Нортон Андрэ. Леди Триллиума

   — Но это, на мои взгляд, не так уж и скверно, — сказал Файолон. — Конечно, все это наверняка бессмысленно, но я бы не сказал, что такая жизнь совсем уж невыносима.
   — Она рассказывает одну и ту же историю ежедневно. Одно и то же день за днем, день за днем, день за днем…
   — В таком случае это, пожалуй, действительно невыносимо.
   — Я знала, что ты поймешь, — вздохнула Майкайла. — Я там просто начала сходить с ума, терять человеческий облик, и мне не оставалось другого выхода, кроме как оттуда убраться. Я ведь не только ее стала ненавидеть, но и саму себя. А теперь я живу в таком месте, где мне не приходится себя ненавидеть, и намереваюсь здесь еще какое-то время пожить, может быть, даже до тех самых пор, когда надо будет возвратиться в храм.
   — В храм?
   — Ты ведь помнишь тот храм, Файолон. Мне надлежит оставаться девственной и на протяжении следующих семи лет отправляться туда каждую весну на один месяц. Это плата за тело для Узуна.
   — Но ведь он не пользуется этим новым телом, — возразил Файолон.
   — Ну а это уже не их вина, — заметила Майкайла, — они свое слово сдержали, и я намерена сдержать мое, а уж как поступает Харамис, — добавила она с горечью, — это совершенно от нас не зависит.
   — Верно, — согласился юноша. — Завтра я отправлю Неллу вместе с мастером назад на ламмергейере и передам для Узуна весточку, что у тебя все в порядке. А что уж он сообщит Харамис, пускай решает сам.
   — Передай Узуну привет и скажи, что я его очень люблю и мне очень жаль, что доставила столько огорчений и беспокойства своим поведением.
   — Так и сделаю, — отозвался Файолон. — Будь там поосторожнее и время от времени разговаривай со мной.
   — Ладно, не волнуйся за меня.
   Файолон еще пробормотал что-то невнятное, а затем шарик погас.
   — Что это было? — тихо отозвалась в голове Майкайлы мысль Красного Глаза.
   — Это мой кузен, — объяснила Майкайла. — Он обо мне очень волновался. И он прав, мне нужно было давно с ним связаться.
   — Вы общаетесь с помощью вот этого маленького шарика? — Птица наклонила голову набок, с любопытством разглядывая шарик, который Майкайла держала перед собой.
   — Да, — ответила девушка, снова запрятывая его за вырез платья. — Мы их нашли — у него там точно такой же — в развалинах на реке Голобар пару лет назад. Я подозреваю, что мы и без них сумели бы друг с другом разговаривать, но с ними проще — они помогают сосредоточиться.
   — Так он способен общаться с ламмергейерами? — спросил Красный Глаз. — Я, кажется, слышал, он об этом говорил, правильно? И как он это проделывает?
   — Не знаю. — Майкайла пожала плечами. — Просто он это делает, вот и все. В общем, это ведь не так уж сложно: я вот могу слышать, что говоришь ты, и готова поклясться, что большая часть виспи тоже сможет тебя услышать, если ты захочешь с ними заговорить. Файолону же помогает, видно, еще и то, что он покровитель Вара.
   — Так, значит, у Вара теперь есть покровитель, — произнес Красный Глаз. — Это довольно интересно. Очень жаль, что у Лаборнока до сих пор его нет.
   — Разве нет? — переспросила Майкайла. — Мне всегда казалось, что покровительница Рувенды — заодно и покровительница Лаборнока, ведь в конце концов эти два королевства объединились с тех пор, как она сделалась Великой Волшебницей.
   Глаза у птицы сузились, что, видимо, означало то же, что хмурое выражение лица у человека. Ламмергейер медленно согнул шею и стал опускать голову, пока наконец глаза его не оказались на уровне глаз Майкайлы. Она уже немало времени прожила бок о бок с этой птицей и не сомневалась, что такой жест служит выражением крайнего неудовольствия.
   — Покровительница никогда не исполняла свой долг перед Лаборноком, — произнес ламмергейер. — а в последнее время она точно так же игнорирует и Рувенду. Это очень плохо — плохо для обеих стран и для всех их обитателей.
   — В последнее время она была больна, — объяснила Майкайла, — так что это скорее ее беда, а не вина — в том, что касается Рувенды. А насчет Лаборнока я думаю, она так и не простила его жителям гибель собственных родителей.
