– А почему они у вас такие… вредные? – отважился Бенджи.
   – Давняя история, – неопределенно отозвался дядя Патон.
   – Они всегда поступают по указке Иезекииля Блура, – заметил Чарли. – Можно подумать, они его боятся.
   – Боятся – это еще слабо сказано, – подтвердил дядя. – Он им родня, и в данный момент самый могущественный из всех. Они перед ним пресмыкаются.
   – Как хорошо, что у меня нет никаких теток! – пробормотал Бенджи. – Ладно, я побежал, мама с папой уже дома. Пока!
   Из прихожей дядя прямиком устремился к себе и заперся, а Чарли отправился на кухню, чтобы отчитаться маме и Мейзи о результатах эксперимента.
   – Ну, как прошло? – с живым интересом спросила мама. – Без проколов?
   – Великолепно! – соврал Чарли.
   – В следующий раз я с ним схожу, – предложила воодушевленная Мейзи. – Бедненький Патон, у него была такая тоскливая жизнь, а теперь, если он сможет гулять днем, все-таки ему будет повеселее.
   Чарли огляделся: чародея Скорпио было не видать.
   – А где картина? – спросил он.
   – Вот уж не знаю, – отозвалась мама. – Наверно, бабушка Бон унесла к себе.
   Но бабушка Бон сделала кое-что другое, ибо, ложась спать, Чарли обнаружил картинку в темной рамке у себя на подушке.
   – Ах так, – мрачно сказал он сам себе, а точнее, теткам. – Хотите, чтобы я полез внутрь? Полезу, но только когда пойму, что готов. И когда пойму, что от него может быть польза.
   Прежде чем запрятать картину в ящик комода под слой носков, Чарли еще разок глянул на седовласого колдуна. Скорпио повернул к нему голову и скрипуче произнес:
   – Добро пожаловать, дитя Алого короля!
   Чарли быстренько задвинул ящик. Интересно, а насколько опасно забираться внутрь картины и тем более просить чародея о помощи? Раз Генри нужно спасти, пока до него не добрался старик Иезекииль, магическая поддержка не помешает.

Глава 12
«В ПОДЗЕМЕЛЬЕ ЕГО!»

   Остаток выходных Генри Юбим просидел в потайной комнате у кухарки.
   – Высунешь отсюда нос – мигом попадешься, – предупредила она мальчика. – И что тогда с тобой станется? Имей в виду, кое-кто в этом заведении спит и видит, как бы от тебя избавиться!
   – Кузен Зики, кто ж еще, – подавленно сказал Генри. – Так и не может мне простить, что я вмешался, когда он пазл складывал.
   – Если это Иезекииль, – сказала кухарка, – то представь, каково ему: он-то уже древний старик, одной ногой в могиле, и тут, откуда ни возьмись, объявляется мальчишка, которого он прикончил, как ему казалось, – все такой же юный, и у него, то есть у тебя, еще вся жизнь впереди.
   Генри не выдержал и заулыбался:
   – Ух и разозлился же он!
   – О да. Но нам-то с тобой совершенно не надо, чтобы он загубил твою жизнь! Что скажешь?
   – Согласен, – кивнул Генри, которому тем не менее никак не удавалось вообразить, что же за жизнь его ожидает.
   Кухарка занялась приготовлением обеда. Позже к ним должна была присоединиться миссис Блур, поэтому Генри помог накрыть стол в маленькой комнатке на три персоны, а затем свернулся клубочком в кресле и стал слушать историю кухарки – поистине удивительную историю.
   Кухарка и ее младшая сестра, Перл, когда-то жили вместе с родителями на некоем северном острове. Отец их, Грегор, был рыбаком. Когда девочкам исполнилось соответственно пять и шесть лет, стало ясно, что обе они не что иное, как живые талисманы. Всякий раз, когда они провожали отца в море, он неизменно возвращался с богатым уловом, едва умещавшимся в его лодчонке. Вскоре весть об этом разнеслась повсюду, и на остров стали стекаться желающие купить у Грегора рыбу. Отец девочек разбогател, купил весь остров и построил на нем роскошный дом с потрясающим видом на океан. И вокруг острова всегда царила прекрасная погода, а морские волны были спокойны. Ходили слухи, что Грегор обязан этим волшебному дару своих дочек – дару спокойствия и удачи.
