Страница:
– Констанс, пожалуйста, забудьте об этом. Так будет лучше для вас и для меня.
– Наконец-то вы вспомнили обо мне! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы мне не скажете, – она покосилась на саквояж, – что вы здесь делаете. Вы что-то положили в саквояж? Что-то уносите отсюда?
– Я сказал вам серьезно. Прошу вас, Констанс, уходите.
– Гмм. Что бы это ни было, но вы делаете это тайком.
Джозеф промолчал.
– А как же слуги? Они знают, что вы делаете?
– До свидания, Констанс. Уходите. Сейчас же.
– Одну минуту. – Констанс посмотрела ему прямо в лицо: – Вы говорите это серьезно?
– Да, серьезно.
– У вас не будет из-за этого неприятностей, отвечайте?
– Не будет, если вы не проболтаетесь.
– Джозеф, это звучит пугающе. – Она попыталась приглядеться к склянкам в саквояже, но он помешал ей, выйдя вперед и закрыв собой саквояж. – Я не хочу, чтобы вы попали в беду.
– Я тоже не хочу этого.
В холле стояла тишина, ковры и толстые стены заглушали все звуки. Они были совсем одни.
Джозеф смотрел на нее, но лицо его было непроницаемым. Однако на левом виске вдруг забилась жилка. Констанс смотрела на нее как зачарованная, не в силах оторваться. Она замечала ее и раньше, например, в то утро в разрушенной таверне, когда он помог ей подняться с пола. Медленно приблизившись к нему, она коснулась пальцем пульсирующей жилки.
Джозеф не шелохнулся.
– У вас жилка здесь, – тихо промолвила Констанс. – Она бьется.
Он казался совершенно спокойным.
– Это бывает, когда я… – Он глотнул воздух. – Когда я волнуюсь…
– Вы сейчас волнуетесь?
Он едва заметно кивнул. Если бы она не касалась пальцем его виска, она и не поняла бы, что это был кивок.
– Какое странное чувство.
Констанс какое-то время смотрела на него молча, а затем отняла руку.
– Будьте осторожны, Джозеф. Прошу вас, будьте осторожны.
Она повернулась, чтобы уйти.
– И вы тоже, моя… – он на мгновение умолк, а потом поправился: —…мой друг.
Констанс не обернулась, она и без этого знала, вернее, чувствовала, что он смотрит на нее. Его взгляд жег ей затылок. Она вздохнула свободно, лишь когда завернула за угол.
Глава 10
Глава 11
– Наконец-то вы вспомнили обо мне! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы мне не скажете, – она покосилась на саквояж, – что вы здесь делаете. Вы что-то положили в саквояж? Что-то уносите отсюда?
– Я сказал вам серьезно. Прошу вас, Констанс, уходите.
– Гмм. Что бы это ни было, но вы делаете это тайком.
Джозеф промолчал.
– А как же слуги? Они знают, что вы делаете?
– До свидания, Констанс. Уходите. Сейчас же.
– Одну минуту. – Констанс посмотрела ему прямо в лицо: – Вы говорите это серьезно?
– Да, серьезно.
– У вас не будет из-за этого неприятностей, отвечайте?
– Не будет, если вы не проболтаетесь.
– Джозеф, это звучит пугающе. – Она попыталась приглядеться к склянкам в саквояже, но он помешал ей, выйдя вперед и закрыв собой саквояж. – Я не хочу, чтобы вы попали в беду.
– Я тоже не хочу этого.
В холле стояла тишина, ковры и толстые стены заглушали все звуки. Они были совсем одни.
Джозеф смотрел на нее, но лицо его было непроницаемым. Однако на левом виске вдруг забилась жилка. Констанс смотрела на нее как зачарованная, не в силах оторваться. Она замечала ее и раньше, например, в то утро в разрушенной таверне, когда он помог ей подняться с пола. Медленно приблизившись к нему, она коснулась пальцем пульсирующей жилки.
Джозеф не шелохнулся.
– У вас жилка здесь, – тихо промолвила Констанс. – Она бьется.
Он казался совершенно спокойным.
– Это бывает, когда я… – Он глотнул воздух. – Когда я волнуюсь…
– Вы сейчас волнуетесь?
Он едва заметно кивнул. Если бы она не касалась пальцем его виска, она и не поняла бы, что это был кивок.
– Какое странное чувство.
Констанс какое-то время смотрела на него молча, а затем отняла руку.
– Будьте осторожны, Джозеф. Прошу вас, будьте осторожны.
Она повернулась, чтобы уйти.
– И вы тоже, моя… – он на мгновение умолк, а потом поправился: —…мой друг.
Констанс не обернулась, она и без этого знала, вернее, чувствовала, что он смотрит на нее. Его взгляд жег ей затылок. Она вздохнула свободно, лишь когда завернула за угол.
Глава 10
– Вы рисуете, мисс Ллойд?
Абигайль Мерримид одарила Констанс характерной для себя улыбкой. В ней было что-то неестественное. Казалось, почти все черты ее лица осуждают эту улыбку как нарушение единого кодекса правил, предписывающих неизменное презрение.
Дамы собрались в гостиной для послеполуденного чаепития. Большинство мужчин еще не вернулись с охоты, видимо, празднуя дневную добычу или просто наслаждаясь освежающими напитками в походной палатке.
– Нет, леди Мерримид, боюсь, у меня нет таланта к рисованию, хотя желание есть.
Возможно, Абигайль просто пыталась завести с ней разговор, подумала Констанс и вернулась к атласу мира, который разглядывала.
– Вы вяжете или вышиваете?
– Я пыталась научиться, – промолвила Констанс, ведя пальцем по линии реки Миссисипи, – и тому и другому. Боюсь, результаты не стоили усилий.
– Возможно, вы сильны в музыке, мисс Ллойд?
Констанс пожала плечами.
– Я люблю музыку.
– На каком инструменте вы играете?
Бесполезно сопротивляться, подумала Констанс, осторожно закрывая атлас и отдавая все свое внимание в распоряжение леди Мерримид.
– Я играю на фортепиано, но не очень хорошо. В основном детские песенки.
– Полноте, мисс Ллойд, не скромничайте. Мы здесь среди друзей. Боюсь, вы утаиваете от нас, что играете на фортепиано.
– Я ничего не утаиваю, леди Мерримид. Я немного играю на фортепиано.
Леди Трент, занятая разглядыванием акварельного пейзажа, повернулась к Абигайль и Констанс.
– Фортепиано – это прекрасный инструмент. Вы видели изящнейшее фортепиано здесь, в музыкальном салоне?
