Страница:
— Это не составит труда, — ответила Майкайла. — Харамис и слуги отправились спать, а Узун не горазд разгуливать по комнатам. Если потребуется, у нас есть время до самого утра. Собери все, что тебе нужно, а потом вызывай меня своим шариком.
— Всего одним шариком? — переспросил Файолон. — Мы еще никогда не пробовали.
— Так давай попробуем, — заметила Майкайла. — Если я тебя не услышу, пока не сгорит одна свеча, то сама стану вызывать. Но я уверена, что тебе удастся. Ты от природы куда сильнее в магии, чем я.
Файолон улыбнулся и, ничего не говоря, прервал контакт. Майкайла присела у окна, вертя шарики и глядя во двор. Результат сегодняшнего эксперимента заставил ее нахмуриться. На большей части двора снег растаял, но когда сгустились сумерки и похолодало, там все еще было полно воды, и теперь вся площадь покрылась льдом, поблескивающим в лунном свете. «Пожалуй, лучше мне этого так не оставлять, — сказала она себе, — а не то с утра прислуга будет скользить по всему двору и падать, ломая руки и ноги. Вызывать дождь было действительно неразумно. Чтобы насолить Харамис, хватило вы и куда более безобидной перемены погоды».
Она вернулась к столу с песком, изучая стоящие с краю сосуды, потом погрузила кулак в белый порошок. Раздался звук — звук человеческих шагов на снегу. «Ну конечно — догадалась она. — Вода — это дождь, а этот порошок — снег! Следовало бы понять это еще утром, тем более что именно из него сделаны горы».
Она почувствовала теплоту в голове и услышала голос Файолона:
— Майкайла, ты меня слышишь?
— Да, — ответила девочка, поднося шарик к лицу так, чтобы он ее увидел. — Ну вот, теперь я подержу шарики так, чтобы тебе был виден стол, и ты сможешь рисовать, пока я работаю.
— Работаешь? — переспросил он.
Майкайла усмехнулась:
— Сегодня утром Харамис оставила меня здесь одну с заданием выяснить, для чего предназначен этот стол. Видимо, была уверена, что у меня уйдет на это целый день, если я вообще догадаюсь. Ты бы видел, с какой поспешностью она прибежала обратно, когда я устроила дождик около башни!
— Ты уверена, что это не совпадение? — спросил Файолон. — Разве там не идут дожди по весне?
— По виду Харамис, когда она на меня кричала, было вполне очевидно, что у нее нет на этот счет сомнений. Я в первый раз увидела ее так сильно запыхавшейся. Ну и поделом: нечего обращаться со мной как с идиоткой.
Файолон открыл было рот, но промолчал, видно решив воздержаться от комментариев.
— И к тому же, — добавила она, — здесь никогда не бывает дождей, даже летом, — только снег.
— Так каким делом ты занимаешься теперь?
— Мелкий ремонт. Утром, когда я устроила дождь, он растопил слишком много снега, и теперь двор покрыт слоем льда.
— Так ты хочешь растопить его?
— Здесь уже совершенно стемнело, и совсем холодно. Растапливать лед — значит действовать наперекор природе.
— Ты права, — согласился Файолон. продолжая делать зарисовки. — Я должен был об этом догадаться. А если устроить среди ночи достаточно теплую погоду, чтобы растопить лед, где-нибудь внизу наверняка случится паводок.
— Или пройдет лавина, — подтвердила Майкайла. — Нет, я думаю, лучше всего теперь просто покрыть лед толстым слоем снега. Тогда, выйдя во двор, придется пробираться через сугробы, и снег не даст поскользнуться. А потом, когда погода естественным образом потеплеет через денек-другой, я разузнаю у Харамис, как растопить лед таким образом, чтобы двор остался сухим. — Она поглядела на расставленные вокруг стола сосуды. — Я пока еще точно не знаю, чем воспользоваться, чтобы в каком-то месте стало жарко…
— Может, фонарем или факелом? — предложил мальчик.
— Может быть. Но я больше чем уверена, что этот мраморный порошок изображает снег. А если нет — я быстро это выясню.
— Тогда попробуй, — сказал Файолон, — только поосторожнее. Ничего, если я за тобой понаблюдаю? Мне хочется увидеть все это в действии.
— Конечно. — Майкайла взяла небольшую горсть белой каменной крошки и стала осторожно сыпать ее с ладони на макет башни на столе, сосредоточившись на образе снега. Она представила себе мягкий спокойный снегопад, покрывающий белой пеленой ледяную поверхность на дворе, крыши и балконы здания. Казалось, она сама парит где-то в стороне от башни и смотрит, как снег падает вокруг нее. Это ощущение показалось Майкайле очень странным, не похожим ни на одно из тех, что ей доводилось испытывать прежде. Сосредоточившись еще сильнее, девочка почувствовала вдруг, как она постепенно становится все меньше и меньше, сокращаясь до размеров небольшой снежинки, медленно парящей в ночном воздухе. Вот на ней оседает атмосферная влага и, замерзая, превращается в изящные кружевные формы…
Разбудил Майкайлу бледный свет зари. Она лежала на голом полу возле самого стола, чувствуя во всем теле напряжение и тупую боль. «С какой стати я сплю на полу, если у меня такая замечательная постель?» — удивилась она, но тут вернулись воспоминания прошедшей ночи. Девочка мгновенно вскочила на ноги; все тело ее дрожало и, казалось, протестовало против этого резкого движения. Преодолевая усталость, она бросилась к окну и выглянула во двор.
— А ведь я справилась с этим! — воскликнула она с огромным удовлетворением. Весь внутренний двор башни покрывал слой снега, и, взглянув на перила ближайшего балкона, Майкайла поняла, что толщина этого покрова оказалась точно такой, как она планировала. «Интересно, — подумала девочка, — успело ли это количество снега выпасть до того, как я уснула, и действие заклинания прекратилось в этот самый момент или же оно продолжало действовать и тогда, когда я уже спала? Что ж, может быть, об этом расскажет Харамис, если нынешним утром встанет в хорошем настроении».
Майкайла на цыпочках вернулась в свою спальню, переоделась в пижаму, забралась в постель и изрядно в ней повозилась, чтобы кровать выглядела так, как будто на ней спали всю ночь. А потом потянулась к шкатулке с шариками и мгновенно поняла, насколько она сегодня устала. «Ничего страшного, если я разок посплю подольше, — сказала она себе. — Еще слишком рано, и к тому же очень холодно». Девочка расслабилась, рука ее, протянутая было к шкатулке, упала на постель, и, свернувшись калачиком под теплым одеялом, Майкайла мгновенно погрузилась в сон.