   — Благополучие страны гораздо важнее, чем личные чувства покровительницы, — сухо и жестко проговорил Красный Глаз.
   Майкайла решила, что сейчас не наилучший момент сообщить ему, что именно ей предстоит стать следующей Великой Волшебницей. «Да и кроме того, — подумала она, — Харамис в этом вопросе вполне может и ошибаться. Я не приобрела чувство земли в тот момент, когда Харамис его потеряла, может быть, им обладает теперь кто-то другой. Не исключено, что страна давно уже выбрала себе нового покровителя».

Глава 21

   Время, проводимое Майкайлой в жилите Красного Глаза, текло спокойно и размеренно, и размеренность эта лишь иногда нарушалась переговорами с Файолоном. Вскоре после того как зима перевалила за середину и в Лете начался Сезон Дождей, когда продолжать вырубку леса довольно затруднительно. Файолон отправился обратно в столицу страны Мутавари, к королевскому двору. Майкайла даже однажды утром решила не засыпать, чтобы как следует рассмотреть этот огромный город глазами своего друга, — тот как раз шагал по улицам и таким образом показывал ей Мутавари.
   В один прекрасный весенний вечер Майкайла, проснувшись раньше, чем Красный Глаз, — предыдущей ночью он летал куда дальше обычного и потому изрядно устал, — извлекла из-под одежды шарик. Она вызвала изображение королевского дворца, собираясь связаться с Файолоном. Тот оказался в своей комнате, и Майкайла решила убедиться, что он там один. Поскольку на этот раз она не стала сразу устанавливать с ним связь, то смогла увидеть не только юношу, но и его окружение. Файолон в комнате оказался отнюдь не один. В его кровати лежала женщина — вернее, даже девушка, всего лишь на несколько лет старше Майкайлы, и — приходилось это признать — гораздо привлекательнее. У нее была великолепная фигура, чем Майкайла пока еще не могла похвастаться, длинные темные волосы и бирюзовые глаза. Майкайла ее с первого взгляда возненавидела, а тот факт, что платье дамочки, небрежно скомканное, валялось на одежном сундуке, отнюдь не делало всю сцену привлекательнее.
   Очень осторожно Майкайла наконец установила с Файолоном связь — так мягко и ненавязчиво, что он не сразу даже это заметил. Разумеется, внимание юноши поглощала разлегшаяся на постели женщина, но очевидно, что он только что вошел и обнаружил ее тут уже в таком виде: сам он был одет. К тому же Майкайла почувствовала, что Файолон удивлен не меньше ее самой.
   — Что вы здесь делаете? — произнес он, обращаясь к даме.
   — Пришла поздравить вас, лорд герцог, — ответила женщина с пленительной интонацией.
   — Вы прекрасно могли сделать это в большом зале дворца и тот самый момент, когда король объявил об этом событии, — заметил юноша, стараясь оставаться спокойным, хотя Майкайла безошибочно ощутила, что Файолон нервничает.
   — В большом зале? — игриво рассмеялась неведомая дамочка. — Ваш взлет следует надлежащим образом отпраздновать, что в большом зале дворца абсолютно невозможно.
   Она выскользнула из кровати и пересекла комнату — «как болотный червяк», злобно подумала Майкайла, — обвила соблазнительными руками шею Файолона и страстно поцеловала юношу в губы. Майкайла почувствовала, как ее вдруг передернуло, и поняла, что налаженная с Файолоном связь передает ей каждое чувство юноши. А чувства его на этот раз были очень странны. Они оказались совсем не похожи на то, что испытала Майкайла, когда ее пытался поцеловать Тимон; по телу Файолона разливалось какое-то тепло, он почувствовал головокружение, будто на него влияет какая-то магия, будто какая-то энергия протекает между его телом и телом этой женщины. Такое ощущение напомнило Майкайле о том, как влияло песнопение на людей в храме Мерет, и о тех ощущениях, что испытала она в самый первый день, проведенный там. Мысли Файолона начали отступать куда-то на задний план — точно так же, как случилось тогда с Майкайлой, — его духовная и магическая защита совершенно разрушились, а женщина высасывала из него энергию, будто скритек, тянущий свою жертву ко дну.
   — Файолон! — торопливо начала взывать к нему Майкайла. — Проснись! Сопротивляйся!
   — Майка! — Он поднял голову и в растерянности принялся озираться по сторонам.