   В один прекрасный день на остров заявился некий молодой человек.
   – На вид довольно пригожий, – описывала его кухарка, – но было в нем что-то неприятное, отчего у нас с Перл мурашки по коже побежали. Оказалось, что он решил жениться на одной из нас, а на которой – ему было решительно безразлично. Мне тогда было шестнадцать, сестре пятнадцать, и отец указал ему на дверь: «Ступайте-ка восвояси, Гримвалд (так представился гость). Ступайте. Слишком юны еще мои дочурки для замужества. Пусть сначала мир посмотрят, а потом уж и гнездо вьют». Так сказал отец, но гость упорствовал. «Мне нужна любая из ваших дочерей, и именно сейчас, – настаивал он, – пока они еще молоды. Мне нужны их чистота, красота, очарование и свежесть. А главное, мне нужны покой и удача, которые они приносят». Эти слова пришлись отцу не по нраву, и он вновь ответил отказом. И тогда Гримвалд начал нам угрожать. Недосолено, – прибавила кухарка, пробуя мясо.
   – А дальше? – взмолился Генри.
   – А дальше было вот что, – продолжала кухарка. – Отец велел Гримвалду убираться прочь с острова, и тот в конце концов повиновался, но, прежде чем исчезнуть, обрушился на нас с бранью. «Ах, вы возомнили, будто повелеваете океаном, маленькие поганки? – кричал он. – Так нет же! Скоро, очень скоро вы убедитесь, что я куда могущественнее вас! Помяните мое слово, вы еще будете у меня в ногах валяться!» Ах, кабы мы знали, что он прав! – печально вздохнула кухарка. – Прошел год, и мы с Перл уехали с острова. Мы путешествовали по всему свету, и кружились в танцах, и кружили головы, и обе встретили себе кавалеров по сердцу – удивительно, оба оказались моряками. Воротились мы домой, спросить благословения у родителей, а вместо дома… – Кухарка прерывисто вздохнула и невольно подсолила мясо крупными слезами.
   – Что там было вместо дома? – замирая, спросил Генри.
   – Ничего там не было, – махнула рукой кухарка. – Все исчезло – остров, наш дом и сами родители. Все погибло в цунами – величайшем цунами в истории тех мест. Мы заподозрили, чьих это рук дело, а когда оба наших жениха утонули, уже точно поняли: это все Гримвалд устроил!
   Генри ахнул:
   – То есть он мог…
   – Вот именно, он мог повелевать стихией воды, как ему заблагорассудится. Тогда мы с сестрой приняли решение расстаться: путешествовать порознь было безопаснее, так нас труднее было признать. Пришлось нам скрываться, держаться в тени и искать работу там, где ему и в голову бы не пришло нас искать. Но где бы мы ни оказывались, мы с Перл старались приносить пользу, и главное – оберегать детей. Однажды я выяснила, что академии Блура требуется кухарка. Я слыхала, что когда-то здесь был двор Алого короля, и решила, что смогу помочь некоторым из учеников. Я подумала, что им, наделенным необычными дарованиями, как мы с Перл, нелегко придется в жизни. – Кухарка вдумчиво облизнула ложку, которой помешивала соус, удовлетворенно хмыкнула и накрыла кастрюльку крышкой.
   Генри не терпелось узнать продолжение истории, но маленькая угловая дверца отворилась, и в комнату беззвучно проскользнула миссис Блур, так что кухарка пригласила всех к столу. Отужинав, миссис Блур помогла хозяйке вымыть посуду и так же беззвучно и понуро удалилась в свое убежище в западном крыле.
   – Какая она всегда печальная, – заметил Генри, бережно расставляя фарфоровые тарелки в буфете.
   – Не то слово, – покачала головой кухарка. – Если бы только она могла стать такой, какой была, пока эти злодеи не сломали ей руку!
   – А Времяворот тут не поможет? – робко спросил Генри.