Вновь проснувшись, она обнаружила, что вся комната залита солнечным светом: оказывается, она забыла закрыть занавески.
— Нет, не может быть! — воскликнула девочка во весь голос, выпрыгивая из постели и бросаясь к лежащей одежде. — Я же опоздала к завтраку!
Задержавшись лишь на секунду, чтобы провести гребнем по волосам, она понеслась в столовую, но перед самой дверью остановилась и перешла на чинный и неторопливый шаг. Мама всегда говорила, что принцессам ни в коем случае не подобает бегать, — она повторяла это так часто, что Майкайла наконец выработала привычку появляться в комнате изящной походкой настоящей дамы.
На подносе лежал приготовленный завтрак, но блюдо оказалось только одно. «Харамис, должно быть, уже поела, — подумала Майкайла. — Остается только надеяться, что она не слишком сердится на то, что я так долго спала». Девочка наскоро позавтракала давно успевшим остыть поджаренным бутербродом и соком из плодов ладу и отправилась разыскивать Харамис.
Сперва она заглянула в кабинет, но, просунув в дверь голову, обнаружила там одного только Узуна.
— Кто здесь? — мягко пропели струны арфы.
— Это я, Майкайла, — отозвалась девочка. — Доброе утро, Узун.
Последнее время эта арфа-оддлинг необычайно полюбилась ей, особенно с тех пор как пришлось расстаться с Файолоном.
Майкайла по-прежнему считала, что со стороны Харамис было довольно жестоко заключить Узуна в нынешнюю его форму. Полная слепота для него, несомненно, большое мучение. «Даже если он и согласился сам на подобное перерождение, — думала она, — все-таки в высшей степени эгоистично поместить его в такую клетку, как эта арфа».
— Доброе утро, принцесса Майкайла, — вежливо проговорил Узун. — Хорошо ли ты выспалась?
В голове Майкайлы вдруг зазвучал голос матери, повторявшей очередное правило хорошего тона: «Это только приветствие, дочка, а вовсе не вопрос!» Она даже не осознавала — до тех пор, пока не оказалась здесь, — как сильно впитала в себя все эти материнские наставления. Ведь дома, в Цитадели, и сама она, и все, кто был с нею знаком готовы были бы поклясться, что все уроки матери-королевы для юной принцессы — как с гуся вода.
И вот теперь она совершенно неосознанно отвечает на слова Узуна:
— Спасибо, Узун, хорошо. А ты? — И тут же спохватилась: — Извини, я даже не знаю, спишь ли ты вообще когда-нибудь. Но если спишь, то надеюсь, нынешней ночью ты выспался хорошо.
— Я и сам не смог бы с уверенностью утверждать, сплю я или нет, принцесса, — ответила арфа. — Вот если ты как-нибудь войдешь сюда и тебе придется меня разбудить, тогда мы оба эту проблему и выясним. Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что никогда не вижу снов.
— Тебе этого недостает? — полюбопытствовала Майкайла.
— Да. — Ответ его прозвучал настолько печально, насколько печален может быть вообще голос арфы.
Майкайла закусила губу. «Какая досада! Угораздило же меня ляпнуть такое! — подумала она. — Как бы мне теперь хотелось быть чуть больше похожей на своих сестер… И как хотелось бы очутиться сейчас рядом с мамой!»
— Извини, — коротко произнесла она вслух.
В конце концов, что тут еще можно сказать? И к тому же Майкайла слишком хорошо знала, что, продолжая в таком же духе, непременно сморозит еще какую-нибудь глупость. Пора, пожалуй, сменить тему.
— Ты не знаешь, Узун, куда отправилась с утра госпожа?
— Нет, — вздохнула арфа. — Она сегодня не заходила даже сказать «доброе утро».
— Как-то это странно, — проговорила Майкайла. — Свой завтрак она, похоже, уже съела.
— Дерни за шнурок звонка, дитя мое, — отрывисто проговорил Узун. — Узнай у Эньи, что случилось.
Энья появилась через несколько минут. И едва успела показаться на пороге, как Узун уже спрашивал, где Харамис и что с ней.
«Может, он и слеп, но по крайней мере слух у него великолепный, — подумала Майкайла. — Кажется, он услышал ее приближение на добрых полминуты раньше меня».
— Она покинула башню, — объяснила Энья. — Всего лишь с минуту посидела за столом, глядя куда-то в пустоту — вы ведь знаете эту ее привычку, принцесса, — а затем вдруг отставила тарелку, надела свою мантию и улетела на одной из этих ее огромных птиц.
— Куда она отправилась? — спросил Узун — Она не говорила?
— Видите ли, господин Узун, — немного смущенно ответила Энья, — это ведь совершенно не мое дело — спрашивать о том, куда она отправляется или откуда приходит, поэтому, мне кажется, я действительно не могла бы…
Струны арфы сердито зазвенели, и Энья нервно сжала в ладонях фартук.
— Она полетела куда-то к югу, может быть, к Цитадели. Точно я ничего не знаю.
Майкайла судорожно вздохнула, с ужасом понимая, что это не сулит ничего хорошего.
— Файолон! — воскликнула она и опрометью выбежала из комнаты.
Только добравшись наконец до своей спальни и заперев дверь на засов, девочка решилась перевести дух. Затем схватила шкатулку и высыпала шарики на ладонь. Они закрутились почти без ее помощи, а магическая сила проявилась мгновенно, как только послышались звуки, а не изображения. Шарик Файолона, несомненно, надежно спрятан под рубашкой, поэтому ничего и не видно. Зато идущий где-то около него оживленный спор отчетливо слышен.
— Должно быть, вы ошибаетесь, госпожа, — холодно и уверенно говорила королева. — Моя дочь большая проказница, но она не могла повести себя безнравственно. Так же как и сын моей сестры.
— Очевидно, что она ошибается, — рассерженно заговорил Файолон. — Я ни разу в жизни не прикасался к Майкайле с подобными мыслями. В прошлом году должна была состояться наша помолвка, а затем мы собирались пожениться, и я, разумеется, просто не мог иметь намерения обесчестить свою будущую жену.
— Она новее не твоя будущая жена! — сердито перебила его Харамис.
— В тот период, о котором вы говорите, — ответил Файолон, — уверяю вас, мы все считали ее таковой. Я люблю Майкайлу и всегда буду ее любить — независимо от того, что вы с нею сделаете, — и никогда в жизни не причинил бы ей никакого вреда.
