О`Брайен Джудит. Выйти замуж за лорда

   – Ваша светлость…
   Констанс не знала, рассержена ли герцогиня на нее за ослушание и чаепитие у герцога или вне себя от гнева за то, что ее будущая невестка настолько вульгарна и дерзка, что называет горничную по имени вопреки поучениям герцогине. Во всяком случае, Констанс готовилась к серьезному наказанию. Она была готова ко всему, кроме того, что произошло на самом деле.
   – Моя дорогая девочка! – вскричала герцогиня.
   И тут Констанс не на шутку перепугалась, увидев слезы в глазах герцогини. Крупные настоящие слезы, готовые скатиться по ее щекам.
   – Моя дорогая, милая девочка!..
   И герцогиня сжала ее в своих объятиях.
   Констанс как-то в детстве слышала историю о том, как медведь-гризли задушил в своих объятиях человека. Она неожиданно испытала страх, подумав, что, возможно, ей грозит что-то похожее. Но ее обнимал не медведь, а будущая свекровь, пусть и неуклюже. В ушах у герцогини болтались бриллианты величиной с грушу и к тому же острые как нож. На какое-то мгновение Констанс показалось, что она потеряет сознание, в глазах ее все поплыло. Но герцогиня вдруг отпустила ее.
   – Ты сделала это, моя девочка! – Тут Констанс увидела, что герцогиня размахивает кремового цвета карточкой. – Дата венчания еще не объявлена, а тебе удалось это!
   – Удалось что?
   Нужно ли ей извиняться перед герцогиней. Отрицать, что она знает за собой что-то такое, что заслуживает порицания?
   – От самого принца! Ты и Филип приглашены на уик-энд в Сандринхем! Вы будете гостями принцессы и принца Уэльского! Ты достигла своего, моя дорогая! Мы достигли этого! Я должна сообщить об этом леди Трендом. Это приведет ее в ярость!
   – А как же Филип и его избирательная кампания? Разве для него не важнее остаться дома и работать? Ведь до выборов остались считанные дни?
   – Господи, ни в коем случае! Приглашение в Сандринхем важнее, чем какие-то речи и целование сопливых малюток! Подумать, только, приглашение в Сандринхем! Принц пока еще не король своей страны, но, бесспорно, король высшего света. Его приглашение!
   С этими словами герцогиня повернулась, чтобы уйти, но снова одарила Констанс улыбкой. Это было ужасно, и так же неожиданно и невероятно, как если бы запряженная в плуг крестьянская лошадь вдруг затанцевала.
   – Тебя надо поместить в лучшую комнату, дорогая! Сегодня вечером, как только мы отпразднуем это событие, ты переселишься в золотую комнату.
   Констанс постаралась ответить улыбкой. Но где-то глубоко внутри она ощутила неприятный холодок. Куда было бы лучше, если бы герцогиня вовсе не замечала ее.

Глава 7

   Сандринхем был огромен и производил впечатление. Построенный из кирпича и камня, с островерхими крышами и широкими окнами, он, как все загородные замки, отличался смешением стилей. В данном случае стиль Тюдоров и георгианский стиль взяли верх над готикой и неоклассицизмом. Филип с готовностью пояснил ей, что замок принца не столь велик и знаменит своей архитектурой, как Гастингс-Хаус. Он, кажется, был весьма горд этим.
   Замок был подарен принцу Уэльскому, когда тому исполнился двадцать один год. Вместо того чтобы стать оплотом добродетельной жизни для молодого принца, а затем и его супруги, как на это надеялся его отец, принц Альберт, где бы молодая пара могла вести здоровый образ жизни в тиши сельской Англии, замок стал еще одним Мальборо-Хаусом, где лондонские забавы и утехи успешно продолжались. Более того, в Сандринхеме было куда свободнее пренебрегать добродетелью и здоровыми навыками, ибо географически он отстоял довольно далеко от Лондона и слухи о недостойных инцидентах не сразу доходили до ушей строгой матери-королевы.
   Итак, Сандринхем был почти похож на Мальборо-Хаус, но в нем было больше охотничьих ружей, лесных зарослей, дичи и зверья и больше возможностей их подстрелить.
   Констанс и Стелла, произведенная в личные горничные молодой госпожи, сидели в экипаже напротив Филипа и его камердинера Оуэна. Констанс так и не знала, имя это или фамилия, но для Филипа это было единственным именем его слуги.