   Кухарка покосилась на него как-то настороженно:
   – Ты же знаешь, вернуться в прошлое невозможно, Генри.
   – Да-да, но ведь ей нужно вернуться всего на пять лет назад. А здесь, сейчас, у нее все равно какая-то ненастоящая жизнь, призрачная. Если она исчезнет, никто и не заметит.
   – Хм… – задумчиво произнесла кухарка, но этим и ограничилась.
   Позже, уже лежа в постели, Генри вновь и вновь возвращался к мыслям о Времявороте: «Кухарка не имеет права его от меня прятать!» Мальчик закрывал глаза, но перед ним все равно блестел и переливался синий шарик, и заснуть не получалось. Поэтому он встал, накинул поверх пижамы плащ и на цыпочках вышел в соседнюю комнату.
   Здесь лунный луч, падавший из окна в потолке, сообщал всем предметам какой-то жемчужный отлив. Света было достаточно, чтобы разглядеть фарфор на буфете. Генри присмотрелся к чашкам, выстроившимся в ряд на верхней полке: все они были одинаковыми, в узорах из золотых и серебряных листьев, но две стояли чуть ближе друг к другу, чем остальные, словно кто-то переставлял их в спешке. Ага!
   Генри придвинул к буфету стул и вскарабкался на него; но до верхней полки мальчику было не дотянуться, так что пришлось перелезть на сам буфет. Теперь он нащупал холодный край чашки. Первая оказалась пуста, Генри поставил ее на место, снял с полки вторую… Что-то маленькое и блестящее выпало из нее на пол и покатилось со знакомым звоном.
   Генри глянул вниз: так и есть, на полу посверкивал Времяворот. Мальчик довольно улыбнулся, но не успел слезть с буфета на стул, а со стула на пол, как к шарику метнулась какая-то четвероногая тень.
   – Фу, Душка! – шепотом приказал Генри, узнав старого пса. – А ну положи!
   Душка и ухом не повел. Он схватил шарик в зубы и быстро зашлепал к двери в западное крыло.
   – Нельзя! – прошипел Генри. – Это не игра, фу! Положи на место!
   Накануне они долго играли в «принеси мячик», и теперь Генри жалел, что с таким увлечением предавался этой забаве.
   Душка толкнул дверь носом и скрылся за ней. Генри скатился с буфета, опрокинув стул, но, когда он выскочил за дверь, на лестницу, перед ним мелькнул только Душкин хвост. Мальчик попытался ухватить пса, но поскользнулся и упал. Впрочем, он тут же вскочил, но Душки уже и след простыл.
   Одним прыжком преодолев лестницу, Генри очутился в каком-то темном коридоре. Где-то впереди, в непроглядном мраке, мерно клацали по полу когти пса. Генри помчался на этот звук, но коридор кружил и кружил, и казалось, конца ему не будет, но все-таки уперся в дверь. Генри подергал ручку – заперто. И Душки не видать. Он что, сквозь дверь прошел? Мальчик обернулся, но увидел только темный коридор. Хотя… в темноте слабо светился какой-то тоненький лучик, просачивавшийся из-под деревянной панели у самого пола. Генри подошел поближе и толкнул панель ногой. Она открывалась, как кошачья дверца. Или собачья? Если уж толстяк Душка туда просочился, то он, Генри, и подавно пролезет. Что он и проделал, встав на четвереньки. За дверцей оказался еще один коридор – академия положительно состояла из сплошных коридоров! – но совершенно иного вида: с отполированным полом и весь увешанный картинами в золотых рамах. Все это великолепие озаряла лампа под цветастым абажуром, стоявшая на круглом столике.
   Впереди темнел шкаф, и Генри решил, что за ним-то и спрятана потайная дверь, через которую миссис Блур сообщается с кухаркой. Мальчик на цыпочках двинулся по коридору, и до него донесся детский голос: «Рассказывай давай! Ну же, псина, говори!»
   Коридор вывел Генри на лестничную площадку над бескрайним темным холлом. Мальчик старался идти как можно беззвучнее, и поэтому тот, другой, который разговаривал с Душкой, его не заметил – тщедушный очкастый малыш в синем халате, почему-то беловолосый и красноглазый. А-а, альбинос, вот он кто! Беловолосый вдруг перешел на повизгивание и тявканье.