— Да это просто смехотворно… — слабым голосом запротестовал король. — Посмотрите же наконец на него: они же едва только вышли из детского возраста. Да и кроме того, — добавил он гораздо тверже, — последние два года Майкайла почти все время жила у нас. Они просто не могли лечь в одну постель, если только не допустить мысли, что вы сами впали в соблазн соединить их.
— Что?! — задыхаясь, выкрикнула Майкайла вслух. Файолон, несомненно, ее услышал, но, к счастью, его резкое «т-с-с!» заглушило голоса взрослых.
«Но я ведь еще слишком молода, чтобы вообще ложиться в постель с мужчиной, — подумала Майкайла. — Я хорошо помню свою старшую сестру в возрасте, когда выходят замуж. И в сравнении с ней я еще совершенно незрелая, что, кстати, довольно странно: ведь, кажется, обе сестры были именно такого же возраста, когда вступали в брак. Неужели Харамис что-то специально делает, чтобы оставить меня ребенком? Нет, такого не может быть: если бы она этим занималась, то понимала бы, что говорить теперь про нас с Файолоном — сущий вздор. Может быть, это побочный эффект изучения магии…»
— Но если они не испытали физической близости, — резко перебила Харамис, — тогда как вы мне объясните, что они так прочно между собою связаны?
— Что вы имеете в виду под словом «связаны»? — спросила королева.
— Именно то, что они действительно связаны и находятся в постоянном контакте друг с другом, — нетерпеливо говорила Харамис. — Откуда, по-вашему, тут столько снега — и в самой Цитадели, и по всему холму.
— О нет! — в ужасе прошептала Майкайла.
— Но какое отношение имеет ко всему этому снег? — Король, казалось, был окончательно сбит с толку.
— Спросите у этого юноши, — холодно ответила волшебница.
— Это случилось нечаянно, — стал спокойно объяснять Файолон. — Я вовсе не собирался устроить здесь снегопад. Я просто смотрел на Майкайлу, которая заставляла снег падать на башню, и тут мы оба уснули. А после этого заклинание каким-то образом стало проявляться и здесь.
— Что значит «заставляла снег падать»? — резко спросила Харамис — Она совсем не знает, как вызвать снегопад.
— Госпожа, — вежливо ответил Файолон, — стоит только посмотреть на стол, как становится совершенно очевидно, что нужно сделать, чтобы вызвать снегопад. Она делала это только для того, чтобы закрыть слой льда, которым нечаянно покрыла внутренний двор башни утром того же дня. Когда стемнело, вода после прошедшего дождя все еще оставалась на дворе, и ночной мороз вызвал там настоящий гололед. Майкайла просто не хотела, чтобы слуги на каждом шагу падали и получали увечья.
— Но не проще ли было растопить снег? — спросил король. — И какой прок покрывать его слоем снега?
— Чтобы растопить такой слой льда, да еще ночью, нужно слишком много энергии, — объяснил мальчик. — Кругом очень холодно и совершенно темно, так что солнцем воспользоваться нельзя, а ни одна из лун не дает достаточно сильного света. А если все-таки собрать достаточно энергии, чтобы растопить весь лед во внутреннем дворе башни, стоящей возле самой вершины горы, неизбежно растает и слишком много снега вокруг, и вниз пойдет по крайней мере снежная лавина, а может, даже и селевой поток. А вот если покрыть этот ледяной каток слоем снега, то по сугробам можно свободно ходить, и ноги при этом перестают скользить…
— Гм! — задумчиво произнесла Харамис. — И что же, Майкайла сама до всего этого додумалась? Или ты ей помогал?
— Мы обсудили это вместе, — сказал Файолон. — Мы давно привыкли работать вдвоем. Но большая часть плана принадлежит самой Майкайле, и, как правило, именно она всегда выдвигала оригинальные идеи, а на мне всю жизнь лежала обязанность следить за тем, чтобы не дать ей броситься сломя голову в какое-нибудь рискованное предприятие, не обдумав его до конца. А о том, что снег может уменьшить скольжение, мы отлично знаем — с тех пор, как три года назад ходили в поход в горы.
— А я и не знала, что ты раньше видел снег, — машинально проговорила Харамис. Ее голос стал теперь гораздо мягче.
Однако Файолон неожиданно испытал противоположные чувства.
— Не хотите ли вы сказать, — с трудом проговорил он, стиснув зубы, — что в тот момент, когда вы снабдили меня парой фрониалов, мешком с продуктами и одеждой, отправляя сюда дорогой, идущей лишь заснеженными горными перевалами, на прохождение которой требуется не менее четырех дней, вы думали, что я понятия не имею о том, что такое снег?
— Да я просто не задумывалась над этим вопросом! — сказала Харамис. — Что тут такого?
— Боги небесные! — рассерженно воскликнул он. — Да вам и вправду нет абсолютно никакого дела до жизни людей! Вам вообще нет дела ни до чего, кроме собственного удобства и благополучия! Ведь если бы у меня уже не было опыта и если бы я не знал, как разбить лагерь в лесу, я бы просто умер — неужто вам это даже не пришло в голову? Или вы именно этого и хотели, чтобы не сомневаться уже, что мы с Майкайлой разделены навсегда! Предупреждаю вас: если вы меня убьете, я вернусь с того света и стану преследовать вас и буду вечно сопровождать Майкайлу — до тех пор, пока она жива, да и после ее смерти тоже!
— Я вполне осознаю, что этих двух детей с рождения все считали лишними, — прозвучал страдальческий голос Харамис, обращенный к королю с королевой, — но было бы вполне резонно, если бы хотя бы кто-нибудь потратил немного времени на то, чтобы сделать из них цивилизованных людей. В жизни не сталкивалась со столь дурными манерами!
— Только не вздумайте обвинять их, — перебил Файолон. — Они свое дело сделали и научили нас хорошим манерам. Но если с нами обращаться не как с людьми а как с вещами, то ничего иного, кроме самых отрицательных черт характера, пробудить не удастся. А в том, что вы обращаетесь с людьми как с бездушными марионетками, нет никаких сомнений. Посмотрите хотя бы, что вы сделали с Узуном!
Майкайла услышала шаги Харамис и догадалась, что она прошла к окну. Девочка собрала все силы своего ума, сосредоточилась и в дополнение к звукам сумела уловить изображение. Харамис глядела из окна на лежащий во дворе Цитадели снег, Файолон смотрел на нее. Заклинание, с помощью которого волшебница всегда придавала себе одну и ту же внешность, теперь снова действовало: она выглядела как обычно. Только Майкайла уже знала, что все это лишь видимость.
