А жаль, подумалось Чарли.
Над садом разнесся звук охотничьего рожка – сигнал, что прогулка окончена.
К вечеру подморозило. После ужина двенадцать особо одаренных, как всегда, отправились учить уроки в Королевскую комнату, и вот тут-то Танкред Торссон поссорился с африканцем Лизандром.
Лизандр по понятным причинам мерз еще сильнее, чем остальные, но, будучи парнем благодушным, жаловался на холод скорее шутливо, чем уныло. Танкреда же он вывел из себя, поинтересовавшись:
– Тан, сознавайся, эта жуткая погодка – твоих рук дело?
– И ты туда же! – Танкред вскочил и гневно топнул ногой. – Не могу я оттепель устроить, понял? Я занимаюсь бурями! И по пустякам свой дар не транжирю! Уж ты-то должен бы это понимать!
Лизандр не успел ответить, потому что в разговор встрял Манфред Блур:
– Да будет тебе, Танкред! Удели чуточку своего бесценного дара для нашего черныша, а то он у нас околеет от холода.
– И не подумаю! – зарычал Танкред. В его вздыбленной шевелюре что-то затрещало.
– Да он пошутил, Тан, успокойся, – с улыбкой успокоил его Лизандр.
Невольным свидетелям этой сцены сделалось не по себе, и особенно неуютно почувствовал себя Чарли. Именно Лизандр и Танкред спасли его в ту страшную ночь в развалинах. Вдвоем они представляли могучую оппозицию злым силам, таившимся в академии Блур. Поэтому смотреть, как они ссорятся, было поистине невыносимо.
– Ты, никак, на его сторону подался? – ощерился на друга Танкред.
– Ха! На моей стороне вообще все, – вставил Манфред.
Лизандр молча замотал головой, но тут Зелде Добински, довольно неприятной девчонке, пришло в голову похвалиться своими телекинетическими способностями. Она уставилась на толстенный справочник, стоявший на полке за спиной у Танкреда, и, едва тот развернулся и ринулся к двери, книга спорхнула с полки и наподдала ему в спину.
Танкред зарычал, как тигр.
Шестеро из одаренных покатились со смеху, а пятеро оцепенели от ужаса. Но сочувствия на их лицах Танкред заметить не мог, а вот издевательский хохот слышал прекрасно. Он распахнул дверь с такой силой, что она с грохотом врезалась в стену, и выбежал вон. По Королевской комнате пронесся штормовой ветер.
– Погоди! – Чарли, не удержавшись, кинулся за обиженным Танкредом.
– И куда это ты направляешься, Бон? – остановил его вопрос Манфреда.
– Я… я пенал в раздевалке забыл, – соврал Чарли.
– Забывчивый ты наш! – трескуче хихикнул тощий рыжий Аза Пик, поднимая голову от учебника.
– Кое-что я очень хорошо помню, – огрызнулся Чарли, который боялся Азы, приспешника Манфреда, – скверного актера, но отменного оборотня, перекидывавшегося по ночам в страшного хищника.
– Дверь за собой закрой, – велел Аза, когда Чарли двинулся из комнаты.
Чарли повиновался.
В коридоре было пусто. Может, поискать Танкреда в холле?
Когда Чарли очутился на широкой лестнице, которая вела в холл, откуда-то налетел порыв поистине полярного ветра, да такой сильный, что едва не сшиб Чарли с ног. Мальчик ухватился за перила и спустился в выложенный каменными плитами холл. «Кажется, у меня опять неладно с глазами, – подумал Чарли. – Снова мерещится!» Посреди холла крутился сверкающий вихрь не то снежинок, не то искр. Что это еще такое?
Но искры-снежинки постепенно превратились в бледные пятнышки, а из пятнышек постепенно складывалась какая-то смутная фигура, в чем-то синем и черном. Мгновение-другое – и перед Чарли возник силуэт в синем плаще с капюшоном.
Привидение! Точно!
Но фигура в синем плаще повернулась к Чарли, и мальчик в ужасе обнаружил, что смотрит… на самого себя!
Глава 4
Глава 5
Над садом разнесся звук охотничьего рожка – сигнал, что прогулка окончена.
К вечеру подморозило. После ужина двенадцать особо одаренных, как всегда, отправились учить уроки в Королевскую комнату, и вот тут-то Танкред Торссон поссорился с африканцем Лизандром.
Лизандр по понятным причинам мерз еще сильнее, чем остальные, но, будучи парнем благодушным, жаловался на холод скорее шутливо, чем уныло. Танкреда же он вывел из себя, поинтересовавшись:
– Тан, сознавайся, эта жуткая погодка – твоих рук дело?
– И ты туда же! – Танкред вскочил и гневно топнул ногой. – Не могу я оттепель устроить, понял? Я занимаюсь бурями! И по пустякам свой дар не транжирю! Уж ты-то должен бы это понимать!
Лизандр не успел ответить, потому что в разговор встрял Манфред Блур:
– Да будет тебе, Танкред! Удели чуточку своего бесценного дара для нашего черныша, а то он у нас околеет от холода.
– И не подумаю! – зарычал Танкред. В его вздыбленной шевелюре что-то затрещало.
– Да он пошутил, Тан, успокойся, – с улыбкой успокоил его Лизандр.
Невольным свидетелям этой сцены сделалось не по себе, и особенно неуютно почувствовал себя Чарли. Именно Лизандр и Танкред спасли его в ту страшную ночь в развалинах. Вдвоем они представляли могучую оппозицию злым силам, таившимся в академии Блур. Поэтому смотреть, как они ссорятся, было поистине невыносимо.
– Ты, никак, на его сторону подался? – ощерился на друга Танкред.
– Ха! На моей стороне вообще все, – вставил Манфред.
Лизандр молча замотал головой, но тут Зелде Добински, довольно неприятной девчонке, пришло в голову похвалиться своими телекинетическими способностями. Она уставилась на толстенный справочник, стоявший на полке за спиной у Танкреда, и, едва тот развернулся и ринулся к двери, книга спорхнула с полки и наподдала ему в спину.
Танкред зарычал, как тигр.
Шестеро из одаренных покатились со смеху, а пятеро оцепенели от ужаса. Но сочувствия на их лицах Танкред заметить не мог, а вот издевательский хохот слышал прекрасно. Он распахнул дверь с такой силой, что она с грохотом врезалась в стену, и выбежал вон. По Королевской комнате пронесся штормовой ветер.
– Погоди! – Чарли, не удержавшись, кинулся за обиженным Танкредом.
– И куда это ты направляешься, Бон? – остановил его вопрос Манфреда.
– Я… я пенал в раздевалке забыл, – соврал Чарли.
– Забывчивый ты наш! – трескуче хихикнул тощий рыжий Аза Пик, поднимая голову от учебника.