– Нет, леди Трент, я не заметила, – ответила ей Абигайль и снова повернулась к Констанс: – Значит, вы играете на фортепиано? Как странно. Не думала, что гувернантка умеет играть на фортепиано. Вас, должно быть, учили этому в детстве. – Ее тон свидетельствовал о том, что Констанс даже в детстве достойна ее осуждения.
– Да, учили.
Констанс была в желтом парчовом платье, надетом ею для ленча, на который она так и не попала. Она не считала нужным менять платье, ибо только один Джозеф, видел ее в нем.
– Вы доставите нам удовольствие, сыграв что-нибудь на фортепиано здесь, в Сандринхеме?
– Боюсь, что нет. Я играю только детские песенки.
– Как мило, мисс Ллойд. Я полагаю, что ваш опыт гувернантки, играющей на фортепиано, и ваша помолвка со вторым сыном герцога позволят вам еще больше совершенствоваться в умении рассказывать сказки.
– Я рассказываю сказки главным образом детям. Хотите послушать одну из них?
Леди Коллинз едва скрыла смех, заменив его легким покашливанием.
– Простите, – промолвила она.
– Как забавно. – Абигайль снова попыталась изобразить улыбку, но все кончилось тем, что она лишь показала свои выступающие вперед зубы.
В это время в гостиной появилась Виола Рэтботтом.
– Принцесса сейчас спустится вниз, – объявила она.
– О, мисс Рэтботтом! – воскликнула Констанс. – Как себя чувствует лорд Гастингс?
Виола вспыхнула, а Абигайль наконец широко, по-настоящему улыбнулась.
– Что вы хотите этим сказать, мисс Ллойд?
– Как я понимаю, вы были настолько добры, что отнесли ему ленч в комнату. Благодарю вас. Я чувствую себя неважно и поэтому не смогла сама сделать это. Ему стало лучше?
Виола вздохнула с облегчением:
– Да-да, конечно, мисс Ллойд. Мне кажется, ему лучше. Простите, я вначале вас не поняла.
Констанс прикусила губу, глядя на Виолу, севшую рядом с леди Трент. Абигайль продолжала улыбаться.
Когда принцесса присоединилась к дамам, было уже около шести вечера. Стали возвращаться мужчины. Констанс услышала голос Филипа, он смеялся чему-то, что рассказывал ему принц, хотя обычно Филип ни в чем не находил юмора.
Услышав его голос в холле, Констанс почувствовала, как все у нее сжалось внутри. Это был ее будущий муж, его бесстрастный смех, равнодушный голос. Умом она уже понимала это, но чувства отказывались верить правде.
Странно, но она вдруг поняла, что знает его еще меньше, чем тогда, когда впервые танцевала с ним в Каусе. Когда видела, как он проезжал верхом мимо ее окна. Она сама выдумала его, добавила к его внешности еще и характер. Так он стал ей ближе, но это был выдуманный образ Филипа.
Он был так непохож на Джозефа. Того она узнавала постепенно, снимая, как с луковицы кожуру, слой за слоем, обнаруживая новую глубину и силу его личности.
Джозефу удалось справиться с Люцифером силой своих рук и своей воли и спасти ее от несчастья. Благодаря своему желанию и воле он сумел со многим справиться.
– Мисс Ллойд? Леди Коллинз задала вам вопрос. Ваши мысли где-то далеко отсюда? – Ей улыбалась леди Трент.
– Простите. Пожалуйста, повторите ваш вопрос, леди Коллинз.
– Ничего особенного, мисс Ллойд. Я просто спросила, назначили ли вы с лордом Гастингсом день венчания.
– Венчания? Да, да! Нет, мы еще не уточнили дату. Герцогиня предпочитает это сделать после нашего визита сюда.
Виола замерла. Она явно прислушивалась к разговору, но делала вид, что разглядывает через лупу изображение римского Колизея.
– Думаю, нам не придется долго ждать, и это скоро случится, – расплылась в улыбке леди Трент. – О, молодая любовь. Как это прекрасно!
Констанс лишь улыбнулась в ответ. Леди Трент, сама того не зная, выразилась точно. Да, молодая любовь. Но в том, что она прекрасна, Констанс не была уверена.
На этот раз принц, открывая шествие на ужин, избрал в качестве своей дамы Абигайль Мерримид. Она приняла приглашение с заученным изяществом, и лишь блеск в ее глазах выражал вместе с удивлением и явное удовлетворение.
Принцесса, терпеливо выслушивая рассказ своего соседа об охотничьих трофеях, сделала, однако, своим избранником того, кто сидел слева от нее. Им оказался Филип.
Констанс не долго оставалась одна, ибо рядом с ней тут же оказался Джозеф.
– Вы позволите? – Он согнул руку в локте.
– Разумеется. Но у нас еще много времени. Сначала соответственно рангу идет знать, а уж потом мы, простые мисс Ллойд и мистер Смит. А пока можно заняться чем-нибудь полезным.
– Вы правы, как всегда, мисс Ллойд. Не заняться ли нам сочинением романа?
– Что ж, времени у нас на это вполне достаточно. А что, если мы сделаем что-то более полезное? Например, придумаем средство от насморка?
– Или выясним, почему происходят войны?
– Или придумаем, как излечить чиновников от взяточничества.
– Или как приготовить рыбу недельной давности так, чтобы она походила по вкусу на сливовый пудинг, – не выдержав, рассмеялся Джозеф.
Констанс всем своим существом ощущала его близость, своим плечом чувствовала тепло его плеча. Глядя на нее, Джозеф, казалось, снова хотел что-то ей сказать, но удержался.
– Джозеф, – прошептала она.
В его глазах появилась особая проницательность и острота, словно он видел ее без каких-либо отвлекающих земных деталей, как, например, черты лица или его цвет. Он глядел ей в самую душу.
Направляясь в столовую, они вдруг остановились. Джозеф как-то странно откинул назад голову, словно пытался привести в порядок свои мысли.
Тон его резко переменился, когда он произнес глядя прямо перед собой:
– А вот и мы.
За ужином они сидели рядом, хотя ее все время отвлекал лорд Трент своим длинным рассказом о том, как готовить заливное из перепелиных яиц, как их следует разрезать, чтобы они не напоминали выпученные глаза. Поэтому Констанс и Джозефу оставалось только обмениваться взглядами. Когда подали рыбу, ей показалось, что под ее тарелкой что-то лежит. Сначала она, подумала, что это обрывок карточки меню. Но меню было на кремовой бумаге, а бумажка под ее тарелкой была белой даже при неровном, мерцающем свете канделябра на столе. Это было как удар колокола. Интуиция подсказала Констанс, что тут таится опасность. Медленно и незаметно носком туфельки она толкнула под столом ногу Джозефа.
У него был самый невозмутимый вид, когда он ответил ей тоже легким толчком.
