О`Брайен Джудит. Выйти замуж за лорда

   – А как же Диши?
   – Виола согласилась обручиться и выйти замуж за него потому, чтобы избежать участи стать гувернанткой. Вот почему она так долго тянула с этими помолвками. Она все еще надеялась, что Филип вспомнит о ней.
   – Дайте мне опомниться. Невероятно, совершенно невероятно!
   – Вспомните взгляды, которые они бросали друг на друга. Разве вы не заметили? А в Сандринхеме они не сводили глаз друг с друга.
   – Я думал, что он просто следит за ней, опасаясь, как бы она не сделала ему гадость. – Он невольно погладил ее руку. – Я кое-что уже понял, Констанс. Он все время делал с нее наброски. Моя лаборатория полна набросков и портретов Виолы. Видимо, он все время видел перед собой ее лицо. А вы, пожалуй, правы. Черт возьми! Виола и Филип. – Покачав головой, он довольно засмеялся. – Право, Констанс, если бы вы только видели ее в детстве – одни кости, руки да ноги, но на голове всегда огромный бант. Мы считали, что так она маскируется: для кого-то она была просто девчонкой, а для нас двоих – агентом французской разведки, подосланным, чтобы убить нас. У нее были рогатка и коллекция острых камней для нее. Однажды она прицелилась в Филипа, а попала в меня, прямо в щеку.
   – Вот откуда у вас этот шрам? – Констанс улыбнулась, снова коснувшись его щеки. – А я-то думала, что он получен на дуэли.
   – В какой-то степени это было именно так. Она сражалась за Филипа. Как странно! Она сражалась за него, а мы этого не понимали.
   Констанс коснулась своих волос, которые пришли в беспорядок от сна и сражения с Джозефом.
   – У вас было интересное путешествие? – спросил он, щекоча своим дыханием ее щеку.
   Какой странный вопрос, подумала Констанс.
   – Да-да, спасибо. – Она едва осознавала, о чем он спросил.
   В темноте она снова погладила его лицо, сначала медленно, понимая, как они близки друг к другу, ближе, чем она себе представляла, и вдруг стала легонько ощупывать его черты – лоб, нос. Когда ее пальцы, скользнув по щеке, коснулись губ, он схватил ее за руку.
   – Констанс, – услышала она его шепот.
   – Джозеф. – Она тут же прикусила губу, чтобы приглушить голос и то чувство, которое завладело ею.
   Но его губы уже приникли к ней. Все куда-то поплыло. Он осторожно взял ее лицо в ладони. Ей была незнакома такая нежность.
   – Джозеф, – Констанс снова попыталась поговорить с ним, но он остановил ее.
   Она ощутила его близость, тяжесть прильнувшего к ней тела, слышала его дыхание, это было приятно, и хотя удивляло ее, но ей было покойно. Она расслабилась.
   Джозеф что-то говорил, но ей уже не хотелось слышать его голос, как бы мил он ни был ее слуху. Она просто хотела чувствовать его рядом, быть с ним.
   Он во всем казался ей совершенством. Запах его кожи, чуть уже знакомый ей по случайным и коротким мгновениям, теперь она вдыхала свободно и жадно, с наслаждением. Ее руки ощущали крепость его мускулов, и она угадывала то волнение, которое он испытывал от ее прикосновений.
   Он удивительно легко и быстро снял с нее одежду, его руки коснулись ее обнаженной кожи. Вместо испуга и смущения она испытала облегчение. Теперь его руки свободно ласкали ее.
   Внезапно поддавшись незнакомому чувству экстаза, она легонько укусила его мочку уха.
   Что произошло потом, скорее было похоже на налетевший ураган. Все вдруг смешалось и понеслось куда-то. А потом сладкая истома пронзила Констанс, когда его губы коснулись ее груди.
   – Констанс, – тихо, словно выдохнув, произнес Джозеф.