– Кое-что я очень хорошо помню, – огрызнулся Чарли, который боялся Азы, приспешника Манфреда, – скверного актера, но отменного оборотня, перекидывавшегося по ночам в страшного хищника.
– Дверь за собой закрой, – велел Аза, когда Чарли двинулся из комнаты.
Чарли повиновался.
В коридоре было пусто. Может, поискать Танкреда в холле?
Когда Чарли очутился на широкой лестнице, которая вела в холл, откуда-то налетел порыв поистине полярного ветра, да такой сильный, что едва не сшиб Чарли с ног. Мальчик ухватился за перила и спустился в выложенный каменными плитами холл. «Кажется, у меня опять неладно с глазами, – подумал Чарли. – Снова мерещится!» Посреди холла крутился сверкающий вихрь не то снежинок, не то искр. Что это еще такое?
Но искры-снежинки постепенно превратились в бледные пятнышки, а из пятнышек постепенно складывалась какая-то смутная фигура, в чем-то синем и черном. Мгновение-другое – и перед Чарли возник силуэт в синем плаще с капюшоном.
Привидение! Точно!
Но фигура в синем плаще повернулась к Чарли, и мальчик в ужасе обнаружил, что смотрит… на самого себя!
Глава 4
ПРЯЧЕМ ГЕНРИ
Новоявленный Чарли подал голос первым.
– Забавно, – сказал он. – Недалеко же меня унесло. Голос у него оказался самый обычный, и Чарли номер один выдохнул с облегчением. Не привидение, ура! Но тогда кто же? Он кашлянул для решимости и спросил:
– А ты, собственно, откуда прибыл?
– Отсюда, – отозвался незнакомец. – Я только что был тут, в этом же холле, но, – он заслонил глаза ладонью и поднял взгляд на электрические лампочки, освещавшие холл, – но здесь было темнее. Почему это они так ярко горят?
– Электричество, – коротко пояснил Чарли. Кажется, он узнает этого мальчика. – Так ты… ты был, – начал он. – Знаешь, я видел тебя на одном фото. Ты ведь Генри Юбим?
– Я самый, – просиял пришелец. – Знаешь, а ведь и я тебя где-то уже видел. Только вот вспомнить бы где. Ты кто?
– Я… ну, вроде как твой кузен. Чарли Бон.
– Да ты что! Вот это так новости. Кузен! Отлично, просто отлично. – Генри шагнул вперед и пожал Чарли руку. – Приятно познакомиться, Чарли.
– На самом деле не так уж все и отлично, – произнес Чарли. – Какое было число, когда… Какое сегодня, по-твоему, число?
– Двенадцатое января тысяча девятьсот шестнадцатого года, – без промедления отозвался Генри. – Я всегда знаю, какое нынче число.
– Извини, но сегодня ты ошибся.
– Да? – Улыбка исчезла с лица Генри. – А что?
– Тебя перенесло почти на девяносто лет вперед, – сообщил ему Чарли.
Генри разинул рот, но не смог произнести ни слова. Диньк! Что-то выпало из его пальцев и звякнуло об пол.
По каменным плитам холла покатился крупный синий стеклянный шарик.
– Ух ты! – вырвалось у Чарли.
Но поднять шарик он не успел – Генри поспешно крикнул:
– Осторожно, Чарли! Не смотри на него!
– Это почему?
– Потому что это он меня сюда перенес. Чарли попятился от соблазнительно сверкающего шарика.
– То есть ты хочешь сказать, шарик перенес тебя в будущее?!
Генри кивнул.
– Это Времяворот, – объяснил он. – Мама мне про него рассказывала, но видеть я его раньше не видел – до сегодняшнего дня. Эх, должен же я был сообразить, что это за штука! Я ведь знал, что Зики придумает какой-нибудь способ мне отомстить.
– Зики?
– Мой кузен, Иезекииль Блур. – И Генри вдруг ухмыльнулся. – Ха, он, наверно, уже давно помер! – Лицо мальчика стало печальным. – Наверно, все уже умерли, и мама, и папа, и сестренка, и даже мой младший братишка Джеймс. Все умерли, только я остался.
– У тебя есть я, – напомнил ему Чарли, – и, по-моему, твой брат.
Его прервал громкий и противный собачий вой, донесшийся с верхней площадки лестницы. Это выла уродливая псина, коротконогая и приземистая, выла, задирая морду вверх и тряся брылами.
– Фу, ну и уродина! – прошептал Генри.
– Это кухаркина собака, Душка. Душка замолк, и Чарли, не дожидаясь следующей арии, схватил Генри за рукав.
– Тебе надо спрятаться. Тут могут найтись люди, которые тебе навредят, если ты им попадешься и если они узнают, кто ты.
– Но почему? – Глаза у Генри стали круглые.
– Предчувствие у меня такое. Пошли! – Чарли потащил Генри к двери в западное крыло. Тот на ходу подобрал Времяворот и сунул в карман.
– Куда мы идем? – резонно спросил гость из прошлого.
Чарли и сам еще не знал, зачем ведет Генри в западное крыло, но тем не менее повернул тяжелую дверную ручку и втолкнул нового знакомого в темный коридор.
– Знаю я это местечко, – прошептал Генри. – И всегда его терпеть не мог.
– Да и я тоже, – отозвался Чарли. – Но нам придется пройти этим путем, чтобы найти тебе какое-нибудь убежище.
Душка опять издал похоронный вой, и Чарли поспешно прикрыл дверь.
По длинному темному коридору мальчики добрались до пустой круглой комнаты. С потолка свисала тусклая лампочка, освещая старинного вида дубовую дверь слева и каменную лестницу справа.
– Башня? – показал на ступеньки Генри и скривился.
Только теперь Чарли понял, почему решил, что здесь Генри будет в безопасности.
– На самом верху есть надежное убежище, – сказал он.
– Точно надежное? – усомнился Генри.
– Да уж поверь. – И Чарли подтолкнул Генри к лестнице.
Поскольку тот поднимался наверх первым, Чарли не мог не заметить, какие на его кузене забавные бриджи – из твида, до колен, и застегиваются у колена на пуговицу, и к этому всему еще длинные серые носки. А уж башмаки-то и вовсе дамские: черные, высокие, начищенные до блеска и со шнуровкой до самых лодыжек. Чарли осенило:
– Надо тебя будет во что-нибудь переодеть.
Они добрались до следующей башенной площадки. Из этой круглой комнаты дверь вела в западное крыло, но Чарли поторопил Генри: надо было лезть выше.
– На этом этаже живут Блуры, – объяснил он.
– Надо же, – заметил Генри, – кое-что совсем не изменилось.
И мальчики полезли по крутым истертым ступенькам дальше, но, задолго до того как они очутились на следующем этаже, сверху полились звуки фортепиано, и по лестнице запрыгало эхо.
– Там кто-то есть! – Генри остановился как вкопанный.