После нескольких минут рассматривания пейзажа за окном Харамис вновь переключила внимание на Файолона.
— Я позаботилась о последствиях вашей маленькой пурги, — сообщила она. — За несколько часов весь снег здесь растает. А вот что касается вашей связи с Майкайлой, — тут она оглядела комнату, подошла к развешанным на стене мечам и взяла один из них, — то я намереваюсь разорвать ее и советую вам самим мне в этом помочь.
— А что, если мы откажемся? — спросил Файолон. Губы Харамис в раздражении сжались. — В любом случае я все равно разорву эту связь и пресеку все ваши попытки восстановить ее. А тебя отправлю обратно в Вар, там ты будешь приписан к королевскому флоту и отправлен как можно дальше в открытое море. На таком огромном расстоянии никто не может поддерживать связь. Тем более находясь посреди огромного водного пространства с сильным морским течением.
Она взмахнула мечом, прочертив в воздухе большую дугу. Затем направила его острие вниз. И в то же мгновение Файолон с Майкайлой одновременно закричали от боли. Связь оборвалась.
Глава 10
— Всего одним шариком? — переспросил Файолон. — Мы еще никогда не пробовали.
— Так давай попробуем, — заметила Майкайла. — Если я тебя не услышу, пока не сгорит одна свеча, то сама стану вызывать. Но я уверена, что тебе удастся. Ты от природы куда сильнее в магии, чем я.
Файолон улыбнулся и, ничего не говоря, прервал контакт. Майкайла присела у окна, вертя шарики и глядя во двор. Результат сегодняшнего эксперимента заставил ее нахмуриться. На большей части двора снег растаял, но когда сгустились сумерки и похолодало, там все еще было полно воды, и теперь вся площадь покрылась льдом, поблескивающим в лунном свете. «Пожалуй, лучше мне этого так не оставлять, — сказала она себе, — а не то с утра прислуга будет скользить по всему двору и падать, ломая руки и ноги. Вызывать дождь было действительно неразумно. Чтобы насолить Харамис, хватило вы и куда более безобидной перемены погоды».
Она вернулась к столу с песком, изучая стоящие с краю сосуды, потом погрузила кулак в белый порошок. Раздался звук — звук человеческих шагов на снегу. «Ну конечно — догадалась она. — Вода — это дождь, а этот порошок — снег! Следовало бы понять это еще утром, тем более что именно из него сделаны горы».
Она почувствовала теплоту в голове и услышала голос Файолона:
— Майкайла, ты меня слышишь?
— Да, — ответила девочка, поднося шарик к лицу так, чтобы он ее увидел. — Ну вот, теперь я подержу шарики так, чтобы тебе был виден стол, и ты сможешь рисовать, пока я работаю.
— Работаешь? — переспросил он.
Майкайла усмехнулась:
— Сегодня утром Харамис оставила меня здесь одну с заданием выяснить, для чего предназначен этот стол. Видимо, была уверена, что у меня уйдет на это целый день, если я вообще догадаюсь. Ты бы видел, с какой поспешностью она прибежала обратно, когда я устроила дождик около башни!
— Ты уверена, что это не совпадение? — спросил Файолон. — Разве там не идут дожди по весне?
— По виду Харамис, когда она на меня кричала, было вполне очевидно, что у нее нет на этот счет сомнений. Я в первый раз увидела ее так сильно запыхавшейся. Ну и поделом: нечего обращаться со мной как с идиоткой.
Файолон открыл было рот, но промолчал, видно решив воздержаться от комментариев.
— И к тому же, — добавила она, — здесь никогда не бывает дождей, даже летом, — только снег.
— Так каким делом ты занимаешься теперь?
— Мелкий ремонт. Утром, когда я устроила дождь, он растопил слишком много снега, и теперь двор покрыт слоем льда.
— Так ты хочешь растопить его?
— Здесь уже совершенно стемнело, и совсем холодно. Растапливать лед — значит действовать наперекор природе.
— Ты права, — согласился Файолон. продолжая делать зарисовки. — Я должен был об этом догадаться. А если устроить среди ночи достаточно теплую погоду, чтобы растопить лед, где-нибудь внизу наверняка случится паводок.
— Или пройдет лавина, — подтвердила Майкайла. — Нет, я думаю, лучше всего теперь просто покрыть лед толстым слоем снега. Тогда, выйдя во двор, придется пробираться через сугробы, и снег не даст поскользнуться. А потом, когда погода естественным образом потеплеет через денек-другой, я разузнаю у Харамис, как растопить лед таким образом, чтобы двор остался сухим. — Она поглядела на расставленные вокруг стола сосуды. — Я пока еще точно не знаю, чем воспользоваться, чтобы в каком-то месте стало жарко…
— Может, фонарем или факелом? — предложил мальчик.
— Может быть. Но я больше чем уверена, что этот мраморный порошок изображает снег. А если нет — я быстро это выясню.
— Тогда попробуй, — сказал Файолон, — только поосторожнее. Ничего, если я за тобой понаблюдаю? Мне хочется увидеть все это в действии.
— Конечно. — Майкайла взяла небольшую горсть белой каменной крошки и стала осторожно сыпать ее с ладони на макет башни на столе, сосредоточившись на образе снега. Она представила себе мягкий спокойный снегопад, покрывающий белой пеленой ледяную поверхность на дворе, крыши и балконы здания. Казалось, она сама парит где-то в стороне от башни и смотрит, как снег падает вокруг нее. Это ощущение показалось Майкайле очень странным, не похожим ни на одно из тех, что ей доводилось испытывать прежде. Сосредоточившись еще сильнее, девочка почувствовала вдруг, как она постепенно становится все меньше и меньше, сокращаясь до размеров небольшой снежинки, медленно парящей в ночном воздухе. Вот на ней оседает атмосферная влага и, замерзая, превращается в изящные кружевные формы…
Разбудил Майкайлу бледный свет зари. Она лежала на голом полу возле самого стола, чувствуя во всем теле напряжение и тупую боль. «С какой стати я сплю на полу, если у меня такая замечательная постель?» — удивилась она, но тут вернулись воспоминания прошедшей ночи. Девочка мгновенно вскочила на ноги; все тело ее дрожало и, казалось, протестовало против этого резкого движения. Преодолевая усталость, она бросилась к окну и выглянула во двор.
— А ведь я справилась с этим! — воскликнула она с огромным удовлетворением. Весь внутренний двор башни покрывал слой снега, и, взглянув на перила ближайшего балкона, Майкайла поняла, что толщина этого покрова оказалась точно такой, как она планировала. «Интересно, — подумала девочка, — успело ли это количество снега выпасть до того, как я уснула, и действие заклинания прекратилось в этот самый момент или же оно продолжало действовать и тогда, когда я уже спала? Что ж, может быть, об этом расскажет Харамис, если нынешним утром встанет в хорошем настроении».