   – Это произошло, Констанс, – произнес он странно равнодушным голосом. – В эти два дня мы будем официально приняты в высший круг знати. Теперь нас будут принимать везде. – Он улыбнулся, словно понял, что это надо сделать.
   Констанс пыталась, но не смогла уловить хотя бы намек на радость в его голосе. Она же не испытывала ничего, кроме сильной усталости. За неделю до отъезда в Сандринхем герцогиня созвала армию портних, затребовала из Лондона трех белошвеек и отобрала еще семь человек из прислуги и всех засадила за шитье нарядов. Главная портниха, мадам Вандом, частенько забывала о своем французском акценте и переходила на смачный лондонский кокни, когда теряла «чертову иглу» или не находила под рукой «паршивых» брюссельских кружев.
   Констанс то и дело примеряла державшиеся на булавках платья для завтрака, платья для ужина и бала, утреннего выхода, костюмы для прогулок пешком и для верховой езды. Герцогиня как-то, перед тем как заказать костюм для верховой езды, устало, но все же справилась у Констанс:
   – Надеюсь, ты ездишь верхом?
   А в промежутках между примерками Констанс выслушивала бесконечные сплетни о тех, кто будет в Сандринхеме. Не раз ей хотелось в отчаянии закричать: «Кому это интересно!» – когда герцогиня передавала ей пикантные подробности, полученные из вторых, третьих, а то и четвертых уст. Какое Констанс дело до того, что лорд такой-то открыто сожительствует с бывшей пассией принца Уэльского, а тайком – с одной из так называемых скиттлз, девушек из района модных кегельбанов? Или что леди N решилась бежать с австрийским графом, упаковала чемоданы и напрасно прождала его под пешеходным мостом в Гайд-парке, чтобы потом узнать, что это предложение было лишь шуточной расплатой графа за проигрыш в клубе в бридж.
   Что бы там ни было, Констанс никак не могла смириться с тем, что должна выслушивать эти жалкие обрывки историй о человеческих ошибках и слабостях.
   Наконец когда пришел день отъезда, в ее комнате вдруг появилась горничная от герцога с небольшим жестяным ведерком, в котором лежало что-то завернутое в коричневую упаковочную бумагу.
   – Это вам, мисс, от его светлости, – присела перед ней горничная. – Они желают вам доброго пути и посылают вот это. Их светлость герцог считают, что, имея с собой еду, можно всегда чувствовать себя в безопасности. Особенно в дороге. Они собственноручно изволили завернуть для вас сандвичи с маслом и сыром и кекс с изюмом, мисс.
   Констанс впервые за последние дни рассмеялась. Она смеялась от собственной усталости, от милой глупости подарка и еще потому, что старый герцог снова проявил к ней доброту и дружелюбие.
   С высоко вскинутыми от изумления бровями провожала герцогиня будущую невестку, которая в шляпке с вуалью, в зеленом элегантном дорожном костюме и с бархатным ридикюлем увозила в Сандринхем, кроме четырех сундуков с платьями, еще и жестяное ведерко непонятного назначения.
   Путешествие в Сандринхем, сначала поездом, потом в экипаже, оказалось совсем недолгим. Через несколько часов они уже стояли на крыльце королевского замка. Над входом был натянут тент из парусины, а под ним – шеренга слуг в шотландских костюмах, встречающих гостей. Все слуги были как: на подбор – мужчины в клетчатых шотландских юбках, с ногами как стволы деревьев. Они приветствовали гостей, вносили в дом их багаж, провожали приехавших гостей в холл. Если бы понадобилось внести в дом фортепьяно, они как пушинку передали бы его друг другу через плечо, подумала Констанс.
   Поскольку Филип и Констанс не были женаты, а всего лишь помолвлены, им отвели комнаты в разных концах замка. На одно мгновение Констанс представила себе, как Филип раздевается в ее присутствии, и это расстроило ее больше, чем она ожидала. Она видела его не иначе как элегантным и лощеным.
   К крыльцу один за другим подкатывали экипажи, случались сбои и заминки, ибо многие из гостей не желали выходить из экипажей, не получив всеобщего внимания, и ждали, когда подойдет хотя бы кто-то из хозяев. Дамы обменивались приветственными кивками, и длинные перья на их шляпах выписывали в воздухе невероятные фигуры. Кто-то улыбался, на мгновение встретившись взглядами. Позднее, когда горничные распакуют сундуки и на туго зашнурованные корсеты будут надеты самые новые и модные платья для чая, в гостиной настанет час настоящих встреч и знакомств.