– Преподаватель фортепиано мистер Пилигрим, – успокоил его Чарли. – Сюда никто не заходит, а сам он вообще ничего и никого не замечает. Обещаю, он тебя не обидит.
Преодолев еще два лестничных пролета, они вступили в комнатку на самой верхушке башни, усеянную нотными листами, как белой опавшей листвой. Книжные полки от пола до потолка заполняли переплетенные в кожу альбомы – тоже ноты.
– Ты здесь не замерзнешь. – Чарли освободил от нот одну полку. – Смотри, на пол постелем несколько слоев нот, и будет вроде как постель. Спрячешься вот тут, за шкаф, и переждешь до утра.
– А потом что?
– Потом? – Чарли озадаченно поскреб в затылке. – А потом я как-нибудь исхитрюсь и принесу тебе завтрак. И раздобуду новую одежку.
– Чем тебе эта нехороша? – насторожился Генри.
– Просто она несовременная. Ты очень выделяешься.
Генри внимательно осмотрел длинные серые брюки Чарли и его ботинки на толстой подошве.
– Вижу. Все понятно, – согласился он.
– Ну, мне пора, я побежал, а то влетит от старосты, Манфреда Блура, – заторопился Чарли. – А я совсем не хочу с ним цапаться. Он гипнотизер.
– А-а, один из этих! – Генри уже случалось слышать, что в роду у них есть гипнотизеры. – А ты тоже из них? Из особо одаренных?
– Да, так уж вышло, – вздохнул Чарли. – Поэтому я тебя и узнал.
– А с ним мне как быть? – Генри кивнул на дверь, из-за которой звучала музыка.
– Мистер Пилигрим тебя просто не заметит, не волнуйся. Ну, пока! – Чарли помахал на прощание и заспешил вниз по лестнице. На душе у него было скверно, почему-то он чувствовал себя виноватым.
А в это время в Королевской комнате на опустевший стул Чарли озабоченно косился мальчик с длинным печальным лицом. Звали его Габриэль Муар, и он переживал за Чарли. Надо было нагнать Танкреда, а Чарли, наоборот, не пускать. Ведь Чарли из младших и к тому же вечно влипает в какие-то неприятности. Они его просто преследуют.
И вдруг академия огласилась заунывным собачьим воем. Сначала дети пытались не обращать на этот звук внимания, но наконец Манфред не выдержал, отшвырнул ручку и сердито воскликнул:
– Паршивый пес! Билли, сбегай заткни его!
– Давай я схожу, – предложил Габриэль.
– Я сказал – Билли. – Манфред одарил Габриэля своим злобным сверлящим взглядом, затем перевел его на маленького альбиноса. – Шевелись. Ты же умеешь разговаривать с этой каракатицей, так вот сходи и спроси, чего она развылась.
– Хорошо, Манфред. – Билли послушно засеменил к двери.
Он бежал по длинному темному коридору и для храбрости тихонько бормотал себе под нос. Когда все остальные сидели за уроками, Билли терпеть не мог ходить один по коридорам – боялся наткнуться на привидение. Он точно знал, что привидения тут водятся, таятся по темным углам. Билли никогда не уезжал из академии домой, потому что дома у него не было. Иногда его отпускали пожить к тете, но лишь изредка.
Вот и широкая площадка, и лестница в холл. Вот и Душка – сидит посреди площадки, задрав морду, и воет.
Билли присел на корточки подле собаки и похлопал ее по жирной спине.
– Душка, что стряслось? – спросил он, но не на человеческом, а на собачьем языке – лаем и рычанием.
Вой смолк. Потом Душка ответил:
– Появился мальчик. Что-то плохое. Что-то не так.
– Какой мальчик? Что в нем плохого? – уточнил Билли.
Душка тяжело задумался над ответом. Наконец все-таки отозвался:
– Мальчик из ниоткуда. С шариком. Маленьким. Блестит. Душке шарик не по нраву. От него чары. Скверные.
Билли озадаченно протер очки.
– Мальчик – это Танкред? С соломенной шевелюрой?
– Нет. Другой мальчик. Как вон тот. – Душка посмотрел вниз, в холл.
Билли проследил его взгляд и, к своему изумлению, увидел Чарли Бона, тихонько прикрывавшего за собой дверь в западное крыло.
– Ты где был? – окликнул его Билли. Чарли вздрогнул и глянул вверх.
– Нигде, – резко ответил он. – Танкреда искал.
– А Душка говорит, тут был другой мальчик, но похожий на тебя.
– У Душки твоего воображение взыграло, – гулко отрезал Чарли.
Шаги Чарли эхом отзывались в огромном пустом холле.
– Душка еще говорит, что у мальчика был шарик, маленький, блестящий, и Душке он не понравился.
– Может, ему все это приснилось? – Чарли уже поднимался по лестнице. – Показалось?
Билли потрепал старого пса по загривку.
– Душка не врет, собаки врать не умеют, – насупился он.
– Но сны-то им снятся? Идем, Билли, нам надо обратно в Королевскую комнату, приниматься за уроки, а то нас накажут.
– Душка, иди к кухарке, – попросил собаку Билли. – Давай-давай. И не вой больше, ладно?
Душка обиженно рыкнул и зашлепал вниз по лестнице, а мальчики помчались в Королевскую комнату.
Доделав уроки, Чарли подумал, что, пожалуй, стоило бы проведать Генри. А то как-то нехорошо получается: бедняга попал на сто лет вперед, прячется в башне, один-одинешенек. Ну, конечно, не то чтобы совсем один, но мистер Пилигрим не в счет. Чарли страшно захотелось с кем-нибудь поделиться своей тайной. Но с кем? Конечно, с Фиделио!
Фиделио он обнаружил в спальне – тот аккуратно перекладывал вещи из сумки в тумбочку. Однако кроме него крутились здесь еще двое мальчишек с театрального, а чужие уши были совсем ни к чему.
– Слушай, есть разговор, – обратился Чарли к приятелю, – только лучше не здесь.
– Давай в мастерскую пойдем, к художникам, – одними губами предложил Фиделио.
На выходе из спальни они наткнулись на Билли Грифа и быстренько припустили от него по коридору.
– Что-то я опасаюсь Билли последнее время, – признался Фиделио. – Раньше-то я его жалел, сирота все-таки, а теперь… Не нравится мне, как он за нами следит!
– По-моему, кто-то его закабалил, – поделился Чарли. – Правда, я не знаю кто, но шпионит он явно не по своей воле. Кто-то его наладил за нами следить, вот что!
В мастерской было безлюдно, но свет еще горел.
– Ушли, а свет не погасили, – отметил Чарли.
– Значит, мистер Краплак может вот-вот вернуться. Давай-ка лучше спрячемся, хотя бы вон там.
Протиснувшись за мольберты, они укрылись за огромным полотном, изображавшим пейзаж с деревьями, и уселись прямо на пол. Чарли вполголоса начал торопливо излагать всю историю с Генри, но стоило ему дойти до голоса с фотографии, как Фиделио перебил:
– Стоп-стоп! Это что же получается – ты умеешь слышать голоса на фотографиях?