   Генри вжался в стену и затаил дыхание, но Душка на собачий язык не откликался, так что красноглазый мальчик опять заговорил по-человечески:
   – У, глупая, тупая псина! Ну, что молчишь? Я кому сказал, говори сию минуту! Где он? Где тот мальчишка из ниоткуда?
   Душка только встряхивал брылами и ел мальчика глазами, но упорно молчал.
   – Что у тебя там в пасти? – сердито прошипел мальчик. – Это Та Штука? Волшебный шарик? А ну отдай, живо, я его мистеру Иезекиилю отнесу.
   Генри застыл. Значит, альбинос состоит в приспешниках у Зики! Он уже изготовился к отступлению, но внезапно…
   – А ну отдай, поганая псина! – взвизгнул альбинос и с размаху пнул Душку под ребра. Пес взвыл, лапы у него подкосились. Но следующего удара альбинос нанести не успел.
   – Не смей! – во все горло крикнул Генри и ринулся к нему. Красноглазый почему-то заулыбался.
   – Это ты и есть? Ты – мальчик из ниоткуда?
   – Не смей бить собаку! – напустился на него Генри. – Как тебе не стыдно! Он же старый, слабый!
   – Он утащил этот… шарик со временем! Разве нет?
   – Может, и утащил, а тебе-то что? Ты кто, собственно, такой? – спросил Генри.
   – Меня зовут Билли Гриф, и я умею разговаривать с собаками, – похвастался альбинос. – То есть обычно они мне отвечают, а что сегодня нашло на это старое чучело, я не знаю.
   Душка выбрал именно этот момент, чтобы выронить из пасти Времяворот, и теперь синий шарик, мягко светясь, лежал между двумя мальчиками.
   – Не вздумай в него смотреть! – предупредил Генри. Альбинос ему совсем не нравился, но он был совсем малыш, и Генри вовсе не хотелось, чтобы Билли утащило в другую эпоху (к тому же неизвестно какую).
   – Красотища какая! – Билли нагнулся поднять Времяворот, но Генри отфутболил шарик подальше, тот покатился через площадку и в прорезь перил. Диньк! – раздалось снизу, из темноты холла.
   – И зачем ты это сделал! – Билли злобно посмотрел на Генри, которого так и подмывало поскорее спуститься и поискать шарик. Но красные глаза альбиноса смотрели на него из-за стекол очков так хитро и выжидающе, что Генри замешкался.
   Душка вдруг испустил низкий рык, Генри вздрогнул, но было слишком поздно. На плечо ему легла чья-то рука, и хриплый голос протянул:
   – Вы только поглядите, кого нам изловил этот пес!
   Генри рванулся было, но хватка была просто железная. Вывернув шею, он оглянулся и увидел над собой длинное злое лицо Манфреда Блура.
   – Пусти! – дернулся Генри.
   – Ты шутишь, – процедил Манфред. – Отпущу я, как же! Кое-кто жаждет тебя видеть. – Он пихнул Генри вперед, подгоняя, потом обернулся. – Молодец, Билли. Скоро получишь небольшую награду.
   – Спасибо, Манфред! – отозвался альбинос. Манфред поволок упирающегося Генри по коридору; когда они вышли на другую лестницу, Генри почти удалось вырваться, но Манфред заорал: «Зелда, где ты там?» – и откуда-то возникла тощая носатая девчонка, которая вцепилась Генри в руку и чуть ее не вывихнула.
   От боли Генри отчаянно заверещал.
   – А ну заткнись! – приказал Манфред. – Держи его крепче, Зелда!
   Носатая с удовольствием завернула Генри руки за спину – у него прямо кости захрустели, – а Манфред крепко связал ему кисти липкой лентой.
   – Потребуется фонарик, – похлопал себя по карманам Манфред. – Где он?
   – Не волнуйся, захватила, – буркнула носатая Зелда.