Принц увлеченно рассказывал о победе Англии в Крымской войне. Все за столом уже неоднократно слышали это, в том числе и участники самой войны. Но принц, взяв слово, не собирался его никому уступать, поэтому за столом почти не было общей беседы, и все головы были повернуты в тот конец стола, где сидел принц.
– Поэтому полковник и второй лейтенант, оба страдавшие от цинги, невзирая на раны…
Джозеф, не поворачивая головы, скосил глаза на Констанс. Она потянула за краешек бумажку к себе, чтобы Джозеф увидел ее. Не меняя выражения лица, он едва заметно кивнул. Но он явно не понимал, что это.
Слуги как раз меняли тарелки, и тот, кто подсунул ей бумажку, наверняка рассчитывал на это.
– Тогда он поднялся и, собрав остатки сил… – Принц был в отличной ораторской форме, и красноречие отнюдь не мешало ему во время драматических пауз поглощать еду.
Констанс медленно вытягивала из-под тарелки бумажку, решив наконец посмотреть, что же это. Кажется, на ней какие-то каракули. Нахмурившись, она еще сильнее потянула за уголок записки. А потом, раскрыв, увидела: это был рисунок чернилами, сделанный очень тщательно и изображавший фигурку голого человечка.
Джозеф, только что отпивший глоток кларета, вдруг закашлялся, и испуганная Констанс снова сунула записку под тарелку.
Короткого взгляда на изображение было достаточно: голый человечек плясал на крышке фортепиано и размахивал над головой флагом конфедератов. Лица его она не разглядела, да это было и не столь уж важно.
Принц, увлеченный своим ораторским талантом, ничего не замечал вокруг.
Констанс неподвижно сидела и смотрела прямо перед собой, оцепенев. Что означает этот рисунок? У кого на этом свете была причина…
Абигайль Мерримид!
Она посмотрела через стол на женщину, которая с еле заметной улыбкой на губах внимательно слушала, что говорил принц.
В это время к Констанс приблизился лакей, менявший тарелки.
Протянув руку к своей тарелке, Констанс решительно уцепилась за нее. С другой стороны к ее тарелке не менее решительно потянулась рука лакея. Менее всего ему хотелось каких-либо скандалов, но Констанс не собиралась отдавать ему тарелку.
– Мадам, – шипящим шепотом произнес он над ее ухом.
Она сделала вид, что не слышала, и, улыбаясь, вместе со всеми смотрела на принца, живописно заканчивающего свой рассказ.
– Позвольте взять вашу тарелку, мадам. Мне нужно заменить ее.
Констанс удалось сохранить невинное выражение лица, хота косточки ее пальцев, вцепившихся в тарелку, побелели от напряжения.
Вдруг рядом с ней Джозеф поперхнулся и стал кашлять.
Констанс охнула, с ужасом слыша пугающие звуки, которые издавал бедняга Джозеф. Лакей тут же позабыл о тарелке, внимание всех за столом было привлечено к подавившемуся мистеру Смиту.
– Что делать? – раздавались вопросы.
– Он так страшно кашляет!
– Похлопайте его по спине. Вот так. Посильнее.
Во время всеобщей суматохи Констанс в полной панике пыталась ослабить узел его галстука и молила всех о помощи. Совершенно неожиданно она встретилась глазами с Джозефом, и тот, ничуть не таясь, подмигнул ей и указал глазами на ее тарелку.
– О! – догадавшись, прошептала Констанс.
И пока дамы обмахивали беднягу Джозефа веерами, столпившись вокруг него, а мужчины продолжали давать советы и по очереди хлопали его по спине, она наконец извлекла из-под тарелки злосчастную бумажку и, аккуратно сложив, запрятала ее в глубокие складки лифа.
Почти сразу же Джозефу стало легче.
– Благодарю вас. Спасибо, сэр. Нет-нет, я уже достаточно выпил воды…
Ужин закончился вовремя, с озадаченным принцем на одном конце стола и его невозмутимой супругой – на другом. А счастливый лакей получил свою грязную тарелку с рыбными остатками.
– Бедняга, – со вздохом сочувственно сказал лорд Коллинз. – Нельзя сказать, что этот уик-энд оказался счастливым для мистера Смита, как вы считаете?
– Да, к сожалению, – согласилась его супруга. – Над беднягой словно нависла грозная туча. Дорогой, ты можешь пообещать мне кое-что?
– Конечно.
– Если мистер Смит примет участие в охоте, обещай мне держаться от него подальше. Мне как-то не по себе от мысли, что в его руках может оказаться ружье.
– Обещаю тебе, моя душечка. Я буду держаться подальше от этого неудачника.
Стук в дверь разбудил Констанс задолго до рассвета.
Она почти не спала в эту ночь и убедилась, что бессонница одинаково мучительна как в роскошном замке, где спят на легчайших, из гусиного пуха подушках и тонких льняных простынях, так и в крохотной, с покатым потолком комнатушке гувернантки.
Констанс накинула пеньюар, но вдруг остановилась. Возможно, ей просто показалось, что кто-то постучал? Или это был сон.
Но стук повторился громче и настойчивее.
Она колебалась, прежде чем повернула ручку. Среди прислуги в таких домах всегда ходят слухи о том, что творится в загородных поместьях. Говорят, что хозяин и хозяйка обычно закрывают глаза на полуночные визиты в чужие спальни или даже способствуют адюльтеру, помещая любовников в близко расположенных комнатах. Обманутым мужьям и женам тоже выпадал случай отвлечься.
В темноте древних, продуваемых сквозняками коридоров гости могли потеряться или же заблудиться. Рассказывали о некоем члене парламента, который, дождавшись условленного часа, прокрался в холл, а затем проник в комнату ждавшей его возлюбленной и с торжествующим криком «Ку-ка-ре-ку!» прыгнул в постель.
К несчастью, его возлюбленная, поменяв комнаты, не удосужилась сообщить ему об этом, и член парламента очутился в одной постели с до смерти перепуганным епископом.
Некоторую неловкость вызывали случаи, когда муж и жена, возвращаясь на цыпочках к себе по покрытому ковровой дорожкой коридору, невольно сталкивались. В таких случаях лучшим выходом считалось поздороваться.
Придерживая рукой халат, Констанс открыла дверь. За ней стоял Джозеф при полном параде.
– Джозеф?
– Я… – Он какое-то мгновение молча смотрел на нее, и, несмотря на то что на ней был пеньюар, она почувствовала себя голой.
– Что вы здесь делаете? – прошептала она.
В ближайшие минуты дом начнет просыпаться, многие из гостей поспешат вернуться до рассвета в свои спальни.
– Я уезжаю, – промолвил он. – Просто зашел попрощаться. Я не хотел, чтобы вы думали, будто я способен уехать, не сказав вам до свидания.
Констанс почти потеряла дар речи.
– Что вы хотите этим сказать? Почему вы собрались уезжать до воскресенья?
– Я должен. Получил срочную депешу, когда все разошлись по своим комнатам.
– Она имеет отношение к вашим склянкам?
Он ничего не ответил, но глаза его подтвердили ее догадку. Это была запретная тема.
– Джозеф. – Она протянула руку, испугавшись, что, возможно, больше не увидит его до своего брака. – Мне будет не хватать вас, – просто сказала она.
Слова были не те, они были бессмысленны в эту минуту и так противоречили тому, что творилось в ее душе, тем чувствам, которые переполняли ее. Ей стало трудно дышать.
– Мне тоже будет… – Он остановился и сжал ее руку. – Мне тоже будет не хватать вас. Я желаю вам счастья, Констанс. От всего сердца желаю вам только радости и счастья.
Целуя ей руки, он долго не отпускал ее.
– До свидания, – наконец прошептал он.
– До свидания, Джозеф.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился.
– Да, чуть не забыл. Завтра вам будет доставлена посылка, в крайнем случае в понедельник. Это мой подарок к вашей свадьбе.
– Спасибо, – улыбнулась Констанс.
Казалось, он снова был рядом, но вот он натянул пониже на глаза твидовое кепи и, еще раз поклонившись, ушел.
Констанс провожала его взглядом, пока он не исчез из виду. Но даже тогда она не двинулась с места, словно ждала, что он еще вернется.
Абигайль Мерримид одарила Констанс характерной для себя улыбкой. В ней было что-то неестественное. Казалось, почти все черты ее лица осуждают эту улыбку как нарушение единого кодекса правил, предписывающих неизменное презрение.
Дамы собрались в гостиной для послеполуденного чаепития. Большинство мужчин еще не вернулись с охоты, видимо, празднуя дневную добычу или просто наслаждаясь освежающими напитками в походной палатке.
– Нет, леди Мерримид, боюсь, у меня нет таланта к рисованию, хотя желание есть.
Возможно, Абигайль просто пыталась завести с ней разговор, подумала Констанс и вернулась к атласу мира, который разглядывала.
– Вы вяжете или вышиваете?
– Я пыталась научиться, – промолвила Констанс, ведя пальцем по линии реки Миссисипи, – и тому и другому. Боюсь, результаты не стоили усилий.
– Возможно, вы сильны в музыке, мисс Ллойд?
Констанс пожала плечами.
– Я люблю музыку.
– На каком инструменте вы играете?
Бесполезно сопротивляться, подумала Констанс, осторожно закрывая атлас и отдавая все свое внимание в распоряжение леди Мерримид.
– Я играю на фортепиано, но не очень хорошо. В основном детские песенки.
– Полноте, мисс Ллойд, не скромничайте. Мы здесь среди друзей. Боюсь, вы утаиваете от нас, что играете на фортепиано.
– Я ничего не утаиваю, леди Мерримид. Я немного играю на фортепиано.
Леди Трент, занятая разглядыванием акварельного пейзажа, повернулась к Абигайль и Констанс.
– Фортепиано – это прекрасный инструмент. Вы видели изящнейшее фортепиано здесь, в музыкальном салоне?
– Нет, леди Трент, я не заметила, – ответила ей Абигайль и снова повернулась к Констанс: – Значит, вы играете на фортепиано? Как странно. Не думала, что гувернантка умеет играть на фортепиано. Вас, должно быть, учили этому в детстве. – Ее тон свидетельствовал о том, что Констанс даже в детстве достойна ее осуждения.
– Да, учили.
Констанс была в желтом парчовом платье, надетом ею для ленча, на который она так и не попала. Она не считала нужным менять платье, ибо только один Джозеф, видел ее в нем.
– Вы доставите нам удовольствие, сыграв что-нибудь на фортепиано здесь, в Сандринхеме?
– Боюсь, что нет. Я играю только детские песенки.
– Как мило, мисс Ллойд. Я полагаю, что ваш опыт гувернантки, играющей на фортепиано, и ваша помолвка со вторым сыном герцога позволят вам еще больше совершенствоваться в умении рассказывать сказки.
– Я рассказываю сказки главным образом детям. Хотите послушать одну из них?
Леди Коллинз едва скрыла смех, заменив его легким покашливанием.
– Простите, – промолвила она.
– Как забавно. – Абигайль снова попыталась изобразить улыбку, но все кончилось тем, что она лишь показала свои выступающие вперед зубы.
В это время в гостиной появилась Виола Рэтботтом.
– Принцесса сейчас спустится вниз, – объявила она.
– О, мисс Рэтботтом! – воскликнула Констанс. – Как себя чувствует лорд Гастингс?
Виола вспыхнула, а Абигайль наконец широко, по-настоящему улыбнулась.
– Что вы хотите этим сказать, мисс Ллойд?
– Как я понимаю, вы были настолько добры, что отнесли ему ленч в комнату. Благодарю вас. Я чувствую себя неважно и поэтому не смогла сама сделать это. Ему стало лучше?
Виола вздохнула с облегчением:
– Да-да, конечно, мисс Ллойд. Мне кажется, ему лучше. Простите, я вначале вас не поняла.
Констанс прикусила губу, глядя на Виолу, севшую рядом с леди Трент. Абигайль продолжала улыбаться.
Когда принцесса присоединилась к дамам, было уже около шести вечера. Стали возвращаться мужчины. Констанс услышала голос Филипа, он смеялся чему-то, что рассказывал ему принц, хотя обычно Филип ни в чем не находил юмора.
Услышав его голос в холле, Констанс почувствовала, как все у нее сжалось внутри. Это был ее будущий муж, его бесстрастный смех, равнодушный голос. Умом она уже понимала это, но чувства отказывались верить правде.
Странно, но она вдруг поняла, что знает его еще меньше, чем тогда, когда впервые танцевала с ним в Каусе. Когда видела, как он проезжал верхом мимо ее окна. Она сама выдумала его, добавила к его внешности еще и характер. Так он стал ей ближе, но это был выдуманный образ Филипа.
Он был так непохож на Джозефа. Того она узнавала постепенно, снимая, как с луковицы кожуру, слой за слоем, обнаруживая новую глубину и силу его личности.
Джозефу удалось справиться с Люцифером силой своих рук и своей воли и спасти ее от несчастья. Благодаря своему желанию и воле он сумел со многим справиться.
– Мисс Ллойд? Леди Коллинз задала вам вопрос. Ваши мысли где-то далеко отсюда? – Ей улыбалась леди Трент.
– Простите. Пожалуйста, повторите ваш вопрос, леди Коллинз.
– Ничего особенного, мисс Ллойд. Я просто спросила, назначили ли вы с лордом Гастингсом день венчания.
– Венчания? Да, да! Нет, мы еще не уточнили дату. Герцогиня предпочитает это сделать после нашего визита сюда.
Виола замерла. Она явно прислушивалась к разговору, но делала вид, что разглядывает через лупу изображение римского Колизея.
– Думаю, нам не придется долго ждать, и это скоро случится, – расплылась в улыбке леди Трент. – О, молодая любовь. Как это прекрасно!
Констанс лишь улыбнулась в ответ. Леди Трент, сама того не зная, выразилась точно. Да, молодая любовь. Но в том, что она прекрасна, Констанс не была уверена.
На этот раз принц, открывая шествие на ужин, избрал в качестве своей дамы Абигайль Мерримид. Она приняла приглашение с заученным изяществом, и лишь блеск в ее глазах выражал вместе с удивлением и явное удовлетворение.
Принцесса, терпеливо выслушивая рассказ своего соседа об охотничьих трофеях, сделала, однако, своим избранником того, кто сидел слева от нее. Им оказался Филип.
Констанс не долго оставалась одна, ибо рядом с ней тут же оказался Джозеф.
– Вы позволите? – Он согнул руку в локте.
– Разумеется. Но у нас еще много времени. Сначала соответственно рангу идет знать, а уж потом мы, простые мисс Ллойд и мистер Смит. А пока можно заняться чем-нибудь полезным.
– Вы правы, как всегда, мисс Ллойд. Не заняться ли нам сочинением романа?
– Что ж, времени у нас на это вполне достаточно. А что, если мы сделаем что-то более полезное? Например, придумаем средство от насморка?
– Или выясним, почему происходят войны?
– Или придумаем, как излечить чиновников от взяточничества.
– Или как приготовить рыбу недельной давности так, чтобы она походила по вкусу на сливовый пудинг, – не выдержав, рассмеялся Джозеф.
Констанс всем своим существом ощущала его близость, своим плечом чувствовала тепло его плеча. Глядя на нее, Джозеф, казалось, снова хотел что-то ей сказать, но удержался.
– Джозеф, – прошептала она.
В его глазах появилась особая проницательность и острота, словно он видел ее без каких-либо отвлекающих земных деталей, как, например, черты лица или его цвет. Он глядел ей в самую душу.
Направляясь в столовую, они вдруг остановились. Джозеф как-то странно откинул назад голову, словно пытался привести в порядок свои мысли.
Тон его резко переменился, когда он произнес глядя прямо перед собой:
– А вот и мы.
За ужином они сидели рядом, хотя ее все время отвлекал лорд Трент своим длинным рассказом о том, как готовить заливное из перепелиных яиц, как их следует разрезать, чтобы они не напоминали выпученные глаза. Поэтому Констанс и Джозефу оставалось только обмениваться взглядами. Когда подали рыбу, ей показалось, что под ее тарелкой что-то лежит. Сначала она, подумала, что это обрывок карточки меню. Но меню было на кремовой бумаге, а бумажка под ее тарелкой была белой даже при неровном, мерцающем свете канделябра на столе. Это было как удар колокола. Интуиция подсказала Констанс, что тут таится опасность. Медленно и незаметно носком туфельки она толкнула под столом ногу Джозефа.
У него был самый невозмутимый вид, когда он ответил ей тоже легким толчком.
Принц увлеченно рассказывал о победе Англии в Крымской войне. Все за столом уже неоднократно слышали это, в том числе и участники самой войны. Но принц, взяв слово, не собирался его никому уступать, поэтому за столом почти не было общей беседы, и все головы были повернуты в тот конец стола, где сидел принц.
– Поэтому полковник и второй лейтенант, оба страдавшие от цинги, невзирая на раны…
Джозеф, не поворачивая головы, скосил глаза на Констанс. Она потянула за краешек бумажку к себе, чтобы Джозеф увидел ее. Не меняя выражения лица, он едва заметно кивнул. Но он явно не понимал, что это.
Слуги как раз меняли тарелки, и тот, кто подсунул ей бумажку, наверняка рассчитывал на это.
– Тогда он поднялся и, собрав остатки сил… – Принц был в отличной ораторской форме, и красноречие отнюдь не мешало ему во время драматических пауз поглощать еду.
Констанс медленно вытягивала из-под тарелки бумажку, решив наконец посмотреть, что же это. Кажется, на ней какие-то каракули. Нахмурившись, она еще сильнее потянула за уголок записки. А потом, раскрыв, увидела: это был рисунок чернилами, сделанный очень тщательно и изображавший фигурку голого человечка.
Джозеф, только что отпивший глоток кларета, вдруг закашлялся, и испуганная Констанс снова сунула записку под тарелку.
Короткого взгляда на изображение было достаточно: голый человечек плясал на крышке фортепиано и размахивал над головой флагом конфедератов. Лица его она не разглядела, да это было и не столь уж важно.
Принц, увлеченный своим ораторским талантом, ничего не замечал вокруг.
Констанс неподвижно сидела и смотрела прямо перед собой, оцепенев. Что означает этот рисунок? У кого на этом свете была причина…
Абигайль Мерримид!
Она посмотрела через стол на женщину, которая с еле заметной улыбкой на губах внимательно слушала, что говорил принц.
В это время к Констанс приблизился лакей, менявший тарелки.
Протянув руку к своей тарелке, Констанс решительно уцепилась за нее. С другой стороны к ее тарелке не менее решительно потянулась рука лакея. Менее всего ему хотелось каких-либо скандалов, но Констанс не собиралась отдавать ему тарелку.
– Мадам, – шипящим шепотом произнес он над ее ухом.
Она сделала вид, что не слышала, и, улыбаясь, вместе со всеми смотрела на принца, живописно заканчивающего свой рассказ.
– Позвольте взять вашу тарелку, мадам. Мне нужно заменить ее.
Констанс удалось сохранить невинное выражение лица, хота косточки ее пальцев, вцепившихся в тарелку, побелели от напряжения.
Вдруг рядом с ней Джозеф поперхнулся и стал кашлять.
Констанс охнула, с ужасом слыша пугающие звуки, которые издавал бедняга Джозеф. Лакей тут же позабыл о тарелке, внимание всех за столом было привлечено к подавившемуся мистеру Смиту.
– Что делать? – раздавались вопросы.
– Он так страшно кашляет!
– Похлопайте его по спине. Вот так. Посильнее.
Во время всеобщей суматохи Констанс в полной панике пыталась ослабить узел его галстука и молила всех о помощи. Совершенно неожиданно она встретилась глазами с Джозефом, и тот, ничуть не таясь, подмигнул ей и указал глазами на ее тарелку.
– О! – догадавшись, прошептала Констанс.
И пока дамы обмахивали беднягу Джозефа веерами, столпившись вокруг него, а мужчины продолжали давать советы и по очереди хлопали его по спине, она наконец извлекла из-под тарелки злосчастную бумажку и, аккуратно сложив, запрятала ее в глубокие складки лифа.
Почти сразу же Джозефу стало легче.
– Благодарю вас. Спасибо, сэр. Нет-нет, я уже достаточно выпил воды…
Ужин закончился вовремя, с озадаченным принцем на одном конце стола и его невозмутимой супругой – на другом. А счастливый лакей получил свою грязную тарелку с рыбными остатками.
– Бедняга, – со вздохом сочувственно сказал лорд Коллинз. – Нельзя сказать, что этот уик-энд оказался счастливым для мистера Смита, как вы считаете?
– Да, к сожалению, – согласилась его супруга. – Над беднягой словно нависла грозная туча. Дорогой, ты можешь пообещать мне кое-что?
– Конечно.
– Если мистер Смит примет участие в охоте, обещай мне держаться от него подальше. Мне как-то не по себе от мысли, что в его руках может оказаться ружье.
– Обещаю тебе, моя душечка. Я буду держаться подальше от этого неудачника.
Стук в дверь разбудил Констанс задолго до рассвета.
Она почти не спала в эту ночь и убедилась, что бессонница одинаково мучительна как в роскошном замке, где спят на легчайших, из гусиного пуха подушках и тонких льняных простынях, так и в крохотной, с покатым потолком комнатушке гувернантки.
Констанс накинула пеньюар, но вдруг остановилась. Возможно, ей просто показалось, что кто-то постучал? Или это был сон.
Но стук повторился громче и настойчивее.
Она колебалась, прежде чем повернула ручку. Среди прислуги в таких домах всегда ходят слухи о том, что творится в загородных поместьях. Говорят, что хозяин и хозяйка обычно закрывают глаза на полуночные визиты в чужие спальни или даже способствуют адюльтеру, помещая любовников в близко расположенных комнатах. Обманутым мужьям и женам тоже выпадал случай отвлечься.
В темноте древних, продуваемых сквозняками коридоров гости могли потеряться или же заблудиться. Рассказывали о некоем члене парламента, который, дождавшись условленного часа, прокрался в холл, а затем проник в комнату ждавшей его возлюбленной и с торжествующим криком «Ку-ка-ре-ку!» прыгнул в постель.
К несчастью, его возлюбленная, поменяв комнаты, не удосужилась сообщить ему об этом, и член парламента очутился в одной постели с до смерти перепуганным епископом.
Некоторую неловкость вызывали случаи, когда муж и жена, возвращаясь на цыпочках к себе по покрытому ковровой дорожкой коридору, невольно сталкивались. В таких случаях лучшим выходом считалось поздороваться.
Придерживая рукой халат, Констанс открыла дверь. За ней стоял Джозеф при полном параде.
– Джозеф?
– Я… – Он какое-то мгновение молча смотрел на нее, и, несмотря на то что на ней был пеньюар, она почувствовала себя голой.
– Что вы здесь делаете? – прошептала она.
В ближайшие минуты дом начнет просыпаться, многие из гостей поспешат вернуться до рассвета в свои спальни.
– Я уезжаю, – промолвил он. – Просто зашел попрощаться. Я не хотел, чтобы вы думали, будто я способен уехать, не сказав вам до свидания.
Констанс почти потеряла дар речи.
– Что вы хотите этим сказать? Почему вы собрались уезжать до воскресенья?
– Я должен. Получил срочную депешу, когда все разошлись по своим комнатам.
– Она имеет отношение к вашим склянкам?
Он ничего не ответил, но глаза его подтвердили ее догадку. Это была запретная тема.
– Джозеф. – Она протянула руку, испугавшись, что, возможно, больше не увидит его до своего брака. – Мне будет не хватать вас, – просто сказала она.
Слова были не те, они были бессмысленны в эту минуту и так противоречили тому, что творилось в ее душе, тем чувствам, которые переполняли ее. Ей стало трудно дышать.
– Мне тоже будет… – Он остановился и сжал ее руку. – Мне тоже будет не хватать вас. Я желаю вам счастья, Констанс. От всего сердца желаю вам только радости и счастья.
Целуя ей руки, он долго не отпускал ее.
– До свидания, – наконец прошептал он.
– До свидания, Джозеф.
Он повернулся, чтобы уйти, но остановился.
– Да, чуть не забыл. Завтра вам будет доставлена посылка, в крайнем случае в понедельник. Это мой подарок к вашей свадьбе.
– Спасибо, – улыбнулась Констанс.
Казалось, он снова был рядом, но вот он натянул пониже на глаза твидовое кепи и, еще раз поклонившись, ушел.
Констанс провожала его взглядом, пока он не исчез из виду. Но даже тогда она не двинулась с места, словно ждала, что он еще вернется.
Глава 11
Утром к завтраку спустились далеко не все. Когда чуть позднее девяти Констанс вошла в комнату, где стоял буфет с разнообразными блюдами, в ней никого, кроме нее, не оказалось.
Она на мгновение подумала, что ошиблась комнатами или ее часы были переведены вперед, как все часы в замке Сандринхем.
– Вы не ошиблись, мисс Ллойд. Кажется, в это утро все нас покинули, – приветствовал ее лорд Коллинз со своего места за длинным столом.
– Надеюсь, не по моей вине, – улыбнулась Констанс.
Она чувствовала себя усталой из-за бессонной ночи, мыслей о Джозефе, воспоминаний о том, каким было выражение его лица, когда он стоял в коридоре, и как она смотрела ему вслед.
Лорд Коллинз рассмеялся лающим смехом и поднялся из-за стола.
– Вы здесь ни при чем, моя дорогая. Мой слуга сказал, что многие из гостей сегодня утром почувствовали недомогание.
– Неужели? Я не ожидала, что вчерашняя пирушка повлечет за собой такие последствия.
– Дело обстоит отнюдь не так. Кажется, это совсем иное недомогание… Скажите, мисс. Ллойд, вы вчера за ужином съели всю рыбу, которая была у вас на тарелке?
– Рыбу? Да, кажется, почти всю.
– Я просто полюбопытствовал. Леди Коллинз съела все, что было у нее на тарелке, и сегодня чувствует себя не очень хорошо.
Констанс налила себе чаю.
– Надеюсь, она поправится.
Лорд Коллинз махнул рукой, в которой держал хлеб.
– Не беспокойтесь, дорогая. Я понимаю всякие там чувства и прочее, но сдается мне, что, как только мы приезжаем сюда на уик-энд, кто-нибудь из нас обязательно заболевает.