Чарли кивнул. Раньше он не открывал приятелю, в чем состоит его, Чарли, особая одаренность.
– Понимаешь, не хочется, чтобы об этом знало слишком много народу, – промямлил он.
– Я тебя понимаю, я бы тоже не распространялся. Не волнуйся, я никому не проболтаюсь, – успокоил его Фиделио. – Так, давай дальше про Генри. Сейчас-то он где?
– Я его отвел на верхушку музыкальной башни. Ничего другого в голову не пришло.
– А как же мистер Пилигрим?
– Ты что, он Генри даже не заметит! А если и заметит, то… – Чарли помедлил. – Точно не выдаст.
– Да уж, мистер Пилигрим и землетрясения не заметит. И мухи не обидит. – Фиделио приглушенно фыркнул. – Ну и что ты намерен делать со своим заплутавшим во времени прапрадедушкой?
– Думаю как-нибудь исхитриться, незаметно вывести его отсюда в субботу и переправить к себе домой, – нерешительно сказал Чарли. – Только сначала надо раздобыть ему еды.
– Принеси ему что-нибудь на большой перемене, с ленча, это лучше всего, – предложил Фиделио. – Можешь взять мою порцию мяса и быстро смотаться в башню, а я… – Он смолк на полуслове, потому что из-за края холста высунулось хорошенькое девчоночье личико.
– А что это вы тут делаете, а? – с интересом спросила Эмма Толли.
Чарли так и подмывало посвятить ее в тайну. Ведь Эмма – друг, и потом, она тоже из особо одаренных. Но он прикусил язык.
– Так, треплемся о том о сем, – неопределенно ответил он. – В спальне-то спокойно поговорить не дадут.
– У нас тоже шумно, – пожаловалась Эмма. – Вот я и пришла рисунок закончить.
– Мы как раз собирались уходить, так что тебе не помешаем, – заверил Фиделио.
Приятели выбрались из-за холста, и тут Чарли заметил на столе большой альбом для рисования. Он невольно шагнул вперед, чтобы рассмотреть рисунки поближе
– Это мое, – смущенно сказала Эмма. – Так, ничего особенного, самые обыкновенные наброски.
Но обыкновенными эти наброски не были. Альбом был полон изображений птиц: птицы летали, плавали, вили гнезда, высиживали птенцов, чистили оперение. И как же здорово они были нарисованы! Совсем как настоящие! Чарли даже показалось, что, дотронься он до страницы, под рукой окажутся настоящие перья.
– Просто потрясающие рисунки! – восторженно прошептал он.
– Точно, блеск! – подтвердил Фиделио.
– Большущее спасибо! – Эмма застенчиво улыбнулась.
Дверь мастерской отворилась, и взрослый голос поинтересовался:
– Что у нас тут, вернисаж?
С первого взгляда на мистера Краплака можно было безошибочно определить, что он художник. Одежда преподавателя вечно была заляпана краской, в том числе и зеленый плащ (если мистер Краплак по артистической рассеянности не забывал его надеть), а иной раз брызги краски попадали даже на длинные волосы, связанные в хвост. При этом вид у мистера Краплака всегда был такой цветущий, будто он только что вернулся с этюдов на пленере: щеки пышут румянцем, глаза блестят.
– Я просто показывала свои наброски Чарли с Фиделио, – честно сказала Эмма. – Мы уже все.
– А, это на здоровье! – просиял мистер Краплак. – На музыке им такого не покажут. Что они там у себя видят, одни закорючки.
Мистер Краплак был совсем не страшный. И не вредный. Он никогда никого не оставлял после уроков, не наказывал учеников за неопрятность, опоздания и забывчивость. Единственное, что могло вывести его из себя, – это плохой рисунок. Мистер Краплак бросил на Чарли пристальный взгляд и сказал:
– Ага, юный Бон.
– Да, сэр, – выдавил Чарли. – Мы уже уходим, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Из мастерской все трое разбежались по спальням. Торопились они не зря: до отбоя оставалось пять минут. И надзирательница уже вышла на охоту, а в академии все знали, что милости от нее не дождешься. Чарли знал это лучше всех, потому что ему надзирательница, Лукреция Юбим, приходилась теткой – одной из трех.
По дороге в спальню мальчики издалека услышали, как надзирательница громогласно честит какую-то девочку за потерянную тапочку.
– Надо проскочить, пока она сюда не добралась. – Фиделио метнулся в музыкантскую спальню.
В спальне заговорщиков караулил Билли Гриф, столбиком сидевший на койке.
– Где ты ходишь? – быстро спросил он.
– Да так, пришлось одно задание переделать, – бросил Чарли, натягивая пижаму. Он как раз успел юркнуть под одеяло, когда в спальню сунулась надзирательница.
– Отбой! – протрубила она и щелкнула выключателем.
Голая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком, погасла.
– Ловко ты успел, минута в минуту, – прошептал с соседней койки Габриэль Муар.
Ворочаясь с боку на бок, Чарли думал о мальчике в музыкальной башне. Каково-то ему там, замерзшему, голодному и наверняка напуганному? И что с ним делать, с этим Генри Юбимом из 1916 года?
Генри Юбиму тоже не удавалось заснуть. В башне было круглое окошко, и Генри, вскарабкавшись на стул, смотрел на ночной город. Интересно, изменился ли мир за прошедшие девяносто лет?
Оказалось, изменился, и еще как. Можно было подумать, что над горизонтом стоит зарево пожара: небо над городом полыхало оранжевым. Неужели это уличные фонари такие яркие? А улиц-то сколько стало! И во всех домах светятся окошки, и по улицам пробегают огоньки, то красные, то белые.
– Автомобили, – прошептал Генри. – Сколько их развелось! Надо же!
– Надо же! – эхом отозвался у мальчика за спиной чей-то голос.
Генри резко обернулся. Рядом маячила высокая фигура мужчины. Фортепиано, к большому облегчению Генри, отнюдь не любителя музыки, давно смолкло.
– Это вы – мистер Пилигрим? – на всякий случай спросил Генри.
Ответа не последовало. В неярком свете, лившемся из окна, Генри различил бледное лицо учителя и черные как вороново крыло волосы. Выражение этого лица было отстраненное и задумчивое.
– А меня зовут Генри Юбим. Молчание.
Честное слово, как будто разговариваешь с кем-то, кто на самом деле не здесь! Может, признаться мистеру Пилигриму во всем? Уж наверно, вреда от этого не будет.
– Мне почти сто лет, – отважился Генри. – Ну, должно быть, около того.
В отдалении часы на колокольне собора начали бить полночь. Бомм, бомм, бомм – плыло над городом. Мистер Пилигрим повернулся к Генри. Глаза его странно блеснули.