   Она более ничего уже не понимала, кроме его ласк и прикосновений, запаха его кожи. Она как бы вся растворилась в нем.
   Было все еще темно, и Констанс по-прежнему не могла разглядеть лица Джозефа.
   Прежде чем заговорить, он провел рукой по ее волосам и прижал прядь к губам.
   – Нам не следовало этого делать, – наконец вымолвил он. – Я не вправе был так поступать. Нам лучше было подождать.
   – Я хотела этого, – еле слышно произнесла Констанс. – Более чем чего-либо, и мне все равно, что будет. Я хотела этого. – Она поцеловала его в грудь. – Могу я теперь задать серьезный вопрос?
   – Мы пытаемся переменить тему?
   – Вы обещаете мне ответить честно?
   Глубоко и медленно втянув в себя воздух, он наконец уклончиво ответил:
   – Насколько это будет возможно.
   – Джозеф, то, что о вас говорят, это правда? Вы действительно намерены отравить королевскую семью?
   Он помолчал, прежде чем ответить.
   – Если быть честным, то мне не понадобится прикладывать к этому личных усилий.
   – Господи, что вы хотите сказать?
   – Вы пробовали вкус еды в Сандринхеме? Так вот, французский повар вполне справляется с этой работой за меня.
   – Я спрашиваю вас серьезно, Джозеф! Эти ваши склянки, ваше знание химии? Я сама слышала ваши решительные высказывания о республике.
   – Вы также просматривали самые популярные газеты, не так ли?
   – Некоторые… – попробовала оправдаться Констанс.
   – Мне придется подать в суд на ту, что опубликовала снимок врача-убийцы и заявила, что это я. Я более пригож на вид, чем он, и к тому же у меня нет бороды.
   – Джозеф, перестаньте шутить. Я должна знать правду. Чем вы занимаетесь? Почему вы связаны с Брауном? Почему исчезли?
   Джозеф откашлялся, и Констанс приготовилась услышать очередную отговорку, но он не спешил с ответом.
   – Не думаю, что мне следует вам все рассказывать. Это большая ответственность. Я предупреждаю вас, это тяжелый груз ответственности. Вы по-прежнему хотите знать правду?
   – Конечно, хочу!
   – Хорошо, будь по-вашему. Я расскажу это не ради себя, а ради Брауна. Есть немало людей, которые ждут не дождутся его падения.
   – Мне все равно, ради чего вы это сделаете, – произнесла Констанс.
   Джозеф медленно погладил ее по щеке.
   – Браун познакомился со мной несколько месяцев назад. Он слышал о моем увлечении науками, особенно теми, которые помогают в борьбе с болезнями. Я получил от него письмо, а прошлой весной произошла наша встреча. Я ему понравился как соотечественник, кельт.
   – Зачем он с вами познакомился?
   – Как вам известно, на королеву было совершено несколько покушений. Анархист с ружьем и тому подобное.
   – К счастью, ваш безумец был не столь точен, как наш мистер Бут. ^[2]
   – Да, мы должны радоваться этому. Но Браун боится, что эти сумасшедшие откажутся от огнестрельного оружия и прибегнут к более незаметным, но и более надежным способам.
   – Что вы хотите сказать?
   – Вернусь немного назад. В последние годы в медицине были сделаны великие открытия. Ваша Гражданская война очень расширила наши познания в медицине. Несколько лет назад микробы и многие заболевания, которые они вызывают, были мало известны медикам. На поле боя хирурги ампутировали конечности, затачивая скальпель о свои сапоги, а потом удивлялись, что пациент умирает после вполне успешной операции. Они убивали своих пациентов не ножом, а микробами, которыми были заражены их руки и те инструменты, с помощью которых они спасали жизни людей.
   – Это затрагивает те сферы, в которых вы работаете, не так ли? Предупреждение болезней с помощью гигиены и очистки воды?