   — Одумайся, Файолон! Что ты делаешь?
   — Майка? — требовательно переспросила женщина, продолжая висеть на Файолоне и стараясь крепче к нему прижаться, что — Майкайла готова была поклясться — в данном положении было бы уже физически невозможно. Майкайла чувствовала, что все тело Файолона горит как в лихорадке, да и саму ее не покидали странные ощущения. Когда он наконец с усилием оттолкнул женщину от себя, Майкайла почувствовала в душе боль — отражение той боли, что пронзила Файолона.
   — Моя суженая, — объяснил он даме, хватая с крючка возле двери плащ. — Я теперь ухожу, а вам советую одеться и сделать то же самое. Если я снова найду вас здесь, когда вернусь или же когда-нибудь впоследствии, то обещаю, что вы об этом пожалеете.
   Файолон говорил столь мрачным тоном, что на лице женщины отразился испуг.
   — Я ведь не знала, что вы помолвлены, — нервно проговорила та. — Почему же вы в таком случае ни разу о ней не упоминали?
   — Исключительно потому, что пустая болтовня и всякого рола слухи никогда не относились к моим любимым занятиям, — все с той же твердостью отрезал Файолон и, развернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
   Он покинул дворец и отправился на пустынный участок побережья. По всему берегу были разложены вытащенные на песок и перевернутые кверху дном лодки; их хозяева, несомненно, отправились уже домой и принялись ужинать.
   Файолон сунул руку за пазуху и вытащил свой шарик. Лицо его выглядело усталым и озабоченным.
   — Майка, — позвал он. — У тебя там все в порядке?
   — Вроде бы, — нетвердым голосом ответила Майкайла. — Что у тебя там произошло? Кто она такая?
   — Одна из придворных дам, у которой здравого смысла даже меньше, чем моральных принципов.
   — Однако мне показалось, она пыталась воздействовать на тебя магией, — с беспокойством проговорила Майкайла.
   — Нет. — Файолон покачал головой — Это была не магия, это просто похоть. Единственное, на что способно большинство придворных дам.
   — Именно из-за этого ты и сказал, что мы помолвлены? Чтобы она оставила тебя в покое?
   — Что ж, это, может быть, и поможет, — вздохнул Файолон. — Она, конечно, начнет распускать на эту тему слухи; они все так поступают. И все-таки тот факт, что я помолвлен, кое-кого из ей подобных не остановит. Среди них есть такие, что не остановились бы и в том случае, если б я оказался женат.
   — А если там узнают, что в действительности между нами не было помолвки?
   — Я переговорю с королем и позабочусь, чтобы он не стал этот слух опровергать, — сказал Файолон. — Отсюда весьма редко кто-нибудь отправляется в Цитадель, поэтому вряд ли здесь будет у кого-то возможность расспросить твоих родителей; и к тому же в Цитадели не знают, где ты и чем теперь занимаешься.
   — Но они знают, что мне предстоит стать волшебницей… — Тут новая неожиданная мысль поразила Майкайлу. — Ты ведь покровитель страны, и никто, похоже, не ожидает от тебя обета безбрачия. Не означает ли это, что и для меня оно не обязательно? — На мгновение она переполнилась надеждой; быть может, в конце концов они с Файолоном смогут пожениться… — Ах да, они ведь не имеют понятия, что ты покровитель, так?
   — Да, об этом никто не знает, — сказал Файолон. — И все-таки я не думаю, что это что-то меняет, ведь меня все равно считают могучим волшебником, и к тому же я уже успел понаблюдать жизнь других придворных магов. Похоже, кое-кто из них ни разу в жизни даже и не задумывался о том, чтобы хранить целомудрие. — Он вдруг нахмурился и призадумался. — Надо будет мне поточнее этот вопрос выяснить, — решил он наконец.
   — А когда этим займешься, — сказала Майкайла, — выясни заодно, почему у меня до сих пор не наступила физическая зрелость. Все мои сестры в нынешнем моем возрасте были уже физически совершенно взрослыми. Я, собственно говоря, совершенно не обращала на это внимания, но сегодняшние события заставили об этом вспомнить.
   — Постараюсь выяснить все, что смогу, — пообещал Файолон. — У меня, похоже, возрастные изменения происходят тоже медленно. Я полагаю, это может оказаться результатом того, что мы имеем дело с магией.
   — Но если ты тоже не достиг еще полной физической зрелости, — спросила Майкайла, — почему тогда эта женщина тебя домогалась?