Часы пробили двенадцать. Мистер Пилигрим вдруг спросил:
– Тебе холодно?
– Не без того, – откликнулся Генри. Мистер Пилигрим снял свой синий плащ и набросил его на плечи мальчику.
– Спасибо! – поблагодарил Генри, слезая со стула.
Мистер Пилигрим неожиданно улыбнулся. Потом дотянулся до самой верхней из книжных полок и извлек из-за книг жестянку. Открыв, он протянул ее Генри.
– Овсяное печенье. Видишь ли, я тут почти что живу, а есть-то надо.
– Надо, – согласился Генри и вежливо взял одно печенье.
Мистер Пилигрим не стал предлагать взять еще – просто пристроил жестянку на стул и предложил:
– Угощайся.
Взгляд у него снова потух, и он опять смотрел точно издалека или спросонья, как-будто пытался что-то вспомнить. Потом нахмурился и тихо сказал:
– Спокойной ночи.
Генри даже не успел ответить, а мистер Пилигрим уже беззвучно спускался по лестнице. Лучше бы он остался, с ним как-то спокойнее, и дело даже не в плаще, за который Генри был ему благодарен, хотя мерз не так уж и сильно. Только теперь он заметил, что началась оттепель. Сосульки за окном таяли. И не только за окном.
Кап, кап, кап. Капель зазвучала по всему городу. Генри слушал, как стучат крупные капли, и расстраивался все сильнее. Мальчик как раз пришел к выводу, что его путешествие во времени неким таинственным образом связано с морозом. Ведь он попал в академию Блур, но в будущее, именно в тот день, когда стояла такая же морозная погода, что и в январе 1916 года, рассуждал Генри. Значит, дальнейшее путешествие зависит от перемены погоды.
– Я не смогу вернуться домой! – отчаянно прошептал он. – И никогда ни увижу маму, папу, Джеймса и Дафну! – К горлу у Генри подступили рыдания. – Но я должен! Должен вернуться во что бы то ни стало!
– Забавно, – сказал он. – Недалеко же меня унесло. Голос у него оказался самый обычный, и Чарли номер один выдохнул с облегчением. Не привидение, ура! Но тогда кто же? Он кашлянул для решимости и спросил:
– А ты, собственно, откуда прибыл?
– Отсюда, – отозвался незнакомец. – Я только что был тут, в этом же холле, но, – он заслонил глаза ладонью и поднял взгляд на электрические лампочки, освещавшие холл, – но здесь было темнее. Почему это они так ярко горят?
– Электричество, – коротко пояснил Чарли. Кажется, он узнает этого мальчика. – Так ты… ты был, – начал он. – Знаешь, я видел тебя на одном фото. Ты ведь Генри Юбим?
– Я самый, – просиял пришелец. – Знаешь, а ведь и я тебя где-то уже видел. Только вот вспомнить бы где. Ты кто?
– Я… ну, вроде как твой кузен. Чарли Бон.
– Да ты что! Вот это так новости. Кузен! Отлично, просто отлично. – Генри шагнул вперед и пожал Чарли руку. – Приятно познакомиться, Чарли.
– На самом деле не так уж все и отлично, – произнес Чарли. – Какое было число, когда… Какое сегодня, по-твоему, число?
– Двенадцатое января тысяча девятьсот шестнадцатого года, – без промедления отозвался Генри. – Я всегда знаю, какое нынче число.
– Извини, но сегодня ты ошибся.
– Да? – Улыбка исчезла с лица Генри. – А что?
– Тебя перенесло почти на девяносто лет вперед, – сообщил ему Чарли.
Генри разинул рот, но не смог произнести ни слова. Диньк! Что-то выпало из его пальцев и звякнуло об пол.
По каменным плитам холла покатился крупный синий стеклянный шарик.
– Ух ты! – вырвалось у Чарли.
Но поднять шарик он не успел – Генри поспешно крикнул:
– Осторожно, Чарли! Не смотри на него!
– Это почему?
– Потому что это он меня сюда перенес. Чарли попятился от соблазнительно сверкающего шарика.
– То есть ты хочешь сказать, шарик перенес тебя в будущее?!
Генри кивнул.
– Это Времяворот, – объяснил он. – Мама мне про него рассказывала, но видеть я его раньше не видел – до сегодняшнего дня. Эх, должен же я был сообразить, что это за штука! Я ведь знал, что Зики придумает какой-нибудь способ мне отомстить.
– Зики?
– Мой кузен, Иезекииль Блур. – И Генри вдруг ухмыльнулся. – Ха, он, наверно, уже давно помер! – Лицо мальчика стало печальным. – Наверно, все уже умерли, и мама, и папа, и сестренка, и даже мой младший братишка Джеймс. Все умерли, только я остался.
– У тебя есть я, – напомнил ему Чарли, – и, по-моему, твой брат.
Его прервал громкий и противный собачий вой, донесшийся с верхней площадки лестницы. Это выла уродливая псина, коротконогая и приземистая, выла, задирая морду вверх и тряся брылами.
– Фу, ну и уродина! – прошептал Генри.
– Это кухаркина собака, Душка. Душка замолк, и Чарли, не дожидаясь следующей арии, схватил Генри за рукав.
– Тебе надо спрятаться. Тут могут найтись люди, которые тебе навредят, если ты им попадешься и если они узнают, кто ты.
– Но почему? – Глаза у Генри стали круглые.
– Предчувствие у меня такое. Пошли! – Чарли потащил Генри к двери в западное крыло. Тот на ходу подобрал Времяворот и сунул в карман.
– Куда мы идем? – резонно спросил гость из прошлого.
Чарли и сам еще не знал, зачем ведет Генри в западное крыло, но тем не менее повернул тяжелую дверную ручку и втолкнул нового знакомого в темный коридор.
– Знаю я это местечко, – прошептал Генри. – И всегда его терпеть не мог.
– Да и я тоже, – отозвался Чарли. – Но нам придется пройти этим путем, чтобы найти тебе какое-нибудь убежище.
Душка опять издал похоронный вой, и Чарли поспешно прикрыл дверь.
По длинному темному коридору мальчики добрались до пустой круглой комнаты. С потолка свисала тусклая лампочка, освещая старинного вида дубовую дверь слева и каменную лестницу справа.
– Башня? – показал на ступеньки Генри и скривился.
Только теперь Чарли понял, почему решил, что здесь Генри будет в безопасности.
– На самом верху есть надежное убежище, – сказал он.
– Точно надежное? – усомнился Генри.
– Да уж поверь. – И Чарли подтолкнул Генри к лестнице.
Поскольку тот поднимался наверх первым, Чарли не мог не заметить, какие на его кузене забавные бриджи – из твида, до колен, и застегиваются у колена на пуговицу, и к этому всему еще длинные серые носки. А уж башмаки-то и вовсе дамские: черные, высокие, начищенные до блеска и со шнуровкой до самых лодыжек. Чарли осенило:
– Надо тебя будет во что-нибудь переодеть.