   – Совершенно верно! – Его пальцы обхватили ее ладонь, и это было приятно. – Браун узнал о моих исследованиях. Как известно, у слуг тайная сеть передачи сведений и слухов почище шпионской. Итак, Браун попросил меня снять необходимые пробы, и в первую очередь пробы воды, во всех королевских резиденциях. Видите ли, среди гостей, побывавших в замках, нередки были случаи заболевания и даже смерти. Три года назад, как вы помните, болел принц и едва не умер.
   – Я помню благодарственный молебен. Это было так торжественно.
   – В прошлом году, когда заболела королева, Браун призадумался: совпадение это или просто рок? Почему члены королевской семьи так часто болеют?
   – Как умер супруг королевы?
   – Это совсем другое дело. Но и это продолжало беспокоить Брауна. Почему принц Альберт так быстро умер от тифа?
   – Но ведь это случилось еще до новых открытий в медицине?
   – Верно. Однако кое-кого это навело на раздумья.
   Констанс в растерянности покачала головой, но Джозеф продолжил:
   – Мы знаем, что тиф очень заразен и передается от больного человека здоровому. Что, если кому-то вздумалось, заболев тифом, заразить других? Что вы думаете об этом? Для этого достаточно заразить всего лишь воду. В королевских резиденциях такая же ужасная система канализации, как и во всех домах Лондона. Вода застаивается и становится рассадником любых болезней. Браун попросил меня проверить все королевские замки и убедиться, что во всем этом нет злого умысла. То, что вы у меня видели, были взятые мною пробы.
   – Какие пробы?
   – Я уже говорил, прежде всего воды, красок – вы меня поймали с ними в Сандринхеме, – грунта, пищи, даже тканей. Всего, что только можно. Я работаю сейчас над тем, как проверить чистоту воздуха, но пока так и не нашел метода, как сделать это.
   – Джозеф, почему бы вам не сказать об этом во всеуслышание?
   – Потому, что мы не хотим оповещать об этом наших будущих Джонов уилксов бутов, Констанс. Об этом даже страшно подумать. Теоретически любой может получить доступ к водоснабжению целого города. Мы пока не можем сделать наши подозрения достоянием общественности. И помимо этого…
   Он внезапно умолк, словно усомнился в том, стоит ли говорить ей это.
   – Вы можете доверять мне, – тихо сказала Констанс.
   – Я знаю. Это я знаю. Просто думаю, разумно ли рассказывать вам все. Я уже подверг вашу жизнь опасности.
   – Следовательно, хуже уже не будет, не так ли? Пожалуйста, Джозеф. Это будет нечестно.
   – Мы… то есть Джон Браун и я, догадываемся, кто лично может стоять за этим.
   – Почему вы не заявите в полицию и не арестуете его?
   – Потому что это сам принц Уэльский.
   Констанс так и осталась с открытым ртом.
   – Принц Уэльский?! Это невозможно! Зачем ему отравлять свою семью? Господи, зачем ему убивать и себя самого?
   – Он делает это не намеренно. Позвольте мне все вам объяснить. Браун хочет найти виновного в преступлении. Я думаю, что настоящий виновник – это лакей принца, а не Берти. Между лакеем принца и Брауном уже много лет существует откровенная неприязнь, и именно лакей подталкивает принца к мысли, что во всем виноват Браун. Принц старательно делает вид, что ничего не знает. По крайней мере таково мое мнение.
   – Но он будущий король! Как он может поступать так?
   – Он будущий король, который думает только об одном – ему нужно, чтобы его уважала собственная мать. Она же пока не позволяет ему править, разве что только в светских салонах. Он подавлен и полон обиды, и поэтому всю свою горечь и гнев направляет на единственного человека, которого уважает его мать и которому безгранично доверяет, – на Джона Брауна. Принц убежден, что именно Браун стоит между королевой Викторией и им, наследным принцем. К сожалению, его лакей оказался отъявленным авантюристом.
   – Значит, королева не знает, что происходит у нее под носом?
   – Насколько мне известно, она ничего не знает, но полностью во всем доверяет Брауну. Он же ни за что не потревожит ее страшными слухами. Он считает, что это его задача, и он с ней справится.
   – И ваша тоже?
   – Да. И моя тоже.
   – Вам платят за эти услуги? Я имею в виду, что ваша репутация, даже ваша жизнь могут подвергнуться опасности.
   Смех Джозефа нарушил тишину комнаты.
   – Нет. Боюсь, что на этот раз я оказался очень плохим коммерсантом. Именно по этой причине Браун отдал предпочтение мне, а не какому-либо доведенному до нищеты ученому. Я не только с готовностью посещаю различные светские рауты, где попутно занимаюсь своим делом, но Браун сам подбрасывает мне нужные приглашения. Он знает, что я не попрошу за, это гонорар. А моим выездам в свет никто не удивляется. Никто, кроме меня самого.
   – Значит, это все известно только вам двоим? Вы не сообщили этого премьеру или еще кому-нибудь?
   – Вы угадали. Хотя сейчас в этот секрет посвящены уже три человека.
   – Спасибо, – прошептала Констанс. – Спасибо, что рассказали мне.
   – Не стоит благодарности. – Джозеф откинулся на подушки, словно почувствовал облегчение. – Знаете, мне даже стало легче, – признался он. – Мне не хотелось, чтобы вы плохо думали обо мне.
   – Я никогда бы не подумала о вас плохо.
   – Я… благодарю вас. – Он переместился на постели.
   Они долго молчали, но каждый из них остро ощущал присутствие другого, его близость и теплоту.
   Джозеф приподнялся и сел, прислонившись к изголовью кровати. Констанс подвинулась поближе и положила голову ему на грудь. Он обнял ее и нежно поцеловал в лоб. Его легкое дыхание щекотало ей висок.
   – Что мы будем теперь делать? – тихо, почти шепотом, спросила Констанс, уткнувшись в его плечо.
   Он ответил не сразу, лишь глубоко вздохнул.
   – Я должен закончить это дело. Не только ради Брауна, но и ради будущего короля Англии. Он жертва пагубных советов, и это не его вина. Но он когда-нибудь станет королем и должен понять, что подобным интригам не должно быть места.
   – А когда все будет сделано, что будет с нами?
   – Я ничего не могу обещать, Констанс. Я не знаю, что ждет меня впереди, чем все это кончится. Я делаю все, что могу, хотя действую почти вслепую. Одно лишь могу сказать… Мне сейчас хорошо. Как никогда прежде…
   – Это правда?
   – Спокойной ночи, Констанс.
   Она поняла, что больше ничего от него не услышит. Он доверился ей, сказал больше того, что она могла себе представить, и дал ей то, о чем она лишь могла мечтать.
   – Спокойной ночи, – прошептала она и добавила еще тише: – Я люблю вас.
   Ответа не последовало. Констанс только улыбнулась, довольная хотя бы тем, что наконец могла признаться ему в этом.
 
   – Проклятие, – пробормотала она, проснувшись.
   Его не было рядом. Она, открыв глаза, собралась было обнять не только Джозефа, но и весь мир, однако его уже не было рядом, он исчез. Остались лишь записка и цветок. И ничего больше.
   Сна как не бывало, иллюзии исчезли, как утренняя роса под солнцем.
   Роза была великолепной.
   Едва заметная улыбка мелькнула на губах Констанс, когда она взяла ее в руки, удивляясь, где в горной Шотландии в середине осени он мог достать такую роскошную красную розу. Она с наслаждением вдыхала тонкий изысканный аромат бархатных лепестков.
   – Проклятие, – снова повторила Констанс, но уже не так сердито.
   Только сейчас она развернула записку. Имени, кому она адресована, не было – просто сложенная вдвое бумажка, обращенная ни к кому.
   Констанс взяла ее в руки и прочла ее:
    «К. Я вернусь. Д.»