   — О, тут все понятно, — ответил Файолон. — Мой дядюшка, король Вара, только что даровал мне титул герцога Детского. Сегодня в присутствии множества придворных он как раз и объявил об этом событии.
   — Ясно.
   Майкайла вполне оценила ситуацию. Будучи еще ребенком, она, конечно же, не очень много внимания уделяла придворной политике, и все-таки надо быть абсолютно глухой и слепой на оба глаза, чтобы не осознать, как делаются дела при дворах, годам уже к девяти-десяти, не говоря уже о двенадцати. На сегодняшний день Файолон — лакомый кусачек; он сделается мишенью для каждой амбициозной девицы Барского королевства. Стоит ли после этого удивляться его настойчивому желанию считаться помолвленным!
   Ну что ж, такое положение Майкайлу вполне удовлетворяет, хотя, если б не обещание, данное служителям храма Мерет, да еще тот факт, что Харамис непременно не на шутку разозлилась бы и постаралась им насолить, Майкайла сегодня же вечером полетела бы в Вар и вышла за Файолона замуж.
   Поблизости раздался шелест перьев: Красный Глаз просыпался.
   — А теперь мне пора на охоту, — сказала Майкайла, — а ты чем займешься?
   — Мне придется вернуться во дворец, — поморщился Файолон. — Переодеться и подготовиться к торжественному приему в честь дарованного мне королем герцогского достоинства. Надеюсь, что сумею охранить свою спальню от непрошеных вторжений.
   — А как насчет магических иллюзий и всякого там обмана зрения? — предложила Майкайла. — Например, гигантские лингиты, развешивающие свои липкие сети вокруг кровати, или же ночные каролеры, в огромном количестве летающие по всей комнате и норовящие запутаться крыльями в волосах всякого, кто явится тебя потревожить?
   — Прекрасная мысль, — одобрил Файолон, и лицо его осветилось задумчивой улыбкой.
   — И кстати, дорогой мой герцог, — добавила Майкайла с легкой иронией, придавая своему голосу маняще-соблазняющий оттенок. — Не поймите меня неправильно, но все-таки — мои поздравления!
   Файолон вскинул голову и громко расхохотался, вспугнув нескольких морских птиц.
   — Благодарю вас, принцесса! — произнес он, отвесив церемонный поклон. — И желаю доброй охоты.
   — А тебе удачно укрыться от охотниц, — ответила Майкайла. — Будь здоров, Файолон.
 
   Майкайла продолжала совершать ночные прогулки по воздуху вместе с Красным Глазом. А Файолон при первой же возможности вернулся в Лет. Случившийся в тот раз эпизод, однако, напомнил девушке об обещании вернуться в храм Мерет, когда настанет весна. Она постоянно следила за положением лун, чтобы не упустить нужный момент.
   — Послушай. Красный Глаз, — сказала она в одну из прекрасных весенних ночей, когда они с ламмергейером собирались отправиться в очередной полет. — Я живу здесь просто замечательно — мне даже трудно словами выразить, как мне у тебя хорошо, — но завтра мне необходимо быть в другом месте. Можешь ли ты отвезти меня на заре на гору Джидрис?
   — Джидрис?
   «Забавно, — подумала Майкайла, — похоже, он совершенно сбит с толку и напуган. Ах да, там ведь, кажется, живут те, кто его создал!»
   — Тебе не придется надолго там задерживаться, — проговорила она ободряюще. — Всего лишь прилететь на эту гору перед самым восходом солнца и оставить меня неподалеку от храма Мерет. Он стоит на северной стороне…
   — Я прекрасно знаю, где он находится, — угрюмо произнесла птица. — Какие у тебя могут быть там дела?
   — Надо выполнять обещание, — ответила Майкайла.
   — В чем состоит это твое обещание?
   — Оставаться девственницей и каждую весну проводить по одному месяцу в качестве одной из Дочерей Богини Мерет на протяжении ближайших семи лет.
   Красный Глаз угрюмо опустил голову и окинул Майкайлу тоскливым взглядом:
   — Чем же они отплатили тебе?
   — Они изготовили новое тело для одного моего друга, дух которого томится внутри арфы. Они сдержали свое слово, и теперь я должна сдержать свое.
   — Знает ли обо всем этом твой кузен? — спросил Красный Глаз. Он взял за правило не спать и слушать разговоры девушки с Файолоном: его, видимо, сильно озадачила мысль, что покровитель страны может быть мужского пола. — И он не возражает против этих твоих намерений?
