После того как карета остановилась, события начали развиваться стремительно. Дверца распахнулась, четверо темноглазых, налысо стриженных мужиков с могучими плечами и мускулистыми длинными руками выскочили наружу.
Все четверо были вооружены.
Они так быстро подбежали к двери кондоминиума, что двое гномов-стражников не успели отреагировать и поднять тревогу. Раздался треск, когда первый эплеец грудью вынес дверь вместе с петлями, после чего четверка каменных людей скрылась в здании. На непродолжительное время все стихло, затем канонада нарастающих звуков разнеслась над площадью. Было слышно, что источник шума перемещается от первого этажа ко второму.
Кондоминиум уже гудел, словно муравейник, в который кто-то бросил горящую ветку. Что-то звенело, трещало, раздавались возгласы, в окнах мелькали головы. Рама широкого окна вылетела на мостовую вместе с гномом в рейтузах. На лице у него была пена, а в руке бритва. Грохнувшись о мостовую спиной, гном крякнул, вскочил, подтянул рейтузы и, прихрамывая, устремился обратно к развороченной двери. Как только он скрылся в здании, на мостовую один за другим вылетели еще два гнома, но эти уже не вскочили, а остались лежать, не шевелясь.
В яме пьяница, потревоженный шумом и суетой, что-то замычал, крепче прижимая бутылку к груди. Раздался приглушенный свист, затем хлюпающий звук, после чего на подоконнике одного из окон второго этажа возник, стремительно вращаясь, какой-то предмет. Крутясь, он подкатился к краю и упал вниз, со стуком ударившись о мостовую. Стало понятно, что это голова эплейца.
Из другого окна вылетело несколько стрел. Затем – тот же гном в рейтузах, но теперь без бритвы. На голову его была надета рама от картины. Гном позволил себе секундную передышку, стащил с плеч раму и, потрясая ею, устремился обратно.
Ему не повезло – в дверях он столкнулся с возвращающимися каменными людьми. Рама разлетелась, врезавшись в грудь одного из них, а гном получил такой удар кулаком в подбородок, что вновь вылетел на мостовую и больше уже не встал. Первый эплеец, что-то сжимавший в руках, помчался к карете. Второй бежал за ним, прихрамывая, третий же вдруг упал на колени, немного постоял, а затем повалился лицом вперед, и тогда стало видно, что спина его усеяна короткими стрелами.
В окне второго этажа возникла бородатая рожа. С пронзительным улюлюканьем гном метнул топор. Оружие, сверкнув в лучах утреннего солнца, молнией пронеслось над площадью и срезало голову второго эплейца.
Но тот, что держал в руках небольшой предмет, нырнул в распахнутую дверцу кареты, где его поджидали, – дверца еще не успела захлопнуться, когда бич щелкнул по спинам черных жеребцов.
Два десятка вооруженных чем попало гномов одновременно выпрыгивали из окон кондоминиума и лезли из развороченной двери, самые резвые уже перескакивали через трупы эплейцев, на ходу швыряя в карету кухонные ножи, пики, дротики и топоры, но все они не успевали – кошачьи жеребцы, оскалив кривые клыки, яростно заржали и натянули постромки.
Пьяница швырнул бутылку.
Она пролетела по высокой дуге и ударилась о крышу кареты как раз в тот миг, когда жеребцы понесли.
Столб огня, состоящий, казалось, из переплетенных, свитых в тугой жгут лучей жаркого полуденного солнца, ударил в чистое небо. Лавина грохота обрушилась на кондоминиум и площадь. На месте кареты образовалась густая огненная взвесь: словно мириады обезумевших светлячков разлетелись над мостовой.
Столб огня исчез вместе с грохотом, но воцарившаяся тишина продлилась недолго. Медленно, скрипя и постанывая, фасадная стена кондоминиума начала сползать. Отделившись от здания, она осела на мостовую, осыпалась каскадом камней и деревянных обломков, подняв над площадью облако пыли.