   Мужчины станут обмениваться дружескими рукопожатиями и делиться новостями об успехах на рыбалке или на охоте, щедро сообщая, где, в каких местах водится много уток или фазанов. Для настоящего мужчины отдых начинается не ранее вечера, за бильярдным столом со стаканом бренди в руке ив облаках табачного дыма.
   Другая сторона таких светских сборищ – это близость к принцу или принцессе, которые могут одарить кого-то своим вниманием, или, наоборот, здесь представлялась прекрасная возможность кого-то игнорировать. Выход из кареты – это только краткий пролог к тем событиям, которые развернутся позднее.
   Констанс знала, что она станет объектом внимания. Это напоминало эпизод с вальсом на балу в Каусе. Там принц пригласил ее на вальс, и все сразу узнали, что существует некая Констанс Ллойд, Сейчас она испытывала похожее чувство, видела тех же персонажей, пока не в вечерних туалетах, а в дорожных костюмах, но уже оценивающе поглядывающих на нее.
   Филип и его слуга Оуэн ушли в другое крыло дома, куда повел их лакей в белых чулках и, как показалось Констанс, с накладными мускулами на икрах.
   Тогда вошло в моду с помощью конского волоса делать ноги толще, мускулистей, ведь платят более высокое жалованье тем слугам, у кого крепкие ноги и рост выше шести футов.
   Констанс удивило и даже показалось странным, что в королевских домах слуги по-прежнему носят атласные панталоны и пудреные парики. Следовательно, королевская семья не учла неприятных уроков прошлого столетия и Американской революции, а если на то пошло, то в какой-то степени и Французской.
   Констанс и Стеллу провела в их комнату очаровательная молодая особа в голубом платье с кружевной наколкой на головке. Замок внутри был декорирован как охотничий домик, такое количество охотничьих трофеев и портретов самих охотников было развешено по стенам.
   Констанс очень понравилась ее комната, небольшая спальня, по-домашнему уютная, вовсе не королевская. Она вдруг уловила аромат цветов, почти забытый, но знакомый, легкий и неуловимый, и слезы навернулись на глаза.
   Наконец она нашла цветы кизила: на большом красного дерева комоде с зеркалом, покрытом легкой кружевной салфеткой, в строгой белой вазе стоял большой букет. Охнув от восторга, выронив из рук ридикюль, она подошла к комоду, вдыхая аромат, который не забыла даже за то десятилетие, что прошло с тех пор, как покинута родная Виргиния.
   В дверь кто-то постучал. Констанс, не открывая глаз и не отрывая лица от цветов, ответила:
   – Входите.
   Цветы кизила. Забытые образы снова встали перед ней: мать, подрезающая ветки кизила, растущего перед домом, отец с цветком кизила в петлице.
   – Мисс Ллойд? Вам нравится ваша комната?
   – Она чудесная, – прошептала Констанс и открыла глаза, повернувшись к двери, уверенная, что разговаривает с горничной.
   Перед ней стояла Александра, принцесса Уэльская. Констанс склонилась в глубоком поклоне.
   – Ваше высочество…
   Но принцесса нетерпеливо махнула рукой:
   – Пожалуйста, встаньте, мисс Ллойд. Вам понравилась комната?
   Принцесса была само изящество. Ее голубые как сапфир глаза были чисты и прозрачны, словно льдинки, токая кожа была безукоризненной, золотистые кудри собраны наверх, и лишь два колечка, словно невзначай, падали на лоб. В ее голосе с довольно сильным датским акцентом было столько чувства, как у ребенка, который хочет сделать приятный сюрприз.
   – Комната прелестная, ваше высочество. Особенно цветы. Я помню цветы кизила с детства.
   – Я очень рада. – Принцесса всплеснула руками и улыбнулась, показав красивые ровные белые зубы. – Я знаю, что вы из штата Виргиния, поэтому нашла в Лондоне теплицу, где выращивают кизиловое дерево. Я боялась, что не доставят заказ вовремя, но их прислали сегодня утром.
   – Как я благодарна вам, ваше высочество. Меня так тронула ваша забота.
   – Выражение радости на вашем лице – это все, что я хотела видеть. Должна сказать вам, что я не англичанка, моя родина Дания. Я тоже испытываю тоску по родному дому и всему, что знала в юные годы. Узнав, что вы прибыли в Англию совсем юной, после того, как потеряли семью, отчетливо представила себе, что вы должны чувствовать сейчас. Надеюсь, эти цветы сделают вас хотя бы немного счастливой и прогонят печальные мысли..