– Неужели? – Констанс села напротив лорда Коллинза.
– Именно так. Вы впервые посетили одну из королевских резиденций, не так ли?
Констанс утвердительно кивнула. Лорд продолжил:
– Самым плохим местом является Виндзор. Мы с леди Коллинз спустя две недели после нашего последнего визита туда заболели брюшным тифом. И не только мы, другие тоже пострадали, а лорд Эшберри… вы знали его? Прекрасный был человек, хотя излишне жестоко обращался со своими лошадьми. Так вот, старый Эшберри умер.
– Бедняга, – рассеянно ответила Констанс.
Было что-то странное во всей этой ситуации, но она никак не могла сложить все куски вместе и получить общую картину. Что-то тут было неладно.
– Нам следует радоваться, что мы оказались не в Балморале. Это место – рассадник болезней. Даже удивительно, как удалось королевской семье, которая провела там праздники, избежать болезней.
– Балморал, – повторила как бы для себя Констанс.
– Да. В Шотландии. Кстати, мисс Ллойд, вы не передадите мне сливки?
– Да. – Констанс встала и подала лорду сливки.
Шотландия. Вот куда уехал Джозеф. Вместе с саквояжем со склянками. Он отлично знает химию. И кстати, не слишком жалует местную аристократию.
Чашка задрожала в ее руке, блюдце задребезжало, и Констанс быстро отодвинула ее от себя.
– Мисс Ллойд, вы неважно выглядите.
Неужели Джозеф повинен во всех этих случаях заболеваний?
Ей вспомнились другие разговоры. У Джозефа, как говорят, либеральные взгляды. Неужели он анархист?
Нет, это невозможно, лихорадочно думала Констанс. А затем вспомнила, с какой страстью он говорил о необходимости переделать мир так, чтобы бедным людям стало легче. А эти странные личности Уокер и Кримминз, возникшие ниоткуда и отправившие его в Шотландию?
Браун. Еще одно имя. Браун.
– Простите, лорд Коллинз, – улыбнулась Констанс. – Боюсь, я что-то неважно себя чувствую.
– Да, конечно, идите, дорогая. Берегите себя.
Через силу кивнув, Констанс покинула гостиную.
– А теперь посмотрим, – пробормотал под нос лорд Коллинз. – Кажется, я видел на столе ветчину, где-то рядом с яйцами под майонезом.
– Должен вернуться в город, – бурчал лорд Трент. – Масса дел, сами понимаете.
– Мой младшенький простудился и наверняка заждался меня, – пояснила леди Баррингтон.
И никто не напомнил ей, что ее «младшенькому» около сорока.
Лорд и леди Мерримид тоже ждали экипаж. Лорд сидел в углу в кресле, прикрыв прозрачными веками глаза, и, кажется, опять находился в сладких объятиях сна.
Абигайль Мерримид бросила на Констанс взгляд из-под вуали своей элегантной шляпки.
– А где наш дорогой мистер Смит?
Констанс чуть было не сказала, что он уже уехал.
– Не знаю, леди Мерримид. Я не видела его со вчерашнего вечера.
Ей не хотелось лгать даже по таким пустякам.
– Как интересно. Можно подумать, что он просто испарился.
– Простите, леди Мерримид, мне нужно найти моего жениха.
Сказать по правде, она не видела Филипа весь день, а поскольку не он занимал ее мысли, чувство вины перед ним заставило ее начать поиски.
Филип появился в холле, сопровождаемый Виолой и Оуэном. Мужчины были бледны и неуверенно держались на ногах. Но бакенбарды Филипа были тщательно расчесаны, а ботинки блестели.
– Филип, как вы себя чувствуете?
Вид у него был совсем несчастный.
– Мне лучше, – ответил он со слабой улыбкой.
В нем было что-то хрупкое и беззащитное, и Констанс вдруг захотелось защитить его.
– Мы скоро будем дома, очень скоро, – постаралась успокоить его она, улыбаясь Виоле.
Похлопывая Филипа по руке, Констанс вдруг поняла, что чувство, которое она испытывала к Филипу, было ей удивительно знакомо. Он напоминал ей одного из тех детей, о которых она заботилась, будучи гувернанткой.
Подошла Стелла с вопросом, укладывать ли вещи, и Констанс с облегчением переключила свое внимание на прозаические дела. Менее всего ей хотелось думать о том, что, выйдя замуж за Филипа, она лишь сменит одно место воспитательницы на другое.
Слухи о том, что произошло в Сандринхеме, быстро распространились в кругу лондонской знати. Об этом говорили в закрытых клубах, в гостиных лучших лондонских домов, на пеших и конных прогулках в Гайд-парке.
Не потому, что это было каким-то необычайным событием. Многие званые вечера нередко заканчивались вспышками коротких желудочных недомоганий. Несколькими годами раньше довольно много пэров, собравшихся в одном поместье поохотиться недельку на фазанов, через день прервали свое пребывание в гостях, а в течение недели человек десять из них умерли, в том числе кто-то из слуг и горничных.
Но то, что произошло в Сандринхеме, было совсем другим. Не только потому, что это произошло в одной из королевских резиденций, но еще и потому, что это был дом принца Уэльского, будущего короля Англии.
Слухи распространялись. Говорили, что события в Сандринхеме не похожи на те, что случались в других загородных домах, и, вполне возможно, что это были чьи-то злонамеренные действия. Никто из гостей во время своего пребывания там не обнаружил запаха гнилой, застоявшейся воды – причины многих болезней.
Доходили и обрывки сплетен, распространяемых теми, кто не был в замке в этот уик-энд. Хотя большинство гостей были хорошо известны и в Мальборо-Хаусе, но на этот раз в Сандринхеме появилось несколько новых лиц.
Она на мгновение подумала, что ошиблась комнатами или ее часы были переведены вперед, как все часы в замке Сандринхем.
– Вы не ошиблись, мисс Ллойд. Кажется, в это утро все нас покинули, – приветствовал ее лорд Коллинз со своего места за длинным столом.
– Надеюсь, не по моей вине, – улыбнулась Констанс.
Она чувствовала себя усталой из-за бессонной ночи, мыслей о Джозефе, воспоминаний о том, каким было выражение его лица, когда он стоял в коридоре, и как она смотрела ему вслед.
Лорд Коллинз рассмеялся лающим смехом и поднялся из-за стола.
– Вы здесь ни при чем, моя дорогая. Мой слуга сказал, что многие из гостей сегодня утром почувствовали недомогание.
– Неужели? Я не ожидала, что вчерашняя пирушка повлечет за собой такие последствия.
– Дело обстоит отнюдь не так. Кажется, это совсем иное недомогание… Скажите, мисс. Ллойд, вы вчера за ужином съели всю рыбу, которая была у вас на тарелке?