На месте кареты виднелись лишь развороченные камни, обугленные обломки да смятый обод колеса. Гномов разметал взрыв, но труп одного из эплейцев, в котором уже трудно было признать эплейца, равно как и любого другого из представителей населяющих континент рас, лежал, заваленный камнями. Его рука торчала вверх, обгоревшие пальцы все еще сжимали шкатулку, сделанную из топленого водяного камня. Этот камень очень редко попадал на континент с корсарского Архипелага и стоил здесь баснословно дорого, ибо способов разрушить его пока не нашли.
Весь в известке, я вылез из ямы. Очумело крутя головой, на четвереньках подобрался поближе, схватил шкатулку и все так же на четвереньках поспешил туда, где от площади отходила узкая улочка. На ходу оглянулся – сквозь облако пыли трудно было разглядеть подробности, но здание без фасада, разделенное стенами и полами на равные прямоугольники, в которых виднелись внутренности гномьих квартир, выглядело гротескно.
Вряд ли кто-то смог заметить меня. Достигнув улочки, я вскочил, скинул грязный камзол, который купил перед этим в лавке старьевщика, сунул шкатулку за пазуху и побежал.
Сейчас не было надобности возвращаться в «Облако». Удалившись от гномьего анклава на безопасное расстояние, я свернул в один из тупиков – ими изобиловал этот район Кадиллиц. Под глухой стеной, покрытой плотным ковром шнурового мха, белого как снег, присел на корточки и осмотрел шкатулку. Барельеф на ее крышке изображал маятниковые часы с четырьмя стрелками. В обычном состоянии камень имел нежный голубой оттенок, но сейчас поверхность покрывал черный налет. Шкатулка выдержала даже взрыв жабьей икры, хотя в некоторых местах камень потек, и барельеф расплылся, словно смазался.
Я снял шнурок, висевший на моей шее уже больше полугода, и вставил стеклянный ключик в скважину замка. Приподнял крышку, рассмотрел содержимое, кивнул сам себе и замкнул шкатулку.
Все шло так, как нужно. Большак не зря старался, добывая несвязанную икру и донося эплейцам о том, где спрятана фиала. Я повесил стеклянный ключик на шею, спрятал шкатулку и встал. Можно бы вернуться в «Облако» и разузнать, как дела у Большака и Лапуты. Воровские старшины уже должны прислать к ней гонца с деньгами за «Облако». Я шагнул к выходу из тупика – и отпрянул назад к стене, завидев фигуры, которые возникли впереди. Их было трое, лучи солнца высветили пушистые ореолы вокруг голов, изящные тела и вытянутые морды. Сразу и не разберешь, самки или самцы. Все трое похожи друг на друга, волосы у всех рыжие, под длинными носами торчат щетки усов, губы тонкие и коричневые, острые уши, узкие плечи…
Наплечники с шипами, перчатки с лезвиями вдоль пальцев, легкие доспехи, самострелы с Архипелага какой-то совсем уж хитрой, незнакомой мне конструкции…
Тот, что шел впереди, втянул воздух так, что ноздри его раздулись, и засопел. Второй что-то коротко пролаял. Их самострелы были заряжены длинными крюками. У двоих – просто трехпалые крюки, а у третьего к зазубренному концу тонкой бечевой крепился серый мешочек.
Я повернулся. Выхода вроде не было… но стена заросла мхом. Помимо прочего в детстве меня обучали ботанике. Приглашенный отцом из Большого Дома настырный старичок-тролль дребезжащим противным голосом вдохновенно рассказывал о растениях и их свойствах. Я считал его уроки ужасно скучными, но до сих пор кое-что из втемяшенных тогда в голову знаний не выветрилось. Шнуровой мох. Листья – короткие и снежно-белые – меня сейчас не интересовали, но вот стебли, длинные, закрученные в спиральки, как-то вдохновили тролля-учителя на целую лекцию о поразительной прочности некоторых «природных образований». Именно на той лекции я и узнал, что дикари Севера, где шнуровой мох растет в изобилии, плетут из него веревки.
Я вцепился в мох и пополз. Сзади вновь раздались лай и тявканье, они слились в неразборчивый, но все же понятный приказ:
– Взять!
Ногами упираться было не во что – я полз, пользуясь лишь руками. Пальцы соскальзывали.
Полулисы явно получили приказ захватить меня живым, а иначе уже пристрелили бы. В мешочке, прикрепленном к крюку самострела, наверняка была взрывчатка.
Сзади донеслись мягкие быстрые шаги. Я продолжал ползти. Рука вцепилась в щиколотку, я глянул вниз. Полулис висел на моей ноге, подтягиваясь, двое других стояли под стеной. Мои пальцы уже схватились за край стены. Я ударил гоминида каблуком в голову, и он упал на мостовую.
Когда я перекинул ногу через стену, один из них выстрелил. Крюк, вращаясь с пронзительным визгом, пронесся над самой головой, так что я ощутил движение воздуха. Не успев разглядеть, что находится внизу, спрыгнул.
Там оказались кусты и склон, по которому я покатился. У подножия сумел остановиться, глянул вверх – и тут стена исчезла. Гоминиды решили преодолеть препятствие самым немудреным способом, их предводитель просто выстрелил из своего самострела.
Посыпались камни, над вершиной холма поднялось облако дыма. Я вскочил и отбежал, чтобы падающие обломки не задели меня, споткнулся о какую-то плиту, с удивлением прочел выгравированную на ней надпись и лишь после этого огляделся.
Вокруг простиралось городское кладбище.
2
Из-за могилы я видел, как троица рыжих гоминидов спускается по склону. Они не бежали, хотя шли быстро. Движения их были одновременно звериными, изящными и вкрадчивыми. Я знал, откуда бородавочник Даб взял их. Остров Киссар, один из крупнейших в корсарском Архипелаге, был знаменит своим вулканом. Многочисленная популяция полузверей жила там. Иногда детенышей вывозили с острова и воспитывали из них бойцов. Двигаться гоминиды умели лучше людей, гоблинов или троллей, пожалуй, только эльфы могли соперничать с ними в ловкости.
Я вскочил, низко пригнувшись, побежал прочь. Сверху донеслось приглушенное тявканье – они заметили меня.
Кладбище имело форму круга, который складывался из расположенных кольцами могил. На другом краю города имелось еще одно, попроще, здесь же хоронили покойников из зажиточных семей. Чем уже кольцо могил, тем богаче при жизни был покойник. Я перепрыгнул через невысокую ограду, споткнулся об аккуратно отесанный могильный камень, миновал другую ограду и оглянулся.
Полузверей не было видно – они достигли конца склона и теперь бежали за мной где-то среди могил. А те становились все шикарнее. «ДОСТОЧТИМЫЙ БАРГЕЛОС КОСТОПУЛОНУС» – скорее всего, какой-то знатный гоблин – сменился «ДОСТОСЛАВНЫМ ЛАПОЙ ХЕПСОМ», о котором слезно скорбели многочисленные «ДЕТИ, ВНУКИ И ПЯТЬ ЕГО ЛЮБИМЫХ ЖЕН». Наверное, тролль, только среди них, да еще эльфов было распространено многоженство, но трудно представить, чтобы эльфа похоронили на этом кладбище…
Я пересек еще два кольца и остановился. Время шло к полудню, становилось жарко. Расстегнув верхние пуговицы куртки, замер, прислушиваясь. Тишина и солнечный свет окутывали кладбище теплой нежной пеленой. Передо мной – могила какого-то гнома, слева и справа – выложенные мраморными плитками дорожки. Дальше высились надгробья побогаче. На одной камень имел форму полумесяца. Это уже северный обычай – значит, там был похоронен какой-то дикарь, успевший нажить состояние в набегах, к старости покинувший неласковые северные земли и перебравшийся поближе к океану. Я прищурился, медленно поднял руку и расстегнул еще одну пуговицу. Тишина и спокойствие… Но за мной наблюдали. Я переместил вес на другую ногу и резко присел.
Тишина разорвалась громким щелчком и пронзительным визгом. Крюк, полыхая в лучах солнца, молнией пронесся над головой. За полумесяцем мелькнула вытянутая рыжая морда, раздался еще один щелчок. Гоминиды выскочили на дорожку, а я покатился по мраморным плитам. Двое преследователей на ходу перезаряжали самострелы, третий целился, но пока не стрелял. Вряд ли он испытывал какое-то почтение к кладбищу, скорее берег взрывчатку…
Я побежал, громко топая каблуками по мрамору.
топ… Топ… ТОП…
Когда-то я уже бежал здесь, может быть, по этой самой дорожке, вот только дело было ночью, свет звезд серебрился на плитах и могильных камнях, а позади…
Пелена из солнечных лучей и тишины разошлась по швам, сквозь прорехи хлынул пепельный свет, солнце потускнело, и тоскливый, мертвенный ужас окутал меня. Он пришел сзади, источником был тот, кто мчался следом, – Призрак, бегущий по кладбищу, легко перескакивающий через могилы и ограды, в его руках кол, и на конец насажена… Я вскрикнул от страха и побежал быстрее, размахивая руками, то и дело спотыкаясь, почти падая. Солнце исчезло, из-за оград потянуло промозглой сыростью, и Призрак догонял – уже слышны его мягкие шаги, дыхание…
Визг заглушил все звуки – еще один крюк пронесся мимо. Он бы начисто отхватил мне правую руку, если бы за мгновение до этого ноги мои не заплелись.
Споткнувшись, я вылетел с дорожки, прямиком в толпу троллей.
Клан хоронил своего главу. Судя по количеству толпящихся здесь и по богатой отделке шикарного каменного гроба, это был клан Маскулопус, самый влиятельный в городе. Над открытым гробом торчал внушительный нос покойника, рядом топталось десятка два троллей и троллих, чуть в стороне кладбишенский оркестр что-то негромко играл.
Я врезался в толпу, тут же получил тяжелым кулаком между лопаток и упал лицом вниз. Раздались возмущенные голоса, чьи-то лапы сграбастали меня за шиворот, приподняли. Перед глазами возникло разгневанное лицо троллихи – возможно, это была одна из вдов.
– Бесстыдство! – взревела она. Я попытался оттолкнуть троллиху, но второй удар опять сбил меня с ног. Троллиха вцепилась в мои плечи, кто-то схватил за ноги. Меня швырнули с такой силой, что я перелетел через ограду. Позади раздалось: «Тут еще какие-то рыжие!» – видимо, гоминиды тоже с разбегу врезались в толпу.
Я рухнул на плиты и покатился, бряцая саблями. Нет, раньше все было по-другому. Никаких троллей, всего лишь старый эльф, бродивший ночью по кладбищу в поисках одной из своих птиц с вывихнутым крылом, которая как-то сумела сбежать из вольера. Эльф сбросил меня в могилу, выкопанную для утренних похорон. Я лежал, весь в глине, не дыша и не шевелясь, слушая, как Призрак разговаривает с эльфом – тот отвечал подобострастно, изображая полувыжившего из ума безвредного старикана. «Нет, господин… Никакого мальчишки, господин… Да, я слышал шаги, такие легкие, словно бежал детеныш… Вот туда, к воротам, он побежал туда, господин… Что вы, мы же одного племени, как же я могу врать такому знатному господину?»
Призрак ушел, зажав кол под мышкой…
Это уже мои фантазии добавили в руки призрака кол. На самом-то деле кол остался позади, во дворе поместья, там он торчал из земли, а на нем… У призрака в руках было другое, редкое оружие.
Сырость и холод исчезли, ночь закончилась – солнце сияло в безоблачном небе, рядом гудела растревоженная толпа троллей, слышались глухие удары и рокот голосов. Никто не преследовал меня. Призрак, превращавший в кошмары сны, а теперь добравшийся и до яви, гремя цепями по сводам моего черепа и оставляя наполненные красной жижей следы, отступил на задворки сознания, затаился там, готовый в любой миг появиться вновь. Избавиться от него можно было единственным способом – я хорошо знал каким.
* * *
Некоторое время я полз, не поднимая головы. В центре кладбища на широкой круглой площадке высился мавзолей, где хоронили Протекторов – тех из них, кто умер на своем посту. Таких было много, и мавзолей с многочисленными пристройками достиг уже внушительных размеров. Я наконец позволил себе приподняться, чтобы посмотреть по сторонам. У входа в мавзолей дежурили четверо стражников в желтых кирасах, с рапирами и арбалетами. Большинство Безымянных успевали при жизни заполучить достаточное количество могущественных врагов, и некоторые способны были отомстить даже после смерти.
Я отполз подальше, встал, сделал несколько шагов и увидел очередную могилу.
Из каменного прямоугольника торчала невысокая колонна с капителью в псевдомингрейском стиле – четыре горгульи, сцепившие хвосты, с воздетыми в скорби лапами. Барельеф, словно окно в треугольной раме с завитушками, изображал Микоэля Неклона. Благообразный мудрый старец смотрел на меня с легкой грустью, прищурив глаза. Под портретом искусно вырезанная надпись гласила:
...МИКОЭЛЬ НЕКЛОН, ИНСАЙДЕР СЕРОГО ИСКУССТВА.
РОДИЛСЯ 372, УМЕР – 482.
БЫЛ ПЕРВЫМ МАГОМ
ПРОТЕКТОРА КАДИЛЛИЦ БЕЗЫМЯННОГО-IX.
ТЕМНАЯ ПАМЯТЬ ВО ВЕКИ ВЕКОВ!
Это был материальный вариант того надгробия, что я видел в магическом пространстве зала некрологов. Отступив на шаг, я внимательно рассмотрел колонну, осознавая, что все это время не вспоминал о своем враге. Кажется, я до сих пор окончательно не поверил в его смерть, и лишь вид этой колонны, каменное лицо Неклона и надпись – 372–482 – окончательно убедили меня в том, что старый колдун почил.
Я развернулся и побежал дальше.
Крики троллей стихли, вновь воцарилась тишина. Сопение полузверей за спиной тоже исчезло. Добравшись до кладбищенских ворот, я перешел на шаг и одернул куртку. Створка была приоткрыта, рядом находилась сторожка, в окне виднелись играющие в кости стражники. Еще один стоял, привалившись плечом к ограде и поигрывая рапирой. Заметив меня, он поднял голову. Я небрежно кивнул, не останавливаясь, выскользнул за ворота.
Здесь стояло три экипажа. Две вместительные открытые повозки, на которых приехали тролли, и катафалк, тоже открытый, с устланным красным бархатом дном и узенькой скамеечкой вместо козел. Все они были запряжены черно-желтыми кошачьими жеребцами. На бортах повозок вырезано клеймо клана Бастки – два сдвинутых вместе кулака.
Стражник выглянул из ворот, лениво наблюдая за мной. Я неспешно пошел в обход катафалка, который казался мне менее удачным средством передвижения, чем повозки, и тут стражник громко ахнул. Я увидел его изумленно-растерянное лицо, когда он стал крениться вперед, вцепившись обеими руками в ворота. Пальцы соскользнули, и стражник повалился лицом вниз. Из спины торчал длинный изогнутый крюк.
Два полулиса бежали к воротам из глубины кладбища.
Перемахнув через низкий бортик катафалка, я схватил вожжи.
Кошачьи жеребцы больше годятся для боевых действий – они свирепы и неустрашимы. Обученный жеребец не просто нес всадника, он и сам участвовал в схватке, действуя копытами и зубами. Стоили они дорого, а старели быстро. Жеребца, не погибшего на поле брани, продавали за полцены – среди мирных зажиточных горожан считалось особым шиком иметь кошачьего жеребца.
Они заржали и понесли, с ходу набрав такую скорость, что в катафалке что-то начало трещать и скрипеть. Я оглянулся и увидел, как полулисы запрыгивают в повозку. В каждую было впряжено по одному жеребцу, но ведь повозки куда легче катафалка…
За кладбищем городских домов уже не было. Широкая, обсаженная королевскими платанами аллея закончилась быстро. Дальше начинался склон, справа, за деревьями, виднелась река, слева прямой тракт исчезал в лесах, что тянулись вплоть до Северных гор. Впереди лежала долина. Среди деревьев возвышались крыши пригородных домов, за ними в глубокой низине между холмами притаился замок Джеды. Лепреконы жили там.
Когда катафалк достиг конца аллеи, между платанами показалась повозка с гоминидами. На сиденье я нашел длинный бич и теперь воспользовался им, чтобы подогнать и без того несущихся во всю прыть жеребцов. Из-под копыт разлетелись комья земли, катафалк понесся со склона, подпрыгивая и раскачиваясь. Я оглянулся: повозка приближалась. Один полулис сидел на корточках с вожжами в руках, другой примостился возле борта с самострелом.
Вз-зжиг!
Крюк пролетел мимо и скрылся в кустах, что широкой дугой росли у подножия склона. Через мгновение в эти же кусты вломился катафалк, и тут же – повозка. Спустя непродолжительное время она поравнялась с катафалком.
Полулис с самострелом, недолго думая, прыгнул. Зная нрав гоминидов, я предвидел, что мешкать они не станут, и упал на спину, ногами к нападающему. Я согнул ноги, резко выпрямил и попал ему в грудь. Лис шумно фыркнул и отлетел назад, на повозку. Второй натянул вожжи, мы сблизились вплотную. Я сел и потащил из-за плеча саблю, но тут кто-то из них метнул кинжал. Удар в плечо опрокинул меня на спину, полулис прыгнул вновь. Зацепившись ногами за бортик, он кубарем покатился на меня. Я приподнялся, он пролетел подо мной и ударился о противоположный бортик катафалка. Голова и плечи оказались над землей. Полулис не успел встать – я схватил его за ноги и рывком поднял вверх, перевернув противника за борт. Раздался быстро удаляющийся вой. Развернувшись, я схватился за вожжи.
Вокруг уже мелькали пригородные дома, ограды, ворота и стены. Я покосился на повозку. Последний полулис, вооруженный самострелом, заряженным крюками-взрывателями, решил, кажется, что со мной пора заканчивать. Он вскинул оружие и прицелился.
Один из моих жеребцов, раззадоренный гонкой, вспомнил боевую молодость, зашипел и лягнул соперника. Тот выгнул длинную лоснящуюся шею и вцепился зубами в загривок нападавшего. С громким треском повозка и катафалк сцепились бортами, я увидел направленный мне в лоб зазубренный изгиб крюка, привязанный к нему серый мешочек со взрывчаткой и заорал:
– Взорвемся оба!
Полулис оскалился. Вцепившись одной рукой в вожжи, натянув их, я привстал и сверху вниз ударил кулаком по самострелу. Лапа полулиса опустилась вместе с оружием. Жеребцы, пытаясь укусить друг друга, свернули с дороги, и тут раздался грохот. На нас надвигалось какое-то здание, в глазах зарябило… я прыгнул.
Грохот и плеск прозвучали одновременно. Повозка и катафалк вломились в стену старой водяной мельницы. А я упал в воду.
Я еще успел заметить водяное колесо, которое медленно проворачивалось, рябь, контуры мельницы на фоне неба, а затем раздался взрыв – лис все же выстрелил.
Я точно знал, что в столярных мастерских нельзя разводить огонь. Мелкая древесная стружка может вспыхнуть… А мука? Так или иначе, взрыв оказался очень внушительным.
Пока мое тело погружалось в воду, шар огня, набухал, стремительно разрастался. Я успел подумать, что он захватит и меня, а затем вода сомкнулась надо мной, исказив картину окружающего… Все побагровело, и стало темно.
В глухой тишине я развернулся и поплыл. Рядом ворочалось что-то громоздкое. По воде разбегались мелкие волны, гроздья пузырей стремительно поднимались к поверхности.
Стало светлее. Ощущая жжение в груди, я поднял голову, и вода расступилась.
Обугленный, но все еще горящий остов водяного колеса уже почти затонул. На месте мельницы груда обломков еще горела, дым поднимался в небо.
В свинцово-серое небо.
Перемена была разительной. Когда я падал в воду, стоял солнечный день, а когда вынырнул, сплошной слой облаков скрыл солнце.
Я достиг руин, окружавших замок Джеды.
* * *
Низину окутывали тени, ветер шелестел в кронах деревьев. Ограды и дома исчезли, их место заняли каменные глыбы, накрененные стены без крыш, слепые окна, остатки фундаментов, куски мрамора и деревянные обломки.
Замок Джеды – легендарное строение, и в былые времена он занимал куда большее пространство. От многочисленных пристроек и соединяющих их стен теперь почти ничего не осталось, но сердце замка – массивный донжон возвышался на фоне склонов. Размеры его не уступали Большому Дому со всеми пристройками, конюшнями и казармами. Пару раз я бывал здесь раньше и никогда не мог отделаться от ощущения, что строителями были великаны. Слишком огромным здесь все казалось.
И слишком много легенд довольно жуткого свойства было связано с замком Джеды Гарунды Большегруды, эльфийки, самой богатой представительницы своей расы из когда-либо живущих. Как и ее замок, она тоже вошла в историю, хотя бы из-за семи мужей четырех рас…
Ветер налетал порывами, после купания в мельничном канале меня пробирала дрожь. Укрывшись с подветренной стороны массивной мраморной глыбы, я быстро разделся и отжал всю одежду, кроме куртки – она оказалась сухой. Затем стеклянным ключом отомкнул шкатулку и, уже не закрывая, сунул в карман.
Обойдя глыбу, направился к небольшому кургану, видневшемуся среди развалин. На его вершине оглянулся. Окраины Кадиллиц, склона и пригородных домов я не увидел.
Донжон выглядел зловеще и сразу же отбивал охоту входить внутрь. Огромная башня с двумя полукруглыми воротами у основания и утолщением-набалдашником в верхней части самым недвусмысленным образом кое-что напоминала – Джеда была той еще бабой. Кроме того, башня имела приличный наклон.
Такое иногда случается с высокими древними строениями, но тут весь фокус заключался в том, что башню изначально строилась накрененной…
Я оглядел строение. В некоторых окнах горел бледный свет, синий, зеленый или красный, другие были черны. Внимательно рассмотрев их, я перевел взгляд на ворота. Левые – закрыты, правые – распахнуты. Сделав несколько шагов, оказался в просторном пустом помещении с широкой лестницей и высоченным потолком. Все здесь покрывала пыль, на полу валялись осколки камня и деревянные обломки, паркет кое-где был взломан или обуглен. В тишине я сделал еще шаг и оглянулся. Рядом виднелись створки соседних ворот, запертых массивным железным засовом.
Никогда не любил эти шуточки. Пройдя через правые ворота, вы попадали в мертвое пространство пустого донжона, где могли бродить до самой смерти, так никого и не встретив, потому что жизни в этом своеобразном варианте лепреконского кармана не было. А левые ворота снаружи можно открыть, только взорвав их, и тогда вы бы обнаружили тоже самое: безмолвный гигантский зал, пыль и пустоту…
Но существовал и третий путь. Я подошел к створкам, поднатужившись, отодвинул засов. Вышел наружу через правые ворота, закрыл их – тоже обязательное условие – и налег плечом на створки, теперь не замкнутые засовом. Они приоткрылись, я протиснулся внутрь и вернул засов на место.