Они добрались до следующей башенной площадки. Из этой круглой комнаты дверь вела в западное крыло, но Чарли поторопил Генри: надо было лезть выше.
– На этом этаже живут Блуры, – объяснил он.
– Надо же, – заметил Генри, – кое-что совсем не изменилось.
И мальчики полезли по крутым истертым ступенькам дальше, но, задолго до того как они очутились на следующем этаже, сверху полились звуки фортепиано, и по лестнице запрыгало эхо.
– Там кто-то есть! – Генри остановился как вкопанный.
– Преподаватель фортепиано мистер Пилигрим, – успокоил его Чарли. – Сюда никто не заходит, а сам он вообще ничего и никого не замечает. Обещаю, он тебя не обидит.
Преодолев еще два лестничных пролета, они вступили в комнатку на самой верхушке башни, усеянную нотными листами, как белой опавшей листвой. Книжные полки от пола до потолка заполняли переплетенные в кожу альбомы – тоже ноты.
– Ты здесь не замерзнешь. – Чарли освободил от нот одну полку. – Смотри, на пол постелем несколько слоев нот, и будет вроде как постель. Спрячешься вот тут, за шкаф, и переждешь до утра.
– А потом что?
– Потом? – Чарли озадаченно поскреб в затылке. – А потом я как-нибудь исхитрюсь и принесу тебе завтрак. И раздобуду новую одежку.
– Чем тебе эта нехороша? – насторожился Генри.
– Просто она несовременная. Ты очень выделяешься.
Генри внимательно осмотрел длинные серые брюки Чарли и его ботинки на толстой подошве.
– Вижу. Все понятно, – согласился он.
– Ну, мне пора, я побежал, а то влетит от старосты, Манфреда Блура, – заторопился Чарли. – А я совсем не хочу с ним цапаться. Он гипнотизер.
– А-а, один из этих! – Генри уже случалось слышать, что в роду у них есть гипнотизеры. – А ты тоже из них? Из особо одаренных?
– Да, так уж вышло, – вздохнул Чарли. – Поэтому я тебя и узнал.
– А с ним мне как быть? – Генри кивнул на дверь, из-за которой звучала музыка.
– Мистер Пилигрим тебя просто не заметит, не волнуйся. Ну, пока! – Чарли помахал на прощание и заспешил вниз по лестнице. На душе у него было скверно, почему-то он чувствовал себя виноватым.
А в это время в Королевской комнате на опустевший стул Чарли озабоченно косился мальчик с длинным печальным лицом. Звали его Габриэль Муар, и он переживал за Чарли. Надо было нагнать Танкреда, а Чарли, наоборот, не пускать. Ведь Чарли из младших и к тому же вечно влипает в какие-то неприятности. Они его просто преследуют.
И вдруг академия огласилась заунывным собачьим воем. Сначала дети пытались не обращать на этот звук внимания, но наконец Манфред не выдержал, отшвырнул ручку и сердито воскликнул:
– Паршивый пес! Билли, сбегай заткни его!
– Давай я схожу, – предложил Габриэль.
– Я сказал – Билли. – Манфред одарил Габриэля своим злобным сверлящим взглядом, затем перевел его на маленького альбиноса. – Шевелись. Ты же умеешь разговаривать с этой каракатицей, так вот сходи и спроси, чего она развылась.
– Хорошо, Манфред. – Билли послушно засеменил к двери.
Он бежал по длинному темному коридору и для храбрости тихонько бормотал себе под нос. Когда все остальные сидели за уроками, Билли терпеть не мог ходить один по коридорам – боялся наткнуться на привидение. Он точно знал, что привидения тут водятся, таятся по темным углам. Билли никогда не уезжал из академии домой, потому что дома у него не было. Иногда его отпускали пожить к тете, но лишь изредка.
Вот и широкая площадка, и лестница в холл. Вот и Душка – сидит посреди площадки, задрав морду, и воет.
Билли присел на корточки подле собаки и похлопал ее по жирной спине.
– Душка, что стряслось? – спросил он, но не на человеческом, а на собачьем языке – лаем и рычанием.
Вой смолк. Потом Душка ответил:
– Появился мальчик. Что-то плохое. Что-то не так.
– Какой мальчик? Что в нем плохого? – уточнил Билли.
Душка тяжело задумался над ответом. Наконец все-таки отозвался:
– Мальчик из ниоткуда. С шариком. Маленьким. Блестит. Душке шарик не по нраву. От него чары. Скверные.
Билли озадаченно протер очки.
– Мальчик – это Танкред? С соломенной шевелюрой?
– Нет. Другой мальчик. Как вон тот. – Душка посмотрел вниз, в холл.
Билли проследил его взгляд и, к своему изумлению, увидел Чарли Бона, тихонько прикрывавшего за собой дверь в западное крыло.
– Ты где был? – окликнул его Билли. Чарли вздрогнул и глянул вверх.
– Нигде, – резко ответил он. – Танкреда искал.
– А Душка говорит, тут был другой мальчик, но похожий на тебя.
– У Душки твоего воображение взыграло, – гулко отрезал Чарли.
Шаги Чарли эхом отзывались в огромном пустом холле.
– Душка еще говорит, что у мальчика был шарик, маленький, блестящий, и Душке он не понравился.
– Может, ему все это приснилось? – Чарли уже поднимался по лестнице. – Показалось?
Билли потрепал старого пса по загривку.
– Душка не врет, собаки врать не умеют, – насупился он.
– Но сны-то им снятся? Идем, Билли, нам надо обратно в Королевскую комнату, приниматься за уроки, а то нас накажут.
– Душка, иди к кухарке, – попросил собаку Билли. – Давай-давай. И не вой больше, ладно?
Душка обиженно рыкнул и зашлепал вниз по лестнице, а мальчики помчались в Королевскую комнату.
Доделав уроки, Чарли подумал, что, пожалуй, стоило бы проведать Генри. А то как-то нехорошо получается: бедняга попал на сто лет вперед, прячется в башне, один-одинешенек. Ну, конечно, не то чтобы совсем один, но мистер Пилигрим не в счет. Чарли страшно захотелось с кем-нибудь поделиться своей тайной. Но с кем? Конечно, с Фиделио!
Фиделио он обнаружил в спальне – тот аккуратно перекладывал вещи из сумки в тумбочку. Однако кроме него крутились здесь еще двое мальчишек с театрального, а чужие уши были совсем ни к чему.
– Слушай, есть разговор, – обратился Чарли к приятелю, – только лучше не здесь.
– Давай в мастерскую пойдем, к художникам, – одними губами предложил Фиделио.
На выходе из спальни они наткнулись на Билли Грифа и быстренько припустили от него по коридору.
– Что-то я опасаюсь Билли последнее время, – признался Фиделио. – Раньше-то я его жалел, сирота все-таки, а теперь… Не нравится мне, как он за нами следит!
