под деревенские разносолы! До хруста зажаренный окунь… Плотный, как хорошее сливочное масло, таящий во рту копченый угорь… Опять же, до хруста поджаренная, домашняя («пальцем пханая») колбаска с чесноком! И в каком-нибудь исполнения 50-х годов графине с виноградными гроздьями по стеклу — настоящая хлебная самогонка! Та, которую на западе Витебской области называют «мамина». Потому что только мама приготовит такую единственную своему сыну — мягкую, пьющуюся, как лимонад, но при неосторожном употреблении намертво отключающую ноги и оставляющую в покое голову.
Что говорить, понимающий человек не сменяет десяток ужинов в любом ресторане на один в компании директора рыбхоза. Ну, в крайнем случае — грамотного председателя колхоза.
…В дверь постучали, и на пороге возникло донельзя кучерявое существо по имени Лариса — рыбхозный диспетчер двадцати двух лет, урбанизированная слаксами и турецкой косметикой.
— Вас Михайлович зовет в контору.
— А что там?
— Приехали из района, наверное, в баню повезут…
…В конторе действительно ожидали директор рыбхоза Михайлович — крупный мужчина лет сорока — и человек из района, мужчина еще более крупный и выпивший уже достаточно, чтобы точно знать, чего он в этот момент хочет от жизни. Мы сели в директорский «УАЗ» и поехали к только что построенному детскому саду. Именно там находилась сауна, бассейн и комната отдыха, где на светлого дерева столе без скатерти уже стояло и лежало все, перечисленное выше… Угорь, колбаска, грибки… И да, графин той самой хлебной!
Человек из района без особого интереса оглядел стол и, стаскивая очень большого размера цветастые исподники, перешел к делу.
— Михайлович, а бабы?
— Не успеем по второй выпить, как придут…
— Ну, ты позвони там… Скажи, чтобы шли уже…
Михайлович, раздевшийся оперативнее начальства, подсел к телефону:
— Лариса? Но что вы там? Люди тут ждут! Так… А Надя? А Сергеевна? Ну хорошо!
И обернулся к нам:
— Порядок, мужики!
За три дня в рыбхозе я познакомился и с Надей, и с Сергеевной. Одна агроном, другая бухгалтерша — обе полноватые, домовитые и доброжелательные. Время от времени к ним на работу забегали дети — почерневшие под летним солнцем мальчики и девочки, пронзительно что-то верещавшие на полешуцком украинско-белорусско-русском диалекте. И Надя, и Сергеевна знакомили меня, приезжего человека, с детьми, рассказывали о болезнях, с трогательной непосредственностью посвящали в семейные дела… И это с ними предстояло…
Проблему усугубляло еще и то, что участвовать в таких «мероприятиях» как-то не приходилось. Нельзя сказать, чтоб оно было не интересно. И чтобы захотелось немедленно одеться, выйти вон и отрешиться от всего происходящего… Нет, оно как-то и наоборот…
Но вступать в половой контакт с Сергеевной… Это получалось теперь уже вроде как с любимой тетушкой… И вообще тут, в деревне, где все и всех знают… Нет, в городе оно как-то проще.
Это ж надо понимать — посидеть вечерок под деревенские разносолы! До хруста зажаренный окунь… Плотный, как хорошее сливочное масло, таящий во рту копченый угорь… Опять же, до хруста поджаренная, домашняя («пальцем пханая») колбаска с чесноком! И в каком-нибудь исполнения 50-х годов графине с виноградными гроздьями по стеклу — настоящая хлебная самогонка! Та, которую на западе Витебской области называют «мамина». Потому что только мама приготовит такую единственную своему сыну — мягкую, пьющуюся, как лимонад, но при неосторожном употреблении намертво отключающую ноги и оставляющую в покое голову.
Что говорить, понимающий человек не сменяет десяток ужинов в любом ресторане на один в компании директора рыбхоза. Ну, в крайнем случае — грамотного председателя колхоза.
…В дверь постучали, и на пороге возникло донельзя кучерявое существо по имени Лариса — рыбхозный диспетчер двадцати двух лет, урбанизированная слаксами и турецкой косметикой.
— Вас Михайлович зовет в контору.
— А что там?