– Рыбу? Да, кажется, почти всю.
– Я просто полюбопытствовал. Леди Коллинз съела все, что было у нее на тарелке, и сегодня чувствует себя не очень хорошо.
Констанс налила себе чаю.
– Надеюсь, она поправится.
Лорд Коллинз махнул рукой, в которой держал хлеб.
– Не беспокойтесь, дорогая. Я понимаю всякие там чувства и прочее, но сдается мне, что, как только мы приезжаем сюда на уик-энд, кто-нибудь из нас обязательно заболевает.
– Неужели? – Констанс села напротив лорда Коллинза.
– Именно так. Вы впервые посетили одну из королевских резиденций, не так ли?
Констанс утвердительно кивнула. Лорд продолжил:
– Самым плохим местом является Виндзор. Мы с леди Коллинз спустя две недели после нашего последнего визита туда заболели брюшным тифом. И не только мы, другие тоже пострадали, а лорд Эшберри… вы знали его? Прекрасный был человек, хотя излишне жестоко обращался со своими лошадьми. Так вот, старый Эшберри умер.
– Бедняга, – рассеянно ответила Констанс.
Было что-то странное во всей этой ситуации, но она никак не могла сложить все куски вместе и получить общую картину. Что-то тут было неладно.
– Нам следует радоваться, что мы оказались не в Балморале. Это место – рассадник болезней. Даже удивительно, как удалось королевской семье, которая провела там праздники, избежать болезней.
– Балморал, – повторила как бы для себя Констанс.
– Да. В Шотландии. Кстати, мисс Ллойд, вы не передадите мне сливки?
– Да. – Констанс встала и подала лорду сливки.
Шотландия. Вот куда уехал Джозеф. Вместе с саквояжем со склянками. Он отлично знает химию. И кстати, не слишком жалует местную аристократию.
Чашка задрожала в ее руке, блюдце задребезжало, и Констанс быстро отодвинула ее от себя.
– Мисс Ллойд, вы неважно выглядите.
Неужели Джозеф повинен во всех этих случаях заболеваний?
Ей вспомнились другие разговоры. У Джозефа, как говорят, либеральные взгляды. Неужели он анархист?
Нет, это невозможно, лихорадочно думала Констанс. А затем вспомнила, с какой страстью он говорил о необходимости переделать мир так, чтобы бедным людям стало легче. А эти странные личности Уокер и Кримминз, возникшие ниоткуда и отправившие его в Шотландию?
Браун. Еще одно имя. Браун.
– Простите, лорд Коллинз, – улыбнулась Констанс. – Боюсь, я что-то неважно себя чувствую.
– Да, конечно, идите, дорогая. Берегите себя.
Через силу кивнув, Констанс покинула гостиную.
– А теперь посмотрим, – пробормотал под нос лорд Коллинз. – Кажется, я видел на столе ветчину, где-то рядом с яйцами под майонезом.
* * *
После полудня гости стали покидать Сандринхем. Хотя многие собирались уехать ближе к вечеру, часы отъезда незаметно передвигались ближе к полудню. Картонки со шляпками, сундуки, баулы и чехлы с охотничьими ружьями загромоздили холл. Вокруг них суетились и хлопотали слуги и горничные гостей, бесшумно передвигаясь по коврам. У подъезда одна карета сменяла другую. Гости были возбуждены и переговаривались приглушенными голосами.– Должен вернуться в город, – бурчал лорд Трент. – Масса дел, сами понимаете.
– Мой младшенький простудился и наверняка заждался меня, – пояснила леди Баррингтон.
И никто не напомнил ей, что ее «младшенькому» около сорока.
Лорд и леди Мерримид тоже ждали экипаж. Лорд сидел в углу в кресле, прикрыв прозрачными веками глаза, и, кажется, опять находился в сладких объятиях сна.
Абигайль Мерримид бросила на Констанс взгляд из-под вуали своей элегантной шляпки.
– А где наш дорогой мистер Смит?
Констанс чуть было не сказала, что он уже уехал.
– Не знаю, леди Мерримид. Я не видела его со вчерашнего вечера.
Ей не хотелось лгать даже по таким пустякам.
– Как интересно. Можно подумать, что он просто испарился.
– Простите, леди Мерримид, мне нужно найти моего жениха.
Сказать по правде, она не видела Филипа весь день, а поскольку не он занимал ее мысли, чувство вины перед ним заставило ее начать поиски.
Филип появился в холле, сопровождаемый Виолой и Оуэном. Мужчины были бледны и неуверенно держались на ногах. Но бакенбарды Филипа были тщательно расчесаны, а ботинки блестели.
– Филип, как вы себя чувствуете?
Вид у него был совсем несчастный.
– Мне лучше, – ответил он со слабой улыбкой.
В нем было что-то хрупкое и беззащитное, и Констанс вдруг захотелось защитить его.
– Мы скоро будем дома, очень скоро, – постаралась успокоить его она, улыбаясь Виоле.
Похлопывая Филипа по руке, Констанс вдруг поняла, что чувство, которое она испытывала к Филипу, было ей удивительно знакомо. Он напоминал ей одного из тех детей, о которых она заботилась, будучи гувернанткой.
Подошла Стелла с вопросом, укладывать ли вещи, и Констанс с облегчением переключила свое внимание на прозаические дела. Менее всего ей хотелось думать о том, что, выйдя замуж за Филипа, она лишь сменит одно место воспитательницы на другое.
Слухи о том, что произошло в Сандринхеме, быстро распространились в кругу лондонской знати. Об этом говорили в закрытых клубах, в гостиных лучших лондонских домов, на пеших и конных прогулках в Гайд-парке.
Не потому, что это было каким-то необычайным событием. Многие званые вечера нередко заканчивались вспышками коротких желудочных недомоганий. Несколькими годами раньше довольно много пэров, собравшихся в одном поместье поохотиться недельку на фазанов, через день прервали свое пребывание в гостях, а в течение недели человек десять из них умерли, в том числе кто-то из слуг и горничных.
Но то, что произошло в Сандринхеме, было совсем другим. Не только потому, что это произошло в одной из королевских резиденций, но еще и потому, что это был дом принца Уэльского, будущего короля Англии.
Слухи распространялись. Говорили, что события в Сандринхеме не похожи на те, что случались в других загородных домах, и, вполне возможно, что это были чьи-то злонамеренные действия. Никто из гостей во время своего пребывания там не обнаружил запаха гнилой, застоявшейся воды – причины многих болезней.
Доходили и обрывки сплетен, распространяемых теми, кто не был в замке в этот уик-энд. Хотя большинство гостей были хорошо известны и в Мальборо-Хаусе, но на этот раз в Сандринхеме появилось несколько новых лиц.