– По-моему, кто-то его закабалил, – поделился Чарли. – Правда, я не знаю кто, но шпионит он явно не по своей воле. Кто-то его наладил за нами следить, вот что!
В мастерской было безлюдно, но свет еще горел.
– Ушли, а свет не погасили, – отметил Чарли.
– Значит, мистер Краплак может вот-вот вернуться. Давай-ка лучше спрячемся, хотя бы вон там.
Протиснувшись за мольберты, они укрылись за огромным полотном, изображавшим пейзаж с деревьями, и уселись прямо на пол. Чарли вполголоса начал торопливо излагать всю историю с Генри, но стоило ему дойти до голоса с фотографии, как Фиделио перебил:
– Стоп-стоп! Это что же получается – ты умеешь слышать голоса на фотографиях?
Чарли кивнул. Раньше он не открывал приятелю, в чем состоит его, Чарли, особая одаренность.
– Понимаешь, не хочется, чтобы об этом знало слишком много народу, – промямлил он.
– Я тебя понимаю, я бы тоже не распространялся. Не волнуйся, я никому не проболтаюсь, – успокоил его Фиделио. – Так, давай дальше про Генри. Сейчас-то он где?
– Я его отвел на верхушку музыкальной башни. Ничего другого в голову не пришло.
– А как же мистер Пилигрим?
– Ты что, он Генри даже не заметит! А если и заметит, то… – Чарли помедлил. – Точно не выдаст.
– Да уж, мистер Пилигрим и землетрясения не заметит. И мухи не обидит. – Фиделио приглушенно фыркнул. – Ну и что ты намерен делать со своим заплутавшим во времени прапрадедушкой?
– Думаю как-нибудь исхитриться, незаметно вывести его отсюда в субботу и переправить к себе домой, – нерешительно сказал Чарли. – Только сначала надо раздобыть ему еды.
– Принеси ему что-нибудь на большой перемене, с ленча, это лучше всего, – предложил Фиделио. – Можешь взять мою порцию мяса и быстро смотаться в башню, а я… – Он смолк на полуслове, потому что из-за края холста высунулось хорошенькое девчоночье личико.
– А что это вы тут делаете, а? – с интересом спросила Эмма Толли.
Чарли так и подмывало посвятить ее в тайну. Ведь Эмма – друг, и потом, она тоже из особо одаренных. Но он прикусил язык.
– Так, треплемся о том о сем, – неопределенно ответил он. – В спальне-то спокойно поговорить не дадут.
– У нас тоже шумно, – пожаловалась Эмма. – Вот я и пришла рисунок закончить.
– Мы как раз собирались уходить, так что тебе не помешаем, – заверил Фиделио.
Приятели выбрались из-за холста, и тут Чарли заметил на столе большой альбом для рисования. Он невольно шагнул вперед, чтобы рассмотреть рисунки поближе
– Это мое, – смущенно сказала Эмма. – Так, ничего особенного, самые обыкновенные наброски.
Но обыкновенными эти наброски не были. Альбом был полон изображений птиц: птицы летали, плавали, вили гнезда, высиживали птенцов, чистили оперение. И как же здорово они были нарисованы! Совсем как настоящие! Чарли даже показалось, что, дотронься он до страницы, под рукой окажутся настоящие перья.
– Просто потрясающие рисунки! – восторженно прошептал он.
– Точно, блеск! – подтвердил Фиделио.
– Большущее спасибо! – Эмма застенчиво улыбнулась.
Дверь мастерской отворилась, и взрослый голос поинтересовался:
– Что у нас тут, вернисаж?
С первого взгляда на мистера Краплака можно было безошибочно определить, что он художник. Одежда преподавателя вечно была заляпана краской, в том числе и зеленый плащ (если мистер Краплак по артистической рассеянности не забывал его надеть), а иной раз брызги краски попадали даже на длинные волосы, связанные в хвост. При этом вид у мистера Краплака всегда был такой цветущий, будто он только что вернулся с этюдов на пленере: щеки пышут румянцем, глаза блестят.
– Я просто показывала свои наброски Чарли с Фиделио, – честно сказала Эмма. – Мы уже все.
– А, это на здоровье! – просиял мистер Краплак. – На музыке им такого не покажут. Что они там у себя видят, одни закорючки.
Мистер Краплак был совсем не страшный. И не вредный. Он никогда никого не оставлял после уроков, не наказывал учеников за неопрятность, опоздания и забывчивость. Единственное, что могло вывести его из себя, – это плохой рисунок. Мистер Краплак бросил на Чарли пристальный взгляд и сказал:
– Ага, юный Бон.
– Да, сэр, – выдавил Чарли. – Мы уже уходим, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Из мастерской все трое разбежались по спальням. Торопились они не зря: до отбоя оставалось пять минут. И надзирательница уже вышла на охоту, а в академии все знали, что милости от нее не дождешься. Чарли знал это лучше всех, потому что ему надзирательница, Лукреция Юбим, приходилась теткой – одной из трех.
По дороге в спальню мальчики издалека услышали, как надзирательница громогласно честит какую-то девочку за потерянную тапочку.
– Надо проскочить, пока она сюда не добралась. – Фиделио метнулся в музыкантскую спальню.
В спальне заговорщиков караулил Билли Гриф, столбиком сидевший на койке.
– Где ты ходишь? – быстро спросил он.
– Да так, пришлось одно задание переделать, – бросил Чарли, натягивая пижаму. Он как раз успел юркнуть под одеяло, когда в спальню сунулась надзирательница.
– Отбой! – протрубила она и щелкнула выключателем.
Голая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком, погасла.
– Ловко ты успел, минута в минуту, – прошептал с соседней койки Габриэль Муар.
Ворочаясь с боку на бок, Чарли думал о мальчике в музыкальной башне. Каково-то ему там, замерзшему, голодному и наверняка напуганному? И что с ним делать, с этим Генри Юбимом из 1916 года?
Генри Юбиму тоже не удавалось заснуть. В башне было круглое окошко, и Генри, вскарабкавшись на стул, смотрел на ночной город. Интересно, изменился ли мир за прошедшие девяносто лет?
Оказалось, изменился, и еще как. Можно было подумать, что над горизонтом стоит зарево пожара: небо над городом полыхало оранжевым. Неужели это уличные фонари такие яркие? А улиц-то сколько стало! И во всех домах светятся окошки, и по улицам пробегают огоньки, то красные, то белые.
– Автомобили, – прошептал Генри. – Сколько их развелось! Надо же!
– Надо же! – эхом отозвался у мальчика за спиной чей-то голос.
Генри резко обернулся. Рядом маячила высокая фигура мужчины. Фортепиано, к большому облегчению Генри, отнюдь не любителя музыки, давно смолкло.
– Это вы – мистер Пилигрим? – на всякий случай спросил Генри.