   Вдвоем они потащили Генри, который все еще пытался сопротивляться, дальше. Темные коридоры, опять темные коридоры, древние винтовые лестницы, вверх, вниз… Наконец вокруг замаячили более или менее знакомые ему помещения: именно здесь они с Джеймсом проводили то последнее, роковое, Рождество.
   – Мы еще не пришли! – прошипел Манфред.
   Последовала еще одна лестница, наверх, и Генри со своими конвоирами очутился в сумерках, озаренных мертвенным светом газовых рожков, шипевших по стенам. Газовые рожки Генри прекрасно помнил, а вот сами стены, некогда оклеенные шикарными тиснеными обоями, теперь могли похвастаться разве что обилием сырых плесневелых пятен да паутиной.
   Перед облупившейся дверью, выкрашенной черной краской и покрытой царапинами, они остановились, и Манфред постучался.
   Во рту у Генри пересохло от страха, и примерно там же колотилось сердце, которому полагалось находиться в груди.
   – Кто там? – осведомился сиплый старческий голос.
   – Дедушка, это я, Манфред. Угадай, кого я к тебе привел? Хочешь увидеть сюрприз? – Манфред дернул Генри за шкирку и нехорошо ухмыльнулся.
   – Кого? – обрадованно проскрипел старик из-за двери. – Его? Заходи, заходи скорее, тащи его сюда!
   Генри весьма грубо впихнули в комнату, и он оказался лицом к лицу с самым дряхлым старцем, какого когда-либо видел. Неужели это сморщенное пугало в инвалидном кресле когда-то было кузеном Зики? Нет, если присмотреться, то что-то общее есть, особенно недобрые, глубоко посаженные глаза и тонкие губы, поджатые в жестокой усмешке. Духота в комнате стояла невыносимая: за согбенной спиной старика, в камине, полыхали не то что дрова, а целые бревна, а пол толстым слоем устилали вытертые ковры, и к тому же окна были плотно занавешены толстыми бархатными шторами.
   – Прелестно, – прокаркал старик. – Глазам своим не верю, это же дорогой братец Генри!
   В горле у Генри застрял комок, и слова наружу не выходили, да их и не было – от растерянности.
   – Поди-ка поближе, – поманил Иезекииль.
   Манфред с Зелдой совместными усилиями подтолкнули Генри вперед. Оказавшись ближе к огню, мальчик почувствовал, что сознание у него мутится от жары. А старик-то весь обмотан пледами! И как он не задыхается?
   – Так-так, – недовольно пробормотал старик. – А ты, как я погляжу, совсем маленький, верно?
   – Мне одиннадцать, – получилось у Генри хрипло, будто ему было сто одиннадцать. – То есть на прошлой неделе столько было.
   Старик угрожающе нахмурился.
   – На прошлой неделе? – язвительно переспросил он. – Ты имеешь в виду, девяносто лет назад?
   – Не совсем так, – расхрабрился Генри. – Во всяком случае, не в моем восприятии.
   – Ах, скажите пожалуйста, «восприятие»! – передразнил старик. – Ты ведь всегда в умниках ходил? Ну и что теперь, попался, умник?
   Генри только и оставалось, что кивнуть. Правда есть правда.
   – И где же ты прятался?
   Мысли Генри отчаянно заметались. Нельзя же выдавать кухарку!
   – В шкафу, – брякнул он.
   – В каком шкафу? Где именно?
   – В кухне, – быстро добавил Генри. – Меня никто не видел, а ночью я вылезал подкрепиться.
   – Далеко же ты залез на этот раз, а? – ядовито спросил Зики.
   – Угу, – вяло отозвался Генри.
   – Как мы с ним поступим, деда? – кровожадно поинтересовался Манфред.
   – Запрем на чердаке, – предложила Зелда, – с мышами. Летучими и бегучими. – Она радостно хохотнула.
   Старик потер колючий подбородок.
   – Обдумаем. Где Времяворот? – резко спросил он.
   – Не знаю, его пес утащил, – пожал плечами Генри.
   – Утащил-таки? Хорошая собачка, принесет хозяину еще один сюрприз. – Морщинистая физиономия старика расплылась в усмешке, и это было еще страшнее злобной гримасы: зубов у Иезекииля осталось всего ничего, да и те были черные и кривые.
   В глубине души Генри был уверен, что Душка просто хотел поиграть, но спорить со стариком как-то не тянуло.
   – И где же мой преданный песик? – прошамкал старик.
   – Нес шарик и не донес, – сообщил Манфред, – выронил, потому что дурень Билли его пнул.
   – Пнул? – заорал Иезекииль, брызгая слюной. – Эта моль белесая осмелилась пнуть мою собаку?! Паршивец! Почему ж ты не отыскал Времяворот, простофиля, тряпка, тюфяк!
   Манфред отчетливо скрипнул зубами и кисло ответил:
   – Ты просил привести мальчишку, я тебе его привел. А шарик и Билли найдет.
   – Тьфу! – Старик смачно сплюнул в огонь. – Пусть поторопится!
   – А этого куда – на чердак, да, сэр? – с надеждой подала голос Зелда. – И пусть там сидит, пока вы его обратно не отошлете?
   – Нет, прах меня побери, это слишком ненадежно. Там проходной двор. Вот что, тащите его в подземелье! – И, скрипнув креслом, старик повернулся к Генри спиной.
   При слове «подземелье» Генри содрогнулся, несмотря на удушливую жару.
   – Разве нельзя мне остаться здесь? – взмолился он. – Я не помешаю, я тихо, как мышка, я… Я мог бы пожить у Чарли Бона, он…
   – Остаться? – не поворачиваясь, переспросил старик. – Чего захотел! Ни за что. Уберите его с глаз моих долой, видеть его не могу. Ишь какой – румяненький, молоденький, здоровенький! Я сказал, вон его!
   И Генри вытолкали вон.
   – Не надо! – упирался он. – Ну пожалуйста, пустите! Ну что же вы делаете-то!
   В коридоре Манфред и Зелда, не обращая ни малейшего внимания на его мольбы и брыкание, залепили Генри рот куском черного пластыря, после чего потащили вниз, через холл, и куда-то на улицу, в темноту и адский холод. От холода Генри почему-то обмяк, и силы его покинули. Больше он не вырывался, и конвоиры повели его через заснеженный двор.
   Луна скрылась за облаками, и только острые ледяные звезды озаряли академию призрачным светом. Зелда зажгла фонарик, и узкий луч выхватывал из мрака пересыпанную снегом траву. Генри почти ничего не видел в этом прыгающем свете, но догадывался, куда его ведут. И все же, когда из темноты возникли красноватые стены руин, он испугался и ноги у него подкосились.
   Миновав знакомую Генри арку и дворик, конвоиры с узником двинулись по коридору, но, в отличие от того, которым гость из прошлого ходил вчера, этот, похоже, вел не наверх, а куда-то вниз. Земля под ногами была скользкой от плесени, Генри то и дело спотыкался и падал на Зелду.
   – А ну прекрати, – рявкнула она, – а то я тебя туда за уши поволоку!
   Куда это «туда»? Неужели в подземелья?
   Они спускались все ниже и ниже, и плесенью воняло так, что Генри начал кашлять, тем более что пластырь мешал дышать. Он боялся задохнуться, но спуск вывел их наружу, на травянистый откос. В темноте чернели и с шуршанием качались на ветру деревья.
   – Пошел! – Манфред в который раз пихнул Генри в спину.
   Мальчик, спотыкаясь, скатился вниз; Зелда и Манфред, потешаясь над его неуклюжими прыжками, шли на шаг сзади. Затем Генри рывком поставили на ноги и подвели к черному валуну, полускрытому кустами.
   – Давай, Зелда, за дело, – сказал Манфред.
   На лице Зелды возникла кривая улыбочка, с которой носатая девчонка уставилась на валун. В тусклом свете фонарика Генри видел, как эта улыбочка постепенно превращалась в мучительную напряженную гримасу, а валун… валун зашевелился! Да, Зелда явно была из особо одаренных, ведь обычному человеку такое не под силу. Медленно-медленно, со скрежетом, валун сдвинулся назад, обнажив черную пасть ямы.
   Генри и глазом моргнуть не успел, как Манфред развязал ему руки и толкнул прямиком к этой ужасной яме.
   – Валяй, – бросил он. – Лезь вниз. Генри замычал и яростно замотал головой.
   – Полезешь как миленький! – С этими словами Манфред с силой пихнул его в спину, и Генри заковылял вниз по скошенным каменным ступенькам.
   – Пошел вниз! – На этот раз удар пришелся по голове, и Генри заскользил в яму, отчаянно цепляясь за камни, чтобы не грохнуться и не расшибиться. На лету ему удалось нащупать какое-то железное кольцо, вбитое в стену, и он попытался вскарабкаться обратно, но не успел: черная громада валуна уже задвигалась обратно. Генри очутился в кромешной темноте, и ему показалось, что он заживо погребен в могиле…
   … Грохот в соседней комнате разбудил кухарку, но, выглянув на шум, она увидела только опрокинутый стул и пустую чашку, куда давеча спрятала Времяворот. Кухарка тотчас сообразила, что случилось. В окошко под потолком уже нетерпеливо царапались огненные коты. Стоило их впустить, и Огнецы кометой устремились к потайной лестнице. Коты всегда чуяли, если какой-то ребенок попадал в беду. Но на площадку над холлом они опоздали: Генри Юбима уже утащили, и там был только Билли, который таращился вниз, в темноту, перевесившись через перила. Завидев котов, он порскнул прочь и помчался в спальню. Там же, на лестнице, коты обнаружили Душку. Старый пес лежал на боку и тяжело пыхтел, не в силах подняться после пинка, который ему отвесил разозленный альбинос. Коты стали ободряюще тыкаться в собачий бок носами и ласково мурлыкать, и потихоньку им удалось унять боль и уговорить Душку подняться. Огнецы проводили его до того места, которое пес считал домом, и вот теперь он блаженно подремывал у ног кухарки, заботливо укутанный в одеяло.
   – Бедняга, дорого тебе пришлось заплатить за то, что не выдал мой секрет! – качала головой кухарка. – Не бывать бы злосчастному псу в живых, если б не вы, – сказала она котам. – Но в этой треклятой академии где-то пропадает мальчик, который может погибнуть! – Она закрыла лицо руками. – Ах, Генри, глупыш, куда же ты делся?
   Медно-рыжий Феникс не смог спокойно слушать, как она плачет, и, поднявшись на задние лапы, передней потеребил кухарку по колену.
   Кухарка тотчас утерла глаза и выпрямилась.
   – Ты прав, слезами тут не поможешь. Ступайте, котики, поищите его!
   Она распахнула потолочное окошко, и кошачья троица огненным сполохом исчезла в темноте. От этого зрелища кухарке стало легче на душе.
   – Хотелось бы мне знать, что сталось с Времяворотом. Нашел его этот маленький негодяй Билли или нет? – пробормотала она, закрывая окно и прислушиваясь к далекому бою соборных часов, отбивавших полночь.
   Билли, так кстати спугнутый котами с лестницы, уже спал в своей постели. Время-ворот все еще поблескивал в темном углу холла. Когда пробило полночь, дверь в западное крыло тихонько приотворилась и в холл проскользнул высокий темный силуэт. Прижимаясь к стене, некто принялся медленно обходить холл, пока не отыскал синий шарик. Времяворот вознесся из темного угла и был беззвучно, но быстро опущен в не менее темный карман.

Глава 13
В ЛОГОВЕ СТАРИКА

   Утром следующего понедельника маме Оливии Карусел, знаменитой киноактрисе-звезде, необходимо было поспеть на работу как можно раньше, поэтому Оливия оказалась в академии еще затемно, изрядно опередив друзей. К немалому удивлению девочки, в холле было полным-полно народу. Целая армия уборщиц, вооруженных швабрами и вениками, тщательно выметала все углы; доктор Солтуэзер и другие мужчины-преподаватели отодвигали от стен мебель, стоявшую там годами; все прочие прочесывали каждый сантиметр, заглядывали под гобелены и перетряхивали тяжелые шторы.