   — Я не его собственность, — заметила Майкайла. — Тем не менее он об этом знает.
   Красный Глаз с отвращением пробормотал что-то невнятное.
   — А что он вообще знает об этом храме? — произнес он после некоторого молчания.
   — Не слишком много, — начала объяснять Майкайла. — Когда меня только начинали там обучать, я с ним разговаривала каждый вечер, пока остальные Дочери Богини занимались обрядом, посвященным Второму часу тьмы. Однако как только я достаточно выучилась, чтобы участвовать вместе с ними во всех ритуалах, мои возможности переговариваться с ним поубавились, и в последние недели пребывания в храме я вовсе не могла общаться с ним.
   — Это оттого, что вы с ним разговариваете вслух, — заметил Красный Глаз.
   — Разумеется. Так гораздо проще, — признала Майкайла. — А в храме Мерет не очень-то легко отыскать укромный угол. Мне и без того пришлось соблюдать изрядную осторожность, чтобы никто не заметил этого шарика.
   — Если ты отправишься туда в той же одежде, что носишь теперь, — Красный Глаз окинул ее взглядом, — шарик сразу же заметят.
   Майкайла с тревогой оглядела себя. С тех пор как этот ночной ламмергейер научил ее магическими способами сохранять температуру тела постоянной, своей одежде девушка уделяла весьма мало внимания. Разумеется, она регулярно стирала платье, однако постепенно оно совсем вылиняло. К тому же либо села ткань, либо это Майкайла снова успела вырасти, так что одеяние сделалось совершенно несуразным и уже не скрывало зелененькую ленточку, на которой висел шарик.
   — Ты прав, — проговорила она и посмотрела в два красноватых глаза, продолжавших внимательно ее разглядывать. — Не мог бы ты его здесь сохранить для меня? — спросила она ламмергейера. — Всего лишь один месяц.
   Красный Глаз еще ниже поник головой. «Он и впрямь не на шутку расстроен, — подумала Майкайла, — но почему?»
   — Я надежно сохраню твой шарик, — проговорила птица. — Я отвезу тебя к храму перед самой утренней зарей, а через месяц снова заберу оттуда, но я хочу, чтобы ты в ответ кое-что пообещала.
   — Что?
   — Каждую ночь, когда после исполнения ритуала, посвященного Второму часу тьмы, ты будешь отправляться спать, прежде чем уснуть, обязательно переговори со мною, что бы ни происходило и какой бы усталой ты ни была. Каждый вечер без исключения, перед отходом ко сну. Ты сможешь проделать все это, не произнося вслух ни единого звука; никто из окружающих не догадается, чем ты занята. Могу ли я полагаться на твое обещание?
   — Вполне.
   — Каждый вечер?
   — Каждый вечер.
   — Хорошо. А если твой кузен, который способен разговаривать с ламмергейерами, воспользуется своим шариком, чтобы связаться с тобою, я ему сообщу, где ты.
   Поддавшись внезапному порыву, Майкайла вдруг вскочила и обняла огромную птицу, насколько у нее хватило для этого рук:
   — Огромное спасибо, Красный Глаз! Ты настоящий царь всех ламмергейеров.
   — Ну что ж, в таком случае пошли, — Красный Глаз вытянул крыло, — нам пора в полет.
 
   Незадолго до восхода солнца Майкайла уже стояла опять на тропинке возле храма Мерет и провожала взглядом улетающего Красного Глаза. Шарик на зелененькой ленточке был надежно привязан к птичьей лапе.
   — Удачного перелета, Красный Глаз, — прошептала она. Затем повернулась и зашагала по тропинке к храму, не забыв воспользоваться заклинанием, которое делало ее невидимой — до тех пор, пока не проберется в отведенную ей комнату, умоется, переоденется и будет вполне готова к участию в обряде, посвященному восходу солнца.
   Когда Майкайла присоединилась к прочим Дочерям Богини, приготовившимся, как всегда, чинно проследовать в Святилище, Старшая Дочь приветствовала ее одобрительным взглядом. Однако в соответствии с обычаями этого храма никто ни слова не произнес, пока не окончился завтрак. К тому времени Майкайла уже вновь все припомнила и вошла в колею; религиозные службы, последовательность разных ритуалов и весь распорядок дня показались ей такими естественными, будто она вовсе и не покидала храма.
