Страница:
Хантер чувствовал, что разговор о столь интимных вещах смущает Даффи. Он откинулся на подушки и обнял ее. Только теперь она подняла глаза и встретила его взгляд. Но сейчас в ее глазах светилось счастье. Хантер прижал ее к себе и сказал:
– У меня это тоже впервые. А для мужчины это большое дело!
Даффи покраснела и кивнула.
– Так выходи за меня замуж, и тогда мы это сможем делать всегда.
Даффи закусила губу. Хантер почувствовал, что она выскальзывает из его объятий.
– Очень смешно, – сказала она, высвободившись из его рук и спрыгивая с постели. – Почему бы тебе не подогреть кофе, пока я буду принимать душ?
Так, значит, его не приглашают в душ? Хантер встал с кровати, поцеловал Даффи в макушку и проговорил:
– Извини, я пошутил.
Она кивнула и улыбнулась ему, но это была лишь слабая тень ее обычно счастливой улыбки.
– Да, я знаю. – Даффи подняла пеньюар и направилась в ванную.
Хантер озадаченно смотрел, как она вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Мужчина, произнесший слово «женитьба», заставлял Даффи бежать от него.
Он должен узнать почему.
И еще он должен помнить о презервативах. Хантер был абсолютно уверен, что в данном случае нечего волноваться о здоровье, но правило есть правило.
Он надел брюки и направился в прихожую, чтобы забрать кофе. И тут Хантер явственно услышал голос, обращавшийся к нему с вопросом, и не сразу понял, что этот голос звучит у него внутри: «А действительно, почему бы тебе не жениться на Даффи?»
Тряхнув головой, Хантер вошел в кухню и поставил чашки в микроволновку. Бледно-желтые стены кухни напомнили ему цвет одежды Даффи, в которой она была на съезде в Лас-Вегасе и которую сняла в лимузине.
Никогда раньше он не связывал слово «жениться» с какой-то конкретной женщиной.
Хантер потрогал чашку с горячим кофе и подумал, что уик-энд в Пончатуле, возможно, вернет его в нормальное состояние, но он же может лишить его Даффи. Когда она увидит разделяющую их пропасть, скорее всего она откажется встречаться с ним.
Приглашая Даффи в Пончатулу, Хантер был готов к такой развязке, однако радости ему это не доставляло.
Закрыв за собой дверь ванной комнаты, Даффи прислонилась к ее гладкой поверхности и вздохнула так глубоко, что воздух, казалось, достиг пальцев ее ног. Возможно, она обидела Хантера тем, что не пригласила его в душ вместе с собой. Ее поступок был похож на бегство. Наверное, она слишком остро прореагировала на его шутливое предложение.
Даффи отошла от двери, повернулась к зеркалу и попыталась понять причину своего бегства.
Конечно, все дело в его шутке.
Подобная ситуация – как и реакция Даффи на нее – не была для нее чем-то новым.
Но в отличие от предыдущих моментов бегства сейчас Даффи хотелось бы, чтобы Хантер говорил серьезно.
«Возьми себя в руки, – сказала она своему отражению в зеркале. – Вспомни, что ты из тех, кто не выходит замуж».
А тем более за Хантера Джеймса, мистера За-тридцать-дней-я-покорю-любую-женщину. Видимо, примером для него служит Юлий Цезарь. Veni, vidi, vici – пришел, увидел, победил.
Правда, тут же подумала Даффи, для Хантера Джеймса эта фраза более правильно должна была бы звучать: увидел, победил, пришел.
Вздохнув, Даффи шагнула к ванне и встала под душ. И все же она, конечно, не могла отказать Хантеру ни в мастерстве, ни в благородстве. Ни один из ее любовников и близко не подошел к возможности дать ей столь полное удовлетворение.
Выливая шампунь на волосы, Даффи размышляла о том, что, похоже, они с Хантером принадлежат к одному типу людей. Оба непостоянны, неустойчивы, и оба стараются поскорее убежать от демонов своей прошлой жизни.
Рассуждения о бегстве привели Даффи к мысли отказаться от поездки. Она скажет Хантеру, что передумала.
Тем не менее, она продолжала старательно брить ногу.
Ногу, которой она обнимала Хантера во время секса, самого страстного в ее жизни.
Даффи побрила другую ногу и снова встала под душ.
Мысленно она вновь пережила момент, когда Хантер прижал ее так близко к себе, что она почувствовала проникновение их тел друг в друга, а потом он наполнил ее своим семенем.
Нет, она не останется дома. Не загадывая, что будет дальше, она поедет с ним в Пончатулу.
Глава 18
Глава 19
– У меня это тоже впервые. А для мужчины это большое дело!
Даффи покраснела и кивнула.
– Так выходи за меня замуж, и тогда мы это сможем делать всегда.
Даффи закусила губу. Хантер почувствовал, что она выскальзывает из его объятий.
– Очень смешно, – сказала она, высвободившись из его рук и спрыгивая с постели. – Почему бы тебе не подогреть кофе, пока я буду принимать душ?
Так, значит, его не приглашают в душ? Хантер встал с кровати, поцеловал Даффи в макушку и проговорил:
– Извини, я пошутил.
Она кивнула и улыбнулась ему, но это была лишь слабая тень ее обычно счастливой улыбки.
– Да, я знаю. – Даффи подняла пеньюар и направилась в ванную.
Хантер озадаченно смотрел, как она вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Мужчина, произнесший слово «женитьба», заставлял Даффи бежать от него.
Он должен узнать почему.
И еще он должен помнить о презервативах. Хантер был абсолютно уверен, что в данном случае нечего волноваться о здоровье, но правило есть правило.
Он надел брюки и направился в прихожую, чтобы забрать кофе. И тут Хантер явственно услышал голос, обращавшийся к нему с вопросом, и не сразу понял, что этот голос звучит у него внутри: «А действительно, почему бы тебе не жениться на Даффи?»
Тряхнув головой, Хантер вошел в кухню и поставил чашки в микроволновку. Бледно-желтые стены кухни напомнили ему цвет одежды Даффи, в которой она была на съезде в Лас-Вегасе и которую сняла в лимузине.
Никогда раньше он не связывал слово «жениться» с какой-то конкретной женщиной.
Хантер потрогал чашку с горячим кофе и подумал, что уик-энд в Пончатуле, возможно, вернет его в нормальное состояние, но он же может лишить его Даффи. Когда она увидит разделяющую их пропасть, скорее всего она откажется встречаться с ним.
Приглашая Даффи в Пончатулу, Хантер был готов к такой развязке, однако радости ему это не доставляло.
Закрыв за собой дверь ванной комнаты, Даффи прислонилась к ее гладкой поверхности и вздохнула так глубоко, что воздух, казалось, достиг пальцев ее ног. Возможно, она обидела Хантера тем, что не пригласила его в душ вместе с собой. Ее поступок был похож на бегство. Наверное, она слишком остро прореагировала на его шутливое предложение.
Даффи отошла от двери, повернулась к зеркалу и попыталась понять причину своего бегства.
Конечно, все дело в его шутке.
Подобная ситуация – как и реакция Даффи на нее – не была для нее чем-то новым.
Но в отличие от предыдущих моментов бегства сейчас Даффи хотелось бы, чтобы Хантер говорил серьезно.
«Возьми себя в руки, – сказала она своему отражению в зеркале. – Вспомни, что ты из тех, кто не выходит замуж».
А тем более за Хантера Джеймса, мистера За-тридцать-дней-я-покорю-любую-женщину. Видимо, примером для него служит Юлий Цезарь. Veni, vidi, vici – пришел, увидел, победил.
Правда, тут же подумала Даффи, для Хантера Джеймса эта фраза более правильно должна была бы звучать: увидел, победил, пришел.
Вздохнув, Даффи шагнула к ванне и встала под душ. И все же она, конечно, не могла отказать Хантеру ни в мастерстве, ни в благородстве. Ни один из ее любовников и близко не подошел к возможности дать ей столь полное удовлетворение.
Выливая шампунь на волосы, Даффи размышляла о том, что, похоже, они с Хантером принадлежат к одному типу людей. Оба непостоянны, неустойчивы, и оба стараются поскорее убежать от демонов своей прошлой жизни.
Рассуждения о бегстве привели Даффи к мысли отказаться от поездки. Она скажет Хантеру, что передумала.
Тем не менее, она продолжала старательно брить ногу.
Ногу, которой она обнимала Хантера во время секса, самого страстного в ее жизни.
Даффи побрила другую ногу и снова встала под душ.
Мысленно она вновь пережила момент, когда Хантер прижал ее так близко к себе, что она почувствовала проникновение их тел друг в друга, а потом он наполнил ее своим семенем.
Нет, она не останется дома. Не загадывая, что будет дальше, она поедет с ним в Пончатулу.
Глава 18
Хантер с трудом удержался от того, чтобы, миновав поворот на Пончатулу, не развернуть машину в обратном направлении. В направлении Нового Орлеана.
Города, где живут такие женщины, как Даффи.
Езда занимала меньше часа по магистрали. Даффи всю дорогу весело щебетала в такой легкомысленной манере, что Хантер почти не узнавал женщину, с которой совсем недавно переспал.
Почти.
Даффи, должно быть, волновалась – Хантер не видел других причин для такого поведения. Ведь она пересказала ему истории о половине людей, снятых ею для своей газеты, ни разу при этом не расслабившись и не став той Даффи, с которой он ездил в Лас-Вегас.
Его мать подумает, что он рехнулся.
Ему казалось, что он видит ее мудрые глаза. Чуть отодвинувшись от Даффи, одетой в льняной наряд и легкие сандалии, с дамской сумочкой, в дорогом браслете, иногда поблескивающем на ее запястье, Хантер посмотрел на нее глазами своей матери. Он мог почти прочесть мысли Тельмы, услышать их: «Красотка, ничего не скажешь, но неужели деньги ударили тебе в голову, сын?»
А что увидит Даффи, когда посмотрит на его мать? Увидит ли она лишь руки, изуродованные непосильной работой, и морщины на ее лице от бесконечной борьбы за жизнь? Или она увидит руки, которые спасали его, почувствует острый ум и любящее сердце, всегда знающее, что для него лучше?
Зачем, ну зачем он пригласил сюда Даффи?
– Вот указатель: Пончатула, – сказала Даффи, махнув рукой на надпись на въезде.
– Правильно, – пробормотал Хантер и как раз в это время свернул к повороту, чтобы уйти от восемнадцатиколесного монстра рядом с собой.
Монстр загудел, и Хантер пожал плечами. Пускай шофер возмущается. Он не может быть несчастнее, чем Хантер в этот момент.
– Ты часто ездишь в Пончатулу? – Даффи сидела вполоборота к нему, но ее внимание, казалось, было целиком поглощено проезжающими мимо машинами.
– В последнее время я провел больше времени в этом городе, чем в Новом Орлеане, – ответил Хантер.
– Была причина? – Задав этот вопрос, Даффи засмеялась, потом резко оборвала смех, схватившись за подбородок.
– Я заставляю тебя нервничать, Даффи? – Хантер не мог не спросить об этом.
Вопрос был трудным для него, он буквально выталкивал из себя слова. Обычно Хантера не интересовало, что происходит в душе женщины. Если ему становилось с кем-то непросто, он только пожимал плечами и шел дальше. Но, черт возьми, сейчас он не мог сделать этого! Он намеренно пригласил Даффи в Пончатулу после того великолепного уик-энда в Лас-Вегасе.
И не мог поступить с ней так, как поступал с другими женщинами.
«Никогда».
Хантер посмотрел через правое, потом через левое плечо. Кто сказал это слово?
Даффи с любопытством смотрела в окно, будто она никогда прежде не видела ни станции «Шеврон», ни прачечной, которая была втиснута в пристройку под односкатной крышей. Черт, да она, наверное, никогда в жизни не ходила в прачечную. Хантер смотрел на Даффи: она играла дорогим браслетом на своем запястье, но ее губы не двигались, так что это не она произнесла: «Никогда».
«Это, должно быть, мое подсознание», – догадался Хантер. Нервничал скорее он сам. Он пригласил Даффи в Пончатулу, во-первых, чтобы открыть ей правду о себе; во-вторых, чтобы увидеть ее реакцию; в-третьих, чтобы просто побыть с ней; в-четвертых, чтобы узнать, захочет ли она иметь дело с парнем, имеющим блестящее будущее, но не такое уж приятное прошлое.
– Нервничать? – переспросила Даффи, покачав головой. – Нет. Я редко нервничаю. А откуда взялось название «Пончатула»?
Спокойный вопрос об абстрактных, не касающихся их жизни вещах. Кому интересно значение названия города? Что интересует Хантера, так это…
– Даффи!
– Да?
Он съехал с главной улицы с ее антикварными магазинами и ресторанами, которые обслуживали главным образом туристов, останавливающихся в городе в поисках подарков для своих друзей.
Повернувшись к Даффи, Хантер положил руку на ее подголовник и, к своему смятению, увидел, что у нее резко изменилось настроение.
– Ты расстроена из-за презерватива?
Глаза Даффи расширились. Хантер проследил за красиво очерченной линией ее шеи, когда она с трудом сглотнула и посмотрела на него.
– Нет, совсем нет.
Он коснулся ее волос.
– Это правда?
Даффи кивнула и усмехнулась.
– Тогда что же? – Удивленный, что он задал такой вопрос, Хантер ждал ответа.
Почему его должно заботить, чем она расстроена? Разве он сам не собирался расстроить ее? Разве не хотел он, чтобы она прекратила общаться с миллионером, выродком из маленького городка, незаконнорожденным сыном женщины, которая пропускала графу «отец» в свидетельстве о его рождении?
– Все в порядке, – сказала она. – Так что мы сначала посмотрим?
Откинувшись на сиденье машины, Хантер посмотрел на руль. Забавно, что он хотел понять ее настроение, а она не пускала его к себе в душу. Обычно бывало наоборот: например, Люси докучала ему вопросами о том, что он чувствует, он же никогда не делился с ней, считая, что она не поймет его.
Возможно, и Даффи думает так же? Но если ей кажется, что он, Хантер Джеймс, не поймет ее, то какая польза от объяснений?
Он снова выехал на главную улицу, двигаясь по левой стороне вблизи от железной дороги. Если действительно Даффи так думает, он должен за эти выходные разубедить ее. Хантер не хотел, чтобы она отгораживалась от него. Черт побери, по каким-то необъяснимым причинам это было для него слишком значимо. Ему необходимо было заглянуть внутрь этой хорошенькой головки.
– Думаю, сначала мы остановимся у дома, – предложил Хантер.
Даффи кивнула.
– Прекрасно, – отозвалась она и добавила: – Какая интересная железнодорожная станция. Как с почтовой открытки.
– А вот очередной антикварный магазин, – произнес Хантер, – похожий на почти любой магазин на главной улице. Но должен тебе сказать, что у меня почти нет антикварных вещей.
– А я люблю антиквариат. Я купила кровать… – Даффи покраснела и остановилась на полуслове.
Хантер внимательно посмотрел на нее.
– У тебя очень красивая кровать, – сказал он, сворачивая с дороги и останавливаясь перед приземистым желтым, крытым жестью домом. – Где ты приобрела ее?
– В отдаленном магазине в Чарлстоне. Она была в партии товаров, а я навещала одну из моих сестер, которая и показала мне эту кровать. Я влюбилась в нее, как только увидела.
– Я могу понять это, – ответил Хантер, не выключая зажигания, несмотря на то, что уже припарковался.
– Можешь?
Он кивнул.
– Я могу не посещать антикварных магазинов, но это не значит, что я не ценю красивых вещей.
Играя своим браслетом, Даффи почти застенчиво взглянула на него.
– Я тоже, – мягко сказала она.
Хантер накрыл ладонью ее руку.
– Спасибо, что поехала со мной, Даффи.
– Ты говорил это в Лас-Вегасе.
– Я надеюсь, что буду говорить так всегда.
Даффи замерла. Дыхание ее участилось. Почему Хантер говорит все это? Так мог бы говорить человек, нашедший женщину, которую он искал многие годы, но она-то знала, что это не могло относиться к Хантеру. Но отчего ей так приятно каждое его нежное слово? И как она должна вести себя с ним? Так же, как и со всеми прежними мужчинами?
– Готова? – Хантер взял ее руку и дотронулся ее пальцами до своих губ.
Даффи не была готова, но не собиралась в этом сознаваться.
– Да, – ответила она, берясь за ручку дверцы машины.
Хантер быстро выскочил и обежал машину, чтобы открыть ей дверцу. Даффи понравилось это.
– Спасибо, – сказала она, выходя. – Твоя мать правильно воспитала тебя.
– О да, – засмеялся Хантер. – Надо знать Тельму.
– Ты так ее зовешь? – Даффи шла рядом с Хантером по каменистой дорожке к дому с односкатной крышей.
Вдоль двух его сторон, насколько она могла разглядеть, шла веранда; плетеные кресла и гамак приглашали посетителей отдохнуть в них.
– Иногда. – Хантер остановился на веранде. – А ты?
– Я называю моих родителей папа и мать.
– Интересный контраст. – Он подвел ее к гамаку, и они оба сели в него. – Ты мало рассказывала мне о своих родителях.
– Да. Значит, вот где ты вырос?
– Даффи обороняется. – Хантер не собирался менять тему. – Ты никого не подпускаешь слишком близко, верно?
Даффи хотела было возразить, но поняла, что это бессмысленно. Джонни знала ее лучше всех; отец принимал и любил ее, но он всех принимал. Мать почти не замечала ее, делая исключения лишь в дни важных семейных событий, а все друзья считали ее легковесной светской красавицей, роль которой она сама для себя выбрала.
– Верно, – повторила она.
Хантер откинулся в гамаке и оттолкнулся ногами от пола так, чтобы гамак закачался. Даффи была ему благодарна за то, что больше он ничего не сказал. Она украдкой взглянула на него сбоку, потом доверчиво вложила свою руку в его.
– Не думай, что я специально закрываюсь от тебя, – объяснила она. – Просто я по природе осторожный человек.
Если кто-нибудь и собирался все испортить в их отношениях, то только не Даффи.
– Понятно, – протянул Хантер, держа ее за руку.
Огромный рыжий кот высунул голову из-за угла веранды.
– Встречай мистера Пиклза, – представил его Хантер. – Вот это кот, который обычно прыгает, когда на него шикают.
Кот медленно подошел и остановился потереться о ноги Хантера. Хантер погладил его, кот откинулся на спину и громко замяукал.
– Какой он доверчивый, – сказала Даффи.
Хантер посмотрел на нее взглядом, который Даффи не могла – или не хотела – понять.
– Пойдем, – сказал он, поднимаясь и не выпуская ее руки. – Мистеру Пиклзу нужен его гамак.
Действительно, как только они направились к входной двери, кот прыгнул в гамак и стал умываться, действуя языком и одной передней лапой.
Хантер отпер входную дверь и распахнул ее перед Даффи. Она вошла в большое помещение, совмещавшее функции жилой комнаты со столовой. Здесь была простая мебель, которая приглашала уютно разместиться – или в глубоком кресле около камина, или на диване перед телевизором. На столах были аккуратно расставлены корзины с пряжей и разложены кусочки кружев; на столике для кофе лежала вышитая салфетка; на ней, растянувшись, спала еще одна кошка – полосатая.
– Как уютно, – заметила Даффи.
– Спасибо, – как-то сухо поблагодарил ее Хантер.
– Это, – строго сказала Даффи, – самое важное качество для дома.
Он отпустил ее руку, но только для того, чтобы обнять за плечи и притянуть поближе к себе.
– Я рад, что тебе здесь нравится.
Она подалась к нему и, когда его теплые губы завладели ее ртом, тихо вздохнула, раскрыв губы, чтобы полностью отдаться поцелую.
Хантер принял приглашение и прижал ее мягкое тело к своему жаждущему и отвердевшему телу. Он не хотел знать, о чем она думает, – и в то же время стремился к этому. Он не хотел нуждаться в ней – и страстно по ней тосковал. Он не хотел любить ее, но…
Хантер оторвался от ее губ, потрясенный мыслью, которая почти созрела в нем.
Почти. Не полностью.
– Не останавливайся, – прошептала Даффи, наклоняя его голову вниз.
– Давай проверим, есть ли кто-нибудь в доме, – предложил он, отвлекая ее внимание на некоторое спасительное время.
– О, конечно! – Даффи отступила, прикрывая рукой свои требовательные губы.
– Тельма в магазине, – объяснил ей Хантер, направляясь в коридор, ведущий на кухню, – но трудно сказать, кто еще может быть здесь. Она принимает людей, как кошек.
Даффи знала, что Хантер был единственным ребенком и что Тельма вырастила его одна. Заинтересованная, она последовала за ним из уютной комнаты в коридор, стены которого были увешаны множеством фотографий, и в нерешительности остановилась перед коллекцией, которую составляли портреты Хантера, должно быть, еще времен начальной школы.
Ясноглазый мальчик с шаловливой улыбкой менялся от фотографии к фотографии. Однако, подойдя ближе, Даффи заметила что-то похожее на синяк под глазом на фотографии, датированной «пятым классом». Погруженная в изучение фотографий, она не услышала, как Хантер подошел к ней.
Он обнял ее и прикрыл ее глаза своими ладонями.
– Не смотри на детские фотографии!
Засмеявшись, Даффи отняла его руки и обвила их вокруг своей талии. Прижавшись к нему, она сказала:
– О да, детские фотографии. Ты был прелестным ребенком. А кто это тебе поставил фингал?
Даффи почувствовала, как он напрягся; потом пожал плечами:
– В какой-то драке.
Око за око. Она закрылась от него, и теперь он делал то же самое. Чувствуя себя смелее, возможно, потому, что они не стояли лицом к лицу, Даффи предложила:
– Скажи мне, за что ты дрался, и я скажу тебе, почему я называю моего отца папой, а мою маму – матерью.
– Хитрюга, – усмехнулся Хантер и уткнулся подбородком в ее макушку. – Один сопливый нахал обозвал мою мать, и я ударил его. Он дал мне сдачи.
– Но его синяк был больше твоего?
– Как ты догадалась?
– Просто мое предположение оказалось верным.
Хантер поцеловал Даффи в шею и крепче сжал ее талию, его пальцы поползли вниз. Даффи вздохнула и приникла к нему. Было абсолютно ясно, что противиться ему она не могла.
– Ну? – поторопил Хантер, круговыми движениями поглаживая ее по спине.
– Моя мать, – медленно начала Даффи, стараясь, чтобы ее голос не звучал жалобно, как у обиженного ребенка, который за что-то порицает свою мать, – принадлежит к тому типу женщин, которым не стоит иметь детей. Она не способна жертвовать собой.
– А именно это требуется от матери?
– Думаю, да.
– А твой отец?
– Он совсем другой. – Даффи почувствовала, что в ее ответе прозвучала горечь, и пожалела, что так и не смогла простить свою мать. Вернее, она простила ее, но не могла заставить себя быть с ней прежней – смеяться с ней, плакать, ходить по магазинам.
Излюбленным средством общения ее матери была критика, за которой следовал остракизм.
– Отец всегда был моим другом, – сказала Даффи. – Даже тогда, когда быть моим другом стало не очень-то желательно.
– Ты имеешь в виду разрыв вашей помолвки с Алоизиусом и причину этого?
У Даффи перехватило дыхание.
– Разве я говорила тебе об этом? – Быть может, и говорила, но сейчас она не собиралась углубляться в этот вопрос.
– Давай считать, что я просто слышал эту историю.
Даффи повернулась к Хантеру. Он обнял ее. Глядя прямо ему в глаза, она сказала:
– Как ни странно это звучит, у меня были свои причины так поступить. Я хотела наказать Алоизиуса за отца. Моя мать… – Ее голос прервался.
– Да? – Хантер убрал прядь волос с ее щеки, и этот ласковый жест тронул ее.
– Моя мать была с отцом Алоизиуса, в нашем доме, и Джонни застала их. Вот почему я хотела наказать их. За то, что они причинили боль моей сестре.
– И тебе.
Даффи кивнула и только сейчас обнаружила, что дрожит.
– После этого мне нигде не было спасения. Я просто не знала, кому можно верить, кому нет.
Хантер наклонился и, нежно ее поцеловав, прижал к себе. Он успокаивающе гладил ее по спине и плечам и говорил какие-то глупости вроде: «Ну-ну, моя маленькая, все будет хорошо».
И Даффи верила ему.
Потому что, когда Хантер обнимал ее, мир снова становился безопасным.
Города, где живут такие женщины, как Даффи.
Езда занимала меньше часа по магистрали. Даффи всю дорогу весело щебетала в такой легкомысленной манере, что Хантер почти не узнавал женщину, с которой совсем недавно переспал.
Почти.
Даффи, должно быть, волновалась – Хантер не видел других причин для такого поведения. Ведь она пересказала ему истории о половине людей, снятых ею для своей газеты, ни разу при этом не расслабившись и не став той Даффи, с которой он ездил в Лас-Вегас.
Его мать подумает, что он рехнулся.
Ему казалось, что он видит ее мудрые глаза. Чуть отодвинувшись от Даффи, одетой в льняной наряд и легкие сандалии, с дамской сумочкой, в дорогом браслете, иногда поблескивающем на ее запястье, Хантер посмотрел на нее глазами своей матери. Он мог почти прочесть мысли Тельмы, услышать их: «Красотка, ничего не скажешь, но неужели деньги ударили тебе в голову, сын?»
А что увидит Даффи, когда посмотрит на его мать? Увидит ли она лишь руки, изуродованные непосильной работой, и морщины на ее лице от бесконечной борьбы за жизнь? Или она увидит руки, которые спасали его, почувствует острый ум и любящее сердце, всегда знающее, что для него лучше?
Зачем, ну зачем он пригласил сюда Даффи?
– Вот указатель: Пончатула, – сказала Даффи, махнув рукой на надпись на въезде.
– Правильно, – пробормотал Хантер и как раз в это время свернул к повороту, чтобы уйти от восемнадцатиколесного монстра рядом с собой.
Монстр загудел, и Хантер пожал плечами. Пускай шофер возмущается. Он не может быть несчастнее, чем Хантер в этот момент.
– Ты часто ездишь в Пончатулу? – Даффи сидела вполоборота к нему, но ее внимание, казалось, было целиком поглощено проезжающими мимо машинами.
– В последнее время я провел больше времени в этом городе, чем в Новом Орлеане, – ответил Хантер.
– Была причина? – Задав этот вопрос, Даффи засмеялась, потом резко оборвала смех, схватившись за подбородок.
– Я заставляю тебя нервничать, Даффи? – Хантер не мог не спросить об этом.
Вопрос был трудным для него, он буквально выталкивал из себя слова. Обычно Хантера не интересовало, что происходит в душе женщины. Если ему становилось с кем-то непросто, он только пожимал плечами и шел дальше. Но, черт возьми, сейчас он не мог сделать этого! Он намеренно пригласил Даффи в Пончатулу после того великолепного уик-энда в Лас-Вегасе.
И не мог поступить с ней так, как поступал с другими женщинами.
«Никогда».
Хантер посмотрел через правое, потом через левое плечо. Кто сказал это слово?
Даффи с любопытством смотрела в окно, будто она никогда прежде не видела ни станции «Шеврон», ни прачечной, которая была втиснута в пристройку под односкатной крышей. Черт, да она, наверное, никогда в жизни не ходила в прачечную. Хантер смотрел на Даффи: она играла дорогим браслетом на своем запястье, но ее губы не двигались, так что это не она произнесла: «Никогда».
«Это, должно быть, мое подсознание», – догадался Хантер. Нервничал скорее он сам. Он пригласил Даффи в Пончатулу, во-первых, чтобы открыть ей правду о себе; во-вторых, чтобы увидеть ее реакцию; в-третьих, чтобы просто побыть с ней; в-четвертых, чтобы узнать, захочет ли она иметь дело с парнем, имеющим блестящее будущее, но не такое уж приятное прошлое.
– Нервничать? – переспросила Даффи, покачав головой. – Нет. Я редко нервничаю. А откуда взялось название «Пончатула»?
Спокойный вопрос об абстрактных, не касающихся их жизни вещах. Кому интересно значение названия города? Что интересует Хантера, так это…
– Даффи!
– Да?
Он съехал с главной улицы с ее антикварными магазинами и ресторанами, которые обслуживали главным образом туристов, останавливающихся в городе в поисках подарков для своих друзей.
Повернувшись к Даффи, Хантер положил руку на ее подголовник и, к своему смятению, увидел, что у нее резко изменилось настроение.
– Ты расстроена из-за презерватива?
Глаза Даффи расширились. Хантер проследил за красиво очерченной линией ее шеи, когда она с трудом сглотнула и посмотрела на него.
– Нет, совсем нет.
Он коснулся ее волос.
– Это правда?
Даффи кивнула и усмехнулась.
– Тогда что же? – Удивленный, что он задал такой вопрос, Хантер ждал ответа.
Почему его должно заботить, чем она расстроена? Разве он сам не собирался расстроить ее? Разве не хотел он, чтобы она прекратила общаться с миллионером, выродком из маленького городка, незаконнорожденным сыном женщины, которая пропускала графу «отец» в свидетельстве о его рождении?
– Все в порядке, – сказала она. – Так что мы сначала посмотрим?
Откинувшись на сиденье машины, Хантер посмотрел на руль. Забавно, что он хотел понять ее настроение, а она не пускала его к себе в душу. Обычно бывало наоборот: например, Люси докучала ему вопросами о том, что он чувствует, он же никогда не делился с ней, считая, что она не поймет его.
Возможно, и Даффи думает так же? Но если ей кажется, что он, Хантер Джеймс, не поймет ее, то какая польза от объяснений?
Он снова выехал на главную улицу, двигаясь по левой стороне вблизи от железной дороги. Если действительно Даффи так думает, он должен за эти выходные разубедить ее. Хантер не хотел, чтобы она отгораживалась от него. Черт побери, по каким-то необъяснимым причинам это было для него слишком значимо. Ему необходимо было заглянуть внутрь этой хорошенькой головки.
– Думаю, сначала мы остановимся у дома, – предложил Хантер.
Даффи кивнула.
– Прекрасно, – отозвалась она и добавила: – Какая интересная железнодорожная станция. Как с почтовой открытки.
– А вот очередной антикварный магазин, – произнес Хантер, – похожий на почти любой магазин на главной улице. Но должен тебе сказать, что у меня почти нет антикварных вещей.
– А я люблю антиквариат. Я купила кровать… – Даффи покраснела и остановилась на полуслове.
Хантер внимательно посмотрел на нее.
– У тебя очень красивая кровать, – сказал он, сворачивая с дороги и останавливаясь перед приземистым желтым, крытым жестью домом. – Где ты приобрела ее?
– В отдаленном магазине в Чарлстоне. Она была в партии товаров, а я навещала одну из моих сестер, которая и показала мне эту кровать. Я влюбилась в нее, как только увидела.
– Я могу понять это, – ответил Хантер, не выключая зажигания, несмотря на то, что уже припарковался.
– Можешь?
Он кивнул.
– Я могу не посещать антикварных магазинов, но это не значит, что я не ценю красивых вещей.
Играя своим браслетом, Даффи почти застенчиво взглянула на него.
– Я тоже, – мягко сказала она.
Хантер накрыл ладонью ее руку.
– Спасибо, что поехала со мной, Даффи.
– Ты говорил это в Лас-Вегасе.
– Я надеюсь, что буду говорить так всегда.
Даффи замерла. Дыхание ее участилось. Почему Хантер говорит все это? Так мог бы говорить человек, нашедший женщину, которую он искал многие годы, но она-то знала, что это не могло относиться к Хантеру. Но отчего ей так приятно каждое его нежное слово? И как она должна вести себя с ним? Так же, как и со всеми прежними мужчинами?
– Готова? – Хантер взял ее руку и дотронулся ее пальцами до своих губ.
Даффи не была готова, но не собиралась в этом сознаваться.
– Да, – ответила она, берясь за ручку дверцы машины.
Хантер быстро выскочил и обежал машину, чтобы открыть ей дверцу. Даффи понравилось это.
– Спасибо, – сказала она, выходя. – Твоя мать правильно воспитала тебя.
– О да, – засмеялся Хантер. – Надо знать Тельму.
– Ты так ее зовешь? – Даффи шла рядом с Хантером по каменистой дорожке к дому с односкатной крышей.
Вдоль двух его сторон, насколько она могла разглядеть, шла веранда; плетеные кресла и гамак приглашали посетителей отдохнуть в них.
– Иногда. – Хантер остановился на веранде. – А ты?
– Я называю моих родителей папа и мать.
– Интересный контраст. – Он подвел ее к гамаку, и они оба сели в него. – Ты мало рассказывала мне о своих родителях.
– Да. Значит, вот где ты вырос?
– Даффи обороняется. – Хантер не собирался менять тему. – Ты никого не подпускаешь слишком близко, верно?
Даффи хотела было возразить, но поняла, что это бессмысленно. Джонни знала ее лучше всех; отец принимал и любил ее, но он всех принимал. Мать почти не замечала ее, делая исключения лишь в дни важных семейных событий, а все друзья считали ее легковесной светской красавицей, роль которой она сама для себя выбрала.
– Верно, – повторила она.
Хантер откинулся в гамаке и оттолкнулся ногами от пола так, чтобы гамак закачался. Даффи была ему благодарна за то, что больше он ничего не сказал. Она украдкой взглянула на него сбоку, потом доверчиво вложила свою руку в его.
– Не думай, что я специально закрываюсь от тебя, – объяснила она. – Просто я по природе осторожный человек.
Если кто-нибудь и собирался все испортить в их отношениях, то только не Даффи.
– Понятно, – протянул Хантер, держа ее за руку.
Огромный рыжий кот высунул голову из-за угла веранды.
– Встречай мистера Пиклза, – представил его Хантер. – Вот это кот, который обычно прыгает, когда на него шикают.
Кот медленно подошел и остановился потереться о ноги Хантера. Хантер погладил его, кот откинулся на спину и громко замяукал.
– Какой он доверчивый, – сказала Даффи.
Хантер посмотрел на нее взглядом, который Даффи не могла – или не хотела – понять.
– Пойдем, – сказал он, поднимаясь и не выпуская ее руки. – Мистеру Пиклзу нужен его гамак.
Действительно, как только они направились к входной двери, кот прыгнул в гамак и стал умываться, действуя языком и одной передней лапой.
Хантер отпер входную дверь и распахнул ее перед Даффи. Она вошла в большое помещение, совмещавшее функции жилой комнаты со столовой. Здесь была простая мебель, которая приглашала уютно разместиться – или в глубоком кресле около камина, или на диване перед телевизором. На столах были аккуратно расставлены корзины с пряжей и разложены кусочки кружев; на столике для кофе лежала вышитая салфетка; на ней, растянувшись, спала еще одна кошка – полосатая.
– Как уютно, – заметила Даффи.
– Спасибо, – как-то сухо поблагодарил ее Хантер.
– Это, – строго сказала Даффи, – самое важное качество для дома.
Он отпустил ее руку, но только для того, чтобы обнять за плечи и притянуть поближе к себе.
– Я рад, что тебе здесь нравится.
Она подалась к нему и, когда его теплые губы завладели ее ртом, тихо вздохнула, раскрыв губы, чтобы полностью отдаться поцелую.
Хантер принял приглашение и прижал ее мягкое тело к своему жаждущему и отвердевшему телу. Он не хотел знать, о чем она думает, – и в то же время стремился к этому. Он не хотел нуждаться в ней – и страстно по ней тосковал. Он не хотел любить ее, но…
Хантер оторвался от ее губ, потрясенный мыслью, которая почти созрела в нем.
Почти. Не полностью.
– Не останавливайся, – прошептала Даффи, наклоняя его голову вниз.
– Давай проверим, есть ли кто-нибудь в доме, – предложил он, отвлекая ее внимание на некоторое спасительное время.
– О, конечно! – Даффи отступила, прикрывая рукой свои требовательные губы.
– Тельма в магазине, – объяснил ей Хантер, направляясь в коридор, ведущий на кухню, – но трудно сказать, кто еще может быть здесь. Она принимает людей, как кошек.
Даффи знала, что Хантер был единственным ребенком и что Тельма вырастила его одна. Заинтересованная, она последовала за ним из уютной комнаты в коридор, стены которого были увешаны множеством фотографий, и в нерешительности остановилась перед коллекцией, которую составляли портреты Хантера, должно быть, еще времен начальной школы.
Ясноглазый мальчик с шаловливой улыбкой менялся от фотографии к фотографии. Однако, подойдя ближе, Даффи заметила что-то похожее на синяк под глазом на фотографии, датированной «пятым классом». Погруженная в изучение фотографий, она не услышала, как Хантер подошел к ней.
Он обнял ее и прикрыл ее глаза своими ладонями.
– Не смотри на детские фотографии!
Засмеявшись, Даффи отняла его руки и обвила их вокруг своей талии. Прижавшись к нему, она сказала:
– О да, детские фотографии. Ты был прелестным ребенком. А кто это тебе поставил фингал?
Даффи почувствовала, как он напрягся; потом пожал плечами:
– В какой-то драке.
Око за око. Она закрылась от него, и теперь он делал то же самое. Чувствуя себя смелее, возможно, потому, что они не стояли лицом к лицу, Даффи предложила:
– Скажи мне, за что ты дрался, и я скажу тебе, почему я называю моего отца папой, а мою маму – матерью.
– Хитрюга, – усмехнулся Хантер и уткнулся подбородком в ее макушку. – Один сопливый нахал обозвал мою мать, и я ударил его. Он дал мне сдачи.
– Но его синяк был больше твоего?
– Как ты догадалась?
– Просто мое предположение оказалось верным.
Хантер поцеловал Даффи в шею и крепче сжал ее талию, его пальцы поползли вниз. Даффи вздохнула и приникла к нему. Было абсолютно ясно, что противиться ему она не могла.
– Ну? – поторопил Хантер, круговыми движениями поглаживая ее по спине.
– Моя мать, – медленно начала Даффи, стараясь, чтобы ее голос не звучал жалобно, как у обиженного ребенка, который за что-то порицает свою мать, – принадлежит к тому типу женщин, которым не стоит иметь детей. Она не способна жертвовать собой.
– А именно это требуется от матери?
– Думаю, да.
– А твой отец?
– Он совсем другой. – Даффи почувствовала, что в ее ответе прозвучала горечь, и пожалела, что так и не смогла простить свою мать. Вернее, она простила ее, но не могла заставить себя быть с ней прежней – смеяться с ней, плакать, ходить по магазинам.
Излюбленным средством общения ее матери была критика, за которой следовал остракизм.
– Отец всегда был моим другом, – сказала Даффи. – Даже тогда, когда быть моим другом стало не очень-то желательно.
– Ты имеешь в виду разрыв вашей помолвки с Алоизиусом и причину этого?
У Даффи перехватило дыхание.
– Разве я говорила тебе об этом? – Быть может, и говорила, но сейчас она не собиралась углубляться в этот вопрос.
– Давай считать, что я просто слышал эту историю.
Даффи повернулась к Хантеру. Он обнял ее. Глядя прямо ему в глаза, она сказала:
– Как ни странно это звучит, у меня были свои причины так поступить. Я хотела наказать Алоизиуса за отца. Моя мать… – Ее голос прервался.
– Да? – Хантер убрал прядь волос с ее щеки, и этот ласковый жест тронул ее.
– Моя мать была с отцом Алоизиуса, в нашем доме, и Джонни застала их. Вот почему я хотела наказать их. За то, что они причинили боль моей сестре.
– И тебе.
Даффи кивнула и только сейчас обнаружила, что дрожит.
– После этого мне нигде не было спасения. Я просто не знала, кому можно верить, кому нет.
Хантер наклонился и, нежно ее поцеловав, прижал к себе. Он успокаивающе гладил ее по спине и плечам и говорил какие-то глупости вроде: «Ну-ну, моя маленькая, все будет хорошо».
И Даффи верила ему.
Потому что, когда Хантер обнимал ее, мир снова становился безопасным.
Глава 19
Может быть, она и ошибалась в нем, но, если даже так, сейчас, в его объятиях, Даффи не хотелось думать об этом.
– Все будет хорошо, – повторял Хантер между поцелуями, упиваясь вкусом ее губ, тронутый ее доверчивой откровенностью.
Стоя в коридоре около семейных фотографий, сохраненных, потому что на этом настаивала его мать, Хантер прижимал Даффи к себе. Он наслаждался, целуя ее, и ощущал переполнявшее его желание. Хантер понимал, что должен попытаться освободить Даффи от страхов, преследующих ее.
– Твоя мать – это твоя мать, – мягко сказал он. – Ты же совершенно особенная и удивительная женщина.
Даффи закрыла глаза, но тут же открыла их и тихо произнесла:
– Меня пугает то, что я могу стать похожей на нее.
Хантер кивнул. Он понимал Даффи; его самого не оставляла мысль, сможет ли он выдержать испытание серьезными отношениями, не поступит ли столь же безответственно, как его отец.
– Вот так, – вздохнула она.
– Вот так, – повторил он, целуя ее в шею. – А тебе известно, что ты превращаешь меня в необузданного мужчину?
– Хочешь показать мне, какой ты необузданный?
– Это будет очень неплохо, пока никого нет в доме. – Рука Хантера легла на ее грудь.
Даффи негромко засмеялась и откинулась под его поцелуями.
Он потянулся расстегнуть ей молнию на платье, но остановился. Комната, служившая ему спальней, когда он останавливался в городе, была заперта на ключ.
– Только давай уйдем отсюда. – Хантер поднял ее на руки.
– Все, что хочешь, – прошептала Даффи, нежно прижимаясь к его плечам и одновременно нащупывая его возбужденный член через брюки.
Он крепко сжал ее.
Она засмеялась, и этот гортанный смех еще больше разжег его желание.
– Бесенок! – прошептал Хантер, двигаясь мимо кухонной двери.
Телефон на кухне зазвонил.
Он остановился.
Поцелуи Даффи и озорная работа ее рук отвлекали Хантера от телефона.
Он медлил.
Раздался щелчок, и голос, без которого Хантер прекрасно мог бы обойтись, прозвучал на весь дом. Люси.
«Привет, Хантер, это я. Я видела, как твой джип проехал мимо. Я рада, что на этот раз ты недолго отсутствовал. Не терпится увидеть тебя. Позвони мне».
Губы Даффи перестали целовать его после слов «это я». Однако она не сделала попытки высвободиться из его объятий и не потребовала отпустить ее.
Не успел кто-нибудь из них что-либо сказать, как телефон зазвонил снова. Хантер быстро направился к спальне.
– Ты не хочешь взять трубку? – спросила Даффи с наигранной невинностью.
– Нет. – Хантер крепче прижал ее к себе. – Тот, кто нужен мне, здесь, со мной.
– Прекрасно, но что, если это твоя… мать?
– Нет.
«Привет, милый. Люси сказала мне, что ты здесь. Свежий лимонад и булочки с ореховым маслом в холодильнике. Когда немного передохнешь, приходи в магазин».
Хантер уставился на Даффи.
– Это совсем не в ее характере. Тельма никогда не печет булочки.
– В самом деле? – Даффи пожала плечами. – А я очень живо представляю ее в фартуке, суетящейся на кухне. Ее дом так уютно выглядит.
– Она печет, – уточнил Хантер, – но пироги и кексы. Тельма говорит, что булочки слишком обыкновенны.
– И слава Богу. А вот моя мать предпочитает полуфабрикаты, – тоскливо добавила она.
Он поцеловал ее в нос.
– Хантер!
– Да? – Он был уже у двери в спальню.
Хантер вознес молчаливую молитву, чтобы телефон больше не звонил. А то еще Люси, чего доброго, позвонит Эмили, а та перезвонит ему. Хантер не хотел, чтобы их прервали еще раз. Ему не хотелось ни булочек, ни лимонада.
Хантер хотел Даффодил Лэндри. Он опустил ее на кровать. Его удивило, что Даффи села, тесно сведя колени, поправляя блузку и волосы.
– Может быть, нам стоит пойти в магазин сейчас? – предложила она, рассматривая свои розовые ногти, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Сейчас? – Хантер встал на колени и взял Даффи за руку.
Принимая во внимание его теперешнее эмоциональное состояние, это нежное прикосновение давалось Хантеру с трудом. Он заметил, что она чуть покраснела.
– Что-то случилось? – встревожился он.
Даффи подняла голову, ее глаза расширились, она была благодарна ему за эту нежность.
– Понимаешь, если твоя мама знает, что мы здесь, а мы появимся только через час, она может подумать… Ну, она поневоле задумается, чем мы тут занимались?
Хантер поднялся.
– Ты права. К тому же ей будет достаточно лишь взглянуть на наши лица, чтобы ее предположение переросло в уверенность.
Даффи улыбнулась, и он помог ей встать.
– Хорошо, мы пойдем в магазин «Берри бест».
– «Берри бест»?
– Благодаря тому, что в Пончатуле так много земляники, почти каждое дело включает в свое название слово «ягода, земляника».
Хантер повел ее назад через дом, стараясь и морально, и физически настроиться на изменения в своих планах. Он понимал Даффи; будучи гостьей, она не хотела, чтобы Тельма решила, что, не успев приехать, Даффи сразу же улеглась в постель с ее сыном. Но проклятие, как он ее хотел! Хантер распахнул перед ней входную дверь.
– Кстати, отвечу на твой вопрос. Название Пончатула произошло от местного индейского названия волос, которые свисают, как испанский бородатый мохе деревьев.
– Да? – Даффи помнила, что во время своей нервозной болтовни она задала этот вопрос, но в данный момент ее меньше всего интересовал этот факт из истории Пончатулы.
Хантер в очередной раз показался ей самым непредсказуемым человеком из всех, кого она когда-либо встречала.
Но если она не ошибалась, у него есть девушка в Пончатуле. Кто еще мог звонить, не называя себя, а лишь сообщая, что «это я»?
Снова звонил телефон. Хантер поторопился захлопнуть за собой дверь, но Даффи успела расслышать еще один женский голос.
– Все будет хорошо, – повторял Хантер между поцелуями, упиваясь вкусом ее губ, тронутый ее доверчивой откровенностью.
Стоя в коридоре около семейных фотографий, сохраненных, потому что на этом настаивала его мать, Хантер прижимал Даффи к себе. Он наслаждался, целуя ее, и ощущал переполнявшее его желание. Хантер понимал, что должен попытаться освободить Даффи от страхов, преследующих ее.
– Твоя мать – это твоя мать, – мягко сказал он. – Ты же совершенно особенная и удивительная женщина.
Даффи закрыла глаза, но тут же открыла их и тихо произнесла:
– Меня пугает то, что я могу стать похожей на нее.
Хантер кивнул. Он понимал Даффи; его самого не оставляла мысль, сможет ли он выдержать испытание серьезными отношениями, не поступит ли столь же безответственно, как его отец.
– Вот так, – вздохнула она.
– Вот так, – повторил он, целуя ее в шею. – А тебе известно, что ты превращаешь меня в необузданного мужчину?
– Хочешь показать мне, какой ты необузданный?
– Это будет очень неплохо, пока никого нет в доме. – Рука Хантера легла на ее грудь.
Даффи негромко засмеялась и откинулась под его поцелуями.
Он потянулся расстегнуть ей молнию на платье, но остановился. Комната, служившая ему спальней, когда он останавливался в городе, была заперта на ключ.
– Только давай уйдем отсюда. – Хантер поднял ее на руки.
– Все, что хочешь, – прошептала Даффи, нежно прижимаясь к его плечам и одновременно нащупывая его возбужденный член через брюки.
Он крепко сжал ее.
Она засмеялась, и этот гортанный смех еще больше разжег его желание.
– Бесенок! – прошептал Хантер, двигаясь мимо кухонной двери.
Телефон на кухне зазвонил.
Он остановился.
Поцелуи Даффи и озорная работа ее рук отвлекали Хантера от телефона.
Он медлил.
Раздался щелчок, и голос, без которого Хантер прекрасно мог бы обойтись, прозвучал на весь дом. Люси.
«Привет, Хантер, это я. Я видела, как твой джип проехал мимо. Я рада, что на этот раз ты недолго отсутствовал. Не терпится увидеть тебя. Позвони мне».
Губы Даффи перестали целовать его после слов «это я». Однако она не сделала попытки высвободиться из его объятий и не потребовала отпустить ее.
Не успел кто-нибудь из них что-либо сказать, как телефон зазвонил снова. Хантер быстро направился к спальне.
– Ты не хочешь взять трубку? – спросила Даффи с наигранной невинностью.
– Нет. – Хантер крепче прижал ее к себе. – Тот, кто нужен мне, здесь, со мной.
– Прекрасно, но что, если это твоя… мать?
– Нет.
«Привет, милый. Люси сказала мне, что ты здесь. Свежий лимонад и булочки с ореховым маслом в холодильнике. Когда немного передохнешь, приходи в магазин».
Хантер уставился на Даффи.
– Это совсем не в ее характере. Тельма никогда не печет булочки.
– В самом деле? – Даффи пожала плечами. – А я очень живо представляю ее в фартуке, суетящейся на кухне. Ее дом так уютно выглядит.
– Она печет, – уточнил Хантер, – но пироги и кексы. Тельма говорит, что булочки слишком обыкновенны.
– И слава Богу. А вот моя мать предпочитает полуфабрикаты, – тоскливо добавила она.
Он поцеловал ее в нос.
– Хантер!
– Да? – Он был уже у двери в спальню.
Хантер вознес молчаливую молитву, чтобы телефон больше не звонил. А то еще Люси, чего доброго, позвонит Эмили, а та перезвонит ему. Хантер не хотел, чтобы их прервали еще раз. Ему не хотелось ни булочек, ни лимонада.
Хантер хотел Даффодил Лэндри. Он опустил ее на кровать. Его удивило, что Даффи села, тесно сведя колени, поправляя блузку и волосы.
– Может быть, нам стоит пойти в магазин сейчас? – предложила она, рассматривая свои розовые ногти, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Сейчас? – Хантер встал на колени и взял Даффи за руку.
Принимая во внимание его теперешнее эмоциональное состояние, это нежное прикосновение давалось Хантеру с трудом. Он заметил, что она чуть покраснела.
– Что-то случилось? – встревожился он.
Даффи подняла голову, ее глаза расширились, она была благодарна ему за эту нежность.
– Понимаешь, если твоя мама знает, что мы здесь, а мы появимся только через час, она может подумать… Ну, она поневоле задумается, чем мы тут занимались?
Хантер поднялся.
– Ты права. К тому же ей будет достаточно лишь взглянуть на наши лица, чтобы ее предположение переросло в уверенность.
Даффи улыбнулась, и он помог ей встать.
– Хорошо, мы пойдем в магазин «Берри бест».
– «Берри бест»?
– Благодаря тому, что в Пончатуле так много земляники, почти каждое дело включает в свое название слово «ягода, земляника».
Хантер повел ее назад через дом, стараясь и морально, и физически настроиться на изменения в своих планах. Он понимал Даффи; будучи гостьей, она не хотела, чтобы Тельма решила, что, не успев приехать, Даффи сразу же улеглась в постель с ее сыном. Но проклятие, как он ее хотел! Хантер распахнул перед ней входную дверь.
– Кстати, отвечу на твой вопрос. Название Пончатула произошло от местного индейского названия волос, которые свисают, как испанский бородатый мохе деревьев.
– Да? – Даффи помнила, что во время своей нервозной болтовни она задала этот вопрос, но в данный момент ее меньше всего интересовал этот факт из истории Пончатулы.
Хантер в очередной раз показался ей самым непредсказуемым человеком из всех, кого она когда-либо встречала.
Но если она не ошибалась, у него есть девушка в Пончатуле. Кто еще мог звонить, не называя себя, а лишь сообщая, что «это я»?
Снова звонил телефон. Хантер поторопился захлопнуть за собой дверь, но Даффи успела расслышать еще один женский голос.