Ответа не последовало. В неярком свете, лившемся из окна, Генри различил бледное лицо учителя и черные как вороново крыло волосы. Выражение этого лица было отстраненное и задумчивое.
– А меня зовут Генри Юбим. Молчание.
Честное слово, как будто разговариваешь с кем-то, кто на самом деле не здесь! Может, признаться мистеру Пилигриму во всем? Уж наверно, вреда от этого не будет.
– Мне почти сто лет, – отважился Генри. – Ну, должно быть, около того.
В отдалении часы на колокольне собора начали бить полночь. Бомм, бомм, бомм – плыло над городом. Мистер Пилигрим повернулся к Генри. Глаза его странно блеснули.
Часы пробили двенадцать. Мистер Пилигрим вдруг спросил:
– Тебе холодно?
– Не без того, – откликнулся Генри. Мистер Пилигрим снял свой синий плащ и набросил его на плечи мальчику.
– Спасибо! – поблагодарил Генри, слезая со стула.
Мистер Пилигрим неожиданно улыбнулся. Потом дотянулся до самой верхней из книжных полок и извлек из-за книг жестянку. Открыв, он протянул ее Генри.
– Овсяное печенье. Видишь ли, я тут почти что живу, а есть-то надо.
– Надо, – согласился Генри и вежливо взял одно печенье.
Мистер Пилигрим не стал предлагать взять еще – просто пристроил жестянку на стул и предложил:
– Угощайся.
Взгляд у него снова потух, и он опять смотрел точно издалека или спросонья, как-будто пытался что-то вспомнить. Потом нахмурился и тихо сказал:
– Спокойной ночи.
Генри даже не успел ответить, а мистер Пилигрим уже беззвучно спускался по лестнице. Лучше бы он остался, с ним как-то спокойнее, и дело даже не в плаще, за который Генри был ему благодарен, хотя мерз не так уж и сильно. Только теперь он заметил, что началась оттепель. Сосульки за окном таяли. И не только за окном.
Кап, кап, кап. Капель зазвучала по всему городу. Генри слушал, как стучат крупные капли, и расстраивался все сильнее. Мальчик как раз пришел к выводу, что его путешествие во времени неким таинственным образом связано с морозом. Ведь он попал в академию Блур, но в будущее, именно в тот день, когда стояла такая же морозная погода, что и в январе 1916 года, рассуждал Генри. Значит, дальнейшее путешествие зависит от перемены погоды.
– Я не смогу вернуться домой! – отчаянно прошептал он. – И никогда ни увижу маму, папу, Джеймса и Дафну! – К горлу у Генри подступили рыдания. – Но я должен! Должен вернуться во что бы то ни стало!
Глава 5
МНОГО ШУМУ ИЗ-ЗА ОЛИВИИ
Билли Гриф в эту ночь тоже не спал. Две недели каникул он ночевал в полном одиночестве в пустой спальне, так что теперь приходилось заново привыкать к скрипу пружин, сопению и бормотанию. Сон у Билли всегда был чуткий, поэтому каждый раз обратное привыкание давалось ему с трудом.
К тому же нынче ночью маленький альбинос был очень взбудоражен. Он выяснил кое-что интересное для старика Иезекииля Блура. Кое-что такое, за что старик его наверняка наградит! Дождавшись, пока все мальчишки уснут, Билли сунул ноги в тапочки, накинул халат и крадучись вышел из спальни. Он был такой маленький и легкий, что пол под ним почти не скрипел.
Дорогу себе Билли освещал ярким фонариком, рождественским подарком Манфреда Блура. Вообще-то подарок от грозного школьного старосты был для Билли полной неожиданностью, он даже испугался на всякий случай, но, когда Манфред, вручая фонарик, наклонился к его уху и прошептал: «Чтобы шпионить было удобнее», мальчик сообразил, в чем причина такой внезапной и продуманной щедрости.
Луч у фонарика был мощный, белый и озарял коридор до самого конца. С таким фонариком никакие привидения не страшны. Билли двинулся в привычное путешествие по запутанным коридорам, в западное крыло академии. Правда, обычно он дожидался своего четвероногого провожатого, Душки, но сегодня пошел самостоятельно. Ему не терпелось доложить новости старику Иезекиилю.
Чем ближе была берлога старика, тем мрачнее делалось вокруг. Билли, как и всегда, предстояло миновать неизменно жутковатую анфиладу помещений, где темные чары Блура прямо-таки напитывали воздух. Казалось, они породили и толстый слой пыли, покрывавшей пол и скрадывавшей шаги, и обилие паутины, которой были затканы все проходы и которую ее хозяева-пауки тотчас деловито смыкали за спиной у Билли. Если бы в газовых трубках по стенам не шипели синие язычки, можно было бы подумать, что в темные коридоры и комнаты уже сотню лет не ступала нога человека.
Наконец луч фонарика уперся в черную дверь, покрытую множеством царапин, оставленных когтями Душки. Билли постучался, и изнутри отозвался скрипучий старческий голос:
К тому же нынче ночью маленький альбинос был очень взбудоражен. Он выяснил кое-что интересное для старика Иезекииля Блура. Кое-что такое, за что старик его наверняка наградит! Дождавшись, пока все мальчишки уснут, Билли сунул ноги в тапочки, накинул халат и крадучись вышел из спальни. Он был такой маленький и легкий, что пол под ним почти не скрипел.
Дорогу себе Билли освещал ярким фонариком, рождественским подарком Манфреда Блура. Вообще-то подарок от грозного школьного старосты был для Билли полной неожиданностью, он даже испугался на всякий случай, но, когда Манфред, вручая фонарик, наклонился к его уху и прошептал: «Чтобы шпионить было удобнее», мальчик сообразил, в чем причина такой внезапной и продуманной щедрости.
Луч у фонарика был мощный, белый и озарял коридор до самого конца. С таким фонариком никакие привидения не страшны. Билли двинулся в привычное путешествие по запутанным коридорам, в западное крыло академии. Правда, обычно он дожидался своего четвероногого провожатого, Душки, но сегодня пошел самостоятельно. Ему не терпелось доложить новости старику Иезекиилю.
Чем ближе была берлога старика, тем мрачнее делалось вокруг. Билли, как и всегда, предстояло миновать неизменно жутковатую анфиладу помещений, где темные чары Блура прямо-таки напитывали воздух. Казалось, они породили и толстый слой пыли, покрывавшей пол и скрадывавшей шаги, и обилие паутины, которой были затканы все проходы и которую ее хозяева-пауки тотчас деловито смыкали за спиной у Билли. Если бы в газовых трубках по стенам не шипели синие язычки, можно было бы подумать, что в темные коридоры и комнаты уже сотню лет не ступала нога человека.
Наконец луч фонарика уперся в черную дверь, покрытую множеством царапин, оставленных когтями Душки. Билли постучался, и изнутри отозвался скрипучий старческий голос: