Новиков Николай Васильевич. Тень убитого банкира

   - Ты на меня не ори, я тебе ничем не обязан,- негромко, но внушительно сказал Чекмарев.- У меня и так настроение дур-ное и нервы на пределе. Могут совсем не выдержать. Не видел я никаких документов, Настя рассказала кое-какие интересные ве-щи, я и загорелся. И написал роман. Все.
   Квочкин замер с раскрытым ртом.
   Нервы у него могут не выдержать... Это что, угроза? Дав-ненько он не слышал ничего подобного в свой адрес. Такое мог сказать или сумасшедший, или... впрочем, это одно и то же.
   Кондра и Амин, как по команде вскочили на ноги, устави-лись на босса, ожидая его приказаний. Квочкин медлил. Он знал, что может одним пальцем раздавить этого несчастного таракана, однако, важнее было узнать, где находятся документы. Немалых трудов стоило ему заставить себя спокойно произнести:
   - Как я понимаю, документы у нее, у Насти Зозулиной?
   Чекмарев отрицательно покачал головой.
   - Я же сказал - не было никаких документов, был только ее рассказ.
   - Если рассказала - значит, откуда-то знала, видела, чи-тала, держала в руках. И до сих пор держит!
   - Да не было, ни хрена подобного не было!- заорал Чекма-рева, теряя самообладание.- Тебе что, сто раз повторять, сче-товод хренов?
   Эта наглость вывела из себя Квочкина.
   - Ты кто такой?!- завизжал он.- Жалкий, убогий журналис-тик! Ободранный, злобный, бесхозный кабыздох! Таким только дай повод облаять всех, кто хоть что-то пытается делать! И облают! Завистливое ничтожество, интеллигенцией себя считают, а сами так и тянут ручонки загребущие к чужим деньгам! Где документы, тварь? Где эта сучка?!
   - Сам ты сучка!- Чекмарев вскочил на ноги, заметил, что двое уже не стоят у стены, а приближаются к нему.- Что, дубо-ломов своих науськиваешь?! Пусть только попробуют! Многие зна-ют, кому я отнес рукопись, узнают, о ком в ней написано! Ну давай, сам вставай, поговорим по-мужски! Не хочешь? Не можешь? Да ты ни хрена уже не можешь! За тебя махают кулаками другие, твою машину водят другие, твою жену трахают другие!..
   Больше он ничего не успел выкрикнуть. Водитель с застыв-шими светлыми глазами нанес молниеносный удар страшной силы в солнечное сплетение, от которого пол под ногами дернулся в сторону, а потом провалился.
   Амин профессионально заломил руки Чекмарева за спину, выхватил из кармана куртки наручники, защелкнул их на побелев-ших запястьях. В то же мгновение Кондра достал носовой платок, запихал его в рот Сергею. Квочкин не шевельнулся в кресле, только побледнел и стиснул кулаки.
   - Под лед?- спросил Амин, глядя на Кондру.
   Тот покачал головой, давая понять, что последнее слово за боссом. Квочкин медленно поднялся с кресла, подошел к Чекмаре-ву и с размаху ударил его кулаком по лицу.
   - Это за жену,- выдохнул он. Потом взглянул на Кондру и приказал.Делайте то, что было приказано. Он наш гость. Сво-бодны.
   - Пошли,- сказал Кондра.
   Амин потащил Чекмарева к двери. Капли крови из разбитого носа падали на блестящий паркет.
   Комнатка была узкая и в ней стоял один лишь диванчик с тонкими, поролоновыми подушками, обтянутыми кожзаменителем. Такие в бедных или государственных учреждениях ставят в кори-доре для бедных же посетителей. Окон в комнатке не было, толь-ко тяжелая, стальная дверь.
   Минут десять Чекмарев неподвижно лежал на диване, борясь с тошнотой, подступающей к горлу, а потом осторожно коснулся пальцем разбитого носа, негромко пробормотал:
   - Вот у нас какие смелые банкиры, и по морде могут дать, осерчавши... если соперника предварительно обработает дресси-рованная горилла.
   Нос покраснел и немного распух, это можно было заметить, если зажмурить один глаз, а другим разглядывать пострадавшее место. По-другому никак нельзя было определить изменения на своем лице, зеркала в комнатке, как и окон, не было. Тошнота уже не так сильно беспокоила Чекмарева, по крайней мере, можно было терпеть.
   Ну и что же они собираются дальше делать? "Под лед",- предложил водитель, так бы и сделал, но ему запретили. "Он наш гость",- сказал Квочкин. Выходит, все же испугался. Понимает, что убрать сейчас несговорчивого журналиста никак нельзя. А потом будет можно? Почему бы и нет? Только лед уже растает на Москве-реке, да и на подмосковных прудах тоже. Или не растает? Черт его знает, сколько его продержат здесь. Будут пытать? Вполне возможно. Все зависит от того, насколько сильно испуган Квочкин. И - сумеют ли быстро найти Настю. Если документы, действительно, у нее, и Квочкин получит их - конец и ему, и Насте. Никакой роман не спасет, мало ли, что выдумал досужий журналист?..
   Эх, Настя, Настя... Так вот оно в чем дело! Ты специально познакомилась с Чекмаревым, чтобы заставить его написать ро-ман, отнести Квочкину, показать тому, какое он дерьмо... перед очень важным аукционом. Что там было, зачем ты это сделала - не так уж и важно. Зачем ты говорила, что любишь, зачем любила
   - это же нельзя придумать, нельзя сыграть!
   Почему не рассказала обо всем честно? Ну, это понятно. Он бы приложил все свои силы для того, чтобы отговорить ее от глупой затеи. Все силы! И в конце-концов, скорее бы расстался с нею, чем пытаться отомстить могущественной организации, контролирующей сумасшедшие потоки денег и, значит, имеющей су-масшедшую власть. Сам-то он не сумасшедший, и не самоубийца.
   Выходит, правильно сделала, что не рассказала? Выходит... Это сейчас он такой смелый, потому что влип по самые уши, нео-жиданно для себя оказался злейшим врагом Квочкину. Теперь хоть вставай на колени и моли о пощаде, хоть оскорбляй его, как последнее дерьмо - ни хрена не изменишь. Так уж лучше облаять лысого сучонка. Все легче станет на душе.
   Но Настя... Теперь понятно, почему она прошлой осенью се-ла именно в его машину, почему пришла на свидание, согласилась остаться у него на вторую ночь... Настоящую ночь. Почему про-вела с ним много других прекрасных, незабываемых ночей. Почему сердито отмахивалась, когда он спрашивал, где живет ее мать, можно ли позвонить, когда уезжает? Почему заставила его напи-сать роман, и сама редактировала, правила его... Потому что он был для нее не любимым человеком по имени Сергей Чекмарев, а железным роботом, которого следовало настроить на выполнение смертельного задания. И она настроила... робота Чекмарева. А потом ушла, чтобы не видеть его агонию.
   Ты ошиблась, Настюша! Потому что им ничего не стоит уз-нать твой телефон и домашний адрес. И - где находится дача, если она есть, и адреса друзей и подруг. Они придут днем или ночью, в форме или в гражданском, с оружием или без - что ты и твоя мать смогут противопоставить этой махине?
   Ты дважды ошиблась, Настя! Как бы там ни было, ты любила робота Чекмарева, и он тебя любил, и так хорошо было вдвоем! Да, любила, любила! И теперь, наверное, жалеешь, что затеяла эту страшную игру, в которой невозможно выиграть. И выйти из нее теперь - невозможно...
   Ну, написал Чекмарев роман, так зачем нужно было нести его именно Квочкину? Отдали бы Сафарову, опубликовали под псевдонимом... Больше пользы было бы. Эх, женщина, женщина! Хотела заставить Квочкина трястись от страха? Он трясется. Но скоро успокоится. А сама, а твой робот? Обоим же конец!
   Зато теперь все, наконец-то, понятно. Даже то, каким об-разом рукопись оказалась у Сафарова. Настя сделала перед ухо-дом копию и передала ее в "ДЕГЛ". Хотя бы его фамилию стерла, знала ведь, кто такой Сафаров...
   Все понятно, абсолютно все, да что толку? Ну зачем ты все это, затеяла Настя?! Господи, хоть бы ты уцелела, ушла от них! Пожалуйста, сделай это, Настя! Может, и удастся как-нибудь вы-карабкаться, встретиться?..
   16
   Еще зима, и темнеет еще слишком рано. И крупные снежинки еще медленно кружатся над головой, белые в свете фонарей, тем-ные на фоне вечернего неба. Летят, падают на мокрый асфальт, сухую траву и влажные кроны деревьев и... не делают город светлее и чище: под ногами чавкает желто-серая снежная кашица, и все вокруг мокрое, скользкое, холодное. В такую погоду лучше оставаться дома, читать, удобно устроившись в кресле и укрыв ноги клетчатым верблюжьим одеялом, смотреть телевизор или фильм по "видику". А уж если выходить вечером на улицу, то для того, чтобы встретиться с подругой или другом, посидеть за бо-калом сладкого красного вина в другой уютной квартире, или в ресторане, где тоже уютно и тепло. Есть, конечно, люди, кото-рым приятно гулять в такую ненастную погоду по грязным мос-ковским улицам, однако, Настя в их число не входила.
   Тем не менее, она медленно шагала вверх по Гоголевскому бульвару, направляясь к Новому Арбату. И совсем не для того, чтобы заглянуть в один из многочисленных арбатских ресторанов, или встретиться с кем-нибудь из друзей. Ей нужно было позво-нить, но не из дому, а из новоарбатского автомата.
   Полчаса назад она сидела в кресле, смотрела телевизор, и выходить из квартиры не собиралась, но услышав сообщение о за-гадочном убийстве сотрудника службы безопасности "Расцвет-бан-ка" на улице Нижние Мневники, задумалась. Показалось, что это происшествие связано с рукописью Сергея. Прошло достаточно времени для того, чтобы и Квочкин, и Сафаров поняли, с чем имеют дело. И начали действовать. Настя расстелила на полу карту Москвы, нашла улицу Нижние Мневники и не смогла подавить глубокий вздох: это было совсем близко от улицы Народного ополчения, где жил Сергей, где жила она... Где они любили друг-друга, и все было так хорошо... А где он сейчас, что де-лает? Зря она ушла, ничего не сказав, зря не позвонила потом, не предупредила его...
   "Если ты все-таки решишь заставить их платить, никто из друзей и родственников не должен знать об этом. Чтобы не полу-чить паяльник в задницу. Сама никогда не звони из дому, не звони дважды из одного автомата, не звони туда, где могут ждать твоего звонка. У них отличная техника, и люди не дура-ки."
   Она не собиралась звонить Сергею, надеялась, что сможет забыть его навсегда, что бы ни случилось. Но известие о гибели сотрудника "Расцвет-банка" стало настоящим потрясением для Насти. Уже одного убили! Значит, могут убить и Сергея, могут пытать, изувечить... А он ведь ни в чем не виноват! Впервые со времени своего ухода из квартиры на улице Народного ополчения, она подумала, что, наверное, никогда не сможет забыть Сергея. Скорее всего, им не быть уже вместе, но предупредить его об опасности она просто обязана!
   Черная песцовая шапка была надвинута на самые брови, ни один рыжий локон не выбивался из-под нее. Нижнюю часть лица закрывал пушистый белый шарф, а глаза прятались за темными оч-ками. Даже если в "ДЕГЛ" она попала в объектив телекамеры, вряд ли ее смогут узнать.
   На Новом Арбате было намного светлее, нежели на Гоголевс-ком бульваре, тротуар чище, хотя народу - значительно больше. Настя остановилась у первого телефона-автомата, который попал-ся ей на пути, торопливо набрала номер и стала ждать. Сердце гулко колотилось в ее груди. Что сказать Сергею, она знала, но захочет ли он слушать ее? Говорить с нею? На другом конце про-вода никто не поднимал трубку. Настя набрала другой номер, ми-нуты две терпеливо ждала, но так и не услышала знакомое: "Ап-парат господина Чекмарева! Кто его беспокоит?"
   Где ты, Сергей?
   Она медленно пошла вдоль ярко освещенных витрин. Никогда они с Сергеем не гуляли по Новому Арбату, а вот с Олегом... Тогда был конец весны, вечером ярко светило солнце, и короткая расклешеная юбочка позволяла прохожим любоваться ее длинными, стройными ногами. Вот здесь, да, точно здесь она вышла из "Мерседеса" и насмешливо посмотрела в сумрачные темные глаза.
   - Ты чем-то расстроен, дорогой? Может я рядом с тобой выгляжу не совсем достойно?
   - Это исключено, я уже объяснял, почему. Ты в любой одеж-де, в любое время и в любом месте выглядишь весьма эффектно. Твой внешний вид привлекает взгляды толпы. А для нее внешний вид - главное достоинство.
   - Вот как? А что ты думаешь о моем внутреннем мире?
   - Тебе прекрасно известно, что я не стал бы держать рядом с собой пустышку.
   - А меня, значит, держишь?
   - Не придирайся к словам. Эй, придурок! Что вытаращился?! Тоже хочешь такую? Я уступлю ее тебе, если пробежишь голым от Арбатской до Новинского! Не хочешь? Тогда рассматривай картин-ки в журналах!
   - Перестань! Как ты ведешь себя в общественном месте?
   - Это действительно общественное место. А я не обществен-ность и не общество. Я личность. Поэтому всегда ненавидел это зеркало совкового благополучия - Калининский проспект.
   - Он давно уже не Калининский. А мне всегда здесь нрави-лось. С детства любила здесь гулять, а потом... Столько прият-ных воспоминаний связано с Калининским!
   - Естественно. Тебя здесь поили в совковых кабаках, а по-том лапали на фоне лозунгов "Миру-мир" и вывесок "Союзпечать". А потом провожали до подворотен твоей улицы Рылеева.
   - А потом трахали в подворотне, ты это имел в виду? Вер-но, было и такое. А ты завидуешь, потому что был вундеркиндом и участвовал в математических олимпиадах, когда другие маль-чишки девчонок лапали.
   - Зато теперь я имею возможность лапать их в неограничен-ных количествах. Могу дать объявление в газете и выстроится километровая очередь желающих, чтобы я их полапал.
   Она очень хотела сказать все, что думает о его возможнос-тях. Но это... все равно, что в доме повешенного говорить о веревке. Нельзя.
   - Дорогой, давай прекратим глупый спор. Пожалуйста, приг-ласи меня в этот ресторан. Вот в этот.
   - Разве это ресторан? Поехали в "Царскую охоту".
   - А я хочу - сюда! Ну пожалуйста.
   - Не могу тебе отказать. Пошли.
   Он ни в чем не отказывал ей, но если нужно было дважды повторять просьбу, о ней приходилось потом сожалеть. Тогда она еще не была в этом уверена.
   - Это бифштекс?! Он - из коровы, которая сдохла от истощения, или из быка, на котором пахали десять лет? А это - са-лат?! На какой помойке вы его подобрали? Что уставился? Дума-ешь, буду жрать это дерьмо?!
   - Олег, пожалуйста...
   - Не мешай! А ты - убери тарелку и позови сюда шеф-пова-ра, метрдотеля и директора ресторана.
   - Извините, бифштекс приготовлен из свежей вырезки. Если он не устраивает вас...
   - Меня не устраиваешь ты! И дебилы, которые тобой командуют. Если их сейчас не будет здесь, я завтра куплю ваше пар-шивое заведение и всех вас вышвырну на улицу!
   - Олег! Мне стыдно, на нас все смотрят...
   Она вскочила из-за стола и опрометью бросилась к стеклянной двери. Но успела услышать за спиной:
   - Если она уйдет от меня, ты будешь двадцать четыре часа в сутки мыть посуду. Бесплатно!
   Не раз и не два ей приходилось наблюдать подобные сцены. И что интересно, его никогда не пытались успокоить силой. Ох-рана, швейцары и просто здоровые мужики не выдерживали власт-ного, уверенного в своей правоте взгляда черных глаз. Этот змеиный взгляд словно зачаровывал людей! Может быть, в этом причина его откровенно презрительного отношения ко всем, кого он считал ниже себя? Он вел себя так повсюду, не только на Но-вом Арбате и вообще в Москве, но даже за границей. Разве забу-дешь то, что было в Мексике, в легендарном Акапулько, где меч-тали побывать, наверное, все советские женщины?
   - Прыгай!
   - Тебе хорошо говорить, а мне страшно! Я боюсь!
   - Всего-то три метра! Прыгай!
   Доска трамплина пружинила под ногами, казалось, вот-вот наклонится и сбросит ее в прозрачную, голубую воду бассейна. Три метра, а кажется - все десять... Но раз уж залезла на трамплин, надо было прыгать. Сама виновата, спросила, почему он не ныряет с трамплина, как другие мужчины. Конечно же, Олег ответил, что это глупость, необходимая тем, кто пытается прив-лечь к себе внимание женщин. Ему это не нужно, если захочет, выстроится километровая очередь... Ей дурацкая "километровая очередь" уже изрядно надоела, поэтому в сердцах заявила: прыг-нет сама и докажет, что это просто интересно. И она прыгнула.
   - Расскажи о своих ощущениях,- попросил он, когда верну-лась к своему шезлонгу, опустила "спинку" и легла животом на махровую простыню.
   - Всю задницу себе отбила,- недовольно сказала она.
   - Я умею лечить красивые задницы упрямых девчонок,- ска-зал он и, наклонившись, прижался губами к ее ягодице.- Здесь болит? А здесь?
   - Что ты делаешь, Олег? Люди же смотрят!- громко шептала она, испуганно оглядываясь.
   Люди смотрели, мужчины. Кто с нескрываемым интересом, кто искоса, а один даже лениво хлопнул в ладоши, мол, браво. Но когда Олег поднял голову, показалось, что его взгляд обладает реальной физической силой, во всяком случае, он отворачивал в сторону и опускал вниз головы любопытствующих.
   - Пожалуйста, Олег, не делай больше так. Я чувствую себя неловко...
   - Это они чувствуют себя неловкой, потому что хотят тебя поиметь и не могут,- он щелкнул пальцем, заметив официанта.- Эй, абориген, а ну-ка поди сюда!
   - Си, си, синьор,- тотчас же откликнулся черноволосый парнишка и вмиг оказался рядом с ними.
   - Я же тебе говорил, что у нас принято говорить не "си, си", а "слушаю, мой господин".
   - О, йес,- улыбнулся официант, не решаясь говорить при-вычное "си".Силюши...
   - Не "силюши", а - "слушаю"! Ты что, совсем дебил? Не можешь запомнить?
   - О, о...- все еще улыбался парнишка.- Си-луш...шаю.
   - Кампари даме, а мне "Манхэттен". И - бегом!
   Парнишка, действительно, побежал, и вернулся довольно-та-ки быстро, она еще не успела высказать Олегу все, что думала о его хамском отношении к мексиканским официантам. Ладно, нашим хамит, но здесь, за границей, мог бы и повежливее разговари-вать!
   - Твое кампари,- сказал он, протягивая ей пузатую рюмку.
   - Я не пью до обеда, и тебе не советую,- сердито сказала она и уткнулась лицом в махровую простыню.
   Тогда он, без раздумий, вылил кампари на трусы ее купаль-ника.
   - Так у нас лечат ушибленные задницы, понял, абориген?
   - Олег!- она сердито посмотрела на него.- Тебе что, де-лать больше нечего?
   Официант улыбнулся ей.
   - Уже не болит?- спросил Олег, хлопая ладонью по ее яго-дицам.- Вот видишь, абориген, если ты будешь поливать задницу своей телки кампари, она сделает для тебя все, что пожелаешь,- он выдернул из кошелька пятидесятидолларовую купюру, бросил на поднос официанта, повелительно махнул рукой,- Пошел!
   Тот закивал, широко улыбаясь, и, гордо выпрямив спину, удалился.
   - Ты сумасшедший,- сказала она.- За эти деньги можно ку-пить две бутылки кампари, и я не телка.
   - Ты - нет. Я об этом не говорил.
   - Слишком много пьешь, Олег.
   - Да, много. Потому, что все - дерьмо! И ты сегодня ночью снова будешь злиться на меня. Это не может продолжаться слиш-ком долго!
   - Не кричи, кругом же люди! С чего ты взял, что я злюсь на тебя ночью?
   - Я знаю. Я изучил проблему. Ты не можешь быть счастлива со мной, что бы я ни делал! Это неестественно! Я делаю, делаю, но могу лишь заставить тебя притворяться!
   - Олежек, милый, пожалуйста, успокойся. Я не притворяюсь, я люблю тебя. Как еще можно доказать это?
   - Никак. Нельзя доказать недоказуемое. Я никогда не отпу-щу тебя к другому, и никогда не сделаю по-настоящему счастли-вой женщиной.
   - Но...
   - Помолчи. Я знаю, что из этой ситуации есть выход, но еще не принял окончательного решения."
   Она не поняла, что он имел в виду. А он уже тогда думал о том, что скоро уйдет. Навсегда...
   Углубившись в свои воспоминания, Настя не заметила, как дошла до кафе "Метелица". Впереди был Новинский бульвар. Заме-тив телефон-автомат, она еще раз позвонила, и снова ни в слу-жебном кабинете Сергея, ни дома у него никто не взял трубку.
   Где же он?
   И почему она все это время думала об Олеге, о странном человеке, из-за которого теперь грозит опасность Сергею? На-верное, потому, что они с Сергеем никогда не гуляли по Новому Арбату... Вообще никуда не ходили вместе, да это и не нужно было. В скромной однокомнатной квартире на улице Народного ополчения было намного лучше, чем в номере пятизвездочного отеля на берегу океана.
   Возвращаться назад не хотелось, и Настя пошла вперед. По Новинскому бульвару, Арбату и Плотникову переулку можно добраться до своей улицы Рылеева. А на Арбате нужно будет позво-нить... Может быть, они знают, где Сергей?
   - Но такого не может быть, Женя!- сказал Сафаров.- Человек получил секретные материалы, написал роман, заявил, что это правда секретные материалы. Передал нам рукопись через свою девушку или родственницу, попросил миллион долларов. Мы сказали: приходи, будем разговаривать, а он отвечает: нет, ничего не знаю, не приду. И сам исчезает. Слушай, ему совсем не нужен миллион долларов, да? Куда делся, ты знаешь?
   - У меня есть две версии, Константин Рашидович. Первая, роман передали нам без его ведома. Хотели кинуть, получить бабки и смыться. Нужно было дождаться звонка девицы.
   - Глупо, Женя, очень глупо. Тот, кто хотел кинуть, должен знать, что мы позвоним в нашу газету, нашему сотруднику и спросим: Чекмарев, ты написал роман? Что еще у тебя есть? А как иначе?
   - Чекмареву кто-то принес документы. Он написал роман. Договорились, что подпишут фамилией Чекмарева, чтобы никто не догадался о том, у кого документы. Рукопись отдали тем, кого она может заинтересовать. Поэтому Чекмарев удивился, что у нас тоже есть рукопись, испугался и поехал к тем, кому раньше пе-редал ее,- уверенно предположил Рекрутов.- Теперь он или полу-чит деньги и исчезнет, чтобы не встречаться с нами, или не по-лучит деньги и исчезнет... чтобы, опять-таки, не встречаться с нами.
   - Красиво говоришь, Женя. А тот, у кого документы?
   - Он тоже исчезнет. Чекмарев поделится с ним, или скажет, где его искать. Все зависит от того, с кем он разговаривает, но более реально второе.
   - Кто же нам передал рукопись?
   - Девушка. Его подруга. Она слышала, что за нее можно по-лучить миллион, и решила сыграть свою игру. А Чекмарева в из-вестность не поставила.
   - Какие умные девушки пошли! Знает рукопись, знает доку-менты, знает, кому отдать. Знает, сколько стоит! Приходит, го-ворит, что знает меня... Слушай, она все знает! Сказала - поз-вонит. Чекмарев никогда не звонил мне, Лавкин - только через секретаршу!
   - И она позвонит через секретаршу. Телефон можно узнать в любом справочнике. Зря вы приказали подключить диктофон к пря-мому телефону.
   - Ты думаешь - зря?
   Сафаров хитро прищурился, покачал головой. Если девушка столько знает, должна понимать, что такую рукопись трогать опасно. А она, судя по словам охранника, вела себя очень уве-ренно, сказала, что агент корпорации. Жаль, конечно, что на-чальник СБ глупее генерального директора, но было бы хуже, будь он умнее. Слишком умных людей, у которых в подчинении и стволы и компьютеры, какой дурак станет держать в своей фирме?
   Телефонный звонок вывел его из состояния глубокой задум-чивости. Тяжело поднявшись с кресла, Сафаров прошагал к своему столу, взял трубку прямого телефона и недовольно буркнул:
   - Да?
   - Константин Рашидович, я позавчера передала вам дискету с рукописью романа, вы прочитали?
   Сафаров вздрогнул всем телом, а потом с такой яростью принялся тыкать указательным пальцем в трубку, повернувшись к Рекрутову, что начальник СБ стремительно вскочил на ноги, вы-тянулся, будто услышал команду "Смирно!".
   - Я прочитал, да, прочитал,- масляным голосом сказал Са-фаров.- Как вас зовут, дорогая?
   - Это неважно. Ваше мнение?
   Рекрутов раскрыл от удивления рот и на цыпочках двинулся вперед, но увидев кулак шефа, так же на цыпочках отступил к своему креслу. Невозможно было поверить в то, что Сафарову по прямому телефону звонит неизвестная, передавшая рукопись.
   - Очень хорошее, я бы сказал - положительное мнение. Мы согласны встретиться с вами и поговорить. Скажите, а документы у вас?
   - Они есть, а у кого - зачем вам знать?
   - Конечно, конечно. Скажите пожалуйста... еще один ма-ленький вопрос. Это документы покойного Олега Троицкого?
   - Почему вы так думаете?
   - Мы с Олегом были друзьями, да, иногда соперничали, ту-да-сюда, но дружили. Эти документы он обещал передать мне, и не успел. Жаль, бедный, бедный Олег...
   - Я не знаю, кто такой Олег Троицкий.
   Сафаров довольно усмехнулся и покачал головой. Умная де-вушка, но он умнее! Так не говорят "я не знаю", так говорят, когда знают, очень знают, кто такой Олег Троицкий!
   - Хорошо, хорошо,- сказал он.- Когда мы с вами можем встретиться?
   - Скажите, а где сейчас Сергей Чекмарев?
   - А-а, Чекмарев... Совсем забыл про него, понимаешь. Так значит, он писал роман, а документы - у вас. Правильно?
   - Где он?
   - Ничего не знаю. Скажу откровенно, мы хотели с ним пого-ворить, пригласили, но он куда-то исчез. Отказался и - пропал. Видите, ничего не скрываю от вас. Приезжайте прямо сейчас, хо-тите, машину пришлю. Подумаем вместе, где искать этого Чекма-рева. Найдем, куда он денется!
   - Спасибо, я позвоню вам позже.
   Услышав длинные гудки, Сафаров не расстроился, напротив, победоносно взглянул на Рекрутова.
   - Она знает мой прямой телефон, Женя! Эта рыжая, зеленог-лазая женщина - бывшая подруга Олега Троицкого!
   - Но он же...
   - Дурак ты! Если тебе дать, сколько хочешь - и ты станешь подругой импотента, полковник! А она - женщина. Потом стала жить с Чекмаревым. Кто-то в редакции знает о ней. Немедленно займись этим вопросом!
   - Я, между прочим, действительно, полковник запаса, Конс-тантин Рашидович,- пожалуй, чересчур дерзко сказал Рекрутов.- И у меня мужское представление о чести. Неважно, сколько пред-ложат, важно, что с этими людьми потом будет!
   - Обиделся, да? Извини, Женя, извини, дорогой. Сам тоже виноват, не надо глупые мысли высказывать. Вот что еще. Я с Ириной сегодня в театр иду. Давно решили, билеты купили, как откажешь любимой жене? Скоро вечер, ждать тебя не могу. В одиннадцать позвонишь мне домой, коротко скажешь, что узнал. А завтра - подробный отчет. Про обиду забудь, сейчас не время обижаться. Потом напомнишь мне, еще раз извинюсь. Договори-лись? Все, иди.