   – Я счастлива, ваше высочество. Очень счастлива.
   Принцесса улыбнулась и подошла поближе к Констанс.
   – Я хочу кое о чем вам рассказать, поскольку это ваш первый визит к нам. Мы пьем чай в пять часов. Гости будут все время прибывать, кое-кто из приехавших предпочтет отдохнуть после дороги, поэтому чаепитие не будет носить такой уж обязательный характер. Мужчины, возможно, захотят завтра утром поохотиться. Ужинаем мы строго в восемь тридцать. Принц любит пунктуальность, я же нет, поэтому не удивляйтесь, что все часы в замке спешат на пятнадцать минут. Дорогой Берти верит, что спешащие часы заставят и меня поспешить, но пока из этого, боюсь, ничего не получилось. Часы в вашей комнате точны.
   – Чай в пять, ужин в половине девятого, – повторила Констанс. – Спасибо, ваше высочество.
   – О, мисс Ллойд!
   – Что, ваше высочество?
   – Если вы будете голодны и захотите есть, – принцесса понизила голос, – ешьте за столом как можно быстрее. У нас ужин не длится пять с половиной часов. Мы его заканчиваем очень быстро. Принц съедает все мгновенно, его тарелки иногда пустеют прежде, чем кто-то успевает взять вилку. Если вы голодны, не заводите беседу с соседями справа или с леди через стол. Просто ешьте и все. А теперь отдыхайте, а если захотите выйти к чаю, мы вас ждем через час.
   – Благодарю вас, ваше высочество.
   Все, что успела сказать Констанс, ибо принцесса уже покидала комнату. Она довольно заметно прихрамывала, говорили, что это было результатом осложнения перенесенного ревматизма несколько лет назад, от которого, как все знали, она чуть не умерла. Болезнь частично лишила ее и слуха. Однако принцесса не позволяла болезням мешать ей выполнять свои обязательства.
   Констанс слышала, как она остановилась и постучалась в комнату, выходившую в холл:
   – Леди Коллинз? Вам удобно в вашей комнате?
   Как странно, подумала Констанс, глядя на цветы. Как, однако, все это странно.
 
   Чаепитие в гостиной оказалось совсем обычным, почти рядовым событием, хотя Констанс затянула себя в узкое платье из кремового и коричневого шелка с вырезом каре и воспользовалась серьгами герцогини. Возможно, такая атмосфера за чайным столом объяснялась присутствием принцессы Уэльской или именно поэтому общение оказалось удивительно приятным. Она царила за столом так незаметно и деликатно, была так приветлива, что женщины позабыли о вечном чувстве соперничества друг с другом, были милы и уступчивы.
   За столом была также леди Коллинз, чья комната была близко к комнате Констанс, прекрасная рассказчица с живым чувством юмора, а также пожилая дама леди Трент, совершенно потрясенная тем, что присутствует здесь. Она все время улыбалась и восторгалась всем, что видела перед собой, – от мармелада до колец для салфеток. Салат из омаров, который всегда подавали к чаю по распоряжению принца, привел ее в восторг, граничащий с экстазом. Остальных женщин Констанс не знала и не запомнила их имен, когда ее знакомили.
   Но эту нельзя было не заметить. В гостиную вошла молодая женщина, стройная блондинка с такими легкими и светлыми волосами, что они как нимб сияли вокруг ее головы. У нее была быстрая легкая походка, будто она скользила, а не ступала по полу. Ее поклон принцессе был образцом изящества и грации. Констанс тут же узнала в ней леди на портрете в Гастингс-Хаусе.
   – Виола, моя дорогая кузина, – защебетала Абигайль Мерримид, элегантная молодая особа, которая была замужем, как Констанс узнала из разговоров, за престарелым маркизом.
   Леди Мерримид могла бы быть классическим образцом английской красавицы, блондинки с карими глазами. Но ее тонкий нос был чуть длинноват, хотя и безупречно прям. Зубы, как, увы, это часто случается у англичанок, тоже были классически английскими, выступая вперед, но, к досаде леди, были желтоватого цвета. Это, однако, мало портило ее. Она редко улыбалась и произносила фразы не длиннее пяти слов. Было ли это ее естественным стремлением не привлекать внимания к недостаткам своей внешности или это объяснялось природной скромностью, уже не имело значения, ибо все это ей очень шло.
   Однако очаровала Констанс не она, а Виола. Констанс вспомнила, как старый герцог говорил о том, что Виола и Филип созданы друг для друга. Увидев теперь Виолу, она не могла с этим не согласиться. Кузина Абигайль была красива и элегантна. Блистательна.