— Приехали из района, наверное, в баню повезут…
…В конторе действительно ожидали директор рыбхоза Михайлович — крупный мужчина лет сорока — и человек из района, мужчина еще более крупный и выпивший уже достаточно, чтобы точно знать, чего он в этот момент хочет от жизни. Мы сели в директорский «УАЗ» и поехали к только что построенному детскому саду. Именно там находилась сауна, бассейн и комната отдыха, где на светлого дерева столе без скатерти уже стояло и лежало все, перечисленное выше… Угорь, колбаска, грибки… И да, графин той самой хлебной!
Человек из района без особого интереса оглядел стол и, стаскивая очень большого размера цветастые исподники, перешел к делу.
— Михайлович, а бабы?
— Не успеем по второй выпить, как придут…
— Ну, ты позвони там… Скажи, чтобы шли уже…
Михайлович, раздевшийся оперативнее начальства, подсел к телефону:
— Лариса? Но что вы там? Люди тут ждут! Так… А Надя? А Сергеевна? Ну хорошо!
И обернулся к нам:
— Порядок, мужики!
За три дня в рыбхозе я познакомился и с Надей, и с Сергеевной. Одна агроном, другая бухгалтерша — обе полноватые, домовитые и доброжелательные. Время от времени к ним на работу забегали дети — почерневшие под летним солнцем мальчики и девочки, пронзительно что-то верещавшие на полешуцком украинско-белорусско-русском диалекте. И Надя, и Сергеевна знакомили меня, приезжего человека, с детьми, рассказывали о болезнях, с трогательной непосредственностью посвящали в семейные дела… И это с ними предстояло…
Проблему усугубляло еще и то, что участвовать в таких «мероприятиях» как-то не приходилось. Нельзя сказать, чтоб оно было не интересно. И чтобы захотелось немедленно одеться, выйти вон и отрешиться от всего происходящего… Нет, оно как-то и наоборот…
Но вступать в половой контакт с Сергеевной… Это получалось теперь уже вроде как с любимой тетушкой… И вообще тут, в деревне, где все и всех знают… Нет, в городе оно как-то проще.
В городе все проще
…Судья Минского городского суда Татьяна Геннадьевна Городничева любезно дает мне не так давно рассмотренное дело, и я с головой погружаюсь в мир сексуальных услуг, о существовании которого понаслышке знает каждый, но с которым сталкиваются далеко не все.
Дело, как водится, начинается с трупа. Во Фрунзенском районе Минска в одной из квартир застрелили молодого человека — назовем его Петром. Вполне респектабельный специалист в области восточных единоборств, не стесняющийся, по отзывам свидетелей, свои познания демонстрировать. Поскольку основным его занятием было — «выколачивать» деньги у нерадивых должников.
Компетентные органы начали это убийство «раскручивать». И в результате раскрылась весьма любопытная картина… Жили-были мать и сын. Сын — назовем его Игорь — был не из худших сыновей. Правда, уже имел неприятности с милицией за буйство в собственной квартире, когда «выгружал» свои стрессы на мать и бабушку. А так ничего. Работал, мать всю жизнь работала, в общем — — хватало.
Но в последнее время стало труднее. Фирма, где мать служила диспетчером, лопнула. И надо было думать о будущем. Как вскоре выяснилось, об этом в фирме пришлось думать не только ей.
— Юрьевна, а что если вы с нами поработаете? — обратилась к ней Таня, теперь уже бывшая сослуживица. Привлекательная девушка с адекватными ногами, полукружьем белых зубов и высокой грудью, всегда сосредотачивавшей внимание мужчин фирмы. Правда, вступить с ней в более тесный контакт, по отзывам, удавалось редко кому. Почему Таня и считалась девушкой серьезной. Почему и предложение показалось Юрьевне неожиданным.
— Мы даем объявление в газете. Ну, понимаете, написано будет «оказание бытовых услуг». И ваш телефон. А на самом деле это девушки по вызову. Ну, секс — понимаете?
Что тут было особенно понимать…
— А кто будут девушки по вызову?
— Я, Света — вы ее знаете… Ну и еще там.
Свету Юрьевна знала. Девушка из тех, о которых говорят — все при ней. После школы приехавшая в Минск, чтобы поступать куда-нибудь. Куда — особенного значения не имело.
Поступить никуда не удалось. Пожила по квартирам, по «общагам». Розовая пыльца с маленьких, очаровательной формы ушек слетела моментально…
— А может у вас, девушки, ничего не получится?
— Да мы уже пробовали. Сами…
Да, они уже пробовали. Дали объявление, указав там Танин телефон: «Очаровательные девушки оказывают бытовые услуги. Звонить…»
В первый же вечер прозвучал звонок:
— Мы по объявлению…
— Да, слушаю вас.
— Нам две девушки нужны на вечер.
— Это стоит 35 долларов в час, знаете?
— Какая разница, сколько стоит? Главное, чтобы телки были о'кей! Не старухи, блин…
Записали адрес и поехали — тут же, рядом, на площадь Притыцкого. Принарядились, сделали макияж, надели специально купленное «сексуальное» белье — малюсенькие кружевные трусики, самые открытые, какие только нашли, бюстгальтеры… Фирма веников не вяжет!
Все представлялось нарядным и волнующим, хотелось острых ощущений, любовных игр и щедрых гонораров.
— Ну, мы им покажем, подруга…
Дверь открыл яркий блондин, проводил в комнату, дохнув перегаром. Там, перед столиком с водой и пивом сидел второй. — А, приехали. Давай, раздевайся…
— Деньги сначала…
— Будут вам деньги…
Они разделись. Никому не были нужны их сексуальные трусы, никто не обратил внимания на их сияющую молодость. Без особых премудростей их разложили — одну на диване, вторую прямо на ковре. И «использовали» во всех возможных вариантах. А потом… выставили, не заплатив ни копейки.
Дело, как водится, начинается с трупа. Во Фрунзенском районе Минска в одной из квартир застрелили молодого человека — назовем его Петром. Вполне респектабельный специалист в области восточных единоборств, не стесняющийся, по отзывам свидетелей, свои познания демонстрировать. Поскольку основным его занятием было — «выколачивать» деньги у нерадивых должников.
Компетентные органы начали это убийство «раскручивать». И в результате раскрылась весьма любопытная картина… Жили-были мать и сын. Сын — назовем его Игорь — был не из худших сыновей. Правда, уже имел неприятности с милицией за буйство в собственной квартире, когда «выгружал» свои стрессы на мать и бабушку. А так ничего. Работал, мать всю жизнь работала, в общем — — хватало.
Но в последнее время стало труднее. Фирма, где мать служила диспетчером, лопнула. И надо было думать о будущем. Как вскоре выяснилось, об этом в фирме пришлось думать не только ей.
— Юрьевна, а что если вы с нами поработаете? — обратилась к ней Таня, теперь уже бывшая сослуживица. Привлекательная девушка с адекватными ногами, полукружьем белых зубов и высокой грудью, всегда сосредотачивавшей внимание мужчин фирмы. Правда, вступить с ней в более тесный контакт, по отзывам, удавалось редко кому. Почему Таня и считалась девушкой серьезной. Почему и предложение показалось Юрьевне неожиданным.
— Мы даем объявление в газете. Ну, понимаете, написано будет «оказание бытовых услуг». И ваш телефон. А на самом деле это девушки по вызову. Ну, секс — понимаете?
Что тут было особенно понимать…
— А кто будут девушки по вызову?
— Я, Света — вы ее знаете… Ну и еще там.
Свету Юрьевна знала. Девушка из тех, о которых говорят — все при ней. После школы приехавшая в Минск, чтобы поступать куда-нибудь. Куда — особенного значения не имело.
Поступить никуда не удалось. Пожила по квартирам, по «общагам». Розовая пыльца с маленьких, очаровательной формы ушек слетела моментально…
— А может у вас, девушки, ничего не получится?
— Да мы уже пробовали. Сами…
Да, они уже пробовали. Дали объявление, указав там Танин телефон: «Очаровательные девушки оказывают бытовые услуги. Звонить…»
В первый же вечер прозвучал звонок:
— Мы по объявлению…
— Да, слушаю вас.
— Нам две девушки нужны на вечер.
— Это стоит 35 долларов в час, знаете?
— Какая разница, сколько стоит? Главное, чтобы телки были о'кей! Не старухи, блин…
Записали адрес и поехали — тут же, рядом, на площадь Притыцкого. Принарядились, сделали макияж, надели специально купленное «сексуальное» белье — малюсенькие кружевные трусики, самые открытые, какие только нашли, бюстгальтеры… Фирма веников не вяжет!
Все представлялось нарядным и волнующим, хотелось острых ощущений, любовных игр и щедрых гонораров.
— Ну, мы им покажем, подруга…
Дверь открыл яркий блондин, проводил в комнату, дохнув перегаром. Там, перед столиком с водой и пивом сидел второй. — А, приехали. Давай, раздевайся…
— Деньги сначала…
— Будут вам деньги…
Они разделись. Никому не были нужны их сексуальные трусы, никто не обратил внимания на их сияющую молодость. Без особых премудростей их разложили — одну на диване, вторую прямо на ковре. И «использовали» во всех возможных вариантах. А потом… выставили, не заплатив ни копейки.
Накладные затраты на «бюрократический аппарат»
После этого девушки поняли — на тропе продажной любви перестаешь быть женщиной. Они теперь телки, «соски» — кто угодно. И отношение к ним будет адекватное — тут ничего не поделаешь. Ничего не сделаешь также и с тем, что они в этом мире ровно ничего не значат. Ни профессии, ни связей — только Богом данное тело, на которое и следует рассчитывать. Тем более, что спрос есть.
И еще они поняли — одиночкам тяжело. Собственно, они съездили еще несколько раз — теперь уже более удачно. Но ясно было, что так работать нельзя. Нужен был диспетчер, принимающий заказы. Нужна была охрана — ведь в тот первый раз все еще и неплохо кончилось. Могло быть хуже. Масса случаев, когда проституток и калечат, и убивают…
В конце концов, нужен был руководитель, все организующий и решающий конфликты, которые в любом коллективе неизбежно возникают.
Так оно все как-то само собой и сложилось. Юрьевна стала диспетчером. Ее сын Игорь постепенно от роли охранника перешел к функциям менеджера. А в охранники взяли нескольких знакомых парней. Один из них имел автомобиль и развозил девушек по вызовам — разумеется, за отдельную плату.
Работать, конечно, стало спокойнее. В квартиру теперь первыми входили охранники. Если там заказывали одну девушку, а было несколько мужчин, или они оказывались слишком пьяными, или просто не вызывали доверия — заказ отменялся.
Деньги теперь платили исправно. Зато как-то вышло, что из 30 долларов за час теперь девушки получали только 10. Остальные шли на охрану, транспорт — словом, содержание бюрократического аппарата… Того самого, который съел бюджет даже у хитроумного владельца «Рогов и копыт» О. Бендера.
Были, оказывается, даже затраты «на развитие». Когда на суде Игоря обвинили в присвоении 3 000 долларов, он с возмущением отмел эти «гнусные инсинуации».
— А Танину квартиру ремонтировали, где девушки собираются? А кофточку я Алле покупал? А на ремонт машины давал?
Да, действительно. Потом выяснилось, что и на ремонт Таниной квартиры — собственно, «офиса фирмы» — затраты были. И заботился о внешнем виде персонала, купив кофточку Алле. Кстати, младшей сестре той Светы.
«Я после школы приехала в Минск к сестре, жила у нее. Она мне сказала, что занимается проституцией. Я просила ее взять с собой меня. Вначале она отказалась, а потом я тоже стала ездить к клиентам», — отвечала она на вопросы следователей.
Ничего не скажешь, «дело» развивалось. Штат рос. Его пополняли все больше вчерашние школьницы из провинции, приехавшие в город ловить удачу.
Велась «документация» — в суде была предъявлена тетрадь с наклейкой «Особые записи». Вот несколько выдержек из нее: «Ул. Шаранговича — одну на двоих». «Девушкам не понравился». «Не оплатил».
Пометка — «Бригада» (такие встречаются несколько раз и означают, что вызов был от группы преступников, от которых ждать оплаты не стоит. И на чьи вызовы больше желательно не реагировать).
«Хотел за золотые вещи». «Хотел лесбиянку». «Отказался, не было денег».
И еще они поняли — одиночкам тяжело. Собственно, они съездили еще несколько раз — теперь уже более удачно. Но ясно было, что так работать нельзя. Нужен был диспетчер, принимающий заказы. Нужна была охрана — ведь в тот первый раз все еще и неплохо кончилось. Могло быть хуже. Масса случаев, когда проституток и калечат, и убивают…
В конце концов, нужен был руководитель, все организующий и решающий конфликты, которые в любом коллективе неизбежно возникают.
Так оно все как-то само собой и сложилось. Юрьевна стала диспетчером. Ее сын Игорь постепенно от роли охранника перешел к функциям менеджера. А в охранники взяли нескольких знакомых парней. Один из них имел автомобиль и развозил девушек по вызовам — разумеется, за отдельную плату.
Работать, конечно, стало спокойнее. В квартиру теперь первыми входили охранники. Если там заказывали одну девушку, а было несколько мужчин, или они оказывались слишком пьяными, или просто не вызывали доверия — заказ отменялся.
Деньги теперь платили исправно. Зато как-то вышло, что из 30 долларов за час теперь девушки получали только 10. Остальные шли на охрану, транспорт — словом, содержание бюрократического аппарата… Того самого, который съел бюджет даже у хитроумного владельца «Рогов и копыт» О. Бендера.
Были, оказывается, даже затраты «на развитие». Когда на суде Игоря обвинили в присвоении 3 000 долларов, он с возмущением отмел эти «гнусные инсинуации».
— А Танину квартиру ремонтировали, где девушки собираются? А кофточку я Алле покупал? А на ремонт машины давал?
Да, действительно. Потом выяснилось, что и на ремонт Таниной квартиры — собственно, «офиса фирмы» — затраты были. И заботился о внешнем виде персонала, купив кофточку Алле. Кстати, младшей сестре той Светы.
«Я после школы приехала в Минск к сестре, жила у нее. Она мне сказала, что занимается проституцией. Я просила ее взять с собой меня. Вначале она отказалась, а потом я тоже стала ездить к клиентам», — отвечала она на вопросы следователей.
Ничего не скажешь, «дело» развивалось. Штат рос. Его пополняли все больше вчерашние школьницы из провинции, приехавшие в город ловить удачу.
Велась «документация» — в суде была предъявлена тетрадь с наклейкой «Особые записи». Вот несколько выдержек из нее: «Ул. Шаранговича — одну на двоих». «Девушкам не понравился». «Не оплатил».
Пометка — «Бригада» (такие встречаются несколько раз и означают, что вызов был от группы преступников, от которых ждать оплаты не стоит. И на чьи вызовы больше желательно не реагировать).
«Хотел за золотые вещи». «Хотел лесбиянку». «Отказался, не было денег».
Профессиональная солидарность
Случались вечера, когда заказов было очень много. Тогда Юрьевна передавала часть их в другую «фирму», где хозяйкой была женщина по имени Ингрид. Говорят, она эстонка — впрочем, никто этого толком не знает. Тем более, что отыскать ее «фирму» следственным органам не удалось.
…В этот вечер Ингрид попросила охранников подстраховать девушек на показавшемся ей сомнительным вызове. Договорились, что, поскольку требуются две, то одна девушка будет от Ингрид, вторая — от Игоря. Все по справедливости.
В квартиру вошли двое охранников — вроде ничего подозрительного. Позвали девушек. И тут раздались выстрелы!
Потом каждая сторона, как водится, выдвигала свою версию. Приятель убитого, того самого Петра, специалиста по восточным единоборствам, настаивал на следующем. Петр через Игоря, который был его должником, заказал девушек в счет погашения долга. Но охранники стали требовать деньги, возник конфликт, в ходе которого началась стрельба.
Охранники вместе с побывавшими в квартире проститутками рисовали иную картину:
— Не успели мы войти, как в квартире оказалось еще четверо парней, один из которых держал в руке топор… «Давайте теперь разберемся!» — сказал этот с топором. И началась драка. Перевес был явно на стороне хозяев, поэтому, когда в квартиру вбежал, привлеченный шумом, еще один охранник, находившийся на лестничной площадке, ему крикнули: «Стреляй!» Он успел краем глаза уловить, что на него двигался с ножом сам хозяин квартиры, и из газового «Вальтера», переделанного под дробовик, расстрелял в Петра почти всю обойму…
Собственно говоря, для нас не так уж и интересны детали происходившего — с ними вполне квалифицированно разобрался суд, определив 8 лет за убийство и соответствующие сроки — за сводничество.
Сейчас городской суд опротестовал приговор в части убийства — у него есть для этого основания. Но мы ведь говорим о сексуальных услугах, спрос на которые по-прежнему высок. А соответственно и предложение. И хотим сделать вывод: оно, конечно, существует, существовало и, скорее всего, будет существовать. Не зря проституцию называют первой древнейшей профессией. И поэтому морализовать на тему городской любви мы не намерены. Каждый выбирает себе такую, на которую способен.
Просто хочется предупредить как деревенских, так и городских простушек, насмотревшихся фильмов с участием божественной Джулии Роберте и обаятель-нейшего Ричарда Гира: все не так! Все проще, страшнее и никогда никаких «хэппи эндов»! Наследные принцы среди тех, кто звонит по телефонам сексуальных диспетчеров, бывают крайне редко.
Заработки у рядовых «девушек по вызову», как мы убедились, не самые высокие — большая часть идет на содержание «бюрократического аппарата». В хорошем колхозе доярки и на действующем предприятии сверловщицы имеют не намного меньше, зато гарантированы от множества проблем. Им не грозит вечная опасность быть искалеченными пьяными придурками, заразиться болезнями, из которых сифилис сегодня не самая страшная. Им не надо бояться быть втянутыми в уголовные истории, из которых рассказанная здесь — опять же, не самая страшная. Поскольку, например, в охране проституток состоят, как правило, уголовники. Очень часто бывает так, что, привезя своих подопечных на вызов, они оценивают квартиру. И если там есть что взять, в последующем ее успешно «бомбят». Что тоже иногда сопровождается кровью…
…В этот вечер Ингрид попросила охранников подстраховать девушек на показавшемся ей сомнительным вызове. Договорились, что, поскольку требуются две, то одна девушка будет от Ингрид, вторая — от Игоря. Все по справедливости.
В квартиру вошли двое охранников — вроде ничего подозрительного. Позвали девушек. И тут раздались выстрелы!
Потом каждая сторона, как водится, выдвигала свою версию. Приятель убитого, того самого Петра, специалиста по восточным единоборствам, настаивал на следующем. Петр через Игоря, который был его должником, заказал девушек в счет погашения долга. Но охранники стали требовать деньги, возник конфликт, в ходе которого началась стрельба.
Охранники вместе с побывавшими в квартире проститутками рисовали иную картину:
— Не успели мы войти, как в квартире оказалось еще четверо парней, один из которых держал в руке топор… «Давайте теперь разберемся!» — сказал этот с топором. И началась драка. Перевес был явно на стороне хозяев, поэтому, когда в квартиру вбежал, привлеченный шумом, еще один охранник, находившийся на лестничной площадке, ему крикнули: «Стреляй!» Он успел краем глаза уловить, что на него двигался с ножом сам хозяин квартиры, и из газового «Вальтера», переделанного под дробовик, расстрелял в Петра почти всю обойму…
Собственно говоря, для нас не так уж и интересны детали происходившего — с ними вполне квалифицированно разобрался суд, определив 8 лет за убийство и соответствующие сроки — за сводничество.
Сейчас городской суд опротестовал приговор в части убийства — у него есть для этого основания. Но мы ведь говорим о сексуальных услугах, спрос на которые по-прежнему высок. А соответственно и предложение. И хотим сделать вывод: оно, конечно, существует, существовало и, скорее всего, будет существовать. Не зря проституцию называют первой древнейшей профессией. И поэтому морализовать на тему городской любви мы не намерены. Каждый выбирает себе такую, на которую способен.
Просто хочется предупредить как деревенских, так и городских простушек, насмотревшихся фильмов с участием божественной Джулии Роберте и обаятель-нейшего Ричарда Гира: все не так! Все проще, страшнее и никогда никаких «хэппи эндов»! Наследные принцы среди тех, кто звонит по телефонам сексуальных диспетчеров, бывают крайне редко.
Заработки у рядовых «девушек по вызову», как мы убедились, не самые высокие — большая часть идет на содержание «бюрократического аппарата». В хорошем колхозе доярки и на действующем предприятии сверловщицы имеют не намного меньше, зато гарантированы от множества проблем. Им не грозит вечная опасность быть искалеченными пьяными придурками, заразиться болезнями, из которых сифилис сегодня не самая страшная. Им не надо бояться быть втянутыми в уголовные истории, из которых рассказанная здесь — опять же, не самая страшная. Поскольку, например, в охране проституток состоят, как правило, уголовники. Очень часто бывает так, что, привезя своих подопечных на вызов, они оценивают квартиру. И если там есть что взять, в последующем ее успешно «бомбят». Что тоже иногда сопровождается кровью…
Финал сельской «любви»
…После первых двух рюмок местные путаны не пришли. Впрочем, человеку из района было уже все равно, поскольку он мирно упокоился тут же на деревянной лавке. После чего его бережно одел шофер, и общими усилиями мы доставили «тело» в автомобиль.