   — Ты не забыла о своем обещании, сестра, — проговорила Старшая Дочь. — Наша Богиня довольна тобою.
   — Благодарю, старшая сестра, — произнесла она. «Хорошо, когда тебя встречают добрым словом. Начинаешь понимать, что человеческое общество может быть порой приятным».
 
   Майкайла, как и обещала, каждый вечер разговаривала с Красным Глазом, хотя ей и нечего было ему рассказать. Всякий последующий день был в точности похож на предыдущий. Проведя в храме несколько дней, она все больше и больше поддавалась впечатлению, что вовсе не покидала его. Единственной новинкой оказался праздник Весны, посвященный ежегодному разливу реки Ноку, вызванному таянием снегов.
   Во время этого празднования Младшая Дочь представляла саму Богиню в большой торжественной процессии, восседая на богато изукрашенном резьбой деревянном троне с высокой спинкой, который юные служители мужского полз постоянно носили на руках. Прочие Дочери Богини, облаченные в зеленые одеяния, шагали по бокам с опахалами в руках. Опахала, использовавшиеся в сей процессии, были столь велики, что большая часть собравшихся вряд ли вообще могла увидеть, сидит на этом троне кто-нибудь или же он совершенно пуст. К этому празднику всем им пришлось выучить несколько новых песнопений, но теперь для Майкайлы это уже не составляло труда; все ритуалы храма казались простыми и легко запоминающимися.
   Все это она добросовестно пересказала Красному Глазу, добавив от себя, что праздник, в общем-то, по-настоящему утомителен. Ламмергейера, кажется, это позабавило.
   Затем однажды вечером Супруг Богини Мерет пришел в покои Дочерей. Майкайла сперва очень удивилась, остальные восприняли его приход как явление естественное. Пожалуй, они выглядели немного возбужденными, явно старались не выказывать охватившего их волнения, но удивления, видимо, не испытал никто.
   — Зачем он здесь? — прошептала Майкайла сидящей рядом девушке.
   Та ответила удивленным взглядом.
   — Настал момент Избрания, — зашептала она. — Он выберет ту, что должна стать Младшей Дочерью Богини на следующий год.
   — А-а-а, — Майкайла молча стояла на месте, последовав примеру остальных девушек. На память ей пришли первая ночь, проведенная здесь, и тот поздний осенний вечер, когда ей стало ясно, что одну из Дочерей Богини называют младшей, независимо от того, действительно ли она моложе других или нет. Однако о том, как эту «младшую» выбирают, Майкайла еще не имела понятия. «Кажется, сейчас я и это выясню», — решила она.
   Жрец, как обычно, оделся для этого ритуала во все черное; на нем была и золотая маска. Старшая Дочь Богини также надела маску, очевидно, заранее принесенную с собой из Святилища, где та обычно хранится. Жрица прошла в свою комнату и принесла оттуда небольшую шкатулку, поставив ее на скромный алтарь, установленный возле боковой стены общей комнаты Дочерей Богини. Майкайла, разумеется, замечала уже этот алтарь — с тех самых пор, как впервые появилась в храме, но ни разу еще не видела, чтобы им пользовались. Старшая Дочь Богини открыла шкатулку и извлекла из нее некий золотой головной убор, на который Майкайла уставилась с благоговейным удивлением. Такой необычайной вещицы ей еще видеть не приходилось: сделанный, похоже, из чистого золота, судя по тому изрядному усилию, которое приложила Старшая Дочь Богини, чтобы вытащить его из шкатулки, внешне этот головной убор представлял собой фигуру ламмергейера. Шея его была изогнута, а голова смотрела прямо вперед — на уровне лба того, кто надел бы его. Искусно сделанные крылья — на золотой поверхности можно было разглядеть каждое перышко — чуть загибались книзу, закрывая уши и щеки человека, надевшего сей диковинный убор. «Какой тяжеленный», — подумала Майкайла, наблюдая, как Старшая Дочь и Супруг Богини вдвоем держат его, стоя перед алтарем.
   Дочери Мерет отправились к длинной скамье перед камином и расселись по своим местам; Майкайла торопливо последовала за ними. Если кто-то и заметил ее пристальный удивленный взгляд, то, по крайней мере, не подал вида, однако девушка почувствовала себя как-то неловко и неуверенно — впервые с тех пор, как окончательно выучила все песнопения и ритуалы.