   Пока Констанс раздумывала обо всем этом, Виола смело подошла к ней.
   – Мисс Ллойд? – Она протянула Констанс руку. – Здравствуйте. Мне кажется, мы скоро породнимся. Я Виола Рэтботтом и на сегодня помолвлена с Диши.
   – На сегодня, мисс Рэтботтом? – переспросила Констанс, когда Виола села рядом.
   – Да. Мне кажется, это наша уже четвертая помолвка.
   – Пятая, – поправила ее Абигайль Мерримид. – Не забывай о рождественском бале.
   – Господи, я все время забываю об этом. Хотя это правда. Мы с Диши помолвлены в пятый раз. И я искренне надеюсь, что сегодня наконец дело дойдет до венчания. – Виола снова повернулась к Констанс: – Скажите мне, что вы думаете о нашей с вами будущей свекрови?
   – Что ж, – осторожно начала Констанс, – она действительно неповторима.
   Виола улыбнулась, а Констанс невольно подумала, что напрасно художник написал ее такой серьезной, когда у нее просто очаровательная улыбка. Лицо Виолы просто светилось.
   – Неповторима. Пожалуй, этим много сказано, – согласилась Виола. – Я знала ее всю свою жизнь. Наши угодья граничат с землями Гастингс-Хауса. Я знаю Филипа всю свою жизнь.
   – Диши тоже будет здесь? Правда, герцогиня мне ничего об этом не говорила.
   – Нет. Видите ли, Диши немного странновато ведет себя, когда речь заходит о светских раутах. Они представляются ему своего рода пыткой. В этом он похож на своего отца. Потому герцогиня и возлагает все свои надежды на Филипа. Мы с Диши официально не объявляли о помолвке, просто в этом не было необходимости.
   Констанс нашла ситуацию несколько странной: помолвленная девушка появляется на светском приеме без жениха. Кроме того, ей показалось, что Виола не расположена, к тому, чтобы рядом с ней находился ее будущий муж, ни сейчас, ни вообще в будущем. Виола, видимо, хотела еще что-то добавить, но леди Трент, сидевшая недалеко, с восторгом, как к святыне, прикоснулась к подушке, на которой сидела.
   – Эта бахрома! – прошептала она. – Она великолепна! Я такой еще не видела. Подумать только, королевская бахрома! – Леди Трент протянула подушку Констанс. – Попробуйте, какая шелковистость, дорогая. – Но Констанс вежливо отказалась.
   В это время Виола уже обсуждала со своей кузиной общих знакомых.
   Все женщины были безукоризненно вежливы с Констанс, подражая принцессе. Никто не рассказывал истории о пьяных гувернантках и вульгарных американцах. Констанс более не удалось поговорить с Виолой.
   После чая большинство дам разошлись по своим комнатам отдохнуть и переодеться к ужину. Констанс же решила посетить библиотеку. Получив разрешение и напутствие, как найти библиотеку, она, не переодеваясь, направилась туда, чтобы найти для себя какую-нибудь книгу.
   Тяжелая дверь медленно отворилась под ее усилиями, и Констанс тут же почувствовала запах старинных кожаных переплетов и пожелтевшей бумаги, который она находила чудесным. Это была не просто библиотека, а хранилище всего, что было читано и перечитано в этих стенах.
   В библиотеке царил полумрак, солнце клонилось к закату и запуталось среди ветвей деревьев, рассеянным светом падая на лужайку. Вздохнув, Констанс переступила порог.
   – Мисс Ллойд!
   Мужской голос был таким тихим. Она узнавала и не узнавала его. Неужели ей послышалось?
   – Констанс.
   Она испуганно охнула.
   – Джозеф, – воскликнула она, прежде чем увидеть его воочию.
   Его костюм нуждался в утюжке, галстук был сбит набок: видимо, он пытался его ослабить, когда читал. Прядь каштановых волос, как всегда, упала на лоб, и ее позолотили лучи уходящего солнца. Джозеф тряхнул головой, по привычке пытаясь отбросить ее со лба. Он пришел в себя быстрее, чем Констанс.
   – Как я рад снова видеть вас, – сказал он искренне.
   Констанс решительно пересекла комнату с протянутой для рукопожатия рукой, словно они были деловыми партнерами. Он на мгновение заколебался, но потом пожал протянутую руку.
   – Надеюсь, с вашими делами в Шотландии все хорошо.