   А в конце приписка:
    «И я люблю вас».
   – Черт возьми!
   Констанс наконец улыбнулась, а потом подумала, когда же это будет? Как ей хотелось, чтобы это произошло как можно скорее!

Глава 15

   Слуги в этом крыле замка просыпались рано. Уже слышались торопливые шаги по черной лестнице и в холле, дробный стук каблуков горничных, шорох швабр по полу, кто-то растапливал камин в кухне, звучал смех и звон посуды. Готовили завтрак для господ и прислуги. Шум, который был едва слышен на верхних этажах, здесь, в помещениях без ковров, в полупустых, побеленных известкой комнатах, где спала и работала прислуга, показался Констанс оглушительным.
   Она накрыла голову подушкой, но это оказалось бесполезным.
   Неужели все, что было ночью, ей только приснилось? Неужели Джозеф был здесь?
   Да, он был здесь. Она еще чувствовала в воздухе его запах, который уже терялся в запахе свежего хлеба, вынутого из печи, и горного тумана, проникшего в щели окна.
   О том, что он был здесь, говорила записка, до которой могла дотянуться ее рука, и чудесная красная роза. Мысли о нем заставили ее с наслаждением потянуться в постели. Улыбаясь, Констанс наконец соскользнула с кровати.
   Одевалась она очень быстро, затем провела несколько раз щеткой по волосам, наспех сколола их и спустилась в кухню.
   Ее встретили почтительным бормотанием, кто-то улыбнулся, кто-то кивнул. На большом столе лежали буханки свежего хлеба, а рядом – банки с джемом, масло, кофе, чай.
   – Мистер Браун уже спускался сюда? – спросила Констанс у молодого человека со светлыми волосами.
   Он на мгновение перестал жевать.
   – Он приходил и снова ушел наверх. Королеве нездоровится. Так что, пожалуй, мы не увидим его до вечера.
   День вдруг показался не столь прекрасным и радостным. Королева занемогла. Конечно, может, ничего серьезного.
   Или все же принц и его слуга приложили к этому руку?
   Ее охватило странное пугающее чувство, что она здесь совсем лишняя, и, как бы дружелюбно к ней ни относились слуги и какой бы мирной и приятной ни была их болтовня за столом, теперь Констанс слишком хорошо понимала, как в одно мгновение может быть нарушен привычный мир и покой. У каждого из них были свои обязанности, ежедневные дела, казавшиеся им очень важными.
   У Констанс пропал аппетит, и она покинула кухню, так и не съев ничего. Но, кажется, этого никто не заметил. Вернувшись в комнату, она поправила полотенце, висевшее над умывальником, разгладила покрывало на кровати и сложила свои вещи в сумку.
   Затем она без особой цели снова спустилась в кухню. Беспокойство ее росло.
   – Почему бы вам, мисс, не погулять в парке? – спросила ее кухарка.
   Это была женщина с приятным лицом, с которой Констанс уже разговаривала. Теперь она что-то помешивала большой деревянной ложкой, которая казалась продолжением ее руки. Она мешалкой указала на окно, вытирая фартуком стекающие с нее капли жидкого теста.
   – Прогуляйтесь, мисс, – она доброжелательно улыбнулась. – Хорошая прогулка вам не помешает.
   Констанс поспешно согласилась, понимая, что она просто мешает ей, и стремительно вышла из дома, даже позабыв зайти к себе за шляпкой.
   Утренний холодок бодрил, но Констанс не было зябко. Она обогнула дом, любуясь изумрудными лужайками и почти дикой красотой пейзажа вдали. Одно это могло взбодрить и успокоить душу. В этой красоте было больше величия, чем в том, что под силу сотворить человеку, и это вселяло надежду.
   Подол ее юбки намок от росы, но она не замечала этого. Кругом было изобилие цветов, огромные кусты вереска благоухали, и чем дальше она отдалялась от замка, тем прекраснее казались ей эти места.