Михайлович, разгоряченный выпитым и отяжеленный съеденным, увлеченно излагал мне теорию рыбной ловли в масштабах реки Припять, когда появилась Лариса. Бросая заинтересованные взгляды на нас, прикрытых лишь простынями, она доложила:
— Сергеевна пропалывает бураки, а Надька пасет коров, потому что ей надо подменить мать…
Мы с Михайловичем переглянулись, разом отвели глаза:
— Ты, Лариса, иди… иди… Мы тут сами…
Бойкая диспетчерша хмыкнула — по-моему, с разочарованием. И пренебрежительно зацокала каблучками.
А мы выпили по следующей и, заедая «мамину» великолепной, «пальцем пханой» колбасой, продолжили тему рыбной ловли. Вот и вся, собственно, любовь.
(С. Ольшанский. //Детективная газета. — 1996. — №14/26)
Михайлович, разгоряченный выпитым и отяжеленный съеденным, увлеченно излагал мне теорию рыбной ловли в масштабах реки Припять, когда появилась Лариса. Бросая заинтересованные взгляды на нас, прикрытых лишь простынями, она доложила:
— Сергеевна пропалывает бураки, а Надька пасет коров, потому что ей надо подменить мать…
Мы с Михайловичем переглянулись, разом отвели глаза:
— Ты, Лариса, иди… иди… Мы тут сами…
Бойкая диспетчерша хмыкнула — по-моему, с разочарованием. И пренебрежительно зацокала каблучками.
А мы выпили по следующей и, заедая «мамину» великолепной, «пальцем пханой» колбасой, продолжили тему рыбной ловли. Вот и вся, собственно, любовь.
(С. Ольшанский. //Детективная газета. — 1996. — №14/26)
Внук коммуниста
Из протокола допроса
«Мы выбирали только тех, кто раньше занимал высокие должности, а теперь стал бизнесменом. Дед считал, что это предатели и отщепенцы».
Виктор Дмитриевич Булатов был инструктором общего отдела обкома партии. Новые времена, которые совпали с его выходом на пенсию, по рассказам сослуживцев, он встретил с недоумением и болью. Ему было невыносимо горько видеть, как бывшие партийные вожди, поправ все понятия о нравственности, жадно кинулись устраивать свою жизнь. А проще говоря, предавать и продавать не только идею, но и все что попадется под руку. А под руку — с их-то связями и круговой порукой! — попадалось многое.
Выйдя на пенсию, Булатов стал вести дневник, который теперь фигурирует как один из главных документов в уголовном деле. Читая его, невольно ощущаешь презрение и затаенную ненависть (а пожалуй даже и плохо прикрытую жажду мести) хозяина. К перекрасившимся «вождям», к их иномаркам, особнякам и «совершенно бесстыдным преступлениям» под названием «презентации»; Виктор Дмитриевич по крупицам собирал и заносил в дневник подробности об образе жизни бывших, ставших новыми русскими. Со временем он стал заводить даже отдельные папки, своеобразное досье на каждого из них. Для чего, с какой целью? Теперь, после его смерти, об этом можно только догадываться. В ходе следствия пока выяснилось лишь то, что Булатов охотно знакомил со своим досье тех, кого продолжал считать верными партийцами, а также своего внука Игоря и его друзей. При этом он нередко повторял: «Расстреливать нужно сволочей, без суда и следствия».
Пока следствию неизвестно и еще одно: из каких источников брал Булатов столь подробную информацию о своих «подопечных». Встречающиеся подробности и детали об образе жизни бывших «вождей» столь конфиденциальны, если не сказать интимны, что просто диву даешься, как они могли стать известны постороннему.
Из протокола допроса
«Гараж Ершова мы взорвали, чтобы испытать наше устройство. А перед этим послали ему письмо и потребовали 10 тысяч долларов».
Игорю было семь лет, когда погиб его отец. В наследство сыну остались боевые награды да «жигуленок» с гаражом, оплаченные «афганской кровью». Спустя несколько лет мать снова вышла замуж. За хорошего в общем-то человека, но сблизиться с ним Игорь так и не смог. Больше пропадал у деда. Когда же поступил в институт, то и вообще переселился к старику, объяснив матери, что отсюда и к учебе поближе, да и появившиеся от нового брака сестрички будут мешать занятиям.
За время учебы в институте Игорь по-настоящему сблизился только с одним из своих сокурсников, с Вадимом. Этот стеснительный парень приехал в Новосибирск из соседней области. Он был признателен Игорю за доброе расположение и, можно утверждать, стал его верным другом. Третьим в их компании был Антон. Игорь с ним дружил с детства.