Майкайла на цыпочках вернулась в свою спальню, переоделась в пижаму, забралась в постель и изрядно в ней повозилась, чтобы кровать выглядела так, как будто на ней спали всю ночь. А потом потянулась к шкатулке с шариками и мгновенно поняла, насколько она сегодня устала. «Ничего страшного, если я разок посплю подольше, — сказала она себе. — Еще слишком рано, и к тому же очень холодно». Девочка расслабилась, рука ее, протянутая было к шкатулке, упала на постель, и, свернувшись калачиком под теплым одеялом, Майкайла мгновенно погрузилась в сон.
Вновь проснувшись, она обнаружила, что вся комната залита солнечным светом: оказывается, она забыла закрыть занавески.
— Нет, не может быть! — воскликнула девочка во весь голос, выпрыгивая из постели и бросаясь к лежащей одежде. — Я же опоздала к завтраку!
Задержавшись лишь на секунду, чтобы провести гребнем по волосам, она понеслась в столовую, но перед самой дверью остановилась и перешла на чинный и неторопливый шаг. Мама всегда говорила, что принцессам ни в коем случае не подобает бегать, — она повторяла это так часто, что Майкайла наконец выработала привычку появляться в комнате изящной походкой настоящей дамы.
На подносе лежал приготовленный завтрак, но блюдо оказалось только одно. «Харамис, должно быть, уже поела, — подумала Майкайла. — Остается только надеяться, что она не слишком сердится на то, что я так долго спала». Девочка наскоро позавтракала давно успевшим остыть поджаренным бутербродом и соком из плодов ладу и отправилась разыскивать Харамис.
Сперва она заглянула в кабинет, но, просунув в дверь голову, обнаружила там одного только Узуна.
— Кто здесь? — мягко пропели струны арфы.
— Это я, Майкайла, — отозвалась девочка. — Доброе утро, Узун.
Последнее время эта арфа-оддлинг необычайно полюбилась ей, особенно с тех пор как пришлось расстаться с Файолоном.
Майкайла по-прежнему считала, что со стороны Харамис было довольно жестоко заключить Узуна в нынешнюю его форму. Полная слепота для него, несомненно, большое мучение. «Даже если он и согласился сам на подобное перерождение, — думала она, — все-таки в высшей степени эгоистично поместить его в такую клетку, как эта арфа».
— Доброе утро, принцесса Майкайла, — вежливо проговорил Узун. — Хорошо ли ты выспалась?
В голове Майкайлы вдруг зазвучал голос матери, повторявшей очередное правило хорошего тона: «Это только приветствие, дочка, а вовсе не вопрос!» Она даже не осознавала — до тех пор, пока не оказалась здесь, — как сильно впитала в себя все эти материнские наставления. Ведь дома, в Цитадели, и сама она, и все, кто был с нею знаком готовы были бы поклясться, что все уроки матери-королевы для юной принцессы — как с гуся вода.
И вот теперь она совершенно неосознанно отвечает на слова Узуна:
— Спасибо, Узун, хорошо. А ты? — И тут же спохватилась: — Извини, я даже не знаю, спишь ли ты вообще когда-нибудь. Но если спишь, то надеюсь, нынешней ночью ты выспался хорошо.
— Я и сам не смог бы с уверенностью утверждать, сплю я или нет, принцесса, — ответила арфа. — Вот если ты как-нибудь войдешь сюда и тебе придется меня разбудить, тогда мы оба эту проблему и выясним. Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что никогда не вижу снов.
— Тебе этого недостает? — полюбопытствовала Майкайла.
— Да. — Ответ его прозвучал настолько печально, насколько печален может быть вообще голос арфы.
Майкайла закусила губу. «Какая досада! Угораздило же меня ляпнуть такое! — подумала она. — Как бы мне теперь хотелось быть чуть больше похожей на своих сестер… И как хотелось бы очутиться сейчас рядом с мамой!»
— Извини, — коротко произнесла она вслух.
В конце концов, что тут еще можно сказать? И к тому же Майкайла слишком хорошо знала, что, продолжая в таком же духе, непременно сморозит еще какую-нибудь глупость. Пора, пожалуй, сменить тему.
— Ты не знаешь, Узун, куда отправилась с утра госпожа?
— Нет, — вздохнула арфа. — Она сегодня не заходила даже сказать «доброе утро».
— Как-то это странно, — проговорила Майкайла. — Свой завтрак она, похоже, уже съела.
— Дерни за шнурок звонка, дитя мое, — отрывисто проговорил Узун. — Узнай у Эньи, что случилось.
Энья появилась через несколько минут. И едва успела показаться на пороге, как Узун уже спрашивал, где Харамис и что с ней.
«Может, он и слеп, но по крайней мере слух у него великолепный, — подумала Майкайла. — Кажется, он услышал ее приближение на добрых полминуты раньше меня».
— Она покинула башню, — объяснила Энья. — Всего лишь с минуту посидела за столом, глядя куда-то в пустоту — вы ведь знаете эту ее привычку, принцесса, — а затем вдруг отставила тарелку, надела свою мантию и улетела на одной из этих ее огромных птиц.
— Куда она отправилась? — спросил Узун — Она не говорила?
— Видите ли, господин Узун, — немного смущенно ответила Энья, — это ведь совершенно не мое дело — спрашивать о том, куда она отправляется или откуда приходит, поэтому, мне кажется, я действительно не могла бы…
Струны арфы сердито зазвенели, и Энья нервно сжала в ладонях фартук.
— Она полетела куда-то к югу, может быть, к Цитадели. Точно я ничего не знаю.
Майкайла судорожно вздохнула, с ужасом понимая, что это не сулит ничего хорошего.
— Файолон! — воскликнула она и опрометью выбежала из комнаты.
Только добравшись наконец до своей спальни и заперев дверь на засов, девочка решилась перевести дух. Затем схватила шкатулку и высыпала шарики на ладонь. Они закрутились почти без ее помощи, а магическая сила проявилась мгновенно, как только послышались звуки, а не изображения. Шарик Файолона, несомненно, надежно спрятан под рубашкой, поэтому ничего и не видно. Зато идущий где-то около него оживленный спор отчетливо слышен.
— Должно быть, вы ошибаетесь, госпожа, — холодно и уверенно говорила королева. — Моя дочь большая проказница, но она не могла повести себя безнравственно. Так же как и сын моей сестры.
— Очевидно, что она ошибается, — рассерженно заговорил Файолон. — Я ни разу в жизни не прикасался к Майкайле с подобными мыслями. В прошлом году должна была состояться наша помолвка, а затем мы собирались пожениться, и я, разумеется, просто не мог иметь намерения обесчестить свою будущую жену.
— Она новее не твоя будущая жена! — сердито перебила его Харамис.
— В тот период, о котором вы говорите, — ответил Файолон, — уверяю вас, мы все считали ее таковой. Я люблю Майкайлу и всегда буду ее любить — независимо от того, что вы с нею сделаете, — и никогда в жизни не причинил бы ей никакого вреда.
— Да это просто смехотворно… — слабым голосом запротестовал король. — Посмотрите же наконец на него: они же едва только вышли из детского возраста. Да и кроме того, — добавил он гораздо тверже, — последние два года Майкайла почти все время жила у нас. Они просто не могли лечь в одну постель, если только не допустить мысли, что вы сами впали в соблазн соединить их.
— Что?! — задыхаясь, выкрикнула Майкайла вслух. Файолон, несомненно, ее услышал, но, к счастью, его резкое «т-с-с!» заглушило голоса взрослых.
«Но я ведь еще слишком молода, чтобы вообще ложиться в постель с мужчиной, — подумала Майкайла. — Я хорошо помню свою старшую сестру в возрасте, когда выходят замуж. И в сравнении с ней я еще совершенно незрелая, что, кстати, довольно странно: ведь, кажется, обе сестры были именно такого же возраста, когда вступали в брак. Неужели Харамис что-то специально делает, чтобы оставить меня ребенком? Нет, такого не может быть: если бы она этим занималась, то понимала бы, что говорить теперь про нас с Файолоном — сущий вздор. Может быть, это побочный эффект изучения магии…»
— Но если они не испытали физической близости, — резко перебила Харамис, — тогда как вы мне объясните, что они так прочно между собою связаны?
— Что вы имеете в виду под словом «связаны»? — спросила королева.
— Именно то, что они действительно связаны и находятся в постоянном контакте друг с другом, — нетерпеливо говорила Харамис. — Откуда, по-вашему, тут столько снега — и в самой Цитадели, и по всему холму.
— О нет! — в ужасе прошептала Майкайла.
— Но какое отношение имеет ко всему этому снег? — Король, казалось, был окончательно сбит с толку.
— Спросите у этого юноши, — холодно ответила волшебница.
— Это случилось нечаянно, — стал спокойно объяснять Файолон. — Я вовсе не собирался устроить здесь снегопад. Я просто смотрел на Майкайлу, которая заставляла снег падать на башню, и тут мы оба уснули. А после этого заклинание каким-то образом стало проявляться и здесь.
— Что значит «заставляла снег падать»? — резко спросила Харамис — Она совсем не знает, как вызвать снегопад.
— Госпожа, — вежливо ответил Файолон, — стоит только посмотреть на стол, как становится совершенно очевидно, что нужно сделать, чтобы вызвать снегопад. Она делала это только для того, чтобы закрыть слой льда, которым нечаянно покрыла внутренний двор башни утром того же дня. Когда стемнело, вода после прошедшего дождя все еще оставалась на дворе, и ночной мороз вызвал там настоящий гололед. Майкайла просто не хотела, чтобы слуги на каждом шагу падали и получали увечья.
— Но не проще ли было растопить снег? — спросил король. — И какой прок покрывать его слоем снега?
— Чтобы растопить такой слой льда, да еще ночью, нужно слишком много энергии, — объяснил мальчик. — Кругом очень холодно и совершенно темно, так что солнцем воспользоваться нельзя, а ни одна из лун не дает достаточно сильного света. А если все-таки собрать достаточно энергии, чтобы растопить весь лед во внутреннем дворе башни, стоящей возле самой вершины горы, неизбежно растает и слишком много снега вокруг, и вниз пойдет по крайней мере снежная лавина, а может, даже и селевой поток. А вот если покрыть этот ледяной каток слоем снега, то по сугробам можно свободно ходить, и ноги при этом перестают скользить…
— Гм! — задумчиво произнесла Харамис. — И что же, Майкайла сама до всего этого додумалась? Или ты ей помогал?
— Мы обсудили это вместе, — сказал Файолон. — Мы давно привыкли работать вдвоем. Но большая часть плана принадлежит самой Майкайле, и, как правило, именно она всегда выдвигала оригинальные идеи, а на мне всю жизнь лежала обязанность следить за тем, чтобы не дать ей броситься сломя голову в какое-нибудь рискованное предприятие, не обдумав его до конца. А о том, что снег может уменьшить скольжение, мы отлично знаем — с тех пор, как три года назад ходили в поход в горы.
— А я и не знала, что ты раньше видел снег, — машинально проговорила Харамис. Ее голос стал теперь гораздо мягче.
Однако Файолон неожиданно испытал противоположные чувства.
— Не хотите ли вы сказать, — с трудом проговорил он, стиснув зубы, — что в тот момент, когда вы снабдили меня парой фрониалов, мешком с продуктами и одеждой, отправляя сюда дорогой, идущей лишь заснеженными горными перевалами, на прохождение которой требуется не менее четырех дней, вы думали, что я понятия не имею о том, что такое снег?
— Да я просто не задумывалась над этим вопросом! — сказала Харамис. — Что тут такого?
— Боги небесные! — рассерженно воскликнул он. — Да вам и вправду нет абсолютно никакого дела до жизни людей! Вам вообще нет дела ни до чего, кроме собственного удобства и благополучия! Ведь если бы у меня уже не было опыта и если бы я не знал, как разбить лагерь в лесу, я бы просто умер — неужто вам это даже не пришло в голову? Или вы именно этого и хотели, чтобы не сомневаться уже, что мы с Майкайлой разделены навсегда! Предупреждаю вас: если вы меня убьете, я вернусь с того света и стану преследовать вас и буду вечно сопровождать Майкайлу — до тех пор, пока она жива, да и после ее смерти тоже!
— Я вполне осознаю, что этих двух детей с рождения все считали лишними, — прозвучал страдальческий голос Харамис, обращенный к королю с королевой, — но было бы вполне резонно, если бы хотя бы кто-нибудь потратил немного времени на то, чтобы сделать из них цивилизованных людей. В жизни не сталкивалась со столь дурными манерами!
— Только не вздумайте обвинять их, — перебил Файолон. — Они свое дело сделали и научили нас хорошим манерам. Но если с нами обращаться не как с людьми а как с вещами, то ничего иного, кроме самых отрицательных черт характера, пробудить не удастся. А в том, что вы обращаетесь с людьми как с бездушными марионетками, нет никаких сомнений. Посмотрите хотя бы, что вы сделали с Узуном!
Майкайла услышала шаги Харамис и догадалась, что она прошла к окну. Девочка собрала все силы своего ума, сосредоточилась и в дополнение к звукам сумела уловить изображение. Харамис глядела из окна на лежащий во дворе Цитадели снег, Файолон смотрел на нее. Заклинание, с помощью которого волшебница всегда придавала себе одну и ту же внешность, теперь снова действовало: она выглядела как обычно. Только Майкайла уже знала, что все это лишь видимость.
После нескольких минут рассматривания пейзажа за окном Харамис вновь переключила внимание на Файолона.
— Я позаботилась о последствиях вашей маленькой пурги, — сообщила она. — За несколько часов весь снег здесь растает. А вот что касается вашей связи с Майкайлой, — тут она оглядела комнату, подошла к развешанным на стене мечам и взяла один из них, — то я намереваюсь разорвать ее и советую вам самим мне в этом помочь.
— А что, если мы откажемся? — спросил Файолон. Губы Харамис в раздражении сжались. — В любом случае я все равно разорву эту связь и пресеку все ваши попытки восстановить ее. А тебя отправлю обратно в Вар, там ты будешь приписан к королевскому флоту и отправлен как можно дальше в открытое море. На таком огромном расстоянии никто не может поддерживать связь. Тем более находясь посреди огромного водного пространства с сильным морским течением.
Она взмахнула мечом, прочертив в воздухе большую дугу. Затем направила его острие вниз. И в то же мгновение Файолон с Майкайлой одновременно закричали от боли. Связь оборвалась.
Глава 10
Майкайла очнулась и поняла, что лежит на боку, свернувшись калачиком и держась за живот, у себя на кровати. Чувствовала она себя так, будто передняя часть платья полыхает огнем. В голове тоже будто что-то горело— начиная от середины лба и до самой макушки. Майкайла услышала какие-то всхлипывающие звуки и лишь через несколько минут поняла, что издает их сама. Закусив губу, она заставила себя замолчать, но боль от этого не утихла. Девочка попыталась распрямиться, и неприятные ощущения тут же усилились. Оставалось лишь продолжать лежать, свернувшись в клубок, и ждать, пока боль сама собою утихнет. Прошло еще некоторое время, и сознание вновь покинуло Майкайлу, а боль оставалась по-прежнему сильной.
Во второй раз она проснулась оттого, что кто-то стучал в дверь. «Уйдите отсюда, — подумала она, — я не желаю просыпаться».
— Принцесса Майкайла, — раздался заботливый голос Эньи, — с вами ничего не случилось?
— Все хорошо, — отозвалась девочка. Однако слова ее прозвучали невнятно и походили скорее на птичье щебетанье.
— Уже время полдника. Вы не хотите поесть?
Мысль о еде казалась просто нестерпимой. Казалось, что отныне она никогда уже не захочет есть.
— Спасибо, Энья, но я действительно совсем не голодна. Передайте госпоже, что я поглощена учебой и не хочу отвлекаться на полдник.
— Она еще не вернулась, — ответила служанка. — А вы не знаете, где она?
— Наверное, все еще в Цитадели, — ответила Майкайла, пытаясь сообразить, сколько же прошло времени: когда она смотрела на Харамис с помощью шариков, была примерно середина утра, а теперь, судя по словам Эньи время полдника…
«Значит, я была без сознания часа два».
— Если она не вернется к обеду, — проговорила вслух Майкайла, — не утруждайте себя приготовлением еды. Я сама наведаюсь в кухню, когда решу сделать перерыв в занятиях. — Ей хотелось надеяться, что голос ее звучит так, как будто она действительно очень занята учебой, а не мучается от боли.
Энья, как видно, ничего подозрительного не заметила.
— Как хотите, принцесса, — ответила она спокойно. — Да, кстати, господин Узун хотел бы вас видеть, когда вы освободитесь.
— Спасибо, Энья, я очень скоро спущусь к нему.
«Как только смогу проделывать такие сложные манипуляции, как, например, встать с постели и пройтись», — добавила Майкайла про себя. Из-за двери послышались удаляющиеся шаги, и девочка опять погрузилась в сон.
Когда она снова открыла глаза, за окном было совсем темно. Комнату едва освещали лишь последние огоньки в очаге; все дрова выгорели почти дотла. Несмотря на продолжавшую поступать из отверстия возле кровати струю теплого воздуха, Майкайла сильно промерзла: засыпая, она не нашла в себе сил даже натянуть одеяло.
С величайшей осторожностью девочка выпрямилась. Все тело затекло от долгого лежания в одной позе, но, к счастью, самая сильная волна боли уже схлынула, в животе еще немного ныло, и не покидало чувство какой-то пустоты внутри. «Надо встать с постели, — сказала Майкайла вслух, как будто это должно было помочь выполнить намерение. — Надо пойти в библиотеку и отыскать описание того заклинания, которому Харамис нас подвергла. И выяснить, как ему противостоять».
Девочка медленно подползла к краю кровати, свесилась с матраца и постепенно приняла вертикальное положение, коснувшись ногами пола, а руками все еще продолжая держаться за постель. Она немного постояла и, убедившись наконец, что ноги ее слушаются, взяла со стола подсвечник, словесной командой заставила свечу загореться и направилась к двери.
Майкайла все еще чувствовала большую слабость и сильное головокружение. Даже на такую простую вещь, как отодвинуть задвижку двери, ей пришлось потратить несколько минут. Когда это наконец удалось, девочка медленно побрела в сторону библиотеки.
— Майкайла! — повелительно раздался перезвон струп арфы, когда она поравнялась с дверью в кабинет.
«Ах да, конечно, Узун ведь хотел меня видеть», — вспомнила Майкайла. Она приоткрыла дверь и просунула голову в кабинет; там было так же темно, как и в ее спальне, если не считать пламени камина. Здесь, в кабинете, огонь в очаге постоянно поддерживается, чтобы температура в комнате оставалась неизменной и благоприятной для Узуна. Арфы не очень-то легко переносят перепады температуры, даже если они наделены разумом. Во время одной из длинных ночных бесед Узун объяснил все это Майкайле до мельчайших подробностей.
— Подойди ко мне и присядь рядом, дитя мое. Или упади рядом, если это тебе будет легче проделать, — ласково проговорил он. — И скажи же мне наконец, ради Владык Воздуха, что в этом доме происходит? Харамис до сих пор не вернулась, ты вся разбита… Что случилось?
Майкайла осторожно поставила свечу на стол и куда менее осторожно плюхнулась в ближайшее кресло. Впрочем, в кресло ей попасть не удалось; она промахнулась и приземлилась прямо на пол. Прислонившись к креслу, она положила голову на сиденье и закрыла глаза. Делать еще какие-то движения — слишком тяжелый труд.
— Я сама толком не пойму, что произошло, — сказала она, — но как же мне больно!
— Про вчерашний дождь я уже знаю, — заговорил Узун. — А снегопад сегодня ночью — тоже твоих рук дело?
— Да, — угрюмо ответила Майкайла, — мне не хотелось, чтобы слуги скользили по льду и получали увечья. Пи кто ведь не пострадал, правда?
— Насколько мне известно, нет. Но рассказывай дальше.
— Когда я вызывала снег, мы с Файолоном были связаны. — Майкайла вдруг расплакалась. — Он зарисовывал магический стол, потому что этот стол гораздо лучше любой карты, какие можно разыскать в Цитадели. Ведь Файолон по-прежнему имеет право заниматься научными исследованиями, невзирая на то что мне приходится жить здесь, взаперти. Верно?
Во второй раз она проснулась оттого, что кто-то стучал в дверь. «Уйдите отсюда, — подумала она, — я не желаю просыпаться».
— Принцесса Майкайла, — раздался заботливый голос Эньи, — с вами ничего не случилось?
— Все хорошо, — отозвалась девочка. Однако слова ее прозвучали невнятно и походили скорее на птичье щебетанье.
— Уже время полдника. Вы не хотите поесть?
Мысль о еде казалась просто нестерпимой. Казалось, что отныне она никогда уже не захочет есть.
— Спасибо, Энья, но я действительно совсем не голодна. Передайте госпоже, что я поглощена учебой и не хочу отвлекаться на полдник.
— Она еще не вернулась, — ответила служанка. — А вы не знаете, где она?
— Наверное, все еще в Цитадели, — ответила Майкайла, пытаясь сообразить, сколько же прошло времени: когда она смотрела на Харамис с помощью шариков, была примерно середина утра, а теперь, судя по словам Эньи время полдника…
«Значит, я была без сознания часа два».
— Если она не вернется к обеду, — проговорила вслух Майкайла, — не утруждайте себя приготовлением еды. Я сама наведаюсь в кухню, когда решу сделать перерыв в занятиях. — Ей хотелось надеяться, что голос ее звучит так, как будто она действительно очень занята учебой, а не мучается от боли.
Энья, как видно, ничего подозрительного не заметила.
— Как хотите, принцесса, — ответила она спокойно. — Да, кстати, господин Узун хотел бы вас видеть, когда вы освободитесь.
— Спасибо, Энья, я очень скоро спущусь к нему.
«Как только смогу проделывать такие сложные манипуляции, как, например, встать с постели и пройтись», — добавила Майкайла про себя. Из-за двери послышались удаляющиеся шаги, и девочка опять погрузилась в сон.
Когда она снова открыла глаза, за окном было совсем темно. Комнату едва освещали лишь последние огоньки в очаге; все дрова выгорели почти дотла. Несмотря на продолжавшую поступать из отверстия возле кровати струю теплого воздуха, Майкайла сильно промерзла: засыпая, она не нашла в себе сил даже натянуть одеяло.
С величайшей осторожностью девочка выпрямилась. Все тело затекло от долгого лежания в одной позе, но, к счастью, самая сильная волна боли уже схлынула, в животе еще немного ныло, и не покидало чувство какой-то пустоты внутри. «Надо встать с постели, — сказала Майкайла вслух, как будто это должно было помочь выполнить намерение. — Надо пойти в библиотеку и отыскать описание того заклинания, которому Харамис нас подвергла. И выяснить, как ему противостоять».
Девочка медленно подползла к краю кровати, свесилась с матраца и постепенно приняла вертикальное положение, коснувшись ногами пола, а руками все еще продолжая держаться за постель. Она немного постояла и, убедившись наконец, что ноги ее слушаются, взяла со стола подсвечник, словесной командой заставила свечу загореться и направилась к двери.
Майкайла все еще чувствовала большую слабость и сильное головокружение. Даже на такую простую вещь, как отодвинуть задвижку двери, ей пришлось потратить несколько минут. Когда это наконец удалось, девочка медленно побрела в сторону библиотеки.
— Майкайла! — повелительно раздался перезвон струп арфы, когда она поравнялась с дверью в кабинет.
«Ах да, конечно, Узун ведь хотел меня видеть», — вспомнила Майкайла. Она приоткрыла дверь и просунула голову в кабинет; там было так же темно, как и в ее спальне, если не считать пламени камина. Здесь, в кабинете, огонь в очаге постоянно поддерживается, чтобы температура в комнате оставалась неизменной и благоприятной для Узуна. Арфы не очень-то легко переносят перепады температуры, даже если они наделены разумом. Во время одной из длинных ночных бесед Узун объяснил все это Майкайле до мельчайших подробностей.
— Подойди ко мне и присядь рядом, дитя мое. Или упади рядом, если это тебе будет легче проделать, — ласково проговорил он. — И скажи же мне наконец, ради Владык Воздуха, что в этом доме происходит? Харамис до сих пор не вернулась, ты вся разбита… Что случилось?
Майкайла осторожно поставила свечу на стол и куда менее осторожно плюхнулась в ближайшее кресло. Впрочем, в кресло ей попасть не удалось; она промахнулась и приземлилась прямо на пол. Прислонившись к креслу, она положила голову на сиденье и закрыла глаза. Делать еще какие-то движения — слишком тяжелый труд.
— Я сама толком не пойму, что произошло, — сказала она, — но как же мне больно!
— Про вчерашний дождь я уже знаю, — заговорил Узун. — А снегопад сегодня ночью — тоже твоих рук дело?
— Да, — угрюмо ответила Майкайла, — мне не хотелось, чтобы слуги скользили по льду и получали увечья. Пи кто ведь не пострадал, правда?
— Насколько мне известно, нет. Но рассказывай дальше.
— Когда я вызывала снег, мы с Файолоном были связаны. — Майкайла вдруг расплакалась. — Он зарисовывал магический стол, потому что этот стол гораздо лучше любой карты, какие можно разыскать в Цитадели. Ведь Файолон по-прежнему имеет право заниматься научными исследованиями, невзирая на то что мне приходится жить здесь, взаперти. Верно?