   – Доброе утро, – вздрогнув, услышала она мужской голос. – Простите, я не хотел испугать вас.
   С каменной скамьи поднялся худощавый мужчина в длинном черном сюртуке и оранжевом жилете. На шее у него на цепочке болтались очки. Он двигался с усилием, и Констанс заметила прислоненную к скамье трость с серебряным набалдашником.
   – Пожалуйста, не беспокойтесь, – быстро сказала она, и ей показалось, что он с облегчением смущенно снова сел на скамью.
   Что-то в нем показалось Констанс знакомым. Его волосы казались неестественно черными из-за болезненной бледности лица, кожа которого была очень сухой, с сетью тонких морщин. Нижняя губа несколько выдавалась вперед, даже когда он улыбался.
   Это было запоминающееся лицо.
   Мужчина медленно поднял очки к глазам и посмотрел на нее сквозь толстые линзы.
   – Прошу извинить меня за невольную бестактность, мадам, но я плохо вижу. Иногда я не узнаю даже близких знакомых. Я просто хотел удостовериться, что передо мной не моя любимая племянница, а, не дай Бог, жена.
   Когда Констанс рассмеялась, любопытство на его лице сменилось удовольствием.
   – Не откажете в чести, мадам, составить мне компанию? – Он поклонился ей так, как кланяются на приемах во дворце, хотя остался сидеть на скамье.
   – Благодарю вас, сэр, но я не смею нарушить ваше уединение.
   – Что вы, мадам! – Благодаря блеску темно-карих глаз он выглядел лет на десять моложе. Они были полны юмора. – Буду только рад и благодарен. Я намеревался совершить нечто весьма предосудительное, но ваше появление вовремя образумило и пристыдило меня.
   Констанс улыбнулась:
   – Думаю, сэр, вам не стоит посвящать меня в детали.
   – Но я не удержусь.
   Он жестом указал на скамью, где было достаточно свободного места.
   Констанс села.
   – Я намеревался отведать того, что погубило больше романтических связей, чем что-либо другое.
   – Я уверена, что вы не должны мне больше ничего говорить, – ответила Констанс с такой веселой непосредственностью, что мужчина широко улыбнулся и признался:
   – Табак.
   – Табак?
   – Да, табак, – подтвердил он. – У меня в кармане припрятана великолепная сигара. Курение – привычка предосудительная, вульгарная. Врачи, учитывая мои годы и физические недуги, утверждают, что для меня курение подобно самоубийству.
   – Какая же из двух причин сможет заставить вас избавиться от этого греха: угроза прослыть вульгарным или страх смерти?
   – Конечно, вульгарность. Самоубийство, если все обставить как надо, может быть красивым уходом из жизни.
   Констанс рассмеялась, а джентльмен, не скрывая любопытства, с одобрением разглядывал ее, почему-то не прибегая к помощи очков.
   – Мне кажется, я улавливаю легкий акцент. Я не ошибся, мадам? Ваш прелестный голос напоминает мне о магнолиях и, осмелюсь сказать, табаке. Вы из южных штатов Америки, не так ли? Из Виргинии, например?
   – Сэр, вы удивительно проницательны. – Констанс действительно поразила догадливость незнакомца.
   До сих пор она не встречала английских джентльменов, которые осмеливались бы высказать догадку, что она американка, сочтя это верхом невоспитанности, а уж расспросы о том, кто она и откуда, показались бы им просто оскорбительными по отношению к даме.
   – У меня натренированный слух на диалекты, но, поскольку мое зрение слабеет, я вполне могу ошибиться. Обычно тех, кого я не вижу, я узнаю по голосу. Но ваш акцент мне хорошо знаком. Я могу похвастаться тем, что среди моих друзей много ваших соотечественников. Вы знаете Эштона Джонсона?
   – Нет, сэр. Но мой отец знал его. Я с большим интересом прочла его работы о Конфедерации. Во время войны он был столь же уважаем, как и генерал Ли.