   Голос у Констанс был неуверенный, она смотрела в его глаза, в которых играли отблески закатного луча. Как часто она думала о нем в последние две недели, вспоминала его лицо или какое-нибудь особо запомнившееся ей выражение на нем. Ему незачем знать, как часто она думает о нем.
   – Все хорошо, спасибо.
   – Я очень рада. – Она глубоко вдохнула в себя воздух. – Что вы читаете?
   Какое-то мгновение он просто смотрел на нее, словно не слышал, что она сказала, а затем быстро выпрямился.
   – Простите? Боюсь, я не расслышал, о чем вы спросили.
   – Я просто спросила, что вы читаете.
   – Читаю? А, вы имеете в виду эти книги. Это книги по химии. Да. Простите, я просматриваю кое-что по химии из того, что имеется в библиотеке принца.
   – Вы в этом уверены?
   Его смех нарушил тишину библиотеки.
   – В определенной степени да.
   – А если я загляну в них, то не увижу вдруг в качестве иллюстраций изображения французских циркачек?
   – К сожалению, кто-то уже до меня вырвал эти страницы. Поэтому я ограничился книгой Листера.
   – Что же говорит нам славный профессор Листер?
   – Он говорит, я буду цитировать его, возможно, неточно, что нам всем надо мыть руки.
   – Он весьма ученый человек.
   – Да.
   Снова наступила пауза, хотя она не была для них неловкой или обременительной. Голос Джозефа казался напряженным.
   – Как вы привыкаете к новому образу жизни? Вы, кажется, весьма довольны. Во всяком случае, вам удалось получить приглашение принца Уэльского.
   – И вам тоже, Джозеф. Вы никогда не говорили, что вхожи в столь высокие круги общества. – Она опустила руки и крепко сжала ладони.
   А потом глаза их встретились, и встретились по-настоящему, как никогда прежде. Оба не, двигались, словно застыли во времени. Констанс видела, как смягчился его взгляд и выражение лица. Незаметная ямочка в углу ее рта привлекла его внимание, и, как он и ожидал, она не выдержала и улыбнулась.
   – Ну хорошо, – запинаясь, произнес он.
   В голове его одна мысль перебивала другую: продолжать ли смотреть на нее или вернуться к книгам по химии, к тому, чем он занимался, пока она не вошла в библиотеку.
   Но он не мог этого сделать. Словно невидимая сила удерживала его от любого движения. Констанс была обольстительной. Ее лицо сияло даже в полутьме библиотеки. Тем более обольстительной, что сама она не осознавала силы своего обаяния.
   – Принцесса поставила в моей комнате цветы кизила, – вдруг сказала Констанс.
   Джозеф перестал барабанить пальцами по столу.
   – Простите?
   – Принцесса Уэльская поставила мне на комод букет цветов кизила.
   – Кизила? – Но он тут же вспомнил эти цветы. Он видел их, путешествуя по Америке. – Кизил из Виргинии. Как это похоже на принцессу, найти что-то, что может быть приятно гостю.
   – Она всегда так мила?
   – Ко мне всегда. Она находит для меня, книги, которые, по ее мнению, могут интересовать меня, и кладет их на столик у моей кровати. В последний раз это был журнал для красильщиков столетней давности, где сообщалось, как готовить красители из насекомых и диких ягод. Была еще книга древних кельтских сказаний.
   Они снова помолчали, не зная, о чем еще говорить, и остро ощущая свою близость друг к другу.
   – Вы счастливы, Констанс? – спросил он вполголоса.
   – Я… я не знаю, – ответила Констанс. – Но сейчас, в этот момент, я счастлива.
   В это мгновение земной шар перестал вращаться вокруг своей оси, все исчезло, осталась лишь эта комната и они в ней.
   Констанс ощутила его дыхание на своей щеке, когда он наклонился к ней, и сама сделала шаг навстречу. Неожиданно, но и неизбежно их губы слились в поцелуе.
   Никогда еще она никого не целовала так и никогда никто так не целовал ее. В ту ночь в разрушенной таверне был момент, сблизивший их, но сейчас, после двухнедельной разлуки, все чувства внезапно обострились и заставили их забыть о многом, ввергнув в огненную пучину.
   И были эти чувства ей незнакомы. Констанс казалось, словно земля ушла из-под ног, но она не падает, потому что кто-то поддерживает ее. Она не испытывала неловкости, которая всегда возникала в тех редких случаях, когда губы Филипа касались ее щеки. Тогда она ощущала все, что происходило вокруг, слышала щебет птиц, стук конских копыт.