   – Он превосходный человек, наделенный тонким умом. – На какое-то время джентльмен предался воспоминаниям, но потом снова повернулся к Констанс: – Вы гостья королевы?
   – Я? Нет-нет, что вы! – Она смущенно стала разглаживать складки юбок. – Я приехала сюда, чтобы кое-кого найти.
   – А-а, теперь я понимаю. Я все прекрасно понимаю!
   – Простите, вы о чем?
   – Это миссия любви, не так ли?
   – Я… – Но в этом пожилом человеке было что-то доброе, внушающее доверие, поэтому Констанс не испугалась. – Пожалуй, вы угадали. Хотя все теперь так запуталось…
   – Не говорите этого. Вы оба живы и здоровы?
   – Я вас не совсем понимаю…
   – Я спросил, жив ли ваш избранник?
   – Да, – ответила Констанс. – Конечно, да.
   – Тогда все ваши проблемы можно решить.
   – У вас очень оптимистичный взгляд на жизнь, – промолвила несколько озадаченная Констанс. – Но проблемы могут быть сложными и запутанными, не так ли?
   – Чепуха. Вы позволите мне рассказать вам одну совсем короткую историю?
   – Я с удовольствием ее послушаю.
   Он довольно рассмеялся и поудобнее устроил, очевидно, больную ногу.
   – Подагра, – пояснил он.
   – Мне очень жаль. Может, я чем-то могу помочь?
   – Нет-нет, дорогая. Вы ничем не можете мне помочь. Как бы мне ни было больно, я нисколько не жалею о тех прекрасных временах, за которые расплачиваюсь теперь этой хворью. На чем мы остановились?
   – На подагре.
   – Нет, я хотел рассказать вам одну историю. Много лет назад жил да поживал один юноша. Он был немного щеголь, немного денди и чертовски обаятелен, однако благоразумием, увы, не отличался.
   – Это довольно распространенный тип молодых людей.
   – Согласен. Этому молодому повесе уже грозила долговая тюрьма. Он получил кое-какое имя, сочиняя романы, вы знаете, это вид популярного чтива, где царствуют любовь и коварство, но в конце зло всегда наказано, так что богобоязненный читатель не был в обиде. Мой герой вдруг повстречал и полюбил женщину, довольно глупое создание, что он прекрасно сознавал, и к тому же на десять лет старше его. Она недавно овдовела. Но он решил жениться на ней.
   – Ради денег?
   – Отчасти. Вначале это было главной причиной для вступления в брак с ней. Но тут ему вдруг удалось благополучно избежать долговой тюрьмы; он победил на выборах в палату общин. Борьба, надо сказать, была отчаянная. Как вам известно, член парламента не может быть арестован за долги. И все же мысль жениться на богатой вдове не покидала его прежде всего потому, что он заявил всем об этом, да и нерешительность и сомнения невесты задели его гордость.
   – Она знала, что он беден?
   – Нет. Скорее она знала, какой у него характер. Видите ли, он был весьма легкомысленным молодым человеком, вечно заводившим любовные интрижки с женщинами легкого поведения. Вдове не хотелось оказаться в списке его очередных побед. К тому же ей хотелось выйти замуж за титулованную особу. Этот молодой человек в силу своего статуса члена парламента имел право поставить перед своим именем титул «достопочтенный».
   Констанс улыбнулась, а джентльмен похлопал ее по руке своей крупной суховатой ладонью.
   – На его пути к цели была масса препятствий, но он очертя голову ринулся в бой. Он посылал вдове одно письмо за другим, где неизменно обращался к ней не иначе как: «Моя дорогая жена». Наконец она уступила, и они поженились.
   – Это был удачный брак?
   – Представьте себе, да. Много лет спустя кто-то спросил эту женщину: правда ли, что ее муж женился на ней ради денег? Она ответила: «Да, правда. Но во второй раз он женился бы на мне по любви». И она была права, он сделал бы это.